Текст книги "Спираль"

Автор книги: Кодзи Судзуки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

Эпилог

Андо отправился к морю. Сезон дождей еще не кончился, но день выдался на удивление ясный. Ровно два года назад, именно в этот день и именно в этом месте утонул его сын. Однако Андо пришел сюда вовсе не затем, чтобы отметить печальную годовщину. Он ненавидел море, поглотившее его сына, но сегодня не мог не прийти на это памятное место.

Все было не так, как тогда, – море мягко покачивалось, будто дышало. Вокруг – только белый песок и редкие рыболовы со своими удочками. Купальный сезон еще не начался, и на пляже почти никого не было.

Волны лизали берег, который теперь выглядел немного иначе, чем раньше, – совсем недавно здесь построили новый волнорез. И тем не менее Андо чувствовал, что он словно перенесся на два года назад. Пусть все было другим – для него это место осталось точно таким же, каким он запомнил его в тот день. Последние два года словно стерлись из жизни Андо, оказавшись обычным ночным кошмаром.

Андо сидел на парапете и смотрел на пляж. Яркое солнце било прямо ему в лицо. Приложив ладонь козырьком ко лбу, он вглядывался в маленькую фигурку, копошившуюся у воды. Ребенок не заходил в воду – поджав под себя босые ноги, он сидел на песке и копал ямки. Андо не мог отвести взгляд от этой картины.

Вдруг кто-то позвал его по имени. «Наверное, послышалось» – пронеслось у него в голове, но все же он обернулся. По пляжу шел невысокий, крепко сбитый мужчина. Он направлялся в сторону Андо.

На мужчине была полосатая рубашка с длинным рукавом, застегнутая на все пуговицы – до самого верха. Ткань плотно облегала широкую грудь и мощные плечи – казалось, рубашка вот-вот затрещит по швам. Короткая шея торчала поверх тугого воротничка. У мужчины были грубые черты лица. По его лбу струился пот. В руке он держал полиэтиленовый пакет с покупками. Мужчина подошел ближе, и Андо услышал его прерывистое дыхание.

Он узнал этого человека. Последний раз он видел его в октябре, в Палате медэкспертизы.

Мужчина сел рядом с Андо. Теперь они сидели плечом к плечу.

– Привет! Давно не виделись.

Андо не ответил. Он снова, не отрываясь, смотрел в сторону мальчика, играющего у самой воды.

– Ты так неожиданно исчез. Не предупредил меня, не сказал, куда едешь. Разве так поступают с друзьями? – Мужчина достал из пакета жестянку с холодным чаем и, предварительно прочистив горло, в три глотка ее опустошил. Допив чай, он достал из пакета еще одну жестянку и спросил, обращаясь к Андо.

– Хочешь чайку?

Андо молча взял банку, открыл ее и тихо спросил:

– Как ты меня нашел?

– Мияшта сказал мне, что сегодня годовщина смерти твоего мальчишки. Все остальное я додумал сам. Тебя не так уж сложно просчитать, – мужчина ухмыльнулся.

– Что тебе от меня нужно? – сдавленным голосом спросил Андо.

– Дружище, я, между прочим, тащился сюда сначала на поезде, а потом на автобусе. Ты мог бы быть и поприветливей со мной.

– Ты мне не друг, – с отвращением сказал Андо.

– Ого, с каких это пор ты стал таким суровым?

– Суровым? Я от тебя такого не ожидал. Может, ты забыл, благодаря кому ты здесь?

– Не волнуйся, я тебе очень благодарен. Ты сделал все именно так, как я и рассчитывал.

...Он не уставал напоминать Андо, что тот был всего лишь игрушкой в его руках. Еще когда они учились на медицинском факультете, этот парень запросто мог придумать такой код, который ни Андо, ни кто другой никогда бы не разгадал. И точно так же легко он всякий раз расшифровывал вымученные кодировки других студентов. В те времена Андо завидовал ему и восхищался его умом. Но теперь все изменилось. Андо чувствовал, что его использовали и унизили. Он больше не испытывал ни зависти, ни восхищения.

Андо медленно перевел взгляд на человека, которому он собственными руками помог вернуться: в этот мир... на Рюдзи Такаяму. Такаяма смотрел прямо перед собой, и Андо видел только его профиль. А как бы ему хотелось увидеть, что творится у Рюдзи в голове, прочесть его мысли. Он вдруг вспомнил, что еще несколько месяцев назад, в октябре, он прикасался к его мозгу затянутыми в резиновые перчатки пальцами. Впрочем, это не помогло ему разгадать планы Рюдзи, и в результате с помощью нескольких несложных кодов он оказался втянутым в эту игру. Если бы вскрытие Такаямы делал другой врач, ничего подобного бы не произошло.

– Но ведь для тебя тоже все сложилось очень удачно. Разве не так?

– Я не знаю. – Андо действительно не знал.

Мальчик лет четырех, игравший у воды, поднялся с коленок и помахал Андо рукой. В ответ Андо кивнул, словно подзывая сына, и тот, забавно расшвыривал ногами песок, побежал к отцу:

– Папа, я хочу пить!

Андо отдал сыну начатую банку холодного чая. Мальчик тут же поднес ее к губам и принялся жадно глотать чай. Андо смотрел на его худенькую, бледную шею. Он почти что видел, как холодная жидкость течет по маленькому горлу. Его сын, его мальчик, снова был живым – плоть и кровь.

Несколько капелек пота, скатившиеся по детской шее, казались кристаллами, особенно если сравнивать их с испариной, выступившей на лоснящемся лбу Такаямы. Было трудно поверить, что у этих выделений одна и та же природа.

– Привет, братишка. Хочешь еще чайку? – Рюдзи засунул руку в пакет, нащупывая следующую банку.

...Братишка...

Андо чуть не взвыл от бешенства. Но факт оставался фактом: его сын и Рюдзи Такаяма были повторно рождены на свет одной и той же женщиной. Это было ужасно.

Мальчик посмотрел на Рюдзи и помотал головой. Потом, подняв повыше наполовину опустевшую банку с чаем, спросил у Андо:

– Можно, я это допью?

– Конечно, допивай.

Мальчик снова пошел к воде, на ходу допивая остатки чая. Наверное, он хотел поиграть с пустой банкой – насыпать в нее песка или наполнить ее водой...

– Таканори! – крикнул Андо сыну.

Тот обернулся:

– Что, папа?

– Не заходи пока в воду, ладно?

Мальчик ухмыльнулся и пошел дальше.

Впрочем, Андо напрасно беспокоился. Его сын боялся моря, словно он помнил о своей смерти и ни за что не пошел бы в воду один. Андо понимал это, но на всякий случай перестраховывался.

– Симпатичный пацан.

Рюдзи мог оставить свое мнение при себе. Таканори не был «симпатичным пацаном» – он был сокровищем, которое Андо не уберег. И для того чтобы вернуть это сокровище, ему пришлось стать предателем человечества. Андо до сих пор не мог понять, правильно ли он поступил.

Наградой, которую пообещала ему Садако, было воскрешение сына.

Полгода назад, когда они с Мияштой нашли записку, оставленную Садако на письменном столе в квартире Андо, это предложение показалось ему абсолютной нелепицей. Но с тех пор многое изменилось, и теперь он, как никто, верил в возможность воскрешения мертвых. Садако и сама была живым доказательством того, что мертвые снова могут стать живыми. В течение полутора лет Андо бережно хранил прядку волос своего покойного сына – образец ДНК, без которого воскрешение было бы невозможным. Если бы в тот день эти волоски случайно не зацепились за обручальное кольцо на его руке, то вся генетическая информация Таканори исчезла бы вместе с мальчиком в морской пучине.

Но прядка осталась в руках у Андо, и это предопределило дальнейшее развитие событий. У них было самое главное – материнское тело с необходимыми характеристиками. Иными словами, у них была Садако Ямамура, а все остальные проблемы легко решались с помощью современной науки.

Прежде всего Садако должна была оплодотворить свою собственную яйцеклетку. На всей земле она была единственной женщиной, которая могла сделать это собственными силами, без всякой посторонней помощи. Вторым шагом была перекодировка ДНК. Генную информацию Садако нужно было заменить генной информацией того, кого хотели воскресить. Это было довольно кропотливой работой – вычленить ядро одной из клеток Таканори и поместить его в оплодотворенную яйцеклетку в матке Садако. Но для специалиста все эти действия не составили особого труда.

Теоретически с помощью Садако Ямамуры можно было бы даже воскресить давно вымерших динозавров, при условии, конечно, что их ДНК не исчезла с лица земли.

После того как яйцеклетка с имплантированной ДНК врастала в стенку матки, все, что требовалось, – это ждать, пока родится ребенок. Плод развивался внутри матки за неделю и выходил наружу. Через неделю после рождения человек достигал того уровня развития, на котором образец ДНК был отделен от его тела. То есть в случае с Таканори это был тот самый момент, когда рука отца коснулась головы мальчика и несколько детских волосков застряли под обручальным кольцом. Более того, человек сохранял память. По-видимому, накопленные за прошлую жизнь воспоминания хранились в интроне – «пустом» участке гена, не несущем в себе генной информации.

Таканори, который теперь играл на морском берегу, был точной копией того Таканори, который умер два года назад. Все его жесты и привычки – все это было точно таким же, как раньше. Мальчик сохранил воспоминания о том счастливом времени, когда они жили вместе, всей семьей, и сразу признал в Андо отца.

Передавая ему воскрешенного мальчика, Садако потребовала от Андо именно то, что он и думал. Ей была необходима его помощь, для того чтобы воскресить Рюдзи Такаяму. Воскрешение Таканори было не столько наградой, сколько пробным камнем...

И первый код, который Андо с самого начала обнаружил на клочке газеты, торчащей из швов на трупе Рюдзи, и последовавший за ним код-цепочка из нуклеидных основ в ДНК вируса – все это появилось благодаря неистовому желанию Рюдзи Такаямы возродиться.

Это желание исполнилось. Такаяма снова обрел тело, и теперь сидел рядом на парапете, касаясь Андо плечом. Человек, который по своей воле стал сообщником Садако... Рюдзи практически не уступал ей по силе.

Сегодня Андо увидел возрожденного Рюдзи в первый раз. Сразу после того как стало ясно, что имплантация ДНК Такаямы в оплодотворенную яйцеклетку Садако прошла успешно, Андо забрал своего сына и исчез. Оставив все дела на Мияшту, он уехал в неизвестном направлении. Ему казалось, свою партию в пьесе под названием «воскрешение Такаямы» он уже сыграл. Теперь, когда Рюдзи ожил, Андо больше не представлял никакого интереса для Садако. Эта женщина добилась своего – ее надежный помощник теперь был вместе с ней.

Оставалось не совсем понятным, когда же Рюдзи и Садако решили объединиться? Наверное, контакт произошел на генном уровне, и они сразу угадали друг в друге сообщников. Обоим было ясно, что, объединившись, они очень сильно увеличат шансы на успех.

Впрочем, сейчас этот вопрос мало интересовал Андо. Гораздо важнее было решить, как растить сына. Два месяца назад он уволился из университета и все это время путешествовал вместе с мальчиком по затерянным в горах деревням. У него не было какой-то конкретной цели, он просто хотел быть как можно дальше от Токио – от Рюдзи и Садако.

Рюдзи засунул руку в карман и достал средних размеров ампулу.

– Вот, держи, – с этими словами он протянул ампулу Андо.

– Что это? – подозрительно спросил тот.

– Вакцина на основе RING-вируса.

– Вакцина?..

Андо взял стеклянный цилиндрик и внимательно на него посмотрел. В нем находилась бесцветная прозрачная жидкость.

Как они с Мияштой и подозревали, у них в крови обнаружился RING-вирус, который, судя по всему, попал в организм сразу после прочтения RING-файлов. В течение последних месяцев оба приятеля жили под постоянной угрозой – вирус мог начать свое смертоносное воздействие в любой момент.

– Несколько капель – и ты можешь забыть о RING-вирусе. У тебя начнется беззаботная жизнь, дружище.

– Ты хочешь сказать, что приехал сюда только для того, чтобы отдать мне эту штуку?

– А что такого? Могу я позволить себе раз в сто лет съездить на море? – Рюдзи хихикнул. Андо немного расслабился. Значит, все-таки есть какой-то выход. Он прекрасно понимал, что, как бы далеко он ни уехал – от себя не убежишь. Вирус всегда будет с ним, и значит, он все время в опасности.

– Может, расскажешь мне, что будет дальше с миром? – спросил Андо, кладя ампулу в нагрудный карман и застегивая карман на пуговицу.

– Понятия не имею, – без обиняков ответил Рюдзи.

– Да ладно тебе. Я же понимаю. Вы с Садако будете переделывать мир и всех его обитателей.

– Я могу сказать тебе только насчет того, что произойдет в ближайшем будущем, а что дальше – извини, этого даже я не знаю.

– Ну хорошо, а что произойдет в ближайшем будущем?

– «RING» разошелся миллионным тиражом...

– Миллионный тираж. Здорово. – Это не было новостью для Андо. Он уже успел прочитать в одной из крупных газет о небывалом успехе нового бестселлера. Кроме того, в статье упоминалось, что книга была несколько раз переиздана. Слово «переиздание» означало для Андо только одно – «размножение». RING-вирус воспроизводился постоянно и в огромных количествах. В одной только Японии было уже около миллиона носителей.

– Ты знаешь, они даже собираются снимать фильм.

– Фильм? По RING-файлам, что ли?

– Ага. Рабочее название «Звонок». И сейчас как раз закончились пробы на роль Садако.

– Пробы? На роль Садако? – Андо поймал себя на том, что, как попугай, повторяет за Рюдзи все его слова.

Такаяма громко рассмеялся.

– Ну конечно пробы. А ты что думал? Кстати, у тебя есть какие-нибудь предположения по поводу того, кто получил эту роль?

Андо давным-давно перестал смотреть телевизор и совершенно не интересовался новостями шоу-бизнеса. Откуда ему было знать, кто получил эту роль?

– Говори уже, – потребовал он.

От смеха Рюдзи чуть не свалился с парапета:

– Ты что, совсем идиот? Ты же прекрасно ее знаешь!

– Неужели... сама Садако?

Теперь, произнеся это имя вслух, Андо вдруг очень ясно понял, что произошло. Садако всегда хотела быть актрисой. Она пошла в театральную студию сразу после школы – к тому времени ей едва исполнилось восемнадцать. И пусть она прозанималась в студии совсем немного, но все-таки у нее была какая-то профессиональная подготовка. Ну и, кроме того, с ее-то экстраординарными способностями ей не составило особого труда очаровать комиссию, включая самого режиссера.

Вне всякого сомнения, это была ее роль – и она должна была сыграть саму себя. Ну конечно! Ведь это даст ей возможность снова спроецировать свои мысли на пленку. И тогда те кадры фильма, которые повторяют «таинственный видеоряд», снова будут нести в себе генную информацию. Значит, видеокассета тоже возродится, но в новом виде, и теперь у нее будет гораздо больший эффект...

Андо не мог сейчас предугадать масштаба трагедии, однако было ясно, что кинотеатр будут посещать и женщины в период овуляции. Значит, всех этих женщин ожидает участь Маи Такано. Через неделю после просмотра фильма каждая из них родит Садако, после чего все они умрут. Их опустошенные тела будут лежать и гнить, как сброшенная змеиная кожа.

Потом в магазинах начнут продаваться видеокассеты с этим фильмом. Их можно будет брать в пунктах видеопроката. Пройдет совсем немного времени, и фильм станут показывать по телевизору. Смертоносный видеоряд будет распространяться в сотни и тысячи раз быстрее, чем раньше, когда он был записан на обычной, ничем не выделяющейся видеокассете.

Садако станет воспроизводиться в бешеном темпе. И все ее новорожденные копии – такие же гермафродиты, как и она, – смогут размножаться своими собственными силами. Садако Ямамура сумела повернуть все таким образом, что мир начал вертеться вокруг нее.

– Понимаешь? Садако теперь будет плодиться с помощью СМИ, – сказал Рюдзи, наконец отсмеявшись, и взглянул на Андо.

– Но они должны же в какой-то момент все обнаружить! И тогда эта затея с фильмом провалится.

...Да и книгу, наверное, тоже запретят. Все экземпляры изымут из обращения и сожгут...

Андо все еще надеялся, что человечество одержит... должно одержать верх в этой борьбе за выживание.

– Не смеши меня. Ты же знаешь, что такое мир шоу-бизнеса и СМИ, – это гигантская машина, и она уже запущена. Огромное количество людей уже заражено вирусом и... страхом. Чтобы обезопасить себя они заключили с вирусом соглашение, и даже если сам фильм не выйдет на экраны, а книга вдруг исчезнет, – есть столько альтернативных путей: видеоигры, музыка, интернет-сайты. Вирус продолжает мутировать. Каждый новый вид носителя информации будет скрещиваться с Садако и производить последующие поколения информационных носителей, а каждая женщина в момент овуляции, которая случайно попадет под влияние любого из этих носителей, в конечном итоге родит Садако...

Андо положил руку на свой нагрудный карман и нащупал сквозь ткань стеклянный пузырек. Эта штука может спасти только от RING-вируса Но она не убережет человечество от влияния мутировавших носителей информации. Если не знаешь, как именно мутировал вирус, то невозможно приготовить вакцину, которая бы этот вирус нейтрализовала. Человечество всегда будет на несколько шагов позади. А потом новый вид – вид Садако – начет теснить человечество, пока окончательно его не уничтожит.

– И тебя это абсолютно не волнует?!

Андо не мог спокойно сидеть и думать о том, что люди один за другим умирают, а на их место – тоже одна за другой – приходят Садако. Но не в его силах было хоть что-нибудь изменить. А Рюдзи, похоже, не мучился по этому поводу. Он активно помогал Садако в ее деле. Но почему?! Андо не мог это понять.

– Просто ты на все смотришь с точки зрения человека. А с точки зрения стороннего, незаинтересованного наблюдателя что происходит? Один человек умирает, и вместо него появляется одна Садако. Один плюс, один минус. В итоге – ноль. Общее количество остается тем же. Так в чем проблема?

– Я отказываюсь это понимать.

Рюдзи неожиданно приблизил к Андо лицо, почти касаясь своим потным лбом его щеки.

– Поздно отказываться, дружище. Ты уже на нашей стороне.

– В каком смысле? Чего ты от меня хочешь?!

– Я? Ничего. Но ты, если хочешь, можешь вмешаться в процесс эволюции. Не каждому выпадает такой шанс...

– Эволюция? Ты называешь это эволюцией?!

Все разнообразие человеческих геномов в конечном итоге сведется к одному-единственному варианту – Садако. Разве это можно назвать эволюцией? С точки зрения Андо это было катастрофой не только для человечества, но и для самого нового вида. Ведь только благодаря разнообразию были люди, которые не умерли от чумы. Даже если наступит новый ледниковый период, то существует вероятность, что некоторые народы – эскимосы, например, – все-таки смогут выжить, но только благодаря разнообразию. А теперь представьте, что это разнообразие исчезнет. Тогда любая катастрофа неизбежно приведет к исчезновению всего вида. То есть достаточно, чтобы у первой Садако Ямамуры был какой-то дефект иммунной системы, – и этот дефект автоматически передастся всем остальным Садако. А это значит, что теоретически все представители нового вида в один прекрасный день могут умереть от обычной простуды.

Андо очень надеялся, что так оно и будет. Единственное, что оставалось людям, – это затаиться и ждать, пока Садако перемрут как мухи сами по себе.

– Ты знаешь, почему происходит эволюция? – спросил Рюдзи.

Андо покачал головой. Вряд ли кто-то из современных ученых мог однозначно ответить на этот вопрос.

Разве что Такаяма. Во всяком случае, говорил он как человек, не допускающий сомнений в собственной правоте:

– Вот, например, глаз. Я понимаю, уважаемый Андо, что подробными объяснениями только оскорблю такого высококлассного специалиста, как вы... – дурашливо начал Рюдзи, но тут же перешел на серьезный тон. – Но согласись, человеческий глаз – это очень сложный механизм. Почти невозможно представить, что роговица, зрачок, глазное яблоко и зрительный нерв – все это результат эволюции обычного фрагмента кожи. Как-то не верится, что подобная эволюция могла произойти случайно, сама по себе.

Глупо думать, что механизм, который позволил живым существам видеть,появился вдруг, и все тут же начали им пользоваться. Для начала у этих живых существ должно было возникнуть желание видеть. И только благодаря этому желанию стало возможным появление нового механизма. Такая вот «внутренняя воля» и есть необходимое условие для эволюции видов. Морские жители не случайно выползли из моря и заселили сушу. Рептилии не случайно научились летать. Они хотели этого. Но попробуй только заикнуться о «внутренней воле» в разговоре с каким-нибудь научным экспертом, и он поднимет тебя на смех. Ты автоматически заработаешь репутацию последователя «мистической телеологии» или, чего доброго, «этой ужасной философии».

Ты можешь себе представить, каким кажется этот мир существу, которое не умеет видеть? Для червей, обитающих под землей, мир – это то, что в кромешной темноте прикасается к их телам. Для морских звезд и актиний мир – это поверхность подводной скалы, на которой они живут, и движение окружающей их воды.

Как ты думаешь, незрячие существа могут представить себе, что значит «видеть»? Да у них просто не хватает на это воображения. Но совершенно непонятным образом на определенной стадии эволюции появилась концепция «зрения». Мы выползли из моря на сушу, мы взлетели к небесам и в конце концов создали свою культуру.

Обезьяна может постичь существование банана, но существование культуры – это уже за пределами ее понимания. И тем не менее, даже не осознавая культуру, животное может почувствовать желание приобщиться к ней. Откуда берется это желание? На этот вопрос я не могу ответить.

– Ну надо же! Оказывается, есть вопросы, на которые ты не можешь ответить, – произнес Андо как можно язвительней.

– Ты лучше послушай, что я говорю. Если человечество исчезнет и на его место придет Садако, то это случится только потому, что само человечество так захотело.

– Разве биологический вид может желать собственного исчезновения?

– Это подсознательное желание. Ты разве не понимаешь? Если все разнообразие ДНК сведется к одному-единственному экземпляру, это значит, что на Земле больше не будет индивидуального различия. Все будут одинаковыми – я имею в виду красоту и способности. Больше не будет любви, не будет войны, не будет ссор и споров. Мир станет царством гармонии и равенства. Даже между жизнью и смертью не будет особой разницы. Смерть перестанет быть чем-то страшным, понимаешь? А теперь скажи мне откровенно, разве не об этом подсознательно мечтает любой из людей?

Рюдзи говорил все тише и тише, и под конец уже просто шептал Андо на ухо. Он наклонился еще ближе и почти касался губами мочки. Андо слушал Такаяму, не сводя взгляда с маленького мальчика, который, сидя на корточках, старательно наполнял песком пустую жестянку.

– Это не про меня, – наконец ответил он. Кто сказал, что все должны чувствовать одно и то же? Ему был дорог сын, и он точно знал, что не хочет терять эту любовь.

– Не про тебя так не про тебя, – усмехнулся Рюдзи и встал с парапета.

– Уходишь?

– Ага. Мне пора. А ты что, остаешься?

– Я не хочу возвращаться в город. Наверное, уеду на какой-нибудь маленький остров, куда не доходят компьютерные игры и видеофильмы, и буду в тишине растить сына.

– Здорово ты придумал. А я, с твоего позволения, останусь в городе. Буду наблюдать, как погибает человечество. Так сказать, хочу насладиться гневом воли Всевышнего. Впечатляющее, должно быть, зрелище. Не хотелось бы его пропустить. – Рюдзи повернулся и зашагал вдоль парапета.

– Передавай привет Мияште, – крикнул ему вслед Андо.

Услышав это, Рюдзи остановился и, обернувшись, сказал:

– Знаешь, кажется, есть еще одна вещь, которую я должен тебе объяснить. Как ты думаешь, почему культура развивается? Люди могут вынести многое, но есть одна вещь, которая для них нестерпима. Скука. Она убийственна для животного под названием человек. Она – двигатель прогресса. Люди должны прогрессировать только для того, чтобы не умереть от скуки. И я могу себе представить, какая это скукотища, когда все вокруг контролируется одним-единственным экземпляром ДНК. Кошмар! Конечно, разнообразие лучше... Я прекрасно тебя понимаю, но... что же поделаешь – по-видимому, все остальные не хотят этого разнообразия. И последнее – смотри, не умри там со скуки на своем маленьком острове...

На прощание Рюдзи помахал рукой и двинулся дальше.

У Андо не было никаких конкретных планов. Он так и не решил, где поселиться. Будущее все так же оставалось неопределенным. Андо подумал, что в его ситуации самое лучшее не строить планов. Это должно сработать... Надо просто немного переждать и посмотреть, что будет дальше.

Он снял рубашку и брюки и остался в одних плавках. Потом подошел к сыну. Взял его на руки:

– Ну что, пойдем?

Сегодня он уже сотню раз объяснял сыну, что они обязательно должны это сделать. Обязательно. Сейчас они поплывут вместе, совсем как тогда. Но теперь мальчик не утонет. Андо не упустит его, как два года назад, – сегодня они будут крепко держаться друг за друга.

В своем письме Садако написала ему, что, когда она родилась в вентиляционной шахте на крыше, она поняла, что метафизически она все еще находится на дне колодца, в котором умерла. И только когда она выбралась из шахты, из этого «колодца», ей стало ясно, что теперь она сможет привыкнуть к новому миру вокруг нее.

Андо подумал, что его сыну тоже необходимо пройти такое испытание. Он должен оказаться в той же ситуации, что и два года назад, и выйти из нее живым.

Возрожденный Таканори панически боялся воды. Это была фобия, которую мальчик обязан был преодолеть, иначе вся его дальнейшая жизнь превратилась бы в сплошные мучения. Они подошли к самой кромке. Андо почувствовал, как маленькая рука крепко вцепилась в его ладонь. Вода доходила мальчику до щиколоток. Он посмотрел Андо в лицо и дрожащими губами сказал:

– Папочка, ты мне пообещал, правда?

– Да. – Андо пообещал сыну, что когда тот преодолеет свой страх, он наконец-то сможет увидеть маму. – Ты не представляешь себе, как мама обрадуется.

Он и сам не очень-то себе это представлял. Его жена до сих пор не знала, что Таканори снова жив и здоров. Андо раз за разом проигрывал у себя в воображении встречу матери с сыном, и каждый раз слезы наворачивались у него на глаза...

Но сначала он должен был придумать какую-ту правдоподобную историю. Например, что мальчика спасли рыбаки, что он все эти два года был без памяти и жил в рыбацкой деревне на острове. Было ясно, что стоит матери увидеть сына, прикоснуться к нему, и она будет готова поверить даже самой нелепой истории.

Особой уверенности в том, что они смогут начать все заново, у Андо не было. Но ему хотелось хотя бы попробовать. Одно из двух – либо все получится, либо нет. Его шансы пятьдесят на пятьдесят.

Но вот на берег набежала крупная волна и захлестнула мальчика. Он с визгом прижался к отцовской груди. Андо обнял малыша и начал медленно заходить в воду. Он чувствовал, как быстро колотится маленькое сердечко. Это ритмичное биение было единственной безусловной вещью в человеческом мире, стоящем на грани исчезновения. Единственным доказательством того, что жизнь продолжается.