Текст книги "Происшествие на кладбище Пер-Лашез"

Автор книги: Клод Изнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава одиннадцатая

Инспектор Лекашер остановился перед помутневшим зеркалом, выпятил грудь, распрямил плечи, пригладил густые черные усы и снова обошел вокруг стола, за которым сидел Виктор.

– Согласитесь, дорогой Легри, я был с вами более чем терпелив. Что скажете в свою защиту?

– Исчезла моя хорошая знакомая, и я счел правильным…

– …мешать следствию?

– Я никому не помешал! Напротив, преподнес вам преступницу на блюдечке!

– И снова едва не погибли! Что у вас за интерес в этом деле? Хотели продемонстрировать миру свой блестящий ум?

– Именно так, – согласился Виктор. – Но, возможно, все дело в том, что эта женщина хладнокровно лишила жизни четырех человек, и я хочу, чтобы она понесла наказание.

– Перестаньте же наконец воображать себя сыщиком, Легри, и вернитесь в сообщество библиофилов, к коим я имею честь принадлежать. Кстати, нет ли у вас первого издания «Манон Леско»? Минутку, прошу меня извинить.

Инспектор неслышными шагами подошел к двери и резко распахнул ее. Приникший к замочной скважине Жозеф отшатнулся и с понурым видом вернулся на скамью. Лекашер наградил его суровым взглядом и закрыл дверь.

– Видите? Окружающие слепо вам подражают, просто дикость какая-то!

Он кинул в рот горсть лакричных леденцов и вдруг расчихался.

– Пытаюсь бросить курить, – пояснил он Виктору, когда приступ прошел. – Ладно, на сегодня мы закончили. Но нам понадобятся ваши показания на процессе, вы, как обычно, главный свидетель обвинения.

Виктор встал, и здоровяк-инспектор, которому он едва доставал до плеча, невольно склонился к нему:

– Впрочем, вы отчасти правы, я должен поблагодарить вас. Я много часов допрашивал подозреваемую, ничего от нее не добился и решил последовать вашему совету: попросил ее записать в карточку личные данные и немедленно передал все графологу. Он был категоричен: все три письма, которые вы мне передали, написаны одним и тем же почерком. Она сдалась и сразу во всем призналась.

– Итак, у нас есть доказательство! – воскликнул Виктор.

– Не у нас – у меня! И если вы не способны молча выслушать одну длинную историю, я сию же секунду выставлю вас за дверь. Вам известно, как Мари убивала, но вы не знаете, зачем она это сделала.

Виктор застыл, как часовой на посту, всем своим видом выражая готовность внимать словам инспектора. Когда тот закончил, он с довольным видом пожал ему руку и откланялся. Жаждущий новостей Жозеф подскочил к Виктору, но тот, не говоря ни слова, увлек его за собой.

Инспектор Лекашер сосал леденец, задумчиво глядя им вслед.

– Чертов сукин сын! Говорит, что торгует книгами, а самому запах крови милее запаха бумаги!

Жозеф подбежал к парапету набережной, чтобы поглазеть, как причаливает «Шарантон». Виктор достал портсигар, и в этот момент кто-то хлопнул его по плечу.

– Браво, мсье Легри, вы ловко заморочили мне голову историей с романом. Не пора ли поделиться сведениями?

– Вы – опасный человек, и я боюсь с вами откровенничать.

– «Пасс-парту» кормится информацией, но это не значит, что мы все предаем огласке. Кроме того, вы мой должник, это я направил вас по следу Мари Тюрнера.

– Истинная правда. Встретимся завтра в одиннадцать в «Жан Нико», идет?

– Патрон! – крикнул Жозеф. – За нами явились мадемуазель Таша и мсье Мори.

Виктор не верил своим глазам: им навстречу рука об руку шли улыбающиеся Таша и Кэндзи. Он поспешил распрощаться с Исидором Гувье.

Они остановились на площади Дофин и уселись на скамейку. Жозеф и Таша засыпали Виктора вопросами, но он молчал и страшился поднять глаза на Кэндзи, воображая, как тому неловко.

– Мадемуазель Нинон де Морэ созналась? – самым что ни на есть естественным тоном спросил вдруг тот и добавил, видя смущение Виктора: – Да что с вами такое?

– Со мной? Ничего. Да, Нинон в конце концов дала показания. Инспектор Лекашер просветил меня на предмет ее побудительных мотивов. Все началось в Панаме весной прошлого года. Полагаю, вы помните, что через семь лет после начала работ у Трансокеанской компании не осталось ничего, кроме долгов.

– Конечно, – откликнулся Мори, – я следил в газетах за процессом строительства. В конце 1888 года Компания попыталась добиться от правительства трехмесячной отсрочки, чтобы погасить долг. Ей отказали, и в феврале 1889 она обанкротилась. Если не ошибаюсь, разорились восемь тысяч мелких вкладчиков.

– Совершенно верно, – кивнул Виктор. – Многие из них покончили с собой. Панама погрузилась в хаос. В рабочих поселках начались волнения, люди разбрелись по стране в поисках хоть какой-нибудь работы. Участились кражи и другие преступления. Британское правительство послало корабли, чтобы срочно вывезти на Ямайку десять тысяч соотечественников. Так же поступили и Соединенные Штаты. Чили, заинтересованная в притоке рабочей силы, открыла бесплатный проезд до Вальпараисо.

– Вы позволите мне делать заметки, патрон?

– Конечно, Жозеф. Арман де Валуа был так уверен в успехе Фердинанда де Лессепса, что неосмотрительно обратил все свои средства в облигации Панамского займа. После банкротства компании он остался без работы и лишился всех денег, но не торопился возвращаться во Францию, полагая, что рано или поздно Соединенные Штаты продолжат строительство канала. Он решил отправиться в Тумако, маленький порт на границе Колумбии и Эквадора, и открыл там торговлю. Именно там, на приеме во французском консульстве, он и познакомился с Пальмирой Кайседо.

– То есть с Мари Тюрнера, – с понимающим видом уточнил Жозеф.

Виктор откинулся на спинку скамьи.

– Пальмира и Арман стали любовниками. Он поделился с ней своей идеей приобрести участок земли в Тумако. Она поддержала его и предложила обосноваться в Кали, где управляла гостиницей «Розали», сказав, что так они смогут собрать необходимые средства. Арман открыл геологоразведочное бюро, чтобы оказывать услуги наводнившим район старателям. В этот момент на сцене появился Льюис Айвз.

– Кто это такой? – спросил Кэндзи.

– Американец. Был прорабом на строительстве канала и, как многие другие, потерял работу.

– Труп из Сен-Назера?

– В Сен-Назере нашли тело Армана де Валуа. Терпение, друзья! Льюис Айвз остался без гроша и решил попытать счастья в золотоискательстве. После долгих скитаний он оказался на юге страны, где бытовала одна легенда. Рассказывали, что в начале века местные темнокожие жители добывали в труднодоступных местах самородки весом в несколько ливров. Вечная мечта об Эльдорадо! Льюис Айвз приехал в Кали, снял номер в гостинице «Розали» и начал поиски близ реки Сипи, известной богатыми залежами минералов. Однажды он повстречал старика-индейца, который добыл в горах зеленые камни и думал, будто это золото. За мачете и несколько мотыг старик согласился показать Айвзу место.

– Захватывающее начало для приключенческого романа! – восхитился Жозеф.

– Если будете то и дело встревать, я собьюсь.

– Умолкаю, патрон, клянусь, я буду нем, как рыба.

– Льюис Айвз был профаном в минералогии, ему потребовался эксперт, и он обратился к Арману. Тот взглянул на камни, сразу понял, что это изумруды, но обманул Айвза, сказав, что находка индейца – не имеющий никакой ценности кварц. Он изъявил желание отправиться к скале и проверить, нет ли там других пригодных для разработки минералов. Айвз доверчиво указал ему на карте точное местоположение жилы, пролегавшей у подножия центрального массива Кордильер, в весьма отдаленном районе. Арман предложил американцу профинансировать экспедицию и рассказал эту историю Пальмире, сознательно умолчав о том, что ему точно известно, где находится участок.

– Какой негодяй! – возмутился Жозеф.

– Пальмира придумала такой план: Арман отправится с Айвзом на разведку, на обратном пути избавится от неудобного компаньона, после чего они вдвоем займутся добычей изумрудов. Но Арман был хитер и не собирался с ней делиться. Незадолго до того, как отправиться с Айвзом в путь, он тайно приобрел концессию на бесценный участок и отослал купчую своей жене Одетте, спрятав ее за рамкой висевшей над кроватью олеографии.

– «Дама в голубом», – прошептал, отрываясь от записей, Жозеф.

– Арман настоятельно просил Одетту уведомить его о получении подарка, что она и не преминула сделать. Тогда Арман забронировал билет до Франции на судно «Лафайетт» – на имя Льюиса Айвза.

– Догадываюсь, что произошло дальше, – задумчиво произнес Кэндзи. – Он убил Айвза и позаимствовал его имя. Остается уточнить один момент. Став «покойником», Арман де Валуа не смог бы разрабатывать месторождение изумрудов, поскольку все документы были составлены на его имя.

– Очевидно, он намеревался затаиться на три-четыре месяца, а потом вернуться и чудесным образом воскреснуть где-нибудь в пустынном районе Колумбии.

– История почище, чем у Гюстава Эмара[30]30
  Гюстав Эмар, наст, имя – Оливье Глу (1818–1883) – французский писатель, автор обширного цикла историко-приключенческих романов, написанных под влиянием Ф. Купера и Т. Майн Рида: «Охотники Арканзаса» (1858), «Пираты прерий» (1859), «Бандиты Аризоны» (1882) и др.


[Закрыть]! – восторженно выдохнул Жозеф. – «Он был пленен индейцами, бежал и…» Получается, что Нинон невиновна!

– Отчасти. Ее руки чисты, поскольку она невероятна хитра и изворотлива. Как только Арман отбыл в экспедицию, она обыскала его номер, нашла в корзине для бумаг обрывки телеграммы, сложила их и прочла следующий текст:

ПОЛУЧИЛА ДАМУ ГОЛУБОМ тчк БЕРЕГУ КАК ЗЕНИЦУ ОКА тчк ЖДУ ТЕБЯ РОЖДЕСТВУ тчк ОДЕТТА

Пальмира кинулась в бюро по выдаче концессий и выяснила, что ее провели. В агентстве компании морских перевозок ей сообщили, что некий Льюис Айвз фигурирует в списке отправляющихся во Францию пассажиров, и она решила, что поплывет на том же корабле, убьет Армана и заберет у его жены «Даму в голубом».

– Ясно как день, патрон. Она убила своего любовника в Сен-Назере!

Таша заметила смущение Кэндзи и поспешила вмешаться:

– Одетта знала, что купчая спрятана в «Даме»?

– Нет. А вот Нинон знала.

– До чего же я был глуп! – Кэндзи улыбнулся и покачал головой, досадуя на себя. – Я должен был…

– Вы не могли догадаться, – перебила его Таша. – Мне она тоже нравилась.

Виктор встал и поправил шляпу.

– Нам пора возвращаться, я смертельно устал.

Они шли пешком и молчали. Каждый думал о Нинон. Таша вспоминала молодую женщину, которая бесстрашно позировала обнаженной в дальнем зале «Бибулуса», и не могла смириться с мыслью, что Нинон преступница. Кэндзи, сгорая от стыда, спрашивал себя, всплывет ли его имя на допросах. Жозеф чувствовал облегчение: человек в маске, которого он принял за призрак папаши Моску, оказался женщиной. А Виктор невольно возвращался мыслями к малышке Денизе: не воспылай она страстью к «Даме в голубом», Одетта и папаша Моску были бы живы. Он пришел к выводу, что порой хороший вкус играет в искусстве решающую роль.

Исидор Гувье с недовольным видом бросил на заставленный стаканами стол карандашные наброски нового карикатуриста «Пасс-парту».

– Скажу вам честно, мсье Легри, Таша справилась бы лучше. Взгляните, что нам начеркал этот шут гороховый! Он хотел высмеять спиритов и вообразил, что призрак-убийца с тростью вполне подойдет для этой цели. Но его призрак похож на припадочного шейха, а этой тростью и утке лапу не перебить! Кстати о трости, мсье Легри: вам сильно повезло, в рукоять был залит свинец, так что еще чуть-чуть, и…

– Я предполагал нечто подобное, учитывая состояние тел, найденных в здании Счетной палаты, – буркнул Виктор. – Бедняжка Одетта была такой наивной! Но почему Нинон – или будет правильней называть ее Мари? – решилась на убийство?

– Мой информатор из префектуры сообщил кое-какие подробности, так что могу вас просветить. Мари не собиралась убивать Одетту де Валуа, это произошло случайно. Когда она появилась на кладбище, чтобы забрать олеографию, мадам де Валуа приняла ее за призрак Армана, впала в истерику, начала визжать. Мари стукнула ее, чтобы заставить замолчать, но не рассчитала силы удара. Остальное вам известно. А теперь ваш черед, мсье Легри.

Виктор допил свой кассис.

– При одном условии – вы не станете упоминать о моих близких отношениях с Одеттой де Валуа.

– Можете на меня положиться, старина, но не будьте так же уверены в других репортерах. Консьерж с бульвара Оссман, некий Ясент, не слишком высокого мнения о вас и не считает нужным держать рот на замке. Впрочем, я могу его отредактировать, не так ли? Ну что, договорились?

– Договорились. Когда Дениза явилась на улицу Сен-Пер, чтобы сообщить мне об исчезновении своей хозяйки, я повел ее в кафе на углу. Полагаю, Нинон сидела за одним из соседних столиков и все слышала.

– О чем вы говорили?

– О том, что случилось на кладбище и на следующий день в квартире на бульваре Оссман, о странном поведении мадам де Валуа. Я был слегка рассеян, потом отлучился, чтобы выяснить, согласится ли мадемуазель Херсон приютить девушку. Когда мы вернулись в магазин, какой-то лицеист перебирал книги на полках. Это тоже была Нинон, чего я в тот момент, естественно, не знал. Очевидно, она проследила за Денизой и моим приказчиком до улицы Нотр-Дам-де-Лоретт и…

– Перестанем ходить вокруг да около, мсье Легри, меня интересует, как вы вели свое расследование, остальное мне известно из собственных источников.

– Рассказ рискует занять много времени.

– А я никуда не тороплюсь! Сейчас двенадцать, так что у нас весь день впереди.

– Я закажу еще стаканчик. Присоединитесь?

– Охотно. Альфонс, два кассиса! Говорите, мсье Легри.

Виктор взъерошил волосы, дождался, когда официант отойдет от стола, и начал свое повествование.

Закончил он ровно в два.

– Я нашел решение в самый последний момент. Да и кто бы заподозрил такую красотку?

– Да уж, она чертовски хороша, – согласился Гувье. – Я видел Мари в кабинете Лекашера, ее манере держаться и самообладанию позавидовали бы воспитанницы школы «Комеди Франсез».

– Не совершайте роковой ошибки – она жестокая преступница, так не подавайте ее образ в выгодном свете. Журналисты своими опусами способны представить убийцу героем.

– Как и романисты, мсье Легри, – парировал Гувье.

Виктор поприветствовал мадам Баллю, но та не обратила на него никакого внимания. Она читала вслух статью, напечатанную на первой полосе, а мать и сын Пиньо внимали ей с почти религиозным благоговением.

– Не забудьте о работе, Жозеф, – бросил юноше Виктор.

– Мерзавка! – воскликнула мадам Пиньо, вырывая газету из рук мадам Баллю, которой это совсем не понравилось. – Вы только послушайте! «Я отправилась выслеживать рыжеволосую малышку на улицу Сен-Пер».

– Это она о мадемуазель Таша, – уточнил Жозеф.

– «Та села в омнибус до Монмартра и зашла в кабачок под названием “Бибулус”. Это оказалась мастерская художников, и я поняла, что у меня все легко получится. Облапошить мазил – с этим справится и ребенок».

– До чего самоуверенная особа! – возмутилась мадам Баллю, забирая газету. – «Я сидела в “Утраченном времени” и вдруг увидела старика с кладбища. Мне показалось, что он наблюдает за книжным магазином…» – Я тоже видела, как старик там крутился, и он показался мне подозрительным! – с торжеством в голосе объявила мадам Баллю.

– Я продолжу, отдайте! – закричала мадам Пиньо и так сильно дернула к себе газету, что едва не разорвала ее пополам. – «Я решила вернуться на следующий день, рано утром. Старик был на улице, за ним гналась консьержка». Да это же о вас, мадам Баллю!

– Конечно, я за ним гналась! Он мне нагрубил. Ну-ка, покажите! «Я провела ночь с Ломье, и ему не терпелось возобновить сеансы…»

– Вот потаскуха! – выругалась мадам Пиньо.

– А ведь приходила сюда, как к себе домой. Нет, что ни говорите, но мсье Легри и мсье Мори не… Ладно, сами понимаете, – не договорила она, покосившись на Жозефа, который завладел газетой.

– «Я должна была немедленно убрать того старика. Все бы получилось, но меня заметил маленький сопляк…» Ты слышала, мама?! Маленький сопляк! Это она обо мне! Э-ге-гей! Тут есть мое имя – полностью – Жозеф Пиньо!

– Иисус-Мария-Иосиф! Где?! Покажи мне! – потребовала мадам Пиньо.

– Верните мою газету! – вскричала мадам Баллю.

Каждая тянула газету к себе, и та, разумеется, разорвалась. Растрепанные, побагровевшие от усилий дородные дамы начали обмениваться оскорблениями, а потом пустили в ход кулаки. Жозеф попытался разнять их, и ему досталось от обеих, но он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете: «Мое имя – в газете! Обо мне написали! Валентина может мной гордиться!»

Глава двенадцатая

Солнечный луч падал через застекленную крышу на столик, заваленный кистями и тюбиками краски. На холсте Кэндзи Мори сидел с книгой в кресле, положив ногу на ногу. Казалось, с его улыбающихся губ вот-вот сорвется одна из любимых поговорок. Таша удовлетворенно кивнула, отступила на шаг и добавила капельку белил в уголки глаз, оживив их блеск.

– Что скажешь?

Вооружившись молотком, Виктор сражался со строптивым гвоздем.

– Я пребываю в сомнениях и готов устроить тебе сцену ревности. Ваша дружба кажется мне подозрительной.

– Похоже, мне никогда не понять вас, мужчин. Ты мечтал, чтобы мы подружились, и вот теперь, когда…

– Одно меня утешает – Кэндзи позирует тебе одетым.

– Не будь так уверен, это только начало.

– Ты не в его вкусе, он предпочитает брюнеток. Нинон… – Виктор запнулся. – Как и Айрис, полагаю. Маленькие рыжеволосые женщины не интересуют Кэндзи, он оставляет их мне.

Виктор бросил молоток, Таша положила кисть, и они поцеловались.

– Тебе нравится? – шепнул он ей на ухо.

– Что именно? Поцелуи?

– Да нет же, глупышка, мастерская!

– Будешь обзываться, я вернусь к Хельге Беккер! Конечно, нравится. А знаешь, что здесь лучше всего?

– Это? – спросил он, кивнув на стоявшую в алькове широченную кровать под атласным покрывалом.

Таша покачала головой.

– Туалетная комната?

– Нет.

– Мебель?

Она обвела взглядом два кресла в стиле Генриха IV, канапе эпохи Регентства, стол и стулья в стиле Тюдор, купленные Виктором в аукционном доме на улице Друо.

– Она чудесная, но самый лучший подарок для меня – это водопровод.

– Похоже, мне никогда не понять вас, женщин, – со вздохом изрек Виктор.

В дверь постучали. Пришли Жозеф с матерью. Мадам Пиньо преподнесла Таша корзину фруктов, а ее сын – пальму в горшке с цветочного рынка на острове Сите. Поставив подарки перед голландской печью, девушка расцеловала гостей.

– Я теперь год не буду умываться! – поклялся Жозеф.

– А мсье Мори еще нет? – умильным тоном поинтересовалась мадам Пиньо.

– Мы его подождем, благо, Жермена приготовила нам холодные закуски, – ответил Виктор, указав на тарелки с мясным и куриным паштетом, фуа-гра, кресс-салатом и красным салатом-латуком, миску клубники со взбитыми сливками, пироги и бутылки шампанского.

– Просто, но обильно, – добавил он. – Вы помирились с мадам Баллю?

– Конечно, но это обошлось мне в килограмм апельсинов и пять ливров груш, – буркнула мадам Пиньо.

– А она подарила тебе новую метлу, – заметил Жозеф, косясь на аппетитный паштет.

В дверь снова постучали, и Таша открыла: на пороге стоял юный разносчик с охапкой лилий в руках.

– Здесь проживает мадам… Саша Херсон? Празднуете новоселье?

– Таша, – поправил его Виктор, принимая цветы. – Выпьете с нами бокал шампанского?

– Здесь карточка! – воскликнула Таша. – Они от Кэндзи!

– Нет, благодарю, мсье, я никогда не пью на работе, – сказал посыльный. – Но с удовольствием съем кусочек паштета.

Получив бутерброд, он посторонился, впуская Кэндзи с огромным пакетом.

– Это вам, дорогая, – сказал тот Таша.

– Вы меня балуете. Право, не стоило, ваши цветы великолепны.

Девушка поспешила развернуть подарок и продемонстрировала окружающим чайный сервиз на лакированном подносе.

– Какой красивый! – восхитилась она.

– Семнадцатый век. Ничто не может быть слишком красивым для такой женщины, как вы.

– Но-но, Кэндзи, не увлекайся! – вмешался Виктор.

– А что, если мы приступим к угощению? – предложил Жозеф, желая разрядить атмосферу.

Набрав себе полную тарелку еды, он отошел к пальме и принялся объяснять с полным ртом:

– Ей нужны тепло и свет. Знаете, что я прочел во вчерашнем номере «Пасс-парту»? Мари Тюрнера взяла себе этот странный псевдоним «Пальмира» вовсе не потому, что обожает пальмы. Когда она была маленькой, сиамскую кошку ее бабушки звали Пальмира. Она и фамилию – де Морэ – взяла не с потолка. Угадайте, что это значит. Держу пари, не сумеете! Изумруд! Анаграмма[31]31
  По-французски «изумруд» – émeraude, фамилия «де Морэ» – de Maurée, то есть анаграмма слова émeraude.


[Закрыть]. Фантазии этой женщине было не занимать.

Жозеф смущенно умолк, вняв наконец отчаянным знакам Таша, кивавшей на Кэндзи.

– Не стоит говорить о ней в прошедшем времени, – заметил тот. – Она становится звездой. Говорят, поклонники шлют ей в камеру букеты со всех концов Франции. Принц Уэльский дважды в неделю наносит визит в тюрьму, а герцог де Фриуль будто бы сделал предложение руки и сердца. Она даже начала писать мемуары. Надеюсь, мое имя в них упомянуто не будет. – И он с вызовом взглянул на восхищенных его выдержкой собеседников.

Виктор подумал об Айрис: известно ли ей о его похождениях? Он вспомнил слова, приписываемые Нумой Уиннером Дафнэ Легри: «Ты возродишься, если разорвешь цепь». Был то практический совет или вымысел ясновидящего, их смысл совершенно прояснился: Виктор знал, что теперь он и Кэндзи больше не были сыном и отцом, но стали равны.

– Мне странно и отвратительно подобное увлечение преступными личностями. Не стоит забывать об их жертвах, – заметил он.

– Я нимало не увлечен, можете быть уверены, – ответил Кэндзи, подходя к Таша. – Благодарю вас за участие, – тихо сказал он ей, – но не пытайтесь меня защищать. Больше всего в этой истории пострадало мое самолюбие, а эти раны, как известно, заживают легче всего. Кажется, ваш друг Морис Ломье был задет двуличием любовницы куда больше моего. Он никак не может успокоиться.

– Откуда вам это известно?

– Я был в «Золотом солнце».

– Как мило с вашей стороны.

– Мне очень понравились ваши работы.

– Готов поклясться, что особенно высоко вы оценили портреты, – хмыкнул прислушивавшийся к разговору Виктор.

– Признаю, мой вполне удался, – отвечал Кэндзи, разглядывая стоящий на подрамнике холст. – Вы что-нибудь продали?

– Всего одну, но самую любимую – «Парижские крыши на рассвете».

Кэндзи сделал глоток шампанского, спрашивая себя, как долго ему придется прятать эту картину в своем сейфе.

– Лучшая для меня награда – визит Анатоля Франса, – призналась Таша. – Он сказал, что я должна продолжать писать, оставаясь верной своему стилю.

– Лишь тот, кто отказывается предавать себя, достоин плодов искусства, – заключил Кэндзи, отрезая себе большой кусок яблочного пирога.

– Вы это только что придумали! – воскликнул Виктор.

– Кстати, одна бабища два дня назад спрашивала, есть ли у нас «Преданная» Максима Паза с иллюстрациями Эрнеста Кольба, – вставил Жозеф.

– Жозеф! Я запретил вам называть так графиню де Салиньяк… – нахмурился Кэндзи.

– Но в этом нет ничего оскорбительного, патрон! Это алжирский арабский, от испанского «mujer» – женщина! Ладно, тогда я не расскажу, чем кончилась история с конским волосом.

– Прошу вас, Жозеф, расскажите, иначе я умру от любопытства… хоть и не знаю, о чем речь! – воскликнула Таша.

– Хорошо, слушайте: некоторое время назад какие-то люди проникли в конюшни омнибусной компании на улице Орденер и остригли гривы и хвосты двадцати пяти лошадям. Теперь тайна разгадана: злоумышленники продали украденное пастижерам, делающим парики для Оперы.

– Браво, сынок! Ты идешь по стопам инспектора Лекашера! – вскричала Эфросинья Пиньо.

– Но, мама, я ничего такого не нашел, я просто рассказал…

– Ну-ну, не скромничай, я уверена, что нашел. Давайте выпьем за здоровье моего мальчика!

Раздался звон хрусталя. Отразившись в резных гранях, солнечный луч зажег живую искорку в глазах Кэндзи на портрете.

– Спасибо, – прошептала Таша на ухо Жозефу. – Вы спасли жизнь Виктору и заслужили поцелуй и мою вечную благодарность.