Текст книги "Позывной «Крест»"

Автор книги: Константин Стогний

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Животные и растения, земля и небо – для сирийцев это основа картины мира. Знания, накопленные людьми, передаются от одного народа другому через письменность, здесь она появилась впервые на планете. В долине Тигра и Евфрата древние астрономы записали на глиняных табличках свои наблюдения за Солнцем и звездами. Теми самыми звездами, что мерцали над Лавровым и Соломиной, которые зябли в кабине пикапа, вслушиваясь в тишину сирийской ночи.

Самым ярким над их головами был Сириус, который уже совсем скоро, 24 декабря, образует линию с тремя ярчайшими звездами в поясе Ориона. Эти три звезды, как и в древности, называются «Тремя царями». Эти «Три царя» и Сириус, встав в одну линию, указывают место, где восходит солнце в день зимнего солнцестояния. Вот почему «Три царя» следуют за «звездой на востоке», чтобы найти место рождения Солнца.

Дева Мария – это созвездие Девы. Древний символ созвездия Девы – измененная буква «М». Мария – дева, ставшая матерью, не одинока. Мать финикийского воскресающего бога весны Адониса звали Мирра, а мать Будды – Майя; их имена тоже начинаются на «М». Дева также имеет отношение к созвездию «Дом хлеба». Это созвездие изображают в виде девы с колосьями в руке. Символ «Дома хлеба» – колос – означает август и сентябрь, время жатвы. В свою очередь, Вифлеем переводится как «дом хлеба». То есть это место на небе, а не на земле.

Древние астрономы наблюдали еще один интересный феномен: начиная со времени летнего солнцестояния и до зимнего дни становятся короче, в Северном полушарии солнце движется как бы на юг, становится меньше и дает меньше света. Для первых земледельцев сокращение дня, увядание растений и приближение зимы символизировали смерть – смерть Солнца. Она наступает 22 декабря, когда Солнце оказывается в низшей точке на небосклоне. В это время оно прекращает свое зримое движение на юг на три дня и останавливается в районе Южного Креста. А 25 декабря Солнце поднимается на один градус севернее, предзнаменуя удлинение дня, тепло и весну. Метафорически Солнце умирает на Кресте на три дня, а затем воскресает и начинает жить заново.

Вот поэтому Иисус и другие солнечные божества Ближнего Востока оказывались распятыми, умирали на три дня, а затем воскресали. А переходный период, когда Солнце в Северном полушарии меняет направление, обозначало для них скорый приход весны и Спасение. Однако воскресение Солнца не праздновали до наступления весеннего равноденствия, то есть Пасхи. Так происходило потому, что в день весеннего равноденствия Солнце берет верх над Тьмой: день становится длиннее ночи, что совпадает с приходом весны и возрождением природы.

Ищущим и сомневающимся нет нужды в простых объяснениях. Они чувствуют в этой ясности подвох. Таким людям недопонятое важнее, чем понятное. С этими мыслями Виктор и уснул.

Глава 6
Эль-Кутейфа

1

Виктор проснулся, прислушался, открыл глаза и какое-то время наблюдал, как Светлана рассматривает свое лицо, повернув к себе зеркало заднего вида. Ночью она натянула на себя натовскую куртку шофера. Декабрь давал о себе знать. Хоть это и Сирия, но было прохладно.

«Хороша, чертовка», – подумал Лавров, глядя на спутницу, а вслух сказал:

– Не дразни зеркало, сестра. Лопнет же.

– С добрым утром, Виктор Петрович! – как ни в чем не бывало ответила Светлана. – Доставай твой термос. Давай попьем. А то из лужи как-то стремно, того и гляди в козленочка обратишься.

– Термос я оставил в номере, в большой сумке.

– А это что? – Светлана показала пальцем на обернутый дерюгой цилиндр, который торчал из заплечной сумки Виктора.

– Да не термос это. – Лавров выбрался из кабины пикапа и не стал закрывать дверь, чтобы звук не разнесся по округе. – Монахиня обронила. Надо будет вернуть при случае. Вот в Дамаске найдем отца Иеремея и посоветуемся, как вернуть.

Виктор рылся в рюкзаке, желая понять, что сумел прихватить с собой.

– А где мы сейчас?

– Да вот, навигатор ищу. По-моему, он тоже остался в отеле.

– Так ты что, ночью не знал, куда едешь? – удивилась Светлана.

– Конечно нет, просто петлял по ущельям, – спокойно ответил Виктор.

– Я не понимаю! – взвилась девушка. – Как можно ехать два часа неизвестно куда?

– Ну, знаешь ли! Я здесь таксистом не работал. Хочу напомнить, что мы с тобой убегали от погони. – Виктор напрягся.

– Вот если бы ты не уперся тогда, все было бы по-другому, – заявила Светлана. – Принесли бы подарок лидерам «Ан-Нусры» и сейчас бы ехали с ветерком…

– А какой подарок, не помнишь? – перебил ее Виктор. – Случайно, не отравленную чалму?

– А, ну да, – спохватилась Светлана. – Да, оба мы виноваты.

– Особенно я, – с иронией подтвердил он.

Они обыскали многочисленные рундуки салона, нашли еще совсем новую красно-клетчатую куфию-арафатку для Лаврова, бутылку воды и карту местности. Пикап «Тойота Хайлюкс» с зенитной установкой в кузове – слишком приметное транспортное средство, чтобы передвигаться на нем по округе. Лавров и Соломина решили бросить его на месте ночлега, тем более что бензина в баке почти не осталось.

На глухой дороге, соединяющей Маалюлю с основной автомагистралью Дамаск – Хомс – Алеппо, они грелись не меньше получаса под утренними лучами солнца, прежде чем их подобрал следующий в Хомс грузовик. Все поверхности грузовика покрывали изображения коровьих рогов и хвостов, а также религиозных образов и символов – таких, как небесные кони, на которых, по преданию, пророк Мухаммед отправился в свое духовное путешествие. Помимо символической живописи, грузовик был украшен чеканкой, бантиками, декоративной росписью, мозаикой, аппликациями и надписями на арабском языке. Салон кабины был отделан желтым бархатом, розовой парчой, красным атласом и золотой бахромой с кисточками. Для Светланы у шофера нашелся дымчато-розовый платок дупатта – длинный прямоугольный кусок ткани, который она обернула вокруг головы и подвернула на плечах.

– Вам надо в Хан-аль-Рус, там христиане-ополченцы из национальной обороны «Шабиха». Они, конечно, вам помогут, – подсказал шофер.

Он располагал к себе. Виктору и Светлане было жаль, что им не нужно ехать в Хомс. Добравшись до трассы, они расплатились с сирийцем и направились на поиски старинного караван-сарая, именуемого Хан-аль-Рус.

– Какой же у тебя горделивый вид, – упрекнула Светлана спутника, еле поспевая за ним и сбивая ноги в мягких туфлях о камни. – Грудь колесом, чеканишь шаг, словно кремлевский часовой!

– Да у меня просто раздражение от пота на ногах – брюки тесные, – беззастенчиво ответил Виктор, – вот и напрягаюсь.

– Ты опять дразнишься, вредина? – едва сдерживая смех, спросила Светлана. – Мы же договорились, что ты будешь стареньким дедушкой. А ты даже на монаха не похож!

– Мы также договорились, что ты будешь как бы беременной.

– А как ходят беременные? – провоцировала Виктора Светлана.

– Не знаю. Беременным не был.

– У тебя есть дети?

– А что, тебя удочерить? Выделю тебе комнатку в конюшне при монастыре. С настоятелем договоримся. Но с условием, что ты не будешь громко ржать.

Светлана догнала его и шлепнула ладонью между лопаток.

Эта погоня закончилась долгим поцелуем у заброшенного каменного строения.

Смущенный кашель заставил их отвлечься от приятного занятия. В стороне стоял неизвестно откуда взявшийся старик. Простой сириец в засаленной куфии и выцветшей рубашке до пят держал на поводке козла, который рогами едва не доставал ему до плеч.

– Дедушка, что вам надо? – в легком замешательстве спросил Виктор.

– Сам ты дедушка! – рассердился старик. – У меня жена моложе твоей!

– Извините, – вмешалась Светлана. – Мы ищем караван-сарай Хан-аль-Рус.

– Вот он, – пробурчал хозяин козла и пошел своей дорогой. За ним уныло плелся его рогатый питомец.

Так и оказалось, что памятник истории, древний караван-сарай Хан-аль-Рус представляет собой простой каменный сарай без крыши. Из него несло овечьим пометом. Только тут Виктор и Светлана поняли, что это простой баз – загон для мелкого рогатого скота.

– Так. Похоже, мы прибыли, – с иронией заметил Лавров. – Шофер шутником оказался. Отправил нас к овцам. И где здесь, спрашивается, христиане-ополченцы?

Виктор вынул из сумки карту, найденную в «джихадмобиле».

– Судя по всему, мы находимся здесь, – ткнул он пальцем в точку на мини-планшете. – До Эль-Кутейфы километров пятнадцать и оттуда до Дамаска километров сорок.

– Мне нужно забрать свою сумку из отеля, – сказала Светлана.

– Здравствуйте! – возмутился Виктор. – А больше тебе ничего не нужно?

– Но у меня там вещи!

– У меня там тоже вещи. Что дальше?

– Надо их оттуда забрать.

– Правда? – искренне удивился Лавров. – Предложишь способ? Надо перелететь туда птицей, а потом с баулами вернуться обратно.

– Я позвоню Антуанетте.

– Куда, в рельсу? Тут связи нет.

– У меня спутниковый, – объявила Светлана, достав маленький складной телефончик. – Пусть привезет вещи в Эль-Кутейфу…

– Ну и как ты себе это видишь? Взрослая женщина-мусульманка с двумя европейскими сумками голосует на трассе – подвезите в Эль-Кутейфу, я хочу беглым неверным отвезти их вещи.

– Пусть хоть документы привезет, – сказала девушка, прикладывая трубку телефона к уху.

– Документы всегда нужно носить с собой, – назидательно произнес Виктор, но Светлана его не слушала.

– Так, пойду куда-нибудь повыше, сигнала совсем нет. – И она направилась к небольшому пригорку.

– Смотри не провались никуда, – посоветовал Виктор.

– Тебе что-нибудь привезти из твоего?

– Щипчики для ногтей и машинку для стрижки волос в носу, пожалуйста, – шутя попросил Виктор.

Светлана недовольно поморщилась и, оставив Виктора наедине с каменным сараем, вскоре скрылась за пригорком.

Лавров уселся на земле в тенечке, чтобы отдохнуть после долгой ходьбы. Он едва успел вскочить на ноги, когда к нему подлетел в клубах пыли пикап, набитый вооруженными людьми в полувоенной форме и грязных тряпках.

– Ты знаешь, где ты оказался, американец? – крикнул по-английски здоровяк, спрыгнув с пассажирского сиденья.

Лавров сощурился и приставил к глазам ладонь козырьком, чтобы рассмотреть говорящего в лучах ослепительного солнца, сверкавшего у того за спиной.

– Знаешь, и все же пришел? – продолжал здоровяк в коричневой чалме.

Длинноволосый, усатый, бородатый и бровастый сириец был больше похож на героя комиксов, чем на живого человека. И Виктор едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.

Китель сирийской армии сверху накрывал коричневый кафтан-абай, за многослойным шелковым поясом торчал огромный кинжал с широким загнутым клинком без гарды. У других боевиков не было такого кинжала, зато имелись автоматы Калашникова с деревянными прикладами, украшенными изображениями Девы Марии.

– Так скажи, американец, есть ли у меня причины не расстрелять тебя прямо на месте? – с издевкой спросил здоровяк.

Лавров не спешил с ответом. Ведь в теперешнее время, прежде чем открыть рот, нужно учесть мнение феминисток, веганов, национальных и сексуальных меньшинств, религиозных людей и бродячих собак. Иначе вся эта оскорбленная масса с присущей ей человечностью тебя разорвет. Во имя гуманности.

– Я не американец! – ответил Лавров по-русски, и настроение вопрошающего заметно улучшилось.

2

– Да, Антуанетта, договорились. Я обязательно отблагодарю тебя.

Светлана прохаживалась на другой стороне холма, на котором стоял караван-сарай Хан-аль-Рус, и скороговоркой на арабском языке, не хуже любой жительницы Ближнего Востока, договаривалась с Антуанеттой Насралла. Сестра хозяина отеля ей не отказала. Светлана радовалась такой удаче. Заканчивая разговор, она услышала за спиной тяжелую походку нескольких мужчин, но не теряясь продолжала говорить в трубку:

– Нет, нет… только документы. Сумки тебе оттуда не увезти. Мы потом за ними приедем когда-нибудь. Да, дождись нас в Эль-Кутейфе, мы обязательно будем… До встречи.

Не оборачиваясь, она спрятала телефон под лиф платья и ускорила шаг. Не успела она сделать и трех шагов, как ее кто-то схватил за плечи. Девушка расслабилась, словно поддалась, затем что есть силы ударила внешней стороной кисти в пах нападавшему. Мужчина отпустил Светлану, ойкнул и опустился на землю:

– А-а-а-а, бейда-а-а-а…[16]16
  Яйца (араб.). (Примеч. авт.)


[Закрыть]

Светлана резко развернулась и увидела перед собой двух мужчин, одетых кое-как. Они замерли, глядя на своего товарища. В это время из-за холма выскочил пикап, в кузове которого сидели люди.

– Что, Сауд, пообщался с девушкой?

Светлана встала в стойку, затравленно выбирая для себя: драться или попытаться все же прорваться и убежать?

Один мужчина сдернул с головы красно-клетчатую арафатку и оказался Лавровым. Улыбаясь, он протянул ей руку:

– Давай к нам!

Светлана с облегчением выдохнула.

– Ага! Так это она! – высунулся из пассажирского окна пикапа жуткий с виду головорез в коричневой чалме. – Ты был прав, твоя дочь недурна! Хорошо по яйцам бьет.

Девушка запрыгнула в кузов пикапа.

– До-очь? – Она с удивлением посмотрела на Виктора.

– Да, присаживайся, доченька! – громко сказал тот, а шепотом добавил: – Это Хейтам Стайхи из партии «Баас»[17]17
  Партия арабского социалистического возрождения, кратко именуется «Баас» (возрождение, воскрешение) – политическая партия, основанная в Сирии в 1947 году. Идеология партии – баасизм, представляющая собой синтез арабского социализма и панарабизма.


[Закрыть].

– Она как раз будет кстати! – загадочно хрюкнул довольный головорез и скрылся в кабине.

– Кстати для чего? – не поняла она.

– Мы едем на верблюжьи бега, – объяснил ей спутник. – Невероятно популярное здесь зрелище, настоящий национальный вид спорта, не уступающий по вложениям денег футболу!

– А где же эта… как ее… национальная оборона «Шабиха»? – спросила по-русски Светлана.

– Тсс-с, это они и есть, только давай помалкивать пока, – вполголоса ответил Виктор.

Бега были организованы в пустыне километрах в пяти от караван-сарая. Это только кажется, что верблюды неуклюжие и неспособны на какой бы то ни было бег. Но в Хан-аль-Русе европейцы увидели не тех верблюдов, которые возят туристов по руинам. Это были ухоженные и спортивные животные. Тонкие тела, шеи, длинные ноги, мускулистый круп… Импровизированный «ипподром» вмещал и дромадеров, и их хозяев, и погонщиков, да еще у каждого скакуна была своя группа поддержки, состоящая из вооруженных боевиков «Баас», которые кричали и подгоняли верблюдов во время забега.

На верблюдах были яркие попоны с партийной символикой и намордники традиционных панарабских цветов – черного, зеленого, белого и красного. Одну переднюю ногу подвязывали до забега, чтобы верблюды не двигались и не тратили энергию попусту. А на спинах у каждого из них сидел подросток-наездник.

Пронзительно заревела медная труба-хацоцра, объявляющая о начале забега. Погонщики в военной форме вывели двенадцать верблюдов на старт. У Хейтама Стайхи в забеге участвовали две верблюдицы. Он лично выстрелил из пистолета в воздух, и погонщикам потребовалась большая ловкость, чтобы успеть отбежать в сторону и не оказаться затоптанными.

Пыль поднялась столбом. Пикап с Хейтамом Стайхи рванул вслед за верблюдами, которых не было видно в песчаном облаке. Зрители надрывно кричали в охватившем всех азарте, свистели, махали арафатками.

Верблюдица Хейтама врезалась в ограждение и сошла с дистанции. Мальчишка-наездник едва успел спрыгнуть с падающего животного. Все выскочили из пикапа и стали поднимать верблюдицу по кличке Алияна. Она с трудом встала, на нее забросили мальчишку, и она опять присоединилась к гонке.

Боевики Хейтама подгоняли ее как могли, кричали: «Ала азжален!»[18]18
  Быстрей! (араб.) (Примеч. авт.)


[Закрыть] Потеряв всего минуту времени, она сумела догнать и перегнать нескольких и пришла шестой.

Когда забеги окончились, погонщики развели верблюдов по загонам. Хейтам пригласил Виктора и Светлану посмотреть на его загон с двадцатью молодыми верблюжатами не старше двух-трех лет. Их пригнали сюда, чтобы приучать к шуму, машинам, трассе. Время от времени верблюжата подходили к заграждениям, а хозяин, просунув руку за проволоку, гладил их по мордочкам. Самыми красивыми были два белых дромадера – матка и сын с пушистыми ресницами, очень ласковые. Верблюжонок обсасывал людям пальцы, как теленок, и от этого смеялись даже самые серьезные мужчины. Хейтам предложил Светлане взобраться на одного крупного верблюда – чемпиона прошлого года. Она в легком замешательстве взгромоздилась на великана пустыни, ухватившись за горб и обнажив сильные икры, плотно обтянутые тонким черным трикотажем.

– Ну как? Нравится? – спросил Виктор побледневшую девушку.

– Сними меня отсюда, – попросила Светлана, – а то я не контролирую себя, как будто кто-то подвесил.

Виктор подошел совсем близко и под общий смех и возгласы одобрения сирийцев протянул к Светлане руки.

– Спускайся, поймаю.

Светлана соскользнула с горба вниз, а Виктор, обхватив ее, поставил на землю.

– Не отпускай меня, слушай, что я тебе скажу, – шепотом затараторил Виктор, – сделай вид, что обнимаешь меня от страха, как дочка…

Надо сказать, у Светланы это получилось неплохо. Обняв громадного Лаврова, она по-детски прижалась щекой к его груди.

– Боится, – на ломаном английском пояснил окружающим Лавров, хотя все и так видели, что Светлана напугана.

– Здесь многие учились еще в СССР – русский знают, поэтому говорю шепотом. – Лавров продолжал обнимать Светлану. – Ночью бежим. Не нравится мне эта компания.

– Ты что-то заметил? – так же шепотом поинтересовалась Соломина.

– Нет, но чувствую. Все не так просто, как может показаться. В любой момент будь готова к неожиданностям.

Ночь они встретили в дальнем шатре, где была приготовлена вкуснейшая баранина. Караван отдыхал в стороне, костер освещал достархан, и не было большей радости, чем, откинувшись на подушках, слушать засыпающую пустыню. Светлана же пренебрегла правами гостьи. Вместе с остальными женщинами собрала грязную посуду с объедками и выскользнула из шатра.

– Благородный Хейтам Стайхи, – обратился Виктор к хозяину пиршества, – я ценю твое гостеприимство, у тебя чудесно, но если бы ты дал мне автомобиль, чтобы добраться до Дамаска…

– Послушай-ка, украинец, – рыкнул Хейтам и крепко схватил своего гостя за рукав, – ты удивительно похож на одного европейца, обнимавшегося с главарем наших врагов аль-Джуляни!

– Я ни с кем не обнимался, – спокойно ответил Виктор.

В это время в шатер зашел антиквар Захреддин из маалюльской гостиницы Аднана Насраллы. Но теперь, в форме управления политической безопасности Сирии, он не выглядел безобидным старичком.

– О! Замуддин! Ты же вроде был из Средней Азии? – воскликнул Виктор.

В моменты крайней опасности из него так и сыпались остроты.

– Я Захреддин! – поправил старик. – А утром мы отвезем вас в Дамаск!

Мнимый антиквар указал Хейтаму на рюкзак Лаврова.

– Молился ты лучше, чем говоришь на английском, – продолжал дразнить его Виктор.

Стайхи запустил руку в мешок и вытащил завернутый в тряпицу тубус. Развернул серую ветошь, в свете фонарей тускло блеснула бронза, испещренная таинственными знаками.

– Эй! Тихо, тихо, тихо! – поднял ладони вверх Лавров, втайне радуясь, что до черного обсидиана Хейтам не добрался. – Аккуратно! Колбу разобьете!

Зашедшая обратно в шатер Светлана изменилась в лице и, не разгибаясь из поклона, попятилась обратно.

– Ну-ка, ну-ка. – Захреддин принял из рук Хейтама старинный предмет.

– Это мой термос! – воскликнул Лавров, понимая, что влип. – Что вам надо? Кофейку?

– А еще у него есть один очень интересный камень, – будто вспомнил Захреддин.

Цепочка событий выстроилась у Виктора в голове в логическую связку. Сразу стало ясно, что Захреддин возглавлял тот отряд в отеле, когда у Лаврова хотели отобрать подголовный камень Иешуа, – вот чьи шаги слышал он тогда…

Покинув шатер, Светлана добежала до загона с верблюдами и распахнула его настежь. Заскочила внутрь и принялась пинками поднимать перепуганный молодняк. Первыми из загона побежали верблюжата, причем прямиком на шатер, под защиту любимого хозяина.

В шатре Виктор уже наблюдал, как один из бойцов политбезопасности вынимает черную плинфу из рюкзака.

– Артефактами торгуем? – с нескрываемым сарказмом спросил Захреддин и приказал: – Связать его!

В этот момент шатер будто накрыло ураганом. Стадо верблюдов – маленьких и больших – смяло стену за спиной у Захреддина. Поднялся переполох. Виктор рванулся с места, растолкав охрану, и ударил бойца с подголовным камнем в руках кулаком в темя. Тот обмяк и выпустил реликвию. Виктор быстро закинул камень в сумку и, выхватив из рук Захреддина тубус, сбил старика с ног. Затем бросился в самую гущу верблюжат. Виляя между ними, огибая их как препятствия, он помчался прочь и через минуту был уже у последних шатров бивуака.

– Давай сюда! – раздался женский голос из кустов, обрамлявших средневековые руины.

Второго приглашения Виктору не понадобилось, он резво запрыгнул в заросли саксаула.

Сирийская пустыня представляет собой обширное плато, покрытое сухими степями, которые чередуются с хамадами – громадными каменистыми пустошами. Местами над пустыней возвышаются островные горы. С севера и запада к Евфрату ведут иссохшие речные русла, лишь изредка наполняющиеся влагой после дождей. И снова мрак безлунной ночи позволил Лаврову и Соломиной ускользнуть по такому руслу от преследователей на автомагистраль в сторону Эль-Кутейфы.

Шум переполоха в лагере бойцов политбезопасности уже давно стих, но это не значило, что беглецов не ищут. Поэтому Виктор то и дело оглядывался по сторонам.

Дорога в Эль-Кутейфу была пуста. Виктор и Светлана шли вдоль трассы почти час, не встретив ни единой машины.

– О чем ты думаешь? – спросила Светлана.

– На Маалюлю напали не ради химического оружия. Целью был этот тубус. После битвы Густав хотел забрать его как трофей. Это точно. Я же видел, как он смотрел на него. Теперь я понимаю, что делал в Маалюле этот Захреддин, притворявшийся паломником в отеле Насраллы. Он тоже охотился за тубусом, – бормотал Лавров. – Есть подозрения, что…

– Это то, что мы ищем, Витя, – опередила его Светлана.

– Это десница?! – переспросил он.

– Да, десница Иоанна Крестителя.

Виктор остановился и еще раз огляделся, как будто их подслушивали. В стороне от дороги он заметил каменные бугры, где можно было укрыться от посторонних глаз.

– Смотри! – вскрикнула Светлана. – Машина.

Виктор оглянулся и увидел вдалеке свет фар. Потом еще двух… и еще…

– Не за нами ли едут? – спросил Лавров.

– Что будем делать? – встревожилась девушка.

– Так, Света, спокойно. Надо все тщательно обдумать. За мной!

Он затрусил к камням, а Светлана за ним. Только они успели спрятаться между небольшими валунами, как по трассе промчались три джипа. В первом сидел Захреддин, во втором – Хейтам Стайхи. Все машины были переполнены бойцами, вооруженными автоматами Калашникова.

– Вся королевская рать, – прокомментировал Виктор.

– Интересно, зачем длань нужна сирийской политбезопасности? – задумчиво спросила Светлана.

– Политбезопасности не нужна, Захреддину нужна, – пояснил Виктор, снял рюкзачок с плеч и открыл его, будто хотел убедиться, что ни длань, ни подголовный камень не пропали.

В очередной раз развернув сверток, Лавров внимательно осмотрел его.

– Работа древняя, вне всякого сомнения. На подделку не похожа. Да и кто бы стал подделывать? Для чего? – раздумывал вслух Виктор.

– Ты многого не знаешь, хоть и журналист, – уколола его Светлана. – Мандеи верят в то, что если возложить десницу Иоанна Крестителя на голову Иоанна, которая хранится в дамасской мечети Омейядов, опять произойдет «самокрещение».

– Не понял, – буркнул Лавров.

– Это как бы «обнуление человечества»: все достижения человеческой цивилизации до первого года нашей эры будут забыты. Как плохие, так и хорошие.

– Да это бред! – протянул Лавров. – А может, не бред?

– Почему тогда так охотятся за дланью все эти захреддины?

Виктора вдруг осенило:

– Потому что Захреддин – мандей!

– Но ведь он молился как мусульманин, – неуверенно сказала Соломина.

– В том-то все и дело. – Виктор щелкнул пальцами, будто что-то вспомнил. – Он два раза молился, и оба в вестибюле. Второй раз молился в обуви. А где ты видела мусульманина, молящегося в обуви? Видимо, Захреддин так волновался, что забыл ее снять.

– Ух ты…

– Одного не могу понять: если мандеи похитили длань из Цетинского монастыря, как она оказалась у христианской монахини? Хотя в данный момент для нас это не важно. Бежать надо.

– Мы не сможем вылететь из Дамаска без моих документов.

– А мы не будем никуда лететь, – веско заметил Виктор. – Те, кто нас ищут, уверены, что мы полетим. А мы не полетим, а поедем… Через Турцию, Болгарию, Румынию и Молдавию.

– Витя, ты – голова! – обрадовалась Светлана.

– Как говорил классик, одна голова хорошо, а с туловищем – лучше. Но без твоих документов нам все равно не обойтись.

– Мне надо в Эль-Кутейфу! – решительно сказала Светлана.

– Тебе одной? – удивился Виктор.

– Именно, – засмеялась девушка. – Нас ищут и «Аль-Каида», и политбезопасность. В Кутейфе наверняка уже ждут двух чужестранцев, высокого мужчину и женщину. Но и миновать Кутейфу не удастся, я вызвала туда Антуанетту с моими документами.

– А если она как-то связана с политбезопасностью? Ведь Захреддин жил у них в гостинице.

– Есть такой риск. За ней могут также следить люди «Ан-Нусры», – согласилась Светлана, – но других вариантов нет. Нам надо разделиться, ты слишком заметный. Дождешься меня где-нибудь здесь в убежище. А я знаю арабский, замотаюсь в никаб, доберусь до Кутейфы и встречусь с Антуанеттой.

– Но как же ты сама? – сокрушался Лавров.

– То же я могу сказать и про тебя. Как же ты сам? Не забывай, Витя, у меня третий дан по айкидо.

Ночью пустыня резко отличается от пустыни при дневном освещении. Все живое бодрствует, то и дело между камнями мелькает что-то мелкое, но шустрое, из зарослей саксаула доносятся невнятные шорохи. Свет фонаря часто падает на свежие следы на песке – какое-нибудь животное оставило их.

Расстояния в ночной пустыне представляются как минимум в два раза большими, чем днем. Люди двигаются по огромному, полному шорохов пространству, и за пределами круга света, отбрасываемого фонарями, стоит непроницаемая черная стена. Только в малом радиусе от источника света можно различать цвета. При свете фонаря многое выглядит иначе, чем днем; ветви кустарников и трава приобретают призрачный, подводный оттенок.

Создавалось впечатление, что они бредут по дну моря, где-то глубоко-глубоко, куда с большим трудом добирается солнечный свет. Слабый луч фонаря Лаврова показывал ему участки заостренных камней и блеклую окраску песка между ними. Все представления о формах и размерах искажались. Неподвижные большие камни можно было принять за живых существ.

Достаточно далеко от дороги высились скалы, поросшие саксаулом. У покрытого кустарником подножия скалы лежали беспорядочно разбросанные камни. На откосе можно было разглядеть небольшие пещеры, в которых наверняка спрятались до утра ласточки. Вход в самую большую пещеру соответствовал по размерам маленькой комнате, и оттуда уходили вглубь низкие узкие проходы. Они были слишком тесны для Виктора, даже ползком нельзя было в них пробраться. Оставалось только освещать их фонарем в тщетной надежде что-нибудь увидеть.

– Ну, вот здесь я и обоснуюсь, – решил Виктор. – Ты там это… поаккуратней.

– Если завтра к вечеру не вернусь, беги один, – уверенно сказала девушка. – Миссию надо выполнить.

Она стояла, гордая и стройная, и даже арабское платье не могло скрыть ее великолепной фигуры. Виктор подошел к Светлане вплотную.

– Если ты не появишься, я все равно потом вернусь… чтобы расплатиться, – спокойно сказал он, глядя ей в глаза.

– Появлюсь, появлюсь, – заверила его Светлана, смеясь. – А то ты потом один пол-Дамаска разнесешь.

После долгого поцелуя они разделились, и девушка отправилась назад к автомагистрали, ориентируясь на свет фар редко проезжающих автомобилей впереди и далекие огни Эль-Кутейфы справа.

3

Нагнувшись, Лавров осветил пещеру. Пол был покрыт камешками разных размеров, а угловатые неровные стены, испещренные расщелинами и буграми, возможно, навели бы на кого-то мистический ужас, но только не на Виктора. «Индиана Джонс, наверное, курил бы в сторонке», – подумал он.

Постепенно свод пещеры начал опускаться. С каждым шагом потолок нависал все больше, и вскоре Виктору пришлось встать на четвереньки.

«Так. Стоп, Лавров. Ты у нас кто? Спелеолог? Куда ползем? – Виктор продумывал дальнейшие действия, как обычно, с долей иронии. – Остаться при входе? Попадешь на завтрак к мандеям. Ползти дальше? А если завалит? Да, можно подумать! За тысячи лет не завалило, а сейчас завалит?»

Он мог и остановиться, но страсть путешественника влекла его вперед. И, как оказалось, не зря.

Виктор продолжал ползти. Камни и камешки, обильно усеявшие пол пещеры, как выяснилось, имели острые зазубренные края. Он полз по проходу с максимальной осторожностью и вскоре добрался до другого зала, несколько больших размеров. Но что особенно радовало, он смог встать в полный рост и размять спину. Затем посветил фонариком… О, что это!

Со стен на пришельца взглянул бледный лик Иисуса Христа с выразительными миндалевидными глазами. Пещера оказалась позабытым на века убежищем первых христиан, тех времен, когда христианство еще не оформило свою иконографию, свои символы и предания. Здесь прятались христиане, когда втайне отправляли свои обряды, а посвященные общались со своими святынями в очень укромных местах.

Виктор на своем веку побывал во многих пещерах. Чего только стоила пещера Ринпоче на склонах Гималаев, где он едва не лишился жизни… Или пещера Исцеления на взгорьях Верхнего Мустанга, где чудодейственные испарения спасли ему жизнь. А пещеры под антарктическими льдами, где существовала жизнь вне цивилизации? В основе всего была жизнь… Но здесь… Лавров явственно почувствовал странную энергетику. Ничего подобного ранее он даже не мог себе представить. Жизнь на краю чего-то совершенно нового и неизведанного.

Что это? Путь туда? В мир совсем других материй, астральных тел, о котором ученые только строят предположения, тогда как верующие слепо повторяют слова о загробном существовании?

Для человека, воспитанного на диалектическом материализме, пусть даже соприкоснувшегося с монастырем, путь в бессмертие означал смерть. Потому Лавров поежился от нехорошего ощущения.

Да, когда-то он читал, что первые сирийские христиане приходили в пещеру Покаяния с маленькими масляными светильниками, отмаливали грехи и насыщались атмосферой на краю жизни. Им казалось, что они тут очень близки к переходу в иной мир.

«В пещерах зачастую одолевает такое чувство и без всяких росписей на стенах», – успокаивал себя Виктор. Но ему ли было не знать, как бывает в пещерах! Человеку с запредельной интуицией не надо рассказывать байки – он все почувствует сам.

Вдруг Виктора осенило: «Что ж это я дергаюсь? У меня есть способ найти покой и умиротворение».