Текст книги "Василий Иванович"

Автор книги: Константин Станюкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

X

– Вы понимаете, Василий Иванович, какая история! – восторженно восклицал Карл Карлович, уписывая за обе щеки салат из омаров. – И тут апельсины, и там апельсины… Везде апельсины и апельсины! О, это очень красиво было смотреть, Василий Иванович… Вам непременно надо поехать… Да!.. И так мы все ехали, ехали и весело разговаривали, пока не приехали к одному… к одному… Ах, как это по-русски?..

И Карл Карлович, всегда любивший обстоятельно и подробно передавать свои впечатления, остановился на средине речи, досадуя, что не может приискать соответствующего выражения.

– К озеру, что ли? – наобум подсказал Василий Иванович.

– Ах, нет! Какое озеро! – возразил с досадой Карл Карлович. – Ну, одним словом, узкое такое место… Ну, да… Ущелье! – воскликнул Карл Карлович, обрадованный, что нашел слово. – Ну, мы приехали к ущелью…

– А дальше что было?

– Дальше, Василий Иванович, вообразите себе, за этим ущельем сейчас крутой обрыв. И мы все вышли туда смотреть это историческое место, Василий Иванович… Много лет тому назад… Я позабыл, сколько именно лет тому назад, хотя проводник и говорил нам, но я забыл… Так много лет тому назад, Василий Иванович, была здесь война… гражданская война… Одни хотели одного короля, другие хотели другого короля… И вот, одни канаки загнали других канаков в это ущелье, и давай их с обрыва вниз… Очень нехорошо… Бррр!.. Прямо в море… Вы понимаете, какая история, – снова повторил доктор свое любимое выражение, употребляемое им кстати и некстати.

Карл Карлович остановился, подложил себе еще омаров, проговорив: «Очень вкусные омары!» – и продолжал свой обстоятельный, подробный и скучный рассказ о том, как они поехали назад и как опять видели «и тут и там, и везде апельсины».

Василий Иванович, обыкновенно кушавший с наслаждением обжоры, смакуя куски, на этот раз лениво ковырял вилкой, рассеянно слушая увлеченного своим рассказом Карла Карловича. Против обыкновения, он то и дело подливал себе и доктору вина, потягивая бокал за бокалом.

– А что же вы, Василий Иванович? – вдруг спросил Карл Карлович, широко раскрывая глаза при виде пустой тарелки Василия Ивановича.

– Не хочется что-то…

– Не хочется? – удивился Карл Карлович. – Что это значит? У меня так после прогулки недурной аппетит! – прибавил доктор и стыдливо посмотрел на свою тарелку, словно бы извиняясь за свой аппетит.

– Кушайте, кушайте на здоровье, Карла Карлыч! Да что ж вы не пьете?.. Давайте-ка ваш бокал…

– Danke schon, Василий Иванович! За ваше здоровье! Но отчего это у вас нет аппетита? У вас всегда был прекрасный аппетит, Василий Иванович…

И, приняв серьезный докторский вид, он поправил очки, внимательно посмотрел на Василия Ивановича и впервые заметил озабоченное, подавленное выражение его лица.

– Гм… гм… Я вижу, вы не совсем в духе, Василий Иванович, э!.. Что с вами? – спросил он с участием.

– Так что-то… Плохо, должно быть, выспался после обеда, Карла Карлыч! – уклончиво отвечал Василий Иванович.

Но Карл Карлович, в качестве приятеля, искренне расположенного к Василию Ивановичу, не мог, разумеется, оставить его в покое. Он снова пытливо посмотрел на него и после минутного молчания спросил:

– Ничего не болит?

– Нет…

– Так это не то, Василий Иванович… это не оттого, что вы плохо выспались. С вашего позволения, я скажу вам, отчего у вас нет аппетита и почему вы не совсем в духе.

– Отчего же?..

– Вы, Василий Иванович, засиделись на клипере и очень давно не были на берегу. Вы понимаете, какая история? – прибавил Карл Карлович и добродушно подмигнул глазом… – Вам необходимо, Василий Иванович, как вы выражаетесь, дать маленький толчок природе… Вот что я посоветую вам, как доктор, Василий Иванович!

И, сделав это открытие, Карл Карлович засмеялся веселым, добродушным смехом, посматривая из-под очков торжествующим взглядом, который, казалось, говорил: «Меня вы, Василий Иванович, не проведете. Я понимаю, отчего вы не в духе!»

– Офицеры говорили, что здесь в гостинице одна дама из Сан-Франциско живет… Очень, очень красивая американка! Вы понимаете, какая история, Василий Иванович! – таинственно проговорил доктор.

Но, к удивлению Карла Карловича, эта «история» не произвела на Василия Ивановича того оживляющего действия, какое на него обыкновенно производили подобные конфиденциальные сообщения. Он, правда, невольно улыбнулся прозорливости Карла Карловича, но разговора о красивой американке не поддержал, а снова налил себе и доктору вина и сказал:

– Дадим другой толчок природе – выпьем, Карла Карлыч! Это, в некоторых случаях, тоже не вредно… Как у вас на этот счет в медицине, а?..

– И это не вредно… Ха-ха-ха!.. А все-таки… прехорошенькая американка!

– Ваше здоровье, Карла Карлыч! Там видно будет!

Когда подали десерт и еще две бутылки шампанского, Василий Иванович и Карл Карлович были, что называется, «на втором взводе». Василий Иванович пребывал в молчаливой меланхолии, а Карл Карлович уже совсем расчувствовался и, окончив рассказ о прогулке, замечтал вслух на любимую свою тему – о будущем своем счастии…

– Еще один год, Василий Иванович, и я, Карл Карлович фон Шенгут, буду счастливый человек! – воскликнул в порыве телячьего восторга Карл Карлович, наливая себе по этому случаю еще бокал… – Отличное шампанское!.. Ваше здоровье, Василий Иванович! Вы превосходный человек, Василий Иванович, и я вас очень много уважаю… Да!.. Это я всегда скажу и в глаза и за глаза… без фальши… Главное, вы – справедливый человек, и я… справедливый человек… Мы оба справедливые человеки. Вы любите, чтобы всегда чистота и порядок, и я люблю, чтобы всегда чистота и порядок… Да… И вы благородно с людьми обращаетесь… вот что… Матросы вас любят и тоже говорят, что вы – справедливый человек… Да… И с вами приятно служить, Василий Иванович, за то, что вы нам прекрасный товарищ… Вашу руку, Василий Иванович!

Он пожал протянутую руку и продолжал:

– И когда вы пожалуете ко мне в Кронштадт в мою скромную квартиру, Василий Иванович, я вас тоже угощу отличным обедом. Амальхен – отличная хозяйка, и у нас будет много, много шампанского, и Амальхен не будет жалеть… Ах, что это за благородная девушка, моя милая Амальхен, Василий Иванович!.. Ну, да вы хорошо знаете, какая это девушка, Василий Иванович!.. Помните, как в последнем письме она пишет: «Не отказывай себе в удовольствиях, дорогой Карл! Не стесняйся тратить на себя, милый Карл!» А, Василий Иванович?!. Вот какая это благородная девушка! – проговорил с волнением Карл Карлович при воспоминании о таком проявлении благородных чувств фрейлейн Амалии.

– Но я, Василий Иванович, не слушаю ее! – продолжал Карл Карлович после небольшой остановки. – Я скуп на свои удовольствия, Василий Иванович, вы знаете почему… И зато теперь уж у меня две тысячи пятьсот долларов да вещей на полторы тысячи долларов… А как вернусь в Россию, у меня будет не менее трех с половиною тысяч долларов… Ведь это около семи тысяч рублей на наши деньги, Василий Иванович… Семь тысяч! – повторял он, захлебываясь от счастия, что у него будут такие деньги. – Две тысячи на обстановку, Василий Иванович, а пять тысяч положим в банк… Да… Амалия и не догадывается, что я привезу целый капитал… Я обещал ей привезти три тысячи и… вдруг: «Амальхен, считай!»

И Карл Карлович весь сиял восторгом при одной мысли, как фрейлейн Амалия будет приятно удивлена при счете семи тысяч.

– И она стоит, Василий Иванович, эта милая девушка, такого сюрприза… Другая советовала бы беречь деньги, а она: «Не отказывай себе в удовольствиях, дорогой Карл!» О, как я это чувствую, Василий Иванович! – прибавил в умилении Карл Карлович, утирая навернувшуюся слезу.

– И давно вы, Карла Карлыч, познакомились с вашей невестой? – спросил Василий Иванович. – Вы об этом никогда не рассказывали.

– О да… очень давно… Когда я был, Василий Иванович, еще студентом в Дерпте, на четвертом курсе, я в одно воскресенье увидел Амалию – ей было тогда шестнадцать лет – влюбился и сказал себе: «Карл! Если ты имеешь характер, эта девушка должна быть твоей женой»… И мы оба, Василий Иванович, имели характер… Вы понимаете, какая история, Василий Иванович! Жениться при сорока двух рублях в месяц жалованья может только какой-нибудь довольно глупый человек, а я не глупый человек и не согласился так жениться и сделать несчастье двум человекам – danke schon! И я пришел к фрейлейн Амалии и сказал: «Я вас очень люблю, прекрасная Амальхен, и очень хочу жениться, но будем лучше подождать!» И она сказала: «Я очень люблю вас, Карл, и тоже очень хочу жениться, но будем лучше подождать». Она и тогда была умная девушка, Василий Иванович! Она тоже понимала, что на очень маленькое жалованье нельзя жениться и надо ожидать… да!..

«Давно бы я женился!» – подумал Василий Иванович. И, прихлебнув вина, проговорил:

– Терпеливый вы, однако, человек, Карла Карлыч… Долго же вы ожидаете!

– Но Амальхен будет моей женой, Василий Иванович!.. Будет!

И, словно увидав вдруг перед собой какое-нибудь неожиданное препятствие к тому, чтобы фрейлейн Амалия стала его женой, Карл Карлович с таким грозным видом ударил при этом по столу кулаком, что Василий Иванович поднял на него свои осоловевшие глаза и, казалось, спрашивал: «С чего так расходился, Карла Карлыч?»

Но он уж снова улыбался добродушно-блаженной улыбкой подвыпившего человека и продолжал:

– И мы будем очень счастливо жить, Василий Иванович… Мы знаем друг друга и будем, как следует добрым супругам, а не то что кошка с собакой!.. Да!.. И у нас… вы понимаете какая история?.. у нас, Василий Иванович, будет два ребенка… сын и дочь… Больше не надо, Василий Иванович.

– Отчего же не надо?.. – удивился Василий Иванович.

– Много детей – много расходов… И многие ученые говорят, что много не надо… Двух довольно, Василий Иванович… Вы непременно пожалуйте ко мне на свадьбу. Мне очень приятно, Василий Иванович, видеть вас на свадьбе. И когда вы увидите, Василий Иванович, как хорошо жениться на благородной девице, вы подумаете, подумаете – и тоже женитесь на благородной девице… Nicht wahr [35]35
  Не правда ли (нем.)


[Закрыть], Василий Иванович?

Но Василий Иванович пребывал в меланхолии и мрачно тянул шампанское, по-видимому, не обнаруживая намерения последовать совету Карла Карловича.

– О, вам непременно надо жениться и иметь парочку детей. И вы тогда всегда будете в хорошем духе и всегда будете иметь хороший аппетит, Василий Иванович! – прибавил Карл Карлович и добродушно залился смехом, видимо, довольный своими словами.

– Не стоит привязываться к людям – вот что я вам скажу, Карла Карлыч! – вдруг проговорил Василий Иванович с видом мрачного философа.

– Как не стоит? Я позволю спросить, Василий Иванович, почему не стоит? – взволнованно возразил доктор, принимая обиженный вид. – Кажется, моя невеста стоит… Фрейлейн Амалия…

– Да что вы все: фрейлейн Амалия да фрейлейн Амалия, Карла Карлыч! – вспылил Василий Иванович. – Я не трогаю фрейлейн Амалию… Я знаю, что она достойная девушка… Я не про фрейлейн Амалию, Карла Карлыч!

– О, извините, Василий Иванович!.. Я не понял… Я думал, вы хотите сказать, что не стоит жениться на фрейлейн Амалии. Я немножко пьян, Василий Иванович!

– Я не про фрейлейн Амалию… Женитесь себе с богом, Карла Карлыч, и будьте счастливы… Я, кажется, не завистливый человек… Я вообще говорю, что не стоит привязываться к людям! Лучше, знаете ли, подальше от них… Пусть говорят что хотят… Черт с ними!..

Карл Карлович вытаращил от изумления глаза. Что это с Василием Ивановичем? Положим, он выпил сегодня лишнее, но никогда он, добродушный Василий Иванович, и после шампанского не высказывал такого мрачного взгляда на людей.

– Вы привязались, положим, к человеку, полюбили, думали – хороший, добрый человек, а он вдруг окажется свинья – вот что обидно, Карла Карлыч… Понимаете?

Но Карл Карлович не понимал и хлопал глазами.

– Не то обидно, что вас обманули… да… что за ваши услуги вас же назвали дуракам… Понимаете: ду-ра-ком! Положим, и это обидно. Но бог с ним!.. Главное, обидно, Карла Карлыч, что человек окажется форменный подлец… Вот что больно! – с грустью воскликнул Василий Иванович, выпивая по этому случаю новый бокал.

И, помолчав, он продолжал:

– Хорошо-с! Ну поступи так какой-нибудь человек нашего возраста, Карла Карлыч… Оно все не так обидно… А то вдруг: молодость… так сказать, начало жизни… и подлость, – повторял грустно Василий Иванович, начиная немного заплетать языком.

– Но зачем же любить фальшивого человека! – воскликнул Карл Карлович. – Вы извините, Василий Иванович, а это неблагоразумно… да! О, я никогда не любил фальшивого человека. Я прежде узнаю, какой человек со всех сторон. Меня не обманет фальшивый человек. О нет!..

И, принимая вдруг сосредоточенно-озабоченный вид, Карл Карлович таинственно прибавил, понижая голос:

– Я догадался, Василий Иванович. Вы хотите маскировать… Вы, верно, любили одну фальшивую девицу, и она обманула такого благородного человека! И вы вспомнили и… стали не в духе… Но я прямо говорю: она неблагородно поступила!.. Да! Извините – неблагородно, Василий Иванович! И я бы пошел и сказал ей: «Сударыня! Вы неблагородно поступили с честным человеком!» И забыл бы фальшивую девицу, а полюбил бы благородную девицу, Василий Иванович!..

– Девицу?! Какую девицу? – воскликнул Василий Иванович, недоумевая. – Женщины, Карла Карлыч, лучше мужчин…

– Так вы не про девицу?.. – удивился Карл Карлович. – По-ни-маю! У вас, верно, был фальшивый друг, Василий Иванович?

– Друг?! Друг – великое слово, Карла Карлыч!.. «Положи живот за други своя»… Друг!.. Был у меня давно друг… Платоша Осетров… Это был друг!.. Еще с корпуса… Но он потонул, Карла Карлыч… Катался на катере… налетел шквал… не успели отдать шкотов, и катер перевернуло…

– И ваш друг не умел плавать…

– Платоша Осетров не умел плавать?! – воскликнул Василий Иванович, бросая на доктора недовольный взгляд. – Плюньте тому в рожу-с, Карла Карлыч, кто вам скажет, что Платоша Осетров не умел плавать-с! Он был первый пловец! Пять раз, бывало, обплывал вокруг корабля… Да-с…

– О, я не знал, Василий Иванович! – успокаивал доктор.

– То-то, я вижу, что не знали… Он зацепился кортиком за уключину и потому погиб, бедный!.. Подумайте – молодой мичман, всего двадцать лет и погиб из-за кортика… Да-с!.. Вот это был друг, настоящий друг! И с благородными правилами человек. Простыня человек… душа чистая… С тех пор не было у меня друга!

– Так про кого же вы говорили, Василий Иванович?..

– Про кого я говорил?..

Имя Непенина чуть было не сорвалось с языка. Но Василий Иванович вдруг спохватился и дипломатически заметил:

– Я вообще говорил, Карла Карлыч… Я вспомнил один анекдот, Карла Карлыч… Не со мной – нет… С моим знакомым! – продолжал Василий Иванович, чувствуя все-таки потребность поговорить о своей обиде.

– Анекдот?.. Ну, очень рад, очень рад! – весело воскликнул Карл Карлович. – А я смотрю: вы не в хорошем духе и с таким сердцем говорили… я и подумал: неужели у Василия Ивановича был фальшивый друг?.. И мне было очень неприятно, что у вас был фальшивый друг… Я, конечно, не имею права, Василий Иванович, быть вашим другом… О, знаю, что вы меня не можете считать другом… Но я очень много уважаю вас, Василий Иванович… Постойте, Василий Иванович… Позвольте мне вам сказать, как я уважаю и ценю вас, Василий Иванович… Я немножко выпил, но могу сказать… И вот что я вам скажу: вы знаете, я должен жениться и беречь деньги… Должен ли я беречь деньги, Василий Иванович?..

– Очень уж вы дорожите деньгами, Карла Карлыч!

– Да… потому, что я хочу жениться… Но придите вы, Василий Иванович, и скажите: «Карл Карлович! дай мне пятьсот долларов взаймы!» – и Карл Карлович сейчас же принесет пятьсот долларов… Скажите: «дай тысячу!» – и он принесет тысячу! Я никому, вы знаете, не дам, потому что я должен жениться, а вам дам, Василий Иванович! – воскликнул умиленно Карл Карлович. – Да!.. Вот что я хотел вам высказать… Ваше здоровье, Василий Иванович! Теперь я буду слушать ваш анекдот.

Василий Иванович был несколько тронут и проговорил:

– Спасибо, Карла Карлыч… Я верю вам… Вы не фальшивый человек… У вас есть правила.

– О, у меня есть правила, Василий Иванович!

– Да… правила… Вы даже жениться хотите по правилам и детей иметь по правилам… Я тоже люблю правила, но только не мог бы по правилам жениться и иметь детей… Ну, да это ваше дело, Карла Карлыч. Вот когда нет правил или одна подлость… Слушайте, Карла Карлыч! Вот какой анекдот был.

И Василий Иванович стал рассказывать, как его знакомый, человек простой и доверчивый, «имел глупость» привязаться к одному юнцу.

– Знакомый этот, знаете ли, был одинокий, вроде меня, ну и, знаете ли, тоже потребность дурацкая… пригреть юнца… Ну-с, и пригрел, тоже питал чувства… Как же! Вроде как будто к брату даже… хотел из него бравого, честного офицера сделать… Ну, верил, что и он с своей стороны… А он… он… Что бы вы думали?..

Непривыкший много пить Василий Иванович начинал хмелеть, и язык его плохо слушался.

– О, я догадался!.. – воскликнул Карл Карлович.

– До-га-да-лись?.. Он…

– Ваш неблагородный молодой человек?

– Да… Подлец!

– Фуй!.. Как это нехорошо, Василий Иванович! И ваш знакомый пришел к нему и сказал: «Я буду вас презирать!»

Но Василий Иванович отрицательно махнул головой.

– Он этого не сказал?.. Странный человек ваш знакомый, Василий Иванович! Как же он поступил?

Но Василий Иванович молчал, задумчиво устремив осоловелые глаза на пустую бутылку, словно бы в ней скрывалось решение вопроса.

– Я бы, Василий Иванович, рассердился – очень рассердился и сказал бы фальшивому человеку: «Милостивый государь! Вы есть фальшивый человек, а я есть благородный человек, – и по этой причине не могу иметь с вами знакомства!» Да!.. Вот как бы я поступил, Василий Иванович!

– А я не знаю, как он поступил! – наконец, протянул Василий Иванович. – Не зна-ю… Но только он не сердился… да… не сердился, Карла Карлыч!

– Это довольно странно, Василий Иванович, что не сердился… С ним так, можно сказать, подло поступили, и он не сердился!

– Странно, а он не сердился!.. Нет!.. Подло поступили, а он не сердился… Да! Но ему было очень обидно… Это верно… Это я знаю… У-ве-ррен!.. Но только он не так поступил, как вы говорите… Не так! – повторил Василий Иванович в каком-то пьяном раздумье.

Доктор увидал, что они оба уже достаточно дали «толчок природе», и подал совет – не пора ли теперь отдохнуть?

– Отдохнуть… Из бухты вон, отдай якорь?! Отлично… Ляжем в дрейф, любезный Карла Карлыч…

– Именно, в дрейф, Василий Иванович.

– Но только он не так поступил, Карла Карлыч!.. Не так, брат! – снова повторил Василий Иванович, грузно поднимаясь из-за стола.

– Да черт с ним!.. Стоит ли из-за какого-то неблагородного человека волновать себе кровь… Тьфу!.. Вы сегодня совсем не в духе… А все оттого, Василий Иванович, что редко съезжаете на берег… Да… Понимаете, какая история?..

– Я-то понимаю… И история была… Можно сказать – роман… Миссис Эмми… Знаете ли… брюнеточка… Поет… Я по-английски: так и так… Да! А вы вот, Карла Карлыч, хоть и хо-ро-ший человек… правила… двое детей, а не понимаете, почему он так не поступил! – повторил Василий Иванович, сбрасывая платье… – А теперь лучше давай, брат, уснем… забудем обиду… Вы на клипер не ездите… Лучше ночуйте здесь… Сейчас скомандуем другую кровать! Вы, Карла Карлыч, тоже треснувши… да?

Карл Карлович не хотел кровати. Он отлично выспится на диване. Через несколько минут слуга принес подушку и белье, и скоро в нумере раздался громкий храп.

XI

После вчерашнего «толчка природе» Василий Иванович проснулся поздно и с головной болью. Доктора уже не было. Он уехал на клипер осматривать своего единственного больного.

Несколько озабоченный своим долгим пребыванием на берегу (хотя капитан вчера снова повторил, что пробудет весь день на клипере), Василий Иванович торопливо оделся, выпил сельтерской воды, заплатил по счету и отправился в лавки искать платок с птицами для Антонова. Обойдя несколько лавок, он спешил на пристань, не сделав даже обещанного визита миссис Эмми.

Когда, наконец, после полудня он отвалил от пристани и увидал красивый, стройный, с чуть-чуть подавшимися назад мачтами клипер, покоившийся на зеркальной глади вод во всем своем великолепии, Василия Ивановича охватило радостно-спокойное чувство человека, увидавшего любимый дом после долгого отсутствия. Шутка ли: он не ночевал на клипере! В течение двухлетнего плавания это была, кажется, третья ночь, проведенная им на берегу. Он сжился с клипером и любил его тою странною любовью, которою любят свои плавучие дома страстные моряки и свои тюремные кельи – узники, давно забывшие свободу. Он так привык, просыпаясь, видеть полированные, гладкие, светлые «переборки» (стены) своей каюты, освещенной скудным светом круглого иллюминатора, и затем – белобрысую голову Антонова, выглядывающего из-за дверей, чтобы доложить, что команда встает, он так привык, наскоро одевшись и прочитав свое обычное «Отче наш» перед маленьким образом спасителя, носиться с утра по клиперу, наблюдая за уборкой, к восьми часам появляться на мостике с рапортом и затем хлопотать до вечера, живя по судовому расписанию, – что всякое отступление от подобного образа жизни являлось каким-то диссонансом. И теперь, подъезжая к клиперу, ему казалось, будто он давно не был на нем, и без него, чего доброго, что-нибудь недоглядели, и клипер не прибран как следует.

Зорким любовным глазом страстного любителя своего дела оглядывал он клипер снаружи и не нашел ничего, что бы могло оскорбить его требовательный морской взгляд. Все в порядке. Ни сучка, ни задоринки!

И он бойко выскочил на палубу и приостановился, поглядывая на фалгребных ласковым взглядом, словно бы давно не видал их и обрадовался, что увидел.

Приложив руку к козырьку, встретил его у входа Непенин. Василия Ивановича точно кольнуло что-то в сердце. Он вдруг вспомнил вчерашнее, смутился, неловко протянул руку и торопливо пошел по шканцам.

– Сегодня утром почтовый пароход пришел из Сан-Франциско, Василий Иванович! Есть новости… В Японию идем! – говорил Непенин, спеша первым сообщить старшему офицеру эти известия.

Василий Иванович остановился и взглянул на Юлку. Он был, по обыкновению, свежий, чистенький, щеголевато одетый, и приветливая, несколько заискивающая улыбка играла на его лице. Василий Иванович вдруг почувствовал желание оборвать своего бывшего любимца. Но вместо «обрыва» он проговорил, глядя в сторону:

– Кто едет с командой на берег?

– Лесовой и Кошкин!

– Разве не ваша очередь-с? – вдруг строго спросил Василий Иванович.

– Нет-с. Я в Нагасаки ездил! – почтительно отвечал, несколько удивленный этим тоном, Непенин.

И Василий Иванович снова смутился, на этот раз от стыда, что, увлекшись личным чувством, допустил служебную несправедливость.

– Виноват-с! Я думал, что ваша, Непенин! – мягко проговорил он, торопливо спускаясь вниз.

В кают-компании только что отобедали. На не убранном еще столе лежали газеты, несколько журналов и конверты от писем, только что полученных из России. Большинство офицеров было занято чтением. При появлении Василия Ивановича все так радостно приветствовали его, так торопились сообщить ему новости, полученные с почтой, что неприятное впечатление первой встречи с Непениным, после вчерашнего, потеряло свою остроту. По тону приветствий, по взглядам, он чувствовал, что все к нему расположены, что все ему искренне рады. Это сознание общего расположения подействовало на Василия Ивановича сегодня особенно приятно, и он с какою-то непонятною для других нежною ласковостью пожимал всем руки, отвечая на приветствия.

– В Хакодате идем, Василий Иваныч!

– От адмирала получено предписание… Говорят, соберется вся эскадра…

– Кажется, через три дня уйдем, Василий Иваныч!..

– Карл Карлыч от фрейлейн Амалии письмо получил! Читает теперь! – заметил кто-то смеясь.

– Да ведь вы не обедали, Василий Иваныч?

– Нет… вот сейчас пойду переоденусь…

– Эй! Подавать обедать старшему офицеру! – крикнул вестовым второй лейтенант, содержатель кают-компании. – Сегодня, Василий Иваныч, ваш любимый суп с фрикадельками и отличный ростбиф…

Довольный этим общим ласковым вниманием и в то же время несколько озабоченный новостями и близким адмиральским смотром, Василий Иванович скрывается в каюту, чтобы, переодевшись, явиться к капитану.

Антонов уже ждет Василия Ивановича в каюте. Веда в рукомойнике приготовлена. Свежая, безукоризненная сорочка и белый китель аккуратно разложены на постели.

– Здравствуй, Антонов!.. Ну, вот тебе, братец, платок, – говорит Василий Иванович, отдавая вестовому сверток. – Не знаю, понравится ли?

– Очень форсистый, ваше благородие! – говорит Антонов, с восторгом рассматривая большой шелковый платок с павлином на красном фоне… – Поди два долларя стоит, ваше благородие?!

– Два доллара?! Ты ничего не понимаешь, Антонов… Всего полдоллара! – весело врет Василий Иванович, заплативший за платок целых четыре.

– Очень сходно купили, ваше благородие… Не прикажете ли окатиться?.. В колодце [36]36
  Так называется пространство, куда поднимается винт (Прим. автора.)


[Закрыть] отлично… Господа окачивались…

– Некогда… некогда!.. – торопится Василий Иваныч и, приведя себя в надлежащий порядок, идет в капитанскую каюту.

– Честь имею явиться!

– Что так рано? Мало погуляли, Василий Иванович! – радушно приветствует капитан, усаживая Василия Ивановича рядом с собою на диван и подвигая папиросы.

– Делать нечего на берегу, Павел Николаич! И то долго пробыл…

– Соскучились? – улыбнулся капитан. – Скоро придется уходить… Уж, верно, слышали?.. Я говорил ревизору, чтоб был готов.

– Как же, слышал.

– Адмирал торопит идти на соединение с эскадрой. Рандеву – Хакодате. Оттуда клипер получит особое назначение, но какое – предписание умалчивает.

– Уж не пойдет ли он с нами куда-нибудь? – испуганно спросил Василий Иванович.

– Все может быть… Вы ведь знаете: адмирал любит делать сюрпризы! – проговорил капитан с улыбкой. – Помните, как в прошлом году мы рассчитывали идти в Австралию, а попали на Ситху?.. Да вот прочтите предписание!

Василий Иванович пробежал предписание…

– Там сказано, Павел Николаич: «немедленно идти», – озабоченно проговорил Василий Иванович, чувствуя какой-то благоговейный страх перед бумагами начальства.

– «Немедленно идти по готовности»… Мы дадим команде освежиться на берегу, вытянем такелаж и пойдем… Дня в три справимся ведь, Василий Иваныч?

Василий Иванович выговорил еще денек про запас. Порешили идти через четыре дня.

Василий Иванович вышел от капитана с той смущенной озабоченностью на лице, которая всегда бывала у Василия Ивановича при ожидании адмиральского посещения и при каких-нибудь работах на клипере. Зато в серьезные минуты, когда приходилось выдерживать шторм или требовалась быстрая находчивость, Василий Иванович, напротив, удивлял своим спокойствием.

Тем не менее у него сегодня был отличный аппетит. Он ел все, что ни подавали, и похваливал, к крайнему удовольствию содержателя кают-компании, принимавшего чуть ли не за личное оскорбление всякое неодобрительное замечание насчет блюд.

– Когда снимаемся, Василий Иваныч? – спрашивали его со всех сторон.

– Через четыре дня.

– Это верно, что идем в Японию?

– Верно…

– А оттуда куда, Василий Иваныч?

– А этого не знаю…

– Говорят, Василий Иваныч, в Камчатку…

– За бобрами, что ли?.. – смеется Фома Фомич. – Я бы купил себе бобрика.

– «Говорят»? – усмехнулся Василий Иванович. – Я по крайней мере ничего не слышал. А впрочем, что ж?.. Пошлют в Камчатку – пойдем в Камчатку!

Об «особом назначении» старший офицер умолчал, так как капитан не уполномочивал его об этом говорить. В случае надобности Василий Иванович умел быть нем как рыба.

– А не слышно ли, Василий Иваныч, скоро ли вернется в Россию адмирал? – допрашивают мичмана.

– И этого не слыхал… Вы лучше спросите у самого адмирала! – шутит Василий Иванович. – Скоро его увидите.

Входит рассыльный и докладывает, что команда готова ехать на берег, и Василий Иванович, выпив стакан портерку, идет наверх.

– Смотри, братцы, не очень налегай на вино!.. Чтобы в лежку не привозили! Да друг от дружки не отбивайся… По кучкам гуляй, – наставляет Василий Иванович, обходя по фронту.

– Слушаем, ваше благородие!..

– Сажайте людей на баркас!

– Пошел на баркас! – раздается команда.

Матросы, один за одним, бегут вприпрыжку к выходу и спускаются по трапу.

– Завтра, брат Щукин, будем такелаж тянуть… Так уж ты, пожалуйста… – тихо говорит Василий Иванович, любуясь расфранченным старым боцманом.

– Постараюсь, ваше благородие! – тоже тихо отвечает боцман и с сознанием собственного достоинства направляется к выходу, расталкивая матросов.

Василий Иванович смотрит с мостика, как люди садятся. Теснясь, как сельди в бочонке, матросы занимают места при сдержанном говоре и смехе, перекидываясь шутками, и скоро баркас полон белыми рубашками.

– В котором часу прикажете отваливать с берега? – спрашивает, подходя к старшему офицеру своей медленной походкой, Лесовой.

– Здравствуйте, Федор Петрович! Мы с вами сегодня, кажется, не видались! – как-то особенно ласково говорит Василий Иванович, называя Лесового, против обыкновения, по имени и отчеству, и крепко жмет ему руку.

Лесовой, после такого внимания со стороны старшего офицера, становится еще серьезнее и повторяет свой вопрос еще более официальным тоном: «Я, мол, с тобой пришел не лясы точить!»

– В котором часу? – переспрашивает Василий Иванович и вместо ответа смотрит на Мечтателя так приветливо и сердечно, что тот несколько удивлен и снова замечает.

– Баркас с людьми ждет, Василий Иваныч!

– Ах, виноват… виноват! В девять отвалите!

– Есть!

«Экий славный какой этот парень!» – думает про себя Василий Иванович, провожая глазами отваливший от борта баркас с сидящим на руле Лесовым, и невольно сравнивает с ним Непенина.