Текст книги "Думы"

Автор книги: Кондратий Рылеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

VI. Боян

Сочинитель известного _Слова о полку Игореве_ называет Бояна _Соловьем старого времени_. Неизвестно, когда жил сей славянский бард. Н. М. Карамзин, в _Пантеоне Росс. Авторов_, говорит о нем так: «Может быть, жил Боян во времена героя Олега; может быть, пел ем славный поход сего аргонавта к Царю-граду, или несчастную смерть храброго Святослава, который с горстию своих погиб среди бесчисленных печенегов, или блестящую красоту Гостомысловой правнуки Ольги, ее невинность в сельском уединении, ее славу на троне». Не менее правдоподобно, что Боян был певцом подвигов Великого Владимира и знаменитых его сподвижников: Добрыни, Яна Усмовича, Рогдая. Можно предполагать, что при блистательном дворе Северного Карломана находились и песнопевцы: их привлекали великолепные пиршества, богатырские потехи и приветливость доброго князя; а славные победы над греками, ляхами, печенегами, ятвягами и болгарами могли воспламенить дух пиитизма в сих диких сынах Севера. И грубые норманны услаждали слух свой песнями скальдов.

На брег Днепра, разбив болгар,

Владимир-Солнце возвратился

И в светлой гриднице, в кругу князей, бояр,

На шумном пиршестве с друзьями веселился.

Мед, в стариках воспламенивши кровь,

Протекшую напомнил младость,

Победы славные, волшебницу-любовь

И лет утраченных былую радость.

Беспечнее веселый круг шумел,

10 Звучнее гусли раздавались.

Один задумчиво Боян сидел;

В нем думы думами сменялись..

"Какое зрелище мой видит взор! -

Мечтал певец унылый: -

Бояр, князей и витязей собор,

И государь, народу милый!

Дивятся их бесчислию побед

Иноплеменные державы,

И служит, трепеща, завистливый сосед

20 Для них невольным отголоском славы.

Их именами все места

Исполнены на Севере угрюмом,

И каждый день из уст в уста

Перелетают с шумом…

И я, дивяся их делам,

Пел витязей – и сонмы умолкали,

И персты вещие, по золотым струнам

Летая, славу рокотали! {1}

Но, может быть, времяy губительных полет

30 Всесокрушающею силой

Деянья славные погубит в бездне лет,

И будет Русь пространною могилой!..

И песни звучные Бояна-соловья

На пиршествах не станут раздаваться,

Забудут витязей, которых славил я,

И память их хвалой не будет оживляться.

Ах, так – предчувствую: Бояна вещий глас

Веков в пучине необъятной,

Как эхо дальное в безмолвной ночи час

40 Меж гор, умолкнет невозвратно…

По чувствам пламенным не оценит

Певца потомок юный;

В мрак неизвестности все песни рок умчит,

И звучные порвутся струны!

Но отлети скорей,

Моей души угрюмое мечтанье,

Не погашай последней искры в ней

Надежды – жить хоть именем в преданье".

1821

VII. Мстислав Удалый

Ф. В. Булгарину {1}

Мстислав, сын Владимира Великого, был удельный князь Тмутараканский. Столица сего княжества, Тмутаракань (древняя Таматарха), находилась на острове Тамани, который образуют рукава реки Кубани при впадении ее в Азовское море. В соседстве жили косоги, племя горских черкесов. В 1022 году Мстислав объявил им войну. Князь Косожский, Редедя, крепкотелый великан, по обычаю богатырских времен предложил ему решить распрю единоборством. Мстислав согласился. Произошел бой: Тмутараканский князь поверг врага и умертвил его. Косоги признали себя данниками Мстислава. Он умер около 1036 года. Летописи называют его Удалым.

Как тучи, с гор текли косоги;

Навстречу им Мстислав летел.

Стенал поморья брег пологий,

И в поле гул глухой гремел.

Уж звук трубы на поле брани

Сзывал храбрейших из полков;

Уж храбрый князь Тмутаракани

Кипел ударить на врагов.

Вдруг, кожею покрыт медведя,

10 От вражьих отделясь дружин,

Явился с палицей Редедя,

Племен косожских властелин.

Он к войску шел, как в океане

Валится в бурю черный вал,

И стал, как сосна, на кургане

И громогласно провещал:

"Почто кровавых битв упорством

Губить и войско и народ?

Решим войну единоборством:

20 Пускай за всех один падет!

Иди, Мстислав, сразись со мною:

И кто в сей битве победит,

Тому владеть врага страною

Или отдать ее на щит!"

"Готов!" – князь русский восклицает

И, грозный, стал перед бойцом,

С коня – и на курган взлетает

Удалый ясным соколом.

Сошлись, схватились, в бой вступили.

30 Могущ и князь и великан!

Друг друга стиснули, сдавили;

Трещат… колеблется курган!..

Стоят – и миг счастливый ловят;

Как вихрь крутятся… прах летит…

Погибель, падая, готовят,

И каждый яростью кипит…

Хранят молчание два строя,

Но души воинов в очах:

Смотря по переменам боя,

40 В них блещет радость или страх.

То русский хочет славить бога,

Простерши длани к небесам;

То вдруг слышна мольба косога:

"О! помоги, всевышний, нам!"

И вот князья, напрягши силы,

Друг друга ломят, льется пот…

На них, как верви, вздулись жилы;

Колеблется и сей и тот…

Глаза, налившись кровью, блещут,

50 Колена крепкие дрожат,

И мышцы сильные трепещут,

И искры сыплются от лат…

Но вот Мстислав изнемогает -

Он падает!.. конец борьбе…

"Святая дева! – восклицает: -

Я храм сооружу тебе!.."

И сила дивная мгновенно

Влилася в князя… он восстал,

Рванулся бурей разъяренной,

60 И новый Голиаф упал!

Упал – и стал курган горою…

Мстислав широкий меч извлек

И, придавив врага пятою,

Главу огромную отсек.

1822

VIII. Михаил Тверской

Ф. В. Булгарину

Несчастный Михаил, сын Тверского князя Ярослава Ярославича, по смерти Андрея Александровича (1304 г.) должен был вступить на великокняжеский престол; но племянник его, Георгий Данилович, князь Московский, начал оспоривать у него сие право. Россия находилась тогда под владычеством моголов: оба князя отправились в Орду, и хан (Тохта) утвердил Михаила. Более десяти лет протекло мирно; но злоба не угасла в сердце Георгия, он не пропускал случая вредить Михаилу. Между тем Тохта умер (1312 г.); ему наследовал сын его, Узбек. Несогласия князей возобновились, и Георгия призвали в Орду (1315 г.). Целые три года он раболепствовал перед Узбеком, дарами и происками снискал себе милостивое расположение и, в довершение всего, женился на сестре его Кончаке (1318 г.). Хан наименовал Георгия старейшим из князей русских и дал ему войско. Михаил выступил к нему навстречу, сразился и одержал победу: татарский полководец Кавгадый и супруга Георгия впали в плен; последняя умерла скоропостижно в Твери. Раздраженный Узбек призвал Михаила в Орду, жестоко истязал его и, наконец, велел лишить жизни. Церковь причла сего князя-страдальца к лику св. мучеников.

За Узбеком вслед влекомый

Кавгадыем, Михаил

В край чужой и незнакомый

С сыном юношей вступил.

Мчался Терек быстрым бегом

Меж нависших берегов;

Зрелись гор хребты под снегом

Из-за сизых облаков.

Стан Узбеков за рекою,

10 На степи, в глуши пестрел;

Всюду воины толпою;

Всюду гул глухой шумел.

Ветхим рубищем покрытый,

С мрачной грустию в груди,

Князь-страдалец знаменитый

Сел в цепях на площади.

Несчастливца обступили

Любопытные толпой:

"Это князь был! – говорили

20 И качали головой. -

Он обширными странами,

Как Узбек наш, обладал;

Он с отважными полками

Кавгадыя поражал!.."

В речи вслушавшись чужие,

Загрустил сильнее князь;

Вспомнил славу – и впервые

Слезы брызнули и" глаз.

"До какого униженья, -

30 Он мечтал, потупя взор, -

Довели нас заблужденья

И погибельный раздор!

Те, которых трепетали

Хитрый грек и храбрый лях,

Ныне вдруг рабами стали

И пред ханом пали в прах!

Я любил страну родную

И пылал разрушить в ней

Наших бед вину прямую:

40 Распри злобные князей.

О Георгий! ты виною,

Ты один тому виной,

Если кровь сограждан мною

Пролита в стране родной!

Ты на дядю поднял длани;

Ты в душе был столь жесток,

Что на Русь всю лютость брани

И татар толпы навлек!

Смерть свою давно предвижу;

50 Для побега други есть, -

Но побегом не унижу

Незапятнанную честь!

Так, прав чести не нарушу;

Пусть мой враг, гонитель мой,

Насыщает в злобе душу

Лютым мщеньем надо мной!

Пусть вымаливает казни!

Тверд и прав в душе своей,

Смерть я встречу без боязни,

60 Как в боях слетался с ней.

Не хочу своим спасеньем

На родимый край привлечь

Кавгадыя с лютым мщеньем

И Узбека грозный меч!"

Подкрепленный сею думой,

Приподнялся Михаил

И, спокойный, но угрюмой,

Тихо в свой шатер вступил.

Кавгадыем обольщенный,

70 Между тем младый Узбек,

В сердце трепетный, смятенный,

Смерть невинному изрек…

Уж Георгий с палачами

И коварный друг царя

Шли поспешными шагами

К жертве, злобою горя…

Пред иконою святою

Михаил псалом читал;

Вдруг с той вестью роковою

80 Отрок княжеский вбежал…

Вслед за ним убийцы с криком

Ворвались в густых толпах:

Блещет гнев во взоре диком,

Злоба алчная в чертах…

Ворвалися – и напали…

Как гроза в глухой ночи,

Над упавшим засверкали

Ятаганы и мечи…

Кровь из язв лилась струею…

90 И пробил его конец:

Сердце хладною рукою

Вырвал дикий Романец {1}.

Князь скончался жертвой мщенья!

С той поры он всюду чтим:

Михаила за мученья

Церковь празднует святым.

1821 или 1822

IX. Димитрий Донской

Подвиги великого князя Димитрия Иоанновича Донского известны всякому русскому. Он был сын великого князя Московского Иоанна Иоанновича, родился в 1350 году, великокняжеский престол занял 1362 года. Владычествовавшая над Россиею Золотая или Сарайская Орда в его время раздиралась междоусобиями. Один из князей татарских, Мамай, властвовал там, под именем Мамант-Салтана, слабого и ничтожного хана. Недовольный великим князем, Мамай отправил (в 1378 г.) мурзу Бегича со множеством татарского войска; ополчение Димитрия встретило их на реке Воже, сразилось мужественно и одержало победу. Раздраженный Мамай, совокупив еще большие толпы иноплеменников, двинулся с ними к пределам России. Димитрий вооружился; противники сошлись на Куликовом поле (при речке Непрядве, впадающей в Дон); бой был жестокий и борьба ужасная (8 сентября 1380 г.). На пространстве двадцати верст кровь русских мешалась с татарскою. Наконец Мамай предался бегству, и Димитрий восторжествовал. Сия знаменитая победа доставила ему великую славу и уважение современников. Потомство наименовало его Донским. Димитрий умер в 1389 году.

"Доколь нам, други, пред тираном

Склонять покорную главу

И заодно с презренным ханом

Позорить сильную Москву?

Не нам, не нам страшиться битвы

С толпами грозными врагов:

За нас и Сергия {1} молитвы

И прах замученных отцов!

Летим – и возвратим народу

10 Залог блаженства чуждых стран:

Святую праотцев свободу

И древние права граждан.

Туда! за Дон!.. настало время!

Надежда наша – бог и меч!

Сразим моголов и, как бремя,

Ярмо Мамая сбросим с плеч!"

Так Дмитрий, рать обозревая,

Красуясь на коне, гремел

И, в помощь бога призывая,

20 Перуном грозным полетел…

"К врагам! за Дон! – вскричали поиски, -

За вольность, правду и закон!" -

И, повторяя клик геройский,

За князем ринулися в Дон.

Несутся полные отваги,

Волн упреждают быстрый бег;

Летят, как соколы, – и стяги

Противный осенили брег.

Мгновенно солнце озарило

30 Равнину и брега реки

И взору вдалеке открыло

Татар несметные полки.

Луга, равнины, долы, горы

Толпами пестрыми кипят;

Всех сил объять не могут взоры…

Повсюду бердыши блестят.

Идут как мрачные дубравы -

И вторят степи гул глухой;

Идут… там хан, здесь чада славы -

40 И закипел кровавый бой!..

"Бог нам прибежище и сила! -

Рек Дмитрий на челе полков. -

Умрем, когда судьба судила!"

И первый грянул на врагов.

Кровь хлынула – и тучи пыли,

Поднявшись вихрем к небесам,

Светило дня от глаз сокрыли,

И мрак простерся по полям.

Повсюду хлещет кровь ручьями,

50 Зеленый побагровел дол:

Там русский поражен врагами,

Здесь пал растоптанный могол,

Тут слышен копий треск и звуки,

Там сокрушился меч о меч.

Летят отсеченные руки,

И головы катятся с плеч.

А там, под тению кургана,

Презревший славу, сад и свет,

Лежит, низвергнув великана,

60 Отважный инок Пересвет {2}.

Там Белозерский князь и чада {3},

Достойные его любви,

И окрест их татар громада,

В своей потопшая крови.

Уж многие из храбрых пали,

Великодушный сонм редел;

Уже враги одолевали,

Татарин дикий свирепел.

К концу клонился бой кровавый,

70 И черный стяг {4} был пасть готов, -

Как вдруг орлом из-за дубравы

Волынский {5} грянул на врагов.

Враги смещались – от кургана

Промчалось: "Силен русский бог!" {6} -

И побежала рать тирана,

И сокрушен гордыни рог!

Помчался хан в глухие степи,

За ним шумящим враном страх;

Расторгнул русский рабства цепи

80 И стал на вражеских костях!..

Но кто там, бледен, близ дубравы.

Обрызган кровию лежит?

Что зрю?.. Первоначальник славы {*},

Димитрий ранен… страшный вид!..

Ужель изречено судьбою

Ему быть жертвой битвы сей?

Но вот к стенящему герою

Притек сонм воев и князей.

Вот, преклонив трофеи брани,

90 Гласят: "Ты победил! восстань!"

И князь, воздевши к небу длани:

"Велик нас ополчивший в брань!

Велик! – речет, – к нему молитвы!

Он Сергия услышал глас;

Ему вся слава грозной битвы;

Он, он один прославил вас!"

1822

{* Выражение летописца.}

X. Глинский

Князь Михаил Львович Глинский некогда знатный и богатый литовский вельможа. Род его происходил от татарского князя, выехавшего из Орды во времена в‹еликого› к‹нязя› Витовта. Воспитанный в Германии, Глинский принял тамошние обычаи, долго служил императору и отличался храбростию и умом. Возвратясь в отечество, он снискал милость короля Александра и был его любимцем и другом. Когда (в 1508 г.) Сигизмунд сделался королем, завистники обнесли пред ним Глинского. Главный враг его был пан Забржезенский. Князь Глинский, обще с двумя братьями, передался вел. князю Московскому Василию Иоанновичу, был принят им с уважением и сделан воеводою. Глинский сражался против своих соотечественников и оказал особенные услуги при взятии Смоленска (1514 г.). Вел. князь обещал его сделать владетелем сего княжества; но не сдержал слова. Глинский вошел в переписку с Сигизмундом и намерен был ему передаться; его схватили, привезли в Москву и заключили в темницу. Там он просидел более двенадцати лет. Вел. князь женился на его племяннице, княжне Елене, дочери брата его Василия. Через год царица выпросила своему дяде прощение (1527 г.), и кн. Глинский пришел еще в большую силу. По кончине вел. князя Елена сделалась правительницею государства. Князь Михаил был одним из сильнейших членов Думы: нескромная слабость племянницы к любимцу ее, князю Телепневу-Оболенскому, возбудила в нем справедливое негодование, он стал делать ей увещания и подпал гневу; снова его заключили в темницу, где он и умер (в 1534 г.).

Под сводом обширным темницы подземной,

Куда луч приветный отрадных светил

Страшился проникнуть, где в области темной

Лишь бледный свет лампы, мерцая, бродил, -

Гремевший в Варшаве, Литве и России

Бесславьем и славой свершенных им дел,

В тяжелой цепи по рукам и по вые,

Князь Глинский задумчив сидел.

Волос уцелевших седые остатки

10 На сморщенно веком и грустью чело

Спадали кудрями, виясь в беспорядке:

Страданье на Глинском бразды провело…

Сидел он, склоненный на длань головою,

Угрюмою думой в минувшем летал;

Звучал средь безмолвья цепями порою

И тяжко, стоная, вздыхал.

При нем неотступно в темнице сидела

Прелестная дева – отрада слепца;

Свободой, и счастьем, и светом презрела,

20 И блага все в жертву она для отца.

Блеск пышный чертога для ней заменила

Могильная мрачность темницы сырой;

Здесь девичью прелесть дочь нежная скрыла

И жизни зарю молодой.

"О, долго ли будешь, стоная, лить слезы? -

Рекла она нежно. – Печали забудь!

Быть может, расторгнешь сии ты железы:

Надежда лелеет и узников грудь!

Быть может, остаток несчастливой жизни,

30 Спокоя волненье и бурю души,

Как гражданин верный, на лоне отчизны

Ты счастливо кончишь в тиши".

"На лоне отчизны! – воскликнул изменник. -

Не мне утешаться надеждою сей:

Страшась угрызений, стенающий пленник,

Несчастный, и вспомнить трепещет о ней.

Могу ль быть покоен хотя на мгновенье?

Червь совести тайно терзает меня;

К себе самому я питаю презренье

40 И мучусь, измену кляня.

Природа дала мне возможные блага,

Чтоб славным быть в мире иль грозным в войне:

Богатство, познанья, порода, отвага -

Всё с щедростью было ниспослано мне.

Желал еще славы и лавров победы;

Душа трепетала, дух юный кипел…

Вдруг поднялись тучей на Польшу соседы -

И лавр мне достался в удел.

Могольские орды влетели бедою:

50 Литва задымилась в пылу боевом -

И старцы, и жены, и дети толпою

Влеклися в неволю свирепым врагом;

И в пепел деревни и пышные грады;

И буйный татарин в крови утопал;

Ни веку, ни полу не зрели пощады -

Меч жадный над всеми сверкал.

Встревожен невзгодой, я к хищным навстречу

С дружиною храбрых помчался грозой,

Достиг – и отважно в кровавую сечу,

60 И кровь полилася, напенясь, рекой.

Покрылись телами поля и равнины:

Литвин и татарин упорно стоял;

Но с яростью новой за мною дружины -

И гордый могол побежал.

Боролся с кончиной властитель державный;

Тревогой и плачем наполнен дворец -

И вдруг о победе и громкой и славной

От Глинского с вестью примчался гонец.

Чело Александра веселость покрыла:

70 "Когда торжествует родная страна, -

Он рек предстоящим, – тогда и могила,

Поверьте, друзья, не страшна!"

Сим подвигом славным чрез меру надменный,

Не мог укротить я волненья страстей: И род Забржезенских, давно мне враждебный,

Внезапно средь ночи пал жертвой мечей.

Погиб он – и други мне стали врагами,

И, предан душою лишь мести одной,

Дерзнул я внестися с чужими полками

80 В отчизну свирепой войной.

О мука! о совесть – тиран неотступный!..

Ни зрелище стягов родимой земли,

Ни тайный глас сердца из длани преступной

В час битвы исторгнуть меча не могли!

Среди раздраженных, пылающих мщеньем,

И ярых и грозных душой москвитян,

Увы, к преступленью влеком преступленьем,

Разил я своих сограждан!..

Бой кончен – и Глинский узрел на равнине

90 Растерзанных трупы и груды костей;

Душа предалася невольно кручине,

И брызнули слезы на грудь из очей.

Не в пору познал я тоску преступленья!

Вся гнусность измены представилась мне;

Молил Сигизмунда проступкам забвенья,

Мечтал о родной стороне!

Но гений враждебный о тайне душевной

Царю в злое время известие дал,

И русский властитель, смущенный и гневный,

100 Раскаянье сердца изменой назвал:

Лишил меня зренья убийцы руками,

Забывши и славу и старость мою,

И дядю царицы, опутав цепями,

Забросил в темницу сию.

Лет десять живу я в могиле сей хладной;

Ни звезды, ни солнце не светят ко мне;

Тоскую, угрюмый, в душе безотрадной

И думой стремлюся к родимой стране.

Приметно слабею в утраченных силах,

110 Чуть сердце трепещет, немеет мой глас,

И медленней льется кровь хладная в жилах,

И смерти уж близится час.

О дочь моя! скоро, над гробом рыдая,

Ты бросишь на прах мой горсть чуждой земли.

Скорее, друг юный, беги сего края:

От милой отчизны жить грустно вдали!

Свободный народ наш, деяньями славный,

Издавна известный в далеких краях,

Проступки несчастных отцов своенравно

120 Не будет отмщать на детях.

Край милый увидишь – и сердца утраты

И юных лет горе в душе облегчишь;

И башни, и храмы, и предков палаты,

И сердцу святые гробницы узришь!

Отца проклиная, дочь милую нежно

И ласково примут отчизны сыны -

И ты дни окончишь в тиши безмятежной

На лоне родимой страны.

Пусть рок мой, исполнен тоской и мученьем,

130 Пребудет примером отчизны моей!

Да каждый, пылая преступным отмщеньем,

Идти не посмеет стезею страстей!

Да видят во мне моей родины братья,

Что рано иль поздно – измене взгремят

Ужасные сердцу сограждан проклятья

И совесть от сна пробудят!"

Несчастный умолкнул с душевной тоскою;

Вдруг стон по темнице – и Глинский упал

На дочери лоно седой головою,

140 И холод кончины его оковал!..

Так Глинский – муж Думы и пламенный воин -

Погиб на чужбине, как гнусный злодей;

Хвалы бы он вечной был в мире достоин,

Когда бы не буря страстей.

1822

XI. Курбский

Князь Андрей Михайлович Курбский, знаменитый вождь, писатель и друг Иоанна Грозного. В Казанском походе, при отражении крымцев от Тулы (1552) и в войне Ливонской (1560 г.) он оказал чудеса храбрости. В 1564 г. Курбский был воеводою в Дерпте. В сие время Грозный преследовал друзей прежнего своего любимца, Адашева. в числе которых был и Курбский: ему делали выговоры, оскорбляли и, наконец, угрожали. Опасаясь погибели, Курбский решился изменить отечеству и бежал в Польшу. Сигизмунд II принял его под свое покровительство и дал ему в поместье княжество Ковельское. Отсюда Курбский вел бранную и язвительную переписку с Иоанном; а потом еще далее простер свое мщение: забыл отечество, предводительствовал поляками во время их войны с Россиею и возбуждал против нее хана Крымского. Он умер в Польше. Пред смертию сердце его несколько умягчилось: он вспомнил о России и называл ее милым отечеством. Спасаясь из Дерпта, Курбский оставил там супругу и девятилетнего сына; потом, в Польше, вторично женился на княгине Дубровицкой, с которою король повелел ему развестися. Курбский известен также литературными своими трудами: он описал жестокости царя Иоанна и перевел некоторые беседы Златоустого на «Деяния св. апостол‹ов›». В конце XVII века правнуки его выехали в Россию.

На камне мшистом в час ночной,

Из милой родины изгнанник,

Сидел князь Курбский, вождь младой,

В Литве враждебной грустный странник,

Позор и слава русских стран,

В совете мудрый, страшный в брани,

Надежда скорбных россиян,

Гроза ливонцев, бич Казани…

Сидел – и в перекатах гром

10 На небе мрачном раздавался,

И темный лес, шумя кругом,

От блеска молний освещался.

"Далёко от страны родной,

Далеко от подруги милой, -

Сказал он, покачав главой, -

Я должен век вести унылой.

Уж боле пылких я дружин

Не поведу к кровавой брани,

И враг не побежит с равнин

20 От покорителя Казани.

До дряхлой старости влача

Унылу жизнь в тиши бесславной,

Не обнажу за Русь меча,

Гоним судьбою своенравной.

За то, что изнемог от ран,

Что и битвах край родной прославил,

Меня неистовый тиран

Бежать отечества заставил:

Покинуть сына и жену,

30 Покинуть все, что мне священно,

И в чуждую уйти страну

С душою, грустью отягченной.

В Литве я ныне стал вождем;

Но, ах! ни почести велики

Не веселят в краю чужом,

Ни ласки чуждого владыки.

Я всё стенаю, и грущу,

И на пирах сижу угрюмый,

Чего-то для души ищу,

40 И часто погружаюсь в думы…

И в хижине и во дворце

Меня глас внутренний тревожит,

И мрачность на моем лице

Веселость шумных пиршеств множит…

Увы! всего меня лишил

Тиран отечества драгова.

Сколь жалок, рок кому судил

Искать в стране чужой покрова".

Июнь 1821