Текст книги "По воле судьбы"

Автор книги: Колин Маккалоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Римляне считали Аварик единственным красивым укреплением в Длинноволосой Галлии. Подобный Кенабу, только намного больше, он функционировал как город, а не только как место для хранения продуктов и для собраний племени. Он стоял на небольшом возвышении, посреди заболоченных, но плодородных пастбищ. Благодаря высоким стенам и окружающему болоту Аварик считался неприступным. Округлый выступ поросшей лесом скальной породы шириной в триста тридцать футов вел к воротам Аварика. Но перед самыми воротами твердая почва вдруг проваливалась, и это было единственное место, откуда можно было атаковать возвышающиеся стены. В других местах они стояли на болоте, слишком предательском, чтобы выдержать вес осадных фортификаций и машин в случае войны.

Цезарь поместил свои семь легионов на краю этого выступа, как раз там, где дорога круто шла вниз, а через четверть мили поднималась опять – к городской стене и воротам. Стена, окружавшая город, была сделана в технике murus Gallicus, представляя собой чередующиеся слои камней и деревянных балок в сорок футов длиной. Камни придавали сооружению огнестойкость, а гигантские деревянные перекладины обеспечивали прочность при артиллерийском обстреле. «Ее не проломишь, – думал Цезарь, краем уха ловя шум строительства лагеря за спиной. – Даже если иметь таран, способный бить под таким углом, и обеспечить легионерам при нем достаточную защиту».

– Здесь будет потруднее, – заметил Тит Секстий.

– Надо строить настил над провалом, чтобы подобраться к воротам, – сказал Фабий, хмурясь.

– Нет, – возразил Цезарь, – только не настил. Это слишком хлипко. Нас с легкостью будут отбрасывать от стены. Нет, мы построим что-нибудь попрочнее. – По твердости голоса своего генерала легаты поняли, что он давно все решил. – И начнем прямо с того места, где сейчас стоим, ибо оно как раз на уровне крепостных парапетов. Ширина подступа к Аварику – триста тридцать футов, но мы не станем размахиваться настолько. Мы поведем по флангам подступа две стены, а перед городом соединим их друг с другом. Равномерно продвигаясь вперед, мы будем полностью контролировать ситуацию и спокойно пройдем две трети пути, а уж потом начнем беспокоиться о своей безопасности.

– Бревна! – воскликнул сияющий Квинт Цицерон. – Тысячи бревен! За топоры, так что ли, Цезарь?

– Да, Квинт, за топоры. Ты отвечаешь за доставку бревен. Пригодится твой опыт с нервиями, потому что я хочу быстро получить эти бревна. Мы не можем оставаться здесь дольше месяца. К тому времени все должно быть закончено.

Цезарь повернулся к Титу Секстию.

– Секстий, ищи камни, сколько сможешь. И землю. По мере строительства террасы землей можно заполнять пространство между стенами.

Настала очередь Фабия.

– Фабий, ты отвечаешь за лагерь и провиант. Эдуи еще не прислали зерна, и я хочу знать почему. И бойи нам ничего не прислали.

– Об эдуях мне ничего не известно, – сказал Фабий обеспокоенно. – А бойи говорят, что у них нет лишней еды, потому что Горгобина разграблена, и я склонен им верить. Племя маленькое, земля там скудна.

– Зато у эдуев она плодородна. Лучшая в Галлии, – жестко сказал Цезарь. – Похоже, пора подстегнуть Котия и Конвиктолава письмом.

Карта 7. Аварик.

Разведчики донесли, что Верцингеториг и его огромное воинство остановились в пятнадцати милях от Аварика, перекрыв римлянам незаболоченные пути для отхода. Все амбары и силосные ямы в округе сожгли. Цезарь освободил от работ девятый и десятый легионы на случай внезапной атаки и продолжил строительство стен.

Чтобы защитить своих людей, он разместил на конце выступа всю имевшуюся у него артиллерию, но тратить камни не разрешил. Ситуация была идеальна для катапульт, стрелявших трехфутовыми стрелами. Их делали из толстых веток, отсеченных от стволов лесорубами. Один конец заготовки заостряли, другой расщепляли. Поиском подходящих веток и их обработкой занимались нестроевые солдаты, пользуясь специально изготовленными шаблонами.

Две параллельные бревенчатые стены, увенчанные защитными навесами (мантелетами), неуклонно продвигались вперед. На тыльных их окончаниях росли две осадные башни. Двадцать пять тысяч солдат трудились от зари до зари: стволы деревьев ровняли, подтаскивали лебедками, катили, укладывали на место – и все это со скоростью несколько сотен бревен в день.

Через десять дней было пройдено более половины пути, но запасы провизии в лагере оскудели. Осталось немного масла и мизерное количество бекона. От эдуев шли несчетные извинения. У них-де была эпидемия, потом ливень утопил повозки в болотах, потом крысы уничтожили все зерно в ближайших к Аварику амбарах, теперь надо везти пшеницу из Кабиллона, а до него сто двадцать миль…

Не прекращая работ, Цезарь стал обходить солдат.

– Вам решать, как нам быть, ребята, – говорил он поочередно каждой группе занятых делом легионеров. – Я могу снять осаду, и мы отправимся в Агединк, где много еды. Взять этот город не так уж и важно. Мы, в конце концов, побьем галлов и так.

И все отвечали одинаково: чума на всех галлов, еще страшнее – на Аварик, и самая жуткая – на эдуев!

– Мы семь лет провели с тобой, Цезарь, – высказался за всех Марк Петроний, центурион из восьмого. – Ты хорошо к нам относился, зачем же мы станем позорить тебя? Бросить все и уйти нам как-то неловко. Нет, генерал, мы потуже затянем ремни. Мы здесь для того, чтобы отомстить за павших в Кенабе. И потому мы возьмем Аварик.

– Нам нужно достать продовольствие, Фабий, – сказал Цезарь своему помощнику. – Хотя бы мясо. Они сожгли все зерно. Забивай любой скот, какой тебе попадется. Никто не любит говядину, но говядина лучше, чем голод. И где же наши так называемые союзники эдуи?

– Продолжают слать извинения. – Фабий серьезно посмотрел на Цезаря. – А ты не думаешь, что мне лучше попытаться пробиться к Агединку с двумя легионами?

– Верцингеториг только того и ждет. Нет, Фабий, в этом городе мы найдем все, что нам нужно, не дожидаясь поставок от эдуев. – Цезарь усмехнулся. – Ты не находишь, что этот галл просто глуп? Он заставляет меня взять Аварик. А похоже, именно здесь сосредоточены все запасы пищи, какие могут дать эти захудалые земли. И потому Аварик непременно падет.

На пятнадцатый день, когда осадные стены едва не вплотную придвинулись к крепости, Верцингеториг переместил свое войско ближе к лагерю римлян и вознамерился окружить занимавшийся добычей продовольствия легион. Это был десятый легион Цезаря, и задачу захлопнуть ловушку возложили на галльскую кавалерию, но хитрый замысел ни к чему не привел: Цезарь в полночь привел к стоянке галлов девятый и стал угрожать лагерю Верцингеторига. Обе стороны разошлись, не тронув друг друга, что далось Цезарю с трудом, ибо его люди настроились драться.

Но было трудно и Верцингеторигу. На собравшемся срочно совете его обвинил в трусости и предательстве Гутруат, начинавший подумывать, что туфли царя подойдут ему лучше. Однако армия, прослышав об этом, встала за своего полководца, шумно приветствуя его ударами мечей о щиты. И та же армия поставила ему десять тысяч добровольцев, решивших влиться в ряды защитников Аварика. Они проникли в город довольно легко, ибо топи в некоторых местах выдерживали человеческий вес. Им удалось втайне от римлян подобраться к крепости с тыла и перелезть через стену.

На двадцатый день работа была близка к концу, так что подкрепление Аварику лишним не показалось. Бревенчатая стена, соединяющая две параллельные стены с осадными башнями, поднималась из частично выровненного углубления прямо напротив самого Аварика: Цезарь хотел штурмовать парапетные стены по возможно более широкому фронту. Защитники все время пытались поджечь мантелеты, но напрасно, потому что Цезарь нашел железные щиты в крепости Новиодуна и использовал их, накрыв мантелеты с тех концов, что были ближе к городу. Тогда защитники переключились на бревенчатую стену, поднимавшуюся за стенами Аварика, попытались растащить ее крюками-кошками и лебедками, одновременно выливая смолу, горящее масло и горящие пучки хвороста на головы ничем не защищенных солдат.

Кроме того, защитники Аварика спешно сооружали новые брустверы и противоосадные башни вдоль всего крепостного вала. Шла работа и под землей: они прорыли туннель под защитной стеной, потом подкопались под бревна вражеской перемычки, пропитали их смолой с маслом и подожгли.

Но бревна были сырыми, а воздуха не хватало. Большие клубы дыма выдали замысел. Увидев это, защитники крепости решили помочь огню, предприняв вылазку со своего парапета на осадную римскую стену. Началась схватка, она становилась все яростнее. Девятый и десятый легионы покинули лагерь, чтобы присоединиться к своим. Загорелись мантелеты, загорелось плетеное покрытие левой осадной башни. Сражение длилось всю ночь и не стихло к утру.

Группа легионеров, взявшихся за топоры, принялась прорубать в основании перемычки отверстие, чтобы пустить воду, а солдаты девятого легиона стали рыть отводную канаву от ручья, снабжавшего лагерь водой. Их товарищи сооружали из шкур и палок лоток, чтобы вода пошла в прорубаемую дыру и погасила пожирающий нижние бревна огонь.

Подходящий момент для галлов, которые легко могли бы одержать верх, если бы бросили в бой свою армию. Но Гутруат оказал плохую услугу своим соотечественникам, обвинив Верцингеторига в излишнем пристрастии к кавалерии в ущерб пешим воинам. Вождь галлов, еще не провозглашенный царем, не посмел воспользоваться замечательным шансом. У него не было власти посылать куда-то людей без одобрения своих именитых советников. А созыв совета – дело достаточно канительное, чреватое чередой пустых пререканий. К тому времени, когда все придут к единому мнению, все будет кончено.

На рассвете Цезарь ввел в действие артиллерию. Один рьяный галл с большой точностью метал куски жира и смолы в огонь, пылающий у основания левой башни, придвинутой к крепости. Стрела, пущенная из катапульты, вошла ему в бок. Другой галл заменил убитого, но его поразила вторая стрела, а третьего – третья. Так продолжалось по всему фронту до тех пор, пока наконец огонь не был потушен, а галлы не отступили. Фактически катапульты решили исход схватки.

– Прекрасно, – сказал Цезарь своим легатам. – Совершенно ясно, что мы недостаточно используем артиллерию. – Он поежился и плотнее закутался в плащ. – Будет затяжной дождь. По крайней мере, это предотвратит новые возгорания. Начинайте ремонт.

На двадцать пятый день строительство было закончено. Правую башню толчками придвинули к перемычке, она встала вровень с левой, а ледяной дождь все не стихал. Караульные битуригов, видя, что римляне копошатся в обычном режиме, ушли с парапета в укрытия, уверенные, что в такой ливень никто ничего не станет предпринимать. А в это время мантелеты и осадные башни заполнялись солдатами. Заскрипели лебедки, опустились широкие сходни, и римляне хлынули на парапет. Они лезли и с перемычки – по лестницам и по веревкам, снабженным крюками.

Сюрприз был полный. Галлов смели с собственных стен так быстро, что сопротивления почти не было. Придя в себя, защитники крепости клином построились на рыночной площади, решив дорого продать свои жизни.

Дождь продолжал лить как из ведра, становилось все холоднее. Ни один римлянин не спустился с крепостных валов Аварика. Легионеры просто смотрели на город. Началась паника. Вскоре галлы уже бежали в разные стороны – к малым воротам, к амбарам, к домам. И были истреблены. Из сорока тысяч мужчин, женщин и детей, находившихся в Аварике, только восемьсот человек пришли к Верцингеторигу. Остальные были убиты. После двадцатипятидневного голодания и напряженного труда у солдат Цезаря не было настроения кого-либо щадить.

– Ну, ребята, – кричал им Цезарь, – теперь у нас вдоволь хлеба, бобов и бекона! Гороховой сытной похлебки! Увижу кого с куском старой говядины – оштрафую! Благодарю и приветствую каждого! Каждый из вас дорог мне!

Сначала Верцингеториг решил, что падение Аварика и появление в стане галлов жалкой горстки спасшихся бегством нанесет больший урон его репутации, чем претензии Гутруата на лидерство. Что подумает армия? Но он взял себя в руки и, разделив уцелевших на группы, тайно отослал их подальше от войска, а на следующее утро созвал военный совет.

– Мне надо было прислушаться к моей интуиции, – сказал он, в упор глядя на Битургона. – Нам не стоило делать ставку на Аварик. Он оказался уязвимым, он пал, а мы его не сожгли, и у Цезаря теперь есть пища, несмотря на перебои с поставками от эдуев. Сорок тысяч наших соотечественников мертвы. Воины. Дети, которые могли стать воинами. Их матери, их отцы, их дядья и кузены. Аварик пал не по их вине. Просто у римлян есть опыт. Они понимают, как подобраться к тому, что нам кажется неуязвимым. Не потому, что мы слабы, а потому, что они сильнее нас. Мы потеряли четыре крепости, сдав три из них Цезарю за восемь дней, четвертую – после двадцати пяти дней таких невероятных усилий с его стороны, что у меня щемит сердце. Они пешие двигаются быстрее, чем мы на конях. Они строят осадные сооружения из окрестного леса. Они пронзают нас своими огромными стрелами – одного за другим. Они отличные воины. И у них есть Цезарь.

– А у нас есть ты, Верцингеториг. И нас очень много, – негромко сказал Катбад.

Он повернулся к притихшим вождям, сбросив с себя покров безразличного непротивления происходящему. Перед собравшимися стоял теперь верховный друид, носитель знаний, великий сказитель, связующее звено между Галлией и Туата – ее богами. Глава огромного братства, более сильного, чем любой другой клан жрецов.

– Когда человек берет на себя обязанности вождя в большом деле, он становится уязвимым для молний. Все в нем начинает подвергаться сомнению: его мудрость, его храбрость, его упорство. В прежние дни такой лидер объявлялся царем. Он представал перед Туата как человек, готовый пожертвовать всем для процветания своего народа, как человек, который принимает близко к сердцу нужды и чаяния каждого мужчины и каждой женщины из тех, что вверились его защите. Но вы, вожди Галлии, не дали Верцингеторигу полной власти. Вы пожалели ее для него. И сами прочите себя в цари, когда он потерпел неудачу. Признайтесь, все вы тут тайно желали, чтобы он ее потерпел, ибо в душе не хотите объединения. Вы хотите поставить себя над всеми. Себя и свой собственный род.

Никто не промолвил ни слова. Гутруат постарался спрятаться в тень, Битургон закрыл глаза, Драпп дернул себя за ус.

– Может быть, в эту минуту многим действительно кажется, что Верцингеториг потерпел поражение, – продолжил Катбад звучным бархатным голосом. – Но это только начало. Он еще только учится побеждать. Вы должны понять, что именно Туата вознесли его из ничего и из ниоткуда. Кто знал Верцингеторига до Самаробривы? Никто. – Голос друида стал жестче. – Вожди Галлии, у нас только один шанс освободиться от Рима и от Цезаря. Этот шанс появился сейчас. Пришло время. Если мы потерпим поражение, пусть это выйдет не потому, что мы не сумели сплотиться. Может статься, что потом царь нам будет не нужен. Но сейчас он нам необходим. Верцингеторига избрали Туата, а вовсе не люди и даже не друиды. Вожди Галлии, если вы боитесь, любите и почитаете своих богов, склонитесь перед тем, кто избран их волей. И открыто признайте его единовластным галльским царем.

Один за другим знатные вожди племен вставали со своих мест и опускались на левое колено перед Верцингеторигом. Он стоял, простирая над ними правую длань и выставив вперед правую ногу. На запястьях, локтях и шее переливались драгоценные камни, сверкало золото, жесткие бесцветные волосы нимбом вставали вокруг головы, чисто выбритое лицо сияло.

Одна минута. Всего одна, но, когда она пробежала, все изменилось. Он стал царем и обратился к ним как царь.

– Пора, – сказал он. – Пора созывать общий сбор. Пусть он состоится в месяце, который римляне называют секстилием, когда весна почти закончится и начнется сезон, пригодный для решительных действий. Я тщательно отберу доверенных лиц, они будут обходить племена и объяснять, что в сплочении наш единственный шанс избавиться от гнета Рима. И кто знает? Может быть, мера нашей успешности превысит меру успешности наших врагов. Если же то, чего мы хотим, огромно не в меру, то Туата обрушат эту огромность на нас. Тогда мы потерпим поражение, но нам будет не стыдно. Мы всегда сможем сказать, что наш противник был величайшим из всех, каких знал мир.

– Но этот противник – всего лишь человек, – громко сказал Катбад. – И он почитает ложных богов. А Туата – настоящие боги, превосходящие римских в величии. Наше дело – справедливое дело. Мы обязательно победим! И мы все станем зваться галлами!

В начале июня Гай Требоний и Тит Лабиен прибыли в Аварик и увидели, что лагерь Цезаря почти разобран. С полян на болотах согнали всех вьючных животных, которых нашли, чтобы забрать с собой трофейное продовольствие.

– Верцингеториг перенял тактику Фабия. Сам он сражения не начнет, поэтому мы должны вынудить его сделать это. Я решил двинуться на Герговию. Это его город, и он будет вынужден его защищать. Если Герговия падет, арверны крепко задумаются.

– Есть трудности, – печально сказал Требоний.

– Трудности?

– Литавик сказал, что у эдуев разлад. Котий узурпировал права старшего вергобрета Конвиктолава и понуждает эдуев взять сторону Верцингеторига.

– Черт побери этих эдуев! – воскликнул Цезарь, сжав кулаки. – Мне не нужен мятеж за спиной, мне не нужна задержка. Но меня хотят задержать, это ясно. А-а-а! Требоний, доставь всю провизию в Новиодун Невирн. Что случилось с эдуями? Разве я не вернул им все их земли, когда-то отобранные сенонами?

Он повернулся к Авлу Гиртию.

– Гиртий, немедленно созови всех эдуев в Декетию на совещание. Я должен понять, что происходит, и усмирить их, прежде чем действовать дальше. И сделаю это лично, иначе эдуи восстанут.

Настал черед Лабиена, но о его выходке с Коммием следовало на время забыть. Это могло подождать. Дикарю Лабиену придется опять действовать самостоятельно, а дикарь должен быть кротким, послушным.

– Тит Лабиен, я собираюсь разделить армию. Ты возглавишь седьмой, девятый, двенадцатый и четырнадцатый легионы. И половину кавалерии, но не эдуйской. Возьми себе ремов. Я хочу, чтобы ты прошел по землям сенонов, свессионов, мельдов, паризиев и авлерков. Сделай так, чтобы по всей Секване у них не было времени даже подумать о помощи Верцингеторигу. Сам решай, как будешь действовать. В качестве базы используй Агединк.

Он кивнул Требонию, и тот подошел с мрачным видом. Смеясь, Цезарь обнял его за плечи.

– Гай Требоний, улыбнись! Даю слово, до конца года у тебя будет уйма более интересной работы. Но сейчас твое дело – удерживать Агединк. Возьми пятнадцатый из Новиодуна Невирна.

– Я выступлю на рассвете, – сказал довольный Лабиен. Потом озадаченно глянул на Цезаря. – Ты не сказал, что думаешь о моем столкновении с Коммием.

– Жаль, что ты дал ему уйти, – сказал Цезарь. – Он теперь будет для нас колючкой в лапе. Но давай надеяться, Лабиен, что отыщется мышка, готовая ее вынуть.

Сбор эдуев в Декетии прошел столь сумбурно, что по окончании его Цезарь так и не понял, кто говорил ему правду, а кто лгал. Единственной пользой от всего этого было то, что он посмотрел на эдуев, а те, соответственно, на него. Цезарь выслушал их, они тоже послушали Цезаря. Котий был смещен, пост главного вергобрета вновь занял Конвиктолав, а младшим вергобретом стал молодой и энергичный Эпоредориг. Друиды стояли кучкой позади всех, кто клялся в верности Конвиктолаву, Эпоредоригу, Валетиаку, Виридомару, Кавариллу, а также Литавику, этому столпу верности Риму.

– Мне нужно от вас десять тысяч пехоты и все ваши всадники, – сказал Цезарь. – Они последуют за мной в Герговию. И привезут зерно. Это понятно?

– Я лично их поведу, – улыбнулся Литавик. – Ты можешь быть спокоен, Цезарь. Эдуи придут в Герговию.

Таким образом, была уже середина июня, когда Цезарь направился к реке Элавер и в Герговию. Наступила весна, реки так разлились от таявшего снега и дождей, что их надо было переходить по мосту. Брода не было.

Армия галлов раньше римлян переправилась на западный берег Элавера по мосту и разобрала его за собой. Цезарь вынужден был идти к Герговии по восточному берегу, а Верцингеториг, как тень, скользил по другой стороне, чуть опережая его и разрушая все переправы, что было нетрудно, ведь галлы обычно предпочитали дерево камню, а деревянный мост разбирался легко. Река ревела, бурлила. Но все-таки Цезарь нашел, что искал, – мост на каменных столбах. Деревянный настил, правда, сняли, но опоры остались. Этого было достаточно. Четыре легиона, растянувшись в длину как шесть, продолжили путь, а Цезарь с двумя легионами засел в прибрежном лесу. Когда галлы прошли по другому берегу дальше, легионеры умело навели переправу, и вскоре все римляне перебрались через Элавер.

Верцингеториг спешил к Герговии, но не вошел в эту крепость арвернов, которая стояла на небольшом плато среди возвышающихся скал. Выступ Севеннского хребта, простиравшийся в западном направлении, защищал город своими вершинами. Сто тысяч воинов, пришедших с царем Галлии, расположились лагерем на неровном возвышении позади и по бокам крепости и стали ждать прихода Цезаря.

Картина была удручающей. Каждая скала была прямо-таки усеяна галлами, и Цезарь с одного взгляда понял, что штурмом этот город не взять. Нужна блокада, а на нее уйдет много времени и продовольствия, которого очень мало. Однако эдуи вот-вот его подвезут, а до того надо бы что-нибудь предпринять. Например, взобраться на небольшую гору, своими отвесными стенами почти прижимавшуюся к плато.

– Поднявшись туда, мы отрежем их от основной водной артерии, – сказал Цезарь. – И от возможных поставщиков провианта.

Сказано – сделано. Действуя в темноте, Цезарь за время с полуночи до рассвета одолел гору, поместил на ней Фабия с двумя легионами в сильно укрепленном лагере и продолжил фортификационные работы, чтобы соединиться со своим основным лагерем с помощью широкой траншеи.

Полночь вообще оказалась критическим часом в действиях при Герговии. Через две ночи, тоже в полночь, к Цезарю прискакал Эпоредориг в сопровождении Виридомара, человека низкого происхождения, по протекции Цезаря введенного в правящий орган эдуев.

– Литавик переметнулся к Верцингеторигу, – сообщил, дрожа всем телом, Эпоредориг. – И вся его армия. Они идут к Герговии, как будто хотят присоединиться к тебе, но на деле намереваются наброситься на тебя, когда войдут в твой лагерь. А Верцингеториг нападет снаружи.

– Тогда времени у меня почти нет, – сжав зубы, сказал Цезарь. – Фабий, ты остаешься с двумя легионами удерживать наши укрепления. Большего я тебе дать не могу. Я скоро вернусь, но день ты должен продержаться.

– Я продержусь, – ответил Фабий.

Вскоре после этого разговора четыре легиона, прихватив с собой всю кавалерию, почти бегом покинули лагерь и в двадцати пяти милях от него встретили приближавшуюся армию эдуев. Цезарь послал четыре сотни германцев немного их охладить, а после атаковал. Эдуи бежали, но удача покинула Цезаря. Литавику удалось пробиться к Герговии с большей частью своего войска и – что еще хуже – со всем продовольствием. Герговия будет сыта. А Цезарю грозил голод.

Пришли два солдата и сообщили, что галлы яростно пытаются захватить оба лагеря, однако Фабий пока отбивается.

– Ребята, надо пробежать весь путь! – крикнул генерал тем, кто мог его услышать, и сам подал пример.

Еле держась на ногах, римляне прибыли к своим укреплениям и убедились, что Фабий не сдался.

– Хуже всего стрелы, – сказал он, отирая кровь с уха. – Кажется, Верцингеториг теперь больше делает ставку на лучников, а они очень опасны. Я начинаю понимать, что чувствовал бедный Марк Красс.

– Не думаю, что у нас имеется другой выход, кроме отступления, – принял решение Цезарь. – Но есть проблема. Мы не можем повернуться и побежать. Они станут рвать нас, как волки. Нет, сначала мы вступим в бой, припугнем их как следует, а после уйдем.

Появление Виридомара, в очередной раз пришедшего с новостью, что эдуи открыто бунтуют, окончательно убедило Цезаря в правильности принятого решения.

– Они изгнали из Кабиллона трибуна Марка Аристия, отняв все, что принадлежало ему. Он собрал какое-то количество римских граждан, отступил в небольшую крепость и там держался, пока несколько моих людей не передумали и не пришли просить у него прощения. Но много твоих соотечественников погибло, Цезарь, и еды тебе не пришлют.

– Удача меня покинула, – сказал Цезарь, поднявшись к Фабию в малый лагерь. Он пожал плечами, посмотрел на цитадель и вдруг весь напрягся. – Ага!

Фабий мгновенно насторожился. Что значит это «ага»?

– Думаю, я нашел вариант для атаки.

Фабий посмотрел в ту же сторону и нахмурился. Поросшие лесом скалы, прежде усыпанные галлами, были пусты.

– Рискованно! – сказал он.

– А мы их обманем, – откликнулся Цезарь.

Кавалерия была слишком ценна, чтобы жертвовать ею. К тому же эдуи, большей частью ее составлявшие, могли решить, что своя шкура дороже. Досадно, однако у Цезаря под рукой имелись четыреста германцев, не знавших страха и любящих риск. Чтобы увеличить этот отряд, Цезарь придал ему большую группу нестроевых солдат, одетых как всадники и восседающих на вьючных мулах. Все эти конники получили задание наделать как можно больше шума, не особенно приближаясь к позициям неприятеля.

Из Герговии оба лагеря римлян были, конечно, видны, но не слишком отчетливо. Галльские наблюдатели могли лишь отметить там некоторую активность. Кавалеристы скакали туда-сюда, легионы прилежно маршировали, перетекая из большого лагеря в малый.

Но успех предприятия, целью которого было взять штурмом цитадель, зависел, как всегда, от сигнала горна. Каждый вид маневра имел свой специальный короткий сигнал, и войска учились немедленно подчиняться такому звуку. Другую трудность представляли эдуи, которые толпами покидали Литавика и Верцингеторига и которых Цезарь вынужден был использовать вместе с эдуями, лояльными к нему с самого начала. Они должны были образовать правое крыло при атаке. Но на большинстве из них были галльские кольчуги вместо привычных кольчуг эдуев, оставлявших оголенным правое плечо. Одетые для боя и поэтому без своих отличительных красно-сине-полосатых накидок, без типичного открытого правого плеча, эти эдуи были неотличимы от людей Верцингеторига.

Впрочем, сначала все шло хорошо. Восьмой легион первым ринулся в бой. Цезарь возглавил десятый. Три лагеря Верцингеторига пали, и царь нитиобригов Тевтомар, спавший в своей палатке, вынужден был бежать по пояс голый и на раненой лошади.

– Достаточно, – сказал Цезарь стоявшему рядом Квинту Цицерону. – Горнист, труби отход.

Десятый четко услышал сигнал, а потому развернулся и в полном порядке отступил. Но Цезарь не принял во внимание одну вещь – неровный рельеф местности. Металлический звук горна, взмывший над шумом боя, ударил в стены утесов и отразился от них многократным эхом. Легионеры, находившиеся далеко впереди, не могли разобрать, что им сигналят. В результате восьмой легион не отступил, как другие, а продолжил сражение. И тысячи галлов, защищавших дальнюю сторону Герговии, поспешили скинуть со стен передние ряды восьмого легиона.

То, что было началом разгрома, разрослось в тот момент, когда эдуев-перебежчиков на правом фланге приняли за врагов из-за их кольчуг. Легаты, трибуны, сам Цезарь бросились туда с криками, силой растаскивая измученных, остервенелых бойцов. Тит Секстий вывел из малого лагеря когорты тринадцатого, служившего резервом, и постепенно хаос сошел на нет. Легионы ретировались, оставив поле сражения галлам.

Погибли сорок шесть центурионов (в большинстве своем из восьмого легиона) и около семисот рядовых. Цезарь заплакал. Среди погибших центурионов были его друзья Луций Фабий и Марк Петроний. Оба погибли, спасая своих людей.

– Хорошо, но недостаточно хорошо для вас, – сказал он легионерам. – Местность была непригодной для боя, и все вы знали о том. Вы – солдаты Цезаря, а это значит, что от вас требуется не только отвага. О, это замечательно – рваться вперед, не обращая внимания ни на высоту стен вражеской цитадели, ни на предательские изломы ландшафта. Но я посылаю вас в бой не затем, чтобы вы гибли, доказывая всему миру, что моя армия состоит из героев! Мертвые герои бесполезны. Мертвых героев сжигают. Им отдают почести и забывают о них. Доблесть и боевой пыл достойны похвалы, но в жизни солдата это не все. Осмотрительность и самоконтроль в армии Цезаря ценятся ничуть не ниже. Мои солдаты должны уметь думать. Мои солдаты должны иметь холодные головы, какие бы страсти ни гнали их на врага. Ибо ясность мышления выигрывает больше сражений, чем храбрость. Не заставляйте меня горевать! Не давайте Цезарю повода плакать!

Ряды молчали. Цезарь плакал.

Потом он вытер рукой глаза, покачал головой.

– Это была не ваша вина, ребята, и я на вас не сержусь. Просто я огорчен. Я люблю видеть одни и те же лица, когда прохожу мимо колонны, и я не хочу искать эти лица и не находить их. Вы мои ребята. Мне тяжело терять каждого из вас. Лучше проиграть бой. Но вчерашний бой не проигран, как и эта война. Вчера мы чего-то добились. Вчера и Верцингеториг чего-то добился. Мы разгромили его лагеря. Он скинул нас со стен Герговии. Вовсе не особая храбрость галлов внесла хаос в наши ряды. Это сделали горная местность и эхо. Но результат боя не был для меня неожиданным. И он ничего не меняет, кроме того, что многие ушли от нас навсегда. Так что, когда вы будете думать о вчерашнем дне, вините в случившемся эхо. А когда будете думать о завтрашнем дне, помните вчерашний урок.

После этого легионы покинули лагерь и в боевом порядке построились на равнине. Но Верцингеториг отказался спуститься со скал и принять бой. Верные германцы с улюлюканьем, вызывавшим у галлов мурашки, спровоцировали столкновение с вражеской конницей и заслужили похвалу.

– Он не решается драться с нами даже на земле своих предков, – сказал Цезарь. – Завтра мы вновь здесь построимся и уйдем. И чтобы показать, что мы уйдем единым целым, эдуи будут замыкать наши ряды.

Новиодун Невирн стоял на левом берегу реки Лигер, в непосредственной близости от места ее слияния с рекой Элавер. Через четыре дня после ухода от Герговии Цезарь прибыл туда и обнаружил, что мосты через Лигер разрушены и что сделали это бунтующие эдуи. Они вошли в главную крепость невирнов и сожгли ее, чтобы лишить Цезаря провианта, после чего побросали в воду все, что не спалил огонь. Римские граждане, жившие на землях эдуев, были убиты. Эдуев, симпатизировавших им, тоже убили.