Текст книги "Тайна библиотеки темуридов"

Автор книги: Комил Синдаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Когда в последний раз вы видели его?

– За два дня до смерти он приходил домой. На ночь остался. А утром ушел. Сказал, что придет послезавтра. Но…

– Когда вы узнали о смерти мужа, от кого?

– В тот день к вечеру позвонил пастух, Яхшилик его зовут. Я не знала, что делать. Побежала забрать сына… привела Улугбека из школы. Хотела поехать на похороны. Позвала младшего брата. Он не разрешил. Сказал: «Сам поеду на поминки, а вам там нечего делать. Здесь соблюдайте траур»… – Женщина глубоко вздохнула.

– Кто мог убить вашего мужа? На кого вы могли бы подумать? – следователи осторожно стали углубляться в тему.

– Не могу и помыслить… мне он многих вещей не говорил, не рассказывал. Но в последнее время что-то его беспокоило…

– Как вы поняли это? Может быть он что-то всё-таки говорил?

– Нет! Мне он ничего не говорил. Но вел себя… немного по-другому… А может мне показалось…

– Скажите, вы в курсе, что из кармана умершего найдена старинная золотая монета, а в загоне – древняя книга? Где пастух мог их взять?

Садокат замолкла. По ее поведению нетрудно было заметить, что она знала об этих вещах. Фахриддин не торопил ее, пусть соберется с мыслями.

– Говори уж, что знаешь, не жмись! Что возишься! – Махкам Хакимович словно взбесился. – С такими надо в конторе говорить!

Фахриддин прижал указательный палец ко рту, требуя замолчать.

– Не знаю… мне он ничего не говорил… – сказала женщина, так и не подняв с пола глаз.

Фахриддин еще раз спокойным тоном повторил вопрос, напомнив ей, что она всего лишь свидетель и ей надо бы всё, о чем она знает, рассказать, и сказать правду. Но женщина стояла на своем: «не знаю» и всё.

– Как же ты не знаешь, всё эти твои пожитки четырьмя баранами найдены, что ли?! Или думаешь, мы поверим твоим сказкам? Кого ты хочешь обмануть, а? – Махкам опять начал горячиться. – Тогда откуда взялся такой богатый дом, эти вот дорогие вещи, скажи?! Неужто, не стесняясь тут никого, будешь повторять, что ничего не знаешь?!

Но женщина словно проглотила что-то и боялась открыть рот. Трудно было догадаться, что происходило у нее в голове, что проносилось в мыслях.

– А с соперницей вашей какие у вас были отношения? Она знала о ваших похождениях? – Санжарбек специально не включал слово «любовь».

– Кажется, не знала. Мы не встречались. – коротко ответила Садокат.

– Вы ходили к мужу в загон? – Фахриддин начал «атаку» с другой стороны.

Садокат словно поперхнулась. Но постаралась себя не выдать, придать ответу беспечность:

– Да в прошлом года весной пару раз ходила…

– А в этом году, в эти дни ходили?

– Нет!

– Подумайте хорошенько, для нас и для вас это очень важно, – включился до сих пор молчавший Санжарбек.

Женщина подняв голову, посмотрела на Санжарбека и, словно сказав: «нет же, я уже сказала!», опять уперлась взглядом в пол.

– Садокатхон, ладно, если на самом деле вы в эти дни не ходили в загон – хорошо, но если вы нас обманываете, хотите запутать следствие… вы перейдете уже в разряд подозреваемых. Вы понимаете что это такое? – руководитель повысил голос.

– Я… я… вам… говорю, что знаю! Садокат запиналась в словах.

– Хорошо, мы вам верим. Тогда покажете нам свою весеннюю – зимнюю одежду, я хочу сказать, пальто, куртку? – Фахриддин поднялся со стула и подошел к женщине..

– Какую одежду? Вам что нужно-то? – женщина сверкнула глазами на следователя, она была в замешательстве.

– Да свои пальто, плащ, куртки, ну то, что вы одеваете, вынесите, мы должны проверить одну вещь, – растолковал ей Санжарбек.

Садокат нехотя сдвинулась с места, поднялась, ушла в левую комнату. Через небольшое время вернулась, держа в руках кучу одежды. Санжарбек проворно взял всё это из ее рук и внимательно раз за разом стал проверять одежду. Все ностороженно следили за ним. Но вот наконец:

– Фахриддин – ака, вот посмотрите! – в его руках был черный плащ. – Нижней пуговицы нет!

Руководитель открыл свою сумку, достал из нее пуговицу, уложенную в целофановый пакет, передал ее Санжарбеку, а тот стал сравнивать ее с пришитыми к плащу:

– Да! Та самая! Из него упала! – сказал он, еще раз сверившись. Затем спросил у женщины, стоявшей рядом и удивленно смотревшей то на него, то на плащ, то на других:

– Этот плащ ваш, вам принадлежит?

– Да, мой! Что случилось?..

– Да вотодна пуговица с него слетела. Когда, где вы ее потеряли, не вспомните? – Фахриддин взяв плащ в руки приблизился к женщине.

– Н-е-т! Даже и не заметила! Его я мало надеваю…

– А теперь скажите-ка, как же ваша пуговица оказалась у печки Норбуты – пастуха? – сказал Фахриддин, показал на пуговицу в пакете.

Садокат словно остолбенела. То на плащ, то на следователя бросались ее глаза, потом наклонила голову и села на свой стул.

Следователь понял, что «соперник» опешил от сокрушительного удара и перешел в «атаку»:

– Садокатхон, когда вы ходили в загон, с какой целью?

Женщина всхлипывая и икая начала плакать. Следователи ее не торопили, они были не против, ведь та уже «сдалась», а теперь пусть поплачет, сердце освободит, успокоится, соберется с мыслями…

Садокат начала разговор издалека…

***

Когда был жив отец, мы не знали, что такое нужда, невзгоды, горечь. Жизнь наша протекала тихо и без всяких недостатков. Сам-то он, хотя и был простым учителем, меня и сестер моих поднял так, что мы ни в чем не нуждались никогда. Он для нас был и убежищем от всяких бед, и наставником во всем. С его смертью горе и несчастья широко открыли нам свои двери. С кончиной отца маму, много лет проработавшую медсестрой, уволили, обвинив в каких-то там неправильных процедурах больному. Она, чтобы доказать, что была права, в какие только двери не стучалась, с кем только не встречалась… В это время начались у нас и денежные проблемы. Я тогда училась в колледже. Сестры были заняты собой. А что делать: у старшей уже четыре, а у второй три ребенка были на руках, сами жили впроголодь. И как будто и этого не хватало, вторая сестра поругалась со свекровью, собрала свои пожитки и со своими малышами – цыплятами вернулась к нам…

Под лежащий камень вода не течет. Прошло совсем немного времени, кончились и последние наши накопления. Было время, жили на деньги от проданных маминых и сестриных золотых вещей… В это время мама с приступом попала в больницу. Врачи сказали: «без операции не обойтись». Повезли ее в Ташкент. Операция требовала больших денег. Прищлось занимать денег у близких и знакомых. К счастью операция прошла удачно. Мама вышла здоровой. В те дни и проблем в семье вроде стало меньше. Но пришло расплачиваться по долгам и во сто раз тяжелее стало, очутились мы одни перед горем. Давшие когда-то в долг, показавшие когда-то душевную щедрость, теперь с упреками набросились на нас. Не хотели даже слушать об отсрочке долгов… Несчастная мама не могла даже выйти за порог. Стала бояться малейшего звука, заимела привычку прятаться в доме. Если голоден, то можно и черствый хлеб съесть. Но как выдержать поношения, унижения, оскорбления. Мать так и металась между тем, как накормить нас, и тем, как отдать долги, сердце ее так и разрывалось.

Сестра, оставив детей маме, стала работать медсестрой. Но зарплаты ее хватало лишь на ее проезды, даже на ее обеды не хватало. К тому же дети часто болели, простужались, приходилось оставаться. А потом и вовсе пришлось уйти с работы…

Всё что было в доме ценного, было продано, чтобы хоть как-то уплатить долги. А дальше – больше, продали дом. Ушел по дешевке. Но долгов за нами не осталось, на душе от этого было легко. На оставшиеся деньги хотели приобрести хоть какое-то жилище. Да что говорить, на такие-то деньги нормальной какое место и не купишь. Внезапно цены на дома поползли вверх, денег наших теперь не хватило бы и на какую каморку – комнатушку.. стали снимать жилье. Искали что подешевле, поменяли пять-шесть мест. Не заметили, как и эти деньги кончились. Жили на махаллинские детские пособия моим племянникам да алименты от их отца. Сестра стала наниматься убирать чужие дома, да что там заработаешь на эти их чаевые, хватало только на детей…

У кого-то взять опять в долг не было никакой возможности. Кто даст в долг бездомному! Уже и перестали что-нибудь готовить, казан наш теперь не кипел совсем… Мать стала совсем плохой, болела часто, стала совсем таять. Часто стали звать скорую. А рецепты врачебные так и оставались у нас неотоваренные… Чтобы охранить нас от угрызений мама придумала тоже: «не покупайте никаких лекарств, внутри всё полно от этого яда. Никакой помощи от них так и не почувствовала. Всё равно не буду пить, даже и не старайтесь. Аллах, как боль принес, так и поможет ее устранить». А мы не знали куда себя деть. На глазах твоих умирает родной человек, а ты помочь не можешь, наблюдаешь только, как он угасает – что может быть тяжелее этой грусти, таких страданий! В это время и птичкам там, лягушкам, бабочкам и жабам позавидуешь, что ими не родился. От жизни такой, от такого существования уж пресыщаешься совсем.

По всем этим причинам и учеба моя стала так себе. Девичьи мечты и планы стали миражами, бедность, нищета тянули меня в свою западню….

В тот день как обычно бросили на наш обед для супа немного масла в кипящую воду. Племянники опять стали капризничать: «опять то самое? Не будем есть, дайте мяса, хотим мяса! Мяса, мяса!». И что тут скажешь: всем нам уже давно надоела эта еда, не проходила совсем в горло. Пришло к нам полное наше унижение… Сестра, заплакав, вышла из дому.. Мама как сидела в уголке, так словно превратилась в камень. Чтобы согреть, обласкать ее, подошла и крепко обняла ее. Почувствовала, что плачет она да беззвучными слезами… Я тоже не стала себя сдерживать…

– Как нам отца не хватает, жизнь моя, отца – горько высказалась она, еле сдерживаясь от рыданий. – Он ведь был наше богатство, с ним только мы были счастливы и изобильны. Когда он был с нами, всё у нас было! Ушел и унес с собой наше счастье. Исчезли все прелести той жизни! В таком вот положении живем! Не сохранила я твоего отца, не уберегла! Пусть будут прокляты те дни, когда я зная и не зная обижала его!

– Да, при отце мы и на самом деле не знали нужды! – прошептала я.

– Сам всех вас без проблем поднял. Я то думала, что так будет всегда. Если бы жив был сейчас, разве досталась бы нам такая доля?!

– Завидую я своим подружкам. Учиться приезжают на машинах. А как одеваются! – сказала я, чтобы увести маму в другую сторону.

– Да, дитя мое. Богатство – грязь. Придет – уйдет. Не жалей. Даст бог, будете и вы жить в богатстве и изобилии. Ведь и мой отец, и отцы – деды твоего отца были в свое время богатыми людьми и с властью! – и чтобы не подумал кто, что она хвастается, она продолжила. – Мой дедушка был крупный торговец. Наш дом в те времена был полная чаша. Всего было вдоволь.

– И что, от дедушек не осталось никакого наследства? – спросила я лукаво.

– Что тут скажешь! В советское время богатых объявили кулаками, всё, что было отобрали. Дедушка сам добровольно всё сдал государству. По словам моего отца, оставил только несколько золотых вещей. Потом боясь новых властей, где-то их зарыл.

– Да-а, об этом вы мне никогда не говорили! А где зарыты сокровища? Найти бы их было бы неплохо! – сказала я, зарыв маму в своих объятиях.

– Да уж, было бы неплохо найти их. Но не знаю, правду отец мне сказал или так себе – неизвестно. Отец почему-то об этом не очень и распространялся. «Золото кроме несчастий ничего человеку не приносит» – говорил всегда покойный.

– Ну хоть приблизительно, где это место, говорил? – суетясь, спросила я.

– Нет, об этом не сказал. Но…

– Ну, ну!

– Покойный мой отец до своей смерти показал у нас дома на вершину в сторону восхода солнца, и что-то хотел сказать. Но говорить у него не было сил. Я тогда и подумала: «Наверное, он хочет сказать, что там и зарыты сокровища». А может он хотел сказать другое. К вечеру отец отдал богу душу. Так и осталась тайна тайной.

– И вы ничего не сделали для поисков золота?

– Куда там! Так, когда было очень тяжело, раз или два подумала об этом. Но… не особенно – то и верила в это золото. А потом вершина та застроилась домами. Ах, если бы нашли его, не оказались бы в нашем положении, небось…

Мама глубоко вздохнула и еще крепче обняла меня. Начала гладить мои волосы, поцеловала в губы. Ее обильные слезы омыли мое лицо. Она, по-моему, сейчас не о своей болезни жалела, а раскаивалась в том, что нам, своим детям, будучи матерью, недодала, не уберегла от невзгод. Ведь разве может быть для матери сильнее боли оставить без ответа требования плачущего ребенка. Нет, нет, не может быть!

А я, а я, здоровая девушка, что я сделала, что я сделала больной своей матери? – меня этот вопрос жестоко мучал. Эх, почему я не родилась парнем? Может быть, тогда всё было бы по-другому? Может быть тогда мама, сестра и мои племянники ни в чем бы не нуждались? А с другой стороны, что с того, что я девчонка. Чем я меньше мальчика! То, что они делают, и я смогу! Как нибудь потом с учебой своей разберусь, а пока надо идти работать. Честная работа никогда не была зазорной! А когда мамочка выздоровеет, будет возможность и продолжить учебу….

Я так обрадовалась этим своим мыслям, так обрадовалась. Всё мое существо как будто наполнилось твердостью и силой. Короче, несмотря на несогласие мамы и возражения сестры устроилась я на работу в одну столовую.. проблемы вроде как-то стали решаться. И в это время я познакомилась с Норбута-ака. Вначале он заходил к нам в столовую поесть. А потом стал частым гостем. Ждал меня, шел следом, под всякими причинами стал делать мне подарки. Вначале в наших отношениях я не придавала значения, что он женат, имеет детей. А потом, как ни хотела я уйти от этих связей, от подарков не смогла уйти….

Как ни болела моя совесть, успокаивала себя, что вот ведь помогаю маме, племянникам приношу радость, еще молода, а уже стала кормилицей большой семьи. Вначале ни мама, ни сестра не знали, даже не догадывались о моих отношениях с моим будущим мужем. А затем, когда всё раскрылось, было уже поздно… Я, восемнадцатилетняя девушка, стала второй женой мужчины на 20 лет старше…

Норбута-ака при двух – трех свидетелях произвел никох, устроил небольшую свадебку, тем самым устранив у мамы всякие – разные плохие подозрения. Муж приходил к нам один-два раза в неделю, создал все условия для беззаботной нашей жизни.

В один из дней слово за слово я и рассказала своему мужу о золоте своего деда. С тех пор спокойствия у Норбуты как не бывало. Разговорив маму, с шутками да прибаутками внес некоторую ясность в это дело. А затем, уговорив хозяина того самого дома, что был на вершине и на который указала мама, купил этот дом. Даже я, до последнего сомневающаяся в успехе, очень даже заинтересовалась, на сердце моем появились лучики надежды.

Муж из города привез разные инструменты и начал поиски сокровищ. Это оказалось нелегким делом. Весь двор был основательно прорыт, но золота не было. Но и муж был не простачок. Не пал духом и продолжал искать. Привел двух парней в военной форме и с помощью какого-то инструмента теперь уже они проверили весь двор. С их уходом работа по рытью ускорилась… В одном месте земля размером с отверстие тандыра оказалась мягкой, чем и выделялась от других точек. Было ясно, что раньше здесь был колодец либо место, где что-то хранилось. Несмотря на то, что день уже заканчивался, мы, муж и жена, поднатужились и продолжили работу. Муж при свете фонаря мял каждый кусочек земли и бросал в ведро, а я арканом вытягивала ведро наверх. На расстоянии четырех – пяти саженей вниз лопата ударилась о твердый предмет… Вышел сундук, хорошо уложенный в не пропускающий воздух футляр. Норбута-ака осторожно открыл его. Теперь уж мы уверились, что сокровища деда мы нашли. И немалые. В двух футлярах были сабля из золота, два кувшина с золотыми монетами, разные украшения, с десяток старинных книг…

Я испугалась. От мамы я слышала, что это золото принесет любому человеку несчастье. Попыталась уговорить мужа сдать все эти сокровища государству. Но он только отмахнулся. Сказал лишь твердо, что не для этого он затратил столько труда и средств. Но уверил меня, что использует всё это богатство на благие дела, что теперь уж мы богато заживем…

Норбута-ака исполнил данное мне слово и вернул нам отцовский дом. Обеспечил нам безбедную жизнь. А мне подарил вот этот дом. Изрядно потратился, чтобы его отремонтировать, богато обставить. Исполнял все мои желания без всякого обмана…. Жизнь наша стала совсем другой, полной – преполной, но на сердце было тревожно….

В тот день к вечеру к нам в дверь позвонила какая-то незнакомая женщина, «ты тут сидишь дома, раскрыв рот, а муж твой по ресторанам шастает, пирует вовсю» – сказала. И хотя я готова была сквозь землю провалиться, но держала себя спокойно и сказала равнодушно: «да ради бога, мужик и есть мужик, погуляет и вернется!». Женщина, кажется, ждала от меня другого, «ну что ж, пусть тебе хуже будет» – сказала и ушла. А меня как будто облили всю холодной водой. Потом, как я и не уверяла себя, что всё это глупые сплетни, тревожность в душе не уходила, а только повышалась: «Неужели и двух жен ему не довольно, третью решил найти, неблагодарный! Золото дедово не впрок пошло, с жиру бесится! Закрыл мне рот нестоящими вещами, а сам, думаю, решил пожить в свое удовольствие, гореть тебе в аду!»…

Собралась быстро, отправилась в путь. Не знала, куда идти, пожалела, что не спросила у той женщины адрес ресторана. Наугад зашла в несколько знакомых кафе, ресторанов. Без пользы. Но решила, пока не вечер, искать. Расспросила и зашла в несколько крупных заведений. Не нашла. Подумала, что, может быть, меня пытались обмануть, сердце немного успокоилось. Но тревога не уходила из груди: «Нет дыма без огня. Женщина та говорила уж очень уверенно. Если бы не оборвала ее, может быть спокойно и поговорили бы, узнала бы адрес. Может в другом городе. Может давно уже вышел из ресторана и теперь в безлюдном месте продолжает веселиться… Где же его теперь искать… А если женщина обманула? Кто эта «благодетельница»? Что она хочет? Может, пожалела меня? Или что-то имеет против той шалавы? Ну что же я так, хоть бы номер телефона спросила! А может, ее кто-то из моих или мужа врагов направил. Таких ведь немало! Радующихся чужой беде, счастливых от чужого несчастья! Что бы ни было, нельзя оставлять это дело. Пока не доберусь до истины, сердце не успокоится! Говорят же, сомнение разрушает веру…».

Несмотря на опустившуюся ночь, я оставила сыночка у сестры и направилась на такси в загон к мужу. Слава богу, он был у очага. Увидев меня в поздний час да еще с незнакомым мужчиной, муж был буквально поражен, и с мыслью что «что-то случилось» стал даже заикаться:

– Садокат, в чем дело? Говори, что ты тут делаешь, ходишь – бродишь тут?

Я пыталась быть спокойной и сказала:

– Всё хорошо, хорошо, тревожилась вот о вас…

– С чего это ты тревожишься, это кто?

– Наняла такси. Таксист, оказывается, хорошо знает эти места. Хоть и русский, по-узбекски чисто говорит, – сказала я, чтобы как-то сгладить мою неловкость.

– В ночное время, на чужой машине, ты что, ополоумела? Говори, чего молчишь?!

Я знала, что когда муж волнуется, он имеет привычку заикаться, поэтому постаралась смягчить ситуацию:

– Да плохой сон видела, ну и не усидела дома, тревожилась о вас…

– Ох, наконец – то, слава тебе, господи, сон оказывается, а то перепугался я! Поспешила ты, а я уже завтра к тебе идти хотел.

– Почему-то сердце трепетало по вам, – я поняла, что муж немного успокоился, и прильнула к нему. «Запаха водки нет, вроде бы. Значит, в городе не был сегодня» пришла в голову мысль и настроение сразу улучшилось.

Зашли в комнату, сели, поговорили немного. Муж угостил косой катыка. Между его слов я узнала, что сегодня он отсюда ни шагу не ступал, потому что помощники все отпросились по домам, ему самому пришлось ухаживать за скотом, и уже совсем успокоилась. Ничего не сказала о той самой женщине, опозорилась бы, промолчала.

Норбута ака, ссылаясь на позднее время, постарался побыстрее проводить меня. Я вернулась обратно. Но заметила в его глазах какую-то тревогу. «Может это из-за моего неожиданного появления», успокоила я себя, а теперь вот упрекаю себя, что не придала этому значение, не осталась у него на ночь…

***

Следственной группе не составило труда найти таксиста. Михаил Иванович полностью подтвердил слова Садокат. Эксперты определили, что найденные на территории загона следы от шин принадлежат его машине.

То, что основная версия не подтвердилась, работа по другим не дала результатов, а других правдоподобных версий и нет, усилили тревогу Фахриддина Каримовича. Теперь он понимал, что раскрытие этого убийства будет гораздо сложнее, чем он думал.

Дело следователя сродни рытью колодца иглой. Нельзя спешить. Работа эта требует большого труда, твердости и упорства, немыслимого терпения, беспримерного интеллекта. Только в этом случае можно добиться результата, раскрыть любое тайное преступление. Но главное – не ошибиться. Идти по неверному пути ведет не только к потере времени, безрезультатным потугам, но и способствуют увеличению расстояния между преступником и следователем, уничтожению преступных следов, сокрытию преступных действий. С течением времени у преступника возрастает возможность избежать наказания, а у следователя возможность раскрыть преступление сокращается… Значит, каждая ушедшая минута работает на пользу убийц. Надо спешить! Проверка подробностей и деталей убийства, даже самых вроде бы незначительных, проверка каждого события, каждой ситуации от нитки до иголки конечно желательны…Кстати, не построены ли их версии только на главных деталях и особенностях? Не остались ли в стороне от внимания неприметные факты. Были ведь в его практике случаи, когда из малюсеньких событий выстраивалась серьезная цепь раскрытия преступлений. Где же она, незначительная эта ситуация? Чему мы придали недостаточное внимание?..

Стук в дверь нарушил мысли Фахриддина.

– Можно к вам, вы еще не спите? – в дверях появился Санжарбек.

– Заходи, заходи. Не до сна теперь! Пока дело не раскрыто и идет следствие, нечего и думать о спокойном сне.

– У меня то же самое…

Фахриддин поднялся с места, показал куда сесть, подумал «может у него какие интересные мысли появились».

– Говори, слушаю тебя!

– Устоз, вот что мне в голову пришло, – Санжарбек сразу перешел к делу. – Звонок в дверь Садокат, ее пуговица у очага… Может быть кто-то хочет повесить это убийство на шею этой несчастной, как вы думаете! По-моему, здесь есть, о чем можно говорить.

– Хорошо, хорошо, продолжай! – пультом в руках он понизил звук телевизора и стал весь внимание.

– Все те события в тот злополучный день не кажутся мне случайными. Ревность женщины страшна. Ни одна не усидит на месте, узнав, что ее родненький с другой развлекается. «Дал бог мужа – дал жизнь!» – говорили мудрые предки. Зная это та, неизвестная женщина или ее товарки позвонили Садокат. Зажгли в ее сердце ревнивое пламя, и та полетела мужа искать, решила ехать к тому аж в загон. Так и получилось, как они думали. Да и потом пуговица… И ведь сразу после того, что произошло, при осмотре места пуговицу не нашли. Мы нашли…

– Ты хочешь сказать, с чего это кто-то ее специально подбросил? – сказал Фахриддин, показав, что эта мысль его тоже уже несколько дней заботит.

То, как его слушал устоз, подбодрило Санжарбека:

– Значит, кто-то подбросил пуговицу уже после убийства. Цель-то ясна. Чтобы запутать следствие, направить по ложному следу, свалить преступление на непричастную к нему женщину и тем самым выиграть время и выйти сухим из воды… К сожалению, в каком-то смысле они добились своих планов. Мы ведь задержались, вовсю крутясь вокруг Садокат…

– Если логически рассуждать, убийца близок к семье убитого, – устоз хотел призвать шогирда к обсуждению.

– Так и есть, в противном случае никто после убийства не смог бы так спокойно прийти и легко подбросить пуговицу.

– Неплохо мыслишь, но кто этот «герой»? Кого –нибудь подозреваешь?

– Конечно, первую жену пастуха – Мастуру, и еще пастуха Яхшилика… еще…

– Мастура – это понятно, возможно, прознав об изменах мужа, решила одним ударом устранить обоих. Однако, с чего бы это ты думаешь, что к такому жуткому преступлению может быть причастен Яхшилик – пастух?

– Ну мотив – то есть – обогатиться! Узнав о сокровищах пастуха, Яхшилик и решил присвоить золото. Ведь…

– Ну формально ты прав! Однако не верю я, чтобы и Мастура, и Яхшилик смогли бы провернуть это дело, сказал Фахриддин, не отрывая глаз от телевизора.

– свою злобу человек внутри держит. Этот пастух мягонький с виду, что твоя каша, о изнутри – волчара. Такие знают, как где себя вести. Со стороны такой неприкаянные, жалкие, а на самом деле ни перед чем не остановятся, плуты, мошенники – равных нет. Смирение и скромность для них – пустые слова…

– Что привело тебя к этой мысли? Или больше других версий нет, вот и всякие предположения?…

– Оснований достаточно. В отношении Мастуры: по-моему, не очень-то горюет по умершему мужу, как будто знала о таком исходе, во-вторых, узнав о второй жене мужа, о ребенке от него, о том, что он им дом купил, не стерпела такой измены. Глаза кровью наполнились от ревности. Между любовью и ненавистью – один шаг… – Санжарбек подумал, «не перегнул ли я палку?» и посмотрел с тревогой на собеседника. Но нет, тот слушал его с вниманием, это еще больше подбодрило его. – Мастура знала, где он прячет свое золото. То, что он тратил свои сокровища только для второй жены, возмущало ее существо. Боялась, что и от мужа, и от сокровищ будет отделена. «Коварство женщины тяжелее верблюжьей ноши». Понявшая, что теперь-то уж от мужа ничего хорошего не стоит ожидать, она решила избавиться от него, стала искать пути. Пришла к мысли, что «только этим путем можно сохранить для себя оставшиеся сокровища». Наняла убийцу…

– Убийца, это интересно, это правдоподобно! – Фахриддин усмехнулся и посмотрел на шогирда.

Санжарбек не понял, это искренние слова или ирония.

– Работать с этой версией можно при двух условиях, – продолжил Фахриддин. – Во-первых, знала ли Мастура о другой жене? Если знала, подняла бы скандал, поругалась бы с мужем. Это естественно. Не может быть, чтобы другие не знали об этом. А вот по словам пастуха Яхшилика наша «подозреваемая» не знала об изменах мужа. Да и по его утверждениям, Садокат никогда не сталкивалась с соперницей. А во-вторых, неизвестно, знала ли она о найденных мужем сокровищах. Логично, что если мы не установим истину в этих двух вопросах, с этой версией нечего и работать.

– Разрешите, я завтра по этим направлениям начну работать!

– Да, конечно! – сказал Фахриддин Каримович, какчая головой. – Обычно, к такого рода преступлениям приводят ревность или богатства, сокровища. Велика вероятность, что схватка двух жен за мужа либо найденные пастухом Норбутой сокровища привели к убийству. Но что бы ни было, мы и золото должны найти! Но и по другим версиям следует поработать.

Санжарбек понял, что беседа на этом закончилась, пожелал спокойной ночи и вышел к себе…

***

Несмотря на то, что так и не уснул, всё вертелся с бока на бок в постели из-за разных мыслей, Санжарбек встал рано. Сегодняшний день должен принести какие-то подвижки, оживить наконец замерший на одном месте следственный процесс, осветить правильность созданных гипотез и многих обсуждений, думал он и эти желания – надежды согревали ему душу и вдохновляли его.

Думая, что устоз еще не проснулся, он не стал дожидаться, а сразу пошел в столовую гостиницы, легко позавтракал и поспешил на работу. Он зашел в отведенную для них комнату, стал записывать, что должен сделать сегодня, потом поднял трубку, стал давать задания членам опергруппы…

Когда в комнату вошел так и не выспавшийся Фахриддин Каримович, Санжарбек кое-какие дела уже успел сделать.

– Устоз, не решился вас будить так рано, как отдохнули?

– Так себе! Сон пропал, только к утру и уснул. – Фахриддин устроившись в свое кресло, посмотрел на шогирда с вопросом на лице «ну что там, говори, не томи?».

По обоим направлениям начали работать. Отправил парней, чтобы побеседовали с соседями, близкими Мастуры и Садокат, надо внести ясность в проблему. Отправил запрос в телефонную станцию, чтобы дали список разговоров, что были у них по их телефонам. По трем адресам готовы санкции на обыск.

– Очень хорошо! Кого отправим на обыск?

– Разрешите, к Садокат поеду сам! А к Мастуре – Махкам Хакимович…

– К Мастуре я сам поеду. А Махкам пусть с тобой. Но с пастухом Яхшиликом не будем спешить! – Фахриддин резко встал со стула. – Да, спецы с металлоискателями приглашены?

– Конечно! Можно ли об этом забыть? – Санжарбек с иронией посмотрел на командира, как бы говоря «обижаете!».

– Тогда по коням! – По лицу Фахриддина было видно, что устоз доволен учеником…

В доме пастуха Норбуты – у Мастуры при обыске ничего существенного для следствия не нашли. Комнаты, подсобные помещения, коровник, кухня, все потолки, крышы, стены, двор были тщательно обследованы специальными инструментами, но никакого клада не нашли. Из найденных вещей обратила внимание Фахриддина на себя только пачка бумаг из карманов пальто Норбуты и на обратной стороне одной записанный номер какого-то телефона. Листики бумаги уже пожелтели и готовы были уже вот – вот порваться, а на их лицевой стороне виднелись надписи «Квитанция», «ООО Биллур», «г. Самарканд». Места «от кого», «наименование», «масса», «подпись», «число» чисты, не заполнены. Нетрудно было понять, что бланк одной из квитанций был использован лишь для записи того самого номера телефона.

Фахриддин, не отрывая глаз от бумаги, думал, логически выводил: «Значит, Норбута поехал в Самарканд, чтобы сдать там золотые изделия. По названию «Биллур – Кристалл» можно понять, что это или ювелирный магазин, или ломбард». Там и записали ему чей-то номер телефона. По записи можно предположить, что это женская рука, а записана на бланке квитанции, потому что не нашли другой бумаги. Чей это может быть телефон? Может быть человека, который может купить эти его золотые монеты. А может книги…

– Поехали? – громкий голос Махкама, что уже завел машину и ходил тут из стороны в сторону, нарушили мысли командира.

– Да – да, поехали! Все вышли? – Фахриддин посмотрел по сторонам, а потом уселся на переднее сидение машины. Всю дорогу он посматривал «набравшего воды в рот» хмурое лицо Махкама и подумал «волнуется, небось, подавлен, что никаких результатов обыск не дал, старания наши были напрасны, да, удивительный характер у парня». И хоть смотрел на окрестности сквозь окно летящей как ветер машины, мысли несли его сейчас в сторону Самарканда: «Неужели мы нашли начало важной ниточки! Но будет ли польза от этого? Ну хорошо, допустим, мы нашли ювелира. А если тот: «Да, верно, пастух мне сдал золотые украшения и некоторые изделия, он за них деньги взял, и по его просьбе я дал номер телефона знакомого мне еще одного ювелира» скажет, а второй, как найдем тоже: «Конечно, пастух предложил мне золотые монеты, но я отказался их брать» или «часть монет я купил, а потом я того не видел» скажет, тогда что? Опять следствие в тупике, что ли? Может быть они не причастны к убийству… В любом случае в этом кусочке бумаги есть, мне кажется, скрытая тайна. Вполне возможно, что проблема одним концом упрется в Самарканд!..».