355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Колин Харрисон » Кубинский зал » Текст книги (страница 17)
Кубинский зал
  • Текст добавлен: 6 сентября 2016, 15:02

Текст книги "Кубинский зал"


Автор книги: Колин Харрисон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

– Да.

– Почему? Почему вы так поступили, Марта?

– Потому что мне так захотелось, мистер Уайет! – почти выкрикнула она. – Потому что для Джея это был реальный шанс стать свободным, независимым! Эти винодельческие компании такие богатые, а вывезти отсюда немного песка, если он им почему-то не нравится, стоит совсем не дорого, уверяю вас. Что касается Джея, то… в этой семье и так было достаточно неприятностей. Кстати о Джее, как он там?

– По-моему… – Я только сейчас сообразил, что она сменила тему. – По-моему, довольно неплохо.

– Я рада. В последний раз мы виделись несколько месяцев назад, и он показался мне, гм-м… усталым. Джей был очень красивым мальчиком, самым красивым мальчиком в наших краях, и он прекрасно играл в футбол и бейсбол, насколько я помню… Это было лет пятнадцать тому назад. – Она захлопнула книгу. – На этом участке хозяйничал его отец, но дела у него шли плохо. Он мне не нравился – его трудно было назвать приятным человеком. К счастью, Джей унаследовал от него только крепкое телосложение. Зато его мать была очень милой женщиной; я думаю – это она уберегла Джея от отцовского влияния. Она воспитывала его практически одна, учила всему, что знала сама… Как я уже сказала, Джей был очаровательным парнишкой и умел поладить с девицами, которые приезжали на лето отдыхать, но он никогда не хвастался своими победами. Его мать я знала хорошо – она действительно была очень приятным человеком, но жизнь у нее была нелегкая. Ей хотелось иметь еще детей, но что-то не получалось, и она очень из-за этого расстраивалась. Нервничала она и из-за ужасных ссор с мужем. Джей был ее единственным утешением, ее гордостью, смыслом всей ее жизни – единственной компенсацией за мужа… – Это последнее слова Марта произнесла с легкой гримасой, словно ей на язык попало что-то очень горькое. – Должно быть, то несчастье окончательно лишило ее мужества. В тот вечер… она совсем растерялась. От мужа… – Снова та же гримаса, тот же презрительный тон. – От мужа ей не было никакого толку, он ее никак не поддерживал и только напивался до бесчувствия.

– Вы сказали – несчастье?

Марта зорко посмотрела на меня:

– Вы давно знакомы с Джеем?

– Не очень. – Я не стал говорить, что знаю его меньше трех дней.

– Тогда понятно.

– Но вы упомянули какое-то несчастье…

– Не нужно мне было этого делать. Я не имею права обсуждать то, что случилось, это касается только Джея. – Она опустила руки на подлокотники кресла и крепко сжала их узловатыми, сильными пальцами. – С вашей стороны было очень любезно зайти ко мне, мистер Уайет. Я уверена, что все уладится. На участке Джея под трехфутовым слоем суглинка нет ничего, кроме нескольких сот футов прекрасного чистого песка. Это очень хорошая земля. Я сама позвоню покупателю, чтобы напомнить ему об этом.

Намек был более чем прозрачным, но я еще не все сказал и не мог позволить себе исчезнуть.

– Как мне кажется, вы хорошо знаете семью Рейни. – сказал я. – И похоже, именно вы были тем агентом, который занимался продажей участка Джея. В этом качестве вы несете определенные обязательства как перед покупателем, так и перед продавцом. Вы, я думаете, понимаете это еще лучше меня. Буквально вчера я встречался с покупателем по его просьбе. Мистер Марсено обвинил меня в том, что незадолго до того, как контракт был подписан, на участке производились некие земляные работы. Он считает – там пытались что-то спрятать за считанные часы до сделки. И, как выясняется, для подозрений есть достаточно веские основания. Покупатель – мистер Марсено – очень деловой человек, который не станет тратить время на пустые жалобы и мелочные придирки. Я уверен, что он не оставит этого дела, пока не получит исчерпывающий, подтвержденный доказательствами ответ на свои вопросы. А чтобы Джей быстрее поворачивался, он готов предъявить ему судебный иск. Будем надеяться, Марсено не придет в голову назвать соответчиком вас. – О том, что соответчик уже найден, я решил умолчать.

– Не смешите меня, мистер Уайет.

– Уверяю вас, Марта, здесь нет ничего смешного, – сказал я. – Если позволите, я свяжусь с вами завтра; надеюсь, к этому времени вы уже сможете мне что-то посоветовать.

– Если буду жива.

Обычно я не позволяю себе злиться на старых женщин – им, как правило, хватает своих проблем, но Марта Хэллок ничем мне не помогла. Еще несколько мгновений мы мерили друг друга враждебными взглядами, потом я вышел из кабинета.

Уже у дверей я вновь заметил Памелу.

– Спасибо, – бросил я на ходу. Она обернулась через плечо.

– По-моему, вашему голосу недостает искренности, – ответила она, обернувшись через плечо.

– Да – а, тяжелый случай, – согласился я.

– Может быть, все-таки посмотрите участки? У нас наверняка есть что может вас заинтересовать… – сказала Памела, снимая с головы переговорное устройство. – Хотя вы, наверное, приходили не за этим.

– Не за этим. – Я взялся за ручку двери. – Может, что-нибудь посоветуете?

– Попробуйте отыскать ее племянника; обычно он в курсе всего, что происходит вокруг.

Это предложение меня не особенно заинтересовало, но я решил быть вежливым.

– Как его фамилия? Памела наморщила нос.

– Фамилии я не знаю. Это довольно мерзкий тип… От него у меня мурашки по коже бегают. Здесь все зовут его Поппи.

Снова оказавшись в городе, я вернул в прокатную фирму пикап и отправился в стейкхаус пешком. На улице мне попался молодой парень, рекламировавший сотовые телефоны, и, зайдя в офис, я подписался на самый дешевый тариф.

– Говорят, эти штуки могут вызвать рак мозга, – пошутил я, вертя в пальцах маленький аппарат.

Продавец – невысокий темнокожий парень с грустными глазами – немного подумал.

– Наверное, так оно и есть, – сказал он. – Рано или поздно это выяснится.

– Мне кажется, вам не рекомендуется говорить покупателям подобные вещи, – заметил я.

– Если наниматель хочет, чтобы я врал, пусть больше платит.

В ресторане было безлюдно. Обеденный наплыв посетителей был позади, и уборщики чистили пылесосами ковры. Мой стол № 17 был, как обычно, свободен.

– Элисон здесь? – спросил я подошедшую официантку.

– Она оставила записку, на случай если вы появитесь.

Она протянула мне сложенную бумагу. Я развернул ее и прочел: «Жди меня в Кубинском зале».

Отменив уже сделанный заказ, я встал и вышел в вестибюль. Неприметная маленькая дверь была отперта, но свет на витой мраморной лестнице не горел.

– Эй! – позвал я. – Элисон!

Длинный зал был едва освещен, в воздухе витал запах сигар. Ни один луч дневного света не падал на картины и черно-белую плитку пола. На стойке бара стояла пирамида грязных стаканов. Элисон сидела в самой дальней кабинке.

– Я здесь, Билл!… – услышал я.

На столе слева от нее лежала стопка счетов и форм бухгалтерской отчетности, справа стоял низкий широкий стакан и бутылка «Мейкерз марк».

Подняв голову, Элисон неуверенно улыбнулась. Казалось, она сама была смущена тем, что я застал ее здесь.

– Пьешь или работаешь? – спросил я.

– Пью.

– Одна?

– Тебя не было, – сказала она, словно оправдываясь.

На мгновение мне захотелось рассказать ей о поездке Джея на баскетбольный матч, о судебном иске Марсено, но я вовремя прикусил язык.

– Меня задержали дела.

Элисон улыбнулась:

– Против твоей воли?

– Вообще-то говоря – да.

Но она мне не поверила.

– Мне кажется, я вела себя глупо, – заявила она. – По-дурацки глупо!

– Ты имеешь в виду Джея?

– Да. Наверное, я слишком на многое рассчитывала, понимаешь?… – Она сделала глоток из своего бокала. – Он заходил вчера вечером – я сама сказала ему, что приготовлю поздний ужин где-нибудь к половине одиннадцатого и чтобы он приезжал: мы прекрасно проведем время. Около девяти я отправилась домой. И Джей действительно пришел, как я и ожидала – пришел даже чуть раньше, чем собирался.

Значит, подумал я, с баскетбольного матча Джей отправился домой к Элисон. Он договорился с ней, так что, возможно, причина его поспешного бегства была в этом, а не в том, что он заметил меня или кого-то из людей Г. Д.

– Пока я готовила ужин, он сидел в гостиной, – продолжала рассказывать Элисон. – Свой кейс он оставил на кухне, и я… – Она пожала плечами. – Там оказались очень интересные бумаги.

– Ты не утерпела. – Это был не вопрос, а констатация факта.

– Я знаю, что поступила неправильно. Но я еще раньше видела у него ежедневник с расписанием встреч, и мне стало любопытно. – Она залпом допила остатки виски. – Любопытно, понимаешь? Мне хотелось лучше узнать его, ведь Джей никогда ничего не рассказывал о себе.

– В отличие от других мужчин.

Элисон кивнула:

– Другие рассказывают порой слишком много.

– В любых человеческих отношениях обязательно есть ведомый и ведущий – тот, у кого в руках власть.

– У Джея этой власти, пожалуй, слишком много.

– Тебе это нравится?

– Иногда это меня раздражает.

– И возбуждает.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

Элисон кивнула:

– Но в основном это меня раздражает. Особенно в последнее время.

– Что ему от тебя нужно? Чего он хочет?

Это заставило ее задуматься. Элисон подняла голову и посмотрела на меня:

– Понятия не имею.

– Джей тебя о чем-нибудь расспрашивает? Он хочет узнать что-то о тебе?

– Что, например?

– Ну, если бы я был в тебя влюблен…

– Что было бы не в твоих интересах!

– Ладно, если бы я был увлечен тобой, то обязательно спросил, почему ты так много работаешь, хотя можешь без этого обойтись; почему живешь там, где жил твой отец; почему никогда не вспоминаешь о матери, не рассказываешь, где ты росла, женился ли твой отец во второй раз, почему ты так предана старому Липперу, хотя и делаешь вид, будто он тебя раздражает… Видишь, как много вопросов, а ведь это первое, что пришло мне в голову. А если немного подумать… Ага, вот: почему ты все время испытываешь какую-то неудовлетворенность, хотя в действительности может оказаться, что ты относишься слишком требовательно не к окружающим, а к самой себе? А еще…

– Хватит, перестань!

– А еще я бы спросил, действительно ли ты и хочешь, чтобы тебя понимали, и боишься, что кто-то узнает тебя слишком хорошо, – боишься, что когда правда выплывет наружу, то от тебя просто-напросто отвернутся, и поэтому ты забиваешь себе голову всякой ерундой, окружаешь себя десятками людей, выматываешь себя работой, и все только для того, чтобы никто и никогда не…

– Прекрати, Билл! Прошу тебя, перестань! По-жалуйста!…

– О'кей, я перестал.

Она опустила голову:

– С твоей стороны это было… немного жестоко.

Я не мог с ней не согласиться.

– Но это кое о чем говорит… – добавила она задумчиво.

– Это говорит о том, что я тебя перебил. Извини.

– А о чем мы?… Ах да – ежедневник с расписанием встреч. Я вовсе его не ревновала, Билл, но, наверное, я действительно поступила неправильно, когда сунула нос в его дела. К счастью, Джей как раз смотрел новости и ничего не заметил. Я рассматривала его расписание целых пять минут и… не испытывала ни малейшего стыда. – Глаза Элисон лукаво сверкнули. – У меня хорошая память, Билл. Я выучила практически его наизусть.

– Там было что-нибудь интересное?

– В основном самые обычные вещи: сходить к зубному врачу, отогнать машину в гараж и так далее. Но там было и еще кое что… – Глаза Элисон неожиданно наполнились слезами. – У него есть другая женщина, Билл!

– Не может быть! Я в это не верю – не могу поверить.

– И тем не менее, Джей встречается с ней регулярно. – Кончиком ногтя Элисон аккуратно удалила слезинку с ресниц. – Я буквально умоляю его о каждой встрече – и на тебе!… У него, оказывается, есть постоянная подружка. Как тебе это понравится? Судя по его расписанию, он встречается с ней уже несколько месяцев. Я пролистала весь его ежедневник, день за днем, неделю за неделей, и почти на каждой странице…

– Как ее имя?

– Я не знаю, и это тоже меня бесит. Оно начинается на «О». Он не пишет имя целиком – только начальную букву. Должно быть, Олимпия, Оливия, Оргазмия или что-то в этом роде, блин!…

Я задумался. Раз у Джея есть постоянная любовница, то как объяснить его появление в баскетбольном зале, его интерес к Салли Коулз? Странно… Навряд ли такой видный, привлекательный мужчина, имеющий постоянную подружку и к тому же ухаживающий за Элисон, стал бы выслеживать девочку-подростка точно какой-нибудь ущербный педофил. Что-то здесь было не так.

– Он часто с ней видится?

– Да постоянно!… – В голосе Элисон прорвались горькие нотки. – Можно подумать, я бы не догадалась, если бы случайно не увидела его календарь! Кого он хотел обмануть? – Но последние слова она произнесла значительно мягче, словно ей хотелось быть обманутой.

– Как тебе кажется, Джей не мог оставить кейс в кухне специально, чтобы ты могла в него заглянуть?

– Не исключено. Хотя с другой стороны, в последнее время он выглядит каким-то рассеянным… Нет, не знаю. Меня не это беспокоит, Билл. Меня беспокоит «О». Если вдуматься, это очень сексуальная буква. – Элисон поглядела на меня в поисках сочувствия. – Она означает «о-отверстие». Она «о-открывается»… то есть она открывается, чтобы Джей мог войти в нее. Эта «О» просто…

– Мужчины часто поступают не слишком красиво, – сказал я.

– Я это знаю, Билл, знаю. Просто еще никто никогда не поступал так со мной, вот и все. Поэтому я и решила, что должна у него спросить. Я хотела быть храброй – войти в гостиную, выключить телевизор и задать ему прямой вопрос. В тот вечер я приготовила очень вкусную паэллу [25]25
  Паэлла – испанское блюдо из риса с цыпленком, овощами и морепродуктами.


[Закрыть]
, так что мне было чем швырнуть ему в лицо! – Впервые за все время Элисон улыбнулась. – Я даже взяла прихватку и попыталась поднять блюдо, чтобы узнать, достаточно ли оно тяжелое, но потом мне пришло в голову, что я могу испортить ковер.

– Он не догадался, что ты на него рассердилась?

– Нет. Когда я принесла ужин в гостиную, он даже не смотрел телевизор, а стоял у окна и грезил о своей Офелии или как ее там…

– Откуда ты знаешь?

Элисон не ответила. Вместо этого она налила себе еще одну порцию виски и поднесла бокал к губам. Когда она снова опустила его на стол, выражение ее лица было уже другим, горькое разочарование сменилось прятавшимся за ним желанием. Внезапно я осознал, насколько тихо было вокруг. В Кубинский зал не проникали обычные ресторанные звуки – гудение пылесоса, болтовня официанток, звон ножей и вилок на кухне.

– О Билл!… – прошептала Элисон, откидывая назад упавшие на глаза волосы. – Я действительно не знаю…

Глядя на нее, я окончательно убедился, что она принадлежит к женщинам, которые не стыдятся своей сексуальности. То, что Элисон обсуждала одного мужчину с другим, вовсе не означало, что она отдает предпочтение одному из двоих. Мужчина – любой мужчина – был явлением временным; постоянным было лишь желание, невыносимым – одно лишь одиночество. От мужчины требовалось на какое-то время – на месяц, на ночь – вписаться в существующий на данный момент порядок вещей, в изменчивое представление Элисон о самой себе. Подобная черта в характере женщины одновременно и опасна, и привлекательна. Будучи мужчиной, вы видите, что ваша подружка готова быстро забыть своего последнего кавалера, и это не может вас не воодушевлять. Вы понимаете, что она способна на всесокрушающую, не ведающую преград страсть, которой не помеха даже собственная безграничная природа. Это, в частности, означает, что и вы сами будете так же скоро забыты, но это произойдет потом – потом и после.

Я до сих пор жалею, что не сказал всего этого тогда – в те несколько секунд, пока мои мысли были четкими и ясными. Но я промолчал. Я просто смотрел, как Элисон поднимает глаза и глядит на меня почти с вызовом, как ее рассеянное желание превращается в нужду, в болезненную потребность, которая, в свою очередь, могла превратиться во что угодно. Я видел, как губы Элисон чуть изогнулись, приобретя немного жестокое, почти неприятное выражение. Но она вдруг закрыла глаза и тяжело вздохнула.

– Билл? – прошептала она, и ее брови слегка приподнялись в ожидании. – Иди сюда…

Я шагнул к ней, и Элисон протянула руку, которую я взял в свои. Она несильно пожала мне пальцы, и на губах у нее появилась легкая улыбка. Голову она опустила так, что упавшие вперед волосы скрыли от меня ее лицо. Это было приглашение дотронуться до нее, что я и сделал, одной рукой лаская ее твердую, гладкую шею. В какой-то момент мои пальцы скользнули ей за ухо, и Элисон еще раз вздохнула и посмотрела на меня. Это был тот же взгляд, каким несколько дней назад она одарила Джея Рейни, – тот же, а не такой же, не копия, а оригинал – чуть распутный, зовущий, ласковый. Я чувствовал идущий от нее легкий запах виски – еще одно свидетельство сладостной эйфории, в которой она пребывала. Я ясно понимал, что в эти мгновения Элисон хотела не меня конкретно, и вообще никого: не Джея и не обязательно мужчину. Она просто хотела. Как мы все, как любой из нас… Она хотела и нуждалась, а я… я просто оказался под рукой. Она готова была отдаться кому угодно и чему угодно, и единственным условием было взаимное забвение. Элисон достигла точки, когда возможно было все. Таких моментов в ее жизни было множество, и – я не сомневался – будет еще и больше; вся линия жизни Элисон состояла из таких вот точек.

Тем временем Элисон в ожидании закрыла глаза и слегка приоткрыла рот, и – вопреки себе самому, вопреки всему, что я знал, что меня беспокоило и смущало (в конце концов, я сам слишком долго был одинок, к тому же с того времени, когда какая-нибудь женщина хотела моей любви, минула не одна геологическая эпоха), я медленно наклонился и прижался губами к ее губам.

Это был долгий и крепкий поцелуй, влажный и пахнущий виски, но в конце концов, действуя как можно мягче, я прервал его. Элисон улыбнулась и пробормотала «спасибо» одними губами, потом снова опустила голову, и я понял, что очередная вершина в ее жизни осталась позади.

– Ты, случайно, не помнишь, – спросил я как можно небрежнее, – что у Джея было запланировано на сегодня?

– Вообще-то помню… Один или два раза в неделю он посещает какое-то место, которое называется Ред-Хук.

– Ред-Хук [26]26
  Рид Хук (Red Hook) – название переводится с английского в частности как «красный крюк».


[Закрыть]
?

Она зябко повела плечами.

– Звучит ужасно, правда?… Напоминает мне наше хранилище – как будто Джей висит на окровавленном крюке1. Если я ничего не перепутала, как раз сегодня после обеда он собирался туда. В принципе, я не против, лишь бы он не встречался там со своей мисс О, кем бы она ни была, шлюха… В нашей части Бруклина много баров с самыми странными названиями. А может, Ред-Хук как-то связан со строительным бизнесом…

Но она ошибалась. Я хорошо знал, где находится спортивный зал Ред-Хук – потому что в одну дождливую субботу ездил туда со своим сыном.

Между тем Элисон понемногу приходила в себя, и я чувствовал, что сейчас самым правильным было бы оставить ее одну, а самому отправиться на поиски Джея.

– Ну хорошо, Элисон… – Я встал.

– Подождите минуточку, мистер Уайет!…

– Что?

Она схватила меня за руку и слегка потерла костяшки пальцев.

– Я должна кое-что тебе сказать.

Если бы где-нибудь поблизости была кровать, сейчас мы бы уже лежали в ней, и плевать на Джея.

– Говори, я слушаю.

– Ты должен пообещать мне одну вещь.

– Какую?

– Обещай, что не будешь судить сгоряча.

– Судить о чем?

– О том, что мы делаем.

– Кто это – «мы»?

– Ты не хочешь узнать – что?

– Кто, что… Хочу.

– Узнаешь.

– Когда?

– Сегодня вечером. – Она заглянула мне в глаза. – В Кубинском зале.

– Сегодня вечером?

– Ха говорит, что готов.

– Так скоро?! – удивился я.

– Некоторые вещи, – медленно проговорила Элисон и пьяно усмехнулась. – происходят скорее, чем ожидаешь. Иногда.

– Во сколько мне прийти?

– Приходи около полуночи. К этому времени я уже протрезвею, клянусь! – Она выразительно приподняла брови. – Обещаю, что буду в отличной форме, мистер. Ты получишь незабываемые впечатления… – Она погрозила мне пальцем. – Да, еще одно…

– Что?

– Тебе никто никогда не говорил, что ты умеешь классно целоваться?

Если кто-то и говорил, то это было слишком давно.

– Ты совсем опьянела, Элисон. Выпей кофе покрепче, хорошо?

У подножия мраморной лестницы я еще раз оглянулся на Элисон. Она сидела в темной дальней кабинке низко опустив голову – возможно, от отчаяния. Пожалуй, поцеловав ее, я совершил ошибку. Но целовать ее мне понравилось, я мечтал сделать это снова, и было не исключено, что ждать мне придется совсем не долго.

Потом я поднялся по лестнице, повернул ручку двери и быстро пошел к выходу из ресторана, надеясь, что на меня никто не обратит внимания. Официантки сидели за столиком в дальнем конце зала, курили и болтали; несколько подсобных рабочих сортировали столовые приборы и складывали салфетки. Никто из них меня не заметил. Никто, кроме одетого п мешковатый комбинезон Ха, который стоял на стремянке в вестибюле и менял перегоревшую лампочку.

Он один видел, как я вышел из Кубинского зала, как замешкался, осторожно заглядывая в общий зал, как вздрогнул и удивленно поднял взгляд, заметив его на лестнице, и когда наши глаза встретились, Ха (так мне, во всяком случае, показалось) понял обо мне все. Он понял, что я – одинокий, холостой мужчина, который слишком часто ест в ресторане; понял, что у меня неприятности, что я только что вышел из Кубинского зала, где Элисон, пьяно свесив голову, сидит одна в самой темной дальней кабинке; понял, что между нами что-то произошло. Да, глядя в его плоское сморщенное лицо и немигающие, широко расставленные глаза, я почувствовал, что Ха знает обо мне и это, и, наверное, еще многое другое.

Я же не знал о нем ничего. Я даже не представлял, почему происходящие в Кубинском зале непонятные события в такой степени зависят от него.

Но зато я знал кое-что другое. Я знал, что когда Роберт Мозес – великий упрямец, архитектор современного Нью-Йорка, создатель парков, проектировщик автомагистралей и муниципальных плавательных бассейнов – настоял на строительстве шоссе Бруклин – Квинс, которое должно было разгрузить существующие трассы и связать Нью-Йорк с быстро растущими пригородами Лонг-Айленда, Стейтен-Айленда и Нью-Джерси, новая эстакада прошла сквозь и над застроенными дешевыми кирпичными домами кварталами, где жили рабочие Нью-Йоркской военно-морской базы и докеры с Ист-Ривер. Даже если кто-то и задумался, что станет с оказавшимися под эстакадой домами, это ничего не изменило: жители рабочих кварталов были обречены жить в шуме, в грязи, под постоянным дождем сыплющихся сверху ржавых гаек и пружин, пластиковых канистр, одноразовых стаканчиков из-под молочных коктейлей, гигиенических пакетов, сорванных ветром бейсболок с логотипом «Нью-Йорк Янкиз», использованных памперсов, сигаретных окурков, пивных бутылок, выдранных из кассет магнитофонных лент, презервативов, дынных корок, крышек радиаторов и прочей дряни, которая падает или выбрасывается из проносящихся по шоссе легковушек и грузовиков. Внизу, в тени гигантской, шумной эстакады, притаились балансирующие на грани банкротства мелкие лавчонки, гаражи, авторемонтные мастерские, порномагазинчики и другие маргинальные предприятия, которые могут уцелеть только здесь, где арендная плата ничтожна, где на грязь никто не обращает внимания, а полиция никого не штрафует за неправильную парковку. Впрочем, район этот слывет зоной повышенного риска. Именно здесь один нью-йоркский коп, напившись после окончания смены до положения риз (он пил двенадцать часов подряд, причем часть этого времени провел в стриптиз-баре), сел за руль своего фургона и, двигаясь со скоростью семьдесят миль в час, насмерть задавил беременную латиноамериканку и двух ее детей. Это событие разом отправило четыре души на небеса (разумеется, если верить в их существование), а одну – на первые страницы «желтых» газет.

В Нью-Йорке есть немало подобных тараканьих щелей – глубоких трещин в ландшафте, в которых скапливается всякая грязь. Именно в одно из таких мест, руководствуясь полученными от Элисон сведениями, я и отправился на поиски Джея.

Спортивный комплекс в Ред-Хуке располагался на углу Тридцатой улицы и Третьей авеню. Я входил в него со смешанным чувством, ибо хорошо помнил, как понравилось здесь Тимоти, когда несколько лет назад мы приезжали сюда вдвоем. Мое нынешнее возвращение было мерилом моего падения, и все же я превозмог себя и вошел. Первый зал представлял собой мрачную пещеру, уставленную автоматами с пинболом и видеоиграми; здесь же продавались дешевые спортивные сувениры, хрустящий картофель и сладости. Повсюду толклись подростки в плохо подогнанной форме Детской лиги. Откуда-то доносились визгливые звуки рок-музыки и время от времени громкий металлический лязг.

За дверью в дальнем конце виднелась вторая, значительно более просторная комната. Над входом висело объявление:

35 миль/час – Все дети младше 9

45 миль/час – Дети от 9 и старше

55 миль/час – Дети от 10 и старше

65 миль/час – Дети от 11 и старше

75 миль/час – Подростки от 13 и старше

85 миль/час – Подростки от 17 и старше

95 миль/час – Только с разрешения администрации!

В этой второй комнате стояли за высокой проволочной сеткой «железные питчеры», выстреливавшие в бэттеров бейсбольными мячами. Я немного постоял возле автомата, подававшего мячи со скоростью 45 миль в час, глядя, как голенастый худой мальчишка лет десяти размахивает алюминиевой битой Мне казалось, мячи летят ужасно быстро, но он ухитрялся отбивать примерно каждый третий мяч. Потом какой-то мужчина в зеленой бейсболке «Джетс» вошел в проволочную клетку и подправил мальчишке стойку. Очередной мяч просвистел перед самым его лбом, но он и бровью не повел.

В Бруклине бейсбол до сих пор считается священным, чего нет и никогда не будет ни в Ист-Сайде, ни в Манхэттене. И спортзал Ред-Хук даже при своей убогой внешности является частью мира, где старики в широкополых шляпах (персонажи, уже давно забытые в других местах) сидят а шезлонгах среди бархатной травы лужаек и, посасывая незажженные сигары, провожают взглядом стремительные мячи, пущенные юными подающими – мальчишками, чьи матери отбеливают и гладят форму вечером накануне игры, которую частенько судит коп или пожарный и которую – если она проходит на стадионе Детской лиги имени Тайруса Кобба – смотрят не только черные обитатели старого многоквартирного дома напротив, не только отцы и матери на бетонных трибунах, но и машинисты вспомогательных поездов служебной линии подземки, паркующие свои тяжелые мотовозы на эстакадных рельсах, возвышающихся за правым полем стадиона, так что в тех редких случаях, когда какому-нибудь мальчугану удается отбить мяч за ограду и заработать круговую пробежку, кто-нибудь из них неторопливо взбирается в кабину и – пока счастливец обегает одну за другой все базы – давит на гудок. Таков Бруклин, таков бруклинский бейсбол.

Я пошел дальше. Джея пока нигде не было видно. У каждого автомата толпилось довольно много вопящих, жующих хот-доги подростков, и шум стоял оглушительный. Проходя мимо «железного питчера», подававшего мячи со скоростью 75 миль в час, я стал свидетелем того, как один из мальчишек получил удар в правый висок, прикрытый, к счастью, защитным шлемом. Его тренер тут же просунул руку сквозь стальную сетку и нажал красную кнопку остановки, а потом шагнул в клетку, чтобы забрать своего подопечного, который сидел на полу и тряс головой, как после нокаута. Мне было немного жаль его, и в то же время я с гордостью думал о том, что мой Тимоти, которому уже исполнилось десять, наверняка управлялся с битой не хуже, чем большинство из этих мальчишек.

Автомат, подававший мячи со скоростью 95 миль в час, стоял в ряду самым последним. Он был окружен частой, многослойной стальной сеткой, сквозь которую я не без труда разглядел массивную фигуру мужчины в белой майке и шортах, уверенно и сильно бившего по вылетавшим со скоростью пушечного ядра мячам. Вокруг собралась толпа зрителей и болельщиков. Приблизившись к ним, я с удивлением узнал Джея, державшего в зубах какой-то зеленый пластиковый мундштук. Счет был явно в его пользу – Джей не пропускал практически ни одного мяча. Подойдя еще ближе, я понял, что он держал во рту что-то вроде лекарственного ингалятора: в перерывах между подачами Джей нажимал на головку распылителя и глубоко вдыхал содержимое баллончика.

Встревоженный и восхищенный, я поспешил спрятаться за спинами болельщиков. Я знал, что Джей – сильный мужчина, но раньше его тело было скрыто костюмом или просторной зимней курткой.

Теперь же я видел перед собой атлета с широкой грудью, с мощными руками, развитыми плечами и очень незначительным слоем жира на боках и животе. Но самыми примечательными были мощные, мускулистые бедра и круглые, оплетенные синими венами икры, превосходящие нормальные чуть не втрое, словно у супергероя из комиксов. При его росте шесть футов и три дюйма они, однако, не выглядели гипертрофированно-уродливыми; напротив, даже мне они показались странно, волнующе красивыми. Можно было подумать, ноги Джея состоят из одних только прекрасно развитых мускулов, и я невольно представил себе, как Элисон – возможно, совсем недавно – обвивала их своими длинными и стройными ногами. Мы с Джеем не были соперниками; так я считал раньше, однако сейчас я бы не поручился за абсолютную истинность этого утверждения. Следя за его уверенными, сильными движениями, я не мог не спрашивать себя, сравнивала ли Элисон наш долгий и сладкий, но единственный поцелуй с теми наслаждениями, которые она могла получить – и наверняка получала! – от Джея. Я понимал, что это дурацкий вопрос, но ответ на него мог быть только один. Да, конечно, она сравнивала его и меня, и теперь, своими глазами убедившись, насколько Джей силен и полон энергии, я подумал, что Элисон, несомненно, постарается забыть о нескольких мгновениях нашей с ней близости словно о чем-то опрометчивом и глупом.

– Гребаный придурок, – насмешливо сказал рядом со мной один из подростков, повисший на проволочной сетке как макака. – Интересно, что там у него в этой трубке? Небось какой-нибудь кокаиновый раствор или что-то в этом роде.

– Дурак, это мозговые стимуляторы, чтобы быстрее работать битой, – отозвался другой. – Все игроки профессиональной лиги тайно используют их, перед тем как выйти из траншеи [27]27
  Траншея – в бейсболе – крытая канава вдоль поля, где находятся не участвующие в игре спортсмены.


[Закрыть]
.

– Брехня все это!

– А вот и нет. В каждой траншее есть такая специальная комнатка, где парни вдыхают лекарство. Потом они выходят на поле и лупят так, что мало не покажется. Почему, как ты думаешь, рекорд по круговым пробежкам обновляется каждый сезон? Вот поэтому, чувак! Эта штука действует не на мускулы, на мозги.

– Ты сам не знаешь, о чем говоришь!

– Это я-то не знаю? А ты посмотри, балда, как этот парень бьет! Ни одного не пропустит!

И Джей действительно бил. Он не просто отбивал мячи в землю или посылал их «свечой»; взмахивая битой параллельно земле, Джей отправлял их один за другим прямо в амортизирующую сетку в дальнем конце корта. Внезапно он промахнулся, и мяч со звоном врезался в заграждение прямо передо мной. Джей издал приглушенное досадливое восклицание и дважды вдохнул лекарство из ингалятора, словно набираясь сил перед очередной подачей.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю