Текст книги "Путь масок"
Автор книги: Клод Леви-Стросс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Вернемся на минуту к бородатой принцессе из второго мифа. Ее приключения разворачиваются по горизонтальной оси: с одной стороны – твердая земля, где находится ее муж-медведь, а с другой – океанские просторы, где обретается морской бог. Этой истории о женщине между двумя мужчинами соответствует другая, касающаяся мужчины между двумя женщинами и разворачивающаяся по вертикальной оси, между землей (даже небом, поскольку в ней фигурирует птица) и хтоническим миром. Однажды глава деревни на побережье поймал таинственного белого лебедя, испускавшего сильный запах меди. Когда птица превратилась в женщину, он женился на ней, хотя она и отказалась сказать, кто она и откуда пришла. Как-то она увлекла своего мужа далеко в глубь местности, под предлогом предоставить ему в жены вторую женщину, дочь хтонического существа. Через отверстие, служившее этому существу для сообщения с внешним миром, он протянул визитеру младенца и ночной горшок, полный мочи. Герой, обескураженный перспективой того, что придется месяцами таскать эту невесту-младенца на спине, вежливо отклонил предложение. Он поступил плохо, ибо стоило ему опрыскать младенца содержимым горшка, как он превратился бы в привлекательную девицу. Первая жена упрекнула его, но на деле она была не столько обеспокоена обретением для него со-супруги, сколько завладением ее приданым – шкурами карибу, проворно уложенными в надежное место. Она использовала их, чтобы превратить лодку в подводную; это позволило ей препроводить своего мужа к Komogwa, бывшего, как мы знаем, ее отцом. Она привезла ему ценности земли, которых он лишен: пихтовые жерди, корни и мелкие корешки, ветки хвойных деревьев... Действительно, в распоряжении Komogwa имеются лососи, но не древесина, необходимая, чтобы построить рыболовные запруды. Герой пожил у своего тестя, затем вернулся с женой и сыном к своим родным, нагруженный роскошными подарками.
Наше внимание особенно привлекут три аспекта этих мифов. Одна из принцесс, встреченных у Komogwa, поражена слепотой; говорится также о том, что Komogwa питался человеческими глазами, изначальные обладатели которых, как можно предположить, из-за этого становились слепыми. В мифах Тихоокеанского побережья часто говорится о сверхъестественном ребенке, каждую ночь вырывавшем, чтобы съесть, глаза у жителей деревни, где он находился. Согласно цимшиан, соседей квакиутль, этот ребенок был сыном принца и озерной богини. Его преступные проделки привели к гибели всего населения, за исключением его отца и сестры отца. Удрученная упреками со стороны принца, своего мужа, Дама озера пообещала сделать его очень богатым и превратила свою золовку в Богатую Даму – об этом персонаже мы еще вскоре поговорим; все, сказала она, кто услышит, как плачет ее ребенок, станут богатыми. Брат и сестра расстались, он пошел на север, а она – на юг. Что касается Дамы озера, превратившейся в сирену, то она предпочла жить в глубине моря.
Известен скульптурный столб хайда, воздвигнутый на Тану, копия которого, выполненная туземцами, украшает вход в музей Виктории. Среди прочих мифологических фигур изображен «морской вождь» со свисающими глазами: каждую ночь глаза выходят у него из орбит; в часы приема пищи его друзья возвращают их на место, чтобы он мог видеть то, что ест. Такими глазами, как воображает их скульптор, невозможно пользоваться: помещенные на маленьком лице, они ниспадают на концах длинных стебельков к ногам персонажа. Ничто не может больше контрастировать с пылающими глазами у масок swaihwé, прочно укрепленными на цилиндрической основе как бы для того, чтобы подчеркнуть, что в противоположность человеческим глазам, которые можно вырвать, либо отцепляющимся глазам «морского вождя» они – на всю жизнь. Впрочем, маски swaihwé составляют для брата средство хорошо выдать замуж свою сестру (см. выше, с. 30); как подразумевается, благоразумно – в чужую группу, но расположенную по соседству.
Напротив, все мифы, прямо или косвенно построенные на теме жителей деревни с глазами, удаленными из орбит, как представляется, относятся к слишком отдаленному браку – как с Коmogwa, живущем на краю мира, или с Дамой озера, пребывающей в глубине вод. Эти рискованные браки могут обернуться преимуществом либо могут быть губительными для того или той, кто их заключает; но мы, несомненно, не единственные, кто считает, что Фортуна – слепая богиня либо делающая слепыми [9]9
Фортуна (в римской мифологии) – богиня удачи, случая, а ранее – плодородия, материнства и деторождения. Изображалась на монетах почти всех римских императоров, нередко с повязкой на глазах. Вводя Фортуну в мыслительный контекст изучения североамериканских мифов, Леви-Строс оригинальным образом увязывает в этом персонаже два признака (по сути те же, что у рассматриваемых масок) – 1) разбогатение благодаря удачному случаю, браку и 2) слепоту / ослепление; под способностью Фортуны ослеплять автор подразумевает, похоже, готовность наложить на себя брачные узы.
[Закрыть]. Даже если допустить такое рискованное сопоставление, то из этого вовсе не следует, что инверсия, уже замеченная при переходе от сэлиш к квакиутль, сохраняется у этих народов при рассмотрении под другим углом зрения: сэлиш ассоциируют умеренную экзогамию и разумное разбогатение с хорошим зрением, а квакиутль неумеренную экзогамию и сумасбродное разбогатение – с плохим зрением.
Другая принцесса не является слепой; но, выданная замуж за медведя (другая форма чрезмерной экзогамии), она получает бороду, знак-предвестник своего возможного превращения в Dzonokwa – персонаж, отмеченный волосатостью. Когда подходит к берегу лодка ее мужа, принцесса не может влезть на слишком крутой берег. Тогда он берет ее на спину, подобно Dzonokwa, похищающей детей, и как это отказался сделать для своей супруги-младенца герой следующего мифа. Затем муж-медведь, неся свою жену, взбирается по мощному, высвобожденному из-за размывания корню хвойного дерева, спускающемуся до моря (тогда как в другом мифе корни – как раз то, чего недостает богатствам Komogwa). Все это подсказывает, что Коmogwa, Dzonokwa и люди образуют систему. Каждый термин здесь определяется обладанием двух типов богатств и нехваткой третьего. Komogwa имеет медные изделия и рыб, но у него нет продуктов леса. У Dzonokwa они есть, а также медь, но Dzonokwa лишена рыб, которых ей приходится красть у людей. Наконец, у людей есть рыба и продукты леса, но, пока они не получат меди от Komogwa или от Dzonokwa, у них ее нет.
Эта триангулярная система, ассоциирующая и противопоставляющая человечество двум типам сверхъестественных существ, несомненно, объясняет те сходства, которые обнаруживаются между Komogwa и Dzonokwa: и один и другая являются каннибалами; и существует Dzonokwa моря, хотя это персонаж по сути земной; но на суше или на море тем не менее остается хтоническим, наподобие Komogwa, иногда описываемого как дух, живущий в глубине гор. Наконец, у входа в жилище Komogwa возвышается статуя Dzonokwa.
Последний из трех выше обозначенных аспектов задержит нас подольше. В одном варианте уже изложенного мифа (с. 82) Komogwa придана дочь: принцесса, представляющаяся сперва в виде лебедя, издающего запах меди; позднее, вновь приняв свой человеческий облик, она рождает близнецов разного пола. Девочка умирает в детстве, а мальчик издает такой же запах, как и его мать. Трудно понять, смешивается или нет эта принцесса с девочкой, которой другие традиции наделяют Komogwa. Та самая или другая, тогда она зовется Kominâga, «Богатая Дама», супруга и приспешница «Каннибала, живущего на северном краю мира». В этом качестве она играет важную роль во время инициации в братстве Каннибалов, являющемся, напомним, высшим из тайных обществ у квакиутль.
Запах меди, отличительная отметка дочери либо маленького сына Komogwa, называют у квакиутль Килпала – термином, применяемым также к запаху лосося. Мы обнаруживаем по этой оси отношение эквивалентности между медью и лососем, что уже проистекало из мифов сэлиш (с. 38—39), но из этого сопоставления можно извлечь больше. Мифы островных сэлиш о происхождении масок swaihwé сближают характерный запах одного из протагонистов и звук систра, который он носит: действительно, согласно версиям, этот запах или звук рискуют отпугнуть лососей (с. 29). Что касается мифов сэлиш Фрейзер и побережья, то их герой поражен зловонной проказой: он вылавливает лосося, который превращается в лягушку, довершая таким образом его смятение. Либо сама болезнь исходит из его тела в виде лягушек; тогда как квакиутль в весьма сходном повествовании вводят жабу-целительницу, подательницу меди (с. 38). Итак, здесь четырехчастная система ставит в тесное отношение запах (везде описываемый как с трудом переносимый, даже когда он исходит от вещества столь изысканного, как медь: о зяте Komogwa говорится, что «невозможно было переносить тяжелый запах от его сына, ибо он вонял медью»), самое медь, лягушек и лососей. Мы вскоре вернемся к этой ассоциации.
Окажется ли Kominâga той самой дочерью Komogwa, о которой идет речь, или другой, надо констатировать, что относительно этой Богатой Дамы ничего важного неизвестно. Соседи и близкородственные к квакиутль хейлтсук, или белла-белла, называют ее тем же именем и поясняют несколько больше. Они рассказывают, что одна молодая женщина как-то наступила на испражнения медведя. Испытывая отвращение, она разразилась оскорблениями в адрес животного. Медведь сразу же появился и спросил ее, какого рода испражнения у нее самой, чтобы осмеливаться критиковать его. Она ответила с апломбом, что перламутр и медь. Ввиду настоятельного требования доказать это, она присела на корточки, притворилась, что какает, и подложила под себя один из своих браслетов. Воодушевленный, медведь женился на ней и привел ее к себе в жилище, резные столбы которого изображали Птицу-Громовника, водруженного на голове Kawaka (у белла-белла – это эквивалент Dzonokwa, см. с. 57). Вскоре женщина родила медвежонка. Позднее ее братьям удалось освободить ее и завладеть принадлежностями «танца медведя-каннибала». По возвращении в деревню старший из братьев и сестра вскоре исчезли; затем они вернулись, он – в качестве танцора-каннибала, а она – как Kominâga.
Брак сверхъестественной женщины с Каннибалом, живущим на краю света, либо брак человеческой женщины с медведем представляют собой различные степени неумеренной экзогамии. Тлинкиты, имеющие тот же миф, что и белла-белла (впрочем, он знаком всем народам побережья), добавляют в качестве комментария, что отныне, когда женщины замечают следы медведя, они осыпают его похвалами и умоляют не похищать их. Этой крайней форме экзогамии противопоставляется та, которую можно рассматривать как ее низший предел: слишком тесное сближение брата и сестры, иллюстрируемое белла-белла в финальной части их мифа. У белла-кула, которые являются сэлиш, обособленными среди квакиутль и белла-белла, имеется вариант, подтверждающий такую интерпретацию. Согласно им, супруга медведя сама превращается в медведицу, убивающую всех своих сородичей, за исключением брата и сестры, которым удается ее убить, а они становятся инцестозными супругами. Итак, продолжая исследование, мы вечно попадаем на одну и ту же тему: тему арбитража по поводу слишком близкого и слишком отдаленного брака.
Если некоторая неясность окутывает дочь Komogwa, или «Богатую Даму» у квакиутль, то лучше прояснен соответствующий ей персонаж Дамы Богатств у их соседей, хайда и тлинкитов. Первые называют ее Djilaqons, главной из сверхъестественных созданий, навещающих верховья рек побережья и являющихся хозяйками рыб. Происхождение Орлов – клана хайда – восходит к предку, поймавшему Djilaqons и женившемуся на ней. Гораздо позже рыбаки как-то нашли в реке лягушку с медной кожей. Они ее растерзали, пытались сжечь, но тщетно – и погибли сами. Появилась Djilaqons, держащая трость. Подобно тому как говорят квакиутль о Dzonokwa, она заикалась: следовательно, была поражена нарушением оральной коммуникации, что аналогично нарушению визуальной коммуникации (это дублируется в случае с Dzonokwa), обозначенному ущербным зрением (см. выше, с. 56, 59). Djilaqons напустила огненный дождь, уничтоживший деревню, откуда были виновники, со всеми ее обитателями. Ее дочь, единственная, кто спасся, в пепле собрала большое количество медных предметов [10]10
Примечательно, что в диалектах сэлиш бассейна Фрейзер (халкомелем) слово для обозначения меди – sqwal – связывается с корнем, значение которого вареное" или «жженое».
[Закрыть]; это богатое приданое позволило ей выйти замуж за принца, с которым она отправилась обустраиваться на территории цимшиан (на континенте, напротив островов королевы Виктории, где живут хайда). Итак, она вступила в брак в чужой стране, конечно, но на хорошем расстоянии, подобно тем бракам, к каким в действительности стремились высокородные семьи.
Djilaqons носит также имя «Дама-имеющая-владения», и слово skil обозначает сверхъестественную птицу. Хотя ее никогда не видели, но кто бы ни услышал ее звук, подобный звуку колокольчика или звуку от соударяемых медных пластинок, становится богатым. фортуна явно благосклонна к тому, кто увидит Djilaqons, особенно если ему удастся ухватиться за полу ее плаща либо, если он услышит, как плачет ее ребенок. Квакиутль то же самое говорят о Dzonokwa– когда заставят плакать ее ребенка, ущипнув его, хотя его мать утверждает, что он никогда не плачет (см. с. 60). Итак, представляется, что у индейцев многими из обычных черт Богатой Дамы наделена и Dzonokwa – Богатая Дама без размаха [11]11
Игра слов: «au petit pied» букв. означает «с маленькой ножкой (стопой)». Примеч. пер.
[Закрыть], хотелось бы сказать, если бы это не была великанша, – и что этим объясняется меньшая роль, отводимая ими Богатой Даме.
У хайда и тлинкитов есть эквивалент Komogwa, которого первые называют Qonoqada, а вторые – Gonaqadet. Статус морского чудища, называемого Wasgo у хайда, менее ясен, хотя, подобно Gonaqadet, он умирает, пойманный в ловушку в расщелине дерева. Это последнее имя имеет два значения; оно обозначает прежде всего морское чудище, доставляющее огромные богатства тем, кто его заметит, и дочери которого, гомологи Djilaqons у хайда, являются, согласно тлинкитам, хозяйками рек побережья. Вспомним, что у квакиутль Kominâga, Богатая Дама, является также дочерью Komogwa. С другой стороны, тлинкиты называют Gonaqadet чужаков, приглашенных на праздник. Действительно, им придется вскоре сделать ответное приглашение, принять еще более пышным образом, и их визит, подобно приходу Gonaqadet, предвещает всевозможные щедроты. Такое уподобление восстанавливает в памяти огромную статую Dzonokwa, сфотографированную Куртисом в стране квакиутль, широко раскрытые руки которой принимают ожидаемые подарки, причитающиеся от семьи женщины в ответ на подарки, уже преподнесенные семьей мужа .
Богатая Дама у тлинкитов – Lenaxxidek – фигурирует в интриге, весьма сходной с интригой мифа цимшиан, которой мы уже уделили место (с. 67). Индеец однажды похищает младенца женского пола у его матери, которая была водной богиней. Но каждую ночь ребенок вырывал и поедал глаза у обитателей деревни. Одной женщине с ребенком, больной и жившей в стороне, удалось спастись от маленького людоеда, которого она убила тростью (атрибут Богатой Дамы у хайда, см. с. 70). Она стала Lenaxxidek:. Всякий, кто услышит плач ее ребенка и захватит его, не должен соглашаться вернуть его иначе, как в обмен на медные изделия, которыми она владеет. Похитителя она поражает в спину своими медными когтями и предупреждает, что те, кто примет в дар корки от ран, зарубцовывающихся медленно, станут богатыми – что на деле осуществляется.
Впрочем, существует знак того, что прошла Богатая Дама: у нее имеется забавная привычка тщательно укладывать стопками скорлупки от ракушек, которые она ест. Церемониальная трость квакиутль, отделанная наложенными сверху маленькими медными пластинками, иллюстрирует легенду, относящуюся к раковинам, собранным на песчаном берегу и превращенным в медные предметы. В других мифах региона корки от раны либо засохшие сопли, помещенные в ракушки, возрастающие по размеру, увеличиваются и становятся ребенком, которому суждено высокое предназначение. Со своей стороны, тлинкиты запрещали собирать ракушки на песчаном берегу. Нарушение этого запрета вызывало бурю. Итак, представляется, что пустые раковины имеют мистическую ценность – возможно, потому, что они выступают природным дубликатом медных предметов, анатомическим эквивалентом которых, согласно мифам, являются корки ран. Точнее, пустые раковины, корки ран и медные предметы оказываются объединенными двойной связью: метафорической, поскольку пустые раковины подобны медным предметам, а корки – это как бы раковины человека, и метонимической, ведь мифы делают из раковин и из корок средство добыть медные предметы.
VIII
Сверхъестественные существа, наделенные плачущим младенцем (или надо, чтобы он заплакал, либо они сами кричат, подобно маленьким детям), весьма широко распространены в Америке, и можно предположить, что они образуют достаточно архаическую тему для того, чтобы быть рассеянными по обоим полушариям. Древние мексиканцы видели в Выдре– ауитцолна языке науатль – зловредную инкарнацию бога Тлалока и наделяли его криком, подобным крику плачущего ребенка; но горе тому, кто, испытывая сострадание, пошел бы на розыски: он был бы схвачен и утоплен. Верование тем более интересно для нас, что квакиутль сменили на противоположную, с негативной на позитивную, ценность, приписываемую мексиканцами выдрам; фактически они сделали из морских выдр подательниц больших богатств. У них, следователь-но, в функции выдр удваивается функция Богатой Дамы. Однако для их соседей цимшиан таковая была водным созданием, она дала в приданое сестре своего человеческого мужа «одеяние богатства»; согласно хайда и тлинкитам, Богатая Дама делает богатым всякого, кто услышит, как плачет ее ребенок.
Подобные же верования существуют в Южной Америке. По всей гвиано-амазонской области говорят о водных духах, плачущих, как маленькие дети. Один из этих духов представляется в облике изумительно красивой женщины, убивающей юношей, которых она соблазняет. Араваки Гайаны еще больше сближаются с индейцами северного Тихоокеанского побережья, так как они верят в Даму Воды, которая, застигнутая врасплох человеком, оставляет на берегу свой серебряный гребень.
Тэгиш, смежным с тлинкитами на севере и на востоке, также знакома Богатая Дама, которую они изображали в облике женщины-лягушки. Услышавший плач ее ребенка и сумевший им завладеть должен был отказываться его вернуть, пока женщина-лягушка не испражнится золотом: эта ассоциация лягушки с драгоценными металлами уже появлялась у нас дальше к югу (см. с. 69). Так, согласно квакиутль, лягушка может видеть то, что находится в глубине воды, и эта природная способность позволяет ей обнаружить там богатое жилище Komogwa. В награду она получает исключительное право разрезать медь зубами. Сэлиш, еще более удаленные от тэгиш, откликаются им, однако, верованием в сверхъестественное существо, сходное с лягушкой и кричащее подобно ребенку. Всякий, кто его найдет, завернет в одеяло и сохранит у себя, наверняка разбогатеет. На языке сэлиш этот дух называют Komakwe – возможно, то же самое имя, что дается квакиутль морскому богу Komogwa, подателю богатств.
Согласно комокс, Kōmōkoaé живет на вершине горы, имеющей форму медведя гризли. У него большой металлический сундук, где он хранит медные пластинки, серьги и другие сокровища.
Верование сэлиш заставляет также подумать об очаровательном маге у хайда – в виде маленького коренастого существа. Тому, кто его похитит и поколотит кусочками драгоценных предметов, также похищенных, он обеспечит изобилие одеял и меди.
Тэгиш – это дене – входят в лингвистическую семью атапасков, которые, начиная примерно с 50-й параллели, заселили весь северо-запад Северной Америки вплоть до племен побережья, занимавших нас до настоящего момента. Однако у самих дене также есть мифы, относящиеся к Даме Богатств, которой один французский миссионер второй половины XIX века, Эмиль Петито, передал имя, взятое из оборота речи «женщина с металлом» [12]12
Вероятно, этому обороту соответствует русская идиома «железная женщина».
[Закрыть], что следует понимать в буквальном значении. Действительно, индейцы приписывают этой женщине – не божеству, но человеческому существу – открытие меди. С другой стороны, если Дама Богатств у тлинкитов и хайда имеет плачущего ребенка, то у Женщины с металлом прожорливый ребенок – другой способ показать его непослушание.
Миф о Женщине с металлом известен нам во множестве вариантов. По всей общей экономике они совершенно не отличаются, за исключением одного момента: то миф объясняет, почему медь стало трудно добывать, то почему европейцы, а не индейцы, в настоящее время владеют металлами. Следовательно, в обоих случаях речь идет о том, чтобы дать отчет об утрате, относительной в одном случае и абсолютной в другом. Но везде героиня – это женщина дене, которую похитил охотник-эскимос, препроводил ее на север и женился на ней. У них родился сын; однажды женщина сбежала вместе с ним. Вооруженная шилом, вбитым в один из концов палки, она сумела убить карибу, которого сварила. Ребенок набросился на мясо с такой прожорливостью, что женщина напугалась и оставила его. Она проследовала одна на юг. По пути заметила сверкающие вспышки света, которые сперва приняла за огни лагеря: это был блеск от какого-то неизвестного вещества, из которого она смогла выковать себе нож. Женщина вновь отправилась в путь, прибыла к своим, сообщила им о своем открытии. Она согласилась проводить мужчин к меди при условии, что они обязуются относиться к ней почтительно. Однако когда мужчины изготовили все металлические орудия, какие им хотелось, они ее изнасиловали. Женщина отказалась возвращаться с ними и осталась на месте. Во время своего следующего путешествия мужчины обнаружили ее на том же месте, но зарытую по пояс в землю; медь также была наполовину вбита в землю. Она опять отказалась сопровождать мужчин и приказала им, когда они вернутся, принести ей мяса. На следующий раз женщина и медь исчезли. Мужчины оставили там мясо. Годом позднее они снова ее обнаружили – превращенную в медь, слишком жесткую либо слишком мягкую, в зависимости от происхождения или из печени, или из легких. В других версиях говорится лишь о том, что медь исчезла под землей.
В другой книге мы противопоставили два образа – образ пироги и плавающего острова, полагая признать здесь два подвижных тела на поверхности воды: одно коннотирует культуру, а другое – природу. Миф о Женщине с металлом подтверждает такую интерпретацию. Убежавшая женщина издали замечает группу карибу, которую она сперва принимает за плавающий остров. Согласно по меньшей мере одной версии, каждую ночь женщина пришвартовывает лодку, в которой она спасается, к шесту, воткнутому в воду; она располагается биваком на мелководье моря, и ее неподвижное судно становится ей домом. Ничем лучше не маркировать, и даже двояко, что разрывающий брачный союз побег женщины – это противоположность путешествию в пироге, хотя он и осуществляется так же, по воде. Действительно, для других американских мифов путешествие в пироге символизирует поиски супруги на хорошем расстоянии, в противоположность браку женщины из данного мифа, похищенной эскимосом, который происходит «очень далеко на севере, по другую сторону воды», то есть на расстоянии чрезмерном для того, чтобы брак имел шансы продолжаться. Этому слишком отдаленному союзу, насильственно осуществленному врагом, противопоставляется поведение явно чрезмерное – хотя и в другом смысле – близких героини, совершающих по меньшей мере социальный инцест, насилуя ее, – ошибку, из чего проистекает утрата меди либо добыча ее отныне делается трудной.
Это прочтение мифа дене в терминах социологического кода подкрепляется симметричным мифом, обнаруживаемым у тлинкитов. Инцестозные брат и сестра продолжают отношения, разделившись. Брат становится Птицей-Громовником, ответственным за ураганы и штормы.
Один раз в год, во время сезона бурь, он возвращается навестить свою сестру. Она, называемая в старых источниках Агишанак, а в более недавних – Хайиканак, была вкопана в землю на вершине горы. С тех пор она поддерживает колонну, на которой покоится земля, из дружеского расположения к людям, зажигающим огонь и согревающим ее, ибо, когда она испытывает голод, земля трясется и люди жгут жир, чтобы ее накормить. По другим версиям, толчки земли происходят, когда она сопротивляется Ворону, богу-обманщику, который, чтобы уничтожить людей, толкает ее и старается заставить отпустить колонну, поддерживающую землю. Если этот миф о происхождении землетрясений находится в отношении симметрии с мифом дене, то отсюда должно следовать, что движение, посредством которого героиня этого последнего мифа погружается вместе с медью в землю, – это землетрясение навыворот: в одном случае земля открывается, а в другом – запирается. Мы к этому еще вернемся.
Две другие детали ненадолго привлекут внимание. В недавних версиях мифа тлинкитов брат и сестра, виновные в слишком близком союзе, произошли от брака женщины с собакой, то есть от слишком отдаленного союза, воссоздающего арматуру мифа дене и других мифов, уже рассмотренных нами. Более того, до своей ошибки инцестозный брат совершил действие, достойное похвалы, украв у медведя его «сверкающий и режущий обруч», который он разламывает надвое, и эти части запускает в небо, где они становятся радугой.
Мы вновь находим этот обруч южнее, у сэлиш, сперва в мифе группы сквамиш, объясняющем происхождение меди. При посредстве мифа тлинкитов этот миф приводит к мифу дене, посвященному той же теме. У каждого из двоих братьев было по шестеро сыновей. Младший из сыновей одного брата страдал выступанием желудка. Однажды двенадцать мальчиков заметили мужчину на вершине горы. Он бросал большой медный круг, блестевший на солнце, и возвращал его к себе, делая вдох. Им удалось похитить круг, передавая его во время бегства из рук в руки; но владелец отправился за ними в погоню и убил их одного за другим, за исключением безобразного младшего, метнувшего в противника выступ своего желудка. Выступ превратился в густой туман, благодаря которому мальчик скрылся.
В отчаянии от смерти своих сыновей его отец и дядя бросились в огонь очага, глаза их брызнули, подобно искрам, на север – глаза справа и на юг – глаза слева. Тотчас же поднялся туман. После этой демонстрации скорби дядя мальчика, оставшегося в живых, принялся ковать и сделал из круга медные доспехи. Защищенный таким образом и вооруженный рогами дикого барана, он умертвил убийцу своих сыновей, из желудка людоеда извлек их невредимые сердца, поместил на место и оживил мальчиков. Затем дядя превратил свои доспехи в красивого молодого мужчину, в которого вдунул жизнь. Сделанный из меди, тот был неуязвим и стал могучим вождем и великим охотником.
Одно из верований квакиутль проясняет тему выступающего желудкa. Если вы коснетесь жабы, говорят эти индейцы, она устроится в вашем желудке. Вы будете страдать от ненасытного голода, ваша кожа позеленеет, как кожа жабы, и ваши глаза станут выступать наружу. Вы будете ходить из дома в дом, выпрашивая пищу. Жаба разрастется в вашем желудке; он распухнет, и вы умрете. О прожорливых детях говорят, что они подобны людям с жабой в желудке.
Это – точное истолкование, ибо оно позволяет сблизить прожорливого ребенка из мифа дене и молодого героя из мифа сэлиш, наделенного выступающим желудком. Это один и тот же персонаж, значимость которого тем не менее инвертируется от одной группы к другой. Гораздо южнее, у васко – чинук Нижней Колумбии, в одном из мифов говорится о плачущем ребенке; ему только один год, он знает о прошлом и предсказывает будущее, у него большой желудок, звучащий подобно колоколу, по которому ударяют. Однажды мать предложила своему старшему сыну утоптать желудок младшего, чтобы его уменьшить; оттуда вышли змеи, ящерицы и лягушки. Позднее мальчики убили солнце, жар которого был нестерпим для людей. Старший занял место дневной звезды, а младший стал луной. С тех пор солнце было менее раскалено, и эти звезды регулярно чередовались на небе.
Ясно, что эти мифы переводят в термины космологического кода проблему «установления на хорошем расстоянии», сформулированную в социологических терминах теми мифами, что мы рассмотрели прежде. Подобно брату и сестре, навсегда разделенным, из мифа цимшиан (с. 67), глаза обоих отцов из мифа сэлиш, превратившись, как можно полагать, в звезды, расходятся на север и на юг. У чинук мальчик с большим животом, звучащим, как сделанный из металла, становится луной, а его брат – солнцем, на хорошем расстоянии друг от друга и также на хорошем расстоянии от земли. Однако томпсон, которые суть сэлиш внутренней части, делают из персонажа, одетого медью – напоминающего в особенности героя мифа их соседей сквамиш, – сына солнца; ввиду этого они называют одно жесткокрылое насекомое бронзового цвета «сыном Солнца».
Мы только что упомянули томпсон. У этих индейцев совместно с их соседями шусвап имеется миф, также весьма близкий к мифу сквамиш, за исключением того, что сыновья двух мужчин – их здесь зовут Койот и Антилопа – крадут не медный обруч, а золотой или медный мяч, в разных версиях, и наполняют испражнениями. Койот завладевает мячом, принесенным единственным выжившим сыном Антилопы (все его близкие умерли), и превращается в оленя, покрытого, подобно доспехам, металлической оболочкой от мяча. Он смело выступает против убийцы своих сыновей и племянника, но погибает в сражении, поскольку одна точка его тела осталась уязвимой. В других версиях сообщается, что дети Койота и Антилопы поженились; эти смешанные браки стали причиной различий в цвете кожи и волос, что в настоящее время наблюдается у индейцев. В другом месте эти различия объясняются женитьбой Койота на двух женщинах, соответственно с белой и красной кожей; либо еще: миф принимает во внимание действительную отдаленность двух животных семейств, дающих имя отцам героев. Итак, космологический либо социологический код здесь становится анатомическим или зоологическим, но это обычно все та же проблема [13]13
" все та же проблема – оценки различительных промежутков..." – здесь вопрос о квантификации мысли лишь упоминается в связи с логикой перекодировок. В прежних работах —"Тотемизм сегодня", «Неприрученная мысль», «Сырое и вареное» Леви-Строс неоднократно писал о «дифференциальных промежутках» как существенной характеристике квантифицированности мифологического мышления («дикой», «неприрученной мысли»), прибегающего к различного типа дискретным кодам.
[Закрыть]– оценки различительных промежутков, – о которой идет речь.
Задержимся еще на минуту на космологическом коде и, чтобы его рассмотреть, сделаем еще один оборот. Сэлиш континента объясняют существование радуги или солнца следующим образом: вначале медный круг, похищенный мальчиком – то хромым (а следовательно, страдающим походкой с ненормальной периодичностью), то грязным, покрытым язвами, в котором без труда узнается герой мифов о происхождении swaihwé (см. с. 30, 32). В одной версии группы скокомиш уточняется, что некогда блестящий обруч был игрушкой богачей, тогда как у бедных не было чем развлечься. Похищение обруча положило конец этой несправедливости. Стал ли медный обруч солнцем (версия колиц) или его кража оказалась побочной причиной появления радуги, как говорят скокомиш, отныне эти небесные объекты будут блистать для всех, вне зависимости от социального ранга или удач.
