Текст книги "Уго Чавес. Одинокий революционер"

Автор книги: Константин Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 38 страниц)

По утверждениям Ранхеля, более 50 процентов автопарка Венесуэлы, в том числе госучреждений, имеет «имперское» происхождение – «форды», «шевроле», «крайслеры», «бьюики», «кадиллаки» или «линкольны». Самолёты, тракторы, телевизоры, кондиционеры, радиотехника, модная одежда, медикаменты – всё это и многое другое поступает в страну из США. Если по мановению волшебной палочки прекратить импорт американских товаров (70 процентов на венесуэльском рынке), то страна «вернётся во времена конных колясок и знахарей». До 80 процентов венесуэльского экспорта (данные Ранхеля) отправляется в Соединённые Штаты. Вывод экономиста такой: «Об антиимпериализме очень легко вещать с трибуны, когда рядом с нею тебя ожидает „линкольн“, когда ты красуешься в эксклюзивной сорочке, сшитой знаменитым международным кутюрье. И что гораздо хуже, вещать в стране, где почти все отрасли производства, а также сфера потребления захвачены капиталом, торговыми марками и технологическими процессами, имеющими отношение к Соединённым Штатам». В подобных условиях, считает Ранхель, государственный лидер «не имеет никакого права и морального авторитета говорить плохо об империи». Надо отметить, что это справедливое замечание быстро устаревает: после бурного 2002 года правительство Чавеса очень много сделало для развития местной промышленности и особенно сельского хозяйства, и в последнее время такой зависимости от США всё меньше [14]14
  За десять лет национальное производство продуктов питания выросло на 21–24 процента.


[Закрыть].

Когда-то Ранхель, ему сейчас за 80 лет, был революционером и считал своим лозунг Мао «Винтовка рождает власть». Неудачи с различными «моделями социализма» сделали его пессимистом и неудержимым критиком подобного рода экспериментов. Его увлечение Чавесом прошло, и престарелый экономист пользуется любой возможностью для публицистических выстрелов в сторону президента. «Чавес – не революционер», «Он ничем не затронул капитализм в стране», «Чавес лояльно относится к западным нефтяным компаниям», «Чавес старательно исполняет договорённости о поставках нефти в США», «Чавес – ловкий демагог» – это обычные тезисы в статьях Ранхеля.

Их содержание, конечно, не доставляет удовольствия Чавесу, но он всегда (!) с максимальной корректностью говорит о Ранхеле и, если есть повод, с похвалой отзывается о его книгах на темы венесуэльской истории. Это было замечено журналистами: «Господин Ранхель, как вы можете выступать с такой безжалостной и часто несправедливой критикой Чавеса, когда он не сказал о вас ни одного враждебного слова?» Экономист ответил недрогнувшим голосом: «Я считаю президента своим другом и уверен, что и он относится ко мне так же». Вот такая специфическая дружба…

Доминго Ранхель без оглядки на авторитеты режет правду-матку, занимаясь тем, чему в общем-то посвятил всю свою жизнь, – критикует всех и не соглашается ни с кем. Его книга мемуаров так и называется: «Восставший против всего». Для бóльшей части венесуэльцев характерен конформизм. Соглашаться с властью, поддакивать, не перечить до тех пор, пока она не затрагивает твоих непосредственных интересов, твоего комфорта, спокойного образа жизни, миролюбивой созерцательности, унаследованной от далёких индейских предков.

Главная мудрость, которую венесуэльские родители передают своим детям: «Не встревай в чужие дела, не осложняй свою жизнь!» Бесконфликтное существование – вот что больше всего ценит венесуэлец. Пассивность, возведённая в принцип: я тебя не трогаю, и ты меня не тронь! Он терпит до последней возможности, если надо отстаивать свои права «в индивидуальном порядке». Воля и импульс к действию появляются тогда, когда вокруг него встают стеной другие обиженные и ущемлённые, чаще всего – низкой зарплатой и недостаточными социальными льготами. Венесуэлец, растворившись в толпе, начинает энергично возмущаться и протестовать, чтобы надавить на работодателя, «равнодушного к чаяниям трудящихся», или на не менее «равнодушную» власть. В лексиконе венесуэльцев есть даже слово, которым обозначается такая «группа давления»: «cayapa», «коллективно давить» – «cayapear».

Для венесуэльца достижение материального благополучия – показатель успешной самореализации. Публичная демонстрация нажитого – обязательный ритуал. Показать себя в дорогом «прикиде», сфотографироваться на фоне фешенебельной виллы, промчаться в автомашине новейшей модели, засветиться в самых престижных ресторанах – от такого соблазна венесуэльцу не удержаться, тем более коль «ты был ничем, а стал всем». Не менее важно для венесуэльца, независимо от способностей и компетенции, занять такую должность, чтобы руководить, но не нести ответственности за результаты работы. Значимая должность – это статус, авторитет, внимание СМИ, ступенька для дальнейшей карьеры. В Латинской Америке популярна пословица: «Слишком много касиков [15]15
  Casique (ucn.)– вождь племени.


[Закрыть]и мало индейцев». В Венесуэле она звучит особенно актуально. Руководить хотят все, желающих быть «просто индейцами» не найти.

С каким ощущением собственной значимости современный casiqueформирует вокруг себя свиту, свой бюрократический аппарат! Словесная борьба с непотизмом шла при всех президентах, на практике назначение родственников на тёплые места имеет необоримую традицию. Неведомо откуда возникают многочисленные «друзья», претендующие на свою долю влияния и благ при дворе успешного casique.Если самому не удалось добиться завидного места, то в тени casiqueможно неплохо жить и процветать. Такие «друзья» умело мимикрируют при любых режимах, они берут всё от жизни и в боливарианскую эпоху. Многого для этого не надо: заучить несколько ударных фраз из Чавеса и Боливара и иметь красную рубашку на случай манифестаций и маршей в поддержку революции. Когда о таких псевдочавистах с откровенным презрением сказал известный телеобозреватель Национального канала Вальтер Мартинес, его на следующий же день отстранили от эфира. Это было сделано по прямому распоряжению Чавеса: подобные заявления подрывают мораль боливарианского движения!

Родственные связи в Венесуэле значат больше, чем революционные. Поэтому, каким бы античавистом и «контрой» ни был племянник, двоюродный брат, дядя и прочие из семейного клана, ты не можешь оставить без внимания их просьбы о помощи в трудоустройстве. Когда-нибудь ты перестанешь быть casique,и тогда в аналогичной ситуации родственник тебе поможет. Так неумолимо киль революционного корабля обрастает ракушками, замедляющими его прорыв к сияющему социалистическому горизонту.

Само собой разумеется, в боливарианских СМИ появляются негодующие письма простых чавистов о засилье контрреволюционеров в государственном аппарате, а также в управлении нефтяной госкорпорации PDVSA, вооружённых силах, обслуживающем персонале Национальной ассамблеи, то есть – везде и всюду. Претензии очевидны: «Эти скрытые borregos escálidosигнорируют подлинных революционеров, вытесняют их с важных постов, препятствуют прямому доступу к руководителям процесса». Порой раздаются жалобы, что и сам Чавес окружён плотной стеной скрытых саботажников, которые не пропускают к нему «честных людей», способных открыть ему глаза на подлинную (разумеется, «тревожную», какую же ещё!) ситуацию в стране.

Истинная революционность – не только готовность к самопожертвованию во имя высокой идеи, но и стремление ежедневно делать что-то полезное на благо страны, города, муниципалитета, улицы, на которой живёшь. Готовы ли к этому сторонники Чавеса? Невольно вспоминаются многочисленные призывы президента «навести порядок и чистоту» в столице, улицы которой были завалены гниющими горами мусора. Однажды Чавес с горечью сказал: «Каракас вызывает у меня высшую степень отвращения». Но публичные наказы боливарианскому мэру Баррето вычистить город оказались бесполезными, и Чавес напрямую воззвал к своим сторонникам: «Почему бы всем вместе не выйти на улицы нашей любимой столицы и не вернуть ей прежнюю красоту и блеск? Показать всем пример коллективного, бескорыстного труда на благо общества».

Призыв президента услышан не был. Венесуэльцы не привыкли трудиться бесплатно. Соблюдение чистоты на «ничейной территории» их тем более не волнует, поэтому типичный венесуэлец любого социального статуса не задумывается, если надо избавиться от мусора: он его просто выбросит – на улице, пляже, из окна автомашины, в кинотеатре, в торговом центре.

«Мы, венесуэльцы, надо признаться, не любим работать», – сказала однажды с телеэкрана дама-социолог, чем вызвала всеобщую бурю негодования: «антипатриотка!», «космополитка!», «очернительница нации!», «никто в Латинской Америке не работает так, как мы, венесуэльцы!». Уверен, что дама не раз пожалела, что произнесла вслух то, с чем согласны многие её соотечественники. Впрочем, пожилые водители, которые обслуживали линию такси, находившуюся неподалеку от корпункта, даму дружно поддержали: «Страну поднимали иностранцы, которых массово завозили с конца 1940-х годов, и особенно много при диктаторе Пересе Хименесе. Критерий подбора был простой: иностранцы должны владеть полезными для Венесуэлы профессиями. Больше всего в эту страну прибыло итальянцев, испанцев и португальцев. Мы знаем, о чём говорим, среди нас нет ни одного коренного венесуэльца».

Похожими наблюдениями делились со мной старики из «второй волны» русских эмигрантов, приехавшие в Венесуэлу из Европы в 1948–1950 годах.

В хорошо документированной и объективной монографии «Кто мы, венесуэльцы?», автором которой – подчеркну особо! – является венесуэлец, так сказано об отношении его соотечественников к труду: «Тот, кто рождён на нефтяной земле, работать не хочет. Новый типаж уже проник повсюду, он как бы служит, имитируя работу, проводя время за чтением и разговорами. Он непременно отсутствует по понедельникам, прикрывшись медицинской справкой и занимаясь личными делами. Функционер предпочитает частые поездки за рубеж. Уже выработалась антимораль по отношению к работе. Работает тот, кто хочет сделать приятное начальнику. Работает угодник. Работает одержимый, для которого труд является чем-то вроде наркотика. И прежде всего, на любом месте работает иностранец, который получает в надёжной валюте гораздо больше, чем в своей стране».

Этот же автор затронул тему венесуэльского среднего класса. Ценность его анализа состоит в том, что он был сделан задолго до прихода Чавеса к власти и не отягощен сегодняшней конфронтационностью.

Каков же он, средний класс Венесуэлы?

«Этот класс берёт начало в бедной и суровой среде. Его корни – в небольших селениях или скромных кварталах городов. Сейчас имена его представителей можно найти в телефонных книгах, и их доходы (речь идет о начале 1980-х годов. – К. С.) более чем существенны (от 3000 до 5000 долларов США в месяц). Они проходят под рубриками: коммерсанты, строители, профессионалы, политики, военные. Все они озабочены деланием денег за короткое время, чтобы приобрести удобное жильё и обзавестись автомашиной. Они предлагают свои услуги главным образом тем, кто может заплатить за них. И мы видим, как многие профессионалы, позабыв о своих скромных истоках, игнорируют бедняков, к которым они недавно принадлежали.

Профессиональные объединения, так называемые коллегии, эффективно защищают права и привилегии своих членов, но не слишком поворотливы, когда необходимо потребовать качественного уровня обслуживания клиентов или исполнения своих обязанностей. Падение профессионального уровня является следствием тяги к обогащению, царящей в стране. Строители не обладают нужной подготовкой, судьи и адвокаты продажны, хирурги делают ненужные операции. Нефтяной бум развязал погоню за лёгкими деньгами, быстрыми и без каких-либо усилий. Прокуроры и ревизоры тоже захвачены этим потоком, и, кажется, ситуация стала неуправляемой».

Можно только добавить, что за прошедшие десятилетия, особенно за период неолиберальных реформ конца XX века и приватизации стремление к быстрым и лёгким деньгам многократно усилилось.

Воспитание венесуэльцев в духе боливарианского отношения к труду идёт медленно и видимых результатов пока не даёт.

По большому счёту венесуэльцы аполитичны. Для среднестатистического венесуэльца принадлежность к той или иной партии не означает пассионарности, готовности беззаветно защищать её идеалы, рискуя своими интересами, имуществом, благополучием, комфортом. Для передышки от «тяжких будней» революции используется любая возможность. И для этого годятся все праздники: общенациональные, религиозные, корпоративные, региональные и, конечно, семейные. Не умеешь отдыхать и веселиться, значит, ты не настоящий венесуэлец. Праздники отмечаются с помпой, на полных оборотах, без оглядки на реакцию соседей. Праздники – это обязательно bochinche! Шумная гулянка по максимуму!

В не меньшей степени венесуэлец любит всё, что связано с азартом, надеждой на везение, лёгкие деньги. В стране функционирует множество казино, бинго, лотерей. Эпицентром азарта является Национальный ипподром, филиалы которого для делания ставок разбросаны по всей стране. Существует Национальный автономный институт ипподромов, координирующий работу в столь специфической сфере азарта. Президент страны обладает правом назначения директора «института», и в годы Четвёртой республики этот пост был в числе самых вожделенных. Чавес взялся за реформирование института после многочисленных скандалов, связанных с ним. Раздутый штат служащих поглощал практически все доходы. Была создана «ликвидационная комиссия», но в своей работе она сталкивается с постоянно возникающими препятствиями. Институт – заведение богатое, может быть, в этом всё дело. Не удивлюсь, если на «ликвидацию» уйдут годы.

По скорости распространения слухов и склонности к этому жанру устного творчества Венесуэла является лидирующей страной Латинской Америки. Эта местная специфика, о которой написаны монографии, нашла отражение в учебных руководствах ЦРУ об особенностях работы с венесуэльскими агентами: необходимо тщательно перепроверять полученную от них информацию, поскольку она часто основана на слухах, которые распускаются любителями-аналитиками из спортивного интереса. В каждой газете есть постоянные колонки для таких «сплетен», авторы которых виртуозно оперируют фактами, «наводя тень на плетень».

Слухи облегчают жизнь, это своего рода амортизирующие прокладки между желаемым и действительным. Для оппозиции страстно желаемое – избавление от Чавеса, и в этом направлении «слухачи» работают не покладая рук и фантазии. Сколько раз в доверительной форме друзья из лагеря оппозиционеров мне говорили: «Теперь точно Чавесу крышка, всё готово, чтобы свалить его по-настоящему». Назначенная дата проходила без последствий, мои друзья не моргнув глазом оптимистично называли другой «точный срок», и так – до бесконечности.

Сложная политическая ситуация и утрата ясных перспектив резко увеличили число психических заболеваний в стране. Беспричинная агрессивность, стрессы, ощущение безнадёжности – у постороннего наблюдателя возникает ощущение, что рядовой венесуэлец настолько дезориентирован, что даже простые житейские радости перестали доставлять ему удовольствие. Так, вездесущей статистикой зафиксировано снижение либидо у традиционно любвеобильных венесуэльцев. До амурных ли встреч, когда, если верить оппозиционным телеканалам, – которые Чавес называет «четырьмя всадниками Апокалипсиса», – демократия в стране эволюционировала в сторону авторитаризма, от которого до «кастрокоммунизма» рукой подать. Возможность установления режима по кубинскому образцу и связанной с этим утраты материального комфорта, который обеспечивается «нефтяной рентой», больше всего пугает венесуэльского обывателя.

«Усложнение» эмоциональной жизни венесуэльцев было замечено психологами. Интересные наблюдения сделал Роберто де Вриес: «Для венесуэльцев до 2002 года была характерна только одна из четырех основных эмоций – радость. Мы были „патологическими“ весельчаками. Это была радость без причины, по любому поводу, вне реалий, вне временных ограничений. Она не имела отношения к радости по поводу конкретного успеха, это было стилем жизни… Возникновение образа венесуэльца – носителя чистой радости – привело к тому, что нас стали воспринимать как поверхностный народ» [16]16
  См.: Eucaris Perdomo, Chávez es un instrumento del inconsciente venezolano // Газета «2001». Caracas, 2004. 11 января.


[Закрыть]. Только в 2002 году (после попытки апрельского путча) венесуэльцы открыли для себя, что существуют другие эмоции: ярость, грусть и страх. Де Вриес считает, что усложнение спектра эмоций будет полезным для «весельчаков», потому что поможет венесуэльцам «расти, мужать и дополнять друг друга в индивидуальном и коллективном плане».

Эгоцентричность венесуэльцев препятствует их естественному вживанию в иную национальную среду, даже, казалось бы, в братских странах Латинской Америки. Там венесуэльцев нередко воспринимают как «высокомерных», «эгоистичных», «самодовольных». Венесуэльцы не слишком раздумывают над тем, где можно пустить пыль в глаза, а где лучше воздержаться. В союзной Боливии, большая часть населения которой живет скудно и бережливо, «официальные боливарианцы» демонстрируют расточительность и склонность к bochinche,чем вызывают неприязнь даже у своих политических сторонников. И попробуй намекнуть на это «начальству» этих гуляк в Каракасе: лица каменеют, в глазах возникает недоверие – это типичный наговор, клевета и зависть.

Коренные венесуэльцы относятся к иностранцам («мусью» в бытовой лексике венесуэльцев), приезжающим в страну на ПМЖ, без тёплых чувств. Наша соотечественница, назвавшая себя «KaSandra», поделилась в Интернете впечатлениями, возможно слишком эмоциональными, о своих попытках устроиться в Венесуэле. Приведу характерный фрагмент:

«Я просто со смеху покатываюсь, читая комментарии соотечественников, которые хотят ехать в Венесуэлу, чтобы там жить, учиться и работать. Слишком много фантазий, и поэтому обведут вас там вокруг пальца как последних лохов. Венесуэльцы – хитрый и лицемерный народ. На вид они очень обаятельные и приятные, но вы никогда не узнаете, как они к вам относятся на самом деле. Они будут вас обнимать, целовать, говорить, какой вы умный и хороший, а про себя в это время думать: ну и лопух же ты! – или что-то в этом роде. Я хорошо знаю эту страну и людей. Чтобы там выжить, нужно быть такими, как они, и добиваться своего, отбросив всякие моральные принципы, исходить во всём только из своих собственных интересов, плевать на всех и при этом очень мило улыбаться и говорить, какие они все хорошие и красивые. Чем больше у вас лицемерия, тем легче жить в этой стране».

В упомянутой книге «Кто мы, венесуэльцы?» есть глава, посвященная пришлому люду – кубинцам, аргентинцам, перуанцам, колумбийцам, выходцам из островных стран Карибского бассейна. Все они под неумолимым аналитическим скальпелем автора выглядят не слишком привлекательно. Вывод понятный: в Венесуэле без пришельцев жилось бы лучше. Они претендуют на своё жизненное «пространство», рабочие места, корректное отношение к себе, а по мере укоренения и получения гражданства – на полное правовое равенство с венесуэльцами. Впрочем, получение гражданства в Четвёртой республике часто растягивалось на десятилетия, процедура получения венесуэльских удостоверений личности долгие годы была обставлена неимоверным количеством бюрократических препятствий, преодолеть которые удавалось только с помощью mordida– весомой взятки.

В Пятой республике mordidaне изжита, но процедура получения гражданства заметно ускорилась. Новые граждане – новые избиратели, и они в знак признания за терпимое отношение к себе на выборах оказывают предпочтение кандидатам боливарианской власти.

Чавес – «венесуэлец в сконденсированном виде» – всегда учитывает особенности национального характера, поэтапно осуществляя свои революционные проекты, выстраивая стратегию и тактику построения нового общества. Он без колебаний меняет союзников, делает своими те программы, которые кажутся ему перспективными, отказывается от тех, которые пробуксовывают, и маневрирует на венесуэльских политических просторах от станций «Национализм» и «Радикализм» до станций «Марксизм» и «Троцкизм».

Такая идеологическая гибкость долгое время помогала Чавесу руководить «Движением Пятая республика» [17]17
  «Движение Пятая республика» (Movimiento Quinta República) было создано в целях объединения сторонников Чавеса накануне президентских выборов 1998 года. «От имени» ДПР Чавес и был зарегистрирован в качестве кандидата в президенты. До формирования Единой социалистической партии Венесуэлы (PSUV) ДПР являлось главным инструментом политической поддержки Чавеса.


[Закрыть]и не конфликтовать с политическими попутчиками. Различные левые тенденции и личные амбиции левых политиков (относительно) мирно уживались под широкой тенью президентской власти. Но управлять революционным процессом Чавесу с каждым днём было всё сложнее. Сколько партий, столько программ и догматических ограничений. Только попробуешь сделать шаг вперёд, как звучат предостерегающие окрики мини-партий: оппортунизм! ревизионизм! сектантство! уступка оппозиции!

Этот разнобой мнений в типично венесуэльском духе (кто громче крикнет) побудил Чавеса взяться за строительство полноценной партии «под себя». Настоящий Лидер невозможен без исполнительного политического инструмента, связанного тысячами нитей с народными массами…