Текст книги "Здесь был Хопджой"

Автор книги: Колин Уотсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Здесь был Хопджой
Колин Уотсон

* * *

Никогда еще жители Беатрис-Авеню не видели ничего подобного: четверо констеблей, с большой осторожностью протиснув в парадную дверь одного из домов чугунную эмалированную ванну, пронесли ее по дорожке и погрузили в черный фургон, что стоял у ворот. Излишне говорить, что смотрели все: одни – заняв выигрышную позицию у окна своей спальни, другие – стыдливо выглядывая из-за портьеры гостиной, а кое-кто с вызывающим, неприкрытым любопытством стоя прямо у ворот. Почтальон замер на пороге, задумчиво скосив глаза, пятью домами дальше. Мальчишка-рассыльный из мясной лавки и два мойщика окон, рассматривая происходящее как одно общее дело, на время объединились с налоговым инспектором и тесной группой стояли на тротуаре, непроизвольно вытягиваясь и подседая в такт усилиям полицейских, которые подняли ванну и теперь натужно опускали ее в фургон. Десятка два, если не больше, детей, привлеченных невесть откуда своим сверхъестественным чутьем на все необычайное, составляли ближайшую к месту действия и самую беспокойную часть аудитории. С серьёзным видом они комментировали событие, ставя его по значительности в один ряд с пожаром двухмесячной давности на Харли-Клоуз, с напоровшейся год назад на кол лошадью зеленщика и с чудесным, захватывающим дух скандалом, который разразился на прошлую Пасху, когда миссис Джексон – та, что живет на Гордон-Роуд, – слетела с катушек и сбросила все движимое имущество своего дома, какое только смогла приподнять, включая граммофон и две кадки с комнатными цветами, на головы представителей городского совета.

Детишки, толкаясь, пытались протиснуться вперед, чтобы получше разглядеть ванну, тускло мерцавшую в глубине фургона.

– Мистер, а, мистер, чего это было и зачем ее вытащили? Куда это вы с ней, мистер? – И нехитрая шутка, брошенная пританцовывающей девочкой лет двенадцати с лицом в красных прожилках:

– Они будут в ней носки стирать! Вся полиция собирается стирать свои носки!

Прокатились быстрые каденции пронзительного хохота. В нем кое-где слышались истерические нотки: не все дети остались равнодушными к зловещему бесстыдству, которое, по их мнению, заключалось в изъятии из дома такого предмета как ванна.

Двое полицейских – массивные парни с раскрасневшимися от натуги лицами – закрыли заднюю дверцу фургона. Не глядя на детей, они медленно прошагали к кабине и забрались внутрь. Когда фургон отъехал, третий полицейский неловко замахал руками, словно вспугивая птичью стаю, и объявил:

– Нечего больше смотреть. Бегите-ка вы домой, все до единого.

Он повернулся вслед своему товарищу, они вместе направились по узкой дорожке назад к дому, вошли и скрылись за дверью.

Наблюдатели с Беатрис-Авеню все-таки не оставили своих постов, выказав при этом различные степени упорства. Однако через полчаса только два или три зеваки продолжали сверлить взглядом неблагодарный фасад номера четырнадцатого и черную полицейскую машину.

Больше повезло обитателям дома на Посонз-Лейн, который примыкал сзади к дому номер четырнадцать по Беатрис-Авеню. Они – мать и ее средних лет дочь – могли видеть то, что было недоступно взору менее удачливых соседей, переминавшихся с ноги на ногу на пороге или за окнами гостиной.

Глядя из спальни на втором этаже на проход сбоку от номера четырнадцатого, – это место нельзя было видеть с улицы из-за высоких сплошных ворот – они наблюдали загадочные манипуляции двух человек в штатском.

Эта пара работала со скрупулезной тщательностью и завидной самоотдачей. Они действовали неторопливо, стараясь не запачкаться. Стоя коленями на разложенных листах газеты, они передавали друг другу инструменты, словно хирурги в операционной.

Совместными усилиями они приподняли на рычагах решетку канализационного стока, осмотрели ее и отложили в сторону. Затем, вооружившись половником на длинной ручке, один из них принялся вычерпывать из стока жидкость и аккуратно переливать ее через воронку, которую придерживал другой, в первую из двух больших стеклянных бутылей. Минут двадцать спустя оба сосуда были наполнены. Тот, кто держал воронку, закрыл их пробками и убрал в сторону.

Потом он выбрал и протянул своему товарищу некий предмет, внешне напоминавший чайное ситечко, укрепленное на конце длинного стержня, и приготовил стеклянную банку с широким горлышком для того, что могло быть извлечено из стока с помощью такого приспособления.

Ситечко опустили в сток. Человек, выполнявший эту процедуру, аккуратно держа свой инструмент, несколько секунд задумчиво водил им по кругу, как хорошо воспитанный гость, который пытается определить, положила ли хозяйка сахар в его чай. Когда ситечко подняли, оно оказалось наполненным всякой всячиной, перемешанной пополам с черной слизью; ей дали стечь, а потом весь улов тщательно выколотили в банку.

Второй и третий заходы принесли новые порции твердого, неведомого вещества. Терпеливые, как рыболовы, люди на коленях продолжали заниматься своим делом, пока ситечко несколько раз не вернулось пустым. Тогда первый опустил решетку на место, а второй закрутил крышку банки; оба встали, с наслаждением размяли затекшие ноги и разгладили складки на брюках.

Старушка мать, что сидела на краю кровати, уперев подбородок в сложенные на подоконнике руки, хмыканьем подтвердила окончание операции, но взгляда не отвела ни на минуту.

Ее дочь, высохшая женщина с беспощадной перманентной завивкой, похожей на шлем, и нестираемым выражением разочарования на лице, тоже не двинулась с места; так и стояла рядом с матерью, держа занавеску, словно щит в ожидании тучи стрел.

– Что они там нашли? – прошептала старушка.

– Не знаю. Что-то в канализации. Я отсюда вижу не больше, чем ты.

– Как ты думаешь, мистер Периам знает, что они здесь? Полицейские, я имею в виду. Это же полиция, Мирри. Вон того, в сером, который только что вошел, – я видела его в участке, когда ходила туда за кошельком. Все-таки странно, что мистера Периама нет дома.

– Он, я так думаю, все еще в отъезде.

– А что тот, другой – его друг или постоялец, или кто он ему?

– Про него я вообще ничего не знаю. На минуту обе замолчали.

– Что-то не так с этими полицейскими, – пробормотала старушка. – Полицейские не чистят канализацию. – Ее голос выдавал скорее раздражение, чем интерес.

Дочь ничего не ответила. Отодвинув портьеру еще немного в сторону, она наблюдала, как оставшийся в проходе человек – тот, что не в сером, – аккуратно приставляет к стене короткую лесенку. Он забрался наверх и заглянул в воронку дождевой трубы. Опасливо потыкав в нескольких местах пальцем и явно не обнаружив ничего интересного, он спустился, отнес лесенку к ограде и вошел в дом.

В доме теперь было семеро: два констебля в форме, они положили свои каски ровным рядком на столе в кухне и – большие, со взъерошенными бровями – стояли, чуть нервничая, рядом с входной дверью; уже знакомая нам пара в штатском, которая выполняла работу на улице; водопроводчик, застегивающий свою сумку с инструментами в осиротевшей ванной; и две резко контрастные фигуры, находившиеся, тем не менее, в достаточно дружеских, казалось, отношениях, которые систематично обыскивали и осматривали душную коричневую столовую с выцветшими лоснящимися обоями.

Один из этой последней пары – мужчина, ростом на каких-то три-четыре дюйма повыше шести футов – стоял в непринужденной позе, словно добродушно извинялся за свои размеры, и смотрел вокруг, слегка наклонив голову набок, похожий на аукциониста высокого класса, который нарочно пропускает мимо ушей заявки всякой плотвы. У него был твердый, несколько ироничный рот человека, хорошо умеющего слушать. Время от времени он запускал свои длинные пальцы в густую короткую шевелюру цвета спелой кукурузы.

Его товарищ был на голову короче, но компенсировал недостаток роста солидными запасами высокосортной плоти. Гладкое, пышущее здоровьем лицо выглядело лет на одиннадцать. Свой нынешний вид оно приобрело, если придерживаться фактов, двадцать три года назад, когда его обладателю и впрямь было одиннадцать.

Блондин открыл дверки буфета красного дерева и опустился на колени, чтобы заглянуть внутрь. На одной полке он обнаружил аккуратно расставленные горки фарфоровой посуды с одинаковым рисунком и несколько свежих скатертей. На второй хранились пакеты с сахаром, графинчик с уксусом и масленка, три початых пачки хлопьев к завтраку – все разных видов, – баночки с джемом и мармеладом, запас консервов и тазик, на дне которого застыл слой белого вешества в палец толщиной. Это же вешество налипло и на щетинки широкой малярной кисти.

– Прошу прощения…

В комнате неслышно появился третий. Он вопросительно смотрел то на одного, то на другого.

– Инспектор уголовной полиции Пербрайт? Блондин разогнулся.

– Я Пербрайт.

– Чу-у-десно! – Вновь прибывший улыбнулся и направился к инспектору забавной полуприседающей походкой, вытянув вперед руку, как японский борец перед схваткой. Пербрайт невольно отступил на шаг, но собрался с духом и протянул в ответ свою руку. Тот с удовольствием ее помял.

– Меня зовут Уорлок. Отдел, где все висит на нитке. – Он участливо заглянул в лицо Пербрайту и добавил:– Лаборатория судебной экспертизы, другими словами. Насколько я понимаю, я могу быть вам полезен, сэр.

Пербрайт невнятно бормотнул что-то вежливое, представил своего компаньона – сержанта уголовной полиции Лава и окинул мистера Уорлока быстрым, но внимательным взглядом.

Тому, похоже, не терпелось сыграть в баскетбол. Он то и дело приподнимался на носках, сгибал то одну, то другую ногу, раскачивался из стороны в сторону и в легком возбуждении поминутно сжимал пальцы в щепоть, а потом опять разводил их в стороны.

Лав угрюмо смотрел на него. Он уже отнес Уорлока к разряду лабораторных лодырей, которые вносят излишнюю суетливость и нервозность в настоящую работу.

По-прежнему раскачиваясь; как морские водоросли при смене прилива отливом, Уорлок бегло осмотрел комнату.

– А что тут, собственно, происходит? – спросил он. – Я только что приехал. А в управлении мне ничего толком не сказали.

– Не удивительно. Сейчас мы, судя по всему, зависли в пустоте, мистер Уорлок. – Пербрайт выдвинул два жестких, крепко сколоченных стула из столового гарнитура. – Вот, присядьте. Думаю, сидя разговаривать лучше. Уорлок оставил свою разминку и уселся в позе относительно неподвижного внимания. Сержант повернулся к ним спиной и начал потрошить бюро полированного дуба, на котором стояли два симметричных шкафчика для посуды со стеклянными дверцами в свинцовых переплетах. Лав с одобрением охарактеризовал всю композицию как «нарядную».

– Позавчера, – начал Пербрайт, – мы получили анонимное письмо. Это было… да, во вторник. С собой его у меня сейчас нет, но я могу вам вкратце пересказать его содержание. «Почему бы вам не наведаться в дом номер четырнадцать на Беатрис-Авеню, потому что я чувствую, что там произошло нечто жуткое». Так, помнится, выглядело первое предложение. Далее следовало что-то не очень вразумительное насчет сильного шума, доносившегося оттуда в прошлый четверг, и как бы мы на все это посмотрели? Вы и сами, без сомнения, подмечали у авторов анонимных писем прискорбную склонность к риторическим вопросам?

Уорлок кивнул маленькой, круглой как шар головой. Его лицо, отметил про себя Пербрайт, напоминало жизнерадостного мастерового-одиночку: обветренное, грубоватое, но при этом задорное и добродушное. У него были густые прямые волосы, тщательно расчесанные вдоль лба, который они закрывали почти полностью, и когда он кивнул, длинная прядь спустилась меж бровей к кнопке его носа. Автоматическим движением он сунул руку в грудной карман своего помятого пиджака спортивного покроя за расческой.

– В письме были и другие вопросы, все весьма зловещие по содержанию. Например, «зачем кому-то копать землю в саду в два часа ночи?» или «почему в ванной комнате до утра горел свет?» Такого вот типа.

Пербрайт задумчиво посмотрел мимо Уорлока на стеклянную дверь, которая вела в небольшой ухоженный сад.

– Как правило, – продолжил он, – мы стараемся не обращать особого внимания на местных активистов «комитета бдительности» [1]1
  «Комитет бдительности» – американская организация линчевателей. Прим, перев.


[Закрыть], ночи напролет дежурящих у окон своих спален. В большинстве своем все они старые добрые «друзья дома», конечно, и наша позиция в этом вопросе такова: пусть уж лучше их мания преследования беспокоит нас, чем отравляет жизнь соседям. Однако, это письмо не было похоже на другие. Во-первых, все, что в нем сообщалось, выглядело достоверно. Во-вторых, оно было более обстоятельным, подробным, чем обычно. И в-третьих…

Пербрайт недоговорил. Он смотрел на большого серого кота с торчащими лопатками, который неторопливо пробирался вдоль задней ограды сада.

Уорлок оглянулся как раз в тот момент, когда кот остановился, повертел головой туда-сюда и хрипло, протяжно мяукнул. «И в-третьих?»– напомнил Уорлок. Кот повернулся к ним задом; хвост на прощание взвился дрожащей пружиной, превратившись в восклицательный знак, и его обладатель растворился в соседнем саду.

– Видите ли, в чем дело: у нас уже были кое-какие сведения об этом доме, – Пербрайт вдруг заговорил осторожно, взвешивая каждое слово. – Ничего особенного, имелся ряд моментов, которые могли показаться необычными.

Он опять замолчал, а потом вдруг спросил:

– Послушайте, я знаю, вы сочтете это дурацким формализмом или просто-напросто глупостью, но не позволите ли мне взглянуть на ваше удостоверение.

В первый миг Уорлок уставился на него во все глаза, но тут же улыбнулся, извлек из кармана пачку бумаг, отделил от нее тонкий бумажник и протянул его инспектору. Пербрайт с виноватым видом заглянул внутрь и поспешно вернул хозяину.

– От души надеюсь, что вы не обиделись.

– Что вы, ничуть, сэр. Правда, интересно, за кого вы меня приняли – за Маклина? [2]2
  Маклин Джон (1879—1923) – один из лидеров левого крыла Британской социалистической партии. Прим.перев


[Закрыть]

– Теперь принято выполнять предписанные формальности, – пожал плечами Пербрайт. – Режим недоверия. Считается, что он позволяет всем чувствовать себя в безопасности.

В комнате наверху раздались тяжелые шаги, и ониксовый плафон закачался на своей цепочке. Пербрайт подался вперед и сказал сержанту Лаву:

– Сид, я думаю этим ребятам стоит поработать на свежем воздухе. Скажи им, пусть возьмут по лопате и займутся садом. Те места, где нужно копать, найти будет нетрудно, если они есть, конечно.

Лав направился к двери.

– Да, и совсем не обязательно держать здесь обоих полицейских в форме. Питерc может возвращаться в участок. – Пербрайт опять повернулся к Уорлоку. – Вам ведь ни к чему, чтобы эта компания все вокруг затоптала. Ну, теперь вернемся к моему рассказу.

В этом доме проживают – или проживали – два человека. Оба – мужчины, каждому лет под сорок. Не родственники. Имя фактического владельца дома – Гордон Периам. У него табачный магазинчик в городе. Дом он унаследовал от матери. Она была вдовой и жила здесь вместе с сыном до самой своей смерти год назад, вернее, чуть больше года.

Второго жильца зовут Брайан Хопджой. Считается, что он коммивояжер, и работает здесь, во Флаксборо, на какие-то фармацевтические фирмы или что-то в этом духе. Есть у нас что-нибудь подобное?

– Есть, наверное, – пожал плечами Уорлок.

– Впрочем, это значения не имеет; насколько я мог понять, разъездная работа для него – только прикрытие. Так или иначе, Хопджой появился в доме за несколько месяцев до смерти старушки матери, и она взяла его на постой.

Уорлок пробежался взглядом по солидной, тщательно ухоженной мебели.

– Платным гостем, скорее, – поправил он.

– Пожалуй. По всей видимости, отношения действительно были вполне дружескими, поскольку Хопджой после смерти старой леди остался жить в своей комнате. Я не знаю, кто им готовил и кто убирался в доме; не похоже, чтобы у них была постоянная прислуга, хотя соседка сказала, что время от времени здесь появляется какая-то девушка, приятельница, по ее словам, одного из них. Это мы вскоре выясним.

Пербрайт заметил, что Уорлок засиделся. Отказавшись от сигареты, он принялся раскачиваться на самом краешке стула и короткими, резкими движениями рук рубить воздух. Инспектор отвернулся.

– Простите, вы пепельницы поблизости не видите?..

Уорлок с готовностью вскочил на ноги и начал, пружиня на носках и вытягивая шею, обзор многочисленных безделушек из коллекции покойной миссис Периам. Пербрайт стряхнул пепел в камин и возобновил свой рассказ.

– Во вторник, когда принесли письмо, меня в участке не было. Дежурный сержант отнесся к нему скептически – это вполне естественно, если не углубляться в содержание, – и просто послал по указанному адресу одного констебля, чтобы тот позвонил в дверь и на скорую руку осмотрел дом. На звонок никто не ответил, и на том все успокоились.

Вчера утром письмо попало ко мне. Я отнес его прямо к главному констеблю – вы, кстати, знакомы со стариной Чаббом? – Уорлок, разглядывая серебряные кубки, расставленные в ряд на буфете, покачал головой. – Непременно познакомьтесь, – продолжал Пербрайт. – Это человек, который убежден, что все преступления в нашем городе совершаются только в воображении подчиненных. Правда, на сей раз он по-настоящему встревожен.

– Я бы сказал, что насчет Периама ему не стоит особо волноваться, – заметил Уорлок. Он как раз закончил читать надписи на кубках. – Настоящий атлет.

– То же самое говаривали и о Самсоне. – Пербрайт взглянул на часы. – Нет, мистер Уорлок, дело в том, что оба джентельмена исчезли. Конечно, всему может существовать самое невинное объяснение – несмотря на анонимное письмо, – но мы так не думаем. Один из двух относится к особой категории людей. Об этом знаем только мы с шефом, и, боюсь, в данный момент я не могу посвятить вас в это обстоятельство, но, уверяю вас, оно придает делу совершенно иную окраску. По крайней мере, я должен так думать, исходя из имеющейся информации.

– Я вижу, сами вы в этом не очень уверены.

– Сказывается узость кругозора, – улыбнулся Пербрайт. – Мы привыкли считать, что все преступления в нашем городе никого, кроме нас, не касаются.

– Даже убийства?

– Особенно убийства.

– А в данном случае…

– В данном случае, мистер Уорлок, я должен просить вас не расспрашивать меня, как бы я ни тяготился навязанными мне секретами. Факт убийства еще не установлен окончательно, поэтому вас и вызвали.

– Предоставьте это мне, сэр. Какие-нибудь зацепки есть? – Уорлок опять превратился в нетерпеливого парня на подхвате.

– Мы нашли кое-что интересное. Пойдемте посмотрим, сейчас покажу.

Когда они уже были готовы выйти из комнаты, на пороге появился сияющий сержант Лав.

– Они начали, сэр. В гараже нашли лопату. Он посмотрел на дверь, ведущую в сад, и с одобрением добавил:

– Этот дождь пошел как раз вовремя, копать им будет легче.

– Что ж, тогда очень хорошо, что я распорядился вычерпать канализационный отстойник, – сказал Пербрайт Уорлоку. – Сильный дождь смыл бы все без остатка. – Он шагнул в узкий коридор и прошел по ковру к началу лестницы, что вела на второй этаж.

– Отстойник?

– Да. Мы тут для вас все аккуратно разлили по бутылям. Знаете, остатки того, что стекло из ванной.

– Вы имеете в виду мыльную воду? Пербрайт поморщился.

– Господи, да нет же. Я имею в виду мистера Периама – или мистера Хопджоя. В растворе.

Стоя на пороге, Уорлок напряженно обозревал ванную, словно служитель ограбленного музея, который смотрит на пустые рамы и не смеет поверить своим глазам.

– Извините, если мы тут чуть-чуть переусердствовали, – проговорил Пербрайт из-за его спины. – Главному констеблю не терпелось понадежнее упрятать основной экспонат. Ванна у нас; вы можете осмотреть ее в любое удобное для вас время.

– Да, но отпечатки…

– О, не беспокойтесь, все, что можно было снять, мы сняли до того, как выпустили на нее водопроводчика. В любом случае, ему было велено не трогать ничего, кроме труб.

Уорлоку такой ответ явно не понравился; он шагнул вперед на середину комнаты, освобождая место для инспектора, Пербрайт встал рядом и показал на зеленую стену над кафельной панелью. Там на уровне глаз виднелись крошечные бурые пятнышки.

Уорлок быстро осмотрел брызги, сперва издали, потом – уткнувшись в стену носом, словно близорукий в газету.

– Что еще, сэр? – повернулся он к Пербрайту.

– Вот здесь, на полу… и здесь…– Носком ботинка Пербрайт указал на два чуть заметных пятнышка на сером линолеуме. Уорлок в то же мгновение очутился на коленях.

– Возможно, – констатировал он. – Хотя пол и подтирали.

Без видимых усилий, словно обладая способностью к левитации, Уорлок одним движением поднялся на ноги и еще раз выжидательно посмотрел на Пербрайта. Пербрайт поборол в себе искушение признаться вслух, что начинает себя чувствовать чем-то вроде конферансье, подающего реплики в какой-то весьма своеобразной эстрадной репризе. Мягко ступая, он подошел к небольшому шкафчику с зеркальной дверцей, висевшему над раковиной, и открыл его.

– Вот это мы нашли в углу под ванной. Все в порядке: его никто не трогал.

Уорлок наклонился над раковиной и уставился на молоток, лежавший на куске жесткого картона в нижнем отделении шкафчика. Это был самый обыкновенный фунтовый молоток. Он аккуратно достал картонку, словно поднос с хрусталем.

На свету, который проникал в ванную через окно с матовым стеклом, ударная часть молотка казалась покрытой темным лаком. К ней прилипли несколько волосков.

Уорлок почмокал губами.

– Для знакомства с набором «Сделай сам» достаточно. – Он вернул молоток в шкафчик. – А как быть с делом, для которого его использовали?

– Он еще раз взглянул на забрызганную стену и повернулся к Пербрайту. – Боюсь, сейчас будет не так-то легко ответить. Подойдите сюда на минутку.

Инспектор шагнул к месту, где раньше стояла ванна. Он нагнулся и указал пальцем на черное пятнышко размером с десятипенсовую монету. Присоединившись к нему, Уорлок увидел, что пятно, по сути, представляет из себя небольшое углубление, заполненное чем-то обугленным, но при этом вязким. Линолеум и часть доски под ним были выжжены.

– Определенно, он аккуратный парень. Это единственная капля, которую он пролил. – Пербрайт угрюмо поскреб подбородок.

– Интересно, какие чувства он испытывал, когда выдернул пробку и услышал, как его приятель с отвратительным хлюпаньем и бульканьем побежал по трубам.

Уорлок, которого эти соображения оставили вполне равнодушным, осторожно коснулся черной вмятины мизинцем, понюхал его и торопливо ополоснул под краном.

– Серная, надо полагать, – с видом знатока заметил он. – Ему понадобилось изрядное количество. Есть у вас какие-либо шансы проследить, где он ее достал?

– Попробовать, по крайней мере, можно. Хотя, по правде говоря, надежда, что он покупал ее по поллитровой бутылочке за раз у местного аптекаря, представляется мне чрезмерной. Где можно было хранить … так – несколько галлонов – концентрированной серной кислоты? Я с такой проблемой раньше не сталкивался.

– Вам стоит поискать среди оптовых торговцев, – посоветовал Уорлок. – Каждый день эта штука тоннами отправляется на заводы, фабрики, в гаражи и так далее. Вам нужны люди, которые ее производят, они смогут помочь.

– Но у них, конечно, нет службы доставки на дом, это же не парафин и не лимонад.

Уорлок сделал нетерпеливый, энергичный жест рукой.

– Чем, вы сказали, этот парень занимается… Перри его фамилия, да?

– Периам. Он владелец табачной лавки.

– Нет, тогда другой.

– Хопджой?

– Да, коммивояжер. По какой, вы сказали, он части?

– Фармацевтика…– Пербрайт задумчиво покивал головой. – Я понимаю, что вы хотите сказать. – С видом, явно не дотягивавшим до энтузиазма, он добавил:

– Мы этим займемся, конечно.

Уорлок почувствовал, что опять подобрался слишком близко к той заповедной зоне, которую поневоле охранял Пербрайт.

Этот Хопджой, вне всяких сомнений, имел особый, и к тому же секретный, статус. Бастард королевской крови? Родственник главного констебля? Уорлока это мало трогало. Вне сферы отпечатков пальцев и пучков волос, которые поглощали всю его изрядную энергию, он был не любопытен.

Он поворотил на свои рельсы.

– Вы видели ванну?

– Да, видел.

– Мне ее тоже необходимо осмотреть. У него должны были возникнуть кое-какие проблемы. Интересно, как он с ними управился.

– Вы имеете в виду кислоту?

– Ну, разумеется. Такой процесс требует значительной кислотоупорности. Достаточно толстое эмалевое покрытие подошло бы, пожалуй, но не должно быть ни сколов, ни трещин. Пробка нужна резиновая, как раз такая, какая есть. Но вот слив… он металлический и кислота мигом сожрет его. Опять же, цепочка…– Уорлок увлеченно перечислял все сложности, как хирург, который считает опухоли.

– Обо всем этом, – прервал его Пербрайт, – он позаботился. Я вам покажу, когда мы спустимся вниз. Хотите что-нибудь еще здесь осмотреть?

Уорлок бросил последний неодобрительный взгляд на торчащие забитые пробками трубы, бегло осмотрел пустой сушильный шкаф, потом вернулся к шкафчику. Здесь он занялся изучением бутылочек и пакетов, располагавшихся на единственной полке над молотком. Он обнаружил лосьон после бритья, из тех что помягче, коробку с надписью «Травяные кровоочистительные лепешечки брата Мартина», жестяную банку без крышки с пыльными марлевыми тампонами, баночку крема для рук «Райдинг Мастер», какую-то мазь против перхоти, две упаковки слабительных пилюль и пластиковый тюбик дезодоранта с яблочным запахом.

– Очерк на тему: «Какие разные люди могут уживаться под одной крышей», – тихо произнес инспектор из-за плеча Уорлока.

Уорлок осторожно отодвинул одну-две бутылочки в сторону и вытянул шею, заглядывая в глубину шкафчика.

– Что-то не видно бритвенных приборов. Эти ребята что, носили бороды?

– В ящике бюро внизу лежит электробритва. Я так думаю, это войдет в набор с «Райдинг Мастером» и дезодорантом. Приверженец травяных лепешечек, скорее всего, пользуется скребком и мылом.

– В таком случае, я думаю, он и остался в живых. Захватил свой прибор с собой. Э, погодите-ка…

Уорлок вооружился пинцетом, сунул в шкафчик руку и извлек из груды марлевых тампонов маленькую прямоугольную металлическую пластинку. Она оказалась односторонним лезвием для бритвы.

– Что же он делал этой штукой, интересно? Он указал на один угол нового блестящего лезвия, который был испачкан в чем-то коричневом.

– Странно, – проговорил Пербрайт, чувствуя себя не совсем готовым к выдвижению следственной версии. Уорлок бережно прислонил лезвие к рукоятке молотка. Закончив с этим, он повернулся и знаком показал инспектору, что готов пройти вниз.

На нижних ступенях Пербрайт задержался, окидывая взглядом угрожающих размеров препятствие в лице констебля Дональдсона, он стоял у входной двери, занимая своей фигурой практически всю небольшую прихожую.

– Вынесите себе стул и посидите на улице, – распорядился Пербрайт. – Из-за вас дом становится похожим на Даунинг-Стрит [3]3
  Даунинг-Стрит – улица в Лондоне, на которой находится резиденция британского премьер-министра. – Прим, перев.


[Закрыть].

Вернувшись в столовую, они увидели, что сержант Лав выгреб все что мог из всевозможных ящиков, ящичков и отделений старинного бюро и теперь колдовал над изрядной кучей бумаг.

Через приоткрытое окно из сада доносились звуки старательских трудов: лопата время от времени вонзалась в пыльную землю цветочных клумб. Начавшийся было ливень неожиданно прекратился. Оба детектива сняли пиджаки. Один из них рассеянно покачивал совком – он умудрился не найти себе лопату и задумчиво смотрел на прах, который тревожил его коллега.

Пербрайт открыл дверцу буфета и показал Уорлоку тазик и кисточку:

– Я как раз обратил на них внимание, когда вы появились. Мне кажется, здесь кроется ответ на некоторые вопросы.

Уорлок опустился на корточки и внимательно осмотрел тазик, ни к чему не прикасаясь. Потом он опустил голову еще ниже и потянул воздух носом.

– Это ведь воск? – спросил Пербрайт.

– Точнее, парафин. Наверное, растопленные свечи: тут вот застыл кусочек фитиля. – Уорлок начал легонько раскачиваться на каблуках, потом поднял голову. Его лицо выражало первобытное удовольствие. – Нанесен горячим с помощью кисточки на металлический слив и все, какие были, дефекты в эмалированном покрытии ванны – как раз то, что нужно, сэр. А цепочку можно просто обмакнуть в тазик.

Сержант Лав, ругаясь вполголоса, раскладывал бумаги по трем кучкам, условно обозначив их про себя как «письма», «счета» и «всякая всячина». Жизнерадостный Уорлок все больше раздражал его после того, как с быстротой, непозволительной для кабинетного работника, произвел на свет ту самую теорию, которую Лав уже выносил в своей голове, намереваясь огласить в подходящий момент как праздничный подарок всем. Пытаясь спасти хотя бы частицу ускользающей славы, он вмешался в разговор, объявив:

– Насчет ванны, инспектор, похоже на правду. Когда я искал отпечатки на ванне, то заметил на дне сальные пятна.

– Ага, – сказал Пербрайт и многозначительно кивнул Уорлоку.

– Они выглядели так, – Лав развивал успех, – будто их пытались смыть горячей водой. Только вот кто проделал все это, забыл про цепочку. Она висела на одном из кранов и вся была покрыта толстым слоем парафина.

Он вернулся к бумагам.

Уорлок смотрел на тазик с хищной радостью собственника, который получил-таки что хотел.

– Разочек от души пройтись по тебе кисточкой, мой милый, и…– Он издал звук вылетающей пробки, который, по всей видимости, означал для него максимум всего, что возможно достичь.

Лав поморщился.

– Это нам очень поможет, – снизошел Пербрайт. – Конечно, при условии, что мы сможем определить, чьи это отпечатки. Я думаю, можно допустить, что они оставлены тем джентльменом, который окажется в живых, возражений вызвать как будто не должно.

– Совершенно верно, сэр, – обернувшись, Уорлок посмотрел на инспектора, словно удивляясь, как можно с такой осторожностью говорить об очевидных вещах. – Правда, – добавил он, – я не обещаю никаких результатов. Это такая работа, которую всякий, имеющий хоть каплю здравого смысла, будет выполнять в перчатках. Бегать по дому с кислотой и тому подобные вещи. Как вы думаете?

Пербрайт оставил вопрос без ответа. Тема представлялась ему неблагодарной.

– Так, а теперь о волосах на молотке, – сказал он. – Они могут помочь?

– Трудно сказать. – Уерлок поднялся на ноги и сунул свои беспокойные руки в карманы брюк, где они продолжали шнырять, словно любопытные мыши под полом. – Я так понимаю, вас опять интересует установление личности. Вообще-то, сам по себе волос немногое может сказать. Здесь главное значение имеют сравнительные анализы. Дайте мне волос А и волос Б, и я скажу вам, с одной они головы или нет – с разумной степенью определенности, во всяком случае.

Инспектор обдумал это предложение и обратился к Лаву:

– Сид, раздобудь-ка несколько волосков для этого джентльмену. Только мы должны точно знать, чьи они. Загляни, например, в магазин Периама: возможно, он там оставил какой-нибудь пиджак. Мы не знаем, было ли у того, второго – Хопджоя – собственное помещение: контора там или что-нибудь еще в этом роде. Посмотри в доме: не отыщется ли среди его вещей одежда с метками.