Текст книги "Птицы в воздухе. Строки напевные"

Автор книги: Константин Бальмонт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

СОЛНЕЧНИК

Июнь, Июль, и Август – три месяца мои,

Я в пьянственности Солнца, среди родной семьи.

Среди стеблей, деревьев, колосьев, и цветов,

В незнании полнейшем, что есть возможность льдов.

В прозрачности Апреля, влюбленный в ласки Лель,

Для песни сладкогласной измыслил я свирель.

Я с Ладой забавлялся во весь цветистый Май,

К Июньским изумрудам ушел – и спел: «Прощай».

И Лада затерялась, но долго меж ветвей

Кукушка куковала о нежности моей.

Но жалобы – в возвратность вернут ли беглеца?

И жаворонки Солнца звенели без конца.

Заслушавшись их песен. Июнь я примечтал,

Очнулся лишь, заметив какой-то цветик ал.

Гляжу ну, да, гвоздики Июльские цветут,

Багряностью покрылся Июньский изумруд.

И меж колосьев желтых зарделись огоньки,

То пламенные маки, и с ними васильки.

Тепло так было, жарко, высок был небосвод.

Ну, кто это сказал мне, что есть на свете лед?

Не может быть, безумно, о, цветики, зачем?

В цветеньи и влюбленьи так лучезарно всем.

Цветет Земля и Небо, поет Любовь, горя,

И я с своей свирелью дождался Сентября.

Он золотом венчает, качает он листы,

Качая, расцвечает, баюкает мечты.

И спать мне захотелось, альков мой – небосклон,

Я тихо погружаюсь в свой золотистый сон.

Как девушки снимают пред сном цветистость бус,

Я цветиков касаюсь. «Я снова к вам вернусь».

Июнь, Июль, и Август, я в сладком забытьи.

Прощайте – до Апреля – любимые мои.

ИСКРА

Искры малой, но горящей

Ты не угашай:—

Может, вспыхнет свет блестящий,

Разгорится целый Рай.

Весь ведь Мир наш создан, звездный,

Просто так, из Ничего.

Так смотри, не будь морозной,

Свет хорош, люби его.

КУПАЛЬНИЦЫ

Кто был Иван Купала,

Я многих вопрошала,

Но люди знают мало,

И как тому помочь.

Кто был он, мне безвестно,

Но жил он здесь телесно,

И если сердцу тесно,

Иди на волю, в ночь.

О, в полночь на Ивана

Купалу сердце пьяно,

Душе тут нет изъяна,

А прибыль красоты.

Живым в ту ночь не спится,

И клад им золотится,

И папорот звездится,

Горят, змеясь, цветы.

Мы девушки с глазами,

Горящими как в храме,

Мы с жадными губами,

С волнистостью волос.

Дома покинув наши,

В лесу мы вдвое краше,

Цветы раскрыли чаши,

И сердце в нас зажглось.

По чаще мы блуждали,

Как дети, без печали,

Мы травы собирали,

И был душист их рой.

В стихийном очищеньи,

И в огненном крещеньи,

Пропели мы в смущеньи

Напев заветный свой.

Ту песнь с напевом пьяным

Припоминать нельзя нам,

Да будет скрыт туманом

Тот свет, что светит раз.

Но мы, как травы, знаем,

Чем ум мы опьяняем,

И каждый бредит раем

При виде наших глаз.

ХВАЛИТЕ

Хвалите, хвалите, хвалите, хвалите,

Безумно любите, хвалите Любовь,

Ты, сердце, сплети всепротяжные нити,

Крути златоцветность – и вновь,

От сердца до сердца, до Моря, до Солнца,

             от Солнца до мглы отдаленнейших звезд,

Сплетенья влияний, воздушные струны,

       протяжность хоралов, ритмический мост,

Из точки – планеты, из искры – пожары,

Цветы и расцветы, ответные чары,

Круги за кругами, и снова, и вновь,

То выше, то ниже, качаясь, встречаясь,

И то расходясь, то опять возвращаясь,

Свечась, расцвечаясь, поющая кровь

Всемирно проводит путистые нити,

Хвалите же Вечность, любите, хвалите,

Хвалите, хвалите, хвалите Любовь.

ПРЕЛОМЛЕНИЕ

ПРЕЛОМЛЕНЬЕ ДНЯ

Во мне стихи поют – на преломленьи дня,

Когда блестящий Шар начнет к морям спускаться.

Тогда стихи звучат, преследуют меня,

Как пчелы летние, жужжат, звенят, роятся.

О, полнопевный рой! Сюда ко мне, сюда!

Готово место вам, гирлянды строк крылатых.

Уже зенит пройден, светлей в морях вода,

Уже надмирный Диск скользит в воздушных

                                       скатах.

Вот новый улей вам, любовники цветов,

Устройте соты здесь всем множеством бессонным.

Чтоб в зимних сумерках, под дикий свист

                                       ветров,

Я усладиться мог тем медом благовонным

ТЕРЕМ МИРА

Каждый цветок есть цветистая планета,

Каждое растенье – зеленая звезда,

В горницах зимних Весны няньчат Лето,

Горы – неземные, хоть земные– города.

Тучи – узоры водных размышлений,

Облачко – греза лунного луча,

Терем нам дивный дал Вселенский Гении,

Только от двери не дал нам ключа.

РОДНОЕ

Аллеи рек. Зеркальности озер

Хрустальный ключ. Безгласные затоны.

Живая сказка, страшный темный бор.

Его вершин немолкнущие звоны.

Воздушность ив. Цветы родных полей.

Апрельский сон с его улыбкой Маю.

Я целый мир прошел в мельканьи дней,

Но лучше вас я ничего не знаю.

БЫЛО—БУДЕТ

1

У Осени в саду, по золотым аллеям,

Мечтая, я бродил, в сияньи Сентября.

Я видел призраки, подобные камеям,

На них светила мне вечерняя заря.

Они мне нравились, их четкий профиль, взоры,

Гармония всех черт, спокойствие мечты

И к ним так стройно шли все краски, все узоры,

В воздушность кружева сплетенные листы.

Но счастья не было. Была одна умильность.

Красиво, но на всем бесстрастия печать

У Осени в саду – зеркальная могильность.

И стали шепоты мне душу вопрошать

«Когда ты счастлив был?» – шепнул мне лист,

                                         спадая.

«Когда ты счастлив был?»– спросила Тишина.

«Иди за мной! За мной!»– шепнула, улетая,

Виденьем бывшая и в Осени, Весна.

«Я счастлив был, когда ты был слегка зеленым».—

Промолвил я листу. И молвил Тишине:—

«Я счастлив был, когда скользил по светлым

                                      склонам.

Моих безумств. Прощай!» И я ушел к Весне.

2

«Был ли счастлив ты когда?»

Забурлив, заговорила

Мне разливная вода.

«Был ли счастлив ты когда?»

«Было, было, было, было».

Прожурчали мне ручьи:—

«Жил ли ты когда, ликуя?»

«Посмотри в глаза мои.

Знаю, знаю, в забытьи,

Знаю сладость поцелуя».

Все шепнуло мне смеясь:—

«Будет снова, если было.

Не обманывай лишь нас».

И вскричал я: «В добрый час»

«Было, было, было, было».

ДРАМЫ МИРА

Все драмы мира – на любви,

     Или с любовью слиты,

Всех скальдов мира позови,

И скажут:– Песнь живет в крови,

     В сердцах, что страстью взрыты.

И если нежно я пою,

     Мои Друг, не веруй чуду

Я просто в строки алость лью,

Мой друг, чужую и свою:—

     Я скальд, и скальдом буду.

ГОРОД

Сколько в Городе дверей,– вы подумали об этом?

Сколько окон в высоте по ночам змеится светом!

Сколько зданий есть иных, тяжких, мрачных,

                                 непреклонных,

Однодверчатых громад, ослепленно-безоконных.

Склады множества вещей, в жизни будто бы

                                      полезных.

Убиение души ликом стен, преград железных.

Удавление сердец наклоненными над нами

Натесненьями камней, этажами, этажами.

Семиярусность гробов. Ты проходишь коридором.

Пред враждебностью дверей ты скользишь смущенным

                                           вором.

Потому что ты один. Потому что камни дышат.

А задверные сердца каменеют и не слышат.

Повернется в дырке ключ – постучи – увидишь ясно,

Как способно быть лицо бесподходно-безучастно.

Ты послушай, как шаги засмеялись в коридоре.

Здесь живые – сапоги, и безжизненность – во взоре.

Замыкайся уж и ты, и дыши дыханьем Дома.

Будет впредь и для тебя тайна комнаты знакома.

Стены летопись ведут, и о петлях повествуют.

Окна – дьяволов глаза Окна ночи ждут. Колдуют.

У МОРЯ

Мы зависим от дней и ночей,

От вещей, от людей, и погоды.

Мы в разлуке с душою своей,

С ней не видимся долгие годы.

Мы бряцаем металлом цепей,

Мы заходим под темные своды.

Мы из целой Природы, из всей,

Взяли рабство, не взявши свободы.

Но приди лишь на влажный песок,

Освеженный морскими волнами.

Посмотри, как простор здесь широк,

Как бездонно здесь Небо над нами.

Лишь услышь, чуть подслушай намек,

Набаюканный сердцу морями,—

Ты как дух, ты окончил свой срок,

Ты как дух над безбрежными снами.

В многопевности сказок морских,

В бестелесности призрачной Влаги,

Где испод изначальностей тих,

Ни для чьей не доступен отваги,—

В отрешеньи от шумов людских,

Как мы смелы здесь, вольны, и наги.

Ты здесь первый несозданный стих,

Из еще нерассказанной саги.

МОРСКОЕ

Глыбы отдельные скал, округленные ласкою волн.

Влажность, на миг, голышей от волны, каждый миг

                                      набегающий.

Утлый, забытый, разбитый, но все не распавшийся

                                            челн.

Белые чайки на гребне, над зыбью, тех чаек

                                        качающей.

Светлые дали воды, уводящие в сказочность взор.

Волны, идущие к нам, но как будто бы нас

                                        уносящие.

Шелесты, шорох песков, кругозорный, безмерный

                                         простор.

Зовы, узывы, напевы, пьянящие, странно манящие.

ПТИЦЫ

Я сейчас летаю низко над землей,

Дух забот вседневных виснет надо мной.

Можно ль быть свободным огненным орлом,

Если ты притянут этим тусклым днем?

Можно ль альбатросом ведать ширь морей,

Если ты окован тесностью своей?

Можно, о, возможно кондором летать,

Если отрешенно будешь ты мечтать.

Можно, быть возможно птицею Стратим,

Раз ты в высших числах, с Солнцем, только

                                     с ним.

ПУТЬ

Какой же путь, какой же путь

Еще найти ты сможешь?

Быть может, есть он где-нибудь?

И как сумеешь ты вздохнуть,

И как себе поможешь?

В конце концов – лишь путь цветка,

Лишь путь ребенка, птицы,

Меж трав полночных – светляка,

Свирельных струй издалека,

Узорчатой зарницы.

СЧАСТЛИВ…

Счастлив, кто в беге упал,

В беге до цели.

Так белою пеной увенчанный вал

Рассыпается в радостном хмеле.

Счастлив, кто счастье узнал устремления к цели.

Вал разбежался, хмельной,

Кружевом белым.

Прекрасен, кто к жизни рожден глубиной,

И к безвестным стремится пределам.

Счастлив, кто счастье узнал быть в стремлении

                                         смелом.

МОРСКИЕ РОЗЫ

Морские розы – розы белые,

Они цветут во время бурь,

Когда валы освирепелые

Морскую мучают лазурь.

И бьют ее, взметают с грохотом,

И возмущают ревом гроз,

И возращают с мертвым хохотом

Мгновенность пышных белых роз.

ПТИЦА МЕСТИ

Если ты врага имеешь,

Раз захочешь, так убей,

Если можешь, если смеешь.

Угоди душе своей.

Но заметь, что в крови красной —

Волхвованье из нее,

Только брызнет, дух неясный

Воскрылится – птицей – властной

Изменить в тебе – твое.

Эта птица, вкруг могилы

Умерщвленного врага,

Будет виться, станешь хилый,

Жизнь не будет дорога.

Труп сокроют, труп схоронят,

Птица будет петь и петь,

Крик ее в тебе застонет,

Ты пойдешь, она нагонит,

Месть заставит – умереть.

ЛИТОВСКАЯ ПЕСНЯ

Пой, сестра, ну, пой, сестрица.

Почему ж ты не поешь?

Раньше ты была как птица.

– То, что было, не тревожь.

Как мне петь? Как быть веселой?

В малом садике беда,

С корнем вырван куст тяжелый,

Роз не будет никогда.—

То не ветер ли повеял?

Не Перкун ли прогремел?—

– Ветер? Нет, он легким реял.

Бог Перкун? Он добр, хоть смел.

Это люди, люди с Моря

Растоптали садик мой.

Мир девический позоря,

Меж цветов прошли чумой.

Разорили, исказнили

Алый цвет и белый цвет.

Было много роз и лилий,

Много было, больше нет.

Я сама, как ночь с ночами,

С вечным трепетом души,

Еле скрылась под ветвями

Ивы, плачущей в тиши.

ЗАРЯ

Королева Каралуни,

Над полянами Литвы,

Плачет в месяце Июне,

Плачет с ней листок травы.

А в пределах Норги Фрея,

Плачет, глянув на утес,

И болотная лилея

След хранит златистых слез.

И по всем-то странам разно

Плачет нежная Заря,

То жемчужно, то алмазно,

То в сияньях янтаря.

То на быстром Светлогривом,

Приносящем день, коне,

Пролетит она по нивам,

И дрожит слеза в огне.

А порою эта грива

Вся от инея бела,

Поглядишь – и как красиво,

Вон, роса везде легла.

Отчего же это плачет

При начале дня Заря?

Конь ее зачем так скачет?

Это все ужели зря?

Я не знаю Полагаю,

Тут ничем нельзя помочь.

Ибо Ад привержен к Раю,

И за Днем приходит Ночь.

ЖАЛОБА К ЦВЕТКУ

Цветок, цветок, ты весь – глазок,

Ты весь – красивый глаз.

А мы глядим и вечно спим,

И видит ли кто нас?

Цветок, цветок, ты весь – есть слух,

Ты весь – любовь, уста,

Ты  нежность губ, ты – мысль, ты – дух.

А нам – лишь темнота?

Цветок в росе, ты – нежный глаз,

Твою росу мы пьем.

А наших глаз немой алмаз

Сберет ли кто потом?

ВЛЮБЛЕННОСТЬ

Кто влюблен, тот очарован,

Зачарован, опьянен,

Он не девой заколдован,

Нет, не той, в кого влюблен.

Он пленен не той желанной,

Чьим губам пьянить дано,

Не доступной, не обманной

Сердце с сердцем сплетено.

Мы приходим, мы уходим,

Говорим, и молча ждем,

Мы на Землю Небо сводим,

Мы идем своим путем

Мы крылатым вьемся змеем,

Мы ползем в пыли змеей,

Но в своем мы не умеем

Сон лелеять вправду свой.

Мы зрачки пьяним зрачками,

Всей душой в глаза глядим,

Но не нами, о, не нами

Создан звездный Серафим

Серафим? Быть может, Дьявол?

Кто-то есть в нас, в нашем Мы.

Бывший в Море – в Бездне плавал,

Но не смерил этим Тьмы.

ВЕРОЛОМНЫЙ

То, что я отшвырнул с облегчением,

Ты бы принял с великим желанием

Но, когда засмеялся я пением,

Разразился ты диким рыданием.

А oнa? Тем рыданьем напугана?

Этой силой страдания темного?

Или тем, что беспечным поругана,

Что любила она вероломного?

Вероломны лишь те, что с красивыми

Смеют – цепкою мглой быть объятыми.

Я как ветер промчался над нивами,

Вам – быть смятыми ветром, и сжатыми.

ИЗМЕНА БЕЗ ИЗМЕННИКА

О, нет, я не изменник,

Красивые мои.

Я был вам верный пленник,

Я ваш был, в забытьи.

Но, ежели с царицей

Я был и царь и раб,

Лечу я вольной птицей

Из царства скользких жаб.

Я был бы вечный пленник,

Всегда б склонялся ниц,

Но медлит лишь изменник

Средь измененных лиц.

Но медлит лишь бессильный

В скованности дней,

Где путь простерся пыльный,

Где больше нет стеблей.

Я никогда не ленник

Нецарственных цариц,

И нет, я не изменник,

Я птица между птиц.

ТЕРЕМНЫЙ УМ

Тесный женский ум живет вечно в терему,

Как ему не скучно там, право, не пойму.

Я привольная волна, весь свой день бежал,

А коль берег наступил, умер пенный вал.

Тесный женский ум, проснись, есть восторг ума,

При котором хороши даже терема.

Ты, проснувшись, в яви спи, встанет вал светло,

Заблестит в твоем окне, как огонь, стекло.

Тесный женский ум, люби, есть восторг ума,

При котором хороши даже терема.

ОХОТНИК

Я охотник, я стрелок,

Я в пути, и путь далек.

Долго я в лесу плутал.

Полон мой ягташ. Устал.

Отдохни, мое ружье.

Птица там? Оставь ее.

Звери там? Не тронь их рой.

Пусть живут. Иди домой.

Ты болото миновал.

Выпей в честь трясин бокал.

И в трясинах есть краса,

Травы, жизни, голоса.

Не запутал ты души

В чаще, в стонущей глуши.

Там нашел – чего искал.

Выпей в честь глуши бокал.

Дев лесных заслыша зов,

Не свалился в скользкий ров.

Похвала бесовским рвам,

Зорок глаз мои, слава вам.

Я натешился вполне.

Путь далек, но видно мне.

Верен был курок ружья.

Лес, прощай. Есть дом – и я.

ДВОЙСТВЕННЫЙ ЧАС

В вечерней ясности молчанья

Какое тайное влиянье

Влечет мой дух в иной предел?

То час прощанья и свиданья,

То ангел звуков пролетел.

Весь гул оконченного пира

Отобразила арфа-лира

Преображенных облаков.

В душе существ, и в безднах Мира,

Качнулись сонмы тайных слов.

И свет со тьмой, и тьма со светом

Слились, как слита осень с летом,

Как слита с воздухом вода.

И в высоте, немым приветом,

Зажглась Вечерняя Звезда.

ТРИ КОНЯ

На трех конях Властитель Солнца

Свершает выезд в Иванов день.

И конь один красней червонца,

И конь другой есть конь-игрень.

И третий конь весь белый, белый,

Как будто вылит из серебра.

Властитель Солнца, светлый, смелый,

Свершает выезд.—«В путь. Пора».

Но чуть доедет до зенита,

Конь златокрасный горит – и пал.

Властитель Дня хлестнет сердито

Тех двух – и дальше поскакал.

И конь-игрень он тоже красный,

Но с белой гривой, о, с белой он.

Он мчит, бежит, играет, страстный,

И пал, и пал на небосклон.

У бога Солнца сердце сжато,

Ему лишь белый остался конь.

На склонах яркого заката

Горит пурпуровый огонь.

И виден в тучах белоснежных

Конь смертно-бледный из серебра.

Властитель Солнца, в снах безбрежных,

Свершает путь.—«Домой. Пора».

ОЖЕРЕЛЬЕ

СТЕБЕЛЬ ПРИДОРОЖНЫЙ

Тонкий колос нив не наших,

Стебель придорожный,—

Словно пил в нездешних чашах,

Чар Египетских отведал, здесь тебя взрастивший,

                                         гений,

Бестревожный,—

Так утонченно-спокойный, между дремлющих

                                       растений,

Истонченный, нежно-стройный, вознесенный в мир

                                        видений,

Ты стоишь, в воздушной грезе, на краю большой

                                         дороги,

Как созданье сновидений,

Как Египетские боги.

ЧЕРВОННЫЕ СВЯТКИ

Святая неделя, Червонные Святки,

Тут Солнце – в веселии нашем сполна,

Дарит нам сиянье свое без оглядки,

А Ночи вещает, мол, ты не нужна.

Во все продолженье Пасхальной седмицы,

Как Солнце взошло, так не хочет зайти,

И долго поют нам полдневные птицы,

И долго хотят нам все травы цвести.

ЗОЛОТАЯ ПАРЧА

Золота парча развивается

Святочная песня

Золотая парча развивается,

Кто-то в путь в дорогу сбирается

Это мать ли моя, или милая?

Иль чужая старуха унылая?

Золотая парча развивается,

Путь-дорога в леса означается.

То не милая, нет, не старуха, не мать,

Не хотят они в мире, не могут гулять.

Золотая парча развивается,

Заколдованный замок вздымается.

Это мысли мои, это вольность мечты,

Ей доступны пути Красоты.

БОЖЬЯ

Спросил я весеннюю божью коровку:

Зачем одеваешься в красную кровку?

Наряд у сестренки твоей – золотой.

Но малая божья рубинка молчала,

И двигала крылья, и их расцвечала,

Раскрыла – и прочь от вопросов, домой.

ЗЕЛЕНЫЙ, КРАСНЫЙ, ЧЕРНЫЙ

Зеленый, красный, черный цвет

Литовцы разно чтили.

В зеленом видели расцвет,

Блаженство изобилии.

В гореньи красного – войну,

А в черном – ведьму злую,

Что сонмы душ ведет ко сну

Чрез язву моровую.

Я весь весна – ведь я поэт,

И я война – я ранен,

Но в трех цветах лишь черный цвет,

Мне черный цвет желанен.

ТРИ КАМНЯ

«Я их люблю обеих»,

     С тоскою я сказал.

«Я их люблю обеих»

«Твой ум запутан в змеях»,

     Сказал мне Камень Ал.

«Но выбрать не могу я.

     Хотя бы я посмел.

Но выбрать не могу я».

«Тогда умри, тоскуя»,

     Сказал мне Камень Бел.

«Нет, мир мне – в двух врагинях.

     Два мира в них святынь,

Весь мир мне в двух врагинях».

«Тогда живи в пустынях»,

     Сказал мне Камень Синь.

МОЛИТВА К ЛУНЕ

О, Луна, ты, взошедшая желтой и дымной над нами,

Посребрившая после свой вечно-колдующий круг,

Ты рождаешь те звоны, которые слышим глазами.

Будь мне друг.

Я из верных твоих, из влюбленных, в любви

                                     бледнолицых,

Я подругу свою потерял за чертою пустынь,

Где-то там, где-то там. Ты ее на туманных

                                         границах

Не покинь.

Мы сейчас – под тобой. Мы блуждаем и молимся

                                           розно.

Мой звенящий призыв ты в ней чарами света зажги.

Приведи же ее. О, скорее! Покуда не поздно.

Помоги.

ТАЙНА ЖЕМЧУГОВ

Если б ложью было то,

Что Морской есть Царь с Царевной,

В них не верил бы никто,

Не возник бы мир напевный.

Мы, однако же, поем,

Мы о них слагаем сказки.

Отчего? На дне морском

Мы изведали их ласки.

Много разных есть морей,

Но в морях одна Царевна.

Кто хоть раз предстал пред ней,

Речь того навек напевна.

Но красивей всех поет

Тот, кто знал уста Прекрасной.

Только вот который год

Нет нам песни полногласной.

Может, кто-то в глубине

Слишком сильно полюбился?

Мы помолимся Луне,

Чтоб тайфун до бездны взрылся.

Чтоб до наших берегов

Кинул милого от милой.

Чтоб глубинных жемчугов

Нам он бросил с гордой силой.

И рыдали бы в струне,

Ослепительно-напевны

Сон увиденной во сне,

Стоны страсти в глубине,

Крик покинутой Царевны.

НЕ ВЕРНУВШИЙСЯ

«Я вернусь к вам потом. Я вернусь к вам

                                     с Царевной».

Так молил я своих на своем корабле.

«Отпустите меня».– Но с угрюмостью гневной

Мне твердили они о добре и о зле.

Упадала в мой слух их ворчня однозвучно.—

«Что ж, мы будем, здесь слушать морской этот

                                            гул?» —

И мне стало меж ними так скучно, так скучно,

Что я прыг с корабля их, и вот, утонул.

О, счастливый прыжок! Ты навеки избавил

Человека Земли, но с морскою душой.

В тесноте корабля я своих там оставил,

И с тобой я, Морская Царевна, я твои.

День и ночь хороводы нам водят ундины,

Аметисты в глазах у Морского Царя,

Головой он тряхнет,– и иные картины,

Утро нашей Земли, дней последних Заря.

Сказки рыбок морских так безгласно-напевны,

Точно души проходят, дрожа по струнам.

И мечтать на груди у тебя, у Царевны,—

О, товарищи дней, не вернуться мне к вам!

Я вам честно солгал, не зовите изменным,

Но настолько все странно в морской глубине,

Так желанно все здесь, в этом мире беспенном,

Что не нужно объятия братского мне.

Да и вам не понять, верховзорньм, оттуда,

Как узывны здесь краски и сны и цветы.—

О, Царевна морей, им ты чуждое чудо,

Мне же там только мир, где глубины и ты.