Текст книги "Меч равновесия"

Автор книги: Константин Кураленя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

1 глава

Аттила – по прозванию Бич Божий, царь гуннов. Сначала царствовал с братом, но после убийства последнего – один, с 455 года после Рождества Христова. Несмотря на дикость, обнаруживал известное достоинство; образовал мощный союз, куда вошли гунны, остготы, герулы и другие… В 453 году женился на бургундке Ильдеко, которая в первую же ночь убила его, мстя за гибель своего народа. По смерти Аттилы гуннское царство утратило своё могущество.

По материалам Энциклопедического словаря С.-Петербург. Изд. П.П. Сойкина. 1901г.

Всё было кончено. Она поняла это ещё прошлой ночью. Слегка сутулясь, к ней в шатёр вошёл командир её личной стражи Грут и, отводя в сторону взгляд, виноватым голосом сообщил, что их союзники скрытно покидают лагерь, унося провиант и то немногое, что осталось из оружия. Тихо снялась и ушла тысяча аваров Кунчака, бесследно исчезли две сотни степняков Мусокия. В скором времени они либо окажутся в стане противника, либо разбредутся по степи, пополнив собой бесчисленные шайки разбойного люда, коих за годы смут и войн развелось, словно блох в лохмотьях немытого наёмника. Воззвание Курвата делало своё грязное дело. Не вражеские стрелы, не мечи храбрых всадников вырывали из рядов некогда сплочённой её армии отважных воинов. А жалкий клочок пергамента, который и прочесть-то мог один из сотни, делал своё грязное дело, истребляя ряды её сторонников.

Кто бы мог подумать ещё пять лет назад, когда был жив её отец, потомок великого короля Аттилы, что это богатое и сильное своим войском и полководцем государство падёт под нашествием полчищ хазар. Каган Кур– ват, войдя в силу, возжелал жить своей волей. Смерть последнего из правителей гуннов развязала ему руки. В стране началась вакханалия. Кагану выпала возможность освободиться от невыносимой и оскорбительной опеки тюркского каганата и создать свою державу. Надо лишь забрать власть из рук у наследницы – молоденькой и глупой королевы Тины.

Самый простой и бескровный путь – это женитьба, затем порабощение и жестокое подавление всяких вылазок свободолюбивого народа. Молодая королева была красавицей, любого мужчину, видевшего её, охватывало нестерпимое желание безраздельно владеть прекрасным, созданным богами для любви, телом. Однако девчонка оказалась строптивой. Она не пожелала любви грозного властителя, а решила сама управлять доставшимся ей наследством. Обозлённый отказом, каган со своими ту– менами вторгся в благодатный и цветущий край. Исход наглого вторжения, казалось, был предрешён. Королева Тина ещё не обладала искусством правления искушённого в интригах царедворца, и, тем более, не имела военного опыта полководца. Она была просто женщиной, но женщиной с волевым, упрямым характером и чистой душой. Женщиной, умевшей удары судьбы и жизненные невзгоды переносить стойко, и не желавшей становиться игрушкой в руках дикого степняка.

В начале войны её воины достойно отражали атаки хазарских сотен. Сумели одержать две победы, и были полны решимости продолжать борьбу. Однако Курват, как и подобает хитрому и прожжённому интригану, сыграл на людской алчности и предательстве. И, как результат, развал и деморализация войск вихрем промчались конницей диких варваров по владениям молодой королевы. Затем последовал ханский указ о том, что воины, добровольно перешедшие к нему на службу, будут пользоваться всеми привилегиями наравне с его воинами, равно как их родные и близкие… Противостоять хазарским захватчикам стало некому.

Грут после доклада, так и не дождавшись никаких приказов своей госпожи, нерешительно пятясь, вышел из шатра. Тина сидела в облачении воина гвардейской охраны. Шлем и кольчуга лежали рядом. От света мерцающего факела, её распущенные по плечам чёрные волосы переливались золотисто-оранжевыми волнами.

Две сотни оставшейся при ней личной охраны были практически заперты на горе. У подножия, вблизи единственного удобного спуска с горы, расположился каган Курват со своим многотысячным войском. Действий он не предпринимал никаких, ожидая, когда неприступная гордячка будет сломлена осадой и сама войдёт к нему в шатёр.

Королева Тина обдумывала варианты выскользнуть из ловушки, но все они оказывались тупиковыми.

Наложницей у Курвата она не станет ни при каких обстоятельствах. Тину передёрнуло от мысли, что с ней будет тогда творить новоявленный повелитель. «Уйти» от кагана «простым путём» – покончив собою… Это совершиться в тот час, когда не будет иного выхода. Тогда, и только тогда смогут увидеть её полёт со скалы бешеные собаки Курвата… Ещё один выход – это коллективное самоубийство. Если ночью обеими сотнями обрушиться на головы самоуверенного врага. У оставшихся в живых будет шанс уйти…

Тина окликнула часового. В шатре появился молодой воин.

– Вызови ко мне Грута.

Часовой ушёл выполнять распоряжение госпожи. Она вспомнила его имя – Осян. Отличный стрелок из лука. Ловкий и сильный воин. Да и мужской красотой не обижен… Непроизвольно улыбнулась своей мысли Тина. Среди двух сотен её телохранителей, пожалуй, сложно найти лучше. А ведь каждый из них искусство ведения боя впитывал вместе с молоком матери. Впрочем, как и беззаветная преданность своему повелителю. Такой боец, безо всякого преувеличения, в бою стоил десятка опытных воинов. Такому мастерству их начинали обучать едва они вставали на ноги, а езде на лошади ещё до того. Это была личная дружина короля.

– Разреши, королева? – в шатёр просунулась голова Грута.

– Входи, – вздохнула девушка. – Будем решать свою дальнейшую судьбу. Тянуть дальше нет смысла. Что ты можешь мне посоветовать? Только одно могу сказать сразу, что в наложницы к Курвату я не пойду – лучше смерть. Но это тоже выход, потому, что моя смерть обернётся для вас жизнью. Хан с радостью возьмёт таких воинов на службу.

– Ваше Высочество! – подчёркнуто официально обратился к своей королеве командир отряда телохранителей Грут. – Я верой и правдой двадцать лет служил вашему отцу, за что же такая немилость?

– Я просто не нахожу выхода.

– Выход есть всегда. Даже погибнуть с честью для воина – тоже выход.

– Милый мой верный Грут, просто вы все знаете, что кагану нужна только я. Этот сын шакала желает потешить своё самолюбие.

– У нас в отряде около двухсот человек. Двадцать восемь из них женщины, которые могут драться не хуже мужчин. – Гурт задумчиво почесал бороду. – Неужто мы не придумаем какую-нибудь хитрость, чтобы вырваться из ловушки?

– Я о чём уже только не думала.

– Самое отвратительное то, что в отряде скоро начнётся голод, запасы провианта на исходе, – выдавил из себя суровый вояка.

Он с отеческой любовью и жалостью взглянул на грустное лицо юной королевы, и уверено, как бывало в атаках, прорычал:

– Мы прорвёмся, мы обязательно прорвёмся. А сейчас, приляг, отдохни, нам понадобится много сил. А где их взять, если ты не бережёшь себя?

Словно малое дитя он уложил её на шкуру барса и накрыл войлочным плащом. Затем, погладив по волосам, тихо вышел из шатра.

2 глава

У Павла Горюнова день не задался с самого утра. Он проснулся с распухшей после вчерашнего головой, проспав целый час на работу. А утренний рапорт должен был быть при начальнике отдела Аверкине. Мало того, что после вчерашнего обмывания капитанских погон больная голова требовала немедленного лечения каплями в виде вожделённой бутылки пива, так ещё эта самая многострадальная головушка будет нещадно намылена замполитом райотдела Тельтевским.

«А вот не пойду вообще на работу», – мстительно подумал Павел и, дотащившись до холодильника, достал из него бутылку лекарства под названием «Жигулёвское». Сев за стол, он крупными глотками в один присест выпил бутылку и расслаблено откинулся на спинку стула. Парень не был горьким пропойцей. Просто вчера Павел Борисович Горюнов, двадцати восьми годов от роду, дважды имевший счастье быть женатым и решением районного суда дважды этого счастья лишавшийся, бездетный, старший опер убойного отдела Южного РОВД, по высочайшему повелению был пожалован в чин капитана. Чем несказанно возгордился, так как его любимый мушкетёр тоже был капитаном на службе государевой. А по сему поводу нищая оперская братва на своё скудное казённое жалование закатило пир до ночи, напрочь забыв о том, что завтра Родина потребует от них полной отдачи в нелёгком труде по искоренению преступности на её бескрайних просторах.

На дворе стоял 1995 год. Год, когда наш народ узнал, что оказывается и у нас в стране есть организованная преступность. От этого знания новоявленные демократы в умилении и радости хлопали в ладоши. Наконец-то у нас всё становится как за границей: и демократия, и проститутки, и мафия! Высшие государственные мужи на экранах телевизоров бессильно разводили руками: «Что же нам со всем этим делать?» А по ночам в саунах и ресторанах устраивали вместе с воровскими авторитетами грандиозные шабаши. В перестроечном угаре эти ребятки стали настоящими коллегами, ведь задачи у них стояли одинаковые – ограбить свой народ. Только бандиты действовали при помощи ножа и кистеня, а правители – усыпляли обещаниями о всеобщей благодати в недалёком завтра.

«Опять меня понесло не туда, куда надо, – поморщился Павел. – Таким умным становлюсь, хоть вообще пить бросай».

Павлик родился в счастливые годы, которые впоследствии назовут годами застоя. Он появился на свет в милой интеллигентной семье. Мать была учителем географии, а отец вёл уроки физкультуры. Учительствовали они в одной и той же школе. Когда пришла пора учиться, родители, к несчастью, а, может быть, и к счастью, определили его в свою родную школу. Где он с их легкой руки автоматически попал в разряд маменькиных сынков. И все десять лет ему приходилось доказывать обратное. Благо отец был учителем физкультуры и с детства заставлял его делать по утрам зарядку и заниматься гимнастикой. Потом, под давлением всё той же шпаны, пришлось заняться более серьёзными видами спорта. В третьем классе он самостоятельно записался в секцию бокса. Втянулся в занятия спортом: рукопашный бой, фехтование и вскоре стал фанатом боевых искусств. Кроме спортивных занятий, любил читать. Отдавал книгам любую свободную минуту и часть ночей: видимо сказывались гены родителей.

К десятому классу он стал детиной под метр девяносто ростом, который имел своё суждение о многих областях жизни.

Воспитанный родителями патриотом Родины, он во время срочной службы в ВДВ написал рапорт на зачисление в высшее командное училище. Окончив училище, был направлен на службу в спецназ ГРУ. Там Павел продолжал любить Родину вплоть до 1993 года. В том году, будучи старшим группы, и находясь в очередной командировке в горячей точке, попали в засаду. По всей вероятности, кто-то из штабных крыс продал противнику маршрут движения группы. В живых чудом остались он, командир группы старший лейтенант Горюнов и лейтенант Безуглов. Для прикрытия своих махинаций штабным срочно понадобилась чья-то кровь. У молодого старлея она оказалась самой вкусной. Разуверившись в порядочности штабных вояк, Павел хлопнул дверью и уволился в запас. Две дырки от ран да две дырки под боевые ордена – вот и всё, что заслужил он от Родины. Откровенно говоря, такое продажное государство, каким оно стало за последние годы, защищать не очень-то и хотелось, мешала поруганная честь офицера.

На гражданке надо было как-то устраиваться. Огромное советское пространство рушилось, государственные органы ослабели настолько, что уже не в состоянии что– либо контролировать, в том числе и рабочие места. С его профессией – самая прямая дорога вела в бандиты, либо к богатому дяденьке – в холуи-охранники. Или «встречный путь»: ловить этих самых бандитов, а с ними и богатых дяденек. Правда, с ущербом для своего личного бюджета, если – «не брать на лапу»… Павел с детства очень любил фильм «Белое солнце пустыни» и хорошенько запомнил слова Верещагина. Поэтому, ни в бандиты, ни в холуи не пошёл. Вернувшись в свой любимый Хабаровск, направился старлей в уголовный розыск. Там был с почестями встречен и обласкан по причине острейшего дефицита кадров. Где и до сегодняшнего дня трудился, как было уже замечено, в должности старшего опера в убойном отделе ОВД Индустриального района.

Павла вернуло из невесёлых воспоминаний настырное кряканье телефона. Он нехотя поднял трубку, прекрасно понимая, что ничего хорошего этот звонок не принесёт. В трубке раздался голос боевого соратника и старшего группы убойного отдела Бориса Вышутина:

– Пашка, ты что обалдел! На рапорте и так вся группа на командный состав дружно перегаром дышала, да ещё, и ты не явился! Тельтевский орал, что тем, кто не умеет пить не место в наших рядах и, что звёздочки у тебя надо будет отобрать!

– Ну, это пусть он умоется, я ещё не адаптировался к вашим возможностям по поглощению денатурата.

– Паша, кончай базар, у нас по Суворова «мокруха».

– Что там?

– Деваха, по ходу изнасилованная, лежит в чём мать родила, – ответил Вышутин. – Приедешь, увидишь. Дуй сразу на адрес. Казнь твоя временно отменяется.

Непосредственный командир Павла положил трубку.

На пять минут Горюнов забрался под холодный душ. Несколько раз делал то горячим, то холодным. С полотенцем в руках прошёл на кухню, заглянул в холодильник. Как и следовало ожидать, ничего там не нашёл: до зарплаты должна пройти ещё неделя.

На месте происшествия активную видимость деятельности создавала вся группа «по тяжким». Там и сям, усиленно мешая наладить следственную работу, мелькали погоны с огромными звёздами.

– Доложите, что сделано для раскрытия преступления «по горячим следам»? – отрывал Вышутина от работы какой-то «полкан» из управы.

– Работаем, товарищ полковник, – пожал плечами майор. – Если бы ещё всякие-прочие эти самые следы не затаптывали.

– Это вы на что намекаете, товарищ майор? – попытался одёрнуть Вышутина полковник. Но его приёмчик с «ледяным» голосом и «сжигающим» взглядом на Бориса не подействовал.

– Что вы, – усмехнулся он. – Какие намёки, товарищ полковник, работать бы не мешали.

«Всё как всегда, – невесело подумал Павел, – приехали, накричали, затоптали все следы и, состряпав умные лица, уехали, чтобы потом в главке доложить, что не в кабинетах штаны протирали, а лично участвовали в раскрытии особо опасного преступления. Ну, а если наш брат опера подсуетятся и все-таки раскроют эту мокрую делюгу, то глядишь, и в приказ о поощрении втиснуться получится».

К Павлу подскочил вырвавшийся от полковника Вы– шутин и оттащил его в сторону:

– Я всех наших разогнал на поквартирный обход, чтобы глаза этим «папахам» не мозолить. А то у некоторых тут командное рвение проявилось, – сообщил он, переведя дух. – Пойдём, глянешь на терпилу, и будем рабочие версии отрабатывать.

Они протолкались к окружённому начальственными спинами трупу. У стены дома лежало тело обнажённой девушки. Даже смерть не успела её обезобразить. На трупе были множественные синяки и ссадины, а у виска зияло пулевое отверстие. Что это отверстие пулевое Павлу было ясно и без заключения эксперта.

– Оп-па! – прошептал он Борису, – огнестрел, кто же это так нагло со стволом балуется?

– По ходу залётные, наши ещё не такие борзые.

– А если молодняк обезбашенный по укурке, деваха– то, блин, красивая.

– Ладно, пошли, – потянул его в сторону Вышутин. – Всё, что надо, мы уже увидели, а другие улики эти дятлы уже успели затоптать.

Мужики незаметно отошли в сторону.

– Что думаешь? – спросил Борис.

– Однозначно убивали не здесь. Нет одежды, на теле явные следы волочения, привезли на машине.

– Я думаю так же, может, мужики чего накопают.

– Ага, приметы мокрушников и номер автомобиля, на котором её сюда доставили. Поквартирный обход – это обычно стопроцентная песня ни о чём. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.

– Да, запугали народ. Работать стало совершенно невозможно! – выругался Вышутин

– Варианты? – спросил Павел у более опытного товарища.

– В первую очередь выяснить, какие экипажи ППС, ГАИ и вневедомственной охраны работали в этом районе ночью. Они ребята внимательные, может, что в глаза и бросилось, вдруг, кого останавливали. Затем подождём результатов поквартирного обхода. Когда рассосётся этот цирк, проведём осмотр места происшествия и прилегающей территории. А пока поехали в отдел, нечего тут отсвечивать, а то полководцы запрягут глупостями заниматься.

3 глава

В стане кагана Курвата всё это время не прекращалось пьяное разгулье. Победители в полной мере пользовались законным правом войны, правом сильного. Из обоза с пленными в повозки приводили женщин и девушек. Уставшие от постоянного унижения пленницы уже просто не реагировали на все те надругательства, которые с ними вытворяли одурманенные вином и вседозволенностью хазары. Некоторые из них, самые стойкие, не вынеся такого позора, бросались на своих обидчиков и принимали смерть от холодного железа, считая эту смерть высшим благом после всего пережитого.

В богатом гостевом шатре кагана шла ночная трапеза, более похожая на оргию. Сам каган восседал на огромном ворохе подушек в окружении подобострастных военачальников, советников и прорицателей. Курват любил окружать себя оракулами. Он верил в Судьбу, но ещё более он верил в свою удачу.

Каган любовался страстными телодвижениями танцовщиц и мелкими глотками отпивал из золотого кубка янтарное вино, завезённое купцами из Византии, чем немало удивлял своих приближённых. У диких степняков не было в традициях растягивать процесс чревоугодия, как, впрочем, и все остальные радости жизни. Они считали себя настоящими мужчинами, жили только войной и лишний прожитый день воспринимали как подарок судьбы. За день надо было нажраться от пуза, постараться самому не быть съеденным и, если повезёт, отхватить какую-нибудь самку.

Год был удачным для умного и коварного правителя. Ему удалось хитростью заманить и сжечь флот противника. Не обошлось, конечно, без подкупов и предательств, но на войне все средства хороши. Человек в сущности своей ничтожное существо, готовое за мелкую подачку продать всех и всё. Курват самодовольно ухмыльнулся. В это время полуобнажённые наложницы, обслуживающие его за столом, стали предлагать ему фрукты и сладости. Хан повернул голову к одной из них, вынул губами ягоду из грозди винограда, а другую грубо притянул к себе. Но, встретив в её глазах испуг и покорность, вдруг подумал о том: что скоро сама Тина вот таким же взглядом взглядом будет смотреть на него. Он грубо оттолкнул наложницу. И погрузился в шумное веселье.

Между тем лагерь варваров не спал. В нём протекала только ему одному понятная, со стороны кажущаяся бестолковой жизнь. Из тумена в сотни и десятки сновали посыльные, и среди всеобщего разгула и веселья улавливалась железная рука хозяина. Посты и дозоры по-прежнему добросовестно несли свою службу. Хотя непосредственные боевые действия были закончены, но смертной казни за разгильдяйство и прочие провинности никто не отменял. Да и времена были такие, что в любой момент враги могли появиться ниоткуда, причём, кто и сколько – никто не мог знать.

Позже эти времена назовут «Великое переселение народов». Времена, когда умный, жестокий и властный вождь мог захватить себе королевство, вытеснив в необжитые края целый народ.

Совершенно трезвым взглядом Курват обводил своих соратников, желая определить, кто в будущем может стать его врагом. Взяв очередное яство из рук рабыни, он подумал, что поражение королева Тина потерпела, когда он распространил призыв о помиловании врагов и приём их в своё войско на равных со всеми условиях.

«Да, тут советники честно отработали свой хлеб», – ухмыльнулся он. Затем его мысли вновь перекинулись на Тину. Самоуверенная девчонка. За время войны он два раза предлагал ей выйти за него замуж, но в ответ слышал лишь дерзкие слова отказа.

–

Мы рассмотрим все полученные предложения. Не думаю, что просьба вашего хозяина будет удовлетворена. Принцессы крови и внучки великого Аттилы не выходят замуж за пастухов, – ответила она его послам.

Она его унизила, а таких вещей он не прощал и жестоко мстил за дерзость. Ну, ничего, теперь он сделает её своей наложницей и, досыта насладившись местью, отдаст на потеху своим доблестным воинам.

–

Проклятая! – заскрипел он зубами при неприятных воспоминаниях и мысли о том, что кто-то кроме него посмеет прикоснуться к её телу.

«Нет, – решил он. – Воинам, пожалуй, не отдам, сам буду наслаждаться её унижениями».

–

О величайший из величайших, – с подобострастной улыбкой прервал его мысли правая рука Алан. – Сегодня у тебя самая великая победа, ты без битвы разгромил последнее войско гуннов. Только что из лагеря этой дочери волчицы пришли последние перебежчики. Лагерь пуст, не считая жалкой сотни её личных телохранителей. Правда, её отряды перешли в основном без предводителей. Но это ничего не меняет, с ней они тоже не остались, просто они страшатся твоего гнева. Велишь захватить её в плен?

–

Не торопись, Алан, утром эта гадюка сама приползёт к моим ногам вымаливая себе жизнь.

–

О, повелитель, не в гнев тебе будет сказано, но змея и перед смертью жалят ядом.

–

Не забывайся, пёс!

– О нет, ни в коем случае я не хотел навлечь твой гнев на свою голову. Но, по-моему, надо вырвать жало у змеи.

– Нет, я хочу насладиться её позором до конца. Терпеливому достаётся прожаренное мясо, а торопыге – сырой кусок, воняющий дымом. Но на всякий случай, Алан, удвой посты, а если где требуется поставь дополнительно засады. И чтобы ни одна мышь не могла выскользнуть из ловушки.

– Слушаюсь и повинуюсь, – склонился советник и пятясь отполз от хана.

Курат поморщился: хоть он и был самолюбив, но всё же презирал такую откровенную лесть.

«При случае первым продаст меня со всеми потрохами, – подумал он про себя. – Но я силён и могуч, и мне никто не страшен, пока я буду великим каганом Куратом, а в одиночку народы не покоряют. Трон любого правителя всегда держится на услугах льстивых подлецов».

Схватив со стола кубок, он, не отрываясь, осушил его и, притянув к себе смазливую танцовщицу, больно укусил её за губы.

– Сегодня придёшь ко мне, – приказал он ей лениво, и, оттолкнув податливое тело, подумал: «Гораздо приятнее будет объезжать строптивую Тину», – и плотоядно улыбнулся своим мыслям.

В это время пир достиг своего апогея. То там, то здесь валялись изрядно подвыпившие военачальники. Пьяные выкрики и песни слились в сплошной гул. Бородатые лица с выпученными глазами и обнажённые женские тела кружили в каком-то диком, необузданном хороводе. Один из воинов вскочил на стол и под завывания толпы и лязганье клинков стал выплясывать, размахивая мечом, дикий танец. Блюда переворачивались, закуски разлетались в разные стороны. Подталкивая остриями мечей, на стол вытолкнули обнажённых невольниц и, свистя и улюлюкая, заставили присоединиться к танцору. Пир превращался в пьяную оргию. Вскоре Курат пресытился этим безудержным весельем и в сопровождении телохранителей удалился в походную кибитку. Там в объятиях наложниц он забылся тяжёлым беспокойным сном.

4 глава

С диким хохотом, холодившим душу, её настигал огромный, как медведь, хазарский воин. Пугающим было то, что он не размахивал мечом или кинжалом, не целился в неё из лука, а приближался неспешным шагом, вытянув к ней длинные волосатые ручищи. Она пыталась, но не могла от него убежать. Всё тело покрылось липким потом, ноги стали ватными и не слушались, а рука, сжимавшая меч, потеряла всякую силу и не желала ей повиноваться. Она хотела позвать кого– нибудь на помощь, но вместо крика из пересохшего горла вырывались непонятные гортанные всхлипы.

«Что же это, где же мои люди?» – взмолилась она. Затем она бежит по полю, кругом валяются трупы своих и вражеских солдат. Везде кровь, кровь, много крови. Она смотрит на свои руки, они в крови. Раненые воины беззвучно открывают перекошенные болью рты, моля о помощи, хватаясь скрюченными пальцами за её плащ, мешают бежать. Вот за спиной уже слышно хриплое дыхание преследователя, ноги окончательно перестают слушаться, и она, споткнувшись, беспомощно падает на спину, и видит перед собой ненавистного мучителя. Сердце готово от страха выскочить из груди.

Но вдруг происходит что-то непонятное. Протянутые к её горлу волосатые руки отлетают в сторону, а само огромное тело преследователя, словно тряпичная кукла взлетает в воздух и, кувыркнувшись, падает на землю. Над поверженным врагом стоит очень высокий светловолосый воин в странных доспехах и протягивает Тине руку, желая помочь ей подняться. Издалека доносятся голос, зовущий её по имени. Она не хочет откликаться на этот голос, она хочет разглядеть своего спасителя. Но сон уже прерван, видение исчезает, Тина открывает глаза. Рядом с ложем стоит верный Грут.

– Просыпайся, моя королева, у нас много дел.

– Грут, ты не мог немного попозже, я не успела его разглядеть, – словно в продолжение сна капризно говорит Тина, затем испугано замолкает.

– Кого? – улыбнулся ветеран вопросительно. Грут понимал, что его королева ещё совсем девчонка. Ей бы в куклы играть, а не по скалам с саблей лазать. Видимо сладкий сон предутренний снился. Старый воин сам уж давно не видел снов. Его мозг был подчинён лишь одному – службе. Сны этому делу мешают, и он запретил им отвлекать его понапрасну.

Но Тина уже взяла себя в руки и, не желая продолжать разговор, перевела его в другое русло.

– Что там? – поинтересовалась она.

– Веселятся. Уверены, что нам некуда деваться.

– Мой учитель Феодор рассказывал как-то историю царя Леонида из государства Спарта, – произнесла задумчиво королева. – Так вот, он с тремя сотнями своих телохранителей так же в горах перекрыл единственную дорогу и долгое время не пропускал через перевал многотысячное персидское войско.

– Но у него был выбор, он мог отойти, а у нас же одна дорога, её удерживать несложно, но вокруг скалы, по которым простому смертному не спуститься, – развёл руками Грут.

– Если бы у нас были крылья, – мечтательно протянула Тина и, встрепенувшись, добавила. – Нам невозможно спуститься, но и воинам Курата сюда не подняться.

Западня, в которую хан вынудил отступить отряд, представляла собой большое углубление в горах с крутыми отвесными склонами, отшлифованными природой до такого состояния, что подняться по ним было невозможно. Из каменной чаши к подножию горы сбегала узкая расщелина, оборонять её без труда могли несколько лучников. Можно было продержаться долго, но весь вопрос состоял в том, что у защитников кончалась провизия. Были ещё лошади, но это всё равно, проблему продовольствия не решало.

– Я пойду, моя королева. Меня уже ждут, – Грут кивнул головой в сторону выхода.

Когда Грут вышел, Тина опять вернулась к своим размышлениям: пыталась вспомнить внешность неизвестного, который пришёл ей на помощь в ночном кошмаре. Это казалось ей очень важным. Но лицо спасителя было скрыто в тумане, не желая проясняться до поры до времени. Чётко помнилось только то, что он был высокого, просто огромного, роста. «К чему бы этот сон?» – размышляла девушка, оставшись одна. А сердце в предчувствии чего– то неведомого испуганно замирало. Чтобы развеять тревожные мысли, Тина вышла на свежий воздух.

В лагере гуннов, несмотря на своё безнадёжное положение, уныния не наблюдалось. Молодёжь, а в отряде в основном была молодёжь, самым старшим и опытным воином среди них был Грут, развлекалась тем, что устраивала между собой учебные поединки. Грут не давал своим бойцам сидеть без дела: чем больше нагружены мышцы, тем меньше в голове ненужных мыслей.

Вот и сейчас на вытоптанной поляне двое обнажённых по пояс юношей кружили друг напротив друга с мечами в руках. Они то сходились, яростно рубясь, то отскакивали друг от друга. Уступать никто не собирался. Оба отлично владели оружием, и никто не мог «поймать» своего соперника на хитром приёме. Вдруг один из них, отступая назад, оступился и неловко опустился на колено. Этим немедленно воспользовался противник и стремительно кинулся вперёд. Но хитрец ловко ушёл в сторону и поразил своего партнёра сбоку, вызвав одобрительные возгласы.

– Молодец, Огул!

Побеждённый, добродушно улыбаясь, развёл руками.

Тина, наблюдавшая за поединком, сказала Груту:

– А они у тебя не застаиваются.

– Им бы настоящее дело, – вздохнул Грут. – Может, организовать вылазку? Провиантом разжиться. – Он вопросительно посмотрел на Тину.

– А что! Давай потревожим Курвата.

– Только, надо всё тщательно обдумать.

– Думай, а ночью мы их навестим, – азартно воскликнула Тина.

– Но-но, моя королева! Разве я сказал, что твоё присутствие там обязательно?

– Кто здесь повелительница? – обижено надула губы королева. Она до сих пор воспринимала воина как учителя и, несмотря на своё положение, не могла относиться к нему как к обычному подданному.

– А кто отвечает за вашу безопасность? – парировал начальник охраны. – Здесь даже нечего обсуждать, для таких дел есть воины и, смею заметить, неплохие.

Гурт поднялся и, получив разрешение, покинул шатёр своей подопечной.

Тина откинулась на шкуре и устремила задумчивый взгляд в потолок. Посторонний наблюдатель, случись ему оказаться неподалёку, мог бы заметить, что в этой маленькой прелестной головке происходит нешуточная умственная работа. Она что-то шептала, смешно растягивая губы, загибала пальчики и сосредоточенно морщила лобик.

Затем, довольно улыбнувшись, девушка приказала, чтобы пригласили её близких подруг. С этими девушками, из семей сановников при её отце, она росла. Они так же как и Тина потеряли всё, что имели. Их звали Эсна и Гури. Девушки пришли и уединились с королевой. Долго о чём-то шептались и подозрительно хихикали. После чего все трое улеглись на звериных шкурах и стали вспоминать детские годы. Как было весело и беззаботно при дворе живых ещё родителей!

5 глава

В кабинете убойного отдела к восемнадцати ноль-ноль собралась вся группа. Группа по «тяжким»11
  Отдел по расследованию тяжких преступлений против жизни и здоровья граждан.


[Закрыть] состояла из пяти человек. Двоих мы уже знаем, третьим был Коля Бобылюк. Он отвечал за линию тяжких телесных и был самым старым опером в группе. Но из-за вечных своих залётов смог дослужиться лишь до старшего лейтенанта. Бобылюк был живой легендой райотдела. Он мог быть уже капитаном, но на нём постоянно висело какое-нибудь действующее взыскание. Коля мог просто так, по велению души, на неделю или на две «уйти со связи» – залечь «на дно» у одной из своих многочисленных подруг или на какой-нибудь блатхате. Где его искать, не знал никто. И не искали. Жена Люся через день да каждый день умоляла Вышутина вернуть негодяя-беглеца в лоно семьи. Борька клялся ей, что уже все силы брошены на поиски, и вот-вот «негодяй» будет найден. Коля же всегда объявлялся сам: стыдливо, как нашкодивший школьник, пряча взгляд. На него зла не держали, начальство объявляло ему очередной выговор и закрывало на этом разбор полётов.