Текст книги "Один шаг в Зазеркалье"

Автор книги: Константин Серебров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

    – Посмотри, как инфернальна жизнь вокруг, как она чудовищна! Посмотри на этих механических монстров, захватывающих человеческое пространство под предлогом прогресса и целесообразности. Я надеюсь, ты чувствуешь глубинные измерения жизни?

    – И даже очень сильно, – гордо ответил я.

    – Значит, ты не совсем еще оболваненная серость.

 “За Александра стоит держаться, – подумал я, – он далеко пойдет”.

    Мы купили несколько бутылок вина и вернулись в квартиру. Я увидел в полуоткрытую дверь, что за столом сидит уже новый гость – высокий, коротко подстриженный молодой человек в темно-сером костюме в тонкую полоску. Они с Джи потягивали армянский коньяк, непринужденно о чем-то беседуя. Но, когда Александр вошел в комнату, он мгновенно вскочил, приветствуя, прищелкнув каблуками.

    – Это – Алекс, мой адъютант, – бросил Александр. – Предан мне беззаветно.

    Алекс окинул меня пренебрежительным взглядом, от которого мне стало не по себе.

    “Жаль, что место адъютанта уже занято”, – подумал я.

    – На чем же мы остановились? – спросил Джи у Алекса.

– По-моему, ты как раз рассказывал о том, как увидел скрытую глубину Алеши Дмитриевича.

    Александру не понравилось, что ситуация так неожиданно изменилась.

    – Я предлагаю выпить за Орден, – сказал он, сумрачно глядя на Джи. – Орден разберется со всеми сомнительными

ситуациями и установит порядок.

    – Что ты имеешь в виду? – спросил я, уловив в его голосе скрытую агрессию.

    Я заметил краем глаза, что Джи делает мне предостерегающие знаки. Но Александр уже резко повернулся ко мне:

    – Молчать! Ты не имеешь права слова в присутствии легата Ордена.

    – Подумаешь, возомнил о себе невесть что, – пренебрежительно заметил я.

    – Молчать! – вспыхнул он. – Молчать, свинья!

    – Да пошел ты... – разозлился я. Он побледнел еще больше, глаза его засияли стальным блеском, и он презрительно произнес:

    – Я требую, Гурий, чтобы вы немедленно убрались из моего дома. Но вы, Маэстро, конечно, оставайтесь. Вы не можете быть в ответе за этого идиота, – добавил он, повернувшись к Джи.

    Я мгновенно собрался и, уходя, жалобно посмотрел на Джи. Поймав мой умоляющий взгляд, он обратился к Александру:

    – Может быть, ты примешь во внимание, что он только приехал из провинции и весьма неотесан?

    – Нет, – холодно ответил он. – Нам не о чем с ним говорить. Пусть немедленно уходит.

    Тогда Джи, внимательно посмотрев на него, произнес:

    – Я не могу оставаться в обстоятельствах, где только вы решаете, как поступать с моими спутниками.

    – Это ваш выбор, – медленно произнес Александр, надменно поджав губы.

    Джи молча оделся, и мы поспешно покинули еще недавно гостеприимный дом.

    Во мне кипело задетое самолюбие.

    – Ты сегодня из зависти к его необычайным талантам разрушил тончайшую ситуацию, которую я строил несколько месяцев, – внезапно произнес Джи холодным тоном. – Я подключал его к различным метафизическим полям, рассчитывая на то, что он сможет однажды поступить на Корабль, а ты так легко лишил его этого шанса! Но ведь и твой шанс отобрать у тебя очень просто: если я чуть-чуть изменю атмосферу, перестану прикрывать тебя своим невидимым плащом, ты тут же сбежишь в Кишинев и никогда больше не появишься. Ты приехал учиться, а учиться ты можешь, только помогая мне в построении учебных ситуаций, как верный оруженосец. Но сегодня ты поставил такую палку в колесо, что чуть вся телега не перевернулась.

    Резкие, как стрелы, слова Джи попали точно в ту мою часть, которую я тщательно скрывал от самого себя. Я понял, что переступил некие границы и вот-вот могу снова оказаться в Кишиневе.

    – Простите меня, – жалостливо произнес я, – я больше никогда не буду грубить вашим протеже.

    Джи внимательно посмотрел на меня, оценивая, насколько я искренен, а потом сказал:

    – Хорошо. Пока тебе прощается. Попробуем при случае отремонтировать ситуацию.

    “Второй день в Москве еще более неудачен, чем первый, – вздохнул я. – Почему мне так и не удается начать учиться на юнгу?”

– Я познакомил тебя со стихиями Воздуха, через Молодого Дракона, и Воды в форме Льда, через многообещающего человека из московского андеграунда, – сказал мне Джи на следующий день, – а теперь хочу провести тебя через стихию Земли, которая придаст тебе особую устойчивость. Для этого мы пойдем сегодня на кладбище – знакомиться с человеком, который глубоко работает с этой стихией.

    – Как его зовут? – поинтересовался я.

    – Этого человека зовут Боря; он начальник бригады могильщиков на одном из московских кладбищ. Для тебя, кстати, это хорошая возможность зарабатывать деньги. Если ты с ним подружишься, то всегда сможешь подработать, копая могилы.

    – Хорошая идея, – запинаясь от легкого паралича, произнес я, ибо Джи относился к этой перспективе с большим энтузиазмом.

    – Вина на этот раз покупать не нужно, – заметил он, и мы налегке добрались до кладбища.

    Джи нашел небольшой побеленный домик возле покосившейся ограды и толкнул тяжело заскрипевшую дверь.

    Мы вошли в тускло освещенную комнату, и на грубой штукатурке белой стены вытянулись две причудливые тени. У окна я увидел кухонный обшарпанный стол, на котором в беспорядке лежали шапки, рукавицы, стояли грязные тарелки и кружки. Посреди комнаты стоял большой грубо сколоченный ящик, застланный газетой “Правда”, а на нем – три бутылки водки и три граненых стакана. Вокруг, тоже на ящиках, сидели три человека, один из которых, в грязно-синем комбинезоне, с потухшим взглядом, нелепо открывал маникюрными ножницами консервы “Килька в томате”. Мой взгляд невольно остановился на его огромном носу, напоминавшем цветом и формой мороженую клубнику.

    “От этих людей попахивает нижними мирами”, – подумал я.

    – Здравствуй, Боря, – сказал Джи, обращаясь к одному из них. – Решил заглянуть в твой уголок – посмотреть, как живешь.

    – А это кто с тобой? – спросил Боря, по-прежнему сутулясь и держа руки в карманах засаленной телогрейки.

    Лицо его было массивное, в шрамах, а в глазах стояла кладбищенская пустота. Его жесткие волосы серого цвета торчали во все стороны. Я подумал, что человек он добрый и простодушный, хотя и недалекий.

    – Это мой новый оруженосец, – сказал Джи. – Хочу познакомить его с тобой, может, чему-нибудь он сможет научиться.

    Я тем временем перевел взгляд на третьего. Он был высок и жилист, с узким, почти лысым черепом. Выпуклые темные глаза светились инфернальным блеском. Он, казалось, не обращал внимания на происходящее. Я подумал, что еще не встречал таких подозрительных оборванцев и что Джи меня просто разыгрывает.

    – Ну, – сказал Боря нараспев, – давай знакомиться.

    Я протянул ему руку, стараясь скрыть брезгливость, и сказал: “Гурий”.

    Боря повертел ладонью возле уха:

    – Плохо слышно тебя, скажи еще раз.

    Я слегка наклонился вперед и, выговаривая каждую букву, снова произнес: “Г-у-р-и-й”.

    – Как-то ты не по-русски говоришь. Понять тебя нельзя. Наклонись поближе.

    Я раздраженно наклонился к самому его уху, но не успел я произнести и звука, как Боря сильно огрел меня кулаком по спине и отчетливо проговорил:

    – Не гордись собой, Гурий, даже когда видишь таких убогих, как мы.

    “Не простой этот гад Боря, – сообразил я, – раз так быстро вычислил меня”.

    – А теперь можешь выпить водки, – сказал он и налил полный стакан.

    – Не пью.

    – Тогда не выживешь здесь, – усмехнулся он.

    Чтобы защитить свою честь, я взял полный стакан водки и выпил на одном дыхании.

    – Вот это по-нашему, – улыбнулся он. – А теперь будь как дома.

    Я расслабился и сел на ящик из-под бутылок, искоса рассматривая подозрительную компанию. В моей голове слегка помутилось, но холод не давал мне потерять остатки разума.

    Лысый вдруг поднялся и, покопавшись среди сваленной под столом рухляди, достал оттуда шахматную доску.

    – Играешь? – спросил он меня.

    Я обрадовался возможности показать себя.

    – Конечно, играю.

    – Меня зовут Мещер, – сказал лысый вкрадчиво. – Пойдем, сыграем?

    Боря и Клубничный Нос повернули головы ко мне, ожидая, что я скажу.

    – С удовольствием, – ответил я, предвкушая быстрый выигрыш и уважение могильщиков.

    Мещер, с шахматной доской в руках, направился к двери.

    – Какие могут быть шахматы в двадцатиградусный мороз? – удивился я, но могильщики молча наблюдали за мной.

– Вы что, собрались меня проверять? – усмехнулся я и на слегка подгибающихся ногах подошел к двери.

    Решительно открыв ее, я вышел на небольшую площадку перед домом. В трех метрах от меня начинался ряд могил; на одном из надгробий сидел Мещер и, положив доску на другое надгробие, расставлял на ней фигуры. Я понял, что мне придется сидеть прямо на могиле, и в животе возник тугой ком спазма.

    Первые ходы я делал в замешательстве, почти ничего не видя: меня смущала атмосфера угрозы, исходившая от Мещера. В это время на могилку присел Красный Нос с бутылкой водки в руках. Он закурил папиросу, налил водки в стакан и протянул мне со словами:

    – Давай, за знакомство. Меня Григорием зовут.

 – Твоя водка больше похожа на воду, – заметил я, осушив стакан.

    – Ну и глотка же у тебя, – удивился он. – А я ведь не всегда был могильщиком. Еще два года назад писал я в Главное Разведывательное Управление доклады, сидя на гавайском пляже под пальмой, с бутылкой “Баккарди” в одной руке и мулаткой в другой. Да... Но вот одна из них оказалась шпионкой и все мои доклады прямиком направляла в ЦРУ. Меня за это уволили с волчьим билетом, и теперь никто не берет на работу. Один вот Боря, добрая душа, меня приютил.

    – Дурак ты потому что, – сказал Мещер, делая ход. – Пил бы водку, а не “Баккарди”, и все было бы у тебя в порядке.

    От вида Григория и его рассказа я стал беспокоиться о паспорте, крепко сжимая его в кармане. Вдруг из-за старого надгробия появился бледный как привидение мальчик с ярко– алым пионерским галстуком поверх пальто. Он встал рядом с нами, молча наблюдая за игрой. От его присутствия я стал нервничать еще больше и проиграл выигрышную позицию.

    – Ты откуда здесь взялся? – спросил Мещер пионера.

    – Да вот, – махнул он рукой в сторону, – мама у меня здесь лежит, пришел проведать.

    – Садись, сыграем, – сказал Мещер.

    Мальчик занял мое место, и скоро они так увлеклись игрой, что не обращали внимания на окутавшую кладбище темноту. От мороза я протрезвел и, стуча зубами от холода и нервов, вернулся в домик.

           Джи был совершенно пьян, а его глаза сияли бездонной  пустотой; он весело падал с ящика на пол, а Боря поднимал его и усаживал вновь. Джи смеялся и говорил:

    – А вот не поднимешь меня! – и снова падал.

    Боря, увидев меня, обрадовался:

    – А-а-а, Ванюша, давай забирай своего Капитана, он уже хорош.

    С большим трудом поставив Джи на ноги, я повел его к двери. Шел он послушно, только хихикал и говорил что-то совсем непонятное. Но, когда мы вышли из домика, он вдруг проговорил:

    – Надо поработать кое с какими товарищами, – и, легко вырвавшись от меня, побежал по дорожке меж надгробий и крестов.

    Я успел только крикнуть:

    – Джи, куда же вы?! – но он уже исчез в сумерках.

    Кладбище было большое, и я бросился за ним, боясь потерять его среди могил. Вскоре я выбился из сил, мороз усиливался, а я потерял дорогу назад. Мне уж стали со всех сторон видеться мертвые, как вдруг я услышал, как неподалеку чей– то голос распевал на одной ноте странную песню:

 
Аккордеон себе я купил-л-л-л-л...
Аккордеон себе я купил-л-л-л-л...
Аккордеон себе я купил-л-л-л-л...
И под кровать его положил-л-л-л-л...
 

    Я осторожно двинулся на голос, боясь потерять его, и через несколько минут, к своей радости, увидел Джи, мирно сидящего на могилке в обнимку с юным пионером. Заметив меня, он спросил строго:

    – Ванюша, ты куда это запропастился? Мы с этим товарищем тебя давно поджидаем.

    “Не нравится мне этот пионер”, – подумал подозрительно я.

    Вдруг Джи резко поднялся и, покачиваясь, но крепко держась за гранитный крест, закричал на все кладбище:

    – Наблюдай вечную мистерию жизни и смерти, смерти и жизни! Смерть и жизнь перетекают друг в друга, как вода из серебряного и золотого кубка! Немедленно передай это послание стихиям!

    Я подошел к нему, спотыкаясь в темноте, и стал уговаривать отправляться домой, но Джи смотрел куда-то отсутствующим взглядом. Я обхватил его и повел назад. Тут я вспомнил о подозрительном пионере, который молча наблюдал за нами.

    – А ты что делаешь ночью на кладбище? – спросил я его.

    – Вы лучше о себе позаботьтесь, – сказал он, нехорошо улыбаясь, и, как-то странно пятясь, исчез за могилами.

    В полной темноте мы случайно наткнулись на Мещера, который, что-то заподозрив, пошел нас искать. Увидев Джи, он многозначительно покачал головой:

          – Ну, в таком состоянии через ворота нельзя – сторож донесет на нас в дирекцию кладбища. Будем перетаскивать через забор.

    Мы подошли к забору, скрытому зарослями кустов, и я, забравшись на забор, стал тащить Джи за руки, а Мещер подталкивал его сзади. Джи весил килограммов сто, не меньше, поэтому с большим трудом удалось затащить его на забор. Тут Мещер заявил мне, что дальше я должен сам разбираться, и скрылся в темноте.

    Я усадил Джи, который, казалось, впал в каталептическое состояние, а сам спрыгнул, но, пока я готовился его принять, Джи вдруг наклонился и, как Шалтай-Болтай, свалился прямо на меня. Поднявшись с земли после мощного удара, я отряхнул его и, снова обхватив, повел, как раненого командира, на остановку троллейбуса. Джи молча плелся, пока мы шли по темному переулку. Но, когда мы оказались на ярко освещенной вечерней улице, по которой ходили троллейбусы, Джи стал снова хихикать, что-то громко говорить и вырываться. Я с трудом его успокоил, а затем сообразил, что в метро нам нельзя, потому что милиция тут же задержит нас.

    – Как добраться до Авиамоторной? – спросил я одинокую старушку.

    Она сочувственно посмотрела на Джи, проговорив:

    – Эх, соколик, да как же это ты нагрузился, – и объяснила, как добираться.

    Я подумал: “Ну вот, есть же добрые души”, – и злость от мысли о том, как плохо обо мне думают сейчас окружающие, вдруг исчезла. Остался лишь страх перед милицией и вытрезвителем, а также проверкой документов и выдворением из Москвы. Я негодовал, что Джи так безответственно напился и теперь ставит нас обоих под удар и что мое обучение на Корабле может так бесславно закончиться.

    Пока мы ждали троллейбуса, я спрятал Джи за газетным киоском, а сам высматривал оттуда, как из засады. Джи стоял, прислонившись спиной к стене, свесив голову на грудь, и с комической интонацией повторял одно и то же:

    – Не будь иудушкой, Гурий, не жалей денег на такси...

    “Как же так, – злился я, – пытаюсь его доставить домой, а он меня еще обзывает”.

    Наконец мы оказались на заднем сиденье тускло освещенного троллейбуса; я постарался задвинуть Джи как можно глубже в угол, и, к моему облегчению, оказавшись в тепле, он мирно уснул. Я бдительно следил за остановками и, когда подошла наша, быстро вытащил Джи из троллейбуса. Джи продолжал спать, но ногами передвигал, так что я беспрепятственно довел его до дому.

    Фея открыла дверь и всплеснула руками:

    – Ну, где же вы так погуляли!?

    – На кладбище, – ответил я.

    – Опять, значит, на скотный двор ходил, – сказала Фея.

– Как же вы добрались-то?

    – Я как-то ухитрился довезти его на троллейбусе – слава Богу, в вытрезвитель не забрали.

    – Ты просто герой, – похвалила она. – Ты проявился как настоящий юнга и ученик.

    “Теперь Джи не сможет меня раскритиковать”, – подумал я.

    Мы осторожно уложили его на постель, и я, забравшись в свой спальник, сразу отключился.

    На следующий день я проснулся, когда Джи и Фея уже сидели за столом и пили чай; Джи был снова прежним. Я быстро оделся за шкафом и, умывшись на кухне, вернулся в комнату и подсел к столу.

    – Гурий-то, – сказала Фея, – какой молодец, так достойно проявляется. Не то что его приятель Касьян, который только о себе и думает.

    Допив чай, Джи предложил:

    – Пойдем-ка, братушка, прогуляемся, заодно обсудим ситуацию.

    Мы вышли из подъезда и направились в сторону небольшого парка. Я, стараясь скрыть нетерпение, ждал, когда Джи попросит меня, как обычно, описать происшедшее. Но Джи долгое время шел молча, погруженный в другую реальность, и лишь потом спросил:

    – Каковы твои впечатления от обучающей ситуации у Бори?

    – Вы были настолько хороши, что мы с трудом оттуда выбрались, – ответил я.

    – Я что-то совсем устал после вчерашнего, давай-ка присядем здесь.

    Он поднял валявшуюся ветку и смел ею слежавшийся снег со скамейки. Мы сели, и Джи достал из кармана своего похожего на шинель пальто небольшую плоскую фляжку. Он отвинтил крышечку, не снимая перчаток, и сделал небольшой глоток. Я нетерпеливо ждал, когда Джи признает – то ли словом, то ли жестом – мои вчерашние заслуги. Джи сделал еще глоток и произнес:

    – Обычно я выступаю в роли учителя, то есть объясняю, читаю лекции, утешаю. Но твоя голова не может воспринять бытийное знание, ты можешь это только пережить в обучающей ситуации. И тогда я выступаю в роли бенефактора. Ты можешь это понять на примере ролей, которые играли по отношению к своим ученикам Дон Хуан и Дон Хенаро. Вчера ты оказался в ситуации, которая была проведена в бенефакторском ключе. Вместо того чтобы читать тебе многочасовые лекции о твоих слабых местах, я просто показал их тебе.

 – Мне кажется, что я был вчера единственным, кто как-то еще сохранял контроль над собой и ситуацией. Вы не помните своего состояния, – тут же вспылил я.

    – Ты горд тем, как ты вел себя на кладбище? Но, во– первых, ты забыл главную цель, с которой мы затеяли эту экспедицию, – дать тебе возможность где-нибудь зарабатывать на жизнь.

    Джи сделал паузу, чтобы снова отпить из фляжки.

– Но почему же вы меня не поправили, не остановили?!

    – Ученику дается возможность полного и свободного самоопределения в ситуации.

    Вдруг на аллее, метрах в двадцати от нас, показались два милиционера. Они совсем не обратили внимания на Джи, который спокойно продолжал сидеть, держа фляжку в руке, но на меня они смотрели с подозрительным интересом.

    – Это связано с твоим гневным состоянием, – заметил Джи, когда патруль прошел мимо. – Вчера тебе надо было вызвать такси по телефону, который есть в кладбищенском домике, но ты пожалел денег.

    Я молчал, ибо нечего было ответить.

    – Ты поддался провокации Мещера, обманувшего тебя и заставившего рискованно перелезать через забор. Если бы не твоя жадность, мы спокойно на такси добрались бы до Феи, не ставя себя под удар. Единственное, что ты сделал относительно верно, – это выбрал правильную старушку с хорошим тоналем. Ты очень наивен и горд, совершенно не разбираешься в людях. А еще хочешь плавать на Корабле. В настоящей жизни ты находишься на уровне семилетнего ребенка. Теперь ты видишь свою реальность, – холодно заключил Джи.

    – Вы нанесли такой сильный удар по моему самолюбию, что в одно мгновение я превратился из ловкого оруженосца в никчемного маленького бродяжку, – обиделся я.

    – Я вчера разыграл тебя, – холодно сказал он. – Хотелось увидеть твою реальность.

    – Если бы не мое желание стать небожителем, я бы давно сбежал от вас, – дрожащим голосом произнес я.

    Я чувствовал себя таким несчастным, что едва не заплакал от ощущения собственного ничтожества.

    – Тебя никто не держит, – ответил он. – Жалость к себе обескровливает тебя и крадет остатки твоей энергии. Если ты будешь и дальше поддаваться этому чувству, то вполне можешь умереть прямо здесь, на скамейке.

    Я с удивлением посмотрел на Джи.

    – Ну, – сказал он, – до физической смерти дело не дойдет, а вот все твое тонкое восприятие исчезнет, и ты станешь таким, каким был до встречи с Касьяном.

    Я вдруг ощутил, что моя энергия действительно исчезает неведомо куда, что и давало мне вначале ощущение облегчения и удовольствия. Но теперь оставалась одна только холодная пустота.

    – Что же мне делать? – отчаянно спросил я.

    – Попробуй настроиться на рабочую волну, вспомнить свои цели – зачем ты приехал ко мне в Москву. Это поможет тебе восстановить правильную ориентацию.

    Джи поднялся и зашагал дальше по аллее, а я направился за ним. Когда чистая энергия, исходящая от него, наполнила меня, я вновь стал веселым и бодрым.

    – Сам по себе ты мал и слаб и легко падаешь духом. Но, когда Луч берет тебя на свои крылья, ты можешь летать внутри себя, даже если целиком состоишь из ошибок и проколов.

    В его интонациях я уловил зов вечности, и что-то в моем сердце глубоко отозвалось на его слова.

           – Сегодня я отведу тебя в новую обучающую ситуацию,  – сказал Джи, когда мы на эскалаторе опускались в глубину метро. – Вчера стало ясно, что для работы на кладбище ты пока еще не готов. Попробуй заработать деньги более артистическим способом. Я познакомлю тебя с Маргаритой, известной художницей. Она занимается реставрацией и, если ты расположишь ее к себе, может дать тебе работу.

    – Это как раз то, что мне надо, – радостно заявил я. Мне снова стало интересно: я уже видел себя на диване с роскошной женщиной, участливо смотрящей мне в глаза.

    – Ты сам видишь, – продолжал Джи, – что на обучающие ситуации нужны деньги. Не можешь же ты вечно сидеть на шее у родителей? Не забывай, что мы идем в необычный дом. На этот раз не забудь о своем кубическом сантиметре шанса, будь алертным.

 – Клянусь, – вырвалось у меня, – в этот раз я не упущу своего!

    Джи пристально взглянул на меня и усмехнулся моей страстной интонации.

    Мы вышли из метро в одном из старых районов Москвы и пошли по Бульварному Кольцу, мимо симпатичных зданий начала века. Довольно скоро Джи вошел в подъезд четырехэтажного каменного дома, украшенного кариатидами и гротескными масками, и мы поднялись на последний этаж.

    Дверь открыла интересная брюнетка в светлой блузке и длинной широкой юбке, подчеркивающей упругость ее бедер. Она придерживала наброшенную на плечи темную шаль. Волосы ее были гладко зачесаны и собраны в узел, а карие глаза светились любовью и теплотой.

 – Давненько ты у меня не бывал. Заходи, заходи, – улыбнулась она. – Кто это с тобой, такой серьезный?

    – Это новый юнга из Кишинева, – ответил Джи, переступая через порог. – Он художник-любитель, хочет познакомиться со столичными мэтрами.

    – А как его зовут? – спросила женщина.

    Я решительно шагнул вперед из-за спины Джи:

    – Гурий. Меня зовут Гурий.

    Она слегка отступила назад, иронически улыбнувшись.

    – Мой друг, – заметил Джи, войдя в прихожую, – никуда еще из своей провинции не выезжал и поэтому несколько неуклюж.

    Я повесил свою куртку на вешалку и, пройдя вслед за Джи, искоса осмотрелся. В квартире было две комнаты: просторная гостиная с большими окнами, за которыми виднелся внутренний двор с детской площадкой и высокими деревьями, и небольшая спальня. В гостиной стоял диван, обтянутый коричневым велюром, в углу – шкаф с книгами, рядом с ним висела на стене старинная икона с лампадкой. В центре комнаты стоял большой квадратный стол. На одной его половине лежали в беспорядке куски хлеба, яблоки, сыр; на другой находились тюбики с краской, мелкие необычные ножи и скальпели. Там же лежало старое полотно с изображением сельского пейзажа. На небольшом столике стоял фирменный приемник с магнитофоном; на стенах висело несколько написанных маслом картин, по виду старинных.

    – Присаживайтесь, – сказала Маргарита, указывая на два потертых старинных кресла, и села на диван. – Вот, получила заказ – реставрировать коллекцию одного любителя. Сутками сижу, боюсь не успеть в срок.

    – Интересное совпадение, – сказал Джи. – Мой юный друг как раз ищет возможность поработать и поучиться у мастера.

    – Что же ты умеешь делать? – обратилась она ко мне.

    Я замялся, а потом решительно сказал:

    – Все что потребуется.

    – Ты не похож на человека, который будет делать то, о чем его просят, – иронически заметила Маргарита. – По-моему, к специальности реставратора ты мало пригоден.

    Я испугался, что такая роскошная ситуация уплывает прямо из рук, и сказал:

    – Я могу также убирать и готовить.

    – Ну, – сказала Маргарита, – это большой плюс. Я к жизни мало приспособлена, почти не забочусь о еде и об одежде. Вот эту юбку ношу уже лет пятнадцать, – и она быстро провела ладонями по бедрам.

    Мой взгляд невольно последовал за ее движением, и меня бросило в жар. Маргарита послала мне взглядом легкую усмешку, и я покраснел.

    – Можно попробовать поручить ему первую очистку, – сказала она Джи. – Когда он сможет приступить к работе?

    – Прямо сегодня.

 Я обрадовался, что цель была достигнута так быстро. На очистке я не собирался долго задерживаться.

    – Конечно, – сказал я, стараясь сдержать радостную дрожь в голосе, – прямо сейчас и могу начать. Лишь бы была работа!

    Я и сам удивился страсти, которая прозвучала в голосе, а Маргарита оценивающие посмотрела на меня и благосклонно улыбнулась. Джи иронически усмехнулся.

    Маргарита, сев за стол и взяв кисть, тем не менее, словно ждала чего-то, искоса поглядывая на меня. Мне показалось, что она смотрит так, словно мы заключили не просто деловое соглашение, а нечто большее, даже слегка интимное.

    – Может быть, отметим как-то начало новой работы? – произнес я.

 – И новой дружбы, надеюсь? – насмешливо спросила она.

– Но вот только дома у меня сейчас ничего нет...

    – Это не страшно, я мигом слетаю в магазин.

    – Может быть, – спросил Джи, – и мне с тобой сходить?

    – Я справлюсь сам, – недовольно ответил я, боясь, что он опять меня выставит в смешном свете.

    Джи только слегка улыбнулся:

    – Ну что ж, если ты стремишься быть самостоятельным, не буду тебе мешать.

    Я накинул куртку и, выйдя из дома, нашел поблизости большой гастроном.

    В винном отделе продавался пятизвездочный армянский коньяк, и я взял две бутылки, а к этому еще и дорогую колбасу, консервированного краба, лимоны и хороших сигарет. На  это ушло рублей около шестидесяти, и кошелек заметно уменьшился в размерах. Я обеспокоился на минуту, но затем решил считать это удачным вложением капитала, в расчете на грядущие доходы. Раздражение на Джи сменилось чувством благодарности за то, что он так вознаградил меня после двух тяжелых ситуаций.

    На мой звонок дверь квартиры открыл Джи. Он удивленно посмотрел на бутылки, которые я прижимал к груди, и сказал:

    – Ты просто вылитый князь Обезиани, собравшийся проникнуть в замок царицы Тамары.

    Я насторожился, неожиданно вспомнив, что, по легенде, любовникам царицы Тамары отрубали голову утром, после ночи любви, но решил не придавать шутке значения. Стараясь скрыть свое торжество, я вошел в комнату и поставил бутылки на стол. Маргарита подняла голову, и глаза ее радостно распахнулись.

    – Гурий, – сказала она, – вы настоящий джентльмен. У вас хороший вкус.

    Я покраснел и пробормотал:

    – А где у вас тарелки?

    – В кухонном шкафчике, – сказала она. – Да вы хозяйничайте, распоряжайтесь как дома.

    Быстро найдя тарелки и бокалы, я спросил:

    – Где накрывать на стол?

    – Здесь и накрывайте, – ответила Маргарита, – я должна закончить еще этот угол.

    Я расставил тарелки и бокалы на квадратном столе и пошел на кухню – нарезать овощи и колбасу. Следом вошел Джи и, подойдя к столу, взял ломтик колбасы.

    – Да, – сказал он, – ты не поскупился.

    – Но я ведь скоро начну зарабатывать!

    – Ты всегда видишь только первый ход, и поэтому успех быстро ослепляет тебя. Ну да ничего, может, ты и в самом деле заработаешь.

    Я почувствовал себя вполне обжившимся в этом уютном месте и уже мечтал о том, что может случиться, если я останусь наедине с прекрасной дамой.

    Мы расселись вокруг стола, и я со значительным видом разлил коньяк по рюмкам.

    – Гурий, – произнес патетически Джи, – родом из страны, где развита культура тостов.

    Я поднял рюмку, подражая тому, как это делал мой отец, и значительно произнес:

    – Предлагаю выпить за эту встречу и так удачно начавшееся сотрудничество.

Джи слегка улыбнулся и пригубил из своей рюмки. Карие глаза Маргариты чарующе поблескивали, и я уловил в них пробуждающийся интерес ко мне.

    – Гурий, почему бы тебе не приготовить рис? – вдруг предложил Джи. – Может быть, у нашей хозяйки остались еще запасы?

            – Да, конечно, – сказала Маргарита, – именно рис и остался.

    Я с неохотой встал из-за стола, прихватив с собой рюмку коньяку и сигареты, и отправился на кухню. Но, как только я оказался на кухне, вдруг почувствовал себя легко: не нужно было вести беседу, придумывать тосты – мне не приходилось раньше этого делать.

    Я старательно мыл рис, затягиваясь хорошей сигаретой, и гадал, как пойдет дальше вечер, сколько еще мы с Джи пробудем здесь.

    В этот момент раздался звонок в дверь; я услышал, как Маргарита что-то сказала Джи и пошла открывать. Хотя особого шума не было, я почувствовал, что пришла большая компания. Я подошел к двери кухни с кастрюлей рису и увидел моих знакомых с кладбища во главе с Борей. Я узнал Мещера с и бывшего шпиона, остальные же четверо были мне незнакомы. Мещер нес большой картонный ящик с бутылками водки и портвейна, а Красный Нос – сумку с продуктами.

    “Опять эти парни из нижних миров перебежали мне дорогу”, – недовольно подумал я. Тем не менее, я отметил не без удовольствия, что в ящике было не меньше двадцати бутылок. Маргарита оживленно улыбалась, а я напряженно пытался понять, что может ее связывать с подобными типами.

    – Привет, Гурий, – поздоровался Боря. – Еду, значит, готовишь? – и прошел в комнату.

Мещер и “шпион” только слегка кивнули, и вся компания проследовала за Борей. Я с напряжением ждал, как будут развиваться события дальше, забыв о рисе, потому что присутствие Бори со свитой было прямой угрозой моим уютным  планам.

    Я услышал, как Боря спросил у Джи:

    – Вы не против посидеть с нами?

    – С большим удовольствием посижу, – ответил он.

    Послышался характерный звон выгружаемых бутылок, глухой стук жестянок консервов; на кухне появился “шпион”, достал из ящика стола штопор и, подмигнув мне, скрылся в комнате.

    Я сообразил, что эта кухня ему уже хорошо знакома. Я механически продолжил было мытье риса, но потом мне пришло в голову, что глупо отсиживаться здесь, если Джи уже участвует в ситуации. К тому же я беспокоился о том, что мой дорогой коньяк довольно скоро может исчезнуть.