Текст книги "Игрушка судьбы: Фантастические романы"

Автор книги: Клиффорд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Глава 23

В тот вечер, сидя у костра, я открыл ящик, взятый со стола Найта.

За день мы прошли довольно солидное расстояние, хотя каждый шаг стоил мне немалых усилий. Что-то настойчиво и властно звало меня назад. Сопротивляясь, я пытался понять, кому же так хочется удержать меня. Саре? Или все же это не «кто», а «что»? Может быть, собственная мысль о необходимости вернуться и ждать?.. Я чувствовал вину перед Сарой, хотя прекрасно знал, что вовсе не бросил ее – так же как мы не бросили Джорджа и Тука. Мне казалось, я предал ее, но ведь не предал же?.. Больше всего меня беспокоило то, что она все-таки не поверила нам с Хухом, когда мы рассказали об увиденном в долине. Я должен был убедить ее не возвращаться туда! Но она предпочла фактам свою иллюзию, она не смогла и не захотела понять нас…

А может быть, это Хух тянет меня назад? Может быть, меня терзает именно то, что он успел перелить в мой мозг?..

Я еще раз попытался вытащить из подсознания хоть какой-то обрывок информации, но тщетно…

А если меня удерживает Пэйнт? Ведь я жестоко с ним обошелся, заставив делать мою работу. Не следует ли вернуться и все отменить?.. Я представил себе бедного Пэйнта, стоящего там, у ворот, тысячу, миллион лет – в ожидании невозможного…

Обуреваемый такими мыслями, я уходил по тропе все дальше и дальше.

Стороннему наблюдателю мы показались бы довольно странной парочкой: один тащился с нелепым мечом, другой с огромным горбом вещей, не переставая бормотать.

Когда мы остановились на ночлег, и я в поисках съестного стал рыться в одной из сумок – на глаза мне попался ящик Найта. Подумав, я отложил его в сторону, решив пока не отвлекаться.

Роско принес сухих веток и, пока я разогревал на костре ужин, без умолку гундосил – не рифмы на этот раз и не терминологическую белиберду.

– Имея глаз один, ты устреми его в молитве к небесам, – сказал он вдруг. – И солнце одноглазо, однако же весь мир обозревает!

– Роско, – сказал я, опасаясь, что он вот-вот свихнется окончательно. – Извини, но я ничего не слышал. Задумался. Мне хотелось бы узнать…

– И кроткими они бывают… – продолжил он, – Под гнетом бед душа томится. И мы бы плакали, когда б такой нам груз…

– О боже! – закричал я. – Поэзия! Уравнений и бессмысленных рифм тебе было мало!

Медленно поднявшись на ноги, он вдруг запрыгал в лязгающей жиге, весело при этом горланя:

– Сгоряча меня ударив, ты сказала: добрый день! все давно уже остыло! надо раньше приходить! видно, раньше не пришел, потому что не хотел! потому что где-то, видно, пообедать ты успел?..

Внезапно остановившись, он сосредоточенно посмотрел на меня и сказал:

– Пел, сел, мел.

Я облегченно вздохнул. Это было, по крайней мере, что– то привычное.

Сумерки сгустились, и над головой снова расцвела Галактика, сначала центральное ядро, а потом тонкие спиральные нити.

Дым от костра, едва поднявшись, подхватывался ветром и исчезал в темноте. Где-то кто-то кудахтал, а прямо под ногами, в траве, сновала невидимая мелюзга.

А не Шекспира ли декламировал этот Роско? Слова вроде бы похожи… Хотя, конечно, я не специалист… А если Шекспира – откуда Роско его знает? Может быть, во время долгого полета, а потом, идучи по тропе, Найт читал это вслух?..

Поужинав, я помыл посуду в ручье и отложил ее в сторонке до утра. Роско, сидя у костра, водил пальцем по земле.

Взяв деревянный ящик Найта, я открыл его. Внутри оказалось множество бумажных листов, взяв первый из которых я прочитал:

«Голубой и высокий. Чистый. Совершенно голубой. Звук воды. Звезды над головой. Земля оголена. Смех в вышине. Голубой смех. Мы действуем неразумно. Думаем, не размышляя…»

Почерк был неразборчивый и очень мелкий. Я с трудом разбирал слова.

«…мелко. Нет ни начала, ни конца. Бесконечность и более того. Голубая бесконечность. Бегущие ни за чем. Небытие есть пустота. Пустота есть отсутствие. Беседа – пустота. Поступки – пустота. Где найти то, что не пусто? Нигде, напрашивается ответ. Высокое, голубое, пустое…»

Это было еще почище тарабарщины Роско. Я скользнул взглядом по странице и увидел все то же. Вытащив из ящика целую кипу листов, я поднес к глазам тот, на котором была пометка: «стр. 52», и прочитал следующее:

«…что далекое есть удаленное. Расстояния глубокие. Не малые, не большие, а глубокие. Некоторые без дна. И не могут быть измерены. Нет такой палки, чтоб измерить. Фиолетовые расстояния самые глубокие. Никто не преодолеет фиолетовое расстояние. Оно ведет в никуда. Ему некуда вести…»

Я положил листы обратно и закрыл ящик. Я думал об этом психе, живущем в своей заколдованной греческой долине. И о Саре, живущей теперь там же. О Саре, которая ничего не знала и не желала знать.

Мне захотелось вскочить и закричать. Я еле удерживался от того, чтобы не побежать назад. Но я удерживался. Потому что впервые в жизни думал о ком-то, кроме себя… Вернувшись в долину, Сара сделала свой выбор. Ее влекло туда, где она надеялась обрести счастье. Счастье… Найт ведь тоже был счастлив, когда писал эту чушь! Укутанный в кокон своего счастья, он считал жизнь вполне удавшейся и даже не подозревал, что все это – обман…

Был бы сейчас рядом Хух! Хотя можно было не сомневаться, что он посоветовал бы не лезть в чужие дела. И добавил бы что-то о судьбе. А что такое судьба? Заложена ли она в генах или только записана на звездах? И неужели все наши поступки предопределены?..

Острое чувство тоски вновь охватило меня, и я придвинулся поближе к костру – словно его тепло могло меня защитить… Из всех моих спутников со мной остался только Роско, и он никак не мог нарушить моего одиночества. Он был по-своему тоже одинок…

Сара, Джордж, Тук и Хух – все они достигли своей еле угадывавшейся цели, осуществили свою мечту. Где-то глубоко внутри они уже знали, где им следует искать, куда идти… А я – знаю?..

Как ни пытался я определить это, ничего не вышло.

Глава 24

Утром мы нашли куклу Тука. Она лежала футах в шести от тропы, на самом видном месте. Было непонятно, как мы не заметили ее раньше. Я попробовал выяснить, не здесь ли мы искали пропавшего Тука, но в памяти моей не застряло никаких ориентиров.

До сих пор мне как-то не приходилось особо всматриваться в эту куклу. Мой взгляд слегка задержался на ней лишь раз – в ту самую ночь, когда мы оказались загнанными в краснокаменное здание. Теперь же у меня была возможность рассмотреть ее основательно, проникнуться всей печалью этого грубо вырезанного лица.

Сработавший куклу был либо дикарем, совершенно случайно придавшим ее лицу такое выражение, либо искусным мастером, сумевшим простейшими средствами передать болезненную растерянность мыслящего существа перед загадками Вселенной.

Лицо было не совершенно гуманоидным, но – достаточно. Его даже можно было принять за человеческое, искаженное, правда, каким-то особым знанием – не тем, к которому стремишься, но тем, что обрушивается на тебя…

Я попытался выбросить ее – и не смог. Кукла как будто приросла ко мне, она явно не собиралась меня отпускать. Прижимая ее к груди одной рукой, другою я пытался отбросить ее в сторону, но обе руки не слушались меня.

Это было так же, как с Туком, если не считать, что он был добровольной жертвой и видел в кукле какую-то привлекательность, какое-то значение… Но я же всего этого не видел! Возможно, она давала ему то, что он искал, возможно, он видел в ней что-то спасительное – Мадонну, как сказала Сара? Но я-то не видел в ней Мадонну!..

И вот я шел теперь, прижав проклятую куклу к себе и лопаясь от злости на самого себя, уподобившегося презренному Туку…

Мы по-прежнему шагали по голубому плато, и горы позади нас опять превращались в облака. Я размышлял над тем, не была ли зацикленность Найта на голубизне, обнаружившая себя в первых же строках его рукописи, отражением, эхом того, что мозолило сейчас мои глаза. Он шел к долине этой же дорогой, и по ней же Роско, брошенный у ворот, добрался затем до города и стал пленником гнома – на свою голову…

Спустя несколько дней – скорее от скуки, чем из любопытства, – я опять вытащил рукопись. Я начал с первого листа и прочитал ее всю – не залпом, конечно, это не было захватывающим чтением…

Я корпел над ней, как корпит ученый над каким-нибудь древним свитком, обнаруженным в монастыре. Меня занимала не столько информация, сколько стремление понять, что же подвигнуло человека на такой грандиозно-бессмысленный труд. Мне хотелось пробраться сквозь весь этот бред к рациональной крупице, которая все же могла остаться в Найте.

Но там не было ничего. Рукопись была абсолютно непроходимой и непостижимой ни для кого, кроме конгениальных идиотов. Слова в им угодном порядке просто вылезали из Найта – и его нисколько не заботило их значение…

Кажется, на десятую ночь, в двух сутках пути от пустыни, я добрался наконец до той части рукописи, в которой брезжил некоторый смысл…

«И эти существа ищут голубое и фиолетовое знание. Они ищут его по всей Вселенной. Они заманивают все, что может быть познано. Не только голубое и фиолетовое, но весь спектр. Они вытаскивают знание с уединенных планет, затерянных в глубинах пространства и времени. Извлекают из голубизны времени. С помощью деревьев они ловят его и хранят до поры золотистого урожая. Огромные фруктовые сады. Мощные деревья, уходящие на мили в голубизну. Впитывающие мысль и знание так же, как где-то впитывается золото солнца. И это знание – их плоды. Плод – это не только плод. Плод – питание для тела и для мозга. Он круглый, длинный, твердый и мягкий. Он голубой, золотистый и фиолетовый. Иногда красный. Он созревает и падает. Его собирают. Потому что сбор урожая – это уборка, а плодоношение – это рост. Оба золоти– сто-голубые…»

И опять он скатывался в бессмыслицу, в которой цвет, форма и размер играли главную роль, как и в большей части рукописи…

Я прочитал этот абзац снова, затем внимательно просмотрел предыдущие листы в надежде найти хоть какое-то разъяснение того, кем являлись упомянутые «эти существа», но не нашел.

Убрав рукопись в ящик, я присел к костру и глубоко задумался. Был ли привлекший мое внимание кусочек всего лишь диковинной фиоритурой помраченного рассудка? Или это просветление, застигшее Найта в момент писания вывихнуто– мистических откровений? А что, если Найт вовсе и не сумасшедший и вся эта белиберда – не более чем камуфляж, под которым скрывается вполне трезвое послание? Вариант, конечно, притянутый – будь Найт настолько в здравом уме, чтобы осуществить такое, он давным-давно ушел бы из долины и попытался бы убраться с самой планеты, унося в Галактику все то, что ему здесь открылось… Но если это все же послание, каким образом он получил такую информацию? Имелась ли в городе запись, которая могла бы что-то поведать ему? Или он разговаривал с кем-то или чем-то, поделившимся знанием истории фруктового сада? А может быть, это Роско все раскопал? Ведь он телепатический робот…

Роско, совсем не похожий на телепатического, сидел на корточках рядом со мной и, бормоча, чертил свои бесконечные формулы.

Я хотел было задать ему парочку вопросов, но передумал. Что мог сообщить мне этот контуженный?..

Утром мы двинулись дальше и на второй день подошли к нашему тайнику, откуда, восполнив съестные припасы, продолжили свой путь уже по пустыне.

Мы быстро миновали поле, где я сражался с кентаврами, и овраг, где был обнаружен старина Пэйнт. Нам попадались следы наших костров, и под ногами снова была красно-желтая земля. Вдалеке кричали знакомые крикуны и бегали какие-то странные существа, которых в прошлый раз мы не видели… Никто не мешал нам продолжать свой путь.

Я видел рядом с собой – призрачно – нашу старую компанию: Сару верхом на Пэйнте, Тука, путающегося в своей длинной коричневой сутане и ведущего за руку Джорджа Смита, Хуха, бегущего впереди… Временами я начинал верить, что все они действительно были со мной, но даже тогда, когда я был уверен в обратном, мне хотелось обмануть себя… Смущала, впрочем, одна деталь. Тук нес куклу, прижимая ее к груди, – и ту же куклу в кармане своей куртки нес я.

Она не была больше приклеена к моей руке. Я мог избавиться от нее, но не делал этого. Я каким-то образом знал, что должен нести ее… По ночам я сидел и смотрел на это творение – с отвращением и умилением одновременно. С каждым разом отвращения становилось все меньше.

Сидя у костра, я или любовался куклой, стараясь при этом постичь ее тайну, или читал рукопись, все такую же глупую… Но почти в самом конце ее мне попалось еще одно откровение.

«Деревья – это высота. Деревья тянутся ввысь. Никогда не удовлетворены. Никогда не останавливаются. Написанное мною о деревьях и поглощенном знании – правда. Вершины туманны, голубой туман. Сказанное мною о деревьях и поглощенном знании – правда…»

Преследовалась ли этим цель подкрепить и подтвердить то, что было сообщено многими страницами раньше? Еще один проблеск здравомыслия? Хотелось верить…

Следующей ночью я закончил чтение. А на третий день после этого мы увидели город. Он был похож на заснеженную гору.

Глава 25

Дерево по-прежнему лежало там, куда его повалил луч. Пень вздымался вверх, как огромное копье. Листва на ветвях пожухла, обнажив мертвый скелет сучьев.

Поодаль виднелось здание из красного камня, в которое мы когда-то были загнаны внезапно начавшимся обстрелом. Глядя туда, я почти услышал хлопанье невидимых крыльев.

От дерева разило резким отвратительным запахом, и когда мы подошли к пню, я увидел, что зеленая лужайка уже осела, превратившись в зловонную яму. В маслянистой жидкости, наполнявшей ее, плавали покрытые слизью скелеты – странного вида, но несомненно скелеты…

Это не были останки тех существ, которые, безутешно рыдая, обвиняли нас в жестокости, – но и те, без сомнения, погибли тоже. Усохших, их, вероятно, уже давно унес ветер…

И все это сделал я. Они погибли от моей руки. Убив дерево, я ненароком убил многих и многих… Но ведь не я же первый начал! Дерево напало на нас! И у меня были все законные основания дать ему отпор! Это соответствовало моим убеждениям, в конце концов! Если кто-то был груб со мной – я никогда не оставался в долгу!.. Кстати, на протяжении всего дальнейшего пути – туда и обратно – ни одно дерево не попыталось обстрелять нас. Словно их всех предупредили: не связывайтесь с этим парнем: неприятностей не оберетесь!.. Не зная, что я уже безоружен, они вели себя самым примерным образом…

Роско тронул меня за плечо, и, обернувшись, я увидел, что он указывает куда-то вдаль.

Их было много там, целое стадо. И они были пугающе узнаваемы. Эти монстры напомнили мне об огромных костях, виденных в овраге.

Они бежали на задних лапах, удерживая равновесие при помощи мощных хвостов, выброшенных назад. Их когтистые передние лапы были угрожающе подняты. На мордах застыла удовлетворенная ухмылка. Возможно, они преследовали нас уже долгое время, до поры до времени держась на расстоянии…

Гигантские уродливые твари стремительно приближались. Я знал, что им ничего не стоит разделаться со мной, и вовсе не хотел дожидаться этого. Я бросился в сторону города.

Щит оттягивал руку, и я отшвырнул его в сторону, после чего, все так же на бегу, принялся расстегивать пояс. Меч больно бил по коленям, и в конце концов, о него же и споткнувшись, я кубарем покатился по тропе вниз.

И тут ко мне протянулась рука, ухватила за перевязь и слегка приподняла. С этого момента я просто висел и смотрел то на землю, прыгающую у самого носа, то на размытое пятно, каким выглядели ноги Роско. Бог мой, как он бежал?..

Я старался вывернуть голову таким образом, чтобы можно было определить наши быстро меняющиеся координаты. Но что-либо разглядеть было невозможно… Висеть становилось не очень удобно, но я не жаловался. Это было доплатой за скорость…

И вот под меня влетел тротуар, и я был бережно поставлен на ноги. Немного кружилась голова, и пошатывало, но эта узкая улочка, по которой мы шли много дней назад, была узнана сразу же.

За спиной послышался злобный рев, и я увидел, как наши преследователи отчаянно пытаются пролезть между зданиями. Теперь мне стало понятным, отчего в этом городе такие узкие улицы.

Глава 26

Призрачные корабли по-прежнему стояли на белом посадочном поле, как на дне гигантской чаши, стенками которой был город. Поле было все таким же стерильно чистым и безмолвным. Ничто не шевелилось. Не было ни малейшего ветерка…

Ссохшееся тело гнома неподвижно висело на конце веревки, накинутой на толстую балку. Склад выглядел так же, как и прежде: горы ящиков, тюков и пакетов. Лошадки отсутствовали.

В огромной комнате, выходившей на улицу, я обнаружил все те же каменные плиты и рядом с ними – тот же диск управления. Одна из плит светилась изображением какого-то кошмарного мира. Это было похоже на рождение планеты: полурасплавленная, медленно пульсирующая поверхность, лопающиеся пузыри, струи пара, вулканы, извергающие пламя и дым.

Роско снял с себя поклажу и положил ее за дверь. А потом опустился на корточки, и палец его задвигался по полу, не оставляя следов. Сам он, к моему удивлению, хранил молчание.

Я разломал деревянную скамейку, прихваченную со склада, и разжег на полу костер. Я был дикарем, очутившимся в пустом городе исчезнувшей расы. Еще один дикарь болтался на веревке в соседней комнате. А искусственный разум бился над проблемой, никому – в том числе и ему – не известной…

Да, это было маловероятно – чтобы Роско осознавал то, что делал. Он не мог быть запрограммирован на все эти вычисления… А что, если кентавры, выбив из его мозга весь здравый смысл, еще и вколотили в него гениальность?..

Солнце уже миновало свой зенит, и нижняя часть улицы стала темной. Лишь закинув голову, можно было видеть освещенные лучами верхние этажи. Слышно было, как там шумит ветер…

Почему же он опустел, этот город? Что произошло, что могло выгнать отсюда его обитателей? А может, они не были выгнаны? Может быть, город был просто средством для достижения цели, достигнув которой все ушли добровольно? На другую планету, скажем, влекомые уже новой целью… Может быть, цель эта заключена в посадке деревьев? Или в посадке и длительном уходе – пока те достигнут определенных размеров? Это могло занимать века, даже тысячелетия. Предварительное исследование почвы, сама посадка, множество вспомогательных работ… Затем рытье ям для хранения семян, разведение маленьких грызунов-сборщиков… Все это стоило бы труда и траты времени, если деревья действительно были посажены с той целью, на которую в своей рукописи намекал Найт. Если каждое дерево – принимающая станция, которая отлавливает информацию – возможно даже, на психоволновом уровне – по всей Галактике, обрабатывает ее и хранит до того момента, когда «садоводы» придут и соберут плоды. И все– таки в каком виде информация хранится в этих семенах? Может быть, она заложена в комплекс ДНК-РНК – причем с совершенно особыми свойствами кислот, позволяющими хранить не только биологическую информацию…

Я даже вспотел от размышлений… Значит, в ямах, куда грызуны сбрасывают семена, хранится уму непостижимое богатство? И любой, овладевший техникой извлечения, может вытащить из этих семян весь интеллектуальный потенциал Галактики?.. Да, если бы кому-то удалось опередить хозяев этого сада, он собрал бы богатый урожай… Видно, такая вероятность и побудила садоводов закрыть планету. Утечка информации исключена…

Как часто они сюда приходят?.. Вполне возможно, что раз в тысячу лет. За это время уж наверняка в Галактике выдумается что-то стоящее. А может быть, они уже не приходят? Может быть, с ними что-то стряслось? Или они уже отказались от проекта, сочтя его неэффективным? За тысячелетия, прошедшие, возможно, со времени постройки города, они могли стать достаточно зрелой или дряхлой расой, чтобы взирать теперь на все это садоводство как на детские шалости…

Устав от долгого сидения на корточках, я протянул руку к полу, чтобы, оперевшись, усесться поудобней. Рука неожиданно наткнулась на куклу. Я не поднял ее – я просто провел ладонью по ее печальному лицу и неожиданно понял, что существа, посадившие на этой планете деревья, не были здесь первыми. До них планету населяла другая раса, построившая храм из красного камня. Тогда же была вырезана и кукла. Это было не меньшим достижением, чем посадка деревьев и строительство города. Большим, возможно…

Но теперь здесь не осталось никого, кроме меня, представителя еще одной расы, не такой, возможно, великой, какие водились в этих местах, но и не самой задрипанной. Я был здесь и знал о сокровищах. Я знал о том, что можно было продать! Найт, конечно, тоже знал – раз написал… Но, погруженный в свои иллюзии, на все прочее плюнул… Дурак! Упустить такой шанс!

Может, он просто понял, что с этой планеты невозможно удрать? А я вот не понял. Не понял я, что какая-то садоводческая шайка может меня здесь удержать! Мне вот только перекусить, немного отдохнуть – и я займусь всеми этими мирами. Хоть Сара и утверждала, будто они тоже изолированны, – проверить не помешает. А вдруг в одном из них меня поджидает корабль?..

Поразмыслив над тем, что же делать с гномом, я решил не делать ничего. Если б я его снял, было бы неизвестно, что делать дальше. Его последняя воля была мне тоже неизвестна. Может, он хотел висеть вечно?.. Однако я не мог понять, почему он это сделал. Я понимал только, что способ, избранный им, доказывает: он был гуманоидом. Никто, кроме гуманоидов, не вешается…

Я посмотрел на Роско. Тот прекратил свои вычисления и теперь просто сидел, вытянув вперед ноги и неподвижно глядя в пространство. Как будто на него вдруг обрушилась какая-то ошеломляющая истина и он ее переваривал.