Текст книги "Вечерняя заря"

Автор книги: Кнут Гамсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

КНУТЪ ГАМСУНЪ
ВЕЧЕРНЯЯ ЗАРЯ
Драма въ 3-хъ дѣйствіяхъ

ПЕРВОЕ ДѢЙСТВІЕ

Комната Кароно. Обстановка бѣдная; посреди столъ съ книгами, деревянные стулья, садовая скамья со спинкой. Стѣны ничѣмъ не украшены. На лѣвомъ планѣ въ глубинѣ печь. Направо впереди большой письменный столъ, на немъ стоитъ зажженная лампа и лежатъ кипы книгъ и газетъ.

Въ задней стѣнѣ широкая двустворчатая дверь; когда она открыта, въ нее видна передняя и въ ней окно съ бѣлыми занавѣсками, налѣво дверь въ кухню, а направо – въ другія комнаты.

Карено сидитъ у письменнаго стола. Ему 50 лѣтъ, безъ бороды, почти сѣдые волосы, въ сѣрой поношенной парѣ.

Карено. Вы говорите о будущемъ моей философіи? Но еще вопросъ, имѣетъ ли она это будущее?

Бондесенъ, 56-ти лѣтъ, плотный, одѣтъ съ пошлымъ фатовствомъ, сидитъ въ креслѣ.

Бондесенъ. Но вы имѣете уже послѣдователей.

Карено. Я старшина въ одномъ ферейнѣ, вотъ и все. Теперь принято думать, что философія – это просто мышленіе; но я всегда считалъ, что философія – это жизнь, теоретически отраженная въ мышленіи.

Бондесенъ. Я совершенный оселъ въ этихъ вещахъ.

Карено. Шагъ за шагомъ, ощупью подвигался я ко всѣмъ моимъ выводамъ. Я цѣлыхъ два года горѣлъ неугасимымъ огнемъ пытливой мысли. Пока мнѣ не пришлось прервать мои занятія.

Бондесенъ. Когда сгорѣли ваши бумаги?

Карено. Да, и когда я переживалъ великій кризисъ, все заодно. Тогда во мнѣ проснулись сомнѣнія. Уже цѣлыя десять лѣтъ ношу я ихъ. въ себѣ.

Бондесенъ улыбается. Вы не легко принимаете это, Карено.

Карено. Что вы хотите! Это муки творчества… Поэтому мнѣ и хотѣлось бы получить теперь стипендію на поѣздку. Вы ничего не слыхали объ этомъ, Бондесенъ?

Бондесенъ. О стипендіи? Нѣтъ. Но по-моему вамъ не слѣдуетъ возлагать на это большихъ надеждъ.

Карено. А все-таки, можетъ быть, я и получу ее. Вѣдь я ее заслужилъ.

Бондесенъ. Безъ всякаго сомнѣнія.

Карено. Уже десять лѣтъ я не дѣлалъ никакой оппозиціи. Я сидѣлъ и обдумывалъ свои книги. Я даже ничего не издавалъ и жилъ только уроками.

Бондесенъ. Но вы еще не примирились съ профессоромъ Іервеномъ.

Карено. Нѣтъ, это ни въ какомъ случаѣ. Но вѣдь у меня есть и заслуги, такъ сказать, научныя заслуги. Звонятъ. А, вотъ и посолъ.

Бондесенъ. Мнѣ уйти?

Карено. Напротивъ, я васъ попрошу остаться. Это одинъ изъ нашего общества. Онъ, вѣроятно, явился ко мнѣ съ предостереженіемъ, потому что на послѣднемъ собраніи я былъ недостаточно радикаленъ.

Бондесенъ. Даже и вы недостаточно радикальны!

Карено. Да, каково! Вамъ приходилось слышать что-нибудь подобное? Боже мой, не могу же я продолжать думать, какъ въ тридцать лѣтъ: съ тѣхъ поръ я хоть немного, но измѣнился.

Бондесенъ. Да, со старостью приходитъ и мудрость.

Карено. Ну, что касается этого, то пятьдесятъ лѣтъ еще не старость. Я никогда не буду старикомъ.

Александра, молодая бѣлокурая дѣвушка, съ темными бровями входитъ слѣва; передаетъ Карено телеграмму. Вотъ телеграмма. Бросаетъ искоса взгляды на Бондесена, онъ тоже взглядываетъ на нее.

Карено расписывается, отдаетъ назадъ квитанцію. Затѣмъ, распечатываетъ телеграмму и читаетъ; къ Александрѣ, которая собирается уйти. Подождите, Александра. Пишетъ нѣсколько словъ и вкладываетъ записку и телеграмму въ конвертъ. Отнесите это сейчасъ же къ фрэкенъ Ховиндъ. Вы вѣдь знаете, гдѣ она живетъ?

Александра. Да, знаю. Уходитъ налѣво.

Карено. А я думалъ, это Тарэ.

Бондесенъ. Какъ вы сказали?

Карено. Тарэ. Удивительный чудакъ. Мнѣ говорили, что ему почти нечѣмъ жить, но это его нисколько не безпокоитъ. Мнѣ въ жизни не приходилось видѣть такого безпечнаго человѣка. Улыбается. Это отлично, что вы здѣсь.

Бондесенъ. Да что ему надо?

Карено. Вѣроятно, сдѣлать мнѣ допросъ. На послѣднемъ собраніи «Горы» отъ меня потребовали высказать свой взглядъ на выборы. Отлично, я и сказалъ. Тогда Тарэ поднялся и заявилъ: «Господинъ Карено раньше держался другихъ взглядовъ».

Бондесенъ. Да развѣ можно всегда держаться однихъ и тѣхъ же взглядовъ?

Карено. Да, не правда ли? Вѣдь можно же измѣниться, хоть немного-то. Никто противъ этого ничего не можетъ. И все-таки можно думать вполнѣ порядочно.

Бондесенъ. Именно поэтому, сказалъ бы я.

Карено. Конечно, именно поэтому, разумѣется. Поднимается и ходитъ взадъ и впередъ. Увѣряю васъ, послѣднее время мнѣ такъ тяжело исполнять мои обязанности въ ферейнѣ. Всѣ они читали мою диссертацію, а Тарэ знаетъ ее почти наизусть. И вотъ онъ встаетъ и заявляетъ: «Это не согласно съ тѣмъ, что вы говорили раньше». И сжимаетъ кулаки.

Бондесенъ смѣется. И сжимаетъ кулаки?

Карено. Да, отъ бѣшенства. И на глазахъ его блестятъ слезы. А теперь я васъ спрошу: приходилось вамъ слышать что-либо равное по своему безумію тому, что я написалъ двадцать лѣтъ назадъ?

Бондесенъ. Но почему же вы не выйдете изъ ферейна?

Карено. Нѣтъ, нѣтъ! Я хочу остаться молодымъ до самой смерти. Садится. Звонятъ. Вотъ онъ. Встаетъ. Простите, мнѣ придется самому отпереть.

Идетъ къ двери на заднемъ планѣ. Александра выходитъ изъ той же двери съ газетой.

Карено. Какъ, вы еще не ушли?

Александра. Нѣтъ; мнѣ было нѣкогда. Я послала посыльнаго.

Карено беретъ газету. Хорошо, хорошо. Александра уходитъ. Посмотримъ, нѣтъ ли чего… Вы поняли эту исторію съ посыльнымъ?

Бондесенъ. Она сказала, что ей было некогда.

Карено. О, да это не одно. Она часто устраиваетъ такія вещи. Замѣчательная особа… Нѣтъ, очевидно еще ничего не рѣшено. Откладываетъ газету. Ну, если я не получу стипендіи, то вы какъ-нибудь пристройте меня къ политикѣ, а, Бондесенъ?

Бондесенъ. Къ политикѣ? Хотите быть депутатомъ?

Карено смѣется. Нѣтъ, нѣтъ, я пошутилъ.

Бондесенъ. Выйти изъ ферейна и стать депутатомъ?

Карено. И вырвать побѣду у профессора Іервена. Смѣется.

Бондесенъ. Нѣтъ, это легче сказать, чѣмъ сдѣлать. Если мы и побѣдимъ, то выборы Іервена обезпечены.

Карено. Я пошутилъ. Стипендія отъ меня не уйдетъ. Меня въ этомъ не разубѣить. Звонятъ. А наконецъ!

Бондесенъ. Теперь-то ужъ это вашъ Тарезенъ?

Карено. Тарэ, Тарэ. Нѣтъ, серьезно, вы съ нимъ не шутите.

Бондесенъ. Напротивъ, я дрожу и трепсщу.

Тарэ, 29-ти лѣтъ, одѣтъ бѣдно, входитъ изъ двери на заднемъ планѣ; глубокій поклонъ.

Карено протягиваетъ ему руку. Здравствуйте, Tapэ. Добро пожаловать. Ведетъ его впередъ.

Бондесенъ медленно поворачивается въ креслѣ и взглядываетъ на него.

Тарэ останавливается посреди комнаты. Я хотѣлъ бы говорить съ вами наединѣ.

Карено. Господа, вы не знакомы… Редакторъ Бондесенъ.

Бондесенъ. Вы хотите, чтобы я ушелъ, господинъ Тарэ?

Тарэ. Да; или вы или я:

Бондесенъ. Хе! Отлично. Вы не желаете быть въ моемъ обществѣ?

Тарэ. Совершенно вѣрно.

Бондесенъ внимательно взглядываетъ на него. Но, но, потише, молодой человѣкъ!

Тарэ къ Карено. Мнѣ нечего дѣлать съ этимъ человѣкомъ.

Бондесенъ встаетъ. Въ такомъ случаѣ я могу уйти. Улыбается. Вы, по крайней мѣрѣ, позволите мнѣ выйти въ ту дверь, черезъ которую вы вошли? Протягиваетъ Карено руку. Тарэ пожимаетъ плечами.

Бондесенъ надѣваетъ шляну и идетъ къ двери налѣво. Не допускаете даже и этого.

Карено. Не сюда. Вы идете въ кухню.

Бондесенъ. А что же мнѣ еще остается? Я зайду еще попозднѣе. До свиданья, Карено. Да, да, такъ вы выбрасываете прессу за бортъ, господинъ Тарэ! Уходитъ налѣво.

Карено добродушно улыбается. Почему вы такъ суровы къ бѣдному редактору?

Тарэ. Я отвѣчу на это однимъ словомъ: потому что онъ запятналъ свою жизнь измѣной, потому что онъ – ренегатъ.

Карено неподвижно смотритъ на него секунду. Садитесь, Тарэ. Садится.

Тарэ садится. Вы получили мою записку?

Карено. Да, конечно, благодарю васъ.

Тарэ. Итакъ, я прихожу не по порученію ферейна. Но у насъ было засѣданіе.

Карено. Безъ меня?

Тарэ. Безъ васъ. Совѣщаніе. Ничего не имѣютъ противъ выбора новаго старшины.

Карено встаетъ. Что вы говорите?

Тарэ. Ничего не имѣютъ противъ. Поэтому я и пришелъ предупредить васъ.

Карено. Меня хотятъ исключить изъ общества?

Тарэ. Вы становитесь намъ чужимъ. Мы такого высокаго мнѣнія о васъ, а вы не идете за одно съ нами. Теперь вы даже знаетесь съ этимъ Бондесеномъ.

Карено. Нѣтъ, знаете, это уже слишкомъ! Я не позволю, чтобы мнѣ предписывали, съ кѣмъ я долженъ быть знакомъ. Ходитъ взадъ и впередъ.

Тарэ безпокойно. Прежде вы этого бы не сдѣлали. Въ молодости вы указали на дверь измѣннику Іервену.

Карено. Въ молодости? Я такъ же молодъ, какъ и тогда, я такъ же молодъ, какъ и прежде. Я сталъ только болѣе зрѣлымъ. Я безпрерывно думаю и изучаю, я еще расту съ каждымъ днемъ. Ходитъ взадъ и впередъ.

Тарэ. Мы отлично помнимъ, что вы въ свое время написали о ренегатахъ: они не только падаютъ сами, но влекутъ за собой другихъ и унижаютъ борьбу за жизнь; за это они должны быть побиты на смерть. Вы написали: побиты на смерть.

Карено. Такъ чего же собственно требуетъ отъ меня ваше общество?

Тарэ поднимается. Я уже сказалъ, что оно недовольно вами. Въ свое время вы утверждали, что знаніе для знанія не можетъ сдѣлать человѣка счастливѣе. А теперь вы вписываете въ бюджетъ основаніе нѣсколькихъ народныхъ школъ. Въ свое время вы требовали, чтобы для калѣкъ были устроены отдѣльные сады, а теперь они могутъ слоняться при полномъ солнечномъ освѣщеніи по всѣмъ общественнымъ гуляньямъ, какъ будто такъ и слѣдуетъ, и омрачать этимъ жизнь другимъ. Вы стояли въ прежнее время за войну, потому что не хотѣли свое ясное, какъ день, право отдавать въ руки третейскаго суда, а теперь вы сочувственно отзываетесь о мечтѣ всѣхъ бараньихъ головъ: о вѣчномъ мирѣ. Все это вы дѣлаете изъ чувства гуманности. А знаете ли вы, что это такое? Пуддингъ, сладкій пуддингъ. Останавливаясь. Простите!

Карено. Продолжайте.

Тарэ. Мнѣ хотѣлось только знать, можетъ быть мы невѣрно поняли вашъ взглядъ на выборы. На этотъ разъ мы дѣйствительно должны одержать величайшую побѣду; но мы васъ поняли такъ, что при извѣстныхъ условіяхъ вы пойдете на компромиссъ.

Карено. Можетъ быть вы и правы, что я, какъ бы сказать, – нѣсколько неясно высказалъ свой взглядъ на выборы. Вы заставили меня говорить, я былъ неподготовленъ.

Тарэ горячо. Да, не правда ли! Мы ложно поняли васъ. Мы сейчасъ же должны были сообразить это. Но вы знаете, мы нѣсколько подозрительны. Измѣняетъ одинъ, другой, мы начинаемъ никому не довѣрять.

Карено. Итакъ, я говорилъ нѣсколько неясно. Я хотѣлъ сказать, что нѣкоторыя обстоятельства могли меня принудить войти въ сношеніе съ противной партіей. Но…

Тарэ. Ихъ нѣтъ. Такихъ обстоятельствъ нѣтъ. Нѣтъ, я тогда же подумалъ объ этомъ. Дѣлаетъ шагъ въ сторону. О, господинъ Карено, мы умоляемъ васъ не сдаваться. Вамъ уже за пятьдесятъ, и у васъ сѣдые волосы; и, несмотря на это, вы всегда стояли твердо. Вы создали великій примѣръ въ нашемъ городѣ.

Карено возбужденно. Слава Богу, здоровье у меня было прекрасное, а мнѣ не мало пришлось перенести. Садитесь, Тарэ, и поговоримъ спокойно. Нѣтъ, нѣтъ, лжетъ тотъ, кто говоритъ, что я когда-либо собирался сдаться.

Тарэ сѣлъ; благодарно. Я скажу объ этомъ сегодня вечеромъ. Я передамъ ваши слова. Это будетъ праздникъ для общества.

Карено все болѣе и болѣе возбужденно. Я повторяю свой прежній взглядъ на ренегатовъ. Я говорю: ихъ слѣдуетъ убивать.

Тарэ порывается, сжимаетъ кулаки. Ихъ слѣдуетъ убивать. Да. Клянусь Богомъ!

Карено встаетъ. Потому что это не враги, а падшіе люди. Съ ними нельзя сражаться, ихъ можно только убивать. Застрѣлить ихъ изъ состраданія и жалости.

Тарэ. Изъ состраданія.

Карено. Нѣтъ, всему есть границы. Останавливается. Что же касается моего взгляда на выборы, то вы меня не поняли. Скажите вашимъ товарищамъ: не поняли. Я думаю о нихъ, какъ и прежде. Ходитъ взадъ и впередъ.

Тарэ. На этотъ разъ мы ниспровергнемъ Іервена. Если бы, напротивъ, вы пошли теперь отдѣльно отъ насъ, за вами послѣдовала бы третья часть ферейна, и мы проиграли бы.

Карено. Я не иду отдѣльно отъ васъ… Какъ странно, – мнѣ кажется, словно въ васъ говоритъ мой собственный голосъ мой голосъ двадцать лѣтъ тому назадъ.

Тарэ. Это естественно… Мы всему научились отъ васъ. Чѣмъ были бы мы безъ вашей непоколебимости? Тѣмъ больнѣе слышать намъ, когда говорятъ: почему же и Карено не измѣнитъ своихъ убѣжденій? Онъ уже не молодъ.

Карено. Отвѣчайте на такіе вопросы вопросомъ: зачѣмъ Карено долженъ поступать такъ, какъ многіе другіе? Онъ твердо стоялъ цѣлыя двадцать лѣтъ.

Тарэ. Да, я скажу.

Карено. Да, да. Такъ меня хотѣли смѣнить. Кого же хотѣли избрать старшиной?

Тарэ. Не знаю. Вѣдь это же недоразумѣніе. Называли только одно имя.

Карено. Такъ кого же называли?

Тарэ. Зачѣмъ? – изъ этого же ничего не выйдетъ. Ну, – называли меня.

Карено останавливается. Васъ?

Тарэ. Все это было одно недоразумѣніе.

Карено. И вы сами идете ко мнѣ и предупреждаете меня?

Тарэ. Мы всѣ такъ высоко цѣнимъ васъ.

Пауза.

Карено. Знаете ли вы, Тарэ, что, имѣя мѣсто старшины, вы могли бы этимъ почти жить?

Тарэ коротко. Я? Я и такъ живу.

Карено. Ну, маленькая прибавка вамъ не повредила бы.

Тарэ поднимается. Простите, господинъ Карено, но у меня дома есть и другое платье.

Карено. Конечно, конечно. Я только хотѣлъ сказать…

Тарэ. Я не думалъ, что вы меня заставите служить вамъ посмѣшищемъ, но я еще далеко не голодаю.

Карено. Не сердитесь, дорогой другъ. Я не хотѣлъ васъ оскорбить. Мѣняя тонъ. Да, да такъ вы можете передать мой отвѣтъ обществу. Все остается попрежнему.

Tape. Схватываетъ его руку. Благодарю!

Карено. Да, чтобы ужъ совсѣмъ были спокойны, слушайте: вы знаете, я жду изъ университета стипендію и очень заинтересованъ получить ее. Редакторъ Бондесенъ приходитъ сообщать мнѣ, если слышитъ объ этомъ что-нибудь въ высшихъ кругахъ. Вотъ и все, зачѣмъ онъ сюда ходитъ.

Тарэ. Понимаю, онъ наводитъ для васъ справки. Я все это передамъ… Завтра нѣкоторые изъ насъ опять придутъ къ вамъ; вы позволите?

Карено вопросительно. Да? Пожалуйста!

Тарэ. Благодарю васъ! Послѣднее время вы отказывались отъ этого. Но мы хотимъ опять торжественно привѣтствовать васъ, какъ въ прежнія времена.

Карено. Ахъ, вы вотъ что хотите?

Тарэ. Не отказывайтесь. Мы отнимемъ у васъ немного времени. Звонятъ.

Карено. Если это доставляетъ вамъ удовольствіе – пожалуйста.

Тарэ. Благодарю! Протягиваетъ ему руку. Благодарю васъ за все, что вы сегодня сдѣлали и сказали. Низко кланяется.

Тарэ идетъ къ заднему плану. Отворивъ дверь, онъ отступаетъ въ сторону, чтобы дать дорогу входящей фрэкенъ Ховиндъ. Еще разъ кланяется, уходитъ.

Фрэкенъ Ховиндъ, сѣдѣющая дама лѣтъ сорока, въ темномъ платьѣ со множествомъ лентъ и бантовъ, въ рукахъ письмо. Кто этотъ красивый молодой человѣкъ?

Карено. Кандидатъ Тарэ. Развѣ вы его не встрѣчали?

Фр. Ховиндъ. Какой красивый…Здравствуйте, Карено. Господи, я получила ваше письмо. Что еще случилось? Ваша жена все еще въ деревнѣ& Можетъ быть, она умерла?

Карено улыбаясь. Такъ вы не распечатали письма?

Фр. Ховиндъ даетъ ему письмо, бросается на стулъ. Нѣтъ, я не могла. Такъ не случилось ничего ужаснаго?

Карено распечатываетъ письмо и взглядываетъ на телеграмму. Нѣтъ. Нѣтъ. Это отъ моей жены. Она пріѣдетъ завтра. И даже въ первый разъ вмѣстѣ съ Сарой.

Фр. Ховиндъ. Фу, я бѣжала, какъ сумасшедшая; я такъ волновалась… Вы сказали – вмѣстѣ въ Сарой.

Карено коротко. Вы знаете, ея дочь… Она просятъ, чтобы вы пріѣхали на вокзалъ. И потомъ, не будете ли вы такъ добры, помочь ей въ покупкахъ? Я не все понялъ, она пишетъ о піанино, мебели, серебряной посудѣ и такъ далѣе.

Фр. Ховиндъ вскакиваетъ. Такъ она получила наслѣдство!

Карено. Да.

Фр. Ховиндъ хлопаетъ въ ладоши. Не можетъ быть! Можете себѣ представить – цѣлый мѣшокъ золота! Нѣтъ, вы, правда, не ошибаетесь? Беретъ у него изъ рукъ письмо и читаетъ. Господи Боже! Что это были за лѣса въ имѣніи ея отца!

Карено. Да, въ нихъ недостатка не было.

Фр. Ховиндъ. А теперь-то мы все желаемъ закупить! Да, теперь уже вы все это можете. Видите, какъ вы умно сдѣлали, что сняли весной такой большой домъ.

Карено. Такъ хотѣла Элина.

Фр. Ховиндъ. Да, да, она знала, она могла предполагать, что, когда продастся лѣсъ ея отца… Нѣтъ, это великолѣпно со стороны Элины, что она предлагаетъ мнѣ помочь ей въ покупкахъ. Такое несчастное созданіе, какъ я… Впрочемъ, у меня уже не такой плохой вкусъ, а?

Карено. Конечно, нѣтъ, фрэкенъ Ховиндъ.

Фр. Ховиндъ. Нѣтъ, право, нѣтъ. Когда мы были женихъ и невѣста, профессоръ Іервенъ спрашивалъ меня о каждомъ пустякѣ.

Карено. Элина проситъ васъ выѣхать ее встрѣтить въ экипажѣ.

Фр. Ховиндъ. Я возьму парный экипажъ. А вы не думаете, что надо нанять парный?

Карено. Конечно, великолѣпно… Вы рѣшитесь вернуться одна домой?

Фр. Ховиндъ, колеблясь. О, да. Я немного боюсь, но…

Карено. Я васъ провожу. Беретъ шляпу.

Фр. Ховиндъ. Очень благодарна; если бы вы меня довели только до экипажа. По вечерамъ мужчины, право, такъ пристаютъ къ намъ, дамамъ.

Стучатъ.

Бондесенъ съ задняго плана. Еще разъ добрый вечеръ. А, здравствуйте, фрэкенъ Ховиндъ. Вы уходите, Карено?

Карено. Да, ухожу. Какъ это вы вошли? Я не слыхалъ звонка.

Бондесенъ. Ваша дѣвушка стояла у дверей.

Фр. Ховиндъ. Я вамъ очень благодарна, Карено, но не стоитъ труда итти меня провожать.

Карено. Нѣтъ, нѣтъ.

Бондесенъ. Мнѣ необходимо говорить съ вами.

Карено. Я провожу фрэкенъ до перваго экипажа. Вы пойдете съ нами или подождете меня здѣсь?

Бондесенъ. Хорошо, я подожду здѣсь.

Карено. Я сейчасъ же вернусь. Почитайте пока что-нибудь. А propos. Беретъ рукопись въ обложкѣ въ золотой бумаги. Посмотрите, не пригодится ли вамъ что-нибудь отсюда для газеты.

Фр. Ховиндъ. До свиданья, господинъ Бондесенъ.

Бондесенъ. До свиданья, фрэкенъ.

Фр. Ховиндъ и Карено уходятъ черезъ дверь на заднемъ планѣ.

Бондосенъ садится съ рукописью. Вскорѣ затѣмъ онъ возбужденно идетъ къ лѣвой двери, звонитъ и снова садится на прежнее мѣсто.

Александра входитъ, улыбаясь. Это вы? Почему же вы пришли не той дорогой?

Бондесенъ. Я никогда больше не буду ходить той дорогой. Бросаетъ на столъ ключъ отъ входной двери. Вотъ ключъ. Послѣ паузы взглядываетъ на нее. Вы сказали, что вамъ некогда отнести письмо Карено. Я думалъ, что вы не хотите уходить изъ-за меня.

Адекоандра. Да, такъ и было.

Бондесенъ вскакиваетъ. Но васъ не было въ кухнѣ.

Александра. Я на минуту вышла въ свою комнату.

Бондесенъ. А въ вашей комнатѣ вы были не одна. Хе-хе, въ вашей двери слишкомъ большая замочная скважина. Другой разъ будьте осторожнѣе.

Александра. Такъ вы пришли черезъ кухню?

Бондесенъ указываетъ налѣво. Да, только черезъ ту дверь. Вы, конечно, думали, что я не рѣшусь на это? Вы думали, что вы въ безопасности? Съ жаромъ стучитъ о полъ ногой. Хе-хе, это удивительно, чортъ меня побери. Останавливается. Ну, что же вы не просите прощенья?

Александра. Я не думала, что вы способны подсматривать въ замочную скважину.

Бондесенъ. А я сдѣлалъ это. Грубо. Я сдѣлалъ это, слышите?

Александра. Ну, конечно, слышу.

Бондесенъ ходитъ взадъ и впередъ. Смотрите, пожалуйста, почтенный господинъ приходитъ и уходитъ, какъ у себя дома.

Александра. Онъ помогъ мнѣ донести корзину; вотъ и все.

Бондесенъ. А вы знаете, кто это былъ?

Александра. Да; его зовутъ Карстенъ.

Бондесенъ останавливается, про себя. Карстенъ, да; милый Карстенъ. Съ жаромъ. Это былъ профессоръ Карстенъ Іервенъ. Ну, что вы на это скажете? Ходитъ взадъ и впередъ.

Длександра. Онъ профессоръ.

Бондесенъ. Это замѣчательно! Это прямо великолѣпно! Я глядѣлъ ему прямо въ лицо. Останавливается. Такъ онъ просилъ васъ называть его просто Карстенъ? И вы, конечно, согласились.

Александра. Нѣтъ, я не желаю выслушивать дальше эти мерзости.

Бондесенъ. Ходить взадъ и впередъ. Я покажу ему, какъ вести себя такъ. Клянусь честью, я проучу его! Останавливается. Онъ помогъ вамъ донести до дому корзину?

Александра. Да, и это было очень любезно съ его стороны.

Бондесенъ. ходитъ взадъ и впередъ. Конечно, конечно!

Александра. Вообще онъ не такой скучный брюзга, какъ вы.

Бондесенъ. Въ слѣдующій разъ я дамъ нести корзину профессору Іервену.

Александра смѣется. Вы?

Бондесенъ. Вамъ это кажется такимъ смѣшнымъ?

Александра серьезно. Вы ничего не должны имѣть противъ него. Серьезно!

Бондесенъ. Вы защищаете его? Александра молчитъ. Бондесенъ ходитъ взадъ и впередъ. Гм… Въ такомъ случаѣ вполнѣ понятно, что вамъ некогда было снести письмо. Разъ вы принимаете такихъ гостей…

Алекоандра. Я не понимаю, чего вы собственно хотите?

Бондесенъ продолжаетъ стоять. Такъ вы не просите прощенія?

Александра. Нѣтъ.

Бондесенъ наклоняется впередъ. Вы не хотите?

Александра. Нѣтъ, вѣдь вы же слышали.

Бондесенъ выпрямляется, повелительно. Возьмите ключъ и ступайте. Показываетъ на ключъ и топаетъ ногой. Уберите его!

Александра беретъ ключъ. Тсс!.. Развѣ не слышите, Карено пришелъ!

Уходитъ налѣво.

Карено изъ двери на заднемъ планѣ. А, вы еще здѣсь. Прошу извинить меня. Вы долго меня ждали?

Бондесенъ. Нѣтъ.

Карено. Садитесь. Киваетъ на рукопись, которую держитъ Боннесенъ. А вы заглянули въ нее? Что скажете?

Бондесенъ садится. Да… что же сказать?

Карено. Вы не думаете, что вамъ это можетъ пригодиться?

Бондесенъ, поворачиваясь. Такія вещи не легко сразу рѣшить. Вы знаете моихъ читателей.

Карено. Да, и къ тому же я прибавляю, что у многихъ станутъ дыбомъ волосы, когда они увидятъ, что Иваръ Карено перешелъ къ старой философіи.

Бондесенъ внимательно. Что?

Карено. Потому что до сихъ поръ я публично не заявлялъ объ этомъ.

Бондесенъ, поднимаясь. Въ такомъ случаѣ моя газета къ вашимъ услугамъ.

Карено удивленно. Вы дѣйствительно думаете?

Бондесенъ. Эти статьи имѣютъ слишкомъ большое значеніе, чтобы я выпустилъ ихъ изъ своихъ рукъ. Что же касается гонорара, то вы назначите его сами.

Карено. Хорошо, хорошо.

Бондесенъ. Нѣтъ, нѣтъ, такое выдающееся произведеніе заслуживаетъ большой цѣны.

Карено. Вы думаете? Вы считаете его такимъ блестящимъ?

Бондесенъ. Замѣчательная вещь. Поразительное выполненіе. Насколько я могу судить объ этихъ вещахъ.

Карено. Я очень радъ; нѣтъ, право, я страшно радъ. Вы должны знать, я написалъ это уже давно и долго раздумывалъ, но никогда не могъ рѣшиться напечатать.

Бондесенъ. Когда вы это написали?

Карено. Ахъ, ужъ много лѣтъ тому назадъ. Вскорѣ послѣ того кризиса, о которомъ я вамъ говорилъ.

Бондесенъ. Такъ въ васъ происходило сильное броженіе, пока вы рѣшились на это?

Карено. Разумѣется. Мнѣ стало ясно, что истина находится ни наверху ни внизу, а какъ разъ посерединѣ. Очень большое броженіе, да, да.

Бондесенъ. Такъ я возьму рукопись съ собой.

Карено, подумавъ. Нѣтъ, погодите. Я долженъ ее еще разъ проглядѣть. Это очень серьезный шагъ. Поднимается, въ немъ происходитъ внутренняя борьба, ходитъ взадъ и впередъ. Но я не могу дольше терпѣть. Мои прежнія и настоящія вѣрованія не подходятъ больше одни къ другимъ.

Бондесенъ. Хе-хе; я нахожу это вполнѣ понятнымъ.

Карено. Сегодня я опять поколебался. Вы видѣли Тарэ. Онъ говорилъ о дняхъ моей юности, и на меня нахлынула теплая волна воспоминаній.

Бондесенъ. На всѣхъ насъ по временамъ нападаетъ такая грусть. Если я выпью стакановъ семь грога, то готовъ хоть сейчасъ говорить рѣчь о Гамбеттѣ.

Карено. Да, вы принимаете все это легко. И, Боже мой, какъ я вамъ за это завидую. Но я такъ усталъ отъ всей этой борьбы!

Бондесенъ. Я хочу вамъ сдѣлать одно предложеніе и совершенно серьезно: вы должны выйти изъ ферейна «Гора» и заставить себя выбрать вмѣсто профессора Іервена.

Карено останавливается и смотритъ на него. Вы говорите это совершенно серьезно?

Бондесенъ. Совершенно серьезно. Я не понимаю, какъ вы можете возиться съ вашимъ ферейномъ, когда вы давно уже должны были выйти изъ него, не столько благодаря вашему возрасту и вашимъ взглядамъ, сколько благодаря вашимъ, такъ сказать, измѣнившимся воззрѣніямъ.

Карено. Моему возрасту? Но я не старикъ. Въ хорошія минуты я такъ же молодъ душой, какъ и прежде.

Бондесенъ пожимаетъ плечами. Какъ вы это принимаете?

Карено. Да, я еще молодъ душой. Ходитъ взадъ и впередъ. Впрочемъ, я уже самъ подумалъ о томъ, чтобы выйти изъ общества. Мои взгляды стали опредѣленнѣе, чѣмъ когда я вступилъ въ него.

Бондесенъ. По моему мнѣнію, вы должны это сдѣлать.

Карено. Въ концѣ концовъ, мнѣ, конечно, придется выйти изъ общества, разъ я думаю иначе, чѣмъ прежде. Вы, можетъ быть, совершенно правы, что съ моей стороны недобросовѣстно еще держаться его.

Бондесенъ. И тогда мы предложимъ васъ вмѣсто Іервена.

Карено. Ну, это-то вы шутите.

Бондесенъ. Нисколько. О профессорѣ Іервенѣ пришлось узнать такія вещи, которыя дѣлаютъ невозможной его кандидатуру.

Карено внимательно; садится. Іервенъ не будетъ предложенъ на выборахъ?

Бондесенъ. Нѣтъ. Будете предложены вы.

Карено. Вамъ поручено сдѣлать мнѣ это предложеніе?

Бондесенъ. Я сообщу объ этомъ завтра на собраніи. Я объясню, что профессоръ Іервенъ – одинъ и имѣетъ грубыя, безнравственныя связи, вы же человѣкъ совершенію чистый и, какъ бывшій членъ «Горы», ведете за собой тридцать человѣкъ, имѣющихъ право голоса.

Карено поднимается и ходитъ взадъ и впередъ. Я ничего не понимаю. У меня голова кружится. Я подалъ прошеніе о стипендіи на путешествіе.

Бондесенъ. Подумайте до завтра. Берет шляпу. А пока я напишу въ газетѣ замѣтку, что вы выходите изъ ферейна «Гора».

Карено. Нѣтъ, нѣтъ, подождите объявлять объ этомъ.

Бондесенъ строго. Разъ ваши взгляды измѣнились, такой человѣкъ, какъ вы, ни одного дня не можетъ принадлежать больше къ ферейну «Гора».

Карено. Конечно, конечно. Въ принципѣ вы правы. Дайте мнѣ еще разъ обсудить это.

Бондесенъ. Да, разумѣется, вамъ надо подумать. Я даю вамъ время до завтра. Протягиваетъ ему руку. Покойной ночи, Карено. Я завтра зайду. Идетъ къ двери на заднемъ планѣ.

Карено вслѣдъ ему, съ внезапной надеждой. А можетъ быть, я получу завтра стипендію.

Бондесенъ. Покойной ночи. Уходитъ.

Занавѣсъ.