Текст книги "В небе только девушки! И...я (СИ)"

Автор книги: Комбат Найтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Комбат Найтов
В небе только девушки! И…я

'Товарищи офицеры!' – подал команду начштаба 'второй' АЭ. АЭ – это авиаэскадрилья, в данном случае, 899–го гвардейского Оршанского дважды Краснознамённого ордена Суворова 3–й степени штурмового авиационного полка имени Ф. Э.Дзержинского. Мы здесь в 'командировке', оказываем поддержку с воздуха частям и соединениям Северо – Кавказского Военного Округа. Вялотекущая война в Чечне и Дагестане продолжается, и иногда нашим войскам требуется, чтобы 'Грачи прилетели'. Вот мы и изображаем картину Саврасова. По очереди. А вообще‑то, мы базируемся в другом месте: в Бутурлиновке, Московского военного округа. 'Чехи' нас не любят, поэтому называть настоящие имена и делать селфи у нас не принято. Так что – не взыщите. Зовут меня: Олег, фамилия у меня простая, поэтому не будем об этом. Итак, ВэВэ подал команду, и мы все встали, приветствуя командира. Девушки, если чо, я – его зам, не женат, был когда‑то, но уже давно холост! Что‑то лицо у Паши какое‑то странное? И подняли нас в три двадцать, за сорок минут до 'обычки'. Не иначе, как кого‑нибудь прихватили.

– Прошу садиться! Вчера ночью войска Грузии начали массированный обстрел Цхинвала. Поступила команда оказать поддержку миротворческому батальону. Разведданных о противнике нет, 'пчелка' еще далеко, будет в течение двух часов.

'Пчелка', в просторечьи, – это ДРЛО 'Шмель – И', довольно могучий комплекс радиолокационной разведки и наведения. Летающий командный пункт. Командир продолжал описывать обстановку, высветив на настенном планшете карту района, а мы старательно перерисовывали ее карандашом на планшетах у себя. Реально, сейчас уже, штурманята готовят электронные карты, но, рисование на коленке это и дань традиции, и твоя жизнь, если что не так. Поэтому старательно переносим по квадратикам обстановку. Командир пробежался по вооружению, сигналам, каналам связи. Все отработано. Первая пара – разведчики, и, он назвал меня и Котю. Это – мой ведомый. По нашим данным – взлет следующих.

– Вопросы?

Я приподнял палец. Командир сделал небольшое движение головой, дескать, 'Валяй'. Не вставая с места: 'Не слышал ни одного слова об авианаводчиках?'

– Их нет. – 'Приехали!' Больше вопросов ни у кого не оказалось. Насвистывая: 'А я девушек люблю…', иду к выходу. 'Маэстро, Ваш выход первый!' Мне и Коте уступили право выйти из класса первыми.

У класса стоит автобус: 'Урал' с кунгом, в нем установлены сиденья, зеркальные стекла, кстати, бронированные. Командир сел с нами, и продолжает описывать обстановку, в основном, из телевизора. Пока мы спали, он, целую ночь напролет, смотрел передачи оттуда.

– Олежка, работай спокойно, на рожон не лезь. И ты, Котя, держись подальше, если что, сам знаешь, как прикрыть. Вероятно применение 'Иголок' и иной пакости. И помните, что это не 'чехи', а 'регуляры'. Поэтому о противозенитном маневре не забывайте. – 'Полкаш' продолжал гундеть всю поездку, не дай бог, еще и на стоянку попрется. Нет, нормально, даже из машины не вышел, и сразу укатил на КП. 'Племяш' уже готов, и бодро докладывает о готовности к вылету. Николай, и вправду, племянник, и техник самолета, по совместительству. Но, он не знает: куда мы летим. А мы и не скажем! Приступаю, в который раз, осматривать 'гребешка'. Прохожу по правому борту, проверяя снятие контровок, 'Племяш' несет мой ЗШ (защитный шлем), и ждет ценных указаний, временами отвечая на вопросы 'молитвы'. Обошел машину по кругу и остановился возле трапа. Мне протянули ЗШ, я сплюнул через плечо, и надел его, чуть разведя за лямки крепления. Перенес ноги через борт и уселся в кресло. Коля помогает пристегнуть плечевые и подал 'кислород'. Воткнул СПУ. Лезу за кресло левой рукой, достаю 'молитву'. Запрос на КП, 'молитва' пошла. Руки привычно щелкают тумблерами, запуская строго по очереди все оборудование. Готово! 'Добро' на запуск получено, завизжал стартер, раскручивая турбину правого двигателя, хлопок зажигания, убираю газ. Повторяю все с левым, опробовал рули, набрасываю замки шлема и зажимаю его, вешаю маску, 'закусываю удила', проверяя подачу кислорода. Порядок. Левой рукой даю отмашку Николаю, и он закрывает мне фонарь. Убирает трап, отстегивает меня от аэродромной сети. Сводит руки чуть выше головы, показывая, что все готово. Запрос на рулежку, 'добро'. Показываю руками 'Убрать колодки'. Коротко вперед, тормоз, готово. Доклад на КП, покатились! Откинул зеркала, смотрю за Котей: выкатывается вслед за мной.

– Я– два – два! Добро на полосу!

– Два – два, два – три, Вам добро.

– Занял!

– Добро на взлет!

– Я – два – два, принял! Взлетаю!

Рукоятки плавно от себя, режим, форсаж, тормоз. 'Гребешок' опустил, а затем приподнял нос, и побежали белые полосы под стекло. Отрыв, закрылки, шасси. Идем в режиме набора. Доворот вправо на девяносто. Курс 180. Набираем высоту. Чуть больше 'штуки' и ловлю зеленый всплеск на индикаторе. Ручку от себя, смотрю на ведомого. Он понял. Тут же голос 'КСЮШИ': 'Наблюдается работа локатора: курсовой сорок правого. Частота… Предположительно: АВАКС'. Голову вправо на 220, вижу горушку нехилую, пытаюсь ее состворить с предполагаемым местом долбанного АВАКСА. Иду к земле, Котя за мной.

– Делай как я, держи двести, нас пасут.

– Я – два – три, понял.

Планшет на коленку, смотрю высоты. Есть проход, доворачиваю, и иду, набирая высоту вместе с рельефом. Доложил командованию по ЗАС. Принял ответ, канал работает. Вышел на связь Котя, он тоже перешел на ЗАС. Давненько нас так не пасли. Пастухи хреновы!

'Полкаш' передал, что старикашка Boeing E-3A A. W.A. C.S. крутится над Турцией, высота 9000 метров. Закладываю в камп, получаю мертвые зоны. Уточнил у штурмана наведения, все совпало. Идем визуально к перевалу. Рокс оставляем справа и в 04.11 переваливаем через хребет слева от перевала. Подбираю газ, выпустил закрылки, парашютируем в Рокскую долину. Снизу заработало сразу 12 РЛС, но, код 'Я – свой' считан, локаторы заткнулись. Эти колонны идут вниз, и мы их прикрываем. Передал информацию о наблюдаемых колоннах. Очень сложно держать высоту и не отсвечивать на АВАКСе. Постоянно приходится держать руку на РУДе, и пальцем подбирать или выпускать закрылки. Время от времени включаем попеременно РЛС, в надежде обнаружить поднимающиеся колонны. Прошли Казбеги, никого нет. Идем к Гудаури. Слева Млецкий серпантин. Еще выпустили закрылки и прибавили оборотов. Ползем наверх. Горы довольно крутые! В Афгане бывало и похуже, но, и это не сахар! Еще один серпантин: Ганиши. Там – противник! Наверх лезет колонна джипов. Довольно много машин. Передали 'Полкашу'. Попросил сделать круг и привязать по карте. Удовлетворили. Видим разрывы на серпантине. Накрыли артой. Глазами зацепиться не за что, все мелькает. Опять 'КСЮХА': 'Пуск ПЗРК. Сто сорок левого.' Через буквально секунду заверещала: 'Угол тангажа предельный, Форсаж превышен, перегрузка сем – пять предельна!' А жить‑то хочется! Ушла ракета на ловушки. Или открутился. Котя успел отработать нурсами по месту пуска. Ювелир! Все, выходим из‑за горушки и можно забраться повыше, горы больше 'тенька' не дадут. 'Ксюха' это подтверждает, что мы теперь как на ладошке. Появился второй сигнал сзади, это 'пчелка', теперь на равных. Отстраиваю 'Ксюху' от них, чтобы не мешала своими воплями, голосишку ее переношу плохо. Вот придумали! Мне, по – старинке, и сигнальных ламп достаточно. Теперь можно не стесняться и работать РЛС по – полной. На индикаторе теперь картинка, и 'Пчелка' начала сливать инфу о том, что она видит. Высота – три ровно, курс – 180. Впереди противник, классифицированный 'Шмелем' как пара 'МиГ-29'. 'Грызуны' проснулись и у них еще не все 'птички' рассыпались. Интересно: где летунов взяли? Обнаружили танковую колонну на подходе к Цхивалу. Доложились, 'Полкаш', а он самый старый комэск в полку, к тому же полковник, дает команду: 'Атака', так как до казарм миротворцев колонне меньше трех километров. Но, танки противника уже есть в городе. Там идет наземный бой. Работаем, вниз пошли два РБК с СПБЭ – К, а 'грызуны' идут плотной колонной. 'Гребешок' удовлетворенно подпрыгнул, избавившись от тяжести. Котя сзади работает по разбегающейся пехоте, и бросает два ФАБа.

О – па! Чужой сигнал на ЗАСе! Обмениваемся ключами, свои. Пошли пакеты с наведением. Это южнее, две батареи РЗСО, обстреливающие город. Ставлю машину на вираж, подгружаю целеуказание в прицел. Пакет принят, доложился, получил 'Добро'. С появлением 'пчелки' связь стала устойчивее. Но, управление на себя 'пчелка' не взяла. Ведет кого‑то другого. А нас пытаются перехватить. 'МиГи' заходят грамотно, но мы успеваем отработать по обоим целям. Теперь вверх, и следим за хвостом. Атаковать 'МиГи' не пытаются. Бортовые локаторы не работают. Будут 'вытеснять'. Включил 'шестнадцатый'. Голос с небольшим акцентом утверждает, что мы находимся в воздушном пространстве Грузии, и предлагает следовать за ним в Тбилиси. При разговоре прорывается южно – русское 'Гэ'. Я его спросил о ценах на проживание в Бельбеке. Тот сначала ответил: 200–250 гривен в день, если на две недели, а потом опять настойчиво предлагал свернуть в Тбилиси. Но, у меня машина уже легкая, поэтому незаметно сбрасываю скорость, затем резко тормознул, энергично работая ногами, крутнул размазанную 'кадушку', и оказался у него сзади. 'Опта' сработала, есть захват.

– У меня есть встречное предложение: идем ко мне, гостеприимство гарантирую. Что заканчивал?

– Борисоглебск.

– И я. В каком году?

– В 89–м.

– Салага! Я в это время уже за речкой сидел. Не прибавляй, раз зевнул! Мертвому не заплатят.

– Добре, два – два. Расходимся! Я свое задание выполнил: перехватил и оттеснил.

– Только без шуток, и до встречи в Бельбеке.

Пара 'Мигов' отвалила в сторону, а мы набрали высоту и через 40 минут 'гребешок' коснулся дорожки. Но, 'не все ладно в Датском Королевстве!': еще на глиссаде вижу, что по коротышу разгоняется и подпрыгивает вверх ПэПээСная 'эМТэха', а следом за ней взлетают два 'крокодила'. 'По ком звонит колокол?' Парашют не выпускаю, здесь полоса длиннейшая, еще год назад 'стратеги' стояли. Зарулили на стоянку, я оторвал мокрую спину от кресла, и спустился по трапику вниз, хлопнули ладошками с 'Племяшом'.

– Замечаний нет.

Тот притащил новенькие черные магазины к другой 'Ксюхе', которая закреплена у меня на парашюте: автомату АКСУ, и полез менять аварийный запас.

– Кто?

– Палыч.

– И?

– Катапультировался.

– Где?

– Не знаю.

Подошел и отрапортовал Котя, пожали друг другу руки. Подъехал 'автобус', и нас везут на КП. У 'полкаша' запарка, ему не до нас, спросил только: снимали или нет. Мы, оба подтвердили, что аэрофотосъемка велась. Санька, ведомый Палыча, кого‑то штурмует, все внимание ему. Поэтому уходим отдыхать и готовиться к новому вылету. Прибежал ВэВэ, отчитал за болтовню в эфире на 16–м, расспросил о МиГах.

– Старье, где‑то 80–83 года выпуска. Двенадцатые. Не модернизированные. Реально – не сильно опасные. Просто сразу не хотелось заводиться. Им, кстати, тоже. Перехватывали по внешней наводке, сами РЛС не включали.

– А оптику?

– Дальномер ни разу не включился. 'Ксюха' бы заорала. Это не их война, они отработали поставленную задачу, получат свои деньги и уедут сдавать домики отдыхающим. Драться они не будут.

– Твоими устами, да мед бы пить! – ответил ВэВэ, и забрал дописанные отчеты. Выходя из комнаты, спросил:

– У Грузии не было 'двадцать девятых', как думаешь, чьи это?

– Один – точно украинский, у ведущего, плохо тризуб смыт, а второй – похоже, чешский, на крыле кругляк просматривается.

– Ладно, отдыхайте!

Через некоторое время по каштану объявили 30–тиминутную готовность их паре. Предстоял второй вылет. К этому времени эскадрилья выполнила шесть вылетов парой и один – звеном. Звеном обработали то место, где пускали ракету по мне и сбили Палыча. Это совсем рядом. Видимо, ДРГ работает. Второй и третий вылет прошли в нормальной рабочей обстановке. Котя, правда, малость провалился низковато над целью и схлопотал пару пробоин в фюзеляже.

Утром приказано вылетать одному, машина Коти еще в ремонте, 'Миги' в течение дня больше не появлялись, плюс теперь у нас постоянное прикрытие: прибыли из Ахтубинска Су-27, и они патрулируют над хребтом. Так что, должны успеть. Задание – прежнее: прикрыть выдвижение наших войск, которые движутся по окружной дороге к Цхинвалу. Набрал высоту, прижиматься к хребту уже надобности никакой. Внизу достаточное количество авианаводчиков. Работа идет полным ходом. Колоннам до города остается совсем чуть – чуть. На развороте вижу поднимающийся с земли белый след и длинную приземистую машину. 'Оса!' Твою мать! Успел захватить цель и выпустить Х-25МПУ, теперь педаль в пол и крутись, милый, крутись! Первое время я еще слышал 'Ксюху', затем черная пелена закрыла мне глаза. Автомат отстреливает ловушки, а я, в полубессознательном состоянии, заученно двигаю руками и ногами, совершая противозенитный маневр. 'Гребешок' слушается. Уменьшил перегрузку, вернулся слух и немного вижу индикатор. Блин, рано, еще раз закладываю такой же вираж со снижением. Тряхнуло, по броне застучали осколки. Упали обороты левого двигателя.

– Атакован, имею повреждения. – В заднем виде вижу черный дым в месте, где находилась установка. 'Добавок' нет. Пытаюсь выровняться. Очень тяжело ходит ручка. Машину трясет. Голос 'Полкаша':

– Олежек, ты как?

– Еще в воздухе.

– Двигуны?

– Один сдох, второй тянет.

– Давай домой!

Блин, тут же через горы переваливать надо. А ручку трясет как в лихорадке. Площадок нет. Надо прыгать. Тут замечаю, что горит красная лампа неисправности катапульты. Приехали! В воздухе решение требуется принимать быстро. Посадка возможна только на юге, там противник, севернее можно только приводниться в Цхинвальском море, а там, как кривая вынесет. Удобнее всего сторону Ананури, там где крепость, но это грузинское село, и там противник. Значит, выбора нет, в северо – восточный залив, туда идут наши войска. Над самым Цхинвалом поймал еще одну ракету, ударили тоже слева, пошел на снижение. Внимательно слежу за скоростью, самолет трясет, но управление работает, только очень тяжело двигать ручкой. Высота 50, выравниваюсь, и продолжаю сбрасывать скорость. Места маловато! Касание, убираю закрылок и скольжу по поверхности, рули полностью вверх, лишь бы носом не зарыться. Быстро приближается берег. Скорость падает плохо, скольжу на фюзеляже, как на водных лыжах. Выпускаю тормозной. Удар.

Меня кто‑то поворачивает со спины на живот, и что‑то колет мне в задницу. Слегка помассировали ее и перевернули меня в прежнее положение. Сквозь неплотно прикрытые глаза вижу женский силуэт в белом халате. Странно, у нас давно все в салатных ходят по госпиталю. Вторая странность: каблуков нету и бахил. Медсестра повернулась и ушла, а я попытался приподнять голову и открыть глаза. С открыванием глаз получилось не очень: они заплыли. Решил ощупать их, и вдруг заметил, что у меня тонкие пальцы и что‑то вроде маникюра, с достаточно длинными ногтями. Внимательно уставился на руку. Рука – точно не моя! У меня на костяшках отличные мозоли, все‑таки, 35 лет карате занимаюсь, черный пояс. А тут… Опустил руку на грудь и обнаружил, что помимо всех прочих удовольствий, у меня еще и где‑то второй – третий номер груди. Кажется, приехали! Похоже, что удар об камень не только сломал меня, но и мозги мне хорошенько поправил! Ощупываю себя дальше, обнаружил, что точно, лежу в женском теле, хуже того: в девичьем. От мужского только стрижка короткая осталась, да и то, длинновата сверху. В жизни бы так не постригся! Еще что поразило: это армейские семейные трусы и ночнушка, сделанная из плотной хлопчатобумажной ткани. На ночнушке я увидел клеймо, и начал подтаскивать его к себе. Шевелиться больно, отдает в шею и голову. Читаю: 3–е хирургическое отделение Главного Военного Госпиталя и дата 11.12.1940. Вдруг заговорила круглая тарелка под потолком: 'Граждане! Воздушная тревога!'. Тут мое слабое сознание не выдержало напряжения, и я вновь вырубился. Через какое время я очухался – не знаю, но, проснулся от того, что жрать сильно хочется, и еще появилось впечатление, что я в теле не один. Чье‑то слабенькое сознание постоянно повторяло одну и ту же фразу: 'Миленький, выше, выше!' Что выше‑то? И куда? Совсем сбрендил! Зато один глаз приоткрылся побольше. Это движение было обнаружено присутствующей в палате медсестрой, которая всплеснула руками и куда‑то убежала, вместо того, чтобы меня покормить. Через некоторое время вместе с ней в палату зашел худощавый человек со странной головой: очень узкая челюсть, очень широкий лоб и круглые очки с очень толстыми стеклами. За отворотом халата виднелось два ромба, уложенных боком и чаша со змеей. Вместе с ними вошло еще человек пять. Доктор присел рядом, шикнув на всех, чтобы не шумели, достал из кармана зеркало с дыркой, и внимательно осмотрел оба глаза. Второй ему пришлось приоткрывать пальцем.

– Что значит крепкий и молодой организм! – тихо сказал он, но, попытку сказать ему, что жрать хочется, он пресек, положил палец мне на губы. – Ранехонько Вам, милочка, разговаривать. Встал, подошел к спинке кровати у ног, снял какую‑то дощечку, и что‑то там написал.

– Попробуйте ее бульоном покормить. – указал он сестре. Они все вышли, а я попытался приподняться, чтобы посмотреть на табличку, и у меня получилось! Снял табличку и лег. Старший лейтенант Александра Петровна Метлицкая, ВВС, 41–я РАЭ. Сбита в бою под Малоярославцем 17–го октября 1941 года. Первая запись – 22–е октября. Последняя запись сделана сегодня: 8–го декабря 1941. Устало положив таблицу на живот, я уснул. Именно, не потерял сознание, а уснул. 'Видимо, все авиаторы встречаются на небесах.' – подумалось мне, прежде, чем сон сморил меня. Проснулся через несколько часов, на окнах светомаскировка и постоянно горит свет в палате. На тумбочке стояла чашка с давно остывшим куриным бульоном. Голод не тетка, и холодный пойдет. Голова побаливает, но, 'соседка' больше не причитает. Ее фраза стала мне понятна. Она продолжает уговаривать машину не падать. Интересно, что произойдет, когда она очнется? Осмотрел руки, исколоты до сплошной синевы, видимо, кормили внутривенно, глюкозой. Фамилия у девицы ни о чем не говорящая. Судя по причитаниям, она летчик или штурман, скорее всего, летчик. Мои размышления прерваны появлением медсестры. Опять прокололи задницу, но в качестве награды я получил бульон. И даже горячий. Говорить мне запрещают, это и к лучшему! Голос высокий, противный, как у 'Ксюхи', мне слышать его неприятно. Очень высокий. Кажется, что верещу. Написал на листке карандашом, что желательно было бы поесть. Принесли какую‑то кашку. Ну и фиг с ней, уж больно есть хочется. И встать с кровати. Кстати, и по надобности, тоже. Встать не разрешили, а уткой удобнее пользоваться мужикам. Но, ничего, приспособился. Опять осматривал тот же врач, вот убей, не помню, какое звание носили врачи в тот период. Но, то, что это генерал, отчетливо помню. Генералу не нравятся мои глаза. Что он там нашел – одному богу известно. После его ухода, я встал и немного походил по палате. Немного мотает, не без этого, но уже хожу. Вот только мышц совсем нет, как она, бедная, с самолетом управлялась? Сел в кровати, начал делать гимнастику. Мышцы отозвались довольно сильной болью, но ничего, терпимо.

С этого дня пошел на поправку, правда, с выходом в туалет маленький конфуз приключился. Вначале поперся в мужской, потом сообразил, что мне в другую сторону, вошел, а там дамы, я с дуру и ляпнул: 'пардон', почему‑то покраснел, и закрыл дверь. Выходящие оттуда тетки ТАК на меня посмотрели! Вообще‑то, отделение чисто женское. Так что, привыкай, Олежка!

Проф, а теперь я знаю точно, что он – профессор, зовут его Владимир Николаевич, с одной стороны вроде как радуется тому, что я пошел на поправку, а с другой стороны все пристальнее рассматривает меня и мои глаза. Быстрее бы эта кукла, что ли, проснулась! Проф начал задавать вопросы, и считает, что у меня все признаки серьезной амнезии. 'Кукла' стенать перестала, и ведет себя спокойнее, но, каких бы то ни было сведений из ее памяти, у меня извлечь не получается. Когда начинает метаться, проявляет беспокойство, я ее мысленно уговариваю не волноваться, а спать. Через три недели, наконец, послышалось членораздельное: Кто тут? Она напугалась еще больше, чем я, когда впервые обнаружил 'ее'. Двое суток ее уговаривал, но, затем выяснилось 'обстоятельство': она видит и слышит, может наморщить нос, и собрать губы в трубочку. И еще – краснеет. По делу и нет. Остальное ей недоступно. Тела она не чувствует, сказать ничего не может. Зато – отлично ковыряется в моей памяти, как 'бывшая' в летной куртке в поисках заначек. А свою умеет закрывать, причем в таких местах, которые жизненно необходимы! Например, с этими долбанными месячными! Просыпаюсь с ощущением, что у меня 'энурез': трусы – мокрые. Сунул руку, на руке кровь. Тут же мысль: раны открылись, вчера на снарядах переусердствовал. Вскакиваю, и понимаю, что это такое. Она, вместо того, чтобы подсказать, что делать, заперлась и всю морду красным раскрасила: застеснялась мужика! Уродка! Справился. Кстати, не такая уж и уродина, вполне даже ничего, я бы приударил, но это – половое извращение, кроме красной рожи, ничего не будет. Выяснилось, что беспокоило профессора: глаза сосредотачивались на объекте не сразу. И у нее есть глупая привычка отводить их в сторону. Типа 'глазками играю'. Еле отучил! Пришлось сказать, что, если это будет продолжаться, нас спишут, к чертовой бабушке, в пехоту. Или инвалидность дадут. Подействовало!

Летала она на Пе-2 и Пе-3, летчик – ночник, служила в мужской разведывательной эскадрилье, но экипаж был полностью женский, кроме механика. Чем кончилась жесткая посадка она не помнит, и очень беспокоится за свой экипаж. В общем, ничего оказалась 'соседка'. Только болтлива очень, хорошо, что наружу это не прорывается. Новый год порадовал подарком: годовой подшивкой газеты 'Красная Звезда'. Прошил ее еще и сверху, и, вспомнив молодость, начал отрабатывать удары, повесив ее на стенку в зале для физических занятий. Почти сразу появились 'поклонники', но, после пары нокаутов, они рассосались.

Первого февраля перевели в 1–й авиационный госпиталь для прохождения медкомиссии. Кстати, он в Сокольниках. Как и сейчас. Только корпуса другие: деревянные. То ли чья‑то дача, то ли имение, а часть 'бараков' свежепостроенные 'сборно – щелевые' бараки. Но, старшего лейтенанта Метлицкую поселили в нормальном коттедже. Больше выздоравливающих девушек не было, поэтому жили одни. Утром – пробежка, затем сначала на спортплощадку, потом в зал, через пять дней начались анализы, затем сама комиссия. В общем, всех врачей проходили на ура, особенно хирург порадовался 'нашей' форме, а вот потом был невропатолог и психиатр. Старая седая корова-'патолог' раскаркалась, что с такими черепно – мозговыми травмами даже не живут, а не то, что служат в ВВС, да еще и в летном составе. А у 'нас' все спецснаряды сданы, и лопарь, и рейн, и центрифуга. Последнюю я, правда, сдавал со 'спецтрусами', на всякий случай, нормально отработал по приборам, сознание не потерял даже на 6 'g'. Для работы без противоперегрузочного костюма – это много. Немного волновался за сердце. Я в другой жизни был крупным, под сотню весом, а здесь 'птичка', чуть больше 50–ти. Обошлось, жилистая она, и ни капли лишнего веса. В некотором смысле, так даже удобнее. Но, за это тоже зацепились! В карте у нее вес был больше, это она под капельницей похудела. Я хоть и отвоевал нам двойную порцию, они же на нас больше двух месяцев экономили, так как, кроме глюкозы, Саша ничего не потребляла, но активные занятия спортом сжигали все, как в топке. Однако, врачей она боялась дико, знала ведь, что подобное состояние у людей шизофренией называется, поэтому, пока я ругался со старушкой на бигудях, она сидела тихо, как мышка, боясь глазом пошевельнуть. Это было единственным, чем она могла нас выдать. В общем, моя боевая позиция и точная аргументация привела к тому, что мнение комиссии разделилось в нашу пользу, и в толстенном ворохе бумажек появилась отметка: 'Годен без ограничений'. Я, выйдя из кабинета ВЛК, изобразил джигу, и прошелся колесом по коридору. Первый барьер прорван. Здесь же в госпитале отделение кадров ВВС, куда я бегом и отправился. Довольно долго искали нашу летную книжку, нашли, но, на комиссию требовалось выходить на три дня раньше, тогда бы направили сразу к месту службы, а так – 15–й ОРЗАП, город Чкаловск, прибыть не позднее 09.00 18.02.42. ОРЗАП – это отдельный разведывательный запасной авиационный полк. Получив в госпитале денежное довольствие, новое обмундирование, не полностью аттестат, а так, ну, чтоб не голышом, выскочили из осточертевшего заведения. Сначала в ГУМ и немного еще по магазинам, затем, в связи с отсутствием места для переночевать, на Ярославский вокзал, в 'кукушку', и до станции Чкаловская. Как нам 'обрадовались' в ЗАПе, это словами не передать! Дело в том, что по уставу, женщине в полку должно быть предоставлено отдельное помещение, закрываемое изнутри, отдельный, пардон, туалет, и специальное, несколько специфическое, снабжение, в том числе и для полетов. Шло начало 42–го года, и женских частей в Красной Армии было мало. Раскова только – только пробила постановление ГКО по этому поводу. Прием в школы ШМАС женщин только развертывался, а 'женские' полки находились в стадии начального формирования. Поэтому нам было приказано следовать в пешее эротическое путешествие, что такая головная боль, на ночь глядя, командованию не требуется. В направлении написано: во сколько прибыть, во столько и прибывайте. Хамоватого майора, комполка, невозможно было остановить, пришлось применять 'женскую тактику', и обратить его внимание на то, что он разговаривает с женщиной и использует хамские непечатные выражения. Скандал потихоньку разгорался, но на шум появилась подполковник Русакова, и заглянул сам Петров. Штаб ОРЗАП находился в том же здании, что и НИИ ВВС. Под грозным оком генерал – майора Петрова майор поник, стушевался. Я заявил, что с завтрашнего дня готова приступить к занятиям. В ответ на возражение, что группы давно сформированы и свободных инструкторов вводить в строй, давно не летавшую, Сашу некому, Русакова сказала, что сама займется ею. С Сашей она была знакома ранее, и уже один раз готовила ее здесь же, на Пе-2. Авиация, особенно женская, очень узкий кружок. Ночевали в комнате отдыха Нины Ивановны, тут же на аэродроме. С утра на построение, затем на склад за обмундированием, и в класс: готовиться и сдавать зачет по матчасти по УПе-2 и Пе-2р.

Для Саши – это давно пройденный этап, а вот мне пришлось попотеть, изучая незнакомую мне поршневую технику в таком темпе. Больше всего 'убила' ручка аварийного маслонасоса выпуска и уборки шасси, и шарик, за который надо дернуть, чтобы носовые ШКАСы стреляли. Массивные трубы маслопроводов, входившие и выходившие прямо в кабину под ногами у летчика. Самолет мне не понравился именно качеством исполнения. Из 7800 килограммов пустого веса минимум полторы – две тонны были лишними. Но, на сдаче зачета по матчасти, подполковнику Русаковой при первом же удобном случае, был показан ламинарный профиль крыла, который позволяет разогнаться на пикировании больше 800 км и не потерять при этом управляемость. Приходилось очень осторожно подходить к этим вопросам, ведь такие профили еще никто не продувал. Алексеева, которая у нас работала по этой тематике, скорее всего, находится в эвакуации, и ее знаменитая формула с Сv и С₁ еще не подсчитана. Оказалось, что Алексеева в Москве, и даже работает, приказ об эвакуации ЦАГИ уже отменен. Нина Ивановна очень хорошо с ней знакома, и, хотя ей было непонятно откуда у Саши такие мысли, я подбросил ей 'спасательный круг'. Для Пе-2 – бомбардировщика, требуется гасить скорость пикирования, для этого у него есть тормозные решетки, а для Пе-2Р – требуется скорость, чтобы уйти. В последнем бою на пикировании Саша ушла за 730 км/час, и не справилась с управлением. Возник дополнительный пикирующий момент, с которым у Саши не хватило сил справиться. Вдвоем со штурманом тянули штурвал на себя, но, в результате, чиркнули об землю, и пропахали на брюхе по первоснежью прямо до леса. Нина Ивановна внимательно меня выслушала, затем задумчиво сказала:

– Ты считаешь, что тебя затянуло в пикирование? А что триммеры?

– Стояли на вывод, но, давление на ручку было таким, что мне было не справиться, а автомата вывода у нас не было. На разведчике его снимают, так как уйти от мессера можно только на бреющем.

– То есть, ты считаешь, что с таким крылом будет проще выводить машину? А взлетать? Ведь Сv уменьшится.

– На 200 км/ч это не существенно. Зато существенно подрастет C₁. Не будет срыва потока и сохранится управляемость. Пока лежала в госпитале, долго об этом думала.

– Раиса сейчас делает серию продувок для Пе-2 и Пе-3, я с ней увижусь на днях, поговорю. Чем черт не шутит, может быть, ты и права.

Как было бы проще сказать Русаковой, что для меня это – учебник аэродинамики призвуковых скоростей, что руль глубины на Пе-2Р должен быть балансирным, а не консольным, как сейчас, что вес у машины завышен на полторы тонны. Как много можно было бы сказать, если бы были хоть какие‑нибудь доказательства этих знаний. Саша, которая активно ковырялась в моей памяти, просто извела меня своим: 'Надо идти к Сталину!' У нее непоколебимая уверенность в том, что Сталин ее, точнее, нас выслушает, и все пойдет по – другому. Хрен там! Слишком многих людей такая инфа зацепит, и врагов у нас будет выше крыши. Так что сидим на своей жердочке, и не чирикаем! Кошка рядом!

А Русакова не так проста, как кажется! Все дело в летном почерке. Он сугубо индивидуален для каждого. Она учила летать Сашу на Пе-2, и хорошо помнила ее почерк. Она сразу поняла, что за штурвалом другой человек.

– Ты стала по – другому летать, Саша!

– Хуже? Лучше?

– Не знаю, необычно. И заход на посадку выполняешь неправильно. Так садятся на 'Кобре', с носовой стойкой. Но притираешь машину правильно, на все три точки. И 'козлила' ты всегда больше. А где ты научилась входить в пикирование с правого виража?

Я не знал, что ей ответить и просто пожал плечами. Одного вылета хватило, чтобы получить допуск к самостоятельным, пересели на Пе-2р, но Нина Ивановна села за штурмана. Пасет! После трех вылетов предложила пересесть в Пе-3, выполнили два полета, и она пошла в следующий полет, поставив меня ведомым. Уже в воздухе предложила 'подраться'. Она – известный воздушный боец. Я подтянул ремешок на 'спецтрусах', и мы начали. Пилотирую я резче, и активнее, сил у меня малость побольше. Будем посмотреть, что получится. С маневренностью у Пе-3 куда хуже, чем у 'гребешка', и двигатели чахлые, так что, главное, не потерять скорость. Бой выиграл я со счетом 3–1. Пришлось подставиться, чтобы не злить инструктора. Сказал, что в конце боя устала. Все ж таки после госпиталя.