Текст книги "Здесь был Хопджой"

Автор книги: Колин Уотсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Пербрайт выслушал лекцию с подчеркнутым неодобрением. Он задумчиво взглянул на мертвое лицо. Оно выглядело припухлым, глупым и бессильным. Он почувствовал себя обязанным, как это часто с ним бывало, попытаться дать взаймы немного достоинства тому, кто на запутанных жизненных дорогах без остатка растерял свое собственное.

– Знаете, – тихо сказал он Россу, – этот человек сделал бы блестящую карьеру, пойди он по вашей линии.

– Ну, для начала ему бы понадобилось прослушать курс о минах-ловушках.

– Без сомнения. Но с этим, – Пербрайт взвесил зажигалку на руке, – с этим ему просто не повезло. Ловушки, в более глубоком и тонком смысле, были его самой сильной стороной. Преступник, который оказывается слишком умен, явление достаточно распространенное, но должен сказать, что на меня производит огромное впечатление преступник, который в состоянии абсолютно точно просчитать, насколько умна окажется полиция, и соответственно этому подготовить свое преступление.

В гостиной появились два врача скорой помощи и констебль, они в нерешительности остановились у дверей. Пербрайт махнул им рукой. Как тактичные, опытные стюарды клуба, приглашенные перенести одного из членов, которого любовь к портвейну привела в состояние полной обездвиженности, они бесшумно приближались к трупу, на ходу засучивая рукава. Хирург покивал и удалился.

Остальные отошли к соседним столикам. Оглянувшись через плечо, Лав скользнул взглядом по фигуре Периама, прежде чем наброшенная простыня превратила ее просто в груз, готовый к отправке.

– Странно, конечно, – заметил сержант, – только он не похож на человека, который способен молотком проломить другому голову.

– Он этого и не делал, – ответил Пербрайт. – Я полагаю, выяснится, что он задушил его. Уорлок, наверное, будет вне себя от восторга, когда мы попросим его исследовать эспандер Периама на предмет наличия на нем остатков кожи. «Упражнения» – так назвала мисс Корк процедуру убийства. Мы можем добавить это к нашей коллекции остроумных, как это мы уже по привычке задним умом понимаем, изречений по этому делу.

– Полно, Пербрайт, не следует вам судить себя слишком строго.

Росс аккуратно соскоблил несколько чешуек угля с чашечки своей трубки. В руках у него была развертка, выполненная (как он мог бы поведать) из секретной инструментальной стали на предприятиях «Шкода»; этот предмет, который довольно просто присоединялся к обыкновенной электробритве, дырявил броневую сталь так же легко и быстро, как ручная дрель дырявит сыр.

– Постараюсь, – смиренно ответил Пербрайт. Росс поднял глаза.

– Один вопрос так и остался пока невыясненным. И он настолько важен, что я собираюсь в открытую задать его вам здесь и сейчас. На кого, по вашему мнению, работал Периам?

Последовала длинная пауза. Затем Пербрайт вздохнул.

– Боюсь, майор Росс, – заговорил он, – здесь мне придется признать, что мы живем в совершенно разных мирах. Видите ли, единственный ответ, который я в состоянии честно дать на ваш вопрос, окажется бессмысленным в контексте вашей работы и вашего представления об этом деле. Вы сочтете его глупым, если не откровенно идиотским. Может быть, нам лучше остановиться на этом?

– Ни в коем случае. Меня очень интересует ваше мнение. Поверьте, очень.

– Ну что ж, извольте. Я считаю, что если Периам на кого-то и работал – сам я не стал бы употреблять этой фразы, – то это была его мать.

– Ага, вот, наконец-то, и старина Фрейд пожаловал и во Флаксборо!

Широкая улыбка Росса была подмечена одним из нервных, косых, вопросительных взглядов Памфри и тотчас же поддержана и вызвана на соревнование; к сожалению, веселье снизошло на лицо Памфри с такой же грацией, с какой вдруг протрезвевший пьяница присаживается на катафалк.

Пербрайт вполне спокойно отреагировал на замечание Росса.

– О да, даже во Флаксборо люди могут действовать под внутренним принуждением, знаете ли. Периамом, я так понимаю, владело отчасти справедливое желание отомстить соблазнителю своей невесты – обратите внимание, кстати, как тщательно он скрыл этот мотив, притворившись, что она была девушкой Хопджоя, – но что по-настоящему толкнуло его на убийство, так это информация, которую он получил от соседки, мисс Корк, и которая впоследствии подтвердилась, возможно, его собственными наблюдениями, что осквернена была святыня маминой спальни.

– В таком случае, почему он не убил также и девушку?

– Трудно сказать наверняка. Может быть, он задумал что-то и в отношении нее тоже, но на потом – два убийства одновременно оказалось бы неизмеримо труднее скрыть, чем одно, а у Периама очень сильно был развит инстинкт самосохранения. Или, может быть, он посчитал, что то, что она стала соучастницей преступления, уже само по себе является для нее достаточное наказание.

– Так вы полагаете, она тоже была замешана в этом деле, сэр? – заинтересованно спросил Лав, глядя на Пербрайта.

– Я думаю, она поверила, что от Хопджоя пытаются избавиться, в смысле запугивания его, чтобы он уехал из города, – дальше бы я не пошел в своих выводах. Эта идея не должна была вызвать у нее возражений: ее интрижка с этим парнем явилась просто-напросто маленьким потаканием своим капризам, ей, видимо, хотелось развеять скуку чрезмерно затянувшейся помолвки. Как только Периам показал ей специальное разрешение[21]21
  Специальное разрешение на венчание без оглашения имен лиц, предполагающих вступить в брак, а также вступающих в неустановленное время или в неустановленном месте; выдается архиепископом кентерберийским.


[Закрыть], Хопджой перестал для нее существовать. Это она, конечно, звонила по телефону – помните звонок, так убедительно описанный Периамом, который случайно запомнился и ночнфму администратору отеля, – якобы передавая приглашение Хопджоя приехать для окончательного разбирательства на Беатрис-Авеню. Она может сказать нам, а может и не сказать, что она думала о цели этого звонка, но он определенно сделал ее соучастницей, по крайней мере, это можно утверждать в отношении чисто технической стороны преступления.

Памфри, который дергал себя за мочки ушей яростнее, чем когда-либо, нетерпеливо постучал пальцем по столу.

– Вы, кажется, пытаетесь оспорить, инспектор, тот факт, что Хопджой был ликвидирован?

– Буквально, – пробормотал Пербрайт себе под нос, но междометия никто не расслышал, – по причинам, вполне не связанным с его работой, его особой работой, я хочу сказать – думаю, вы хорошо меня понимаете.

Памфри бросил на несчастного Лава быстрый, исполненный недоверия взгляд и с вызовом в глазах повернулся к Пербрайту.

– Откровенно говоря, я просто не могу понять, как опытный полицейский может быть настолько наивен. Росс неуютно пошевелился в кресле:

– Ну, Гарри, перестань…

Пербрайт поднял руку. Некоторое время он дружелюбно смотрел на Памфри. Потом спросил:

– Фимбл-Бэй… именно это ведь вас больше всего беспокоит, не так ли, мистер Памфри? Так. Ну, а теперь скажите мне, вам известен характер учреждения в Фимбл-Бэе?

Чуть приоткрытый рот Памфри захлопнулся. На его лице появилось выражение, по которому было видно, что его единственным желанием в данный момент является забить в уши пробки и не слышать инспектора, готового разразиться невообразимой ересью, покушаясь на святая святых.

– Я не хотел вам этого говорить, – мягко продолжал Пербрайт, – но, по-моему, это будет только справедливо, исходя из соображений фактического состояния дел. Около месяца назад мой друг – браконьер – покинул Англию и уехал с дочерью жить на Тасманию. Перед отъездом он мне рассказал, что провел в Фимбл-Бэе немало времени. За этим периметром из колючей проволоки образовался очень милый уголок дикой природы. До тех пор, пока он был достаточно осторожен, чтобы не спотыкаться об остатки двух старых армейских бараков и не угодить в огромные ямы, заросшие травой, он мог ловить там столько зайцев и фазанов, сколько душе его было угодно. – Инспектор на секунду замолчал.

– Видите ли, по каким-то причинам это место оставили еще лет восемь назад. Я уверен, где-нибудь в ваших архивах имеется упоминание об этом, даже если Хопджой, что вполне вероятно, и не был в курсе. А дело, мистер Памфри, в следующем. Немножко наивности можно найти в каждом из нас. Но только когда природное простодушие сочетается с какой-то манией, только тогда утрачивается всякая способность отличать правду от вымысла. Вот причина, по которой умные и, казалось бы, довольно осторожные люди бывают бесконечно доверчивы.

Хопджой был обманщиком. Думаю, даже вы теперь в этом убедились. Он торговал доверием – и не в последнюю очередь доверием своего начальства. Но до трагедии беднягу довело в конце концов не мошенничество, а безоглядная решимость использовать любую возможность, чтобы – как бы это сказать? – приумножить свои познания в области плотских утех.

Он недооценивал Периама, если вообще всерьез задумывался об этом увальне как о своем противнике, и уж, конечно, ему и в голову не приходило, что та несуществующая жизнь, которую он для себя создал, окажется подлинным подарком для человека, замыслившего уничтожить его.

Случай с Хопджоем являет собой классический пример бесславного конца негодяя, попавшего в им же самим вырытую яму, и Периам блестяще спланировал его именно как таковой. Он знал, что чем глубже будет вестись назначенное расследование, тем убедительнее будут свидетельства того, что Хопджой сам подстроил свое исчезновение.

Вспомните свинину, которую нам попытались продать, как украденную умным Хопджоем для своей кислотной ванны. Не просто чья-нибудь свинина, конечно, – но именно половина туши, похищенная с фермы Кроллов, где, как всем известно, Хопджой был частым гостем. Только сейчас, когда мы знаем всю историю до конца, мы можем видеть подлинное значение того факта, что табачник Периам был в приятельских отношениях с Хиксом, мясником и забойщиком из соседнего магазина.

Пербрайт остановился и посмотрел в дальний конец комнаты, туда, где сквозь стеклянную дверь можно было разглядеть головы нескольких «непроживающих», о досуге которых так сокрушался мистер Барраклоу. Они заглядывали внутрь, пробовали дверь и переговаривались. Один или двое из них недоброжелательно смотрели на привилегированную группу из четырех человек, оккупировавшую помещение, и отходили от двери; на лицах у них читалось намерение «дойти до директора».

– Скажите, майор Росс, – после короткого молчания вновь заговорил Пербрайт, – вы сами когда-нибудь видели этого Хопджоя?

– Нет, насколько помнится. Конечно, в той игре, которую мы ведем, люди могут представляться и под другими именами.

– Вполне. Нет, меня просто интересовали его физические данные. Это как раз тот вопрос, который я непростительно долго себе не задавал. Ворочать пятидесятилитровые бутыли и половины свиных туш – занятие не для слабого. Периам отчетливо видел здесь опасность для успеха своего замысла; он незаметно подсунул мне описание Хопджоя как здорового, хваткого парня. Одной из его самых,, рискованных уловок была та ложь, что Хопджой вышел из больницы здоровее прежнего. К сожалению, должен отметить, что наш старый общий друг – безопасность – помогла Периаму и здесь. Но это не отвлекло меня, и я не забыл о неких спортивных трофеях Периама, которые мы увидели на буфете в столовой его дома. Они были вручены ему за тяжелую атлетику… Помните все эти серебряные кубки?..

– А, ну да ладно…– Инспектор встал и потянулся. – Нам не в чем себя упрекнуть, джентльмены. В конце концов, все само собой устроилось, к тому же наилучшим образом. Если это дело что-нибудь и доказывает, так это то, что «время – честнейший из судей», – он игриво подмигнул Памфри, – как верно заметил Маркс.

Памфри схватил ртом воздух, словно от внезапной желудочной колики.

– Да не Карл, не волнуйся, – сказал инспектор и мягко похлопал его по руке. – Эх ты, ворчун.