Текст книги "Майерлинг"
Автор книги: Клод Анэ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
VII
МАЙЕРЛИНГ
В эту субботу, 26 января 1889 года, в германском посольстве принц Генрих Vll Ройсский дает самый блестящий бал сезона. Присутствуют императорская семья, наследный принц и принцесса Стефания, эрцгерцоги и эрцгерцогини, дипломатический корпус, императорский двор, важные сановники, армейские начальники. Здесь можно видеть первых красавиц двойной монархии, любоваться туалетами и мундирами, платьями на широчайших кринолинах, туниками, расшитыми золотом, фамильными диадемами, которые достаются из футляров три-четыре раза в год, рыцарскими знаками на груди старых служак, жемчугами, бриллиантами, ожерельями, колье, подвесками, серьгами, играющими под хрустальными люстрами тысячами отсветов! Оркестр Иоганна Штрауса исполняет самые знаменитые вальсы, танцы перемежаются непродолжительным отдыхом, повсюду царят роскошь и удовольствия. Короткое забытье и передышка в суровой борьбе за существование, улыбка, просиявшая сквозь гримасы – вот что такое бал.
Кто бы мог подумать, что здесь находятся двое обреченных умереть? Им остается жить всего три дня. Однако оба приехали на бал. Он – первое лицо на празднике, Его Императорское и Королевское Высочество, принц-наследник Рудольф; она – самая красивая, самая соблазнительная, самая молодая из участниц бала, – ей, баронессе Марии Ветцера, совершающей свой первый выход в свет, только семнадцать. На ней бледно-голубое платье, диадема в волосах, бриллиантовая брошь и перстень на пальце. Она очаровательна, любезна, легко завоевывает сердца. Уже десять элегантных, знатных и богатых претендентов предлагают ей руку и сердце. Но она предпочла тайно обвенчаться со смертью.
Принц сегодня в радостном настроении. Он смеется, шутит и ухаживает за женщинами. Обменивается несколькими словами с Марией Ветцера – в этот момент глаза многих устремлены в их сторону. Сколько людей наслышаны об их безумной страсти! Но можно ли верить этим слухам? Как он непринужденно держится! Как она грациозна! О чем они говорят? После обычных комплиментов, которые принц умеет расточать хорошеньким женщинам, удается перехватить несколько слов: „Мы охотимся в Майерлинге, в понедельник и вторник“. И все. Но в этом решительно нет ничего подозрительного. Еще минуту они беседуют, потом расходятся и теряют друг друга в водовороте бала. Где им придется встретиться вновь?
Можно ли вести себя так раскованно и непринужденно в преддверии смерти? Без сомнения, они не знают, что умрут. Вот простое объяснение их радости в этот вечер – такой естественной, такой искренней – и счастья, которым полны прекрасные глаза девушки.
Но нет, они знают все. В книге судеб стоит их подпись. Утренняя беседа с императором подвела черту. Они едут в Майерлинг и там… Мария узнала об этом несколько часов назад из записки Рудольфа, полной нежности, и любви, и почти что радости при мысли о том, что они наконец-то смогут вырваться из столь жестокого мира. Пока она думает лишь об одном – она будет жить рядом с ним день или два, вдали от всех. Этого достаточно, чтобы светилось ее лицо. Сегодня вечером он находит ее прекрасной, она нравится ему, он хотел бы заключить ее в объятия. Этот бал – самая чудесная вещь на свете.
Граф Ойос приглашает ее на танец; она рада видеть его с тех пор, как узнала, что Рудольф дружит с ним. Она вальсирует и с Мигелем Браганским, кузеном принца. Он также ухаживает за ней и, стоит ей захотеть, женится на ней хоть завтра и обеспечит ей легкую, роскошную жизнь в любом уголке Европы. Не слишком ли поспешно отказывается она от такого выгодного брака? Но в этот вечер ей нравится быть легкомысленной.
Танцующие пары замирают. Что произошло? Принцесса под руку с германским послом обходит салоны. При ее приближении мужчины склоняют головы, женщины приседают в реверансе.
Мария и Мигель Браганский также останавливаются. Принцесса подходит все ближе, расточая приветствия. Она высокого роста, полная, ей так и не удалось восстановить фигуру после первых и единственных родов. Она кажется Марии обделенной красотой, грацией и, главное, нежностью. Она довела до отчаяния принца, подобного которому не знала Австрия, – надежду народов двойной монархии; она осудила его на смерть. Эти лихорадочные мысли вихрем кружатся в голове Марии, разжигая ее гнев… Принцесса всего в трех шагах от нее, с любопытством и вызовом разглядывает Марию… Как выдержать эту дерзость?.. Десятки пар глаз наблюдают немую сцену между принцессой и той, кого молва считает ее соперницей. Еще шаг. Рядом с Марией все склоняются в поклонах и реверансах. Взгляд принцессы меряет Марию, но… та остается неподвижной. Ее ноги не сгибаются, как повелевает этикет, голова гордо запрокинута. Мария смотрит прямо в глаза неприятелю… Принцесса и посол проходят мимо. От группы к группе передается молва об инциденте, о нем сообщают на ухо, он летает из уст в уста под хрустальными люстрами, над бархатом банкеток, сопровождаемый веселыми звуками вальса Штрауса и звоном бокалов с шампанским…
А два дня спустя – иная сцена: зимние сумерки; небо в облаках, гонимых резкими порывами ветра; розовая полоса на западном небосводе поверх горной гряды; ветки елей, отяжелевших от мокрого снега; группа низких строений, окруженных стеной, тянущейся по склону холма. С этого места открывается вид на долину, где несколько домов теснятся вокруг островерхой церкви, а на заднем плане виднеются заросшие лесом откосы гор. Это Майерлинг – охотничий замок в сорока километрах от Вены, владение наследного принца.
Рудольф и Мария идут по тропинке, вьющейся через лес. Они держатся за руки. И если принц прокладывает путь, то она – та опора, которая его поддерживает, – таково реальное положение дел. Слышны то глухие удары дятла по коре бука, то его шумный, похожий на хохот крик, когда путники заставляют его сниматься с места. Тропинка поднимается круто в гору. Иногда Мария останавливается.
– Я запыхалась, – говорит она Рудольфу, прикладывая его руку к своей груди.
Принц различает частые удары сердца, доносящиеся сквозь бобровую шубку. Жизнь кипит в этом молодом теле…
– Мне бы хотелось заблудиться, Рудольф, но с тобой это не удастся. Ты здесь знаешь каждое дерево. Они охраняют нас. Среди них мне совсем не страшно.
Дальше они идут молча, им не нужны слова. Безмолвные думы не вызывают в них страха. Им нечего скрывать друг от друга. Мария ощущает себя частицей зимнего леса, побывать в котором она так давно мечтала.
Однако пора возвращаться, ночь здесь особенно темна. Лишь вдалеке мерцают два-три деревенских огонька. Пройдя еще немного, они оказываются на пороге охотничьего замка.
Просторная комната, которая служит и гостиной, и обеденным залом. Стены украшены лесными трофеями и гравюрами с охотничьими сценами. И повсюду цветы – сколько же их здесь! Никогда еще Марию так не встречали. А сама она – не подобна ли розе, которой суждено умереть, едва распустившись? Рудольф раздвигает занавес – за ним скрывается широкая кровать, занимающая почти все пространство этой крошечной спальни. В задней стене – дверь в туалетную комнату.
– Это все, – говорит, извиняясь, принц. – Тебе будет удобно?
Она бросается ему на шею, чтобы скрыть смущение.
Мария бежала из дома с одной ручной сумкой, как если бы пошла за покупками. Но в туалетной комнате она находит ночное белье, элегантное домашнее платье из тонкой ткани с белыми кружевами и очаровательные туфельки, отделанные лебяжьим пухом. Рудольф подумал обо всем. Она целует его еще и еще – ведь он пожелал видеть ее красивой за ужином.
В другие времена ей было бы не по себе, окажись она вот так, за одним столом, с принцем Филиппом Кобургским и графом Ойосом – компаньонами Рудольфа по охоте. Но и она, и Рудольф уже далеки от этого мира, для них не важны больше ни этикет, ни „что об этом подумают“. Она продолжает говорить „ты“ своему возлюбленному. Неужели, слушая ее, они не понимают, что она стоит на краю могилы? Удивительно, но ни у кого не возникает даже тени подозрения. Ужин проходит весело. Братфиш, приглашенный по этому случаю, насвистывает популярные арии с таким искусством и с такой пародийной издевкой, что Мария изнемогает от хохота.
Все рано отправляются спать – охота завтра начинается спозаранку. К несчастью, погода ужасна, в горах буря. Возможно, завтрашний день пропадет для охоты.
Впервые после того, как они осыпали друг друга нескончаемыми ласками, Мария испытывает незнакомое наслаждение – заснуть в объятиях Рудольфа. Она просыпается поздно и обнаруживает его рядом. Сюрприз, чудо из чудес – он не пошел на охоту! Он не оставит ее ни на минуту. За окнами шквалы снега с дождем обрушиваются на стонущие деревья. Рудольф шутит с Марией, поддразнивает, развлекает. Как счастлива она видеть его нежным и беззаботным!
После завтрака, воспользовавшись тем, что распогодилось, они снова идут в лес. У них уже успели сложиться общие привычки! Она замечает, что Рудольф спокоен, лоб его разгладился. Раньше его тревожило обремененное заботами прошлое; теперь его глаза, как и ее, смотрят в будущее. Мгновение размышляет она о том, от чего он отказывается из любви к ней… Однажды она видела в сокровищнице корону Карла Великого – из массивного золота, инкрустированную драгоценными камнями. Она тайком посматривает на Рудольфа, мысленно примеряя древнюю корону к любимому. „Как бы он был красив… И из-за меня…“ Она не думает, чем жертвует сама – о божественном даре молодости, об ужасе приближающегося последнего часа. Ей радостно, что она будет сопровождать Рудольфа в пути, который он выбрал. Может ли она отпустить его одного в путешествие, откуда не возвращаются? Ведь он может быть счастлив только вместе с той, кого любит… Мария опасается, что сумерки плохо подействуют на любимого, и приказывает принести лампы.
– Я хотел бы написать письмо, – говорит Рудольф.
Она с беспокойством смотрит на него. „Его еще занимают дела, что-то еще привязывает его к жизни, от которой он стремился прочь?“
Он понимает ее без слов.
– Письмо матери… Есть кладбище в лесу неподалеку отсюда, в Алланде. Пусть нас положат там рядом. Те страждущие, кому мешают любить друг друга, будут приносить цветы и молиться на нашей могиле. Она всегда будет в цветах, и в нашем вечном сне мы будем слушать, что нашептывают влюбленные.
Мария тоже пишет своей матери, сестре, брату. Она просит прощения за то, что так уходит. Ее жизнь навсегда связана с жизнью Рудольфа. А здесь, на бренной земле, им не суждено обрести покой. Ее слова нежны и наивны. Она просит брата не оплакивать ее и обещает хранить его оттуда, из другого мира.
На ужине к ним присоединяется только Ойос. Принц Кобургский уехал в Вену предупредить императорскую семью, что Рудольф не приедет в Хофбург, где его ожидают к семейному ужину.
Наступает ночь. Они остаются одни, в объятиях друг друга. То молчат, то обмениваются нежными словами любви, как тысячи любовников до них. Мария не знает, какое решение принял Рудольф, когда наступает конец. Она спит, полная доверия, счастливым сном ребенка. Ночь убаюкивает Марию. Ей что-то привиделось в забытьи, и она улыбается. Она не чувствует, как Рудольф осторожно поднимается с постели, не слышит ни едва заметного скрипа, ни звука выдвигаемого ящика, ни щелчка стального курка… Она не видит, как в неясном свете, чуть струящемся от окна, неслышными шагами приближается к ней сказочный король ужасов.
Первый выстрел разбудил Лошека, спавшего поблизости. Еще не совсем проснувшись, он не сразу разобрал, откуда донесся звук выстрела. Кто-то охотится, наверное… И все же он поднялся с постели. В тот момент, когда он входил в прихожую перед комнатой принца, раздался второй выстрел. Он бросился к двери – она была заперта. На звук выстрелов прибежал граф Ойос. Вместе они взломали дверь.
На постели лежала Мария Ветцера, покрытая розами. Смерть сразила Марию во сне, не нарушив выражения умиротворенности на ее лице.
Поперек постели был распростерт бывший наследный принц Австро-Венгерской империи, его череп был наполовину снесен выстрелом револьвера в правый висок.
ЭПИЛОГ
В среду утром, после одиннадцати, мадам Шратт, как всегда нарядная и бодрая, пришла к ожидавшей ее императрице. Та приняла ее в своей спальне, и между двумя столь непохожими, но близкими императору женщинами завязалась легкая беседа. Мадам Шратт умела развлечь императрицу.
В этот момент дверь, ведущая в салон для приемов, открылась и вошла одна из фрейлин императрицы, самая приближенная к ней, мадам Ференци. Вопреки всегдашней ее выдержке, на этот раз лицо фрейлины было неузнаваемо растерянным. Императрица, показывая на нее мадам Шратт, сказала, усмехаясь:
– Взгляните на нее, она всегда все драматизирует. Сейчас она объявит, что одно из моих меховых манто съедено молью.
Эта шутка не произвела ожидаемого впечатления. Бледное лицо мадам Ференци осталось напряженным. Она приблизилась к императрице с письмом в руке. Та, поглядев на нее внимательнее, в испуге поднялась.
– В чем дело?
Мадам Ференци делала напрасные попытки заговорить. Напуганная императрица с немым вопросом в глазах схватила ее за плечо. Несчастная фрейлина, дрожа как лист, нашла наконец силы вымолвить:
– Граф Ойос только что приехал из Майерлинга…
Она замолчала. Императрица широко открытыми глазами в упор смотрела на нее… Наконец фрейлина едва слышно произнесла:
– Ужасное несчастье!.. Принц… мертв!..
Несмотря на природное мужество, императрица не выдержала удара и стала оседать. Мадам Шратт бросилась поддержать ее. Вместе с фрейлиной они привели императрицу в чувство. Силы вернулись к ней, и уже твердым голосом она попросила рассказать подробности… Самоубийство! Она содрогнулась, вспомнив о таком же конце стольких близких ей людей… Принц ушел из жизни вместе с Марией Ветцера… Она взяла из рук фрейлины письмо и прочла первые строчки: „Дорогая мама, я убил…“ Она не смогла продолжать и, не произнеся ни слова, закрыв лицо руками, разрыдалась.
Потом подняла голову.
– Император… его надо предупредить сейчас же…
И, повернувшись к мадам Шратт, спросила:
– Кто из нас это сделает?
Обе женщины смотрели друг на друга. Кто из них осмелится принести эту весть в императорский кабинет?
Охваченные ужасом, не знающие, как поступить, страдающие от мучительной душевной боли, они оставались в таком состоянии, когда со стороны лестницы, ведущей в покои императора, донеслось поскрипывание ступеней.
– Это он, – прошептала императрица и подошла к мадам Шратт.
Открылась дверь, появился император. На его морщинистом лице можно было прочесть удовольствие, которые испытывает школьник, сбежавший с уроков.
Императрица решительно направилась к нему и очень мягко, но не подыскивая щадящих слов, коротко поведала ужасную новость.
Некоторое время император, казалось, ничего не понимал. Он переводил бессмысленный взгляд с жены на мадам Шратт, безмолвно вопрошая обеих. А когда осознал случившееся, убитый горем, тяжело упал на диван…
Потом он долго сидел между женой и мадам Шратт, державшими его за руки, и не пытался бороться с терзавшей его болью. Он страдал не только как отец, но и как верующий, и как император. В его ушах звучал голос Рудольфа: „Из тупика, в который вы меня загоняете, есть и иной выход…“ Он не поверил этой угрозе. Однако он видел бледность сына, его сверкающий гневом взгляд. Он поступил, как счел наиболее целесообразным – так привык он говорить. Но обстоятельства оказались сильнее его. Самоубийство! Его сын, его единственный сын, единственная надежда, убил себя! Это было чудовищно и непонятно… Голова начинала кружиться от невозможности постичь… Церковь! Как поступит она? Неужели Рудольф предстанет перед Высшим Судией без молитв, без отпевания? Суждено ли ему за минутное заблуждение заплатить вечными муками? А монархия, детище терпеливого и многовекового труда его династии, выдержит ли она этот губительный удар? Куда ни посмотреть, всюду ждала его катастрофа. Проходили драгоценные минуты, а он оставался недвижим. Надо было принимать срочные меры. Граф Ойос уже ждал его в императорском кабинете. Тело Рудольфа все еще было там, рядом с телом этой девушки… Император смахнул с увядших щек слезы, поцеловал жену и мадам Шратт и направился в свои покои.
Вскоре из Хофбурга последовали распоряжения.
Спустя полтора часа из рейхсрата прибывает доверенное лицо императора, глава кабинета министров граф Тааффе. Вызваны также полицейский префект и члены гражданского кабинета. В обстановке полной растерянности и подавленности принимаются спешные меры.
В Майерлинг немедленно выезжают высокопоставленный полицейский чиновник граф Шезен Темеринский, один из императорских врачей, профессор Видергофер, другие высшие должностные лица двора. Они должны привезти оттуда тело Рудольфа. В отношении Марии Ветцера следует самое жестокое указание…
Посланцы возвращаются в столицу в четверть второго ночи. Рудольфа положили в его комнате, выходящей окнами на швейцарский дворик. Его желание быть похороненным вместе с Марией на деревенском кладбище в Алланде не принято во внимание. Для Хофбурга Мария не существует, она никогда и не существовала. Рудольф покоится на походной кровати в заполненной цветами комнате, покрытый до лица шелковым красным покрывалом, голова забинтована, чтобы скрыть черепную рану.
Вокруг Хофбурга собирался народ. Плотная толпа в волнении… На помощь полиции, которой не удается поддержать порядок, вызывают войска. Есть раненые, один человек погиб. Роковой судьбе угодно, чтобы всякое большое событие, будь то траур или рождение знаменитости, сопровождалось человеческой жертвой. В который раз этот темный и странный, но непреложный закон торжествует – погиб человек, потому что наследный принц умер.
Пока официальная версия гласит, что Рудольф скончался от аневризмы сердца.
Ночью производится вскрытие. Несмотря на принятые меры предосторожности, больше невозможно скрыть самоубийство. Медицинское заключение обнародуется в пятницу 1 февраля. Вердикт – принц покончил жизнь самоубийством в результате временного помутнения сознания.
Опираясь на доклад врачей, император посылает папе телеграмму в две тысячи слов, испрашивающую разрешения на церковные похороны сына. Это исключительно важно для него, мучительно необходимо; сын его срочно нуждается в церковном обряде. Ватикан колеблется. Как прикрыть столь явное самоубийство? Новая телеграмма от императора. Если церковь откажет ему в этом последнем утешении, он отречется от престола. Папа Лев XIII, вопреки сопротивлению государственного секретаря кардинала Рамполлы, наконец смягчился и разрешает церковные похороны.[6]6
Опасения, которые испытывал тогда Франц Иосиф, не были беспочвенны. Позднее его подробно уведомили о позиции, занятой кардиналом Рамполлой. Тринадцать лет спустя на конклаве, который состоялся после смерти Льва XIII, кардинал дорого заплатил за свою верность церковным канонам. Когда казалось, что он добьется легкой победы на выборах папы, Австрия, прибегнув к чрезвычайно древнему исключительному праву, высказалась против. Франц Иосиф ничего не забыл.
[Закрыть]
Пышные похороны состоялись 5 февраля в 4 часа пополудни. Гроб с телом Рудольфа был перенесен в склеп церкви Капуцинов, где покоятся все Габсбурги, а также герцог Рейхштадский, приписанный к австрийской династии.[7]7
Это была последняя церемония, на которой присутствовал эрцгерцог Иоганн Сальватор в качестве официального лица. Спустя несколько месяцев он отказался от всех титулов и прав, женился, взял имя Иоганна Орота, покинул Австрию и отправился на купленном им паруснике «Санта-Мария» в южные моря, где в июне 1890 г. погиб вблизи мыса Трес Пунтас.
[Закрыть] Императрицы, принцессы Стефании и эрцгерцогинь на похоронах нет – они принимают участие в службе, которая проходит в дворцовой часовне.
Император, похоже, хорошо владеет собой. По прибытии он оглядывает собравшихся, удостоверяясь, что церемония пройдет как положено. Во время мессы он остается бесстрастным, а теряет самообладание позже, когда в склепе гроб открывают и останки сына представляют приору ордена иезуитов. Это делает гофмаршал двора, принц Гогенлое, который вопрошает:
– Узнаете ли вы бренные останки Рудольфа, эрцгерцога Австрии и при жизни наследного принца короны?
Приор ордена отвечает традиционной фразой:
– Да, я узнаю их, и отныне в благоговении мы будем бдеть над ними.
Оставим склеп, где столько высоких авторитетов собралось вокруг могилы принца, которого привела к смерти любовь. Пусть чуть колеблются на заледенелых стенах полотна с имперскими гербами. Позволим блуждающим душам этого подземелья возрадоваться и принять несчастную жертву, попавшую к ним с еще не высохшей молодой кровью, и вернемся к Марии Ветцера в ту обитель, где она нашла смерть. Жестокость, с которой обошлись с останками этой прелестной девушки, не имеет себе равных.
В понедельник 28 января, когда Мария отправилась в Майерлинг, графиня Лариш Валлерзее возвратилась на Залецианергассе одна. Она притворилась обезумевшей от горя. Мария, по ее рассказам, использовав момент, когда графиня была занята покупками, скрылась от нее. Она будто бы написала записку, оповещающую, что собиралась утопиться в Дунае.
Можно вообразить оцепенение, ужас и боль баронессы Ветцера – ведь ничто не предвещало случившегося. Графиня поспешила успокоить свою приятельницу, но учинила ей новую пытку, сказав прямо:
– Мария не покончила с собой – она убежала вместе с наследным принцем, от которого без ума.
– Но она с ним не знакома, – возразила мадам Ветцера.
Мадам Лариш Валлерзее, ни словом не обмолвившись о своей роли в интриге, душой которой была, рассказала о связи Марии и наследного принца.
Мадам Ветцера не верила собственным ушам. Ее дочь, которую она никогда не оставляла одну, этот еще почти ребенок – любовница принца, с которым ее разделяет буквально все!.. Нужно срочно вернуть беглянку. Она решила бежать к графу Тааффе, премьер-министру, которого лично знала. Графиня разубедила ее. Граф слишком часто бывал в свете, история получила бы немедленную огласку. Тогда она пойдет к полицейскому префекту, говорила баронесса, не переставая повторять: „Я потеряла Марию, я должна ее найти“.
Мадам Ветцера действительно отправилась к префекту. Тот ответил, что не предпримет никаких действий, пока ему не подадут официальное прошение. А подать его может только мать пропавшей. И даже в том случае, если его люди нападут на след принца, они обязаны немедленно прекратить выслеживать его, поскольку не имеют на это права.
Тогда мадам Ветцера послала к префекту своего брата Александра Балтацци вместе с графиней. И этот новый демарш не принес успеха. Опасаясь скандала и не теряя надежды, что Мария вернется домой, баронесса не решилась подать прошение. Пытаясь выяснить, где находится наследный принц, она послала к графу Ойосу, компаньону Рудольфа по охоте. Портье графа не знал, где охотится его хозяин.
Графиня предложила навести справки в Хофбурге. Вернувшись оттуда вечером, она сообщила, что Рудольф охотился в Майерлинге вместе с друзьями и должен вернуться завтра к вечеру на семейный ужин во дворце.
Прошла ночь. Мария не появилась. На следующее утро графиня Лариш сочла благоразумным покинуть Вену и вернуться к себе в замок. Бедная мадам Ветцера снова побежала к полицейскому префекту. Он отнесся с недоверием к версии графини об исчезновении молодой девушки. Зная высший свет, он без обиняков спросил мадам Ветцера:
– Вы доверяете графине?
Баронесса вручила ему прошение о расследовании похищения дочери, но префект повторил еще раз, что если он и нападет на след принца, то не сможет продолжать слежку.
Проходили часы, и мадам Ветцера совсем обезумела от горя. Она хотела броситься в ноги императору, но, не имея возможности попасть к нему, попросила графа Тааффе принять ее. Тот уже был оповещен префектом полиции и посоветовал мадам Ветцера проявить терпение. Ведь точно неизвестно, в Мейерлинге ли мадемуазель. Этим вечером он обедает в Хофбурге и увидит там принца. Тогда поиски могут быть легко организованы.
Мадам Ветцера не видела смысла в отсрочках и умоляла графа самому поговорить с принцем. Тот ответил, что их отношения не того рода, чтобы позволить ему вмешиваться в личные дела принца. Он добавил, что если подозрения баронессы обоснованны, то единственный, кто может обратиться с таким вопросом к принцу, – императрица, имеющая па пего влияние.
– Если принц будет сегодня вечером во дворце, – заверил граф, – мой шеф сыщиков проследит за ним после ужина, хотя мне бесконечно неприятно вмешиваться в частную жизнь принца-наследника.
Прошла еще одна ночь. Мадам Ветцера не находила ни минуты покоя. Утром она получила письмо от мадам Лариш с конкретными доказательствами связи между Марией и Рудольфом. Стало очевидным, вопреки осторожным сомнениям высоких чиновников, что она уехала вместе с ним. Известий от графа Тааффе не было. Видел ли он принца накануне в Хофбурге? Почему молчит? Не выдержав тревожной неизвестности, она в первой половине дня отправилась во дворец, надеясь увидеть мадам Ференци, которую немного знала.
Фрейлина приняла ее, заставив прождать довольно долго. Граф Тааффе ввел ее в курс дела, заявила она, но не добавила, что ей уже известен трагический конец обоих возлюбленных. Баронесса умоляла ее добиться аудиенции у императрицы, которая наверняка знала, где находятся принц с Марией, и могла помешать разразиться скандалу. Мадам Ференци уклончиво ответила, что теперь слишком поздно, скандал неминуем, но Ее Величество все-таки примет мадам Ветцера.
После этих слов, исполненных угрозы, фрейлина удалилась, оставив растерянную баронессу одну.
Несколько минут спустя вошла бледная, с застывшим лицом, императрица. Она подошла к мадам Ветцера, взяла ее за руку и сказала:
– Наших детей больше нет.
Эти человеческие слова императрицы дошли до глубины сердца изнемогающей от горя мадам Ветцера. Они объединили в общем чувстве нестерпимой потери двух убитых равным несчастьем матерей.
Чтобы как-то отвлечься, императрица заговорила о том, какой страшный удар, силу и последствия которого нельзя измерить, постиг императора.
Мадам Ветцера вернулась после этой аудиенции в таком состоянии, что только у себя вспомнила: императрица ни слова не сказала ей о том, как и при каких обстоятельствах ушли из жизни Мария и принц.
Муки мадам Ветцера только начинались.
Во второй половине дня, когда она с минуты на минуту ожидала уведомления из Хофбурга, что ей отдадут тело дочери, высокопоставленный дворцовый чиновник нанес ей визит. Иносказательно и злонамеренно он дал ей понять, что для нее было бы благоразумнее тотчас покинуть Вену; обстоятельства смерти принца скоро будут известны всем, и можно опасаться взрыва гнева со стороны народа, обожавшего Рудольфа.
Мадам Ветцера смотрела на него не в силах что-либо понять. Тогда он объявил, что баронесса Мария Ветцера отравила принца, а затем покончила жизнь самоубийством. Для мадам Ветцера забронировано купе в вечернем поезде, отправляющемся в Венецию.
Онемевшая от ужаса, сраженная этим последним подлым ударом, она подчинилась. Она уедет вечером, не дожидаясь возвращения своего деверя, графа Штокау, который отправился в Майерлинг около полудня. Но бедная женщина переоценила свои силы. Почувствовав себя крайне плохо, она вынуждена была выйти из поезда в Рейфлинге, где и провела ночь. Утром следующего дня, в четверг 31 января, вернулась в Вену, где граф Штокау рассказал ей все, что узнал в Майерлинге. Принц и Мария умерли от двух револьверных ран; нельзя было и вообразить, что Мария убила принца. Все говорило за то, что, напротив, Рудольф сначала застрелил Марию, а потом пустил себе пулю в висок. Как бы то ни было, графу не позволили войти в замок и увезти тело племянницы.
Лишь позже стало понятным возмутительное поведение чиновника, посланного Хофбургом. Там опасались, что мадам Ветцера сама отправится в Майерлинг требовать останки дочери. Было решено заставить ее покинуть Вену в тот же день. Мы видели, как высокий чиновник выполнил свою презренную миссию. Хотелось бы верить, что он один ответственен за то, каким способом ее осуществил.
Между тем, мадам Ветцера продолжала ждать из Хофбурга позволения похоронить дочь. Как и император, она была верующей, как и он, желала церковного отпевания Марии. Кто позаботился о ее бедном ребенке? Чьи руки обрядили ее в последний путь? Кто был рядом с ней в пустом замке? Эти вопросы, остававшиеся без ответа, разрывали ей сердце.
После полудня граф Штокау вернулся с поручением от императора. У него было письмо наследного принца, обращенное к баронессе. Перед прочтением она должна была дать слово вернуть письмо графу, который возвратит его императору.
Дав обещание, она получила конверт. Только адрес был написан рукой принца. В конверте она обнаружила три письма от Марии, датированные 29 января: одно – для матери, два других – для брата и сестры.
В первом говорилось:
„Дорогая мама, прости меня за то, что я сделала… Я не могу сопротивляться любви… Хочу быть похороненной рядом с ним на кладбище в Алланде… Я счастливее в смерти, чем в жизни“.
Сестре она писала:
„Мы с радостью отправляемся в иной, таинственный мир. Думай иногда обо мне. Будь счастлива и выходи замуж только по любви. Я не могла этого сделать и, будучи не в силах сопротивляться любви, ухожу вместе с ним.
Мария.
Не плачь, я полна радости. Здесь чудесно, и все напоминает Шварцау. Вспомни о линии жизни моей ладони. Еще раз прощай. 13 января[8]8
День, когда, как вы помните, Мария отдалась принцу.
[Закрыть] каждого года приноси цветы на мою могилу“.
В письме брату Мария писала:
„Дорогой брат, прощай. Я буду молиться за тебя в другом мире, так как очень люблю тебя. Твоя верная сестра“.
Прочитав последние слова, написанные дочерью, баронесса Ветцера отослала письма императору. Спустя час они были возвращены ей через графа Штокау, теперь она могла их хранить. Императрица также прислала ей от имени Рудольфа фотографию Майерлинга; окна комнаты, которую занимали Мария и принц, были помечены чернильными крестами. Наконец граф Штокау получил распоряжение отправиться в Майерлинг и похоронить Марию на кладбище недалеко от Хейлигенкройца, принадлежащем монастырю того же названия. Мать усопшей должна была уполномочить его на эти действия. Монастырской службе были отданы необходимые распоряжения, касающиеся похорон. Мадам Ветцера строго запретили присутствовать при погребении, которое должно было состояться ночью и втайне. Жесткие инструкции Хофбурга запрещали графу привести с собой гроб и саван. Его также обязали ехать из Майерлинга в Хейлигенкройц в простой карете, которую он должен был взять в Вене. Ни один священник не смел сопровождать его. Гроб и саван были приготовлены в морге монастырского кладбища. Там же ожидал его и высокопоставленный комиссар полиции.
Беспричинная жестокость этих рассказов стала для мадам Ветцера тягостным испытанием. Но она понимала, что не смогла бы вынести напряжение и ужас подобного путешествия, и потому предоставила графу Штокау требуемые полномочия. Тот отправился в дорогу вместе со своим деверем, бароном Александром Балтацци.
Поздним вечером дяди Марии добрались до замка. На их звонок никто не ответил. Они ждали уже полчаса, когда из Вены прибыла еще одна карета с придворным советником Слатиным, представляющим гофмаршала двора, и личным врачом императора профессором Аухенталером, которые добились, чтобы им открыли дверь.
Затем они взломали печати на двери комнаты, в которой находилось тело Марии.
