Текст книги "Бульдог. Хватка"

Автор книги: Константин Калбазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Угу. Они здесь пробавляются этим ремеслом уже добрых три года, успели приобрести как опыт, так и репутацию. Вообще, на острове русских охотников за рабами было порядка трех десятков. Где только они не бывали, облазив весь остров, в основном действуя тройками. Но нередко им приходилось бродить по этим горам и сообща. Все же втроем гоняться за десятком беглецов не только неудобно, но еще и крайне опасно. А случалось, и весь отряд русских егерей собирался в кулак, чтобы наказать каких-нибудь зарвавшихся маронов, отважившихся напасть на одну из плантаций.

Антип вновь перевел взгляд на склон горы, поросший густым тропическим лесом. Н-да. Прямо сказать, так себе горы, с Кавказскими, где ему довелось служить последние десять лет перед отставкой, не сравнить. Но, с другой стороны, если каменные кручи несколько подкачали и голых вершин тут не наблюдалось, сам лес был куда гуще, а оттого и опаснее. Поди в этих зарослях хоть что-нибудь рассмотри.

Ан нет. Вон он, родимый, шагах в семидесяти, не больше. Высунул свою черную мордашку, внимательно всматриваясь в ту сторону, где была их стоянка. Не иначе как по запаху дыма и жареного мяса навелся. Н-да. С готовкой это они погорячились. А все этот чертов кабан, бросившийся на собак. Пришлось его пристрелить от греха подальше. А кто же в здравом уме откажется от свежатинки. И без того раб хитрый и упорный попался, двое суток за ним гонялись, пока настигли. Да и самоуверенность свою роль сыграла.

Мароны все же старались не связываться с русскими егерями. Те отчего-то, как только потеряют кого из своих, сразу лютовать начинали. Правда, уважение к егерям проявляли по большей части мароны, проживающие оседло на пологих берегах рек и в плодородных долинах с возделанными участками. Но среди них вполне хватало и диких. Эти продолжали держаться в труднодоступных районах и вели бандитский образ жизни. Именно они время от времени совершали набеги на плантации белых. Расплаты опасались мало, готовые дать отпор любому врагу, используя особенности местности.

Хм. Ну как любому. С русскими, в основе своей прошедшими службу на Кавказе, подобные номера не проходили. Ну не так они воевали, как все остальные белые. Нападали исподтишка, сваливались как дьяволы с горных склонов и забирались по отвесным скалам, откуда их никак не ждали. А еще, если того требовала обстановка, ничуть не боялись использовать дорогущих собак, натравливая их, к примеру, на группу, защищающую узкую тропу. Пока звери отвлекали внимание на себя, подоспевали их хозяева, и начиналось веселье. В рукопашной русские были злы и беспощадны.

И тем не менее нельзя сказать, что все опасались связываться с русскими. Ашанти довольно воинственное племя, и храбрости им не занимать. А иначе они не смогли бы добиться того, чтобы англичане начали с ними договариваться. Их ведь и там, на родном африканском берегу, не белые отлавливали, а продавали в рабство свои же соплеменники.

Так что нужно настраиваться на серьезную драку, даже если мароны поймут, с кем связались. И потом, десяток африканских воинов против троих русских, да еще в этом проклятом густом лесу, где максимальная видимость едва в сотню шагов, это очень серьезно. Почему десяток? Так рассчитывать надо всегда на худшее, целее будешь.

Марон отсвечивал недолго. Вот так на секунду высунулся, потянул воздух ноздрями и опять скрылся в густой зелени подлеска. Ну и как быть? Да никак. Начинать надо, причем чем быстрее, тем лучше. Пока мароны не поняли, что их обнаружили. Не то подберутся вплотную, потом топором не отмашешься. А ведь они и без того уже совсем близко.

Антип приложился к прикладу и прицелился туда, где только что скрылся противник. Вот слегка дрогнула ветка, но только самую малость в стороне, поправить прицел. Спусковой крючок пошел плавно и мягко. А вот курок ударил резко, вызвав легкую дрожь оружия. С этим недостатком приходится мириться, иначе искру не высечь. Но это не беда, прицел можно и подправить, благо глаза беречь не нужно.

Все же молодец создатель винтовки Терехов, предусмотрел такой момент, как разлетающиеся с полки горящие крупицы пороха. Чтобы предохранить глаза, он немного изменил форму рукояти затвора, складывающейся на затворную рамку. Теперь у нее имелась эдакая изогнутая вертикальная полка. Вроде и небольшая, но если стрелять как полагается, приложившись к ложу, то отлетающие крупицы могут попасть в верхнюю часть лба, но не в глаз, оказывающийся в мертвом пространстве.

Выстрел! И сразу же укрыться за корнем, потому как сквозь возникшее облако все одно ничего не видно. Да и не на что там смотреть. Выстрел сделан, и ничего поменять ты уже не можешь. Но вопли раненого показали, что пуля не пропала даром. Это куда же прилетело бедолаге, что он так разрывается? Ашанти вообще народ выносливый. Да какая, собственно, разница, главное, что, если так кричит, значит, точно не боец.

Русская винтовка – оружие скорострельное, как и карабин, являющийся только укороченным ее вариантом. Но все же, когда речь заходит о коротких дистанциях и скоротечной схватке, лучше бы об этом позабыть. Все одно перезарядиться не успеешь. Нет, если время позволит, такую возможность терять грех, но не стоит на это сильно рассчитывать.

Антип отложил карабин и тут же взвел курки пистолетов, готовясь к немедленной атаке со стороны маронов. Так и есть. Со склона послышалась разноголосица воинственных криков. Вот так сразу и не поймешь, сколько этих паразитов. Но не двое и не четверо. Многовато что-то их.

Вот и выстрелы. Антип насчитал четыре. Ишь ты какие богатенькие. Четыре мушкета, по реалиям маронов, это очень серьезно. Одна из пуль прошуршала высоко над головой, другая с тупым стуком ударила в толстый корень. Куда полетели две другие – не понять. Стрелки оказались совсем уж косорукими.

А вот Федор с Родионом стрелки отменные, да еще и вооруженные карабинами системы Терехова. Нарезной ствол позволяет вести по-настоящему прицельную стрельбу. Четыре предательских облака порохового дыма безошибочно указали местоположение чернокожих стрелков. Два выстрела по этим ориентирам… Хм. Крик только один. Может, второй поймал пулю молча? Или банальный промах? Кто же разберет в тех зарослях.

А вот теперь начинается самое развеселое. Со склона послышались сильный шорох и треск. Антип выглянул из укрытия, держа пистолет наготове. Шагах в двадцати, проламываясь сквозь подлесок как лось, несется здоровенный негр, размахивающий абордажной саблей. С таким сойдись на кулачках, не факт, что выживешь, хотя Антип и сам косая сажень в плечах.

Выстрел! Опять белое облако, полностью закрывшее обзор. Егерь тут же отскочил назад, роняя разряженный пистолет и перекладывая в правую руку второй. Тупой стук тела о дерево. Рассеивающийся дым остался сверху, а на земле виден сучащий ногами и царапающий руками грудь чернокожий великан. Все. С такими ранами не живут.

Дым уже практически истаял, и взору предстал еще один марон, этот поменьше, но надвигается весьма решительно. Рот раскрыт в яростном крике. Антип отчего-то отметил неестественную белизну зубов. В следующее мгновение его пистолет исторг пламя, дым и горячий свинец. Стрелял навскидку и, признаться, думал, что промазал. Но пуля все же достигла цели. Нападающий как-то резко дернул плечом назад, словно его кто-то ударил, и, крутнувшись волчком, упал на землю.

Взгляд выделил движение слева. Буквально в пяти шагах от егеря из кустов выскочил еще один разъяренный марон. Ничего особенного, если не учитывать пистолет, который он навел на Антипа и нажал на спуск. Промахнуться с такого расстояния не сможет даже впервые взявший в руки огнестрельное оружие. Разумеется, если его противник станет изображать из себя мишень.

Выстрел происходит не сразу. С момента воспламенения подсыпки на полке и до выстрела не меньше секунды, а иногда и больше. Для ветерана, побывавшего не в одной схватке и не цепенеющего от страха, этого времени более чем достаточно, чтобы увернуться.

Вот только Антип не собирался уворачиваться. Вместо этого он бросил свое тело вперед и вниз, уходя в кувырок. Марон оказался опытным стрелком, а потому попытался подправить прицел, чтобы достать верткого противника. Однако русский был слишком уж быстр, а его маневр стал настоящей неожиданностью. Выстрел! Пуля выбила фонтанчик земли. Противника заволокло дымом. А в следующее мгновение живот воина ашанти взорвало острой и дикой болью.

Антип вскочил на ноги и одновременно рывком провел ножом поперек живота, распарывая его и вываливая наружу распластанное нутро. Все, этот уже не противник. Если не добить, то он еще помучается какое-то время, пока отдаст Богу душу. Но драться он уже не сможет, а это на данный момент главное.

Разобравшись с этим, обернулся, высматривая новых противников. Откуда-то из кустов доносились крики боли и рычание рассвирепевшего пса. Не иначе как Федор дал команду собакам рвать, а в этом случае псины любыми путями старались добраться до горла. И раздавшееся практически сразу характерное хрипящее бульканье было красноречивым тому подтверждением. Получается, пока Антип изображал из себя былинного богатыря, в одиночку сокрушающего вражье войско, остальные тоже не отсиживались по углам. Впрочем, в этой скоротечной схватке управлять боем было невозможно. Все решали мгновения и личная выучка каждого из его бойцов.

– Федор?

– Порядок, старшой.

– Родион?

– Руку оцарапало, а так нормально все.

– Добиваем, парни.

– Ясно.

– Понял.

Нападавших было одиннадцать. Вот когда помянешь добрым словом и злобных сержантов, не знающих жалости, и свирепых горцев, схватки с которыми оказались отличной закалкой. Не будь за их плечами столь суровой школы, и они уже были бы хладными трупами, а мароны собирали бы трофеи. А так все очень даже наоборот. Правда, с трофеями так себе.

Антип осмотрел пять мушкетов и шесть пистолетов. Н-да. Удивительно, как они еще стреляли. Впрочем, выстрелили не все. Один мушкет и три пистолета дали осечки. Но все равно при таком аховом состоянии оружия это просто великолепный результат. Стволы трех мушкетов и четырех пистолетов имеют такие раковины, что, к примеру, Антип не рискнул бы из них стрелять. Потому как разорвать может в любой момент.

Зато это объясняет, отчего у маронов так мало огнестрельного оружия. И это при том, что они уже сотню лет режутся с белыми, нередко захватывая мушкеты и пистолеты. Они просто выходят из строя из-за дурного с ними обращения. Причем очень похоже, что не просто так, а неизменно мстя новому владельцу за дурное обращение разрывами стволов. Редко кому повезет при этом остаться в живых, а уж не стать калекой и подавно.

– Сабли и нормальные стволы заберем с собой, остальное оставим здесь, – распорядился Антип.

– Может, ну его, оставлять в этих местах оружие? Давай лучше унесем от греха. Глядишь, железякам найдется какое применение. Ну или утопим, – предложил Родион.

– Нечего ерундой маяться, – отмахнулся Антип. – Найдет какой аспид, стрельнет, может быть, его же и приголубит. Так что пусть пользуются. Эй, дружок, ты по-английски говоришь?

Это уже к единственному оставленному в живых пленному. Тому самому, которому пистолетная пуля, пущенная Антипом, прилетела в плечо. Неудачно прилетела. Если он не помрет, то останется инвалидом однозначно. Свинец раздробил сустав. Кровь они, конечно, остановили и повязку наложили по всем правилам, как учили на занятиях и как делали это, спасая своих товарищей. Но кость и уж тем более сустав – это очень серьезно.

К чему такая забота? Так ведь нужно же было отправить весть братьям меньшим, маронам, чтобы они наперед думали, что делают. Правда, уже не раз отправляли с наказом не шалить. Но дураки никак не хотят переводиться.

– Немного говорю, – разлепив пересохшие губы, на корявом английском ответил негр.

– Вот и хорошо, – на чуть менее корявом английском произнес Антип. – Иди к своим и скажи, чтобы никогда даже не думали трогать русских егерей. Иначе вот так будет со всеми. Все, иди давай, пока собак на тебя не натравил.

– Стоило ли, Антип Петрович? – усомнился Федор.

– Этот все одно не жилец или калека, – отмахнулся старший. – Собираемся и в путь. Пообедали, итить твою налево.

– Ничего, Антип Петрович, я мясо успел прибрать, так что поедим на ходу, – задорно подмигнув, успокоил Родион.

– И то верно, – поддержал его Федор.

Вообще-то Ямайка остров не очень большой, но в гористой части даже грешные двадцать километров до Кингстона даются не так уж и легко. И не помогает даже кавказская закалка, потому как нередко приходится буквально прорубаться через плотные заросли тропического леса. Правда, все становится значительно проще, когда выходишь на хоженые маршруты. Но, с другой стороны, оно как бы и сложнее. Можно нарваться на засаду.

В Кингстон они добрались уже к обеду следующего дня, и на этот раз без приключений. Чему были весьма рады. Дальше их путь хотя и продолжился пешим порядком, зато двигались они уже по дорогам, полностью контролируемым англичанами. Ввиду этого уже к вечеру они прибыли на плантацию господина Лоурена, где в обмен на вознаграждение передали ему беглого раба.

Плантатор оказался достаточно любезен и предоставил охотникам ночлег. Утром в их распоряжение поступила легкая коляска, русской выделки. Такие завозились сюда редкими русскими торговцами, имевшими дело с господином Робертсом. Очень удобные экипажи, отличающиеся как легкостью, так и прочностью. А главное, их кожаный верх, хорошо защищающий во время дождя, складывался, что немаловажно в солнечную погоду, которая, к слову сказать, здесь преобладала. Кстати, кожаный верх можно было заменить на что-то более легкое, чтобы защититься от солнечных лучей. Все же под кожей было душновато.

Вот экипаж поднялся на очередной пологий взгорок, и впереди, километрах в двух показался поселок. Слева на холме стоит большой господский дом, выполненный в колониальном стиле. От основной дороги к нему ведет хорошо накатанное ответвление. Немного в стороне, отделенный от усадьбы парком с высокими деревьями, находится заводик по переработке сахарного тростника.

Вдоль самой же дороги довольно вольготно расположился городок Николаевск. Ну как городок, село, причем не такое уж и великое, дворов на полста. Хотя в понимании англичан это городок, и никаких гвоздей. Ну да ладно, остров их, им и порядки устанавливать. Дальше за холмами имеется еще два подобных городка, Петровский и Александровский. Все три имеют церкви, паства которых постепенно растет за счет чернокожих. Те тянутся к русским, не отличающимся чванливостью или злобой.

Всего община русских на Ямайке насчитывает порядка тысячи человек, которые проживают далеко не только в этих трех поселениях. В округе имеется уже десяток хуторов с семьями арендаторов, расплатившимися по долгам с господином Робертсом. Этот англичанин и устроил переезд русских на остров, сообразуясь с собственной выгодой. И продолжает получать ее даже после того, как должники рассчитываются с ним, предоставляя им в аренду земельные наделы. Свободные земли на острове имеются в избытке, но ты поди их еще выкупи у казны.

Есть русские кварталы в Кингстоне, Сент-Эндрю и столице вест-индских владений Спаниш-Тауне. Там в основном проживают ремесленники и моряки. Несмотря на большое количество рабов, работы для вольных мастеров тут более чем достаточно. Удел рабов – плантации или, как максимум, сахарные мельницы. А ведь кроме этого в одном только порту работы хоть отбавляй.

Туда прибывают корабли, пересекшие океан и перенесшие встречу со штормами и ураганами. Два месяца пути – серьезное испытание для корабля и для команды, которым предстоит еще и обратный путь. Поэтому их просто необходимо привести в порядок. Кроме того, на верфях Кингстона строятся новые суда. Правда, в основном это малотоннажные бригантины и шлюпы для торговли в вест-индском регионе. Хм. Или для контрабанды. Впрочем, между первым и вторым тут порой не было никакой разницы.

– Эй, парень, останови у трактира, – похлопав чернокожего кучера по плечу, распорядился Антип. – Все, спасибо, можешь возвращаться.

Раб угрюмо кивнул в знак того, что понял, и начал разворачивать экипаж, чтобы вернуться на плантацию Лоурена. Ничего удивительного в его поведении не было. Как успел выяснить Антип, возвращенный ими раб пользовался среди остальных невольников уважением. Господин Лоурен не стал затягивать с экзекуцией и начал ее тем же вечером. Охотники не пожелали при этом присутствовать, но дела это не меняло. Над бедолагой будут измываться еще долго, а все из-за русских егерей, которые так ловко его изловили и вернули хозяину за щедрое вознаграждение. Ну и с чего бы этот раб должен им улыбаться?

– Вишь, как зыркает, – вздохнул Родион, провожая взглядом повозку.

– Опять? – строго одернул подчиненного Антип. – Родион, если тебе не по нраву, то чего же тогда соглашался сюда ехать? Ведь никого силком не тянули.

– Не тянули. Да что толку-то? Уходить по выслуге и оседать на земле? Да какой из меня крестьянин после стольких лет беготни по горам наперегонки с костлявой. А тут вроде как и не служба, и в то же время все знакомо.

– Так и не стони.

– Да пойми ты, Антип Петрович, там я какого башибузука приголублю, вызволю пленника, и сердце радуется, потому как долг христианина исполнил, от неволи человека избавил. Или татя и убийцу какого на сковородку спровадил. А тут… Тут все наоборот. И что с того, что они ликом черны. Люди ведь.

– Я тебя понимаю, Родион. Ты вот что, отдохни с недельку. Тем паче рана у тебя. Подлечись. А там, глядишь, и отойдешь.

Отпустить бы Родиона с такими настроениями от греха подальше. Но, с другой стороны, боец он первостатейный. Его уход будет серьезной потерей. Так что лучше уж пусть в себя придет. Даже схватка с маронами не смогла развеять его хандру, потому как их настоящими татями и не назовешь. Они ведь полагают, что то их земли, а значит, белые пришли незваными. А незваный гость, как известно, хуже татарина. Ну, во всяком случае, так можно было представить себе это дело.

Пить пиво по такой жаре – затея не из лучших. Вроде и крепость не та, и в то же время опьянение какое-то тяжелое. Другое дело по вечерней прохладе. А сейчас лучше уж квасу. Вот им-то, родимым, они запивали сытный обед. Молодец Егорка, трактирщик местный, готовка у него просто загляденье. Они тут с супругой крутятся с рассвета до поздней ночи.

Дверь хлопнула, и в обеденный зал вбежал мальчонка лет тринадцати. Оглядел полупустое помещение и, заметив сидящих в углу егерей, поспешил к ним. При виде паренька по спине пробежал неприятный холодок.

– Здрасте, дядь Антип.

– Привет, Сережка. Говори.

– Дядь Антип, меня староста дядя Елизар прислал, как только прознал, что вы вернулись.

– Да понял уже, что ты не своей волей. Говори уж.

– Из Петровского весть была, там ночью хутор Астафьева мароны пограбили. Командир ваш, дядь Анисим, весь отряд егерей сзывает.

– Когда выходят?

– Я о том не ведаю. Вы дядьку Елизара поспрошайте, он все обскажет. Так и велел передать, чтобы вы к нему шли.

– Хорошо, малец. На тебе на леденец. – Антип протянул парнишке небольшую серебряную монету.

– Я не за плату, – отступил на шаг парнишка, явно недовольный тем, что егерь посчитал, будто он пытается заработать на чужом горе.

– А я тебе не в оплату.

– А за что тогда? – резонно поинтересовался мальчишка.

– На дворе у нас порядок наведешь? А то мы пока по горам лазим, там черт ногу сломит, – нашелся Родион.

– Тогда ладно, – степенно согласился парнишка, схватил монету и убежал.

– А сам чего? На хозяйстве же остаешься, – вскинул бровь Антип, обращаясь к Родиону.

– Да какое хозяйство, старшой, когда тут такое дело.

– Так ранен же.

– Да я тебя умоляю, какая там рана. Смех один. Только к медику заскочу, чтобы обработал получше, и готов к походу.

Угу. Такого какая-то царапина на месте не удержит. Нет, если бы опять погоня за каким чернокожим бедолагой… Но когда нужно давить разбойное племя – шалишь, он такого нипочем не пропустит. Тем более если Застоев собирает всех егерей, то дело предстоит по-настоящему жаркое. Будь иначе, Анисим Егорович уже выступил бы с теми, до кого успел дотянуться. Но тут по всему видно – выход основательный, а значит, противник серьезный. Как раз то, что нужно.

– Итак, господа, объявляю ставку в одно пенни, – беря в руки разделенную колоду карт, объявил высокий мужчина с наполовину седыми волосами, забранными в хвост.

Его прическа выглядела несколько вызывающе на фоне пышных париков с накрученными буклями, украшавших головы остальных присутствующих. Но это был только один из моментов, вызывающий диссонанс с его пятью партнерами в брэг. Вторым являлась его одежда – весьма непривычного кроя.

Такую нынче носят в России. Белая рубашка с пышным жабо, приталенный камзол, до середины бедер, скорее походящий на сюртук. Кстати, мистер Робертс его так и называет. Далее идут штаны со странным названием «брюки». Оба элемента изготовлены из одной и той же ткани белого цвета и лишены какой-либо вышивки. Его головной убор, оставшийся в прихожей клуба, также был белого цвета и вовсе не походил на общепринятые треуголки. Эдакая легкая шляпа с широкими полями.

Признаться, поначалу ямайское общество не приняло приверженца только зарождающейся русской моды. (Вообще-то она пока не пользуется должной популярностью даже в России. Русские в большинстве своем все еще предпочитали одеваться на европейский манер.) Но постепенно безупречные манеры, довольно тугой кошелек и весьма удачное ведение дел открыли мистеру Робертсу двери в высшее общество Спаниш-Тауна.

Нет, вопросы никуда не делись. Но чего только не простишь тому, кто замкнул на себе всю торговлю с этими дикими московитами. Впрочем, местные дельцы и плантаторы сами повинны в этом. К чему было воспринимать русских, начавших появляться на острове, в штыки?

А вот мистер Робертс сразу же проявил дальновидность и потянулся к ним. Хотя, возможно, дело в том, что он долгое время состоял на службе у русского царя, или, как он себя именует, императора. Словом, он давно и хорошо знал русских и относился к ним с уважением. Нет, не любил, а именно уважал. В отличие от того же Джона Сэлби, что сидит за карточным столом напротив него.

Этот господин также долгое время состоял на службе в России. Именно благодаря этому обстоятельству ему удалось сколотить кое-какой капитал и купить плантацию на Ямайке. В любом другом случае его ждала неудача и разочарование. Но русские щедро платили за знания, а мистер Сэлби прекрасно разбирался в строительстве каналов. Именно ему удалось соединить Волгу и Дон, построив канал между реками Камышенкой и Иловлей. Награда была столь щедрой, что он смог вернуться в Англию, выгодно жениться и перебраться в Вест-Индию. Однако русские для него так и остались дикарями.

– Одно пенни? – вздернул бровь мистер Лоурен. – Отчего же не в один фартинг? Или эта ставка для вас слишком мала?

– Уважаемый Уильям, я приезжаю сюда отдыхать. Зарабатывать же предпочитаю иначе. И потом, правила брэга не запрещают сдающему самостоятельно назначать ставку. Не так ли, господа?

– Конечно, это верно, Джеф, но все же здесь клуб, а не трактир, и собрались не какие-нибудь безденежные матросы. Поэтому данная ставка смехотворно мала. Я думаю, что ее стоит повысить хотя бы до шиллинга, – с легкой иронией пожав плечами, поддержал Лоурена Сэлби.

На фоне общего факта в их биографиях – службы в России – и различного отношения к русским между этими двоими с самого начала существовало нечто вроде соперничества. Порой мистер Сэлби вел себя даже вызывающе, словно провоцируя Робертса на ссору. Хм. Вообще-то это выглядело как-то глупо и по-ребячески, учитывая их возраст. А обоим было где-то по пятьдесят пять лет. Если бы Сэлби удосужился снять парик, то в его коротко стриженных волосах оказалось бы куда больше седины, чем у Робертса.

– Что же, господа, я прошу меня простить, если моя ставка показалась кому-то пренебрежением, – склонив голову в вежливом поклоне, произнес Робертс. – Тогда, может, в крону? Ах нет, эта ставка может оказаться столь же мелочной. Фунт. Да, пожалуй, это вполне достойно столь представительного общества.

Сэлби слегка поперхнулся. Все же жадноват господин плантатор. Остальные посмотрели на него с долей укоризны. Оно конечно, правилами не запрещается не входить на обозначенную ставку, пропустив тем самым кон. Но, с другой стороны, кто захочет показать свою несостоятельность. Нет, только не в обществе ямайских плантаторов.

– Господа, я попросил бы вас прекратить пикировку, – замахал руками самый молодой из присутствующих за столом, мистер Хиггинс, которому было всего-то лет сорок. – Эдак вы меня пустите по миру, а мне еще готовить приданое двум моим дочуркам и сыну негоднику нужно что-то оставить.

– Уж вам-то чего прибедняться? – вздернул бровь Лоурен. Не сказать, что подобная ставка его обрадовала, но все же не так уж и огорчила. – Ваши дела как никогда хороши.

– Вот я и желаю, чтобы они оставались таковыми и впредь. И потом, господа, сдающий назвал ставку, и правила запрещают ее менять. Что же касается мистера Робертса, то все вы прекрасно знаете, что он и впрямь зарабатывает вовсе не за карточным столом. Как и все мы, смею заметить. Так что я полностью поддерживаю Джефа, разве только ставка в пенни и впрямь слишком уж мала. Предлагаю зафиксировать правилами клуба предложенную Джоном ставку в один шиллинг.

– Господа, а я поддерживаю мистера Хиггинса, – вдруг произнес Лоурен. – Во-первых, я согласен с Джефом и Рэтом, что мы собираемся здесь больше развеяться от хозяйственных забот. Во-вторых, если кто-то посчитает данную ставку слишком незначительной, он всегда может поднять ее хоть до нескольких фунтов.

После непродолжительного обсуждения и споров – а иначе никак в обществе, где собирается сразу столько уважаемых плантаторов, – предложение Хиггинса было принято. Наконец карты розданы, и игра началась. Причем, несмотря на высказывания, звучавшие до этого, ставки поднимались достаточно осторожно. Плантаторы не авантюристы, как капитаны каперов, они скорее расчетливые хозяева, поэтому риск это не их стихия. И потом, они как никто другой знают, что состояния складываются из мелочей.

– Поднимаю ставку до трех шиллингов, – сделал свой ход Лоурен, после чего обратился к Робертсу, промокнув лоб платком с кружевным обрамлением (игра вовсе не запрещала беседы): – Джеф, может, все же объясните, отчего вы с таким упорством придерживаетесь русской моды?

– Х-ха. Как говорят русские – снова-здорово.

– Нет, вы не подумайте ничего эдакого. Просто вы все время отмахиваетесь от этих вопросов, меня же гложет самое банальное любопытство, без какой-либо подоплеки. От всех побывавших в России я слышал, что русские упорно копируют европейское одеяние и манеры. А вы, наоборот, предпочли русское платье.

– Ну, во-первых, господа, это, если можно так выразиться, новый русский стиль, не имеющий с их допетровским одеянием ничего общего. Во-вторых, я ни с кого не беру пример, а делаю то, что считаю для себя выгодным и удобным. Повышаю ставку до четырех шиллингов.

– Хорошая карта, Джеф? – окинул его испытующим взглядом Сэлби.

– Вы всегда можете это проверить, дорогой Джон, – с любезной улыбкой ответил Робертс.

– Хм. Пожалуй, пока только поддержу вашу ставку.

– Итак, Джеф, вы продолжите свои рассуждения? – спросил Лоурен.

– Да тут и рассуждать-то не о чем. Все уже сказано. Я всегда придерживаюсь выгоды и удобства. Эта одежда удобна, вот и все. Судите сами, господа. Отдавая дань этикету, этим теплым вечером, а на Ямайке все вечера теплые, вы сидите за столом в камзолах, сюртуках, сорочках и париках. Как результат, на столе перед каждым из вас лежит платок, чтобы время от времени вытирать выступающий пот. Мне же совсем не жарко, и я чувствую себя очень даже комфортно. А уж о ваших мучениях в дневную жару я лучше и вовсе умолчу. Моя же белая, несколько просторная одежда из тонкого сукна помогает бороться с жарой. Спасибо царю Петру, который ввел подобную форму для своих солдат, а затем сам стал законодателем новой моды. Так что, господа, вы можете называть это выходкой диких московитов и продолжать изнывать от жары. Или же сделать верные выводы и перенять у русских довольно полезную новинку.

– Именно руководствуясь выгодой, вы содержите на своей плантации русских? – поинтересовался Лоурен. – Увеличиваю ставку до одной кроны.

– Исключительно только выгодой.

– Странно. Какая может быть в этом выгода? Насколько мне известно, вы даже платите им жалованье.

– Причем, заметьте, весьма приличное жалованье. Мужчина может заработать до трех фунтов шести шиллингов в год. Женщина вдвое меньше, ребенок еще меньше. Это с учетом меньшей нормы выработки на человека.

– Вот и я о том же. С наемными рабочими слишком уж большие издержки. По-моему, куда дешевле и проще содержать рабов.

– Господа, если вы не против, я вскрою свои карты, – вместо ответа предложил Робертс. – Две дамы и брэгер бубновая девятка.

– Три натуральных короля, – не без удовольствия выложил свои карты сидевший следующим господин Сэлби.

У остальных комбинации были слабее, поэтому они просто скинули свои карты в колоду. Победитель, довольный собой, подвинул к себе горку монет. Учитывая, что игра продолжалась и он был следующим сдающим, Сэлби не стал приводить в порядок свой выигрыш, а тут же начал собирать карты, дабы в игре не случилось заминки. Следуя достигнутой договоренности, все положили на кон по оговоренному шиллингу, не дожидаясь раздачи.

– Итак, господа, – продолжил Робертс, раскуривая трубку, – как я уже говорил, я всегда и всюду следую выгоде. И пусть на первый взгляд кажется, что рабский труд гораздо прибыльнее, на деле это не так. Хороший и крепкий раб стоит пятьдесят фунтов. Покупка крепкого русского крестьянина в России обходится в двадцать два фунта. И это максимум, если он, конечно, не является каким-нибудь достойным мастером в одном из ремесел. Еще два фунта его переезд через океан. Итого двадцать четыре фунта.

– С каких это пор царь Петр стал поощрять торговлю крепостными? – искренне удивился господин Сэлби, начавший сдавать карты.

– А разве я сказал, что он это поощряет? Но в любом законе можно найти лазейку, – пустив к потолку облачко терпкого дыма, ответил Робертс. – И всегда найдутся те, кто захочет продать крепостного. Я не буду вдаваться в подробности, достаточно и того, что это возможно.

– Белые рабы, в отличие от черных, дохнут как мухи. Им слишком уж не подходит местный климат. И эти грязные ирландцы яркое тому подтверждение, – не согласился Лоурен. – Чернокожий стоит троих белых рабов. Так что я не вижу тут никакой выгоды.