Текст книги "Газета День Литературы # 105 (2005 5)"
Автор книги: Константин Симонов
Соавторы: Захар Прилепин,Анна Ахматова,Александр Твардовский,Юлия Друнина,Алексей Сурков,Даниил Андреев,Владимир Винников,Давид Самойлов,Владимир Бондаренко,Семен Гудзенко
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Понятно, что он непопулярен, понятно, что у него сложные стихи, понятно, что необходимо быть не то что человеком образованным, но человеком, сердце которого чувствует даже шепот Иванова, даже его ворожбу. Поэтому на Луне он нам ворожит. Совершенно не обязательно понимать все его стихи, что невозможно. Я даже не знаю ни одного толкового комментария на его поэзию. Но суть одна: он нетленный, он совершенно русский человек, он абсолютный христианин в нашем, в нормальном православном смысле, и поэтому его значение непреходяще.
Владимир Винников
ПОСЫЛКА ИЗ ВОРОНЕЖА
Перевязанная по всем почтовым правилам, запечатанная сургучом, она пришла на следующий день после того, как сообщили, что Дёгтева не стало. Внутри – новая «литросовская» книга «Золотые купола» с дарственной надписью: «Дорогому Владимиру Винникову – от автора, с тёплыми чувствами, на добрую память и вообще. 12.04.2005 г.» За четыре дня до смерти… Инсульт. В неполных 46 лет. «И вообще…»
После того, как в августе прошлого года мы целой полосой «Завтра» поздравили Вячеслава Дёгтева с 45-летием, не раз доводилось слышать от разных людей, особенно писателей: мол, «не по чину» такие юбилеи отмечать. И вот, «настоящего» юбилея, от «полтинника» и выше, никогда уже у Дёгтева не будет. И хорошо, что был хотя бы такой, «ненастоящий». Мы не то что мало любим, а даже мало ценим ближнего своего, пока он не станет невозвратимо дальним.
В вечных разъездах своих между Воронежем и Москвой, далее везде, в вечной своей раздёрганности, неустроенности внешней и внутренней, в вечном своем желании везде успеть и объять необъятное, Дёгтев очень многое успевал всё же объять своим художественным даром. Рассказчик он был замечательный, это признавали все. Пожалуй, даже лучший среди своих современников. Что, конечно, не значит, будто всё им созданное было в равной степени и безупречно хорошо. Напротив, писал он катастрофически неровно, и настоящие шедевры литературы отныне (и навсегда) в его наследии будут соседствовать со столь же очевидными провалами. Но нет смысла говорить, что бы ему удалось создать, если бы не было этой непрерывной погони – не за успехом даже, успех-то у него был всегда – за банальными средствами к существованию. Каждому отпущен свой срок, что успел, то успел, чего не успел – того не успел. Да – да, нет – нет, остальное от лукавого.
За последние годы с легкой руки Владимира Бондаренко Дёгтев всё плотнее отождествлял себя с Куприным. Мало того, даже начал выделять в русской литературе две линии: «бунинскую» и «купринскую». Себя причислял, естественно, ко второй, а первую активно третировал как неполноценную. Сходство между Дёгтевым и Куприным действительно было разительным: не только внешнее, но и внутреннее. Очень физически крепкие люди, оба – лётчики, оба – трудяги с неуёмной жаждой жизни и верой в собственные силы, оба поднимались в своем литературном творчестве до классических вершин и оба же писали порой такое, что лучше бы у них перо сломалось, или (это если на компьютере) пробки в квартире выбило.
В живом общении Дёгтев непрерывно «тянул одеяло на себя». Выдерживать подобное «в больших дозах» было делом нелёгким, а потому Вячеславу Ивановичу частенько доводилось становиться участником разнообразных и разномасштабных скандалов: хоть литературных, хоть бытовых, хоть общественно-политических. Но связано это было не с каким-то его собственным внутренним складом души, а с выработанной годами убеждённостью, что только таким путем – и никак не иначе – можно чего-то добиться в этой жизни. Это было профессиональное: «Если я лётчик, значит– я должен летать, а не сидеть на земле. Если я писатель, значит – я должен писать и публиковаться, а не ныть, что, вот мол, меня не печатают».
Его – печатали. И тиражи – расходились. «Две тысячи читателей у меня есть всегда», – сказал он как-то в интервью. Особенно радовался и даже гордился, что его рассказы начали включать в школьные хрестоматии: «Значит, дети будут изучать русскую литературу по Дёгтеву, как сегодня изучают ее по Пушкину, Толстому или Шолохову». Совершенно не хотел отдавать это право Набокову и компании последователей оного.
«Меня часто упрекают в нескромности, в настырности. Но, понимаешь, ситуация ненормальная. Никого из писателей-»патриотов" – кто после Бондарева, Распутина, Проханова – люди, по большому счету, уже не знают и не читают. Знамя русской литературы падает, а подхватить его некому. Они лет через десять-пятнадцать уйдут – и всё, литература наша исчезнет, как исчезла римская литература, хотя на латыни писали еще тысячу лет", – втолковывал мне Дёгтев в один из своих недавних приездов. Однако ему, который считал себя достойным и, наверное, в перспективе действительно был способен – хотя бы по таланту своему – подхватить «падающее знамя» русской литературы, оказалось не дано даже этих десяти-пятнадцати лет.
Крещеный в детстве, Дёгтев вовсе не стремился стать воцерковленным и даже верующим православным христианином – был подвержен многим страстям, и с этой стороны уязвим, в чём сам признавался в редкие минуты откровенности. Даже в родном для себя Воронеже Дёгтев вовсе не чувствовал себя «как дома». «Копают со всех сторон» – так характеризовал он своё положение в крупнейшем городе российского Черноземья. Отношения у него, что называется, «не складывались» – ни с властями, ни с местной писательской организацией. Чуть вольготнее чувствовал он себя в литературной студии на «левом берегу», которой руководил долгое время. Не из желания кому-то передать «секреты мастерства», «сделать писателем», нет, но так хоть немного сглаживался катастрофический для Дёгтева дефицит человеческого общения – причём на его, дёгтевских условиях, что важно.
Под него действительно «копали со всех сторон», пытаясь объявить чуть ли не главным идеологом «русского фашизма». Он же играть в подобные игры категорически отказывался, настаивая на том, что фашистская идеология и практика, во-первых, чужда традициям отечественной истории, самому русскому духу, победившему фашизм в 1945 году, а во-вторых, ни к чему хорошему последователей своих эта идеология не приведет и привести не может. Иное дело, что любые формы протеста русских людей, неизбежные в ответ на последние десятилетия национального унижения, слишком многим силам и за пределами России и внутри неё удобно и выгодно подверстать под определение «русского фашизма». Методика, хорошо, даже слишком хорошо известная. «Держи вора!» – называется. Интересно только, кто на этот раз за свою горящую шапку схватится, и что это окажется за шапка?
Можно считать, что русский писатель Вячеслав Иванович Дёгтев погиб на войне – какими бы ни были официальные и даже реальные причины его безвременной смерти. Война в сфере духовной и душевной не менее жестока и опасна для жизни, чем война обычная, на которой стреляют пулями и снарядами. И в этой войне Дёгтев отныне «навечно зачислен в списки части» – той части отечественной литературы, которая никогда не будет уничтожена или расформирована, не сдаст свои знамёна ни врагам, ни в исторический музей. Мир праху твоему, раб Божий Вячеслав, а душе твоей – Царствие Небесное!
Валентин Пруссаков
ОТ СТАЛИНА ДО ПУТИНА
Новая книга Николая АНИСИНА
В декабре 90-го года в Нью-Йорке один американский приятель показал мне как-то журнал, издававшийся местной еврейской общиной. В нем имелся весьма примечательный и красноречивый рисунок: старый ортодоксальный иудей в традиционном длиннополом лапсердаке и характерной шляпе рассматривает могильные плиты. На этих же плитах читалось: Египет, Вавилон, Древняя Греция, Римская империя, Третий Рейх… А на одной из них вместо надписи был поставлен лишь большой вопросительный знак. Рисунок этот, как скоро выяснилось, оказался действительно пророческим. В следующем 1991 году перестал существовать Советский Союз: еще одно могущественное и неодолимое на поле брани государство, как и великие империи прошлого, ушло в небытие. Очевидно, на символическом кладбище еврейского журнала с радостью убрали знак вопроса, заменив его именем очередного поверженного врага…
О рисунке, увиденном мною некогда в «городе желтого дьявола», невольно вспомнилось при чтении новой книги Николая Анисина «Звонок от Сталина», рассказывающей в интригующей беллетристической форме о тайных политических играх в жизни нашей страны, начиная со второй половины 40-х годов и до нынешних, путинских времен. Эти далеко не невинные «забавы» власть имущих раскрываются через образ главного персонажа – офицера-фронтовика Тихона Лукича Щадова, серьезно изучавшего всю свою жизнь так называемый «еврейский вопрос». Он занимал должность сотрудника по особым поручениям в канцелярии Сталина. И как таковой руководил развертыванием антисионистской кампании в стране. Для чего понадобилась эта кампания, и какова была ее конечная цель?
Действительно ли врачи-евреи из Кремлевской больницы виновны в преждевременной смерти самых близких к Сталину деятелей – Щербакова и Жданова?
Естественной ли была и смерть «вождя всех народов» в 1953 году?
Каковы истинные причины скоропалительной расправы с Берией?
Кем был Хрущев, и к чему он стремился?
Почему не удались экономические реформы, задуманные Михаилом Сусловым? Почему он не смог сделать то, что совершил в Китае Дэн Сяопин?
Кто привел в Кремль Горбачева, и по чьему заказу он вел СССР к краху?
Почему позорно провалился ГКЧП? Почему оказались несостоятельными его возглавители, дрогнувшие перед жалкой толпой горлопанов и сдавшиеся без боя Ельцину?
Был ли в 1993 году у парламента шанс сместить президента Ельцина?
Можно ли сегодня предотвратить катастрофу, угрожающую полным распадом России?
Если вас волнуют эти и многие другие, аналогичные вопросы, и вы хотите получить ответы на них, то вам обязательно нужно прочесть книгу Николая Анисина «Звонок от Сталина». Она же, вольно или невольно, навела меня на кое-какие размышления, которыми, как представляется, не грех и поделиться.
В «холодной войне» двух супердержав, ведшейся после Второй мировой войны, формально выиграла Америка, но реальным победителем стала сила, названная еще Генри Фордом «международным еврейством». Внимательные наблюдатели сразу отметили, что распад СССР удивительно (или, точнее, совсем не удивительно!) совпал не только с экономическим подъемом в Израиле, но и с усилением роли еврейства как внутри России, так и на международной арене. По словам главы Лиги защиты христиан Джеймса Уорнера, «мировой сионизм как бы вырос и растолстел от всех тех бесчисленных несчастий и человеческих трагедий, происходивших на бескрайних просторах бывшей советской империи». А у нас, в России, по-видимому, «из-за страха иудейска», основные СМИ упоминают о сионизме и о евреях, как о мертвых: только хорошо, либо совсем ничего. На Западе же, между прочим, о них говорят куда более откровенно, чем у нас. В той же Америке, например, вышла брошюра, уже одно название которой содержало прямое признание факта: "Как евреи победили в «холодной войне»…
Подлинная свобода слова и свобода прессы обязывает к тому, чтобы не было запретных тем и каких-либо табу, и чтобы никто не боялся за «изреченную мысль». В противном случае нет никакой разницы между свободой и несвободой. И об этом, кстати сказать, также думалось при чтении «Звонка от Сталина» – книги, читающейся с неослабным интересом от первой и до последней страницы. Хотя, на мой взгляд, с неожиданным и абсолютно нелогичным конечным выводом, сделанным автором, трудно и даже невозможно согласиться. Впрочем, будучи демократом, я в никоем разе не настаиваю на обязательности своей точки зрения. Самое же главное и, пожалуй, бесспорное: Николай Анисий смело и честно попытался ответить на вопросы, которые не могут оставить равнодушным ни одного человека, считающего Россию своей родиной. И уже только за это его книга заслуживает внимания и искренней благодарности читателей.
P.S. На днях по случаю 60-летия освобождения Аушвица президент Путин получил медаль от раввина «всея Руси», гражданина США, Израиля, Италии и России Берла Лазара в знак благодарности «за спасение советскими солдатами тысяч еврейских жизней в годы войны». В этом благородном деле, как всем известно, была огромна роль Сталина и его воинов, шедших в бой со словами «За Родину, за Сталина», и медаль, по справедливости, следовало бы, посмертно дать ему или, по крайней мере, его кровным или духовным наследникам, а мистер Путин, понятно, здесь абсолютно ни при чем. Он же, несомненно, удостоился награды за совсем иные – и немалые – заслуги перед теми, кто сегодня полагает, что находится накануне осуществления своей давней ветхозаветной мечты: «…сыновья иноземцев воздвигнут стены твои, и цари их будут служить тебе. И постоянно открыты будут врата твои, и не будут затворяться ни днем, ни ночью, чтобы приносимы были тебе сокровища народов, и приводимы были бы цари их; ибо народ и царство, которые не станут служить тебе, погибнут, и такие народы совершенно истребятся». (Книга пророка Исайи 60,10–12).
Андрей Шацков
«ПЛЫВЕТ ЧИСТЫЙ СВЕТ, СЛОВНО МУЗЫКА»
Кажется совсем недавно – в 2000 году, вышел в свет первый музыкальный альбом с песнями на слова поэта Сергея Каргашина. Однако с тех пор творческие успехи автора шли рука об руку с общественным признанием. Он становится кавалером юбилейной Пушкинской медали, лауреатом престижной литературной премии им. Александра Невского «России верные сыны», а его песни, исполняемые популярными певцами, всё чаще появляются в эфире радиостанций и на телеэкране.
Новый компакт-диск поэта – «Равновесие», стал воистину тем, к чему стремится в наше непростое время человеческая душа, желающая, наконец, обрести чувство равновесия в собственном доме – России, ощущая её такой, какой она была завещана нашими великими предками: верной в дружбе, стойкой в бою, задушевной в песне.
Сергей Каргашин – тот поэт, о котором главный редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков написал в предисловии к его книге «А лететь всё равно надо»: «У поэта Сергея Каргашина есть два главных качества, необходимых серьезному писателю – литературный талант и любовь к своему Отечеству». Именно в этом и заключается, по-моему, успех песенных текстов поэта. Ведь в песне каждое слово – на вес золота.
Такими золотыми словами, вынесенными в заглавие данной рецензии, начинается текст песни «Живи и здравствуй» на музыку известного на всю страну по песне «Товарищ» композитора Олега Иванова. Написана эта песня была, как вариант гимна Союзного государства России и Белоруссии, но, пока суть да дело, обрела на эстраде вполне самостоятельную жизнь в звездном исполнении любимого всеми Николая Баскова и главного белорусского «Сябра» Анатолия Ярмоленко.
Но и у большинства других песен, вошедших в «Равновесие», уже имеется сложившаяся счастливая судьба, состоявшаяся история.
Например, баллада «На горе на горушке» (муз Ю.Мартынова) была исполнена по ОРТ перед минутой молчания воистину народным артистом России, а ныне – губернатором Алтая Михаилом Евдокимовым. Озорная песня «С ветки на веточку», исполняемая народной артисткой России Людмилой Николаевой и ансамблем «Русская душа», не уходит с волны популярного радио «Тройка», побив все мыслимые рекорды зрительской популярности, а песня «Присяга» (муз. Ю.Алябова) стала лейтмотивом телевизионного документального фильма «Создать группу „Альфа“».
Настоящая творческая дружба связывает Сергея Каргашина с одним из лучших современных композиторов, заслуженным артистом России Игорем Демариным, юбилейный концерт которого состоялся недавно в концертном зале «Россия». Результатом этого сотрудничества стали песни «Ходячее солнышко», «Белые халаты» и воистину мега-хит «Прошлому не верь», открывающий диск в исполнении самого композитора, обладающего уникальными вокальными данными.
Впрочем, с «голосами» песням Каргашина вообще повезло. Кроме уже упомянутых исполнителей на диске их поют: солистка ГАБТ заслуженная артистка России Лариса Рудакова, Юлиан, группа «Икс-миссия», восходящая звезда телесериалов Анна Снаткина и очень талантливая певица, заслуженная артистка Молдавии Стела Аргату.
Несомненным украшением компакт-диска стал музыкальный фрагмент «Мы были сильными», исполняемый хором и оркестром из кантаты Юрия Алябова «Песнь о русском Слове», хотя к «легкому жанру» эту инструментальную работу никак не отнесешь.
Новых тебе песен, Сергей, – о нашей любимой Родине и о тех, кто живет и творит на ней, обретая при этом замечательное чувство земного и душевного равновесия.
Роман Горич
НИТЬ АРИАДНЫ
О книге Светланы ВАСИЛЬЕВОЙ «Превосходные люди»
В связи с обилием публикуемых ноне женских романов не мне одному, наверняка, вспоминается ахматовское: «Я научила женщин говорить. Но, Боже, как их замолчать заставить».
Вопрос, конечно же, риторический. Ведомо как. От многоглаголания и соответствующей ему графомании лечить можно только по принципу «подобное-подобным». Да и сама Анна Андреевна, поди, достаточно излечила не совсем безнадежных виршеплеток образцами своей поэзии. Однако сейчас, в мутном потоке претенциозно-прециозных изделий наших прекрасных (и не очень) дам, самозабвенно разыгрывающих оргазмы за письменным столом, найти это самое «подобное», согласитесь, слабо.
А потому ни с чем не сравнимую радость испытываешь, когда вдруг сподобишься обнаружить не очередную индивидуалку-надомницу, а подлинную творческую личность. Ту самую, давно взыскуемую нашей литературой русскую женщину-художника, которая коня на скаку, может, и не остановит, но вот шлагбаум на пути локомотива с отборной пошлятиной (букеровской ли, антибукеровской, триумфальной и т. п.) опустит – это точно.
И именно такую радость (мол, ще Россия на сгинела) испытал я, когда познакомился с выпущенной издательством «Грейта» книжкой «Превосходные люди». Причудливым повествованием о хождении по нравственным мытарствам в поисках своих истинных корней приемной дочери крупного советского номенклатурщика со знаковой фамилией Кукушкин. По каким только закоулкам брежневского чистилища и постсоветского ада не водит Вергилий в юбке свою поразительно чуткую и чистую сердцем героиню-образованку, окончившую элитную школу и престижный вуз, где за невозможностью обрести веру истинную (попробуй, когда вокруг «холуи да топтуны с секретаршами») и в качестве компенсации свыше поднаторевшую в экзистенциализмах всех мастей: от Сартра и Камю до Кьеркегора и Хайдеггера. Наконец – то ли волей случая, то ли по Промыслу Божию – находит она свою прабабку-монахиню (в миру – Ариадну) записанной в синодик подмосковного Борисоглебского монастыря.
И вот это «то ли», пожалуй, единственное, что по большому счету смущает в произведении автора, позиционирующей себя как православная христианка.
Местами сильно «запсихоложенный» и «закультуренный», требующий от читателя знакомства и с Шадерло Лакло, и с Марселем Прустом, и как минимум, с "Подростком Достоевского, текст мешает понять – что же в конце концов исповедует автор? Культ Истинный или вконец скомпрометировавший себя к XXI веку за отсутствием подлинной иерархии духовных ценностей пресловутый гуманистический культ культуры.
Всё-таки сделан «Венок романов с летописью, исповедованием, посланиями и виршами» (таков подзаголовок книжки) в постмодернистском игровом ключе, хотя и чувствуется, что автор предпочел бы двигаться по Пути, который есть Истина и Жизнь. Только вот, по-видимому, Заратустра общественного мнения, хотя, скорее, «группы сознания», к которой принадлежит Васильева, не позволяет.
А потому и приходится постоянно «возвращаться на блевотину свою» (все эти дамские «ахи, охи, одышки и переполохи», «святая к музыке любовь» равно как и не первой свежести культурологические деликатесы под прогорелым кисло-сладким соусом духовного плюрализма в стиле жуткого Виктора Ерофеева). «Блевотину», которая для писателя с четко выверенным православным сознанием и мироощущением – исповеданный грех, а для постмодерниста – рабочий материал, в котором стоит еще и еще покопаться в поисках чего-нибудь съедобного.
Однако дух Православия и дух постмодерна – игры, претендующей за системой масок и прикрытий спрятать духовную близость (а подчас и идентичность) литературного героя и автора, дабы последний предстал этаким независимым от Высшей Инстанции абсолютным творцом, – две вещи несовместные. Как гений и злодейство.
Может, именно поэтому атмосферу «венка романов» определяет не столько взыскание Истины, сколько внеконфессиональная мистика. И вряд ли случайно восторженными аннотаторами книжки выступили наши самодеятельные мистики былых времен, авторы «Парада планет» Вадим Абдурашитов и «Ожога» Василий Аксенов. Мне же при чтении глав, посвящённых преимущественно православию сегодня, вспоминались слова священника Александра Шаргунова по поводу фильма А.Тарковского «Андрей Рублев». А именно: «Какие там православные, сплошь сумасшедшие». Тем паче, что фантасмагорические персонажи Васильевой (несмотря на искусный камуфляж, легко узнаваемые представители нашей либеральной творческой интеллигенции в диапазоне от Евтушенко до Пугачевой) подчас заставляют не только вспомнить, но и осовременить знаменитый карамазовский пассаж: «Здесь дьявол с Богом борется. А место битвы сердца» не людей уже, а, прости, Господи, ну сами знаете чьи…
В этом смысле забавно, как героиня (всё-таки альтер-эго Васильевой, которая еще и как эссеист – постоянный автор спонсируемого Джорджем Соросом альманаха «Вестник Европы») обличает наших свежекрещёных нуворишей из так называемых «подсвечников» в жидомасонстве. Так и хочется перефразировать известное: «Жлоб (вместо „жид“, кто вдруг не знает) крещёный, что конь лечёный, что вор прощёный – одна цена…»
Словом, книжка независимо от воли автора, собственно как и полагается достойной русской литературе, получилась с ярко-выраженной антилибералистской направленностью. А, стало быть, боюсь, что ждёт её нелегкая судьба. Помимо того, что она – не издательский «стандарт», то есть коммерческое чтиво, она еще в истинном смысле слова элитарна.
Автор как бы игнорирует факт существования самозванных псевдоэлит, а апеллирует непосредственно к ныне опущенному в постперестроечный маразм, а некогда самому благодарному читателю в мире – русскому. В романе с равным успехом, кроме эстетического наслаждения, найдет для себя нравственно полезное и продвинутый (здесь в «возраст Христов», то бишь худо-бедно, но воцерковлённый) наш брат почвенник, и заморочивший самого себя в надежде, что удастся – и других, гениальничающий либералист-постмодернист, запамятовавший, по-видимому, что заскочившее к нам в эпоху петровских реформ и натурализовавшееся в «век золотой Екатерины» (кстати, век, если и менее апостасийный, чем XX-й, то уверенно занимающий второе призовое место) словечко «гений» – не что иное как нонешнее молодежное «супер», а по исконно-русски – не более чем великодушная форма величания идиота…
Под конец осмелюсь пожелать богато одаренной беллетристке, чтобы во избежание «двоящихся мыслей» (равно, по Брюсову, «Славить и Господа и дьявола») вспомнила она приведенное в мемуарах А.Наймана воздыхание немолодой уже Анны Андреевны: «Ах, насколько Путь монаха прямее пути поэта!»
Не для того, разумеется, чтобы осчастливить одну из новоиспеченных обителей. «В доме Господа нашего горниц много». И иночество, думается, не путь столь талантливого прозаика и поэта. Просто, крепче ухватившись за нить Ариадны – молитвы новомучеников российских о нас, грешных, и внимая им (напомню, что мирское имя прабабки героини, монахини Анны, воспоминания которой о судьбе Церкви при безбожной власти, на мой взгляд, лучшие страницы романа), Васильевой будет куда легче покончить с узурпатором Минотавром и выбраться из хитросплетенного лабиринта глобального постмодерна на свет Божий. То есть одарить нас образцом так давно ожидаемой исповедальной прозы. И подвижнический дар писательницы позволяет на это надеяться.
