Текст книги "День не задался"

Автор книги: Комбат Найтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Не узнаешь? Я – Коля Сизов! Мы с тобой в одном полку служили!

– Извини, не узнаю!

– Ты что, совсем загордился?

– Нет, после контузии ничего и никого не помню.

– Как так? Совсем ничего?

– Абсолютно!

– Меня сбили 21 июля под Кингисеппом. Я был левым ведомым у Карташевского, а ты – правым. Ты оторвался от нас и ушел наверх к СБ. Нас тогда всех сбили. А ты, выходит, выжил?

– Меня тогда не сбили, я сбил 4 "мессера", и сел у бомберов. Потом меня перевели в 13 полк. Так там и остался.

– И меня совсем не помнишь? Мы ж дружили!

– У меня снаряд в тот день за бронеспинкой разорвался, а сейчас еще и пулю в шее нашли. А ты руку тогда потерял?

– Нет, это позже, уже у партизан. Я здесь в командировке. Пошли, выпьем за встречу!

– Не могу! К начальству иду.

– А что, начальство не поймет, что ты старого друга встретил?

– Я в Кремль иду.

– Так это же в другой стороне?

– Ну, не прямо сейчас, чуть позже, а пока я гуляю.

– Ну, так… – я еле от него отбился. Чего меня, именно сегодня, все тянут напиться?

Вечером подошел к Боровицким воротам. Сдал оружие, получил пропуск и прошел приемную Сталина. Несколько раз проверяли пропуск, сличая его со списком. В приемной пробыл всего несколько минут. Вошел, доложился.

– Проходите, товарищ Титов. Садитесь. Как себя чувствуете после операции?

– Нормально, товарищ Сталин.

– Мы решили вас направить в Липецкую высшую летно-тактическую школу воздушного боя!

"Опять в Липецк! Когда ж я от него избавлюсь!" – пронеслось в голове.

– Учиться, товарищ Сталин?

– Нет, товарищ Титов. Командовать и преподавать. Готовить кадры для наших ВВС.

– А у меня есть возможность отказаться от этого назначения?

– Почему, товарищ Титов? У нас остро не хватает высококвалифицированных летчиков. Их требуется учить.

– Гораздо острее, товарищ Сталин, стоит вопрос об уровне квалификации старшего командного состава ВВС, чем о подготовке отдельных летчиков. А высокая аварийность в сухопутных ВВС, да и в ВВС некоторых флотов, связана с низким качеством сборки самолетов и в отсутствии военной приемки на заводах. Основные потери у нас не в боях, а в катастрофах, аварийных ситуациях.

Сталин встал, я тоже поднялся.

– Сидите, товарищ Титов. Продолжайте, я вас внимательно слушаю.

– Вот возьмем, к примеру, мой полк. Сейчас машины выработали свой ресурс, и полк убыл на переформирование. В течение полутора-двух месяцев нам будут менять двигатели, пушки, колеса, некоторые машины будут заменены полностью. Фактически, полк в течение этого срока будет небоеспособен. За это время растеряются наработанные навыки, полк потребуется снова вводить в строй. А в это время, вместо опытных боевых летчиков будут воевать пацаны из летных училищ, которые едва научились за ручку держаться. Соответственно, наши потери возрастут. А немцы будут только рады, и будут докладывать о том, что они мастерски сбили огромное количество наших. А на Кубани наши даже заставили их закрасить эмблемы, которыми они все время пользовались. Поэтому, необходимо по другому готовить смену машин в полках: полк должен иметь второй комплект самолетов к моменту окончания ресурсов основных машин. Неделя для отдыха, и снова в бой. Благодаря этому уменьшится и количество летных происшествий, и количество потерь. Мне кажется, что именно здесь находятся наши резервы.

Сталин молчал и курил свою трубку. Я тоже замолчал.

– Мне доказывают, что это вовсе не так, товарищ Титов. Что летчики не выдерживают нагрузок и им требуется отдых.

– Нет, товарищ Сталин. Дело в том, что техническая служба отстает, и не успевает подготовить новые машины. Мы сейчас будем ждать самолеты.

– Что требуется, для того, чтобы исправить положение?

– Увеличить на 25 % технический состав полков, возложить на инженера полка обязанность подготовки второго комплекта самолетов. Ввести военную приемку на всех авиазаводах.

– Сколько вы потеряли людей в последней операции?

– Шесть человек, товарищ Сталин. Остальные вернулись или вернутся в строй в ближайшее время из-за ранений.

Сталин прошел к столу и сел. Открыл какую-то папку и стал читать.

– Вы в партию вступили? – неожиданно задал он вопрос.

– Пока нет, я кандидат в члены ВКП(б).

– Поедете на Юго-Западный фронт, в 17-ю воздушную армию. Она недавно сформирована. Заместителем Командующего по истребительной авиации. Ваше предложение о введении военной приемки будет нами рассмотрено. По второму вашему предложению… В Саратове, на Энгельской авиабазе, сейчас около трехсот И-185. Я знаю, что вы дали очень лестные отзывы об этом самолете. В вашем полку все летчики готовы пересесть на него?

– Да.

– Кто сейчас командует вашим полком?

– Подполковник Хабаров, но я бы хотел передать полк майору Макееву.

– Тогда так: 14 полк получает новые самолеты в Саратове, и будет включен в 17 воздушную армию. В порядке эксперимента, мы изменим штатное расписание так, как вы сказали, для истребительной авиации 17 ВА. До сих пор, все ваши предложения приносили успех. Посмотрим, что будет на этот раз. Насчет Макеева? Поступайте так, как сочтете нужным, товарищ генерал.

Я посмотрел на Сталина.

– Да-да! Приказ о присвоении вам звания генерал-лейтенанта, я только что подписал. Мы внимательно следили за тем, что и как вы делаете на Кубани. Были некоторые сомнения по вашему поводу, да вы о них знаете. Так как все подтвердилось, то… Командуйте. Тем более, что у меня есть претензии к командованию 17 армии. – Он передал мне приказ, в котором рукой Сталина было зачеркнуто слово "майор" и написано "лейтенант". Второй раз я получаю это звание. В первый раз все было значительно дольше и муторнее. 17 Воздушная Армия? Не зря я вспоминал Кушку! Все мое детство прошло на аэродромах этой армии. Мой отец, с кратковременными перерывами на учебу в академии, работу в Чкаловском, "загранкомандировками", всегда служил в ней. Командовал эскадрильями, полками, дивизиями, был замполетом армии, а, в конце службы, и.о. командующего. Да и сам я: "не мимо проходил". Тоже отметился. Был и командиром полка, и командиром дивизии, и последним командующим знаменитой воздушной армии.

Если вы думаете, что можно собрать толпу мужиков, назвать ее «армией», и это будет армия, то вы глубоко ошибаетесь! 17-я воздушная имела три истребительные дивизии, три «ночных» бомбардировочных авиакорпуса: это которые на По-2: «Я думала, что вы – ас, а вы – У-двас!». Это про них! Одну штурмовую и одну бомбардировочную дивизии. Когда я приехал в Миллерово, где располагался штаб армии, принял доклад начальника штаба, сразу после него, ко мне зашел Член Военного Совета Армии и рассказал, что творится на местах. Полтора года в тыловом округе разложат любую армию! Именно тогда я понял, почему Иосиф Виссарионович изменил приказ. На представлении Командующему, я понял, что «у нас есть проблема»! Генерал-лейтенант Судец воспринял мое назначение, как личное оскорбление. Он вел третью войну в своей жизни, и первую авиационную. Я – пятую. Но, для него я был «молодым выскочкой», которого надо укоротить. Желательно: «отрубив хвост, по самую голову». Самое обидное заключалось в том, что тот же Судец, в свое время, рекомендовал меня на дивизию, дал рекомендацию в Академию Генштаба. Мы жили «душа в душу»! Лучший мой «командующий»! Но сейчас, армия представляла из себя небоеспособный сброд тыловиков. В полках 26 % летчиков имеют боевой опыт, остальные – сержанты ускоренного выпуска. Пьянство, есть дезертиры. Питание в полках просто никакое: все разворовано. А через полмесяца немцы ударят встык 57-й армии и Воронежского фронта. Пришлось наводить порядок. Заслужил прозвище: «Цербер». Это такая трехглавая собака, охранявшая вход в царство Аида. Но, больше тридцати начальников тыла поехало в места не столь отдаленные: в штрафбаты. Хабаров и Макеев перебазировали полк почти мгновенно. Хабарова сделал командиром резервного полка. Он попытался обидеться, но я пообещал ему дивизию. Он – службист, в мирное время ему цены нет! А воевать будет Макеев! Полк мгновенно прозвали «придворным». Он, действительно, расположился в Миллерово.

Армия – это снабжение и планирование! В первую очередь, занялся этим, а Дима Макеев и Василий Хабаров занялись проверкой летной подготовки в истребительных частях. Кстати, их восприняли в армии еще хуже, чем меня! Они меня "обрадовали": потерь будет много! Сидят передо мною:

– Командир, что делать будем? "Ночники" с нами работали по Котельниково, остальные – "тыловики".

– Трясти. Всех трясти! Но, к 5 июля у нас должны быть дивизии.

– Легко сказать! – заметил Хабаров.

Единственный гвардейский полк, конечно, стал "эталоном". Все были задействованы на проверке трех дивизий. Они тасовали полки, создавали пары и звенья. Проверять их не приходилось. Все они "довоенного разлива", и прошли ад Ленинграда, Сталинграда и Кубани. Элита! Ночники-истребители. Дату начала я знал точно, поэтому действовал до последнего часа. В одном из полков неожиданно встретил отца. Он должен быть в другом полку! И летать на Яках! Он увидел, что я внимательно на него смотрю, вытянулся. В "той истории" через 6 дней его тяжело ранят в воздухе. Что будет сейчас? Воюй, сержант! И не забывай оглядываться!

Третьего приказал Макееву собрать полк и перебазироваться на правый фланг фронта в Вейделевку, куда я перебросил дополнительно два дивизиона КЗА. Против нас был наш "старый приятель" генерал-фельдмаршал авиации Вольфрам фон Рихтгофен, который расположил свой 4 флот в Харькове и Чугуеве более чем на 20 аэродромах. Повторять крымский опыт он не хотел. А придется!

В ночь на 5 июля 14 полк до пяти утра «обработал» четыре самых крупных аэродрома противника по крымскому варианту: заминировав полосы и стоянки. Важно было сразу перехватить инициативу у немцев. Нас выручало то, что мы находились на левом фланге, чуть в стороне от мест основных боев, поэтому могли постепенно вводить необстрелянные полки в бой. Нашим соседом справа была пятая ВА Горюнова: обстрелянная, прошедшая много километров фронтовых дорог от Одессы до Кавказа, и от Кавказа до Курска. Ее штаб сейчас в Старом Осколе. Утром пятого июля мы наблюдали с НП армии, какой бой разгорелся на правом фланге. Днем 14 полк разбился на пары и перешел к свободной охоте, помогая Горюнову. 306-я штурмовая дивизия нанесла несколько ударов по Чугуевскому узлу. Ближе к обеду позвонил Горюнов и попросил перебросить на правый фланг штурмовиков и истребителей. Ввели в бой 236-ю и 189-ю дивизию. Остальные продолжали работать над нашим фронтом. Здесь высокой интенсивности боев пока не было. Отпросился у Судца на правый фланг, и улетел в Вейделевку. Отсюда до линии фронта всего 25 км. Немцы ударили на северо-восток, ввели крупные силы танков и самоходных орудий. В воздухе черно от самолетов с обеих сторон. Полковник Кудряшов, командир 236-й дивизии, единственная «боевая» дивизия у нас на тот момент, доложил о значительных потерях при сопровождении штурмовиков. У немцев очень сильное ПВО в танковых дивизиях. А у него два полка Яков, и только один полк Ла-5. Ла-5 все пятибаковые, тяжелые. Но, полки обстрелянные, воевали на Кавказе в 42-м. Выдержат! Связался с Макеевым. Он доволен! Немцев искать не надо, сами летят. Попросил его не расслабляться, а работать. Кудряшову перебросил от Аладинского полк И-185. Кудряшов, по старинке, использует шестерки, вместо восьмерок, сделал ему замечание. В этот момент доложили, что его шестерка под командованием капитана Лавейкина, сбила 7 «хейнкелей». Потерь не имеет. Кудряшов расцвел, но при мне передал приказ увеличить группы до двух восьмерок в каждой. День стремился к закату, немцы продвинулись всего на четыре километра. Новые кумулятивные бомбы в тот день вывели из строя большое количество танков. 291-я шад разрушила 12 переправ через Северный Донец. Своевременный удар по аэродромам, перенесенный на ночь, а не на туманное утро, позволил в первый день боев резко снизить интенсивность действий ВВС противника в полосе нашей армии. Мы совершили более 2000 самолето-вылетов, немцы на южном участке произвели меньше полутора тысяч самолето-вылетов. Небо осталось за нами! Сбитый немец, недавно переведенный с Западного фронта, удивлялся:

– Я не ожидал, что меня так быстро собьют, в первом же вылете. Похоже, что у вас сохранилось большое количество опытных летчиков.

Он сообщил много интересного: например о том, что немцы сняли две ночных эскадрильи Ме-110 в Югославии, и переправили их сюда. Партизаны Тито получат больше оружия. Немец назвал и аэродром, где будут базироваться "ночники". Интересно, как они на тихоходном 110-м будут ловить "мордастых", но вот для АДД – это серьезная угроза. Передали сведения командованию АДД. Ответ пришел немедленно: "По возможности нейтрализовать или уничтожить!" – подпись: генерал-полковник Голованов. Ночью занялись разведкой и продолжили минирование аэродромов противника. Три ночных авиакорпуса, ну и что, что на У-2, но их МНОГО! Немецкие "ночники" нашлись на правом берегу Ворсклы в районе Головчина. Прятались в лесопосадках. Немцы построили для них настоящие капониры, благо леса много. Сожгли напалмом.

Утром на Белгородском направлении у немцев смогло взлететь меньше половины 4 флота. На каждого немца приходилось 4–5 наших. Они попытались атаковать наши аэродромы ночных бомбардировщиков. Над Бурлуком состоялся большой и тяжелый воздушный бой. Примерно такой же, как вчера был над Покровкой! Вот только места базирования У-2 немцы определили не правильно. Основная масса У-2 базировалась в Валуйках, в четырех больших лесных массивах, гораздо южнее. Это они высоту набирали над Бурлуком! Ловушка себя оправдала! Истребителей и бомбардировщиков 4 флота мы изрядно пощипали. Особенно досталось пикировщикам: основной ударной силе немцев. На отходе по топливу, мы нанесли тремя штурмовыми полками и 4 истребительными полками удары по аэродромам противника в Микояновке, Сокольниках, Померках, Основе, Рогани, Барвенково и Краматорской. Атаки были неожиданные и успешными, кроме Краматорской, где потеряли много самолетов. Немцы успели поднять крупные силы с соседних участков. Сорвав воздушную поддержку и уничтожив больше сотни самолетов противника, мы обеспечили успех 5 ВА и 7 гвардейской армии. Немцы завязли у станицы Черкасской.

Еще три дня и две ночи прошли в такой же напряженной обстановке. В этот момент Жуков перебрасывает нам на наш участок части Резервного и Степного фронтов. Немцы, увлеченные прорывом обороны 7 гвардейской армии, пропустили подготовку к удару. Ночью 11-го июля, форсировав Северный Донец, 57 и 5 гвардейская армии ворвались в Белгород, подрезали основание прорыва Манштейна. Для трех "элитных" немецких танковых дивизий: "Адольф Гитлер", "Великая Германия" и "Мертвая голова", отчетливо замаячил новый "Сталинград". В условиях завоевания нами полного господства в воздухе, что на Северном, что на Южном фасе, и многократного превосходства в силах и средствах, эсэсовцы были обречены. И они ослабили наступление, пытаясь укрепить фланги. Но штурмовики нашей и 5 армии буквально ходили у них по головам. Через пять дней, ударил Воронежский фронт, форсировал Ворсклу, и начал подрезать Манштейна с его левого фланга. На Северном фасе начал наступление Центральный фронт. Манштейн начал массовый отход. Ночью мы обнаружили 12 отходящих колонн противника, и обрушили на них удары всех "ночников". Действуя во взаимодействии с АДД, мы наводили на колонны тяжелые бомбардировщики. Блокировали дороги минными постановками, подсвечивали противника напалмом. Наносили удары сами, и корректировали огонь. Ночь превратилась в день. Немцы не выдержали, и началось бегство, вместо организованного отхода.

Это была худшая ночь в моей жизни: не приспособлен У-2 к штурмовке маршевой колонны тяжелого танкового полка! Но, выпустить немцев из готового захлопнуться мешка, я не мог. А когда из выливного прибора льется горящий напалм, самолет виден как днем. Я комбинировал удары: сначала наносился удар ротационными бомбами, а следом за ним шли "вошебойки", все равно потери были большими. Лишь к 2 часам ночи удалось подавить зенитную артиллерию, но и огонь пехоты опасен для "рус-фанера". В ту ночь мы помирились с Командующим. Он стоял рядом, и практически не вмешивался в управление. Слышал всю ругань, болезненно морщился при докладах, слышал, как орет Макеев, подгоняя своих ночников. Слышал благодарность Голованова за подсветку. С двух часов докладов о потерях стало меньше, затем на связь вышел Жуков и передал благодарность Ставки за действия ночников.

– Сколько "ночников" действовало, Владимир Александрович?

– Все три корпуса, и 14-й гвардейский полк КБФ.

– Пишите представление на звание "Гвардейских" всем участвовавшим полкам, дивизиям и корпусам. Не выпустили вы Манштейна из мешка.

Судец повернулся ко мне:

– Я было подумал, что ты решил всю армию угробить, ан видишь, как получилось! Умеешь ты воевать, Пал Петрович, – и протянул мне руку. Мы обменялись первым рукопожатием. До этого он меня просто игнорировал.

17 июля, после артподготовки, Юго-западный фронт начал наступление на Харьков. Пятая воздушная и АДД домолачивали окруженных эсэсовцев. А мы, усиленные 225-й шад и 284-й бад пятнадцатой ВА Науменко, обрабатывали внешний радиус обороны Харькова. Рихтгофен полностью перевел истребительную авиацию на «свободную охоту» и пытался, за счет действий «охотников», оправдаться за провал «Цитадели». Вместо «Ю-87», он начал использовать ФВ-190 в качестве штурмовиков, по образцу и подобию нашего И-185. Но, две 100-килограммовки вместо десяти – это слабое утешение. А кассетных бомб у немцев еще не было. Я сам летал мало, в основном занимался налаживанием управления и снабжения. Из госпиталя прибыл Иван Елисеев. Ввел его в строй, но оставлять у себя жалко! Он – один из опытнейших летчиков. Вылетели с ним в первый смешанный авиакорпус генерала Аладинского.

– Владимир Иванович! Знакомьтесь: Герой Советского Союза капитан Елисеев, с августа 41 мой ведомый, 18 сбитых лично, 28 в группе. Прибыл после ранения и отдыха. Вывозной я сделал. В седьмой гвардейский возьмешь?

– Здравствуйте, капитан! Конечно, возьму! Эскадрилью потянешь?

– Потянет, потянет! Водил он и восьмерки, и эскадрильи. А мне ведомый нужен. Я тут у вас видел сержанта N.. Как он?

– В седьмом полку, как и был. Вызвать? – он повернулся к телефону, позвонил на КП 7 гвардейского и приказал найти сержанта.

– С вещами!

– Передайте ему, что с вещами и документами, в распоряжение штаба армии.

Где-то через полчаса, пока мы чаи гоняли и разговаривали с Аладинским и его начштаба, вошел отец, доложился.

– Иван! Передай ему свою машину. Займись пока им.

Ваня подошел к сержанту и подал ему руку:

– Командир выбрал тебя своим ведомым. Заменишь меня. Пошли, расскажу тебе все.

Сержант удивленно посмотрел на меня:

– Разрешите идти, товарищ генерал?

– Идите! Знакомьтесь с машиной, – они с Иваном вышли.

– А почему именно его, Пал Петрович? Есть летчики и получше! Вон, Островский, например.

– Взгляд понравился. И машину чувствует, еще когда вывозной ему делал, то обратил внимание. И почерк похож на почерк Ивана. Чуть поднатаскаю, получится хороший ведомый. Так что у вас по увеличению штатов техсостава? Техники прибыли? – перевел я разговор в другое русло.

Когда мы закончили и подошли к стоянке, Петр лежал под крылом, положив голову на "дутик". Услышав наш разговор, поднялся и встал возле левого крыла. Я попрощался с Владимиром Ивановичем, затем подошел к нему.

– Зовут меня Павел Петрович, позывной: "Четвертый".

– Меня зовут Петя, Петр Васильевич. Позывного нет, на моем самолете был только приемник.

– Будешь "Пятым". Первый, второй, третий – это позывные 14-го полка. Налет у тебя какой?

– Самостоятельно – 25 часов, из них 8 часов на И-185. 7 боевых вылетов, три сбитых, все "лапотники". Но на таком, – он показал на самолет Ивана "И-185н-71фн", – я не летал. Капитан Елисеев показал все. Я на земле его опробовал.

– Справишься? Или…

– Справлюсь! Управление одинаковое, товарищ генерал.

– Ладно, по машинам. К запуску!

Разошлись по машинам. Вырулили на старт. Петр немного резковато тормозит. Волнуется, наверное. Решил замечание не делать, только перед посадкой скажу.

– Я – "четвертый"! Прошу добро на взлет!

– Четвертый! Вам взлет!

Взлетели, "пятый" немного близковато идет. В полках так учат.

– Пятый, оттянись и держи дистанцию 70-100 метров, выше 20.

– Вас понял!

Из Барвенково идем в Купянск. Фронт слева, установил связь с "Косой", там Люда дежурит.

– Четвертый. Вас вижу. Эшелон 3 и 5. Вокруг вас чисто!

Через 10 минут Люда сказала:

– Четвертый! Пересекающимся курсом пара противника, выше 2, курсовой 10 часов. Дистанция 10.

– Понял. Пошел наверх! Пятый, слева противник. Пошли наверх.

– Пятый понял.

Заняли высоту 5.5.

– Четвертый. Противник ниже вас 500, дистанция 3 км, курсовой девять.

– Понял, разворачиваюсь! Пятый, курс 280!

Резко поворачиваю и замечаю две точки.

– Пятый, прикрой, атакую. После атаки разворот на солнце!

– Прикрываю! – "только бы не оторвался!"

Немцы заметили нас и начали перестраиваться для атаки. "Мессеры"-охотники. В лоб на них опасно: три пушки и два пулемета. Даю ногу, иду со скольжением, обернулся: Петя на месте. Маневр понял. Огонь открыли одновременно, трассы прошли мимо, косая петля на солнце, только бы не оторвался! У нас скорость больше, мы развернулись еще до того, как немцы закончили маневр, я подорвал машину разворотом на пятке, форсаж, атакую. Петя размазал маневр, он так никогда не разворачивался, но, догоняет. Ведомый в прицеле, на борту небольшое красное сердце, пронзенное стрелой. "Маска! Да я тебя знаю!" Очередь, вторая. Горит! Тяну за ведущим. Тот остался один, поэтому перевалил машину и пытается спикировать. Скорости ему не хватает. Очередь! Немец дал ногу, скользит, я зацепил его одним снарядом, ухожу наверх, оборачиваюсь: Петя бьет по немцу, и попадает! Но, скорость не сбрасывает, а уходит вверх за мной! "Споемся!" В верхней точке переворачиваюсь, он опять размазал переворот! Надо учить! Но немец уже никакой! Он сбросил фонарь и выпрыгнул.

– Коса, я – Четвертый! Противник уничтожен! Один мой, один – пятого! С походом, Петя! Сообщите наземникам: один выбросился с парашютом. Это – охотник! Ловить!

– Вам курс 38, эшелон 3, четвертый. Домой, Пашенька!

Перед заходом на посадку напомнил Петру, что нос у наших машин тяжелый, поэтому резко не тормозить. Можно скапотировать. Сели нормально, зарулили и вылезли из машин. Петр, вместо уставного: разрешите получить замечания, сходу выпалил:

– Товарищ генерал! Я не успеваю за вами развернуться! Дважды отстал!

– Идем к машине, залезай, садись и пристегнись.

Он выполнил.

– Теперь кресло вперед. Давай-давай! Отлично! Теперь спинку выше, еще выше. Порядок! И поднимай сиденье! Да чуть привстань, иначе не пойдет. Чуть ниже, смотри по прицелу. Притяни плечевые. Отлично! Левую руку положи на сектор газа. Попроси механика чуть его опустить. Вот на столько! – я пальцами показал. – И учти: разворот выполняется всеми точками управления: и ручкой, и педалями, и оборотами, и шагом винта. А ты вцепился в ручку двумя руками и хочешь выполнить его на ровном газу! – меня так и подмывало сказать ему: "Сам же меня этому учил!" – Надо использовать для разворота: и изменение оборотов, и гироскопический момент, и резкую работу педалями, и изменение шага. Но, разворот вправо резко отличается от разворота влево. Ладно, вылезай. Не ругаю, бой провел отлично, и не забывал, что ты – ведомый! Так и действуй. А разворотами – займемся! Кстати, с первым мессом-охотником!

– Да вы же его выложили, товарищ генерал.

– Действовал правильно: успеваешь добить и уйти: добивай и уходи за ведущим. Нет? Уходи за ведущим. Все на сегодня. Вот твой механик: Аркадий Львович. Прошу любить и жаловать. Сидишь либо здесь у самолетов, либо в штабе возле адъютантов, если я там. Если меня в штабе нет, то возле самолетов. Я – в штаб.

– Понял, прикрываю! – улыбнулся Петр и, подхватив свой вещевой мешок, двинулся к штабу армии.

В ходе боев за Харьков наметился перелом: Манштейн предпринимал безуспешные попытки деблокировать элитные дивизии СС и перебросил много войск севернее Харькова, но Харьков взяла 57 армия и части 5 гв. танковой. Одновременно Воронежский фронт довольно быстро выдвинулся к Ахтырке. Там часть войск повернула на юго-восток, стремясь окружить Манштейна. Генерал Кемпф, растерявший основной кулак танковых войск под ударами авиации, отходил к реке Псел, затем по приказу Манштейна, изменил направление отхода, и пошел на юг. Манштейн, поняв, что прорваться к Черкесской не удастся, начал отход на юг. В этот момент пришел приказ срочно усилить авиагруппировку на южном фланге нашего фронта. Мы начали перебрасывать туда 1 смешанный авиакорпус и две штурмовые дивизии. Первого августа войска фронта прорвали оборону противника на фронте почти в сто километров и двинулись на Сталино. Части 1, 2, 3 гвардейских и 51-й армий прорвали фронт у Каменки, Ворошиловска и Артемовска. Началось освобождение Донбасса. Авиационного кулака у немцев здесь не было, отдельные истребительные полки немцев противопоставить ничего не могли уже обстрелянной армии. На завоевание господства в воздухе хватило нескольких часов. Потери немецкой авиации под Курском оказались слишком велики для нее. Восполнить уничтожение 1600 самолетов сразу не возможно. Воронежский фронт продолжал наступление на Полтаву, не давая возможности Манштейну сманеврировать. В этот момент Манштейн принял решение отходить за Днепр. Войска группы Кемпфа получили такой же приказ. На отходе гитлеровцы сжигали все. Пытались угнать наших людей. Наша 17-я и 4-я ВА, теперь под командованием Вершинина, били по железнодорожным станциям и узлам. К середине сентября подходил к концу ресурс большинства наших самолетов, но мы успели сформировать новые ТЭЧ во всех истребительных полках армии. Задействовали летчиков-перегонщиков, и сумели вовремя сосредоточить на запасных аэродромах вторые комплекты техники. Смена техники прошла достаточно организованно, без провала в активности истребительной авиации армии. После доклада в ставку, меня вызвали в Москву.

В Ставке, кроме Сталина, было два маршала авиации Новиков и Голованов.

– Ну что ж, товарищ Титов, – сказал Сталин, – наш с вами эксперимент прошел успешно. По оценкам присутствующих здесь товарищей, отвечающих за работу нашей авиации, вам удалось сохранить боеспособность вверенных вам частей, и укомплектовать их новой техникой. Старая техника выведена на запасные площадки и ремонтируется. Сколько времени вам понадобится для этого?

– Согласно моим расчетам, около двух месяцев, т. е. за месяц до окончания ресурсов этого комплекта самолетов. Если не произойдет больших потерь, т. к. пополнение идет, в первую очередь, из второго комплекта.

– Товарищ Сталин, у меня есть вопрос к товарищу Титову.

– Пожалуйста, товарищ Новиков.

– По отчетам, во время Курской операции, самые большие потери в вашей армии понесли ночные бомбардировочные полки. Чем обусловлены эти потери?

– В количественном отношении, это, безусловно, так. Потеряно безвозвратно 137 машин, что составляет 9.4 % парка трех воздушных корпусов. Практически все они, 129 машин, потеряны в одну ночь: 17 июля. На местах боев нами обнаружено около 200 единиц тяжелой бронетехники, 800 автомашин, около 1000 артиллерийских орудий. Посчитать количество уничтоженных солдат и офицеров противника возможности не было. Несомненно, что кроме нас, там работала АДД, но, тем не менее, наш вклад в разгром трех дивизий СС тоже присутствует. Другой техники, способной выполнить эту работу у меня не было.

– А штурмовики?

– Из-за пламени, выбивающегося из выхлопных патрубков, использовать Ил-2 ночью – невозможно.

– А почему нельзя было подождать утра и атаковать? Ведь У-2 не приспособлен атаковать танки!

– Немцам требовалось отойти на 7 км и занять линию обороны, которую они занимали до 5 июля. До утра они бы успели это сделать. А так, они остались лежать там, где их застали наши самолеты.

– Товарищ Сталин, нас, последнее время, очень часто стали упрекать именем товарища Титова, что мы не бережем людей. Дескать, он людей бережет, а мы – нет. Поэтому я и задал эти вопросы генерал-лейтенанту, – с довольным лицом сказал Новиков. – И услышал именно то, что ожидал услышать.

– Разрешите, товарищ Сталин? – спросил я.

– Пожалуйста, товарищ Титов.

– Товарищ маршал, я бы с большим удовольствием послал Ил-2 на эту работу, если бы по приказу Командующего ВВС РККА, им бы, в заводских условиях, удлинили бы выхлопные патрубки, товарищ Маршал авиации.

– Только удлинить патрубки? И все? – спросил Сталин.

– Так точно, товарищ Верховный!

Теперь бледный вид имел уже маршал Новиков.

– А почему вы об этом не сказали раньше?

– Я – истребитель, и командовал ночным истребительным полком. И был заместителем командующего армией по истребительной авиации. То, что, в ходе операции, пришлось решать другую задачу, и привлекать к работе других "ночников", стало известно 16 июля. В условиях менее плотной ПВО, ночные бомбардировщики У-2 справлялись с подобной задачей. Это было под Сталинградом. Но, немцы тоже извлекают уроки из войны. И они насытили ПВО тяжелых танковых дивизий зенитной артиллерией до предела. Для решения этой задачи, наши ВВС оказались не подготовленными. В итоге, один ночной полк истребителей-бомбардировщиков на пять фронтов. Задачу такого масштаба одним полком – не решить, товарищ Сталин. Сделали все возможное.

– И нам помогли очень. Для АДД эта задача была бы не по силам. Мы работаем по площадям, с горизонтального полета. Или по площадным объектам. "Ночники" Титова обеспечили подсветку целей, остановили их движение, дали возможность нанести точные удары, – вступил в разговор Голованов. – Так что, гибель большого количества летчиков и самолетов, в некотором смысле слова, оправдана, товарищ Сталин и товарищ генерал-лейтенант.

– В целом, это большой успех нашей авиации: за первые 5 дней боев мы захватили господство в воздухе, – решил напомнить о себе Новиков.

Сталин внимательно слушал наши "дебаты", затем встал и все замолчали. Немного походив по кабинету, он решительно повернулся к нам и сказал:

– Тем не менее, мы собрались здесь совсем по другому поводу. Товарищ Новиков, как вы считаете, есть необходимость вводить систему обслуживания самолетов по схеме, которую предложил товарищ Титов?

– Несомненно, товарищ Сталин. Показатели истребительной авиации 17 армии в настоящее время самые высокие в ВВС. Несмотря на то, что это были не самые лучшие полки и дивизии.