Текст книги "Три невероятных детектива (сборник)"

Автор книги: Клод Изнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)

Виктор решил обследовать квартал и расплатился с кучером, добавив щедрые чаевые.

– Я было решил, что вы слегка… того, мсье, однако тут вы попали в точку! Грандиозная панорама! Кажется, будто сам идешь на штурм Бастилии! Даже птицы поют. Гвоздь программы – галерея пыток, там одни восковые фигуры, но посмотреть есть на что! Отсечение головы, пытка водой и огнем, распластывание, гаротта! Пошла, Зефирина!

Впавший в уныние Виктор вышел на авеню Ледрю-Роллен. Голые фасады, мощеные булыжником мостовые. Он решил обследовать бульвар Дидро, вернулся назад и, не пройдя и двух метров, наткнулся на карниз с двумя грудастыми кариатидами. Он с трудом удержался, чтобы не крикнуть: «Я нашел!».

Ему пришлось дать волю воображению, чтобы обвести вокруг пальца очередного консьержа. «Обязательно составлю сборник своих выдумок», – пообещал он себе.

– Графиня де Салиньяк попросила меня немедленно переговорить с жильцом с третьего этажа.

– Вы опоздали. Мадам и мсье Тюрнер съехали.

У Виктора бешено заколотилось сердце. В записной книжке Одетты фамилия Тюрнер соседствовала с именем Зенобия!

– Когда?

– Позавчера утром.

– И как скоро вернутся?

– Никогда. Они отказались от квартиры.

– Возможно, они оставили вам адрес? Мне поручено действовать крайне деликатно. Тюрнеры задолжали графине крупную сумму денег, но она хочет избежать скандала.

– Мне очень жаль, но это все, что мне известно. Тюрнеры были странной парой. Держались неприступно, всех сторонились. Въехали в декабре. Вещей у них было очень мало. Никаких слуг, а квартиру после себя оставили в идеальном состоянии. Почты они не получали, визитов им никто не делал, за исключением дамы в трауре, она приходила раз или два в неделю. Они ужасно торопились съехать: мадам Тюрнер рассказала, что в семье возникла проблема. Ее муж уехал накануне. Она внесла плату до июня, не торгуясь. Это нормально, ведь март уже начался. Комнаты сдаются. На балконе третьего этажа висит табличка.

– Можете описать мсье и мадам Тюрнер?

– Он ходил с тростью. Хромал, не хромая.

– Как так?

– Ну, он хромал, но это было не слишком заметно, просто у меня глаз наметанный.

– Вы с ним о чем-нибудь разговаривали?

– Здравствуйте и до свиданья, только и всего. Я и видел-то его раз пять или шесть, а вот с ней встречался регулярно.

– Он был высокий, маленький, блондин или брюнет?

– Да этот Тюрнер вечно ходил набычившись и шляпу на глаза надвигал, так что насчет цвета волос я затрудняюсь…

– А жена?

– Красавица-блондинка с осиной талией, а уж бюст…

– Я бы посмотрел квартиру, одна из моих тетушек хочет переехать.

Виктор обошел все четыре комнаты, открыл окна, чтобы полюбоваться видом, раскритиковал обои, обшарил кухню – короче, сделал все, чтобы разозлить консьержа. Почувствовав, что тот доведен до крайности, он сказал, что хочет остаться один и «проникнуться атмосферой», чтобы принять решение.

Виктор обыскал все шкафы и полки, порылся в двух письменных столах: везде было пусто. Он заглянул в ящики комода, не смог до конца закрыть верхний, вынул его, поставил на пол, нашел сложенный гармошкой листок и быстро сунул его в карман, услышав на лестнице шаги консьержа.

– Нет, не подходит, я ощущаю негативные флюиды, – сообщил он и пошел прочь, а консьерж покрутил ему вслед пальцем у виска.

На улице Виктор развернул смятую бумажку и прочел надпись в верхней части:

Гостиница «Розали»

Владелица госпожа П. Кайседо

Кали

Виктор присел на бортик фонтана во дворе Арсенала, глядя на лежавший на коленях конверт. Сделанная мелким неразборчивым почерком надпись « Личное» расплывалась перед глазами. Он на мгновение смежил веки и вообразил, что город исчез, а сам он парит в пустоте. Перед мысленным взором возникли казавшиеся вполне реальными пейзажи. Постепенно приходило понимание. Виктор решился открыть конверт: он знал, что найдет, но должен был убедиться – и убедился: внутри лежало письмо, отосланное Одеттой из Парижа 29 июля 1889 года и адресованное ее дорогому супругу:

Г-ну Арману де Валуа

геологу Компании по строительству трансокеанского канала

гостиница сеньоры Кайседо «Розали»

Кали, Колумбия

Виктор сравнил адрес с тем, что был на бланке, найденном в квартире Тюрнеров. «Кайседо. Гостиница “Розали”. Кали…» – повторял он про себя. В голове возникали все новые вопросы. Был ли господин Тюрнер Арманом де Валуа? Прикинуться мертвым очень просто. За десять лет две трети приехавших в Панаму на заработки французов умерли от желтой лихорадки, эпидемия погубила и множество людей других национальностей, так что похоронить чье-то тело под своим именем не составляло труда. Еще один довод в пользу этой теории – консьерж сообщил, что Тюрнер хромал, а Одетта в свое время говорила, что ее муж носил подпяточник, дабы скрыть врожденную хромоту.

Виктор убрал бумаги. Часы показывали 18:30, пора было отправляться на встречу с Кэндзи.

Виктор поднялся по улице Фонтен, остановился, чтобы прочесть программу «Концерта Путаников» в пивной некоего Карпантье, поправил волосы и шляпу, глядя на свое отражение в стекле витрины, и пошел дальше. В мощенном булыжником дворе дома № 36-бис, под акацией, его поджидал Кэндзи.

– Мне дали ключ, так что мы можем идти, – сказал он Виктору.

Бывшая типографии была загромождена ржавыми прессами, деревянными ящиками и картонными коробками. Виктор подключил воображение и представил, как будет выглядеть помещение, если все вычистить, вымыть и перекрасить. Мастерская получится просторная, да еще и с водопроводом. Нишу, где стоит литографическая машина, можно превратить в уютный альков и поставить там широченную кровать. Невысокая арендная плата стала решающим доводом «за». Но как уговорить Таша? Очень просто: пусть пока поживет на улице Нотр-Дам де-Лоретт, а он все устроит с ремонтом, выберет момент и устроит ей сюрприз. Удовлетворенный найденным решением, которое на данный момент ни к чему его не обязывало, Виктор решил открыть окно, но шпингалет отвалился и остался у него в руке.

– Вас что-то смущает? – поинтересовался Кэндзи, обеспокоенный его молчанием.

На языке вертелась подходящая к случаю восточная пословица – «Когда кукушка совьет гнездо, ее голос станет песней», – но Виктор счел за лучшее не дразнить компаньона.

– Я прикидывал объем работ. Придется проверить, не течет ли крыша.

Лицо Кэндзи просветлело: он мог надеяться на счастливое разрешение дела. Подруга Виктора не сразу покинет их дом, но он терпелив, он подождет. Развеселившись, Кэндзи подошел к нише и спросил:

– Вам не кажется, что этот альков идеально подходит для кухни?

Таша раздевалась с хорошо рассчитанной неторопливостью, и Виктор не выдержал.

– Я люблю тебя, – прошептал он, сунув ладони ей под сорочку, – позволь мне помочь.

Она включилась в игру и дала себя раздеть. Виктор увлек ее на кровать, и девушка обняла его.

Нужно ловить момент, иначе он никогда не осмелится сказать ей о мастерской.

– Я был сегодня в одном месте. Квартирка для нас с тобой. Комната очень большая, ты сможешь там работать.

– О чем это ты?

Виктор почувствовал, как напряглась Таша, и еще крепче обнял ее.

– Плата невелика, ты легко ее осилишь, а я займусь обстановкой… Злишься?

– А комната и вправду большая? – промурлыкала Таша.

Мысли о расследовании не давали Виктору покоя, и он поднялся с постели среди ночи. Таша спала, обнимая подушку. Он натянул длинные кальсоны, девушка застонала во сне, он наклонился и поцеловал ее в щеку, очень довольный своим маневром: она согласилась завтра же посмотреть будущую мастерскую.

Виктор подсел к секретеру и зажег лампу. Ему не терпелось сличить почерк. Он положил перед собой доставленное Денизе по пневматической почте письмо, разгладил листок ладонью, пристроил рядом послание за подписью Зенобии и анонимную записку, которую получила мадам де Бри.

Нужно выбрать букву – скажем, «т». Сравнить нажим и наклон… Нет, он не бредит, буквы совершенно идентичны! Всеони написаны с наклоном влево.

Значит, эти три послания – дело рук одного и того же человека.

Глава девятая

Уж грелся на солнце, свернувшись кольцом на плоском камне. Раздался хруст: два черных остромордых чудища приближались по траве к его убежищу. Уж испуганно скользнул в кусты.

Ноги в остроносых туфлях нерешительно топтались на месте.

– Я видела змею! – вскрикнула худенькая девушка.

– Тебе показалось, Элиза. Здесь тебе не Сенегал, а Париж! – успокоил ее шестнадцатилетний паренек с бачками, в кепке.

– А как мы найдем выход? – спросила она, отцепляя подол юбки от колючего ежевичника.

– Я знаю это место как свои пять пальцев, лучше убежища не найти. Тут живет один старый болван, но он вечно пьян в стельку, так что…

– Ой, Фердинанд, там какой-то зверь!

– Это просто кот, не бойся, идем.

Он провел ее за руку вдоль обвалившейся стены к укромному уголку под выступом, скрытым занавесом густого ломоноса.

– Шикарное местечко! Настоящее любовное гнездышко!

Парень расстелил на траве куртку, но девушка отпрянула.

– Ты рехнулся? Земля же мокрая!

Кавалер схватил подружку за подбородок и впился ей в губы жадным поцелуем.

– Мне больно! – жалобно пролепетала она, вырываясь.

Фердинанд разозлился и оттолкнул ее.

– Чего ломаешься? Сама ведь согласилась!

– Ага, но… мне страшно, понимаешь?

– Да ты всего боишься – змей, кошек, кустов!

– Как же не бояться, в первый-то раз?! И потом… вдруг ты меня обрюхатишь?

Он глумливо хмыкнул.

– Ничего, может, хоть чуток поправишься, а то плоская, как доска! Уж и не знаю, что там у тебя под корсажем! Ладно, раз так – я сваливаю, желающие и без тебя найдутся. Взять ту же Жени – она хоть сейчас со мной пойдет, а уж у нее есть за что подержаться!

Он закинул куртку за плечо.

– Не бросай меня, Фердинанд, ты говорил, что любишь.

Парень с недовольным видом поддел камень носком ботинка.

– Слюнявые поцелуйчики еще не любовь.

– Обещаешь быть нежным? – прошептала девушка, прижимаясь к нему всем телом.

Парень снова бросил куртку на траву, завалил подружку на спину и принялся целовать, нетерпеливо расстегивая пуговички на платье. Возбужденно пыхтя и не расцепляя объятий, они покатились по земле и наткнулись на торчавшую из земли палку. Фердинанд вскрикнул от боли.

– Это еще что за дрянь? – разозлился он, схватился за возникшее на их пути препятствие, резко дернул и, не рассчитав силу, опрокинулся навзничь. Девушка расхохоталась, а он с глупым видом уставился на свою добычу – палка оказалась зонтиком.

– Тебе смешно, а я ногу ушиб!

– Красивая штука, дай-ка мне! Погляди на ручку – похоже на слоновую кость. Можно я его возьму? Отвечай, Фердинанд! Ты что, оглох?

Парень не шелохнулся. На его лице застыло выражение ужаса. Девушка медленно опустила голову, проследив взгляд своего дружка: он смотрел на землю у корней сиреневого куста. Прошло несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем из ее горла вырвался вопль ужаса.

Пять розовых перламутровых пятнышек в центре зеленой лужицы не былицветами.

Золотистый свет проникал через грязное стекло, оставляя на полу сверкающий крапчатый рисунок. «Как на картинах Сера», – подумала Таша, обходя мастерскую. Придя сюда в первый раз, она ужаснулась, но теперь ее охватили возбуждение и азарт. «Здесь я поставлю мольберт. За ним – подиум для натурщика. Там – столик. А вон в том углу я буду заниматься гравюрами, конечно, если смогу добыть станок».

Таша восхищенно замерла перед раковиной. Из крана капала вода. Какое счастье: здесь есть водопровод! Больше не придется по сто раз на дню таскаться в коридор!

– В алькове поставим двуспальную кровать – самую широкую, какую найдем. Покойся с миром, доска факира, покойся с миром, ты славно нам послужила! – воскликнул Виктор.

– Но-но, умерь пыл! Я не миллионерша!

– Я ведь сказал, что обстановка будет моим подарком. И отделка, разумеется, тоже. Тебе необходима туалетная комната – знаю-знаю, это тривиально, но…

Виктор увлеченно делился с Таша грандиозными планами, а она вспоминала своего предыдущего любовника Ханса, художника из Берлина. Она оставила его не потому, что он женился, – ее бесило, что Ханс позволяет себе вмешиваться в ее творческий процесс. Должна ли она держать Виктора на расстоянии по той только причине, что он стремится облегчить ей жизнь? Он ведет себя благородно и великодушно, не покушаясь на ее независимость. И никогда не пытался влиять на ее творческую манеру. Чем она, собственно, рискует, принимая его предложение? Она заявила, что станет сама платить аренду, но гуашь такая дорогая, что, даже отчаянно экономя на еде и нарядах, она может не потянуть все расходы.

– Итак?

– Ну что же, думаю… Да, я согласна!

Виктор порывисто обнял Таша.

– Здесь ты создашь шедевры! – шепнул он.

– Ты прав, пора сюда перебираться, иначе мои бедные холсты скоро зарастут плесенью. Крыша снова течет.

– Ничего удивительного, дождь идет не переставая. Послушай, что я предлагаю…

– Ты меня пугаешь.

– Раз ты все равно съезжаешь из мансарды, перевези картины ко мне, на время. Я освобожу для них место в столовой.

– Но… что скажет Кэндзи?

– Ему нет дела до обстановки моей квартиры. Сегодня же и начнем. Сейчас Средопостье, так что после обеда магазин не откроется. Я одолжу тележку у мадам Пиньо. Согласна?

Таша покусывала ноготь на большом пальце, решая, не слишком ли он напорист.

– А ты будешь приходить навещать свои полотна, когда захочешь, это будет отличный повод увидеться со мной.

– Какой же ты хитрец! – воскликнула Таша и наградила его звонким поцелуем в щеку.

Карнавал был в самом разгаре. Кучер фиакра сделал отчаянную попытку объехать шествие масок, но в конце концов застрял на пересечении бульваров Сен-Жермен и Буль Миш.

– С этими бесноватыми дальше не проехать, – недовольно буркнул он.

– Ничего, мы пройдемся пешком, тут недалеко, – успокоил его Виктор.

Улицу заполонила буйная толпа. Навстречу Таша и Виктору двигался кортеж поварят и маркиз, студенты пели и танцевали, осыпая друг друга конфетти. Подхваченная людским половодьем парочка добралась до «Золотого солнца» и с веселым смехом ввалилась в зал.

– Ну что, вырвались из объятий весельчаков? – спросила Нинон, поднимаясь им навстречу из полуподвального помещения ресторана.

Вишневое платье выгодно подчеркивало ее фигуру, на руках как всегда были доходящие до локтя перчатки. Морис Ломье выкрикивал противоречивые приказания, и два его подмастерья уже валились с ног от усталости.

– Нет, нет и нет! Опять криво! Поднимите левый угол! Ниже! Правее, теперь правее, черт побери!

Ученики, опасно балансируя на табуретках, пытались повесить картину размером метр на два. В какой-то момент они едва не уронили ее, и Ломье завопил, воздевая руки к небу:

– За что Господь послал мне этих тупиц?! Неумехи! Вы сорвете МОЮ выставку!

Он пнул ногой стул, напоролся на гвоздь, взревел и задергался, как одержимый, изрыгая затейливые ругательства. Подмастерья ретировались за пианино.

– Со вчерашнего дня нервы у него ни к черту, – вполголоса сказала Нинон. – Пойдем, выпьем анисовки, Таша, это тебя взбодрит. Я ненадолго похищу ее у вас, мсье Легри?

Не дожидаясь ответа, она увлекла за собой подругу.

– Видеть его больше не могу! Знаешь, что он осмелился мне предложить, когда я уходила от него в полночь? «Птичка моя, учитывая, сколько времени мы проводим вместе, советую тебе переодеться сквознячком, будешь иметь шумный успех на карнавале». Все, кончено! Я сыта по горло. Если пожелаешь, могу сегодня же стать твоей личной натурщицей.

У Таша перехватило дыхание, и она не сразу ответила:

– Я еще не готова. Виктор предложил приютить мои картины, у меня стало слишком влажно. Поможешь нам переехать?

– С радостью, это избавит меня от общения с этим некоронованным королем, – согласилась Нинон, кивая на Мориса Ломье.

Тот уже немного успокоился.

– Только не спрашивайте, больно ли мне! – рявкнул он, отвечая на встревоженные взгляды своих горе-помощников. – Вы повесите наконец эту чертову картину? – Тут он заметил Виктора. – А, мсье Легри, вы тоже здесь?

Виктор кивнул. Он смотрел на одно из полотен Таша, где был изображен Париж на рассвете – янтарно-золотое, в туманной дымке, солнце над серыми крышами с печными трубами, выплывающими из ночи, как рангоуты кораблей.

– Я назвал бы ее «Что видит без очков слепой крот», – язвительно заметил Ломье.

– А мне кажется, Таша удалось изумительно поэтично передать цвета нашего неба, – ответил Виктор, стараясь подавить раздражение.

– Лучше бы оттачивала рисунок, вместо того чтобы отражать свое подсознание.

– Разве Поль Гоген, чьим горячим последователем вы являетесь, не утверждает, что писать надо по памяти, а не с натуры?

– Я разрабатываю собственную теорию, согласно которой память следует за натурой. Но главное – линия, линия и еще раз линия! В этом смысле ничто не заменит работу в мастерской.

– Тогда порадуйтесь за Таша – у нее скоро будет собственная мастерская.

Морис Ломье хмыкнул.

– Значит, она все-таки пошла на содержание! – Во взгляде, которым он смерил Виктора, был вызов. – Согласилась, как и все они. Приобщите ее к своему увлечению?

– Если она захочет. Знаете, что сказал о фотографии Энгр? «Она восхитительна, но говорить об этом вслух не следует».

Первым в поле зрения Кэндзи попал сдвинутый на затылок капор, украшенный фиалками и вишнями и увенчанный вуалеткой. Потом он охватил взглядом роскошную брюнетку в красном платье и черной накидке, окутанную ароматом пряных духов.

– Вы – Кэндзи Мори? – решительным тоном спросила она.

Он вежливо поклонился.

– Очень рада. Меня зовут Нинон де Морэ. Таша не упоминала мое имя?

Кэндзи молча покачал головой.

– Нет? Как жаль… Она хвалила ваши знания и утонченный вкус. Таша вами восхищается.

Это заявление ошеломило Кэндзи.

– Я не знал, – только и смог прошептать он.

– Вы родились в Японии, путешествовали на Востоке. Вы именно тот, кто мне нужен.

– Я… Не хотите присесть?

– Нет. Стоя мы становимся ближе. Я люблю ощущать дыхание пространства между собой и собеседником, – промолвила Нинон, поднимая вуаль.

Она не двинулась с места, но Кэндзи не покидало ощущение, что они оказались почти вплотную друг к другу, и он молился, чтобы в лавку не зашел какой-нибудь покупатель.

– Я в отчаянии, мсье Мори. Раз Таша ничего вам обо мне не рассказала, позвольте пояснить: моя внешность обманчива, на самом деле я не богата и сама зарабатываю на хлеб – пишу для художественного журнала. Мне поручили статью о японских эстампах. В вашей коллекции они есть?

– Конечно! – с энтузиазмом воскликнул Кэндзи. – Хокусай, Утамара, Кийонага – конец XVIII – начало XIX века.

– Вы мой спаситель! Я уже и не надеялась найти эротические эстампы!

Кэндзи переменился в лице.

– Я сказала глупость? Разве не все эстампы посвящены плотской любви?

– Как вам сказать… Нет. Художники, которых я вам назвал, разрабатывали множество разных сюжетов, но…

– Значит, у вас нет вещей этого жанра? Какая незадача, вы были моей последней надеждой, теперь все пропало!

– Вообще-то, я мог бы показать вам несколько образчиков, вот только…

– Да?

– Боюсь оскорбить вашу стыдливость. Живописные изображения полового акта оскорбляют чувства европейцев. Их считают неприличными, тогда как на Востоке эротизм воспринимают как искусство и…

– Я разделяю вашу точку зрения, мсье Мори. Ведь я не только журналистка, но и модель, причем часто позирую обнаженной.

Не будь ее тон таким спокойным и обыденным, Кэндзи мог бы подумать, что она хочет его смутить.

– Итак, вы согласны? Я обещала Таша и мсье Легри, что помогу им сегодня вечером переехать. Думаю, мы увидимся, вы ведь тоже придете?

– Приду? Я? Но куда? – растерянно пробормотал он.

– К Таша, забрать ее картины и перенести сюда. А потом вы уделите мне немного времени и покажете свои сокровища. Прошу вас, мсье Мори, скажите «да»!

– Идет. Скажем… сегодня вечером, в половине восьмого, после… переезда. Я живу на втором этаже.

– Замечательно! Вы просто прелесть, мсье Мори! Побегу переоденусь в альпинистский костюм – в мансарду Таша не так-то просто вскарабкаться!

Она послала ему воздушный поцелуй, и сердце Кэндзи затрепыхалось, как выскочившая из аквариума золотая рыбка.

Виктор свернул с улицы Жакоб на улицу Сен-Пер. Мадам Пиньо, которая пребывала в вынужденном простое из-за карнавала, не сразу, но все же согласилась одолжить ему свою тележку. Он был у дома № 18, когда из книжного магазина вышла женщина в большой шляпе с вуалеткой, украшенной цветами, дружески помахала Кэндзи и направилась в сторону набережной. Виктор поставил тележку во дворе, открыл дверь, и в нос ему ударил пряный аромат духов.

– Вы провели дезинфекцию? – спросил он стоявшего за прилавком Кэндзи и чихнул.

– Вам не нравится запах?

– Та, что пользуется этими духами, явно хотела сохранить инкогнито, – буркнул Виктор, прижимая к носу платок. Он нагулял аппетит и надеялся, что Жермена уже что-нибудь приготовила. – Вы обедали?

– Нет… еще нет… – рассеянно ответил Кэндзи.

«Та надушенная покупательница явно произвела на него впечатление», – подумал Виктор, принимаясь за утку с апельсинами.

Кэндзи присоединился к нему за столом.

– У вас есть планы на вторую половину дня? Герцог де Фриуль показывает свою коллекцию инкунабул, – небрежно бросил он, беря крылышко.

– Я предложил Таша перенести картины сюда, в ее комнате слишком сыро.

– Пожалуй, я вам помогу.

– Вы?! – Виктор застыл, не донеся салфетку до рта.

– Да, я. Не зачисляйте меня в инвалидную команду!

Они совершенно выбились из сил, пока добирались до улицы Сен-Пер. День был чудесный, идеальная погода для карнавала, но не для того, чтобы тащить тяжеленные картины через квартал, запруженный толпами участников карнавала.

– Ну разве они не прелесть? – воскликнула Нинон, указывая Таша на Виктора и Кэндзи. – Будь у меня твой талант, я написала бы с них картину и назвала ее «Реванш».

– Ты слишком сурова, они славно потрудились. Я зауважала Кэндзи.

Девушки шли за тележкой. В длинных ярких блузах, с распущенными волосами, они были похожи на цыганок.

– Не заблуждайся, Кэндзи оказался тут ради меня. Он думает, я репортерша, воспылавшая страстью к искусству Востока.

Таша подавилась смехом.

– Тс-с! Не выдавай меня, – шепнула Нинон, проходя в ворота дома № 18.

Мадам Баллю стояла посреди двора, уперев руки в бока, и с неудовольствием взирала на процессию.

– И что вы намерены делать со всем этим барахлом, хотела бы я знать? Надеюсь, не поволочете по лестнице? Я только что натерла ее воском!

Мужчины, не удостоив ее ответом, подхватили по несколько картин и цепочкой поплелись через двор к дому. Нинон потянула на себя ручку парадного, не удержала тяжелую дверь и прищемила палец. Кэндзи и Виктор кинулись на помощь.

– Вам больно?

Нинон безмятежно улыбалась и, казалось, вовсе не чувствовала боли.

– Ничего страшного, перчатка смягчила удар. Будет синяк, но это не беда.

– Нужно сразу же подставить пальцы под холодную воду. Идемте со мной, – приказал Кэндзи.

Он отвел ее в туалетную комнату.

– Покажите руку.

– Как вы заботливы, друг мой! Я позирую в костюме Евы, но никогда не раздеваюсь в присутствии мужчины. Подождите здесь. Какая роскошная ванна! Должно быть, славно отдыхать тут после тяжелой работы!

С этими словами она захлопнула дверь, оставив смущенного Кэндзи за порогом.

Виктор и Таша поставили картины у стены в столовой.

– Твоя подруга околдовала Кэндзи, он редко так суетится из-за женщины. Надеюсь, она не съест его с потрохами.

– Не переживай за него, он уже большой мальчик.

Таша оглядела сдвинутую мебель и обратила критический взор на портрет Виктора в стиле «ню».

– Хочу написать другой, добавить света. Будешь мне позировать?

– Если перестанешь огрызаться всякий раз, когда я пытаюсь о тебе позаботиться, – отвечал он, заталкивая «обнаженную натуру» за буфет.

– Зачем ты его прячешь? Стесняешься?

– Просто не хочу выставлять анатомические подробности моего тела на всеобщее обозрение.

– Но мои-то – вот они, смотри не хочу, – возмутилась Таша, кивнув на стену, где висел ее портрет.

– Твои куда красивей.

– Лицемер!

Она замолчала, услышав, что возвращаются Кэндзи с Нинон. Вчетвером они закончили разгружать тележку и отправились на кухню угоститься лимонадом.

– А не перекусить ли нам? Приглашаю вас в «Фуайо», – предложил Кэндзи.

– Сегодня? Там будет уйма народу, ведь карнавал еще не закончился, – заметила Таша. – Идите, а мне нужно вернуться в «Золотое солнце».

– Я обещал мадам Пиньо вернуть тележку, как только мы закончим, – с извиняющейся улыбкой сказал Виктор, – заодно проведаю Жозефа, а потом сяду за письма.

– А вы, мадемуазель Нинон? – посмотрел на девушку Кэндзи.

– Сожалею, мсье Мори, мне надо зайти домой переодеться, у меня важная встреча в половине восьмого.

– Покупайте «Пасс-парту»! Последние новости! Труп из Сен-Назера опознан! – выкрикивал мальчишка-разносчик.

Виктор поставил тележку к тротуару, махнул мальчишке рукой, взял у него газету и торопливо развернул.

ТРУП ОПОЗНАН

Гражданин США Льюис Айвз, судя по найденному в его бумажнике билету, 26 ноября 1889 года поднялся на борт трансатлантического лайнера «Лафайетт», курсирующего между Францией и Центральной Америкой. Согласно сведениям, полученным в консульстве, после того как потерял работу прораба на строительстве канала, господин Айвз стал старателем. Он проживал в колумбийском городе Кали, у сеньоры Кайседо, владелицы отеля “Розали”. К сожалению…

Виктор перечитал заметку еще раз и чуть не выронил газету. У него закружилась голова. Гостиница «Розали», та самая гостиница «Розали». Адрес Армана и адрес, найденный у загадочной четы Тюрнеров…

Улицу заполонили прекрасные яванки, коты-в-сапогах, пьеро и коломбины, а Виктор все стоял в задумчивости, пытаясь вспомнить, какое происшествие упоминал недавно его неугомонный приказчик.

Жозеф очнулся от тяжелого забытья, услышав, как хор веселых голосов распевает во все горло под его окном:

 
Мое сердце сходит с рельсов,
Как Версальский поезд.
Жозефина! Жозефина!
Жми на стоп своей машины…
 

Жозеф вспотел и хотел было попросить у матери стакан воды, но вспомнил, что она ушла за горчичным порошком к мадам Баллю. И тут он заметил, что в комнате кто-то есть.

Плотная штора приглушала свет, и некто в плаще с капюшоном казался медленно колышащейся тенью, призраком.

– Кто здесь? – с дрожью в голосе выдохнул Жозеф.

Тень бесшумно двинулась к его кровати.

– Ответьте, – молил перепуганный юноша.

Безмолвный призрак неумолимо приближался. Папаша Моску пришел за ним! Жозеф уже чувствовал у себя на шее ледяные пальцы мертвеца… Он выпутался из простыней, рванулся из постели, споткнулся и рухнул навзничь.

– Иисус-Мария-Иосиф! Что с тобой, сынок?! – воскликнула Эфросинья Пиньо, кидаясь к нему.

– Он… он ушел?

– Кто он?

– Призрак!

– Тебе приснился кошмар, сынок, здесь никого нет и не было. Ложись, я поставлю тебе горчичник.

Жозеф хотел было возразить, но в дверь постучали, и он нырнул под перину.

– Как там наш больной? – узнал он голос Виктора.

– Я здесь, патрон. Умоляю, скажите матушке, чтобы не ставила мне…

– Присмотрите за ним, мсье Легри, я только что нашла его на полу! – крикнула из кухни мадам Пиньо.

– Жозеф, покажите ваши газетные вырезки о сен-назерском трупе!

– Зачем? Это никак не связано с тем, что нас интересует.

– Не спорьте, это очень важно!

– Ну вот! Вчера вы меня на смех подняли, а сегодня… Ладно, ладно, я понял.

Жозеф достал из-под подушки свой блокнот. Виктор пролистал его, без сил опустился на стул и молча протянул Жозефу «Пасс-парту».

– Спасибо, патрон, я просил маму купить, но она забыла.

– Читайте, – велел Виктор.

Жозеф быстро пробежал глазами статью.

– Итак, его звали Льюис Айвз? Отличная загадка, я использую ее в моем расследовании. Как, по-вашему, патрон, инспектор Лекашер знает свое дело?

Виктор сделал глубокий вдох, стараясь сохранять спокойствие.

– Сен-назерский покойник – не Льюис Айвз, а Арман де Валуа, – процедил он сквозь зубы.

Жозеф обомлел.

– Арман де Валуа? Это невозможно! Он умер от желтой лихорадки в Панаме и… Черт! А.Д.В. – это Арман де Валуа! Как же я не догадался! Но почему вы так в этом уверены?

– Меня навела на мысль одна маленькая деталь. Слушайте внимательно: «…Рост мужчины – метр семьдесят пять, возраст – от тридцати пяти до сорока пяти. Волосы и борода – темно-каштановые, правая нога чуть короче левой, что при жизни приводило к легкой хромоте…»

– Не понимаю, патрон.

– Арман де Валуа хромал.

– Не может быть! Вы в этом уверены?

– Абсолютно. Одетта называла его хромоножкой. Правда, заметить это мог только очень наблюдательный человек.

Возбужденный неожиданным поворотом дела, Жозеф сел в постели.

– Если все так, значит, тот, кто убил Денизу и папашу Моску, пытается заставить нас поверить, что Арман жив.

– Возможно, но с какой целью?

– Чтобы повесить на него все преступления, конечно!

– Это нелепо! К чему такие сложности? Все убеждены, что Арман де Валуа погиб в Колумбии.

– Дайте подумать… Возможен другой вариант: А.Д.В. жив и здоров и выдает себя за хромого беднягу Льюиса Айвза, чтобы безнаказанно творить злодеяния. Кто заподозрит покойника?

– Но зачем тогда ему оставлять автограф в логове папаши Моску? Это же глупость! Нет, такая версия не годится. – Виктор мерил шагами комнату, заложив руки за спину.

– Мы не с того конца взялись за дело, – подвел итог Жозеф. – По сути, у нас одни догадки и предположения. А доказательств – ноль.

– Не спешите с выводами. Есть кое-что еще. Я рассказал бы раньше, но вы слишком плохо себя чувствовали. Благодаря вам я нашел дом на площади Бастилии рядом с панорамой, где квартировала ясновидящая. А еще выяснил, что Арман де Валуа и Льюис Айвз жили в Кали в одной гостинице и что между ними и ясновидящей существовала некая связь. Дениза была права.

– Я это знал, я это знал, я это знал! – воскликнул Жозеф и стукнул кулаком по газете.

Внезапно что-то в статье привлекло его внимание, и он замолчал, но тут в комнату вошла мадам Пиньо с горчичниками.

– Готово, сынок! Вот увидишь, это пойдет тебе на пользу!

– Боже, мама, ты сбила меня с мысли! Что ты хочешь… Нет, только не это! На помощь, патрон! – фальцетом воскликнул Жозеф.

– Простите, мадам Пиньо, – встал на его защиту Виктор, – но я сомневаюсь в пользе подобного лечения.

– И напрасно, мсье Легри. От лихорадки и жара нет лекарства лучше. А вы, при всем моем к вам уважении, ничего в этом не смыслите. Давай, сынок, задери рубашку и не спорь!

Жозеф подчинился, жалобно протестуя. Когда холодный горчичник коснулся его кожи, он вздрогнул.

– Он всегда был неженкой, – сообщила мадам Пиньо Виктору. – Не вертись. Как же ты похож на отца! Так, а теперь мне нужно все подготовить на завтра – я уйду ни свет, ни заря. Все бы ничего, только вот спину ломит…

– Я вам помогу, – предложил Виктор, обменявшись с Жозефом заговорщицким взглядом.