Текст книги "Мы другие"
Автор книги: Константин Мухортин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Майкл сел напротив главы государства, машина тронулась, и через некоторое время неожиданно на улице послышались выстрелы.
– Твою мать! – выругался Владимир и тут же повернулся к испуганному Майклу: – Where is it?
– What? – спросил Майкл
– The copy! Materials! – почти закричал Владимир.
– I will communicate only after guaranty, – сказал Майкл, но уже без улыбки, вжавшись в кресло автомобиля.
– You are more important! Documents without you mean nothing!!! – орал на него Владимир, давая понять, что документы без него ничего не значат, как вдруг раздался оглушительный взрыв, и передняя машина взорвалась, сильно качнув их взрывной волной.
– So... resource... com... file... Aleksandr Makedonskiy... entrance... his date of birth, – запинаясь, выложил Майкл.
– Андрюха... родной... ответь! – прокричал в микрофон Владимир и, услышав ответ, быстро начал говорить: – Запоминай: файловый ресурс – библиотека... ага... файл Александр Македонский... пароль – дата его рождения... Повтори... Да, его дата рождения... – Больше Владимир ничего сказать не мог, потому что вторым выстрелом Эльхана из ПТУРа их машину подкинуло на несколько метров вверх.
«Неужели?., я всю жизнь ждал этого «Неужели»... Теперь понимаю, что шел к этому мгновению всю жизнь и жил только для него...
– Владимир, ответь мне!.. – пытался связаться с ним Андрей, но все было безуспешно, и через несколько минут они попытались найти кортеж. Когда они подъехали к месту происшествия, там уже были два пожарных расчета и полиция. Андрей попытался прорваться к искореженным автомобилям, точнее, к тому, что от них осталось, но в душе он понимал, что все кончено.
В голове творилось что-то непонятное. Хотелось крикнуть: «Стоп, все не так!», но ничего не происходило. Словно во сне Андрей смотрел на пожарных и на зевак, которых не пускала полиция. Рядом кто-то что-то говорил, что-то обсуждал, но все было словно в вакууме. Только мысли, что там Владимир и Президент Российской Федерации, кидали его в дрожь и возвращали в реальность, к которой не хотелось возвращаться. Кто-то что-то кричал рядом, но в голове стоял гул... и приходило понимание, что они не справились...
«Что теперь делать? Как так, как так? Это не со мной. Сейчас я проснусь, и все вернется как было», – мысли вертелись в голове, не давая трезво оценить ситуацию.
Вдруг в толпе зевак Андрей увидел глаза, которые он уже видел и точно никогда не забудет. Дело не в цвете или размере, а в энергии, которую они излучали. Это были глаза воина, который выиграл сражение, глаза тигра, поднимающего голову над побежденной жертвой. Все вокруг остановилось, и только эти глаза яркой белой вспышкой поднимали Андрея наверх, все выше и выше.
...И уже совсем не образный, а настоящий тигр стоял над поверженной жертвой, а в него, раскинув трехметровые крылья, пытался вонзить когти огромный орел. Глаза тигра светились желтым дьявольским огнем, а огромные клыки готовы были разорвать надоедливую птицу. Орел летел вперед когтями, имея только одно преимущество – тот факт, что его не достать в воздухе. Вырвав клок шерсти, орел еле увернулся от когтей тигра, и взлетел верх, готовясь ко второй атаке. Легко отбив первое нападение, тигр просто исчез, не дав продолжить бой...
Андрей очнулся лежащим на асфальте, сознание медленно возвращалось, наполняя его пониманием ужаса происходящего. Кто-то помог ему подняться, думая, что человеку стало плохо от увиденного, но Андрей теперь осознал, что именно произошло. В глазах Эльхана он прочитал, что на самом деле случилось и кто за этим стоит... Андрей узнал все, что произошло. От этих мыслей он вскочил, понимая, что надо поскорее взять себя в руки. Он вдруг услышал голос в наушнике, который настойчиво требовал выйти на связь и приказывал срочно ехать в аэропорт. По дороге туда Андрей, как заклинание, повторял информацию от Владимира, которую тот просил его запомнить: «Файловый ресурс... Александр Македонский... дата рождения».
На саммите так и не были представлены разоблачающие доказательства, а представители российской стороны вообще не упоминали о них. Для кого-то это было облегчением, для кого-то – разочарованием, но, так или иначе, почти все подумали, что это очередной хитрый политический ход Москвы.
Лучшие умы планеты разрабатывали тактики и стратегии последующих шагов каждой из сторон, но как минимум для одного человека это сейчас не имело никакого значения. Андрей ехал в машине в сторону аэропорта, а навстречу ему мчались полицейские автомобили, гулом сирен уносясь куда-то далеко, в то место, о котором он не хотел думать. Он просто двигался, совершенно не замечая, как прошел спецтерминал аэропорта и даже как очутился в президентском самолете. И только обстановка в самом самолете заставила его прийти в себя. Когда он поднялся на борт, кто-то его попросил куда-то пройти и проводил в отдельный кабинет, войдя в который Андрей обомлел от увиденного. За столом сидел президент... Российской Федерации и смотрел на него в упор взглядом пронизывающих серых глаз.
«Да, вот это глаза настоящего Ивори», – подумал Андрей и после пригласительного жеста присел в кресло напротив. Президент сохранял молчание и только смотрел Андрею в глаза, который понял, что сейчас перед ним настоящий президент, а погиб с Владимиром кто-то другой.
– Думаю, объяснять ничего не надо, – нарушил молчание президент, а Андрей только покачал головой в ответ, также не сводя с него глаз. – Так бывает... Владимир был отличным Ивори... – сказал президент, но Андрей ничего не мог ответить из-за кома в горле, отчего опустил глаза. – Сейчас иди... надо отдохнуть... Николай Николаевич тебе все объяснит.
– Спасибо, – проговорил Андрей, после чего вышел из кабинета в салон, в котором уже все заняли свои места, так как самолет выруливал на взлетную полосу.
Во время полета борта №1 в Москву и выступления российских представителей на мобильный телефон Эльхана позвонил Темир.
– Все отлично, брат... хвалить потом буду, а прямо сейчас выйди на улицу – там тебя ждет такси, оно отвезет тебя по адресу, где ты встретишься с одним человеком... Это срочно, у тебя одна минута, – быстро сказал Темир.
– С кем встретиться? Зачем?.. – только и успел сказать Эльхан, но Темир уже положил трубку.
Эльхан вышел из дома, в который они с Виктором приехали после бойни и в который позже подъехали Ахмет и Мага, а потом – еще несколько человек. Когда Эльхан сел в машину, таксист ничего не спросил у него и поехал прямо, остановившись через несколько кварталов возле небольшого кафе. Войдя внутрь, Эльхан увидел свою жену Зену, которая сидела одна. Взглянув на нее, Эльхан вздрогнул от понимания того, как он скучал по ней, как дорога она ему, и как красивы ее черные глаза.
– Ты что здесь делаешь? – спросил Эльхан и обнял Зену. Прижав ее к своей могучей груди, он почувствовал все ее миниатюрное, но сильное тело.
– Жду тебя... Мы сейчас улетам, – ответила Зена и, улыбаясь, показала стопку сложенных документов.
– Куда? – удивленно спросил Эльхан.
– В Нью-Йорк... жить, – проговорила Зена.
– Как? Зачем? У меня здесь дела! – воскликнул Эльхан.
– Здесь все закончено. Темир сказал, что здесь ты все сделал и здесь небезопасно. Мы с тобой улетаем сейчас в Америку, в Вест-Пойнт. Темир сказал, что для рода ты там важнее, – объяснила Зена, а потом, опустив взгляд на свой живот, добавила: – Для нас двоих... теперь важнее...
Эльхан долго смотрел в ее блестящие черные глаза, пытаясь собрать все мысли во что-то цельное, после чего присел рядом с ней и приложил ухо к животу. После, поцеловав живот, Эльхан поднялся, обнял Зену и сильно прижал к себе.
ОТЕЦ
«Что это такое? Зачем он звонит», – думал Николай Николаевич, смотря на стационарный телефон в своем кабинете. Телефон был старого советского образца, с гербом посередине. Ему очень нравился этот аппарат, но в данный момент отношение к телефону было другим. Громкий звонок разорвал гнетущую тишину кабинета Николая Николаевича, отчего последний даже вздрогнул. С каждым звонком тревога нарастала, но хозяин кабинета не мог ничего с собой сделать, и что-то ему подсказывало, что после поднятия трубки начнется другая жизнь, а какая именно – он не знал. Ему хотелось еще несколько мгновений пожить этой жизнью, но с каждым звонком он понимал, что осталось совсем мало, словно отчет от десяти до нуля отбивал каждый звонок. Протянув руку к телефону, Николай Николаевич ощутил такое сердцебиение, что затряслись руки. Он вспомнил глубоко забытое чувство, что в его жизни уже был один такой звонок, отчего его еще сильнее бросило в дрожь.
– Слушаю, – пытаясь скрыть волнение, ответил Николай Николаевич. Молча выслушав то, что сказали на другом конце провода, он трясущимися руками еле смог положить трубку на аппарат. Ноги подкосились, словно что-то свинцовое из груди наполнило все тело и тянуло к полу. Хотелось закричать, что есть мочи, но тело и душу парализовало. Он понял: то, чего он боялся больше всего, вырвалось из телефона и уничтожило его полностью. В подсознании всегда это сидело, но он всю жизнь считал, что это с ним никогда не случится. Силы заканчивались, ноги подкосились и Николай Николаевич практически рухнул на пол. Оказавшись на полу лицом вниз, медленно стуча кулаками по дубовому паркету, он разрыдался так, как никогда в жизни.
– Этого не может быть... этого не может быть... этого не может быть...
Два человека, которые еще недавно были на расстоянии удара друг от друга, разлетались в разные концы планеты. Когда один самолет набирал высоту, направляясь в Нью-Йорк, другой приземлился в Москве. Дождь за бортом словно повторял настроение Андрея. Он думал о Владимире, который фактически спас ему жизнь, пересадив в другую машину. Планировалось, что Андрей поедет вместе с Майклом, анализируя и проверяя по дороге информацию, но Владимир в последний момент все изменил, сев вместо него. Андрею очень хотелось услышать, что ему расскажет Николай Николаевич, но в аэропорту его не было. Андрея отвезли в какой-то большой загородный дом, только сказав, что ему надо отдохнуть и пока никому не звонить.
Андрей находился в полной изоляции, а на третий день приехал Николай Николаевич, которого Андрей не узнал. Он даже внешне изменился, и энергетика была совсем другая, а глазах застыла непередаваемая тоска. Выйдя на улицу, Николай Николаевич сказал:
– Андрей, сегодня хоронят Владимира... моего сына... Хочу, чтобы ты приехал. Сможешь?
От этих слов Андрей почувствовал, как защемило сердце. Он посмотрел в глаза Николаю Николаевичу и проникся всей болью отца, потерявшего сына, которому еще и предстоит хоронить его сегодня. Руки и ноги не слушались Андрея, к горлу подкатывал горький ком, а глаза предательски наливались слезами. Он смог только кивнуть и отвести глаза, и всю дорогу до самого кладбища они ни о чем не говорили. На похороны приехало много народу, а Андрей только смотрел на Николая Николаевича, который не был похож ни на сильнейшего Ивида рода Ивори, ни на руководителя спецслужбы государства, а только на отца, который хоронит своего сына. Когда все разошлись, они вдвоем остались стоять возле могилы. Перед тем как уйди, Николай Николаевич нарушил молчание.
– Молись за него, Андрей... за своего брата, – сказал Николай Николаевич, пристально посмотрев Андрею в глаза.
– Володя мой брат... Значит... Вы... – начал мямлить ошарашенный Андрей, но Николай Николаевич его перебил:
– Андрей... просто молись за брата... и ни о чем не думай... просто молись. Я тебе позже все расскажу.
Николай Николаевич попросил оставить его одного, сказав Андрею следовать к машине, а после стоял возле могилы один и смотрел на фотографию сына. На него смотрел молодой, полный сил, улыбающийся мужчина. Фотография перенесла его в прошлое, когда он, счастливый и молодой, узнал, что стал отцом, как он бежал, словно мальчишка, и улыбался своим мыслям. Он вспомнил жену, которая делала все не так, а он старался воспитать в сыне мужчину. Дальше картинка воспоминаний стала черно-белой, перенеся его в тяжелые воспоминания, когда погибла жена и он боялся идти домой к маленькому Владимиру. Потом, найдя в себе силы, переступил через порог и обнял сына, просидев с ним всю ночь, пока не уснул, обнимая его. Слезы катились по разом постаревшему лицу Николая
Николаевича, а он все вспоминал и вспоминал. Потом перенесся в школу и институт, когда только радовался успехам сына. Вспоминал свои переживания, что не может познакомить Владимира с младшим братом. Потом свадьба Владимира и рождение маленького чуда, сделавшего его дедушкой. Дальше – развод и невестка, которая не смогла жить с офицером спецслужб. Николай Николаевич не хотел, чтобы люди видели его в таком состоянии, он просто стоял и плакал, как одинокий старик, потерявший последнее.
«Что я сделал не так? Почему он? Лучше бы я ушел...»
Андрей в растрепанных чувствах брел к машине. Он всю жизнь мечтал о брате и нашел его, когда уже потерял. Вторая неожиданная новость за день полностью лишила Андрея энергии, и он уже не помнил, как дошел до машины и доехал до дома. Все дни до встречи с Николаем Николаевичем он не мог собраться и войти в нормальное русло. После того как тот позвонил и попросил вечером приехать, Андрей пришел в себя и вспомнил, что с момента отъезда он ни разу не позвонил Лизе, хотя прошло уже несколько дней.
Собираясь к Николаю Николаевичу, Андрей без интереса включил новости и увидел отрывок сюжета, в котором говорилось, что в Австрии сотрудниками полиции уничтожены несколько бандитов, причастных к нападению на представителей российской дипмиссии. Андрей залез на европейские сайты в Интернете и обнаружил, что там эта информация преподносится так, будто уничтоженные бандиты были радикальными борцами за независимость Украины и боролись против оккупационного режима России. Решив не углубляться в этот вопрос, Андрей поехал к Николаю Николаевичу.
– Прости, что столько времени не мог уделить тебе... – начал говорить Николай Николаевич и замолчал, но через мгновение попытался продолжить: – Не знаю, с чего начать...
Андрей и Николай Николаевич сидели на огромном балконе в загородном доме, расположившись в удобных креслах за маленьким столиком. Открыв бутылку дорогого виски и разлив по бокалам, Николай Николаевич никак не мог начать разговор. Тогда инициативу в свои руки взял Андрей.
– Владимир – мой брат? – уверенно спросил он.
– Да, твой брат и мой сын... – ответил Николай Николаевич, пристально глядя на Андрея, который уже готов был что-то спросить, но Николай Николаевич опередил его: – Да, Андрей, ты – мой сын.
– Но как?.. Почему так? Как это случилось? – сыпал вопросами Андрей.
– Давай с самого начала, – уже спокойно и уверенно начал говорить Николай Николаевич, отхлебнув глоток односолодового виски. – Моя жена погибла, когда нашему сыну Володе не исполнилось и четырех лет. Я, в то время молодой аспирант МИФИ, остался с маленьким ребенком на руках и практически без средств к существованию. Тогда у меня был сильнейший стресс, который сублимировался в работу. Я работал над секретным проектом, плодами которого мы пользуемся до сих пор. Маленький Володя придавал мне сил, заставляя бежать все быстрее и быстрее. Перед защитой своего открытия я потерял сознание и оказался в больнице. Все думали, что это депрессия, бессилие и потеря энергии от перегрузок, но истинные причины я понял позже. Выйдя из этого состояния, я думал, что никогда уже не смогу иметь прежние ощущения энергии, но я ошибался. Через несколько месяцев я понимал то, до чего не мог дойти многие годы. Я думаю, Андрей, что ты уже догадался, что я тогда перешел на новый уровень Ивори.
Пока я лежал в больнице, мое открытие украл другой ученый, ловко воспользовавшись моментом. Для меня это уже не имело значения, так как я за короткое время совершил настоящую революцию в своем направлении и уверенно двигался дальше. За год я защитил кандидатскую, а потом и докторскую, но не это главное, а то, что я начал видеть и чувствовать людей. Я начал увлекаться другими науками, и к своему удивлению обнаружил, что все великие открытия появляются на стыке чего-то, на первый взгляд, несовместимого. Это могут быть несовместимые науки, музыкальные стили, жанры и даже законы. Создав симбиоз наук, мир получил множество новых, таких, например, как генеалогия, микро– и нейрохирургия, менеджмент, паралингвистика, телепатия, кибернетика и множество других.
Но долго развиваться самостоятельно мне не дали, и я узнал про Ивори и про наш род. Я стал работать в «почтовом ящике», где трудились лучшие умы нашего рода. Я работал над универсальной и автономной системой управления микросоциумами. Мы создавали систему управления государством, в которой основные процессы могут работать даже во время путчей, революций и войн.
– Получилось? – только и смог спросить Андрей.
– Конечно, а как ты думаешь функционировало государство в девяностые годы, когда у руля никого не было? Все основные внутренние процессы работали, дублируя и контролируя друг друга, как в самолете.
Поэтому нас не захватили, не распилили и не залили кровью гражданской войны, – ответил Николай Николаевич Андрею, который впитывал каждое его слово. – Более того, со стороны казалось, что страна, в которой переставали работать многие процессы, разваливается на части.
– Какие процессы? – снова спросил Андрей.
– Ну, все процессы. Любое устройство, которое работает, имеет переплетенные между собой процессы. Устройство может быть каким угодно, от часового механизма до бизнес-компании или государства. Просто процессов больше, они другие и по-разному проходят. В любом устройстве есть основные процессы, на которых все держится, и изменение их может разрушить все.
Кстати, есть даже такой способ разрушения системы или механизма. Например, существует сообщество, компания или даже государство, а кому-то хочется его уничтожить. Тогда находятся основные процессы, на чем стоит все устройство, и под невинным предлогом оптимизации, улучшения и всего такого эти процессы меняются. Через некоторое время то, что работало много лет, перестает действовать. Так можно развалить любой работающий механизм, от бизнескомпании до целого государства. Под «добрым» соусом демократии в странах Ближнего Востока менялись фундаментальные тысячелетние процессы, после чего наступал хаос, и государственная машина переставала функционировать. Это как с автомобилем, в котором, до того, как туда влез «добрый» мастер с «добрыми» намерениями, все худо-бедно работало, а после – окончательно встало.
Так вот, нашу страну пытались развалить именно таким способом, потому что воевать в открытую слишком дорого, и это будет иметь большие последствия. Разрушив много процессов при помощи «доброго» слова «демократия», от которого меня, кстати, тошнит уже много лет, нашим «друзьям» показалось, что страны уже нет. Но мы выжили, а созданная нами система управления и защиты уже работала в автономном режиме. Конечно, мы не могли за всем уследить, но около трех тысяч ключевых процессов оказались в надежных автоматизированных руках и подчинялись сами себе, существуя автономно. Это области ядерного щита, энергетики, науки, управления, территориальной целостности, экономики, импорта и экспорта и много другого. На разных уровнях власти появлялось много болванов, но изменить ключевые моменты они не могли. Как только очередной хозяин города пытался влезть не туда, считая себя вершителем всего, с ним что-то незаметно случалось, от сердечного приступа до непонятных криминальных разборок. Были и «крутые» бизнесмены, которые хотели купить или отобрать какой-нибудь ключевой секретный объект, но с ними также что-то происходило, когда они влезали, куда не следовало. Пройдя неизбежный кровавый период разрушения, страна, казалось, летела в пропасть, однако внутренние процессы не только защищались, но и постепенно создавались. Через десять лет хаоса и разрушений к власти пришел Ивори, и Россия стала стремительно развиваться. Если провести аналогию с коммерцией, то это, как бизнес-компания, которая находилась на грани банкротства и путем системной оптимизации и изменения постепенно стала прибыльной и успешной, сохранив при этом старый бренд. Так что, заверю тебя, даже если к власти придет какой-нибудь болван, пусть даже через кровь и революцию, страна все равно будет в безопасности, пока работает наша система.
Я работал на благо рода Ивори, растил сына, но не в силах был забыть жену, поэтому не мог ни с кем жить, – продолжил свою историю Николай Николаевич. – С твоей матерью я познакомился в Москве, когда приехал в командировку из Новосибирска, куда уехал с сыном жить и работать. Ее простота и голубые, как небо, глаза, растопили лед в моей душе, и я влюбился как мальчишка. Я приезжал к ней в Москву, и все у нас было хорошо до тех пор, пока она не забеременела. К моему удивлению, она отнеслась к этому событию достаточно холодно, посчитав, что это поставит крест на ее жизни. Я старался перевестись обратно в Москву, но это было сложно, так как вся моя работа была в Новосибирске, да и Володя уже пошел там в школу. Твоя мама переезжать в «эту деревню» наотрез отказалась, и мне оставалось только летать к ней как можно чаще. После твоего рождения она стала совсем раздражительной, почему-то считая, что жизнь к ней не справедлива.
– Она, пожалуй, до сих пор так считает, – вздыхая, сказал Андрей.
– Да, люди практически не меняются... – философски заметил Николай Николаевич, улыбнулся и продолжил: – Вскоре ей захотелось лучшей жизни, и она нашла себе другого мужчину, который был моей полной противоположностью. Я стал мешать, и она порвала со мной все отношения, продолжив жить только для себя, что, впрочем, спасло тебя от ненужной, разрушительной материнской любви.
– Она ничего не говорила мне про тебя и про Володю, – произнес Андрей.
– Конечно, ей легче было не говорить, чем все тебе объяснять, – грустно сказал Николай Николаевич. – В итоге мы остались в Новосибирске, а что было с тобой, ты уже и сам помнишь.
– Почему ты раньше не искал меня? – спросил Андрей.
– Зачем мне тебя искать? Я знал о тебе все, оберегая тебя каждый день, – улыбнулся Николай Николаевич.
– Ты за мной следил?! – удивился Андрей.
– Ну, не за каждым твоим шагом, и не с самого детства... но... старался уберечь тебя от поступков, последствия которых могли быть невосполнимыми, – задумчиво произнес Николай Николаевич.
– Каких поступков? – спросил Андрей, перебирая в памяти всевозможные свои «истории».
– Да много всякого было, о чем ты можешь и не помнить, но последствия этих поступков могли сильно отразиться на твоей жизни. Если начнешь вспоминать, то некоторые странности могут всплыть... – улыбнувшись, ответил Николай Николаевич и посмотрел в глаза Андрею.
Внезапно Андрей мыслями перенесся в девяностые годы, когда он еще учился в школе. Местный школьный авторитет Ринат, у которого брат был каким-то крутым бандитом, невзлюбил Андрея и не давал ему прохода в школе, требуя деньги и избивая. Внезапно все быстро изменилось, когда брата-бандита посадили, а Ринат вдруг резко стал тихим и спокойным, а потом и вовсе переехал. Андрей долго не мог понять, как такое могло случиться.
Поменяв школьную картинку, он мысленно перенесся в подвал, где его друзья, которые уже несколько раз попробовали героин, предложили дозу и ему, показывая на себе, что с ними все в порядке. Тогда в подвал вдруг ворвались оперативники и забрали всех в отделение.
Потом Андрей увидел себя в состоянии, которое в народе называется «труп». Он тогда не успел проехать и пары сотни метров от места, где напился, как его «приняли» гаишники и на год лишили водительских прав.
Много было моментов, ярких и не очень, которые проскакивали в голове Андрея и которые он раньше считал удачей или случаем... Но вдруг он вздрогнул от воспоминания об аварии, где он чуть не погиб, с которой начался новый этап его жизни. Он увидел возле светофора себя, отлетающего назад, увидел разлетающийся на куски огромный черный автомобиль и безжизненные черные глаза водителя, смотрящие на него.
Эти события промелькнули в сознании так явно, что, казалось, Андрей пережил их снова. Наконец он встряхнул головой и вернулся к Николаю Николаевичу.
– Я в шоке... Даже не знаю, что сказать... – растерянно заговорил Андрей, но Николай Николаевич перебил его:
– Я всегда был с тобой, сын. Ты даже не представляешь себе, как давно я хочу тебе это рассказать.
Они оба замолчали. Затем Андрей спросил:
– Почему ты раньше не появился? Не рассказал мне об Ивори?
– Во-первых, нельзя было тебя «светить» раньше времени, а во-вторых, осознать Ивори можно, только став им, пройдя самостоятельный долгий путь развития.
– Почему ты не помогал нам с матерью? – тоном сына, обиженного на отца с детства, задал вопрос Андрей.
– Я мог бы завалить вас деньгами, устроить тебя в лучший вуз и на высокооплачиваемую работу, но тогда бы ты не ценил то, чего есть сейчас и чего добился сам. Моя лучшая помощь – это не портить тебя и оберегать от чего-то плохого. Так получилось, что я не смог быть рядом с тобой, но я сделал максимум возможного, – серьезно ответил Николай Николаевич.
Андрей помолчал, а потом хитро спросил:
– Так ты всегда за мной следил?
– Ну, до интима не доходило, да и не я это все делал, а мои сотрудники, которые всегда были рядом с тобой, а потом мне докладывали, – признался Николай Николаевич.
– О, нет, ты все знаешь обо мне... О, нет! – воскликнул Андрей.
– Ты, конечно, балбес настоящий, но, поверь, ничем не отличающийся от своих сверстников. Ты развивался, и все плохое от тебя постепенно отваливалось. Были, разумеется, у тебя и плохие установки, но ты от них избавился... не без моей помощи, конечно, – улыбнулся Николай Николаевич.
– Какие именно? И как ты помог мне от них избавиться?
– Ну, например, ты считал, что тебе все должны, а ты никому ничем не обязан, старался брать, не отдавая ничего взамен. Ты всегда считал себя лучше других, считал, что достоин большего, как сноб, не замечающий собственных недостатков. Это лишь некоторые установки, но они сильнее всего мешали твоему развитию, да и жизни вообще. А я влиял на тебя через школу, учителей, друзей...
– Друзей?! Антон?! – не веря своим ушам, спросил Андрей.
– Ну, и через него тоже. Не думай, он не Ивори. Когда ты оказался с нами, то в твой жизни появился Владимир, – сказал Николай Николаевич и замолчал после упоминания о сыне.
Так они посидели несколько минут, а потом Андрей произнес:
– Как погибла мать Владимира, твоя жена?
Помолчав, Николай Николаевич заговорил:
– Ее убили. Убили в спокойное советское время, когда невозможно было о таком даже подумать. Тупое ничтожное животное одним ударом ножа разорвало нить жизни замечательной женщины, оставило сына без матери, а меня без близкого человека. – Николай Николаевич начал заметно волноваться.
– Кто это был? – спросил Андрей.
– Бывший зек, которому понравились дешевые сережки, и он напал на нее, когда она шла вечером домой. Он убил ее одним ударом ножа в спину, чтобы не кричала и ему проще было снимать с нее украшения. Он убил ее не из мести, не защищаясь, он просто убил ее, потому что так было удобнее для него... и все... – Голос Николая Николаевича задрожал, но он продолжил: – Это эгоистичное животное захотело что-то, и ему было не важно, каким путем это взять, потому что оно с детства думало только о себе. После этого случая эгоизм во взрослых людях для меня – самый страшный внутренний враг. Это вирус, который принесли Ханоты, хотя овладевает он не только ими. – В голосе Николая Николаевича была слышна злоба. Он встал, прошел несколько шагов по балкону и, повернувшись к Андрею, сказал: – Запомни: «Каждый преступник – эгоист, но не каждый эгоист – преступник». Разумеется, если человек сознательно пошел на преступление. Эгоист может не совершать преступления, потому что нет возможности, присутствуют страхи или ему дали такие установки в детстве, которые не позволяют совершать определенные поступки.
– Что с ним стало?
– Я не дал ему умереть своей смертью. Я нашел его в тюрьме, где он сидел по другому делу, помог выйти оттуда, а потом встретился с ним. Перед тем как его убить, я все рассказал ему, рассказал о своей боли, глядя в его черные безжизненные глаза. Знаешь, Андрей, что самое страшное было в них? В них ничего не было, кроме животного желания освободиться. Они были пустые, словно кто-то черной краской нарисовал две бусинки и заставил их бегать в разные стороны. Я убил его без сожаления, не получив никакого морального удовлетворения от мести. Я просто уничтожил бешеное животное, которое выбрало для себя такой путь, – закончил свой рассказ Николай Николаевич.
Затем они минут тридцать молчали, думая каждый о своем. На улице было темно. Несмотря на то, что половина бутылки была выпита, оба оставались трезвыми. Андрей наконец решил спросить про ситуацию в Вене:
– Как так получилось, что Владимир погиб и мы не выполнили задание?
– Предатели – это оружие, которое будет всегда. Кстати, предательство – это тоже особая форма проявления эгоизма, когда личные выгоды одного покупаются тысячекратной ценой других. Воспользовавшись этим же оружием, мы уничтожили тех, кто устроил на вас засаду, – ответил Николай Николаевич.
– Я видел одного из них, он был там, когда приехали полиция и пожарные. Я с ним виделся в Казани – это был сильный Хан их рода. Он тоже уничтожен? – спросил Андрей.
– Да, их всех по наводке накрыли в квартире в Вене в этот же день. Семь человек осталось там навсегда. Можешь не беспокоиться, – заверил его Николай Николаевич.
– Владимир спас мне жизнь, пересадив меня в другую машину, – с грустью в голосе проговорил Андрей.
– Я знаю. Он, наверное, что-то почувствовал и пошел на это сознательно. Он спас тебе жизнь и сохранил информацию, которой мы теперь обладаем. Мы знаем, что она выйдет наружу тогда, когда нужно будет нам.
– На остановке тоже был Владимир? Это он тогда меня спас? – спросил Андрей.
– Да, он выполнил до конца свой долг сына и брата...
– Что теперь делать... отец? – спросил Андрей, с трудом произнеся последнее слово.
При слове «отец» Николай Николаевич вздрогнул, подошел к Андрею, который стоял около парапета балкона, и положил руку ему на плечо:
