Текст книги "Первая История про Юлю Первую"
Автор книги: Константин Боровков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Висеть в воздухе на одном месте было совсем не просто. Юля подивилась, как только это удается мухам и колибри. Но делать было больше вроде бы нечего. Увидев перед собой острые когти, воронье недовольно закаркало и немного замедлило свою карусель вокруг Юли и дяди Пихто. Из кольца вынырнула большущая сизая ворона. Она подскочила к ним совсем близко, вылупила свои вороньи глаза и грозно спросила:
– Вы зачем белые? Вы – кто?
У Юли как-то само-собой вырвалось:
– А мы – негативные...
– Что-о-о?? – от неожиданности вороний вожак (а это был, несомненно, вожак всей стаи) чуть не упал. – Какие такие... генативные?
– Темнота! – радостно закричал дядя Пихто. – Ни разу не фотографировался!
– Почему же ни разу? – тут же надулся от важности вожак. – А для паспорта?
– Так вот мы – недофотографированные! – заорал опять дядя Пихто. – Снять-то нас сняли, да еще не отпечатали. Вот потому у нас все черное – белое, а все белое – черное!
– Заклюем!!! – заревело вдруг воронье вокруг и придвинулось еще ближе.
– Ужо я их сейчас пропечатаю! – каркнуло где-то совсем рядом. И только взмахи острых как бритва когтей окруженных белых ворон остановили воронье. Оно снова закружилось нескончаемым хороводом вокруг наших героев.
– Как это – не отпечатали? – неожиданно заинтересовался вожак. – Ворона – не газета ведь, чтоб ее печатали!
– Не газета! Не газета! – закаркало снова вокруг воронье, но уже не так свирепо и не надвигаясь более на Юлю и дядю Пихто. Видимо, многие вороны вообще не знали, что такое газета. Но им было приятно поучаствовать в таком умном разговоре вместе со своим вожаком.
– Ну не газета... А я вот зато была в газете! – выпалила не очень впопад Юля. Она действительно была на фотографии их маленького оркестрика, выступавшего на своем первом концерте в музыкальной школе. Эта фотография действительно была напечатана в газете, и экземпляр этой газеты лежал теперь в большой комнате в шкафу.
– Ага! – обрадовался сообразительный вожак. – Так значит тебя-то уже отпечатали! А ты все равно белая!
– Заклюем! – взревело тут же воронье.
– Вот и нет, вот и нет! – быстро-быстро закаркал дядя Пихто. – Это вот она тут в негативе и осталась белая, а в газете она – черная!
Надо сказать, что тут он был отчасти прав. Юля действительно получилась на фотографии темноватой (она стояла там на фоне светлого окна). Впрочем – ты ведь, быть может, и сам уже замечал – что ни скажи, а почти всегда в словах будет отчасти правда.
– Подумаешь, умный какой, – ответил на это вожак, – мы тут и правда университетов всяких там не заканчивали. Мы народ простой, темный... Зато мы – как все! Газеты их, видишь ли, печатают! Болтовня. Чем докажешь, что вы негативные?
– А вот мы сейчас отпечатаемся! – уже задиристо откаркнул дядя Пихто. – Тогда увидишь! Юля, за мной!
И он, сложив крылья, рухнул вниз. Юля с упавшим сердцем ринулась за ним. Быстро спустившись почти до самой земли, они притормозили крыльями и влетели друг за другом в жидкую черную грязь, заполнявшую большую канаву у дороги на въезде в город. Барахтаясь вслед за дядей Пихто в пахучей жиже и стараясь вымазаться получше, Юля подумала, что какой же дядя Пихто оказался тут сообразительный и ловкий! Ах, если бы он только еще сообразил, где и чем им покормиться (искать листья одуванчика ей по-прежнему не хотелось).
Когда бывшие белые вороны, фыркая и отряхиваясь, вылезли наконец из канавы, воронье сидело вокруг на земле, на кустах и на деревьях, почти закрывая собой всю зелень травы и листьев.
– Ну вот, теперь вы – как все! – удовлетворенно заявил вожак. – Поздравляю! Клевать не будем, – каркнул он уже своей стае. – Вперед, друзья, на большую помойку! – и тут же все вокруг зашевелилось, радостно закаркало и замахало крыльями. На мгновение показалось, что это сами деревья замахали большими серыми листьями и поднялись в воздух. Но нет, уже через секунду-другую стало ясно, что это только взлетало, отправляясь на свою кормежку, воронье.
– А как это... их уже – на помойку? – не поняла Юля.
– Да нет, это же вороны! Кормятся они там, понимаешь, ответил ей, отдуваясь, дядя Пихто.
– Да ну! – радостно подпрыгнула Юля. – Давай за ними, пока они еще совсем не улетели! Я так есть хочу...
– А ты дохлятину как будешь склевывать – с головы или с хвоста? – спросил ее дядя Пихто.
– Бр-р-р, – запнулась тут же Юля.
– А в отбросах как лучше рыться – клювом или лапой?
Юля сникла и, помолчав, сказала:
– Ну вот, совсем аппетит отбил, – но почти тут же добавила: – А есть все-таки хочется.
Они выбрались на большую кочку, уселись на солнышке и посмотрели друг на друга. И почти одновременно оба воскликнули:
– Так мы уже не белые!
16. Входная Загадка
Подсохнув на кочке, Юля и дядя Пихто перешли под стоящее рядом дерево и уселись в его тени отдохнуть и подумать. Все время в кого-то превращаться им уже надоело. Но наконец-то, перестав быть белыми воронами, они снова могли стать самим собой – ну, или еще кем-то. И после только что пережитого оба они хотели поскорее перестать быть воронами – какого бы то ни было цвета. Но в кого именно им теперь превращаться? Это надо было обдумать и обсудить.
– Послушай, а кто живет в этом городе? – Юля кивнула головой в сторону стоявших неподалеку городских ворот.
Дядя Пихто почесал лапой за ухом и сказал:
– Это город э-э-э... герцога Томата!
– А... – начала было Юля.
– Да-да, называется город Томатбург, тот самый двухголовый Пом-и-Дор приходится здешнему герцогу троюродным братом – или братьями. Скверный Компост хочет этим воспользоваться и объявить Пом-и-Дора законным повелителем Томатбурга, свергнуть герцога и посадить его в теплицу, тьфу, в темницу, – поспешил объяснить ей все дядя Пихто.
– Да нет, я только хотела узнать, – перебила его Юля, там кто – мыши или помидоры, или еще кто-то живет? У вас тут всякое бывает... Если мы туда пойдем, кем нам надо становиться?
– Пожалуй, нам в любом случае надо становиться людьми, вздохнул дядя Пихто и снова почесал лапой за ухом. – А город этот – как город. Живет там, кто хочет. Ну, и кто может, конечно.
Тут до них долетел какой-то очень вкусный и знакомый запах. Где-то совсем недалеко, за городской стеной, варилась еда. Они оба вздрогнули, переглянулись – и через мгновение грязных ворон под деревом уже не было. Юля превратилась опять в саму себя и была в той же одежде, что и накануне утром, и даже ничуточку не грязная. А дядя Пихто стал невысоким рыжим человечком в кедах, джинсах и клетчатой рубашке, а... Да, у рубашки было четыре рукава, и все они были при деле, то есть в каждом было по руке. Двумя руками он схватился за голову, а двумя – хлопнул себя по бокам.
– Ах ты, что ж такое-то! – сокрушенно выдохнул он. Какое-то насекомое, а не человек получился. Ну, ладно, пойдем, – и дядя Пихто, засунув пару рук в карманы и широко размахивая оставшимися двумя, зашагал к городским воротам. Юля потрясла головой – она все еще иногда удивлялась странности происходяшего – и поспешила за ним.
Ворота оказались закрыты. Дядя Пихто решительно взялся за висевшее на них кольцо и дважды сильно стукнул им по воротам. За ними кто-то недовольно забурчал, всхрапнул, и снова все стихло. Дядя Пихто подождал минуту и опять сильно стукнул два раза. На этот раз стук, видимо, разбудил сторожа. Раздался шумный зевок, а затем нестройный топот нескольких, видимо, сторожей, подходивших к воротам. Звякнул засов, и на воротах открылось небольшое смотровое оконце. Оттуда на наших путешественников глянула пара заспанных, но выпученных глаз и торчашие усы.
– Чего хулиганишь, а? – спросил обладатель выпученных глаз дядю Пихто. – Не велено!
– Что не велено? – удивилась Юля. – Мы же ничего и не делали!
– А ходить тут всяким – не велено! – важно разъяснил сторож.
– А стучать в ворота странникам – велено? – вмешался дядя Пихто.
– Стучать – велено... – неохотно согласился сторож.
– Тогда – открывай ворота, мы есть хотим! – обрадовалась Юля. Но сторож тут же нашелся:
– А паспорт у вас есть?
– Конечно! – и дядя Пихто вытащил из кармана какую-то розовую бумажку и помахал ей перед выпученными глазами сторожа. – Вот, гляди, поменяли в этом году, и печать стоит!
Сторож вздохнул, захлопнул оконце и тут же заскрипел большим засовом на воротах. Через минуту ворота тяжело распахнулись перед Юлей и дядей Пихто, и они вошли, наконец, в город. Только теперь увидели они всего сторожа. Он стоял, подобоченясь и опираясь на большую пику, в помятом рогатом шлеме и ржавых побитых доспехах. Самое примечательное в нем было – число ног. Их было шесть! Дядя Пихто от неожиданности присвистнул и вполголоса сказал Юле:
– Если я насекомое, то этот тип – паук! Смотри – шесть ног да две руки – вот тебе и восемь конечностей! Форменный паук.
– А пауки насекомых – едят? – полувопросительно ответила Юля и тут же добавила: – Все равно ты неправильно рассуждаешь. Если ты паук, то у тебя восемь конечностей, это так. Но если у тебя восемь конечностей, то ты же не обязан быть пауком. Вот возьмем, к примеру, осьминога...
– Бр-р-р, не будем его брать, – поежился дядя Пихто, и их тут же перебил внимательно прислушивавшийся сторож:
– По милостивому повелению нашего благородного повелителя, властелина нашего города, шести холмов и пяти деревень, его высочества герцога Пом-и-Дора (при этих словах Юля вопросительно помотрела на дядю Пихто, а тот ей кивнул в ответ: "Значит, уже"), всякий входящий в город странник, будь он конный или пеший, дворянин или другого сословия, не войдет в него... – и сторож приостановился тут отдохнуть. Отдышавшись, он продолжил:
–...пока не разгадает Входную Загадку Великого Герцога! А если упомянутый странник даст неправильный ответ на Входную Загадку Великого Герцога, то он поступает на кухню Великого Герцога...
При этих словах наши спутники было приободрились, но сторож тут же добавил:
–...и идет на парадное жаркое на обед Его Высочеств, – и он громко чихнул и ударился при этом шлемом о свою пику. Лица у Юли и дяди Пихто вытянулись, но отступать было уже поздно.
– Вот Входная Загадка Великого Герцога! – опять заговорил сторож. – На Входных Воротах города Его Высочеств сидело десять ворон. Главный Сторож Входных Ворот города, – тут он немного надулся и зашевелил усами, – выстрелил из Главного Мушкета Стражи Входных Ворот города (Юля уже успела заметить огромное ржавое ружье, стоящее у стены дома). Точным выстрелом одна ворона была убита!
– Вр-рет! Вр-рет шестиногий! – послышалось откуда-то сверху, и над ними пролетел давешний вожак вороньей стаи. Сторож тут же метнул в него пику, но не попал. Пика упала на стоящий рядом дом, выбила стекло в окне на втором этаже и тяжело грохнулась на мостовую. Сторож, как ни в чем не бывало, продолжал:
– Убита. Вопрос: сколько осталось ворон на воротах?
– Де... – начал было дядя Пихто, но Юля тут же закрыла ему рот рукой и бойко ответила:
– Ни одной! Громовой выстрел Главного Мушкета Стражи Входных Ворот города Его Высочеств насмерть напугал остальных ворон, и они рухнули наземь! – это выскочила как бы само собой. Юля даже испугалась своего неожиданного ответа.
Сторож досадливо крякнул, усы его поникли. Он неохотно буркнул:
– Проходите. Ужо на выходе посчитаемся, – и, закрыв снова на засов ворота, он лег на валявшийся рядом рваный полосатый матрац, набитый соломой, и тут же захрапел.
17. От харчевни до темницы
– Ну-с, – довольно сказал дядя Пихто, потирая друг о друга все свои четыре ладони, когда они, наконец, отделались от Главного Стража города, – теперь пошли в город!
Они повернулись "налево-кругом", притопнули правыми каблуками и пошли по улочке к центру города. Но странное дело! Они шли – но никого нигде не встречали. Не было слышно ничьих голосов, ни лая собак, ни вообще какого-либо звука. Правда, трубы домов кое-где дымились, и потому город не казался совсем уж мертвым.
Улочка, по которой шли наши герои, повернула направо – и они тут же увидели вывеску "Харчевня Толстого Усатого", висевшую над входом в угловой дом с закопчеными окнами и стенами. Он был заметно грязнее своих соседей и стоял среди них, как толстый лавочник, вышедший на улицу и уперевший руки в бока. Дядя Пихто открыл скрипнувшую дверь, и они вошли в темноватое помещение. Внутри никого не было, и пробивавшийся в окна свет освещал только стоявшие в два ряда темные деревянные столы на толстых ногах и такие же массивные скамьи с обеих сторон от столов. Мимо Юли пролетела жужжа муха, и опять стало тихо. Дядя Пихто постоял немного и громко старательно прокашлялся. В глубине помещения что-то стукнуло, раздался шум шагов, а вслед за шумом появилась и его причина: грузно ступая, на свет вышел действительно толстый и действительно усатый человек в поварском колпаке и фартуке поверх какого-то непонятного халата. Колпак и фартук были, наверное, когда-то белыми.
– Ну? – спросил он и набычился. Лицо его было очень смуглым, щеки покрывала густая сизая щетина, усы грозно топорщились.
– Нам бы это... покушать, – робко сказала Юля.
Хозяин фыркнул, хрюкнул и хлопнул себя руками по животу:
– Ну вы даете, – и он, показав им на скамьи у ближайшего стола, ушел обратно вглубь зала.
Юля и дядя Пихто пожали плечами, уселись за стол и принялись разглядывать помещение. Низкие темные своды, толстые бревна, подпирающие потолок, окна с частым переплетом – все было прямо как в кино про средневековье. Свет шел не только через окна: под потолком дымились еще несколько светильников, дававших неровные красноватые отблески на стенах. Разговаривать как-то не хотелось.
Прошло несколько долгих минут. Потом где-то в глубине снова что-то стукнуло, и появился хозяин, несущий несколько мисок со снедью. Подойдя, он со стуком поставил перед Юлей и дядей Пихто по миске с вареными картофелинами в мундире, еще одну миску – с луковицами и побегами зеленого лука и чеснока, и бросил на стол по паре ножей и вилок. Наконец, он аккуратно поставил на середину стола красивую фарфоровую тарелку с золотой каемкой. На тарелке лежал прекрасный свежий помидор, украшенный веточками зеленого укропа. После этого хозяин отошел в сторону и оперся спиной о стену. Он сложил руки на груди и стал наблюдать за своими гостями.
Юля и дядя Пихто переглянулись и улыбнулись друг другу. Они взяли в руки ножи и вилки и, не сговариваясь, воткнули вместе свои вилки в этот красивый сочный помидор! Раздался вопль хозяина, и через мгновение того уже не было в харчевне он бросился с криком на улицу и куда-то побежал. Крик его быстро затих, а наши герои остались сидеть с открытыми ртами и уставившись друг на друга. Через несколько секунд они закрыли рты, сглотнули, пожали плечами и наконец-то принялись за еду. Они успели уже съесть по картофелине и по половинке помидора, когда с улицы раздался топот и в харчевню ввалился толстый и усатый хозяин, а за ним – два стражника в мятых доспехах и с мечами в руках.
– Вот они, посягатели и осквернители! – запыхавшись, простонал он, тыча толстым пальцем в Юлю и дядю Пихто. – Они покусились на парадный символ благополучия и Светлой Личности Его Высочеств! И... – хозяин не то икнул, не то задохнулся, увидев пустую тарелку с капельками томатного сока. Святотатство! Они съели его! – и он чуть не упал от ужаса и негодования.
– Хр-р-рум! – грозно сдвинули брови стражи, и через минуту наши герои были уже снова на улице. Стражи тащили их за шиворот вслед за собой к центру города. Улица была вымощена крупным булыжником, и бедных арестантов подбрасовало на неровной мостовой.
– Это у них тут... вместо трамвая, что ли, – попытался пошутить дядя Пихто. – Трясет, во всяком случае, прямо как в трамвае.
Юля была так напугана, что просто не смогла ничего ответить, хотя и подумала, что трамвай этот местный бесплатный, но уж лучше кататься в платном трамвае и не за шиворот. Да и где им сходить теперь придется?
"Сошли" они у здания ратуши, что стояло прямо у подножия холма, на вершине которого виднелся грозный могучий замок. Стражи отперли низкую дверцу в стене ратуши и втолкнули Юлю и дядю Пихто в темную и сырую каморку. Дверь за ними захлопнулась, скрипнули в замочной скважине ключи, и стало совсем темно.
– Н-да, покушали, – сказал дядя Пихто. – Я так теперь думаю, что ты, наверное, всегда очень капризничала за едой, да?
– Не очень, – неуверенно ответила Юля и вздохнула.
– Вот нам теперь и достается, – подытожил дядя Пихто и замолчал.
– А зачем нас сюда? – спросила теперь Юля.
– Подержат тут немного, – и дядя Пихто зашуршал руками по полу, пытаясь найти сухое место или что-нибудь, на что можно было бы присесть.
– А потом?
– Потом, потом. А потом – суп с котом! – с этими словами дядя Пихто сел на что-то и громко почесался.
– С тобой, что ли? – съязвила, обидевшись, Юля. Ее спутник вздрогнул и поправился:
– Ну, это я не буквально, это поговорка такая. Судить будут.
– За что?! – ахнула Юля.
– За тот помидор, – вздохнул дядя Пихто, – это он нам боком выходит.
– И ничегошеньки у меня боком не выходит! – недовольно буркнула Юля, потрогав свои бока. Не успел дядя Пихто сказать ей, что это тоже просто поговорка, как раздался щелчок, в темноте каморки засветился чей-то размытый голубоватый силуэт, и невнятный голос прошмакал:
– Гокого, гегака!
Юля охнула: "Призрак!" – и осела на пол.
18. Выходная Загадка
Светящийся силуэт посреди каморки задрожал и стал заметно четче. У него проступил длинный нос, затопорщились усы, и знакомый голос Великого Мышиного Волшебника уже более внятно повторил:
– Здогово, гебята! – и, чихнув, добавил: – Ну что, здогово я настгоился?
– На что? – не понял дядя Пихто.
– Как на что? На гезкость, конечно! – удивился его вопросу волшебник и снова чихнул.
– Дяденька волшебник, – взмолилась Юля, – раз вы так хорошо на резкость настроились, так заберите нас отсюда! Ведь нас судить будут, а мы ни в чем не виноваты.
– Не виноваты, не виноваты, – закивал согласно головой силуэт Великого Мышиного Волшебника, – а забгать вас отсюда я все одно не могу. Тут я бессилен – Компоста мне не одолеть. Да и потом – газве в моем мудгом пгогочестве было, чтобы я вас откуда-то забигал?
– А зачем же ты тут тогда... сфокусировался? – прямо спросил его дядя Пихто.
– Да так, интегесно было, знаете ли, – пожал плечами Великий Мышиный Волшебник. – Жалобы есть?
– Есть! Сыро тут... – начала было Юля, но Великий Мышиный Волшебник не дал ей закончить:
– Ну тогда я поехал! – и силуэт его быстро поблек и растворился в темноте. Наши герои остались одни.
– И зачем он появлялся? – со слезами в голосе удивилась вслух Юля. Ей стало очень обидно. – Крыса несчастная!
В каморке снова стало тихо. Но длилась эта тишина недолго. Снаружи послышались тяжелые шаги стражника, опять загремели ключи. Дверь распахнулась, и в светлом проеме возникла фигура в доспехах.
– Выходь, редиски! – проревел страж и взмахнул мечом, Его Высочества изволют велить вас на суд тащить!
– А что, нельзя, чтобы мы сами пошли? – спокойно поинтересовался дядя Пихто.
– Отчего же нельзя? Оно можно, – неожиданно согласился страж. – А дорогу-то в суд сами найдете?
– Найдем, найдем! – обрадованно закивала головой Юля.
– Ну, идите тогда, – и страж посторонился, выпуская узников из каморки, – только чтоб одна нога тут – другая там! Его Высочества страсть как ждать не любят, – с этими словами страж равнодушно отвернулся от них и побрел куда-то в город, волоча по камням свой меч.
Юля стояла, зажмурившись от дневного света, и с удовольствием вдыхала такой свежий после затхлой каморки воздух. Кто-то потянул ее за рукав. Она вздрогнула и открыла глаза. Дядя Пихто прикладывал палец к губам и показывал ей жестами, что надо брать ноги в руки и давать ходу. Юля не заставила себя уговаривать. Через мгновение они уже неслись со всех ног от ратуши. Несколько поворотов, испуганные лица, мелькнувшие в темных окнах – и наши герои вылетели к городским воротам, к уже знакомому им Сторожу Входных Ворот Города. Он, видно, только что проснулся и сидел на своем рваном матрасе и тер кулаками заспанные глаза. Увидев Юлю и дядю Пихто, он обрадованно крякнул, быстро управился со всеми шестью своими ногами, встал, прихватил свою тяжелую пику, принял важный вид и заявил:
– По милостивому повелению нашего благородного повелителя, властелина нашего города, шести холмов и семи деревень, Его Высочеств...
– Так ведь только что пять было! – перебила его Юля.
– Чего пять? – сбился сторож.
– Деревень пять у герцога вашего было! – выпалила Юля.
– Э-э-э, кто вам считает! – протянул недовольно сторож. Ну пять, ну семь – какая разница? Главное – чтоб герцог был хороший! Ладно, пусть пяти. Да, герцога Пом-и-Дора... Сбивают только... Всякий выходящий из города странник, будь он конный или пеший, дворянин или другого сословия, не выйдет в него, пока не разгадает Выходную Загадку Великого Герцога! А если упомянутый странник даст неправильный ответ на Выходную Загадку Великого Герцога, то он опять-таки поступает на кухню Великого Герцога! И идет на корм Его Высочествам, – и тут сторож громко чихнул и ударился при этом шлемом о свою пику.
– Давай свою выходную загадку! – решительно шагнула вперед Юля.
Сторож утер рукавом повлажневший после чиха нос и спросил:
– Что тяжелее: пуд пуха или пуд гвоздей?
– Пуд гвоздей, конечно! – обрадовался легкой загадке дядя Пихто. Юля успела только прикусить от досады губу, а сторож уже радостно свистел в здоровенный свисток, висевший у него на цепочке на груди.
– Вот и ладненько, нечего тут умников из себя строить! заключил он, довольно потирая руки, когда Юлю и дядю Пихто снова уволакивали по мостовой два дюжих стражника.
19. На кухню
Наших героев опять проволокли по улицам города. Но на этот раз их протащили мимо ратуши, до темного грота в самом холме. Стражники остановились у огромной мрачной двери внутри грота. Один из них – тот, что держал Юлю за шиворот – ударил дважды в дверь рукоятью своего ржавого меча. В глубине холма что-то загремело и тут же стихло. Но вскоре лязгнул засов и дверь со скрипом отворилась. Из темноты выступил коренастый тип в желто-синем камзоле. Он шумно вытер нос рукавом и грозно спросил:
– Ну?
– Неответившие на выходную загадку Его Высочеств! торжественно объявили хором стражники, поднимая в воздух (для лучшего обозрения) Юлю и дядю Пихто.
– Ну?! – удивился тип в желто-синем камзоле. – На кухню их! – Стражники вытянулись, щелкнули каблуками и потащили наших героев по тоннелю вглубь холма. Дверь за ними тут же захлопнулась. Свет давали теперь только висевшие кое-где на стенах чадившие факелы. Шагов через сто тоннель привел в небольшой зал, освещенный уже несколькими светильниками. Там стражники бросили свою ношу на деревянный щит, висевший в центре на толстых ржавых цепях, и доложили сидевшему тут же угрюмому верзиле в сине-желтом камзоле:
– Неответившие на выходную загадку Его Высочеств! Велено на кухню.
– Ага, – без выражения кивнул им верзила. Он тоже влез на щит и ухватился за рукоятки стоявшего на нем большого деревянного колеса. Закряхтев, верзила начал крутить это колесо. Цепи загремели, щит дернулся и пошел вверх. Юля и дядя Пихто уже немного пришли в себя и смотрели во все глаза по сторонам. Щит поднимался как кабина лифта вместе с ними и с верзилой вверх, в темную шахту колодца. Стражники остались внизу. Задрав головы и придерживая руками свои шлемы, они с удивлением глазели на поднимавшуюся конструкцию, пока из тоннеля не раздался грозный окрик "Ну!". Стражники тут же спохватились и поспешили назад, звеня на ходу доспехами.
Верзила пыхтел, колесо скрипело, цепи глухо позвякивали. Щит медленно, но верно шел вверх. Наши герои сидели ни живы, ни мертвы. Они не могли даже собраться с мыслями и придумать, как же им теперь можно бежать. Само мрачное подземелье давило на них, лишая воли и способности соображать.
Наконец, щит вышел из сплошного колодца и поравнялся с полом уходящего в обе стороны коридора. Верзила довольно хмыкнул и закрепил колесо валявшейся на щите палицей. Он сказал "Ага", сгреб Юлю и дядю Пихто в охапку и сошел на твердую землю. Погремев цепью и дождавшись снизу ответного глухого звяканья, он двинулся, раскачиваясь, по коридору. Слева от него проплывали одинаковые массивные двери. Коридор все время немного поворачивал налево. Он был довольно хорошо освещен масляными светильниками, и Юля могла читать таблички на дверях: "Баня", "Склад", "Конюшня", "Судья", л Супермаркет"... Но вот верзила остановился, толкнул дверь с надписью "Кухня" и вошел в большое помещение, заставленное дымившимися котлами, заваленными снедью столами и увешанное по стенам полками со всякой посудой. Посреди этого зала виднелась фигура Главного Повара. Он был тоже толстый и усатый, как и тот, в харчевне, но только еще толще и усатее. За столами и у котлов проворно суетились с десяток поварят. Они рубили что-то ножами, терли на терках, месили руками, мешали в котлах ложками. Главный повар увидел верзилу и грузно прошел ко входу. Он взял у верзилы пленников и стал их рассматривать и мять в руках.
– Ты б еще нас на зуб попробовал бы... рожа, – еле прохрипел дядя Пихто, пытаясь высвободиться из его толстых пальцев. Повар, наконец, кончил их осматривать и спросил у верзилы:
– Что, эти тоже на выходной загадке попались?
– Ага, – отозвался с ухмылкой верзила и вышел вон из кухни. Главный повар замурлыкал себе под нос какую-то песенку, прошел в угол и бросил Юлю и дядю Пихто на пол на какие-то пыльные мешки.
– Посидите... пока, – сказал он зловеще и вернулся обратно в центр кухни.
Наши герои валялись на полу в пыльном углу. У них не было сил ни встать, ни даже сесть.
– Это все злые чары Компоста, – просипел дядя Пихто, – и мы тут ни в кого не превратимся. Не хватит нас на это, – и он закрыл глаза.
– Да не хочу я, чтоб меня тут съели! – возмутилась из последних сил Юля. И вдруг ее осенило: – Погоди, погоди, дядя Пихто! Ты сказал: "Ни в кого". А во что – хватит нас на это?
– Во ЧТО?? Это куда проще, – оживился тот, – давай, это наш последний шанс.
Юля быстро оглядела весь зал, смекнула, как тут легче затеряться, и толкнула дядю Пихто в бок:
– Поехали! Попробуем стать горшками!
Они еле-еле вскарабкались на полку с горшками у стены и выбрали место посвободнее. Кое-как пристроившись там, Юля и дядя Пихто захотели стать глинянными горшками.
20. Горшки
На этот раз превращение было медленным и мучительным. Никакого "раз – и готово". Сперва у Юли онемели руки и ноги. Она почувствовала, как они вдавливаются в бока и даже друг в друга. Тело налилось тяжестью и потемнело, став темно-коричневым. Голова ее запрокинулась, рот широко раскрылся и стал расти, переходя в горловину горшка, а низ тела с хрустом превратился в его донышко. Наконец, готовое изделие закачалось на полке. Юля не понимала и не видела, что происходило с ее глазами, но теперь она каким-то образом стала видеть сразу во все стороны.
Рядом с собой она увидела еще один свежий и необычный горшок: у него было целых четыре ручки. Это был, видимо, дядя Пихто. Юле захотелось спросить, как у него дела. Но она как-то не придумала, как это сделать – она не знала, чем может разговаривать горшок, и потому промолчала. "Ну хорошо, вот мы и горшки, – подумалось ей, – а вот как мы отсюда выйдем?"
Тем временем на кухне по-прежнему кипела работа. Обед для герцога Пом-и-Дора всегда должен был быть готов точно во-время. За нарушение этого правила Главного Повара ждало жестокое наказание: за каждую минуту опоздания палач должен был выдернуть у него из усов по волоску. И Главный Повар нещадно подгонял своих поварят шлепками и пинками, чтобы сохранить свои пышные усы. Вот и теперь, когда пришла пора готовить жаркое, он отправил двух поварят подзатыльниками за пленниками. Поварята устремились со всех ног в пыльный угол, куда им показал толстый и усатый повар. Добежав, они перетрясли все мешки, заглянули под соседние столы и на нижние полки. Никого не найдя, они в недоумении уставились друг на друга и снова бросились копаться в мешках, поднимая клубы пыли. Они не смели вернуться с пустыми руками. Юля испугалась, что она чихнет от пыли (а она всегда от нее чихала) и выдаст себя. Пыль окутала ее от донышка до горлышка, но ничего не случилось. "Горшки не чихают!" – облегченно подумала Юля и тут же увидела, как к ним движется сердитый Главный Повар.
– Гром и молния! – рявкнул он, входя в клубы пыли. Где?! Что?! Да я вас самих зажарю!
Перепуганные поварята исчезли под соседними столами, а толстый повар, фыркая и чертыхаясь, сам начал искать на полу и под полками. Тщетно. Вначале он побледнел, потом посинел. Это было уже не просто опоздание обеда. Пропажа деликатесов обойдется ему гораздо дороже усов.
– Искать везде! Всем! – дрожащим голосом крикнул повар, оседая на пол. Все поварята тотчас же прекратили делать свою работу и бросились заглядывать под столы, в котлы и кастрюли, шуровать по полкам. На кухне поднялся невообразимый шум. Он гулко отдавался в Юлиной внутренности, и она даже почувствовала, как раскачивается под ней полка.
– Охохо, грехи наши тяжкие... Головушка моя бедная... бормотал где-то внизу, выдирая на себе волосы, Главный Повар. И вдруг все стихло и замерло. Кухонная дверь медленно отворилась и на пороге появилось странное существо. Первое, что увидела Юля, был огромный живот, обтянутый красной атласной рубашкой и опоясанный золотым поясом, на котором висел кинжал. Красные широкие штаны были заправлены в щегольские красные же сапоги на высоких каблуках со шпорами. А из расшитого ворота рубахи торчали сразу две головы, смотрящие в разные стороны. Головы эти были очень похожи: низкие приплюснутые лбы, хищно изогнутые красные носы, маленькие колючие глазки. В целом существо чем-то напоминало странную двухголовую птицу, которую Юля видела недавно на обороте новых монет. Вот только в правой руке у него был длинный-предлинный кнут.
Главный Повар в два прыжка оказался у двери и упал перед вошедшим на колени.
– Ваше Высочества! – завопил он, сорвав с головы и ломая в руках свой колпак. – Помилуй, не вели казнить, вели слово вымолвить!
И тут только Юля догадалась, что это и был сам герцог Пом-и-Дор собственными персонами. "Ох, и долго же я догадывалась! Вот как плохо у глинянных горшков варит!" испугалсь она своей медлительности. И Юля вспотела внутри от страха.
21. Герцог Пом-и-Дор
Герцог щелкнул в воздухе кнутом, и его правая голова сказала:
– Казнить нельзя! Помиловать!
Но тут же отозвалась эхом левая голова:
– Казнить! Нельзя помиловать!
Голоса были резкие, визгливые и очень неприятные.
– Вот тебе и на. Ты что это тут раскомандовался? удивилась правая голова. – Сегодня я главный! Тебе хорошо говорить, ты вчера за нас обоих поел. А мне что – без обеда теперь оставаться, раз тебе повара казнить захотелось?! обиженно закончила она.
