Текст книги "Уродливая любовь"

Автор книги: Колин Гувер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Не все хотят от жизни одного и того же, – произносит Майлз.

Голос у него мягкий, как пуховое одеяло, в которое так и хочется завернуться.

– Все хотят любви, – возражаю я. – Или хотя бы секса. Люди так устроены.

Поверить не могу, что мы беседуем на такую тему…

Ноги и руки у Майлза скрещены. Я уже поняла – это его способ облечься в броню. Опять возводит между нами невидимую преграду.

– Большинство не способно дарить первое без второго и наоборот, – отвечает Майлз. – Так что мне проще отказаться и от того, и от другого.

Он изучает меня, хочет разгадать мою реакцию. Я стараюсь себя не выдать.

– Чего же именно ты не хочешь, Майлз? – Мой голос звучит совсем слабо. – Любви или секса?

Выражение его лица не изменилось, однако губы тронула едва заметная улыбка.

– Думаю, Тейт, ты и сама знаешь.

Ох…

Не важно, догадался ли он, как действуют на меня его слова, или нет. Интонация, с которой он произнес мое имя, повергла меня в такое же смятение, как и недавний поцелуй. Я закидываю ногу на ногу. Надеюсь, он еще не понял – это мой способ выставить защитный барьер.

Взгляд Майлза опускается на мои ноги, он чуть слышно втягивает ртом воздух.

Шесть лет… Невероятно…

Вслед за ним я тоже опускаю взгляд – у меня есть еще один вопрос, но задать его глаза в глаза я не решаюсь:

– Сколько же прошло времени с тех пор, как ты последний раз целовался?

– Восемь часов.

Он широко улыбается, поскольку отлично понял, что именно я имела в виду. Затем чуть слышно добавляет:

– Столько же. Шесть лет.

Не знаю, что творится со мной, но что-то изменилось.

Когда я осознала, что значил тот поцелуй на самом деле, во мне что-то растаяло. Нечто холодное, твердое, облаченное в броню – обратилось в воду. Я вся обратилась в воду, а вода ведь не может встать и уйти. И я остаюсь.

– Серьезно? – недоверчиво переспрашиваю я.

Кажется, теперь покраснел Майлз.

Я озадачена. Не пойму, как могла настолько в нем ошибиться. Как вообще возможно то, о чем он говорит? Майлз красивый. У него престижная работа. Он умеет целоваться, почему же не целуется?

– Что же с тобой не так? У тебя что, какое-то заболевание?

Дает себя знать медицинское образование. Подобные темы для меня не табу.

– Чист как младенец, – смеется Майлз.

– Если ты шесть лет ни с кем не целовался, почему поцеловал меня? Мне казалось, я тебе не особо нравлюсь. Тебя нелегко понять.

Майлз не интересуется, с чего это я взяла, будто ему не нравлюсь.

Если даже мне очевидно – раз Майлз ведет себя со мной не так, как с другими, значит, это не без причины.

– Дело не в том, что ты мне не нравишься. – С тяжелым вздохом Майлз проводит руками по волосам и сцепляет на затылке пальцы. – Просто я не хочу, чтобы ты мне нравилась. Чтобы мне вообще кто-либо нравился. Не хочу ни с кем встречаться. Не хочу никого любить. Меня просто…

Он снова скрещивает руки на груди и смотрит в пол.

– Просто что? – спрашиваю я, чтобы он заокончил фразу.

Майлз медленно поднимает голову. Как бы не упасть со стола, потому что он съедает меня глазами, точно праздничный ужин.

– Меня влечет к тебе, Тейт, – тихо произносит он. – Я хочу тебя, но не хочу всего остального.

Мысли испарились.

Мозг – вода.

Сердце – масло.

Только говорить я еще могу, потому только вздыхаю.

Жду немного, пока не вернется способность думать, и усиленно размышляю.

Майлз признался, что не прочь заняться со мной сексом – просто не хочет серьезных отношений. Не ясно, почему это мне льстит. Стукнуть бы его надо, по-хорошему. Но он же целых шесть лет не целовался, а меня вот – поцеловал. И это его признание – как Пулитцеровская премия, такое у меня чувство.

Мы опять смотрим друг на друга. Кажется, Майлз немного нервничает. Наверняка решил, что обидел меня. Не хочу, чтобы он так думал, ведь я готова во весь голос кричать: «Победа!»

Понятия не имею, что сказать. С тех пор как мы познакомились, все время ведем какие-то странные и неловкие беседы, и эта среди них на первом месте.

– Ну и темы мы с тобой выбираем! – говорю я наконец.

Майлз облегченно смеется.

– Да уж!

Фраза «да уж» звучит прекрасно, когда исходит из его уст. Наверное, в исполнении Майлза любые слова прекрасны. Пробую вспомнить слово, которое мне не нравится. Пожалуй, «бык». Какое-то оно противное. Слишком короткое, точно обрубленное.

– Скажи «бык».

Майлз выгибает одну бровь, – правильно ли он расслышал.

Я кажусь ему странной, но мне все равно.

– Просто скажи.

– Бык, – произносит он, помедлив.

Обожаю слово «бык». Теперь это оно мое любимое.

– Ты такая странная… – говорит он с улыбкой.

Я больше не скрещиваю ноги, возвращаюсь в прежнюю позу. Майлз это видит.

– Итак, Майлз, давай убедимся, что я поняла правильно. Шесть лет без секса. Восемь часов без поцелуев. Нет – серьезным отношениям. Нет – любви. Но ты – мужчина, а у вас есть определенные потребности.

Майлз внимательно смотрит на меня.

– Продолжай, – говорит он с неумышленно сексуальной усмешкой.

– Ты даже не думал испытывать ко мне влечение, однако испытываешь. Мечтаешь заняться со мной сексом, при этом серьезные отношения тебе не нужны. Ты не хочешь любить меня. И не хочешь, чтобы я тебя любила.

Я его забавляю – он по-прежнему улыбается.

– Не знал, что меня так легко раскусить.

Вовсе нет – поверь мне!

– Если мы на это пойдем, лучше не спешить, – игриво говорю я. – Не хочу втягивать тебя во что-то, к чему ты пока не готов. Ты же все равно что девственник!

Майлз перестает усмехаться и делает три рассчитанно медленных шага в мою сторону. Я тоже перестаю улыбаться – вид у него почти угрожающий. Он упирается руками о столешницу по бокам от меня, склоняется и почти касается лицом моей шеи.

– Шесть лет, Тейт. Поверь… я более чем готов.

Теперь это мои любимые слова. «Шесть», «лет», «Тейт», «поверь», «я», «более», «чем» и «готов». Самые любимые. Все до единого.

Наверняка Майлз заметил, что я не дышу. Он возвращается на прежнее место и качает головой, словно не может осмыслить только что случившееся.

– Поверить не могу, что склоняю тебя к сексу. Какой мужик так поступает?

Я с трудом сглатываю.

– Да практически каждый.

Майлз смеется, однако я вижу: он чувствует себя виноватым. Думает, мне не выдержать. Возможно, он и прав, но сообщать ему об этом я не буду. Если Майлз решит, что мне не выдержать такого, то возьмет свои слова обратно. А если он заберет слова обратно, я больше никогда не испытаю такого поцелуя, как в ванной.

Я готова на все, лишь бы он еще раз меня поцеловал. Особенно если заполучу не просто поцелуй, а гораздо больше.

При этой мысли во рту становится сухо. Я беру стакан и потягиваю сок, все тщательно обдумывая.

Я нужна Майлзу для секса.

У меня давно не было секса, и, пожалуй, мне его недостает.

Меня определенно влечет к Майлзу. Если я и готова заняться с кем-нибудь случайным, ни к чему не обязывающим сексом, то только с моим соседом-пилотом, который так обольстительно сворачивает грязное белье.

Я ставлю стакан на стол, опираюсь на ладони и подаюсь вперед.

– Послушай, Майлз. Ты одинок. Я одинока. Ты слишком много работаешь, а я вся в учебе, и это почти нездорово. Даже если бы мы захотели построить друг с другом отношения, у нас ничего бы не вышло. Серьезные отношения в нашу жизнь не вписываются. Мы не приятели, значит, можно не бояться, что мы разрушим нашу дружбу. Хочешь секса? Я тебе его обеспечу. И много.

Майлз глядит на мои губы так, словно все мои слова только что стали его любимыми.

– Много? – переспрашивает он.

– Да, много.

Майлз пристально смотрит мне в глаза.

– Ладно, – говорит он так, будто хочет бросить мне вызов. – Хорошо.

Нас все еще разделяет несколько шагов. Я только что сказала этому парню, что готова на секс без обязательств, однако он по-прежнему там, а я – здесь. Я определенно в нем заблуждалась. Майлз нервничает еще больше моего, хотя и по другой причине.

Он не хочет, чтобы это переросло в нечто большее.

А я не уверена, что смогу просто заниматься с ним сексом. Судя по тому, как меня к нему тянет, секс будет наименьшей из наших проблем. Однако я сижу и делаю вид, будто готова на «просто секс». Может, если начать с малого, это, в конце концов, приведет к чему-то большему?

– Ну, прямо сейчас это сделать мы все равно не можем, – говорит Майлз.

Вот черт…

– Почему?

– Единственный презерватив, который у меня был, давно рассыпался в прах.

Я смеюсь. Мне нравится его самоирония.

– Но я хотел бы еще раз тебя поцеловать, – улыбается Майлз с надеждой во взгляде.

По правде говоря, я удивлена, что он до сих пор этого не сделал.

– С удовольствием.

Майлз медленно приближается, пока не подходит вплотную. Взглядом как бы спрашивает – не передумаю ли я? Нет, не передумаю. Вполне возможно, мне этого хочется еще больше, чем ему.

Майлз погружает руки в мои волосы, гладит меня большими пальцами по щекам. Прерывисто вдыхает, глядя на мои губы.

– Рядом с тобой так трудно дышать…

Он оканчивает фразу поцелуем. Все во мне, что еще не растаяло от его присутствия, превращается в воду. Пробую вспомнить, когда мужские губы приносили мне столько наслаждения. Язык Майлза проводит по моим губам и проскальзывает внутрь, пробуя меня на вкус, заполняя меня, овладевая мной.

О боже…

Люблю.

Этот.

Рот.

Я склоняю голову набок, чтобы лучше распробовать губы Майлза на вкус. Майлз тоже наклоняется, чтобы лучше распробовать меня. У его языка отличная память – он прекрасно помнит, что нужно делать. Майлз кладет пораненную руку мне на колено, здоровой придерживает меня за затылок, а наши губы впиваются друг в друга. Мои руки больше не держат Майлза за рубашку, они исследуют его плечи, спину, шею, волосы…

Я издаю слабый стон. Майлз подтягивает меня к краю стола и прижимает к себе.

– М-да, ты определенно не голубой, – произносит кто-то позади нас.

Господи…

Папа.

Папа!..

Черт…

Майлз отстраняется.

Я спрыгиваю со стола.

Невозмутимо, словно каждую ночь застает своих гостей за тем, что они лапают его дочь, папа шествует к холодильнику. Поворачивается к нам, медленно отпивает из бутылки с водой. Потом закручивает крышку, ставит бутылку в холодильник. Захлопывает дверцу и проходит между мной и Майлзом, делая расстояние между нами еще больше.

– Тейт, иди спать, – произносит он, прежде чем удалиться.

Я прикрываю рот рукой. Майлз прячет лицо в ладони. Мы оба совершенно сконфужены – он еще больше моего.

– Лучше и правда лечь, – говорит Майлз.

Согласна.

Мы выходим из кухни, даже не касаясь друг друга. Когда добираемся до двери моей спальни, я останавливаюсь.

Майлз тоже. Кидает быстрый взгляд налево, затем направо, – одни ли мы. Затем срывает с моих губ еще один поцелуй. Я прислоняюсь к двери, но Майлз каким-то чудом находит в себе силы от меня оторваться.

– Уверена, что не пожалеешь? – спрашивает он, ища в моих глазах признаки сомнения.

Не знаю, пожалею ли, нет. Мне хорошо, мне нравится его вкус, я хочу быть с ним больше всего на свете.

Правда, непонятно, почему же целых шесть лет он соблюдал воздержание.

– Ты чересчур беспокоишься, – говорю я, заставляя себя улыбнуться. – Тебе будет проще, если мы установим правила?

Майлз молча разглядывает меня, затем отступает.

– Возможно. Прямо сейчас мне в голову приходят только два.

– Какие же?

Он смотрит на меня в упор и твердо произносит:

– Не спрашивай о прошлом и не рассчитывай на будущее.

Оба правила мне совсем не по душе. Внезапно хочется одуматься и сбежать, но вместо этого я киваю, потому что согласна на все. Рядом с ним я больше не Тейт. Я вода, а жидкость не способна проявить твердость. Вода просто течет. Именно этого я и желаю – просто плыть с ним по течению.

– А у меня только одно правило, – тихо выговариваю я.

Майлз ждет, но в голову ничего не приходит. У меня нет правил. Почему у меня их нет?.. Он ждет.

– Я еще не придумала, но когда решу, ты должен будешь ему следовать.

Майлз смеется. Целует меня в лоб и идет к себе в комнату. На пороге быстро оборачивается, прежде чем исчезнуть за дверью.

Не уверена, но, по-моему, на его лице написан испуг. Хотелось бы знать, чего он боится, сама-то я точно знаю, чего страшусь.

Боюсь, все это плохо кончится.

Глава десятая

Майлз

Шестью годами раньше

Иэн знает.

Пришлось ему сознаться. Уже через неделю он был в курсе, что все в этом мире превратилось для меня в Рейчел.

Рейчел знает, что Иэн в курсе.

Рейчел знает, что он никому не скажет.

Когда Рейчел переезжает к нам, отдаю ей свою комнату. Сам перебираюсь в спальню для гостей. Отдельная ванная есть только в моей комнате, а я хочу, чтобы у Рейчел было все самое лучшее.

– Куда поставить эту коробку?

– Что в ней? – спрашивает Рейчел.

Иэн говорит – в ней трусики и лифчики.

– Может, сразу в комнату Майлза?

В ответ Рейчел закатывает глаза.

– Тс-тс! – шепчет она.

Иэн смеется.

Иэну приятно, что ему доверили такую большую тайну. Именно поэтому он никому и не скажет: понимает, в чем сила секретов.

Все вещи разгружены, Иэн уходит домой.

Папа видит меня в коридоре и останавливается. Значит, и я должен остановиться.

– Спасибо, Майлз.

Папа думает, я не против. Не возражаю, что он позволил чужой женщине вытеснить из дома последние воспоминания о маме.

Однако я лишь притворяюсь, что согласен. На самом деле это вообще не имеет значения.

Рейчел – вот что важно. А не папа.

– Не за что, – говорю я.

Папа идет дальше, но опять останавливается. Благодарит за то, что я мил с Рейчел. Жаль, что они с мамой не смогли подарить мне сестренку, когда я был младше. Из меня бы вышел прекрасный брат.

Слова отвратительны, когда исходят из его рта.

Я захожу в комнату к Рейчел и закрываю за собой дверь.

Теперь мы одни.

Мы оба улыбаемся.

Я обнимаю Рейчел, целую в шею. Прошло три недели с тех пор, как я впервые ее поцеловал.

Можно пересчитать по пальцам, сколько раз я целовал ее с тех пор. В школе нельзя. На людях нельзя. При родителях нельзя. Я могу прикасаться к ней, только когда мы одни, а за последние три недели мы одни почти не бывали.

Ну а теперь?..

Теперь я ее целую.

– Нужно ввести кое-какие правила, чтобы не попасть в беду, – говорит Рейчел.

Она садится за мой стол. Сам я опускаюсь на свою кровать.

Вернее, она садится за свой стол, а я опускаюсь на ее кровать.

– Во-первых, не обниматься, когда родители дома. Слишком рискованно.

Я согласен.

– Во-вторых, никакого секса.

На этот раз я не согласен.

– Никогда-никогда? – удивляюсь я.

Рейчел кивает. О, как же я ненавижу этот кивок…

– Почему?

– Так будет гораздо труднее расстаться, когда наше время истечет. Сам знаешь.

Рейчел права и в то же время глубоко ошибается. Думаю, она вскоре сама это поймет.

– Можно узнать, каково третье правило, прежде чем соглашусь на второе?

Рейчел широко улыбается.

– Третьего правила нет.

Я тоже улыбаюсь.

– Значит, под запретом только секс? Мы ведь говорим о проникновении, да? Не об оральном сексе?

Она прячет лицо в ладони.

– Боже, неужели обязательно вдаваться в такие подробности?!

Смущение так ей идет.

– Просто уточнил. Я столько всего хочу с тобой сделать, а у меня на это всего шесть месяцев.

– Давай действовать по ситуации.

– Ладно, – отвечаю я, любуясь ее жарким румянцем. – Рейчел, ты девственница?

Она вспыхивает еще сильнее и говорит, что нет. А разве это имеет для меня значение? Ни малейшего.

Она робко спрашивает, девственник ли я.

– Нет, но теперь, когда мы встретились, мне жаль, что это не так.

Ей нравится мой ответ.

Я поднимаюсь с кровати – надо успеть обставить свою новую комнату. Однако, прежде чем уйти, я запираю дверь изнутри и с улыбкой поворачиваюсь к Рейчел.

Медленно подхожу, беру ее за руки, притягиваю к себе…

И целую.

Глава одиннадцатая

Тейт

– Мне нужно пописать.

– Опять?! – стонет Корбин.

– Прошло уже два часа! – с вызовом отвечаю я.

На самом деле мне не нужно в туалет – просто хочу вырваться из машины. После вчерашнего разговора с Майлзом атмосфера в ней совсем другая. Его словно стало больше, и чем дольше он молчит, тем сильнее меня терзает вопрос, что у него на уме. Вдруг он жалеет о том разговоре? Вдруг сделает вид, что и не было ничего?

А вот кто уж точно не станет притворяться, будто ничего не было, так это папа. Утром, когда мы с ним сидели за столом, в кухню вошел Майлз.

– Хорошо спалось? – поинтересовался папа.

Я думала, Майлз смутится, но он лишь покачал головой.

– Не очень. Ваш сын разговаривает во сне.

Папа поднял стакан и наклонил его в сторону Майлза.

– Рад слышать, что прошлую ночь вы провели в комнате Корбина.

К счастью, брата на кухне не было. До конца завтрака Майлз больше не сказал ни слова, и лишь перед самым отъездом, когда мы с Корбином уже сидели в машине, он подошел к отцу, пожал ему руку и что-то негромко произнес. Я попыталась прочесть что-нибудь по выражению папиного лица, но оно осталось непроницаемым. Папа умеет скрывать свои мысли не хуже Майлза.

Хотелось бы знать, что же такое сказал ему Майлз.

Еще хотелось бы узнать ответы на добрый десяток вопросов о самом Майлзе.

В детстве мы с Корбином думали, что из всех возможных сверхспособностей выбрали бы умение летать.

А теперь, познакомившись с Майлзом, я предпочла бы телепатию.

Я бы забралась к нему в голову, чтобы увидеть все его мысли.

Проникла бы к нему в сердце и захватила его, словно вирус.

А звалась бы я Проникающая.

Да, хорошо звучит.

– Иди писай, – с раздражением бросает Корбин, останавливая машину.

Жаль, что я уже не школьница, иначе непременно назвала бы его козлом.

Взрослые женщины братьев козлами не обзывают.

Я выхожу из машины. Дышать стало немного легче, но вслед за мной наружу выбирается Майлз. Теперь он кажется еще больше, а мои легкие – еще меньше. Мы вместе идем к заправочной станции, оба и рта не раскрываем.

Забавно. Иногда молчание способно выразить больше любых слов.

Мое молчание значит:

«Я не знаю, как с тобой общаться. Не знаю, о чем ты думаешь. Поговори со мной. Расскажи обо всем, что когда-либо произносил – начиная с самого первого слова».

Интересно, а что значит его молчание?

Когда входим в здание, Майлз первым видит указатель с надписью «Туалет» и направляется в ту сторону. Он прокладывает путь, а я следую за ним, потому что он – твердое, а я – жидкое, кильватерная струя за кораблем.

Майлз тут же исчезает за дверью мужского туалета, не останавливаясь и даже не взглянув на меня – не дожидаясь, пока я войду в женский. Я проскальзываю в дверь, но писать не хочется. Я просто хотела вздохнуть полной грудью, а Майлз мне не дает. Он вторгается. Вряд ли нарочно, но он внедряется в мои мысли, в живот, в легкие – в мой мир.

Такова его сверхспособность. Вторжение.

Вторженец и Проникающая. Практически одно и то же. Из нас вышла бы неплохая чокнутая парочка.

Я мою руки. Тяну время, дабы Корбин убедился, что не зря сделал остановку. Потом распахиваю дверь и вижу перед собой Майлза. Он опять вторгается. Стоит в дверном проеме, через который я хочу пройти.

Майлз не двигается. Я не против, поэтому не возражаю.

– Пить хочешь? – интересуется он.

– Нет, в автомобиле есть вода.

– А перекусить?

Тоже нет. Кажется, Майлз немного разочарован. Может, не хочет возвращаться в машину?

– А вот от леденцов я бы не отказалась.

На лице Майлза – одна из редких и столь дорогих мне улыбок.

– Тогда куплю тебе леденцов.

Он подходит к прилавку с конфетами. Я стою рядом и изучаю ассортимент. Мы долго глазеем на разные вкусности. На самом деле не хочу я никаких сладостей, но мы продолжаем делать вид, будто они действительно нам нужны.

– Все это как-то странно… – шепчу я.

– Что именно? Выбирать конфеты? Или изображать, что мы оба не мечтаем сейчас оказаться на заднем сиденье?

Ух ты… Похоже, мне таки удалось проникнуть в его мысли.

Едва он произнес эти слова, как настроение у меня поднялось.

– И то и другое, – ровным голосом выговариваю и оборачиваюсь к нему. – Ты куришь?

Майлз опять глядит на меня так, будто хочет сказать: «Какая же ты странная!»

Мне все равно.

– Нет, – небрежно отвечает он.

– Помнишь леденцы в виде сигарет, которые продавались в нашем детстве?

– Помню. Довольно гнусная штука, если задуматься.

– Мы с Корбином все время их сосали. В жизни не позволила бы своему ребенку покупать нечто подобное.

– Вряд ли их все еще производят.

Мы поворачиваемся к прилавку.

– А ты? – спрашивает Майлз.

– Что я?

– Куришь?

– Нет.

Смотрим на конфеты еще немного. Наконец Майлз поворачивается ко мне.

– Ты правда хочешь леденцов?

– Не-а.

Он смеется.

– Тогда вернемся лучше в машину.

Я соглашаюсь, но ни он, ни я не двигаемся с места.

Майлз дотрагивается до моей руки – так бережно, словно он сделан из раскаленной лавы, а я – нет. Берет меня за два пальца и легонько ведет за собой.

– Погоди, – говорю я и тоже слегка тяну его за руку. – Что ты сказал отцу перед отъездом?

Он стискивает мою ладонь, но выражение его лица остается прежним.

– Извинился.

Майлз разворачивается к выходу, и на этот раз я следую за ним. Он держит меня за руку почти до самой двери наружу.

А когда выпускает ее, я вновь превращаюсь в пар.

Следую за ним к машине. Главное, не уверовать, будто я на самом деле способна проникать в чужие мысли. Напоминаю себе, что Майлз сделан из брони.

Он непроницаем.

Не знаю, смогу ли я, Майлз. Смогу ли соблюдать правило номер два, потому что я хочу проникнуть в твое будущее еще сильнее, чем забраться с тобой на заднее сиденье.

– Большая очередь, – говорит Майлз брату, когда мы садимся в машину.

Корбин заводит двигатель и переключает радиостанцию. Ему все равно, какая была очередь. Он ни о чем не догадывается, иначе точно сказал бы что-нибудь. Да и не о чем пока догадываться.

Проходит минут пятнадцать, прежде чем я осознаю, что не думаю о Майлзе. Все это время я была погружена в воспоминания.

– Помнишь, как в детстве мы мечтали о сверхспособностях?

– Помню, – отвечает Корбин.

– Ты обрел свою – научился летать.

Корбин улыбается мне в зеркале заднего вида.

– Ну да. Похоже, я супергерой.

Я откидываюсь и смотрю в окно. Немного завидую им с Майлзом. Они столько всего видели. Много где побывали.

– Каково это – любоваться восходом на такой высоте?

Корбин пожимает плечами.

– Да я не особо любуюсь. Слишком поглощен работой.

Мне становится грустно от этих слов. Не надо воспринимать это как должное, Корбин…

– А я любуюсь, – говорит Майлз. Он тоже глядит в окно, и его голос звучит так тихо, что я едва различаю слова. – Каждый раз, как поднимаюсь в воздух.

Майлз не рассказывает, каково это. Голос у него далекий, словно он хочет сохранить это ощущение для себя одного. Я не настаиваю.

– Летая, вы обходите законы вселенной. Преодолеваете силу тяготения. Смотрите на закаты и восходы оттуда, откуда человеку не положено их видеть. Это удивительно. Вы и правда супергерои, если задуматься.

Корбин смеется.

Не надо воспринимать это как должное, Корбин…

Майлз не смеется. Продолжает глядеть в окно.

– Ты спасаешь людям жизнь, – говорит он. – Это еще удивительнее.

Его слова проникают мне в самое сердце.

Правило номер два выглядит сейчас не лучшим образом.