Текст книги "Всю ночь напролет"
Автор книги: Конни Брокуэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 7
Джек стащил с себя пальто и швырнул его на кресло у двери одной из комнат в лабиринте Уайтхолла, которую отдал в его распоряжение Ноулз. Вот уже целый час прошел с тех пор, как он расстался с Энн, а в голове у него по-прежнему царила полная неразбериха.
Она, должно быть, сочла его безумцем, каким-то сатиром в человеческом облике. Ему стоило немалого труда оторваться от нее, от ее волос, и, когда несколькими минутами спустя высокопоставленные гости все же прибыли, он только что не ринулся прочь из приюта.
Открыв толчком ноги дверь, Джек вошел в маленькую, почти пустую комнату. В последнее время он перестал узнавать самого себя. С этим пора кончать. Ему следует сосредоточиться на своей задаче, отгородившись стеной от всего, что отвлекает. Иначе он может полностью утратить ту выдержку и умение сохранять дистанцию, которые были жизненно необходимы в его деле.
Тут он обернулся и вздрогнул от удивления. Рядом стоял Адам Берк, терпеливо ожидая его указаний. Джек с досады прикусил губу. В тот день он ждал Берка, одного из своих лучших осведомителей. Более того, он сам приказал Адаму явиться, но потом начисто о нем забыл. То, что с ним творилось, глубоко уязвляло его.
– Мне нужен полный отчет обо всех людях, когда-либо состоявших в услужении у каждой из четырех подозреваемых дам, – произнес Джек холодно. – Я хочу знать, где и с кем они спят, кто их родители и где они сейчас находятся. Вы сами справитесь или мне поручить это задание Гриффину?
– Нет, сэр! – живо отозвался Берк. – Вам нет нужды беспокоить мистера Гриффина. Я недавно нанялся в дом к мистеру Фросту, сэр. Вы ведь знаете, что за народ эти слуги. Так можно очень быстро узнать всевозможные сплетни.
– Мне нужны не просто сплетни, Берк, – отрезал Джек. – Мне нужны факты. Надеюсь, я ясно выразился?
– Да, сэр. Мне все ясно, сэр. К концу недели вы будете знать, как зовут троюродную сестру самой последней служанки на кухне!
Тон Джека заставил молодого человека поежиться от страха. Сьюард это заметил и усилием воли приказал себе успокоиться. Если даже он не в духе, юноша в этом нисколько не виноват.
– Не надо смотреть на меня с таким ошарашенным видом, Берк. Извините. Просто у меня сегодня ужасное настроение. Я вовсе не собирался вам грубить.
«Извините?» Глаза Берка округлились, а в его взгляде, устремленном на полковника, было столько благоговения, словно тот был самим божеством во плоти. Из всех офицеров, которых знал юноша, полковник Сьюард, пожалуй, единственный относился к своим подчиненным с тем же уважением, что и к равным себе по званию. Берк шесть лет прослужил в армии, и половину этого срока он состоял при Сьюарде, который доверял ему особые задания. Более справедливого, требовательного и достойного уважения начальника трудно было найти. Не важно, что, по слухам, его детство прошло в работном доме. Берк знал толк в благородстве, а полковник Сьюард в этом отношении, бесспорно, мог служить примером.
– А как насчет самих дам, сэр? – осведомился Берк.
– Можете заодно взяться и за них, – ответил полковник. – Я хочу знать об этих четырех все: например, нет ли у них братьев, которые любят сорить деньгами, или дядюшек, которые содержат любовниц-француженок. Любая зацепка подойдет.
– Будет исполнено, полковник, – ответил Берк и тут же, помрачнев, добавил: – Я в доме всего несколько дней, но мне уже удалось кое-что выяснить. Видите ли, сэр, слуги говорят, будто мистера Фроста в последнее время словно подменили. Он много пьет и повторяет как заведенный ваше имя.
– Это он с горя, Берк. Он потерял сына.
– Но он винит во всем вас, полковник. Он утверждает, что… э-э… что вы…
– Что я угрожал публично обвинить его сына в государственной измене, если только мистер Фрост попытается повредить моему положению в обществе ? – осведомился Джек, не повышая голоса.
– Да, сэр.
– Что ж, это правда. – Откинувшись на спинку кресла, Джек смерил собеседника бесстрастным взглядом. – Вам это почему-то не по нраву, Берк?
– Никак нет, сэр, – ответил тот, в спешке проглатывая отдельные звуки. – Вы всегда делаете то, что должны делать, не больше и не меньше, и вам самому это не в радость. Нет, я не могу сказать, что мне это не по нраву. Но мистер Фрост – совсем другое дело, и, пожалуй, мне стоит присматривать за ним в оба. Он из тех, кто считает, что коли человек ниже его рангом – впрочем, к вам, полковник, это не относится, – то он вправе затыкать ему рот, и то, что ему на этот раз пришлось уступить, сильно его гложет.
– Следите за вашим произношением, Берк, – сказал полковник с мягкой укоризной. – Благородная осанка и изящные манеры откроют перед вами любые двери, но лишь в том случае, если не останется никаких, даже самых малейших указаний на ваше происхождение. А выговор выдает вас с головой.
– Слушаю, сэр. Но, прошу прощения, сэр, вы и сами немного картавите, как шотландец.
– Не всегда, – ответил Джек невозмутимо, – и то лишь потому, что я сам того хочу. Для меня это нечто вроде талисмана, Берк.
Юноша кивнул, хотя намек собеседника остался для него непонятным. Как бы там ни было, Сьюард, вышедший из самых низов, всегда служил для него образцом во всем, и коль скоро полковник пожелал, чтобы Берк выправил свой выговор, пусть будет, как он хочет.
– Что касается мистера Фроста, – продолжал Сьюард, – то я весьма признателен вам за заботу и сделаю все от меня зависящее, чтобы не испытывать впредь терпение этого джентльмена. Ну а теперь, быть может, вы хотите еще о чем-нибудь меня предупредить?
В его голосе чувствовался легкий сарказм, и Берк густо покраснел.
– Нет, полковник. Пожалуй, мне пора.
Юноша учтиво откланялся и вышел. По пути он едва не сбил с ног какого-то пожилого лысеющего джентльмена, который плелся ему навстречу по коридору, едва переставляя ноги. Вероятно, этот старый плут – еще один из присных полковника, решил про себя Берк. На Сьюарда работало множество людей, причем каждый из них даже понятия не имел о существовании остальных.
– Надеюсь, приятель, ты принес ему что-нибудь стоящее, – произнес Берк, широко ухмыльнувшись при виде старика. – Похоже, для нашего полковника настали трудные времена.
Пожилой джентльмен что-то уклончиво пробурчал.
Едва оказавшись в комнате, лорд Ноулз – а это был именно он – бросил раздраженный взгляд через плечо вслед юноше:
– Кто этот юный наглец с лицом Адониса[14]14
Адонис – в греческой мифологии прекрасный юноша, возлюбленный богини любви Афродиты
[Закрыть]?
– Адам Берк, – отозвался Джек рассеянно.
– А кто он такой, этот Адам Берк? – не отступал Ноулз.
– Один из моих подчиненных. Он пользуется большим спросом в лучших домах города как лакей. Богатые господа требуют, чтобы их прислуга не только исправно исполняла свои обязанности, но и радовала при этом самый придирчивый глаз. Кроме того, он очень славный и толковый парень. Не так давно он поступил на службу в дом Фроста.
– Ясно, – отозвался Ноулз и, покряхтывая, опустился в кожаное кресло.
– Прошу простить меня за скверные манеры, сэр. Хотите, я прикажу подать чаю?
– К черту ваши манеры, Джек! – отозвался Ноулз равнодушно. – Я зашел, чтобы поинтересоваться, как у вас дела, и сообщить, что не далее как вчера у одного моего знакомого в Адмиралтействе в весьма резких выражениях потребовали вашей головы.
– Да? – произнес Джек.
– Фрост ворвался к нему в кабинет и принялся поносить вас на чем свет стоит.
Опять этот безутешный отец!
– Надеюсь, что его отзывы обо мне оказались верными. Было бы бессмысленно вешать на меня ярлыки, которых я не заслуживаю, тогда как есть много других, куда более подходящих.
– Не знаю. Меня это мало заботит. Само собой разумеется, Фросту тут же указали на дверь. – Ноулз приложил ко лбу носовой платок. – И все же постарайтесь, чтобы господа из высшего общества не слонялись тут без дела, путаясь у нас под ногами.
– Слушаюсь, сэр.
– Ладно. Ну а теперь, Джек, расскажите, что вам удалось выяснить за те две недели, что вы просиживаете в светских гостиных.
– Я был уверен в том, что Джеймисон предоставил вам мои отчеты.
– Не говорите чепухи, – прервал его Ноулз, громко фыркнув. – Джеймисон сообщает мне лишь жалкие крохи сведений, которыми, по его мнению, я уже располагаю или буду располагать в самом скором времени, но не более того.
Тут он, без сомнения, был прав. Джеймисон и Ноулз вели друг с другом бесконечную игру в жмурки, делясь информацией лишь в той мере, в какой это соответствовало их собственным целям. Все остальные сведения они утаивали, с тем чтобы впоследствии использовать их с выгодой для себя. К сожалению, слишком часто ставкой в этой игре оказывалась карьера, будущее или даже жизнь другого человека, как, например, в случае с Джоном Кашманом.
Воспоминание о последнем не могло не опечалить Джека.
– Джеймисон твердо стоит на том, что, как только вор будет схвачен, он сразу же должен стать жертвой «несчастного случая», – продолжал Ноулз. – По его уверениям, если содержание интересующего нас письма просочится в печать, нам всем грозят крупные неприятности.
– Мне тоже об этом говорили. И не однажды.
Ноулз принялся грызть ноготь.
– Мне кажется, он хочет, чтобы все, кто знает об этом проклятом письме, были устранены.
– Все?
Ноулз вздохнул.
– В этом нет ничего удивительного. Преданность Джеймисона монархии переходит всякие границы.
Джек попытался объединить эти разрозненные данные в некую систему. Очевидно, письмо, о котором шла речь, имело какое-то отношение к королевскому двору, и Ноулз не исключал того, что, как только документ будет возвращен или его уничтожение подтвердится, сам Джек может оказаться лишним свидетелем.
Но тут возникал и другой, еще более интересный вопрос: зачем Ноулзу понадобилось сообщать ему об этом? Все услышанное им сегодня требовало тщательного осмысления… хотя в последнее время он начисто утратил способность анализировать.
– Тот самый грабитель, Джек…
– Сразу же после нашей последней с ним встречи Призрак исчез. Но я убежден в том, что следующая попытка ограбления – лишь вопрос времени, и намерен ее предотвратить.
Ноулз удовлетворенно кивнул и, с трудом поднявшись на ноги, направился к двери.
– Очень хорошо, Джек. И все же постарайтесь поскорее довести расследование до конца, пока Джеймисон не приказал удушить нас обоих в собственной постели только за то, что нам на глаза попалось его драгоценное письмо.
– Да, сэр.
Ноулз немного помолчал.
– Я знаю, вам это может показаться пустой тратой слов, но, верите ли вы мне или нет, я ваш друг, Джек, и хотел бы оставаться им и впредь. Если я когда-нибудь вам понадоблюсь…
– Благодарю вас, сэр, – отозвался Джек учтиво, ожидая от собеседника какого-нибудь знака, который подсказал бы ему, что именно тот надеялся услышать в ответ. Однако ничего подобного не последовало. Дверь открылась и снова закрылась прежде, чем Ноулз успел произнести еще хотя бы слово.
Джек в замешательстве опустился в кресло. Он так и не смог выявить причину, побудившую Ноулза предложить ему свою помощь. Впрочем, в последнее время он вообще стал утрачивать прежнюю ясность рассудка. Будь такое и впрямь возможно, он бы решил, что в его мозг проникла отрава.
Каждую ночь женщина-воровка являлась ему в бесчисленных снах, соперничавших один с другим в эротической откровенности. Охваченный возбуждением и досадой, Джек просыпался по утрам, изнывая от неудовлетворенного желания. Однако и день не приносил ему покоя, ибо каждое утро он подвергался иной, более утонченной пытке. При свете дня его мысли были заняты Энн Уайлдер. Его восхищало в этой даме все: ее столь редкая в высшем обществе прямота, ее манера вести разговор и даже легкий беспорядок в прическе, который, как ни странно, делал ее еще привлекательнее.
Хуже всего было то, что он догадывался о причине своего интереса к этой особе. Пусть она вышла замуж за аристократа, однако ее предки по происхождению вряд ли были немногим выше его самого. О нет! Еще более непростительной глупостью с его стороны было то, что в глубине души он все же лелеял смутную надежду, слабую искру уверенности в том, что она не отвергнет его ухаживаний.
Абсурд!
Энн Уайлдер, каким бы ни было ее прошлое, вышла замуж за человека, которого весь свет считал образцом любви и супружеской верности.
Что в самом деле могло привлечь ее после подобного брака в таком человеке, как он?
Тело Джека покрылось капельками пота. Мышцы его живота сжались до боли от неукротимого желания. Он перевернулся, оказавшись над упругим, стройным телом.
Накрыв собой хрупкую фигуру женщины, Джек вошел в нее, и ее бедра тут же начали медленно, плавно двигаться, делая его обладание более полным и утверждая ее собственную власть над ним. Он вздрогнул, едва его обдало жаром ее тела, которое крепко прижималось к нему, лишая рассудка.
Джек обхватил руками ее ягодицы и приподнял их, проникая еще глубже внутрь ее лона. Она испустила долгий, судорожный вздох.
– Ты меня хочешь? – резко спросила воровка. Ответом ей было новое настойчивое движение его плоти, поскольку никакие слова не могли выразить всей силы его влечения к ней.
– Ты меня хочешь? – не отступала она. Ее ладони скользнули вниз по его спине, еще крепче прижимая его к себе.
Ему хотелось с наслаждением впиться в ее губы, почувствовать охвативший ее экстаз. Физическое возбуждение, казалось, вонзалось в него тысячью мелких коготков, требуя утолить голод. Его тело трепетало, стремясь к неизбежному завершению. Он слышал свое тяжелое, прерывистое дыхание. Каждый мускул в нем дрожал от натуги.
– Хочешь? – прошептала она.
– Да, – признался он. – Да!
И тут она исчезла. Растворилась, словно ее и не было Запрокинув голову, Джек зарычал от ярости и проснулся.
Открыв глаза, он испытал раздражение и крайнее недовольство собой. Возбуждение, которое так мучило его ночью, не проходило. Все его тело изнывало от напряжения и неутоленной страсти, словно похоть была чем-то вроде кнута, которым его истязали в этих проклятых снах. С его встречи с воровкой прошел уже целый месяц, но в последнее время ночные видения заметно участились, доставляя ему немало терзаний.
Джек закрыл глаза. Он ясно ощущал вкус бургундского вина на губах женщины, чувствовал каждый мягкий изгиб ее прильнувшего к нему тела…
Ради ее же блага он надеялся, что, когда он наконец поймает воровку, они будут не одни. В противном случае ей несдобровать…
Глава 8
Энн оказалась права. Веддер был отъявленным распутником, к тому же еще и мерзавцем. София гневно уставилась на свое отражение в кривом зеркале, дав волю слезам, обильно струившимся из ее огромных блестящих глаз. Что ж, она была готова отдать должное проницательности своей кузины. Пусть хоть это ей послужит утешением.
Даже не взглянув напоследок на выведенные аккуратным почерком строчки, она скомкала в кулаке записку Веддера и бросила в камин. Бумага тут же превратилась в огненный шарик.
Так, значит, лорд Веддер никогда ее не любил. Но когда она встречалась с ним по утрам в парке и следовала за ним в укромную беседку, позволяя ему делать с собой все, что угодно, познавая множество восхитительных тонкостей, связанных с отношениями между мужчиной и женщиной, Веддер утверждал обратное. Слава Богу, что ей не пришло в голову повторять за ним подобные слащавые глупости. По крайней мере с этим она могла себя поздравить.
Приподняв подбородок, София с вызывающим видом уставилась на свое отражение в зеркале. Так вот как выглядит со стороны падшая женщина! В таком случае ей это зрелище по вкусу. Едва получив записку Веддера, она оторвала от своего нового платья тонкую кружевную кайму и швырнула в огонь. Пожалуй, ей даже стоит быть признательной лорду Веддеру за его наставления, сколь бы поверхностными они ни были. Правда, их свидания доставляли гораздо больше удовольствия Веддеру, чем ей самой. На деле радости плоти оказались не более чем просто приятным времяпровождением, как если бы вам предложили молоко вместо сливок.
Но если даже такой холодный эгоист, как лорд Веддер, умел при случае угодить даме, то легко себе представить, насколько лучше чувствуешь себя рядом с Джеком Сьюардом… София задумчиво прищурилась. Из записки Веддера следовало, что она должна была чахнуть по нему, предаваться отчаянию и лить реки слез. Да будь он проклят, этот Веддер! Если, как он утверждает, ее честь навсегда погибла, то по крайней мере из этого можно извлечь выгоду.
София улыбнулась собственному отражению. Теперь настала пора узнать вкус сливок. И сегодня на музыкальном вечере, устраиваемом лордом Стрэндом, она намеревалась их отведать.
Норты появились на вечере у лорда Стрэнда задолго до прибытия высокопоставленных гостей. Однако Малкольм твердо решил не пропустить ни одной партии в карты, а София – ни одного приглашения на танец.
– Надеюсь, этот Сьюард не станет снова увиваться вокруг Софии, – произнес Малкольм, заняв место на оттоманке рядом с Энн. – Ты ведь знаешь, что он незаконнорожденный. Не слишком приятная компания.
У Энн не нашлось слов для ответа. «Приятный» было одним из тех определений, которые не имели никакого отношения к Джеку Сьюарду. Благовоспитанный, степенный, изысканный – да, пожалуй. Однако Джека Сьюарда ни по каким меркам нельзя было назвать приятным.
– Он малый пронырливый, – продолжал Малкольм. – То его нигде не видно, то вдруг видишь его повсюду. Постарайся отвадить его, если сможешь, Энн, но только осторожно. Не забывай, что он пользуется благосклонностью самого регента.
– Хорошо, я попробую, – ответила Энн, не зная, о чем ей молить Бога – чтобы она встретила Джека или, напротив, чтобы его здесь не оказалось.
Всего лишь два дня назад он стоял за ее спиной, поправляя ей прическу и подавляя ее своим ростом, широкими плечами и мужественностью. По его вине она чувствовала себя совершенно опустошенной. Она знала, что Сьюард следовал за нею до самого приюта, надеясь застигнуть с поличным на месте преступления. Ей было известно и то, что его повышенный интерес к ней объясняется подозрением. Он просто исполнял свой долг, и вместе с тем, когда Джек коснулся ее волос и посмотрел прямо в глаза, Энн померещился в его взгляде огонек, сродни пламени, которое охватило ее тогда в спальне леди Коттон.
И что только она вобрала себе в голову! Разве в ту ночь она не пыталась соблазнить Джека с тем, чтобы отвлечь его от порученного задания? Без сомнения, и он способен поступить точно так же, используя ее влечение к нему в собственных целях. Едва ли ее тяга к нему ускользнула от его внимания, как, впрочем, и то, насколько близко к сердцу она принимала все, что касалось его.
О да, Энн хотела получить от него то, что мог дать ей лишь он один. Она хотела оказаться в его объятиях. Раствориться в урагане его страсти…
– О черт! – внезапно воскликнул Малкольм. – Совсем забыл тебе сказать. На днях я случайно встретился с Джулией Нэпп. Она передает тебе привет.
Энн замерла. Джулия Нэпп была первой любовью Мэтью, его единственной настоящей любовью. Насколько Энн было известно, Джулия так и не вышла замуж, оставшись верной памяти человека, который ее бросил. Впрочем, она никогда и ни в чем не упрекнула ни Мэтью, ни его невесту.
Вскоре после объявления о помолвке Джулия прислала Энн письмо. Сердцу не прикажешь, говорилось в нем. Энн, должно быть, замечательная девушка, коль скоро Мэтью отдал ей свою любовь, и она, Джулия, желает им обоим всяческих благ.
То, что мисс Нэпп до сих пор оставалась старой девой, подобно кинжалу ранило Энн в самое сердце. Но, раз Джулия сейчас в городе, не значит ли это, что она решила снова появиться на ярмарке невест? А если ей удастся наконец найти свое счастье, то почему сама Энн не вправе последовать ее примеру? Эта мысль вселила в нее надежду.
– Она собирается остаться в городе до конца сезона? – спросила Энн.
– А? Что? Ты имеешь в виду Джулию Нэпп? – отозвался Малкольм, почесывая подбородок. – Не знаю. Не спрашивал. Хотя я не представляю себе, зачем ей это нужно. Сейчас ее, пожалуй, можно назвать перезрелой.
– Ох, Малкольм! Она же всего несколькими годами старше меня.
– Вот именно, – подхватил Малкольм, – а ты вот уже пять лет как вдова.
«Неудивительно, что у Софии такой великодушный нрав, – подумала про себя Энн не без сарказма. – Видимо, он достался ей по наследству».
Осушив бокал портвейна, Малкольм поставил его на пол рядом с креслом и сложил руки на коленях. Затем он с приглушенным кряхтеньем поднялся на ноги и стал озираться по сторонам, пока случайно не заметил одного из своих друзей.
– Пожалуй, мне стоит обойти приглашенных и поприветствовать их, Энн. Не забудь о том, что я сказал, и постарайся сделать так, чтобы этот Сьюард держался подальше от Софи. И куда только, в конце концов, подевалась эта девчонка? – Тут Малкольм удалился, оставив Энн одну на обитой пурпурной тканью оттоманке.
Она задержалась в гостиной еще на несколько минут, и по коже у нее от напряжения забегали мурашки. Ей хотелось поскорее покинуть эту комнату, спрятаться куда-нибудь от Джулии Нэпп… и от Джека Сьюарда. За пять лет вдовства Энн удалось найти единственное место, где ее не преследовало чувство вины, но Джек Сьюард позаботился о том, чтобы она лишилась и этого последнего прибежища. Она не осмеливалась снова отправиться в путешествие по крышам, зная, что он не спускает с нее глаз.
Наконец Энн встала. Где же София? Прошло уже три четверти часа с тех пор, как ее воспитанница удалилась, опираясь на руку лорда Стрэнда. В том, что касалось здравого смысла, Энн доверяла девушке не больше, чем любимому спаниелю своего дяди – суке, впервые вступившей в пору течки. Поэтому она из гостиной направилась по коридору в дальние комнаты особняка, реже других посещаемые гостями.
– Миссис Уайлдер?
Голос, похожий на шелест наждачной бумаги, ласкал ей слух.. Ведь это был голос Джека. Лишь по охватившему ее в тот же миг облегчению Энн поняла, до какой степени ее пугала мысль, чго София была с ним.
Обернувшись, она увидела его совсем близко от себя. Его суровое, пересеченное шрамом лицо не нуждалось в маске. Кто бы мог догадаться, что скрывается за этой безукоризненной вежливостью?
Энн стоило немалого труда разобраться в собственных чувствах. Нетерпение, облегчение и радость сплелись в запутанный клубок, к которому примешивался и легкий страх. Но страх, как она, увы, слишком поздно успела убедиться, тоже обладает особой притягательной силой.
Джек склонил голову, пытаясь по облику Энн догадаться о ее настроении. Он как раз беседовал с леди Диббс, когда неожиданно для себя обнаружил, что Энн Уайлдер скрылась в пустом коридоре. Он приказал себе не обращать на это внимания, оставшись еще на некоторое время с леди Диббс и утоляя ее ненасытное любопытство. Однако Энн выглядела обеспокоенной. Терпения Джека хватило ровно на пять минут, после чего он отправился за нею следом.
– Полковник Сьюард! – приветствовала его Энн.
Джек, пожалуй, мог поверить в то, что его вид вызвал у нее облегчение, разгладившее морщинки на ее лбу, но приветливая улыбка, смягчившая суровое выражение ее чувственных губ, разумеется, могла объясняться только игрой света и его собственного воображения.
– Я как раз любовалась коллекцией старинных картин, – пояснила она.
– Вы позволите мне вас сопровождать?
Сейчас она начнет жеманничать, как поступила бы на ее месте любая, даже самая красивая женщина, едва заподозрив, что джентльмен покинул другую даму, чтобы ухаживать за ней. Это соображение пришло ему на ум вовсе не из тщеславия. Джек отдавал себе отчет в силе своих чар и хорошо понимал, что в значительной мере обязан ими тому обстоятельству, что, выглядя со стороны вполне доступным, он вместе с тем оставался в глазах общества кем-то вроде изгоя.
Однако Энн не собиралась жеманничать. Она колебалась, словно не была уверена в том, как поступить, не нарушая приличий. Он мог бы ответить на этот вопрос. Ей следовало принять его предложение. Ее терпят в обществе только из уважения к памяти человека, надевшего ей на палец обручальное кольцо. Тем не менее сама мысль о том, что Энн согласна находиться рядом с ним лишь в угоду правилам хорошего тона, уязвляла Джека, а это, в свою очередь, приводило его в смущение.
Итак, Сьюард терпеливо ждал и вместо того, чтобы прийти Энн на помощь, пытался запечатлеть в памяти несколько суровые и экзотические черты ее лица, зная, что она навсегда останется для него мерилом, по которому он будет оценивать всех прочих женщин.
– Мне бы не хотелось отрывать вас от более приятного общества, и я ничуть не против быть предоставленной самой себе, – пробормотала она наконец.
– А разве у меня есть более приятное общество? – ответил он. – Столь же приятное, может быть, но так как меня всегда учили, что от добра добра не ищут, то утверждать я не берусь.
Она улыбнулась, однако это было не более чем светской любезностью.
– Сказано очень мило. Благодарю вас, сэр, и принимаю ваше предложение.
Джек подал ей руку, и Энн оперлась на нее так легко, что он почти не ощутил этого. Лишь тогда Джек понял свою ошибку. Пусть манеры и вынудили ее смириться с его присутствием, однако они были не настолько совершенны, чтобы она могла скрыть свое отвращение от телесного контакта с ним.
Впрочем, чего еще он мог ожидать после того, как несколько дней назад допустил по отношению к ней столь непростительную фамильярность? «Ее приветливая улыбка – до чего же я оказался прав, сочтя ее простой игрой воображения», – промелькнуло в голове у Джека, и он не спеша повел ее за собой дальше по коридору.
– Вам когда-нибудь приходилось здесь бывать? – спросил он ее после долгого молчания.
– Да, – ответила Энн. – Очень давно. Вскоре после моего замужества.
– Значит, это было не так уж давно, – произнес он мягко. – Вы еще очень молоды.
Ее лицо, внешне спокойное, на миг потемнело.
– Если считать на годы, то да, с тех пор минуло не так много времени. Но если вести счет на минуты, то получится огромный срок, – пробормотала Энн и затем, не сбавляя шага, добавила: – Извините меня. Я, наверное, утомила вас своими философскими рассуждениями.
Джек с удивлением посмотрел на нее. В прекрасных глазах, устремленных на него, чувствовалось столько боли и усталости, что ему вдруг захотелось снять с нее непосильное бремя, заставить этот нежный ротик приоткрыться в улыбке… Идея показалась ему весьма заманчивой, хотя он сам понимал, насколько смехотворным был его порыв.
Охваченный смятением, Джек первым прервал молчание. Он приподнял голову и, нахмурившись, уставился с рассеянным видом на вазу из алебастра, водруженную на мраморный постамент.
– Вам она не нравится?
Несмотря на вежливый тон вопроса Энн, она то и дело окидывала взглядом коридор, словно в поисках какого-нибудь предлога, чтобы от него отделаться. Она отвергает его, с горечью подумал Джек.
– Почему же, нравится, – отозвался он уныло. – Это парная ваза, вторую разбили при доставке.
– Какая жалость!
– Да, – пробормотал он, следя за ее глазами, беспокойно перебегавшими с одного предмета на другой. – Я предупреждал Томаса, что она слишком хрупка для того, чтобы ее перевозить.
– Вы были с лордом Элджином[15]15
Элджин, Томас (1766-1841) – английский дипломат, археолог-любитель, посланник в Турции в 1799-1803 годах. Вывез из Греции ценнейшую коллекцию памятников древнегреческой культуры («мрамор Элджина»)
[Закрыть]? – спросила Энн, остановив наконец взор на его лице.
– Да.
Джек не стал распространяться о том, что он находился в Греции с целью подготовить почву для последующего сокрушительного поражения Наполеона при Александрии.
– Мне бы очень хотелось побывать в Греции. – Энн сказала это равнодушно, словно поддерживала разговор с ним только из приличия.
– Вы могли бы послужить моделью для одной из античных статуй.
Ее смех был мелодичным и заразительным, он был бы не прочь услышать его еще раз.
– И какой же именно статуи, полковник?
«Персефоны, богини подземного царства. Обрученной с тьмой, но рвущейся к свету», – подумал Джек.
– О, для любой, – ответил он. – У вас классическая внешность.
Глаза Энн округлились, после чего она отвернулась.
– Мне не следовало позволять себе подобную дерзость, – произнес Джек и остановился, заставив ее сделать то же самое. – Прошу вас простить меня.
Он был готов проклинать собственную неловкость. Щеки молодой женщины вспыхнули, и она больше не смотрела на него. Ей явно хотелось от него избавиться. Он понял это с самого начала и не мог продолжать делать вид, будто не замечает ее антипатии. Джек осторожно снял ее затянутую в перчатку руку со своего рукава – что оказалось более чем просто – и поклонился:
– Извините меня, миссис Уайлдер. Вы, конечно, собирались совершить эту прогулку в одиночестве, а я вам помешал. Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
Энн удивленно уставилась на Джека. Ей то и дело приходилось напоминать себе о необходимости поскорее разыскать Софию, хотя более всего на свете она желала наслаждаться его близостью, даже несмотря на то что продолжала бояться его.
– Вы неверно поняли причину моего беспокойства, полковник, – произнесла она поспешно. – Полагаю, вы сохраните доверенное вам в тайне, сэр, если я скажу, что не столько сожалею о вашем обществе, сколько об отсутствии другого. Видите ли, я не знаю, с кем сейчас моя племянница, и это внушает мне опасения. София исчезла около часа назад, и я до сих пор не могу ее найти.
Какое-то время он не сводил с нее испытующего взгляда.
– Не могу ли я вам помочь в ваших поисках?
– Буду очень признательна, полковник.
С серьезным видом Джек снова подал ей руку и проводил через бесконечную анфиладу комнат, от пышного убранства которых рябило в глазах. На этот раз он точно знал, куда направляется.
Они наскоро осмотрели каждую из комнат, но прошло не менее четверти часа, прежде чем из-за закрытой двери до них донесся смех Софии. Энн насторожилась, не ведая, какое зрелище предстанет ее взору.
Полковник Сьюард ободряюще ей улыбнулся.
– Все будет в порядке, даю вам слово, – сказал он мягко, и ей почему-то хотелось ему верить. Лишь сейчас, в минуту тревоги, Энн сумела присмотреться к нему получше и оценить его врожденный такт. Он, бесспорно, был настоящим джентльменом.
Ей казалось странным открытие, что Ищейка из Уайтхолла, человек, у которого на совести было немало ужасных вещей, мог проявить сдержанность и деликатность. Вместе с тем у нее не возникало сомнений в том, что он вполне заслужил свое прозвище Джека Дьявола.
На какое-то мгновение воспоминания интимного характера, неизменно оживавшие в ней при виде Сьюарда, оказались вытесненными чувством внутренней близости с ним… чем-то очень похожим на дружбу. До сих пор у нее никогда не было друзей среди мужчин. «Как, впрочем, и теперь нет», – напомнила себе сурово Энн. Она затеяла с этим опасным человеком рискованную игру, и ей ни в коем случае не следовало об этом забывать.
Джек распахнул дверь. Четверо мужчин – лорд Веддер, лорд Стрэнд и двое молодых людей, которых Энн не знала, – расположились за зеленым игорным столом, во главе которого восседала София.
