Текст книги "Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего"

Спрашивается, почему буржуазные государства должны относиться к Советскому социалистическому государству более мягко и более добрососедски, чем к однотипным буржуазным государствам?

И.В.Сталин.

Доклад на Пленуме ЦК ВКП(б).

1937 г.

Теплое летнее утро воскресенья 22 июня 1941 года, взорванное взрывами десятков тысяч бомб, обрушившихся на безмятежно спящие города, на долгое время для каждого советского человека разделило действительность на два понятия – до и после войны. Казавшаяся отдаленной, война обрушилась на страну сметавшим все ураганом. Рушились города и села, ломалась привычная устоявшаяся жизнь, с будничными заботами и мелочными житейскими проблемами, коверкались судьбы людей, унося в невозвратное никуда родных и близких. Миллионы из них не дожили до этого страстно ожидаемого и представляемого невероятно счастливым… «после».

И когда это время наступило, прорвавшись через мембраны репродукторов перезвоном кремлевских курантов и магическим словом «Победа», никто всерьез не задумался, что война могла иметь совершенно иное завершение. Да, страна и ее народ, пройдя через неимоверные страдания и принеся на алтарь войны невосполнимые жертвы, разгромили агрессора.

И от этого Победа, к которой «шли четыре года», воспринималась как нечто само собой разумеющееся, она стала настолько убедительной, что трудно было даже представить, что триумфальной Победы могло и не быть.

Между тем Гитлер искренне был уверен, что после первых недель боев «русские пойдут на капитуляцию вследствие развала строя». После разгрома Франции он сказал Кейтелю: «По сравнению с французской кампанией поход против России будет просто игрой на ящике с песком».

И если бы случилось так, что тогда ожидало побежденные народы? Имперский министр вооружений Альберт Шпеер отбыл в 1966 году двадцатилетний срок заключения по приговору Нюрнбергского трибунала. Выйдя из тюрьмы и поселившись в старинном Гейдельберге, на вилле за рекой Неккер, он так рассказывал о перспективах, которые виделись Гитлеру после его победы:

«Однажды он при мне говорил Герингу, что с русскими (русскими в «цивилизованной» Германии называют всех людей, проживающих на территории России. – К. Р. ) надо обращаться «как с неграми из примитивных племен». Мол, надо лишь предложить им бусы и спички, и они понесут немцам зерно, масло и яйца». Впрочем, на этот счет в германском руководстве были и другие планы.

И на «бывшей» советской земле хватило бы места для концлагерей с крематориями, где со сладким от запаха человеческого пепла дымом растаяла бы не только память о наших предках, но и их гены, взошедшие в нас, послевоенном поколении. И гены наших детей и внуков, – и внуков наших внуков. Мы бы просто не родились…

Сколько неродившихся детей унесла горбачевская «перестройка» и ельцинская «демократизация»? Убила без всякой войны, просто не дав совершиться их зачатию. И, поднимая камень, чтобы бросить его в Вождя, задумайся, читатель. Ведь камни бросали и в сына Бога.

И не следует ли молящимся в храмах за своих родных и близких поставить свечу в память о человеке, благодаря трудам и делам которого мир не сгорел в пожаре грандиозной бойни, а мы имели возможность явиться на свет. Но вместо благодарности мы отобрали даже имя у города «Сталинград», ставшего символом Победы для европейских народов.

Со второй половины минувшего столетия в Советском Союзе прочно утвердилось мнение: в Великой Отечественной войне победил народ. Правда, при этом неизменно подчеркивалось – под руководством партии. В Федеративной Республике Германии с такой же убежденностью средства пропаганды утверждают, что немецкий народ потерпел трагическое поражение в авантюре Второй мировой войны по вине Гитлера. И каждый бюргер твердо знает, что от диктатуры Гитлера народ спасли США.

Но так ли это? Известно, что любую войну нельзя рассматривать в отрыве от предшествующего периода. Уже хотя бы потому, что, как давно сформулировал немецкий военный теоретик Карл фон Клаузевиц, война – это то же продолжение политики, только иными средствами.

А накануне Второй мировой войны международная политика была невероятно сложной, запутанной и напряженной. Напомним только о двух событиях, предшествовавших началу войны. Первое: только с 1933 года, после установления дипломатических отношений с США, состоялось признание Советской России большинством капиталистических стран, и в сентябре 1934 года Советский Союз вступил в Лигу Наций. И второе: приход Гитлера и его национал-социалистской партии к власти в 1933 году не вызвал у «цивилизованных» стран Запада той реакции категорического неприятия, которая проявилась при создании Советского правительства в России.

Уже спустя неделю после обретения властных полномочий Гитлер многообещающе заявил правящему кабинету, что ближайшие 4—5 лет пойдут на перевооружение и расширение вооруженных сил. Это представлялось в качестве националистской программы, направленной на ликвидацию Версальских соглашений. Практическую демонстрацию своих намерений Гитлер осуществил позже, приложив усилия для возвращения Саарской области, отторгнутой по условиям Версальского договора. Считается, что с этого момента и до начала Второй мировой войны лидеры стран Запада вели себя во взаимоотношениях с Гитлером как робкие и запуганные школьники перед распоясавшимся и все более наглеющим хулиганом.

Это неверно. Англосаксы почти открыто покровительствовали Гитлеру. Когда 9 марта 1935 года Берлин объявил, что германские военно-воздушные силы уже существуют, а после непродолжительной паузы было заявлено о намерениях ввести в стране воинскую обязанность и создать армию численностью 550 тыс. человек в мирное время, лидеры правительств Европы спокойно проглотили эту неприятную пилюлю.

И хотя Британия и Франция выступили с официальным протестом, однако они не предприняли совершенно никаких шагов, чтобы подкрепить его реальными действиями. Это придало Германии уверенность, а после прибытия британского секретаря по иностранным делам вместе с Энтони Иденом в Берлин уже сам их вояж рассматривался как триумф немецкой дипломатии. На этой встрече Гитлер заявил, что своим перевооружением Германия оказывает большую помощь Европе, защищая ее от коммунистической угрозы.

В самой Германии заявление, аннулирующее условия ненавистного Версальского договора, было встречено взрывом патриотического энтузиазма. На фоне народной эйфории Гитлер успокаивающе демонстрировал свое «миролюбие», но вместо многосторонних договоров Германия предложила всем своим соседям двусторонние пакты о ненападении.

Эта политика двусторонней дипломатии позволила Гитлеру добиться от британского кабинета министров согласия на перевооружение германского военно-морского флота, о чем англичане почему-то не поставили в известность Францию. В результате страны Антанты – Великобритания и Франция, – победившие в минувшей войне, оказались разобщены. Они не нашли сдерживающей позиции и после того, как, начав войну с Эфиопией (тогда называвшейся Абиссинией), Муссолини овладел в 1936 году стратегически важными землями Африканского Рога.

Вступление СССР в Лигу Наций формально означало конец изоляции, длившейся с 1917 года. Однако пакт о взаимопомощи Советского Союза с Францией, подписанный в мае 1935 года, скорее носил символический характер, чем узаконил реальное содружество. Приход в правящий кабинет в 1936 году во Франции «правительства народного фронта» во главе с премьер-министром социалистом евреем Леоном Блюмом не изменил теплоты отношений. Наоборот, Франция стала еще более стремиться к сближению с Берлином.

Эфиопская авантюра Италии способствовала реализации идеи Гитлера об аннексии Австрии. Первоначально он воспользовался ситуацией для ремилитаризирования Рейнской области. Приказ германской армии был отдан 2 марта 1936 года. Исполнение его было назначено на субботу 7-го числа с расчетом, что выходные дни отсрочат любое возможное противодействие.

Планируя эту самовольную акцию, Гитлер ничем не рисковал даже в случае ее неудачи. Введенные в Рейнскую область немецкие войска состояли только из одной дивизии. Правда, уже в самой зоне к ней присоединились четыре дивизии вооруженной полиции. Но Гитлер не ошибся в другом. В надеждах на попустительство. Робкие протесты Лондона и Парижа встретили ответ: немцы не нарушили французской границы, а лишь заняли «собственный огород».

Продемонстрировав нации свою удачливость, Гитлер стал набирать козыри. В марте 1936 года он распустил рейхстаг, и в последовавших выборах из 45% избирателей 98,8% проголосовало за нацистскую партию. Народу импонировал дерзкий отказ от Версальского договора, а у предприимчивых Муссолини и Гитлера появились подражатели. Летом 1936 года в Испании вспыхнул правый мятеж против избранного в феврале левого республиканского правительства. Возглавивший его генерал Франко с помощью немецкой и итальянской авиации перебросил свои соединения через Гибралтарский пролив. Уже к концу первой недели августа в Испании действовал передовой отряд германских экспедиционных сил.

Осенью немецкий контингент в армии мятежников насчитывал 10 тыс. человек, включая легион «Кондор», в состав которого входили восемь эскадрилий, бомбивших республиканцев, в том числе и баскский город Гернику. Однако намерения Франко взять в ноябре Мадрид закончились провалом.

Сталин отреагировал на эти события взвешенно и адекватно. Но чтобы не допустить возрождения образа «экспортера революции», официально присоединился к остальным странам (как и Германия с Италией), заявив о поддержке «Соглашения о невмешательстве». Вместе с тем в Мадрид была направлена советская военная миссия, состоявшая из многочисленных сотрудников.

Официально считалось, что общее число советских граждан, принявших участие в испанских событиях, не превышает двух тысяч человек, большая часть из которых служила в штабах или в качестве военных инструкторов. Но нельзя забывать, что зимой 1936/37 года большинство республиканских «советских самолетов пилотировалось русскими, и наступление, отбросившее националистов от Мадрида», начавшееся 29 октября, осуществлялось советскими танками, управляемыми советскими танкистами. Русские военные советники и Интербригады внесли порядок и дисциплину в ряды республиканской армии и сыграли главную роль весной 1937 года в сражениях под Харамой и Гвадалахарой.

Сталин никогда публично не заявлял об оказании помощи Испанской республике. Исполком Коминтерна в декабре 1936 года указывал: «Защита демократической парламентской республики, республики Народного фронта, которая гарантирует права и свободы испанского народа… дело мира и общее дело всего передового и прогрессивного человечества».

Осторожность Сталина объяснялась еще и тем, что он не питал иллюзий в отношении безусловной победы республиканцев. Ситуация в Испании была сложной. Левые партии страны были разобщены. К тому же в числе республиканцев находилось много анархистов и троцкистов, входивших в ряды ПОУМа.

ПОУМ – рабочая партия марксистского объединения – преобладал в Каталонии с центром в Барселоне, и сторонники этой организации зазывали в Испанию Троцкого, предлагая возглавить движение. Однако «демон мировой революции» благоразумно отклонил это льстящее его самолюбию предложение. Но его сторонники не успокоились, и в мае 1937 года противостояние в Барселоне вылилось в уличные столкновения между коммунистами, с одной стороны, и анархистами и поумовцами – с другой. Эти события привели к падению кабинета Кабальеро, поддерживающего ПОУМ, а затем и к поражению республики. Последние боевые действия Интербригад состоялись в сентябре 1938 года, а весной следующего года война в Испании закончилась победой Франко.

Если Сталин публично не заявлял о своей поддержке республиканцев, то Гитлер боролся против «коммунизма» открыто и демонстративно. Такая политика являлась для него гарантией политической поддержки Западом. Еще 25 ноября 1936 года по инициативе Риббентропа, добившегося согласия Гитлера, Германия и Япония подписали Антикоминтерновский пакт, в котором предусматривалось противостояние Коммунистическому Интернационалу.

В ноябре 1937-го свою подпись под этим пактом поставил Муссолини. И хотя Великобритания и Франция официально не присоединились к политике этого «мирового треугольника», их устраивала антисоветская направленность действий участников антикоммунистического соглашения, символизирующая очевидный факт, что Советский Союз оказался в своеобразной изоляции.

Пока «свободный» мир присматривался к политическим шагам участников пакта, еще не казавшегося зловещим, в генеральных штабах и министерских кабинетах усиленно вынашивались планы очередного его передела. Свои завоевательские планы вынашивала и Япония, захватившая еще в начале 30-х годов Маньчжурию. В июле 1937 года она вторглась в северные провинции Китая, а к октябрю следующего года овладела значительной территорией страны.

Усиление агрессивных поползновений стран антикоминтерновского блока не могли не вызвать тревогу Сталина – он предпринял энергичные дипломатические шаги. И в мае 1937 года для установления контактов с французами в Париж прибыл Литвинов. Однако Франция не скрывала своего недоверия к Советскому Союзу. В этом отражался своеобразный консерватизм политической мысли на берегах Сены. Уже со времен «Великой революции» правительство Франции традиционно покровительствовало полякам. И идея взаимодействия с Россией была для нее не столь важной.

Еще более существенным в последующем развитии событий стало избрание в конце мая 1937 года премьер-министром Великобритании Невилла Чемберлена. Именно этот противник коммунизма открыл позже зеленую улицу намерениям Гитлера для перекраивания карты мира.

Правда, первые пять лет пребывания у власти Гитлер проявлял осторожность. Он добивался успехов без демонстрации силы, используя для осуществления своих целей психологическое воздействие на лидеров Европы. Агрессивность намерений Германии четко определилась летом 1937 года, когда военный министр генерал-полковник Бломберг подписал директиву по подготовке к войне.

А. Мартиросян обращает внимание, что она появилась 24 июня 1937 года. Уже через десять дней после расстрела группы Тухачевского, когда в СССР произошла ликвидация руководителей советской части «двойного заговора».

Можно было бы допустить, что Гитлера воодушевило якобы «ослабление» Красной Армии, но такое предположение изначально абсурдно. Расстрел пяти военных, из которых ни один не занимал сколько-нибудь значимую роль в руководстве советской военной машиной, – совершенно ничего не значил. Даже пресловутое «маршальство» Тухачевского для внешнего мира носило совершенно символический характер. И то только потому, что носитель этого звания подвизался на роли «вечно обиженного» заместителя Ворошилова.

И, уж конечно, совершенно не может быть речи о том, чтобы Гитлер сумел предвосхитить: будто бы в ближайшие годы Сталин произведет серьезную чистку армии. Логичнее сделать иной вывод: информированные круги в немецком генералитете осознали, что после ликвидации ядра заговора против Сталина расчет на приход к власти в Советском Союзе прогерманских сил уже не имеет никакого смысла.

Курс Гитлера на подготовку к войне приобрел реальную направленность. И к осени 1937 года результаты перевооружения германской армии уже ни у кого не вызывали сомнений. Правда, впервые о своих намерениях в завоевании мирового господства Гитлер оповестил генералов Вермахта лишь 5 ноября. К концу следующего года затраты Германии на программу перевооружения достигли 52% всех государственных расходов и 17% валового национального продукта.

В этот период Германия стала почти местом паломничества гостей из Великобритании. В октябре 1937 года Гитлера посетил с частным визитом большой поклонник нацизма бывший король Эдуард VIII. О чем он говорил на встрече, точно не известно, но уже вскоре – 19 ноября в Германию пожаловал министр иностранных дел в правительстве Чемберлена лорд Галифакс.

И уже совершенно бросается в глаза то, что сразу после встреч с ним Гитлер утвердил «план Грюн», предусматривающий действия по завоеванию мирового господства, о чем он широко оповестил своих генералов [1] . Дата нападения на Чехословакию была сориентирована на 22 мая 1938 года.

Через свою разведку Сталин был информирован о закулисных манипуляциях западных политиков, развязывающих руки Гитлеру. Для него не являлось секретом, что Англия, а под ее нажимом и Франция были почти готовы присоединиться к треугольнику Берлин – Рим – Токио, с целью создания единого фронта против СССР. Участвовать в котором немцы приглашали и США.

Министр иностранных дел Великобритании и один из лидеров консервативной партии лорд Галифакс продемонстрировал Гитлеру прямое согласие на планы по захвату Австрии, Чехословакии, Данцига. Однако Запад не ограничился дипломатической политикой по «умиротворению» Германии. Он начал усиленно накачивать ее сырьем и стратегическими ресурсами.

Заручившись поддержкой европейских соседей, Гитлер уже не стал откладывать осуществление своих намерений в долгий ящик. Австрийского канцлера Шушинга он принял на вилле в Бергсхофе 12 февраля 1938 года. Пригласив австрийца в свой кабинет, Гитлер почти в ультимативной форме потребовал полной свободы действий для австрийских национал-социалистов, амнистии всем заключенным нацистам, назначения Зейсс-Инкварта главой полиции, а Глейз-Хорстенау министром обороны. Еще одного своего назначенца он прочил на пост министра финансов. Монолог Гитлера был полон эмоциональных эффектов, и канцлер Австрии долго не сопротивлялся.

Спустя неполный месяц, 10 марта, австрийские нацисты вышли на улицы столицы с требованием отмены плебисцита, назначенного в Австрии, по вопросу о независимости страны. Под давлением немцев Шушинг поспешно заявил об отставке. 11 марта, в 20.45, Гитлер издал приказ: перейти на рассвете следующего дня границу Австрии. После полуночи улицы Вены были заполнены неистовавшими толпами сторонников присоединения.

Извещенный об этих планах, Муссолини заявил об одобрении акции Германии. Гитлер был тронут этой поддержкой. Он сказал по телефону: «Передайте Муссолини, что я никогда этого не забуду. Никогда, никогда, что бы ни случилось… Как только с Австрией все уладится, я буду готов поддержать его в чем угодно, чего бы это ни стоило…»

Когда 8-я германская армия вошла в Австрию, немецкое радио сообщило, что подвергавшийся чудовищному гнету со стороны правительства народ Австрии получил помощь братьев-немцев. События развивались стремительно. Гитлер распустил рейхстаг и назначил на 10 апреля новые выборы. Народ был за присоединение. Выборы закончились грандиозным митингом в Вене. Аншлюс, воплощавший осуществление немецкой мечты о великой Германии, состоялся. И Гитлер, который провел последние десять дней перед выборами в Австрии, стоял перед неистово ликовавшей толпой с сознанием собственной исключительности и веры в свою великую миссию.

Пожалуй, Сталин был единственным мировым лидером, понявшим и до конца разглядевшим опасные, далеко идущие последствия происходящего. Однако направленное им по дипломатическим каналам предложение провести встречу на высоком уровне поддержки не встретило. Союз с СССР не входил в планы британцев. Созыв конференции они назвали «опасным», указав, что это «может расколоть Европу на два враждебных лагеря и навесить на Германию ярлык агрессора». Французы вообще не ответили на предложение СССР.

Человек с тонким чутьем неписаных законов политики и глубоким знанием истории, Сталин неоднократно взвесил, какой оборот могут получить события. Еще 1 марта 1936 года в интервью председателю американского газетного объединения Рою Говарду на вопрос о том, «как СССР представляет себе нападение со стороны Германии, с каких позиций, в каком направлении могут действовать германские войска», Сталин ответил:

«История говорит, что когда какое-либо государство хочет воевать с другим государством, даже не с соседним, то оно начинает искать границы, через которые оно могло бы добраться до границ государства, на которое оно хочет напасть. Обычно агрессивное государство находит такие границы. Оно их находит либо при помощи силы, как это имело место в 1914 году, когда Германия вторглась в Бельгию, чтобы ударить по Франции, либо оно берет такую границу «в кредит», как это сделала Германия в отношении Латвии, скажем, в 1918 году, пытаясь через нее прорваться к Ленинграду… Я не знаю, какие именно границы может приспособить для своих целей Германия, но думаю, что охотники дать ей границу «в кредит» могут найтись».

Конечно, не назвав конкретные границы, Сталин проявил дипломатическую предосторожность. Он знал, какую границу Гитлер получит «в кредит». И вскоре после состоявшегося «аншлюса» советский посол в Чехословакии был уполномочен сообщить президенту Бенешу, что Советский Союз готов предпринять шаги для гарантии безопасности его страны.

Сталин правильно определил направление следующих шагов Гитлера, который не заставил себя ждать. В решении «чехословацкого вопроса» он использовал ту же излюбленную тактику «пятой колонны». Спустя две недели после аншлюса, 28—29 марта, Гитлер встретился с лидером судетских немцев Хенлейном, и результатом этой встречи стало выступление последнего 24 апреля в Карловых Варах с программой создания Судетской автономии.