Текст книги "Звезда утренняя"

Автор книги: Константин Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА XVI,
в которой друзья встречаются вновь

Оставшиеся на берегу видели, как серебристый стратоплан скользил по воде, оторвался от поверхности моря, взмыл вверх и скрылся в золотых тучах. Но астронавты еще долго стояли и смотрели, сами толком не зная зачем.

Почему-то всегда становится грустно при проводах, и хочется еще раз, хоть на мгновение, увидеть того, кто уезжает, или хотя бы его платок в окне вагона. А это расставание происходило в таких драматических условиях, что людям было не по себе. Стратоплан уже давно скрылся, но кучка людей на берегу долго не расходилась.

Погода на Венере менялась с непостижимой быстротой. Только что было сравнительно ясно. Величественные ландшафты еще радовали глаз нежными оттенками красок, какие им дала суровая природа. Не прошло и минуты, как неизвестно откуда налетел бурный ветер, со всех сторон наползли тучи, почернело и разбушевалось море, все вокруг стало мрачным, и вдруг разразился ливень.

Тут нельзя было сказать, что дождь пошел, накрапывал, стал моросить… Нет, он именно разразился, хлынул совершенно внезапно, как будто в небе, среди набухших влагой облаков, перевернули огромный сосуд с водой.

Во время такого дождя на Венере ничего нельзя рассмотреть даже в двух шагах; всякое движение становится невозможным; струи горячей воды не изливаются, как вода из душа, а бьют каскадами по голове и телу подобно струям из брандспойта.

Все устремились назад, в ракету, где было сухо и безопасно.

Красницкий немедленно занял место у радиопередатчика. Уже наступил момент, когда нужно было ждать первого сигнала от улетевших в стратосферу.

В маленьком коллективе, несмотря на дружеские отношения, поддерживалась железная дисциплина. Все знали, что любое распоряжение начальника экспедиции или командира корабля подлежит безоговорочному исполнению в точно установленный срок. Когда Наташа и Владимир отправлялись в полет, они получили определенные инструкции. И на ракете знали, что регулярно каждые пятнадцать минут будут поступать сведения о том, где находится стратоплан. Для выполнения задания Яхонтов установил срок в десять часов. По истечении этого времени стратоплан должен был вернуться на базу. Было также известно, что стратоплан не должен удаляться от базы далее чем на 2500 километров.

Приказ о подаче сигналов точно соблюдался. Первое время регулярно каждые пятнадцать минут оставшиеся в ракете получали очередное сообщение, и на сетке координат наносилась кривая, изображавшая путь летящего стратоплана.

Потом передачи вдруг прекратились. Последняя радиограмма извещала, что разведчики готовятся выйти за пределы атмосферы Венеры. Точка на сетке координат показывала, где примерно это произошло.

С тех пор прошло немало времени. Красницкий особенно настороженно прислушивался ко всем звукам, доносившимся из эфира сквозь шумы помех, стараясь не пропустить позывные стратоплана, но час проходил за часом, а от разведчиков донесений больше не поступало.

Сандомирский, заложив руки за спину и не произнося ни слова, то ходил по салону, то вдруг поднимался в рубку и нетерпеливо покусывал усы. Понимая его состояние, остальные ни о чем не спрашивали. Красницкий не отрывался от приборов и несколько раз сам посылал вызов, но не мог добиться ответа. Из эфира не доносилось ни одного звука, похожего на сигналы стратоплана.

Между тем ливень перешел в грозу. На этот раз вместо обычной оживленной беседы за обедом царило молчание. Никто не оценил по достоинству супа из мясных консервов с сухими овощами, над приготовлением которого старался астроном – очередной дежурный по кухне.

Снаружи доносился вой ветра. Эти заунывные звуки и шум дождевых потоков, бивших неустанно в металлическую оболочку ракеты, нагоняли гнетущую тоску. То, что было видно сквозь окна салона, никак не могло поднять настроение. Плотная завеса дождя совершенно скрывала не только горизонт, но и самые близкие предметы. На первом плане виднелись только черные, блестящие от влаги, неуютные скалы и бешеные волны, кидавшиеся на берег. Мучительно хотелось увидеть солнце, но его не было в этом странном мире.

Непрерывно сверкающие молнии не пугали путешественников. Высокие утесы находились рядом и представляли естественный громоотвод. И сейчас сквозь потоки воды было видно, как огненные стрелы то и дело ударяют в скалы, но мощные электрические силы, не принося вреда, уходили в почву.

– Страшно подумать, – заметил профессор после особенно сильного разряда, потрясшего воздух, – что было бы с нашей ракетой, не будь рядом этой природной защиты…

– Не время сейчас думать о пустяках! – неожиданно оборвал его Яхонтов. – Скажите лучше, что может случиться с нашим стратопланом, попавшим в такую грозу?

Виктор Петрович никогда не повышал голоса. Резкий тон замечания был необычен и выдал путешественникам всю глубину волнения, охватившего начальника экспедиции. До того все сдерживались и избегали в разговоре всякого упоминания о Владимире и Наташе, чтобы не возбуждать тревоги. Теперь одна короткая фраза как будто сорвала печать молчания, и долго сдерживаемое беспокойство нашло выход.

– Почему же они молчат? – воскликнул Сандомирский. – Стратоплан оснащен превосходно! Отчего так долго нет ни звука от них?

– Не думаю, чтобы они могли забыть, – сказал Шаповалов, который смотрел теперь на академика с явным раздражением. – Просто гроза нарушила связь.

– Может быть, и так. Смотрите, какая буря! – вмешался Сандомирский.

Но по лицу Шаповалова было видно, что предполагает он другое.

– Вы думаете… авария? – спросил академик. Шаповалов хмуро кивнул головой.

– «Авария»! – возразил Сандомирский. – Какая авария? Одинцов – опытный летчик. Ни о какой аварии не может быть и речи.

– А сильный разряд между тучами? – заметил Красницкий.

– Чепуха! Одинцов не дурак, чтобы лезть туда, куда не нужно. Пилот обязан уходить от грозы. Элементарное правило навигации…

Шаповалов добавил:

– У наших пилотов большой опыт в полетах на Земле и в межпланетном пространстве, но они ничего не знают об опасностях, подстерегающих самолет на Венере…

– Что вы, собственно говоря, хотите сказать, профессор? – хмуро спросил Яхонтов. – Вы стремитесь убедить нас в гибели стратоплана?

– Вовсе нет. Но я всегда стараюсь предвидеть худшее, чтобы своевременно наметить план действий… Ведь нельзя же сидеть сложа руки. Надо принимать какие-то меры.

– Не так-то легко найти людей на чужой планете, – бросил академик. – Мы даже не знаем, в какую сторону улетели наши разведчики после последней передачи… Может быть, вы сумеете предложить что-нибудь конкретное, Михаил Андреевич?

Осталось неизвестным, что собирался предложить профессор. Настроение создалось напряженное, и каждое мгновение могла возникнуть ссора. Тут вмешался Сандомирский.

– Если говорить о конкретных мерах, – решительным тоном заявил он, – то это мое дело! Направление полета известно – все указано в графике. Нет сомнений, что Одинцов точно исполняет все, что ему было приказано. Где их искать? Конечно, там, откуда получен последний сигнал… Будь второй стратоплан, дело было бы проще. А теперь придется воспользоваться вездеходом. И не переставая посылать позывные. Другого пути я не вижу.

Эти вполне деловые высказывания несколько разрядили атмосферу.

– Соображения, конечно, правильные, – сказал академик, успевший овладеть собой. – Возможно, ими и придется воспользоваться. Однако не следует торопиться. Подождем, пока утихнет гроза. Пока рано устраивать панику. Срок еще не истек. Они поднялись в 10.15, а сейчас 18.30. Можно надеяться, что самолет цел и невредим, но просто не может передать свой курс по радио. Если же к ночи Владимир с Наташей не вернутся, то завтра надо отправляться на розыски.

– Само собой… – подхватил Сандомирский.

– Да, но с одной поправкой. Розыски – мое дело. Вы командир корабля. А за судьбу экспедиции и жизнь личного состава отвечаю я!

Сказаны были эти слова совершенно категорическим тоном. Оставалось только повиноваться.

– Виктор Петрович, возьмите меня с собой! – заявил Сандомирский.

– Прошу и меня! – присоединился Красницкий.

Несмотря на серьезность положения, академик улыбнулся:

– Хорошо, хорошо! Я вижу, недостатка в желающих отправиться на поиски у нас нет. Однако поедет со мной только Иван Платонович. Нельзя же всем покидать базу. Если товарищи не вернутся, спасательная группа выступает завтра, в восемь часов утра.

– А мы с профессором остаемся? – вздохнул Сандомирский.

– Ничего, ничего, и ваша задача достаточно почетная!

Однако этот разговор лишь ненадолго разрядил тревожное настроение, охватившее путешественников. Когда все разошлись, каждый остался со своими нерадостными думами.

Сандомирский ушел в рубку, сел в кресло и погрузился в наблюдения. Гроза не прекращалась. Глядя, как порывы ветра потрясают тяжелый корпус вездехода, надежно укрепленный на берегу канатами, он невольно рисовал себе незавидное положение потерпевшего аварию стратоплана и его экипажа.

– Ну как, есть связь? – то и дело спрашивал он Красницкого, снова севшего за радиоприемник.

– Нет, Николай Александрович, – отвечал каждый раз Иван Платонович, регулярно через десять минут переходивший с приема на передачу позывных ракеты.

Начальник экспедиции, еще недавно отвергавший всякую возможность несчастья, удалился в свою каюту, где и застыл в кресле перед окном.

Ровно в двенадцать часов ночи раздался звонок, означавший время идти спать. Ночь создавалась искусственно: окна кают занавешивались светонепроницаемыми шторами, и все электрические лампочки, кроме дежурных в рубке, салоне и коридоре, выключались.

На этот раз никто не мог уснуть и после сигнала. Когда в два часа пополуночи Виктор Петрович в пижаме, неслышно ступая по ковру в ночных туфлях, поднялся в рубку, он нашел там командира корабля.

– Не спится? – спросил академик.

– Какой уж тут сон, Виктор Петрович! И со спокойной душой частенько уснуть не могу, а здесь… сами понимаете. Смотрите, что делается!

Гроза прекратилась, но ветер усилился. Волны с ревом набегали на берег и яростно бросались на скалы, едва не достигая того места, где стоял вездеход. Ракета, несмотря на надежные крепления, покачивалась, как корабль в бурю. Валы захлестывали окна, и в струях стекающей воды неясные очертания берегов становились расплывчатыми.

– Николай Александрович, – снова заговорил академик, – скажите откровенно и между нами, что могло случиться с молодежью? Как вы думаете?

– Боюсь, что разбились. Вероятно, стратоплан погиб. Если бы он остался цел, Одинцов нашел бы способ вернуться или хотя бы установить связь. До сих пор на наши позывные нет ответа. Значит, стратоплан вышел из строя. Но живы ли они сами? Эх, Володька, Володька!..

Несмотря на поздний час, Красницкий все еще сидел у приемника. Его сгорбленная фигура выделялась черным силуэтом на фоне окна.

Этот человек, сам изведавший тяжелую горечь одиночества, особенно остро понимал, как много значит потеря двух товарищей для маленькой группы людей, заброшенных в неведомый и враждебный мир. Давно кончился срок его вахты, но он не отходил от передатчика, все еще надеясь услышать далекий голос пропавших без вести.

Академик Яхонтов отчетливо представлял душевные переживания астронавтов и старался поднять их настроение.

Нарочито громко, чтобы услышал Иван Платонович, он произнес:

– Ничего, Николай Александрович! Они – вдвоем, к тому же молоды и полны сил. С утра отправимся на поиски. Если стратоплан разбился, он ведь не маленький предмет – на темном фоне скал его легко заметить. Не горюйте. Понимаю ваше состояние. Мы все составляем теперь одну семью… Самое главное в трудные минуты не терять головы и не поддаваться мрачным настроениям. Мне тоже нелегко, но я стараюсь владеть собой.

Некоторое время спустя Красницкий пошел отдыхать, а его место у рации занял астроном.

К шести часам утра ветер прекратился так же внезапно, как и возник. Волнение в открытом море еще продолжалось, но вода в бухте скоро стала спокойной.

Утром, ровно в восемь часов, участники спасательного отряда поднялись в кабину вездехода. Красницкий сел на место водителя и включил двигатель. Тяжелая машина задрожала, гусеницы пришли в движение…

На вездеходе была герметически закрытая кабина, снабженная запасами кислорода, воды и пищи, а также аппаратурой, поддерживающей необходимую температуру и влажность воздуха. На такой машине для пассажиров нет нужды в обременительных защитных костюмах и масках. Астронавты чувствовали себя в вездеходе так же легко и свободно, как и в космической ракете.

Мощный двигатель позволил легко преодолеть крутой подъем, и через десять минут вездеход оказался на скалистом плато. Местность была открытая – холмистая равнина, замкнутая вдали горными хребтами. Вокруг не было ничего, кроме огромных камней, лежащих на тонком слое песка или глины, покрывавших основную породу. Равнинный характер местности не означал, однако, что вездеход двигался по гладкой и ровной поверхности. Наоборот, плато было сильно бугристым. Во множестве попадались осколки каменных глыб. На пути повсюду были крутые подъемы и спуски. При всем искусстве водителя, ловко лавирующего среди препятствий, кабина вездехода раскачивалась на подвесах, подобно лодке среди бурного моря. Путешествие в таком экипаже было не из приятных.

Академик сидел в кресле с правой стороны, мрачный и озабоченный. У Красницкого тоже щемило на сердце, но оба крепились и делали вид, что их предприятие должно увенчаться успехом. Старались говорить на отвлеченные темы, используя для разговора окружающую обстановку.

– Какая жестокая и суровая здесь природа! – заметил Красницкий, с силой вертя штурвал на повороте.

– Я увидел здесь то, что и ожидал, – ответил академик. – История планеты Венеры написана не дальше первых глав. Типичный первозданный ландшафт. Что вы хотите? Ведь это гигантские потоки недавно застывшей лавы. Смотрите! У нас под ногами ярко выраженные изверженные породы. Очень твердые и почти не прикрытые почвой. Денудационные процессы еще не успели выровнять поверхность.

– Откуда же берется эта лава? – спросил Красницкий. Вместо ответа академик указал на отдаленный горный хребет, который виднелся справа. Во многих местах зубчатой цепи гор, замыкающих горизонт, высоко поднимались характерные для вулканов облака густого дыма, а кое-где поблескивали и языки пламени.

– Возможно, что мы встретим на пути и совершенно новые потоки лавы, – заметил он. – Тогда будет плохо.

Красницкий молча повернул руль, чтобы объехать огромный камень, преградивший дорогу.

– А вот эти угловатые, но кое-где округленные обломки горных пород, которые так мешают нам, – продолжал академик, – несомненно, более позднего происхождения, чем лава. Они выброшены из недр планеты.

– Вулканические бомбы? – заметил Красницкий.

– Судя по внешнему виду, они упали не одну сотню лет назад.

Разговор на некоторое время оборвался, так как дорога сделалась особенно трудной и машина с трудом пробиралась среди обломков.

Красницкий поглядел вокруг, на пустынный и мрачный ландшафт, и заметил:

– Никаких признаков живых существ!

– Их не следует искать среди голых скал или на каменных равнинах, – возразил академик. – Животный мир Венеры, по всем данным, еще не вышел из воды. На суше его можно обнаружить разве что в ущельях или в низких местах, где скопляется влага. Здесь вы ничего не найдете.

Разведчики уже успели удалиться на довольно значительное расстояние от места, где осталась ракета. Красницкий, имея график, указывающий направление, куда вчера скрылся самолет, упрямо вел машину в ту же сторону. Несмотря на неровности почвы, средняя скорость не падала ниже 40 километров. Так, без особых приключений, вездеход двигался более трех часов и достиг места, где плато стало понижаться. Красницкий остановил машину, решив сначала посмотреть, что лежит впереди. Вооружившись биноклями, путешественники внимательно осмотрели раскрывшуюся перед ними панораму.

Далеко слева, у самой линии горизонта, блестела розовая полоска моря. С правой стороны, на расстоянии примерно сотни километров, тянулся высокий горный хребет. Отдельные вершины поднимались так высоко, что терялись в тучах.

Виктор Петрович весьма внимательно осмотрел горы и, опустив бинокль, сказал:

– Вот одна из возможных причин аварии. Обратите внимание! Среди гор вдруг вздымаются пики, настолько высокие, что верхушки скрываются в облаках.

– У нас таких нет, – заметил Красницкий.

– Вполне понятно, – пояснил академик, – мы не видим гор на Земле в их первоначальном состоянии. Мы наблюдаем лишь остатки древних горных хребтов, которые подверглись выравнивающему воздействию воды, атмосферы и других денудационных сил. Первичные горы давно уже стерты с лица Земли. Вероятно, они были высоки. А здесь перед нами первичная складчатость Венеры, созданная под влиянием более сильных вулканических процессов, чем на Земле.

Красницкий посмотрел еще раз на чудовищные пики, и у него мелькнуло опасение, что они найдут только трупы пропавших друзей.

– Не стоит предаваться отчаянию, – понял его настроение академик. – Лучше подумаем, что делать дальше. Я предлагаю вести поиски именно среди гор. По курсу, каким летел Одинцов.

– Не в долине?

– Нет. Необходимо осмотреть места за высокими пиками. Если предположить столкновение, то аппарат по инерции должен был пролететь еще километров пятьдесят вперед. Вы не согласны?

– Думаю, что вы правы. Тем более, что нам вообще нелегко пересечь равнину.

– Почему?

– Смотрите, какой густой кустарник. Дальше как будто река. Похоже, что берега болотистые. Увязнем. В замечаниях Красницкого была доля истины.

– Как решим? – спросил академик.

– Как вы сказали. Повернем направо, по гребню возвышенности, а затем поедем вдоль хребта.

– Так мы и сделаем, – согласился академик. Более двух часов вездеход пробирался между камней, стараясь держаться на самом гребне возвышенности, откуда можно было видеть далеко во все стороны.

Чем ближе придвигались горы, тем труднее становилась дорога. Поверхность застывшего потока лавы делалась все более неровной. На каждом шагу встречались теперь огромные глыбы, которые приходилось объезжать, склоны были очень крутыми. Могучая машина с трудом преодолевала крутизну. Иногда приходилось останавливаться, отходить назад, искать место для разбега, а затем давать полный ход, чтобы преодолеть препятствие.

По-прежнему не было никаких признаков животного мира, но стала попадаться растительность. Она была представлена лишайником грязно-красного цвета, который покрывал скалы. Подъем становился все круче. Лавируя между утесами, двигаясь не по прямой, а извилистым путем, разведчики сумели подняться на своей машине довольно высоко. И чем выше в горы проникали астронавты, тем шире открывался кругозор.

Отсюда стало видно, что между пологими горными хребтами лежит долина, сплошь покрытая густыми зарослями красного кустарника. Среди них текла река. Ее русло то скрывалось в зарослях, то блистало оранжевым светом, отражая небо. Противоположный берег был голым и скалистым.

С каждой минутой продвижение становилось труднее. Наконец настал момент, когда Красницкий выключил двигатель, остановил машину и сказал:

– Всё, Виктор Петрович! Дальше невозможно! Дальнейший путь преграждал высокий конус черной застывшей лавы с крутыми, порой отвесными склонами. Объезда не было. Отсюда можно было только повернуть назад.

– Гм… Что же нам теперь делать? – спросил академик. Он надел кислородный аппарат и вышел из кабины.

– Попробуем оставить машину здесь, а сами поднимемся наверх. Вероятно, с вершины можно будет заглянуть на ту сторону.

Так они и сделали. На всякий случай, дверцы вездехода надежно заперли. Рукоятку включения двигателя Красницкий снял и положил в карман. Ученые начали подъем. Он был нелегким. Пришлось цепляться руками за выступы камня, помогать друг другу, держаться за корни редких кустов, лепившихся кое-где по склону, для того чтобы подняться на какую-то сотню метров.

Уставшие и измученные, взобрались астронавты на вершину конуса и оказались на краю кратера.

Снизу на них пахнуло жаром. Из жерла вулкана поднимался голубоватый дым. Если бы не кислородные приборы, дышать было бы невозможно.

Внизу клокотала и кипела магма. Узкий канал уходил влево, и дна не было видно, но в черном провале иногда возникали красноватые отблески, говорившие, что раскаленная поверхность лавы находится не так уж глубоко.

– Страшное место! – заметил Красницкий.

– Очень интересно, – спокойно сказал академик. – Здесь повсюду очаги подземного огня. Мы попали в период активных горообразующих процессов. Опасности извержения будут угрожать нам в течение всего времени пребывания на Венере. К ним придется привыкнуть… А вид отсюда превосходный!

Действительно, везде, куда только достигал взор, тянулись бесконечные цепи гор, виднелся прихотливый узор суровых скал. Здесь были видны горные породы разного цвета, но преобладал мрачный черный, изредка грязно-зеленый, местами коричневый.

Тучи опустились ниже и медленно плыли между утесами. Горы имели угловатые острые очертания и изобиловали острыми зубцами, которые поднимались над серыми громадами облаков и придавали ландшафту странный и зловещий вид.

Кратер имел в поперечнике около 500 метров. Путешественники обошли его по окружности и обследовали со всех сторон, затем принялись осматривать окрестности.

Ни простым глазом, ни в бинокли никаких признаков разбитого стратоплана обнаружить не удалось. Стало ясно, что дальнейшее движение на вездеходе невозможно.

– Придется возвращаться, – сказал Виктор Петрович, закончив обзор. – Дороги нет!

– Очень плохо!

– Здесь, в лабиринте гор, мы бесплодно потеряем время. Человека тут не так-то просто найти. Можно пройти рядом и не заметить.

– Так что же делать?

– Надо пробираться к реке. Там наибольшие шансы на встречу.

– Сумеем ли мы преодолеть заросли?

– Чего бояться? Машина у нас могучая. Неужели не пробьемся? Лучшего решения не придумать. Не забудьте – Наташа и Владимир пробираются пешком. Наверняка выберут долину, где есть вода.

Последний довод был признан убедительным.

Не без труда разведчики вернулись к машине. Иван Платонович опять сел за штурвал. Вездеход двинулся по старому следу, а затем свернул направо, где виднелись красные заросли.

Когда машина приблизилась, стало видно, что растения похожи на кусты, которые покрывали расселины в скалах по берегу бухты. Заросли в высоту не превышали 1,5 метра. Кабина вездехода поднималась выше, поэтому движение не составляло труда. Широкие гусеницы легко подминали кустарник. Путешественники могли все время видеть окружающую местность и цепи гор.

Так продолжалось довольно долго. Часа через два уклон пути значительно увеличился, а низкорослый красный кустарник сменился деревьями с темно-оранжевой листвой и кривыми стволами толщиной с человеческую руку. Узловатые ветви не только стелились понизу, но и поднимались вверх, образуя подобие леса. Растительность достигала здесь в высоту 3–4 метров и скрывала машину целиком. Движение замедлилось. Вездеход вынужден был ломать своей тяжестью древесные стволы и прорываться стальной грудью сквозь чащу. Местами густое переплетение веток было настолько плотным, что приходилось останавливать машину, давать задний ход, а затем с разбегу прорывать живое заграждение.

Надо ли говорить, что путешественники не отрывались от окон, стремясь увидеть живые существа.

Трудно было допустить, что среди этой буйной растительности, напоминающей тропические джунгли на Земле, не было ничего живого. Однако никаких следов жизни обнаружить не удавалось. Ни одна птица не проносилась в воздухе, ни одно насекомое не проползало меж ветвей. Металлическое чудовище, медленно ползущее сквозь заросли, окружали сплошной массой только жесткие, колючие сучья, покрытые странными оранжевыми листьями.

Характер растительности стал еще больше меняться. Появились гигантские хвощи и папоротники. Их стволы достигали метра в поперечнике и не раз вынуждали вездеход менять курс и лавировать. Сломать или согнуть такие растения было невозможно даже с разгона. В высоту эти красные гиганты достигали десяти или более метров. Их широкие, пурпуровые, перистые листья закрывали небо и создавали зловещий багровый полумрак. У подножия папоротников росли розовые грибы причудливой формы. Некоторые из них поднимались более чем на метр. Если раньше на плоскогорье под гусеницами машины был голый, крепкий камень, то теперь вездеход двигался по вязкому грунту, насыщенному влагой. С каждой минутой путь становился все труднее и труднее. В конце концов Красницкий остановил машину и сказал:

– Стоп! Дороги дальше нет! Придется прорубать просеку.

Экспедиция была организована по последнему слову техники. Первым исследователям лесов Африки или Южной Америки приходилось прорубать дорогу топорами, а в распоряжении астронавтов на Венере были огромные запасы энергии в портативных аккумуляторах и самые усовершенствованные электрические пилы. Надев кислородные приборы, академик и Красницкий приступили к расчистке пути. Виктор Петрович крикнул, когда Красницкий прошел вперед с пилой, к которой от вездехода тянулись длинные провода:

– Иван Платонович, возьмите оружие! Мало ли что случится…

– Вряд ли тут есть опасность.

– Не торопитесь с выводами!

Красницкий еще раз оглянулся вокруг себя.

– Никаких следов животного мира, – сказал он.

– Мы их просто не заметили. При таком развитии растительности обязательно должны быть и животные. Надо глядеть в оба.

Красницкий внял советам академика и вернулся в кабину. Оттуда он захватил большой нож и электрический пистолет, стреляющий разрывными пулями. Такое же вооружение он принес и своему спутнику,

– Вот это другое дело! – сказал Виктор Петрович.

Красницкий попробовал пистолет в руке, затем прицелился в толстый ствол дерева и нажал на спуск. Стрелял электрический пистолет бесшумно, но при соприкосновении маленькой пули со стволом папоротника, росшего в нескольких метрах, произошел взрыв, и огромное растение рухнуло, как от удара молнии.

– Недурно, – сказал он, обращаясь к Виктору Петровичу.

– Надо все-таки хорошенько смотреть по сторонам, – заметил академик. – Пистолет становится оружием не раньше, чем наведен на цель.

С этими словами ученый взялся за работу. Пила резала стволы растений с исключительной быстротой. Требовалось не более двадцати секунд, чтобы перерезать самое толстое дерево. Как заправские лесорубы, наши путешественники подрезали ствол с одной стороны немного более чем наполовину, затем делали встречный надрез выше первого и сильным толчком валили гигантское растение. Перед вездеходом постепенно образовалась просека длиной в несколько десятков метров. Теперь в сплошных зарослях кустов замелькали просветы. Чаща кончалась.

– Все! – сказал Красницкий. – Сейчас я посмотрю, что там впереди.

Бросив пилу, он пошел между стволами, прихрамывая и перебираясь с пня на пень. Виктор Петрович оставил работу и следил за ним. Светлая одежда была хорошо заметна в полутьме леса. Все было тихо вокруг, и эта тишина успокаивала. Но вдруг Красницкий издал отчаянный крик, метнулся в сторону и упал. Академик потерял его из виду.

Выхватив пистолет, Виктор Петрович бросился на помощь товарищу.

Красницкий лежал лицом вверх. Его обвило какое-то живое существо, которое академик сначала принял за гигантскую змею. Круглое тело этого темно-красного пресмыкающегося сжало ноги Красницкого в своих кольцах и притиснуло ему левую руку к груди. Правая была свободна. Красницкий, очень сильный человек, пытался разжать свободной рукой отвратительное кольцо, но ему не удалось. Небольшая конусообразная голова чудовища на гибкой, способной удлиняться и укорачиваться шее быстро двигалась над лицом несчастного и, казалось, выискивала место для укуса.

Виктор Петрович, не теряя ни секунды, выхватил острый как бритва нож и довольно неловко, но основательно перерезал тело змееподобного существа. Отрезанная голова упала в сторону, но крови, к удивлению академика, не оказалось. Однако кольца, сжимавшие Ивана Платоновича, бессильно распались. Бледный от всего пережитого, Красницкий с трудом поднялся. Не в лучшем состоянии был и тяжело дышавший академик, с отвращением взиравший на чудовище.

– Спасибо, Виктор Петрович! – проговорил Красницкий. – Если бы не вы…

– Как видите, я был прав, – произнес академик. – На Венере есть жизнь. И даже в довольно странных проявлениях. Как везде, где много влаги… Но если бы вы знали, как я испугался!

– Без вашей помощи я бы погиб…

– Да, странное животное… И, вероятно, наделенное большой силой.

– Так меня стиснул!..

– Надо посмотреть.

Они стали разглядывать длинное тело, теперь безжизненно лежащее на земле. Виктор Петрович особенно внимательно рассмотрел отрезанную голову, которую осторожно поднял и показал спутнику.

– Мне кажется, что на этот раз опасность была еще не очень велика, – заметил он. – Видите? На голове нет ни глаз, ни челюстей, вооруженных зубами: и никаких следов жала. Перед нами самый обыкновенный червяк, но только гигантских размеров.

– Зачем же он напал на меня? – возмутился Красницкий.

– Во всяком случае, не с целью вас съесть. На это он совершенно неспособен. Видимо, вы его испугали. Судорожное сокращение тела – просто способ самозащиты. Удивляюсь, что он не попытался спастись бегством.

– Второй такой встречи я все же не желаю, – сказал Красницкий, сидевший на камне.

– Будет что-нибудь и похуже, – процедил сквозь зубы академик. – Раз есть такая пища, то должны быть и поедающие ее.

– Это верно, – согласился Красницкий.

После инцидента с гигантским червем ученые уже более осторожно продолжали продвигаться вперед, зорко поглядывая по сторонам.

Однако все предосторожности оказались излишними: никаких признаков жизни обнаружить больше не удалось. Правда, Красницкий замечал порой подозрительное движение в зарослях и готов был стрелять, но через мгновение все исчезало. Один раз академику тоже показалось, будто среди гигантских папоротников пробежало какое-то паукообразное животное на тонких ногах, величиной с собаку, но он подумал, что это плод возбужденного воображения.

Затем путешественники вернулись к машине, и вездеход, хотя и не без труда, снова двинулся вперед по проложенной дороге. За лесом было видно совершенно открытое пространство, тянувшееся километра на два. Еще дальше сверкала река. Все вокруг заросло мхом обычного здесь красно-бурого цвета. Местность была заболочена. Под тяжелыми гусеницами вездехода выступала вода.

Когда за краем зарослей показалась река, Красницкий, не изменяя курса, направил машину прямо в воду. И минуту спустя путешественники уже плыли по широкому плесу, достигавшему здесь километра ширины. Течение оказалось очень сильным. Несмотря на мощный двигатель, вездеход не мог преодолеть водную преграду по прямой линии и достиг противоположного берега в нескольких километрах ниже по течению. Путешественники не могли оторвать глаза от грандиозной цепи гор, которая замыкала горизонт. С реки пейзаж казался особенно величественным.