Текст книги "Отцы-основатели. Весь Саймак - 4.Заповедник гоблинов"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Глава 18

Они остановились на ночлег поздним вечером. Для лагеря выбрали место на поляне, в горловине очередного оврага. По склону холма бежал говорливый ручеек, питаемый находившимся неподалеку источником. Джиб нарубил сучьев сосны, что лежала на земле в двух шагах от лагеря. Небо на западе было бледно-желтого цвета, который, чем ниже садилось солнце, тем отчетливее, постепенно переходил в зеленый. Травы для лошадей было в избытке; от ветра лагерь защищал лес, окружавший поляну со всех сторон.

– Они повсюду, – проронил Хэл. – Теперь мы без них и шагу не ступим. Они следят за нами.

– Откуда ты знаешь? – спросила Мэри.

– Знаю, – ответил Хэл. – И Енот тоже знает. Посмотри на него. Вон он, у костра. Вроде бы спит, но на самом деле слушает, и хоть они стараются не шуметь, он все равно их слышит. И чует.

– Надо не обращать на них внимания, – посоветовал Плакси. – Вести себя так, будто мы не подозреваем об их присутствии. Ничего не попишешь, придется привыкать. Дальше будет хуже. Они пойдут за нами по пятам. Но пока бояться нечего. Сейчас за нами наблюдают малыши – эльфы, тролли, брауни. Самое страшное впереди.

Корнуолл поворошил уголья, собрал их в кучку и поставил на нее сковороду с кукурузными лепешками.

– А что случится потом, когда объявится «самое страшное»? – спросил он.

Плакси, что сидел напротив на корточках, пожал плечами.

– Не знаю, – ответил он. – Однако сдается мне, что ничего хорошего. Впрочем, нам может повезти, ведь у нас рог единорога, а это – могущественный талисман. Через несколько дней о нем узнает весь Пустынный Край. И потом, ты владеешь заколдованным клинком.

– Я рад, что ты вспомнил о нем, – сказал Корнуолл, – Мне давно хотелось выяснить, почему ты отдал его Джибу. Ну да, он объяснил тебе, для кого берет оружие. Но тут ты дал маху, мастер гном. Тебе следовало бы выяснить, что я собой представляю. Тогда бы ты понял, что, обойди хоть целый свет, худшего воина, чем я, не найти. Да, я ношу меч, но что с того? Мой клинок был старым и тупым, фамильной реликвией, которая мало на что годилась, и я не обнажал его много лет подряд.

– Ага, – усмехнулся Плакси, – и в конюшне сражался тоже не ты.

– Я наткнулся на лошадь, – заявил с отвращением Корнуолл, – она лягнула меня в живот, и я выбыл из игры. Если бы не Джиб с его верным топором и не лук Хэла, мы бы ни за что не спаслись.

– А мне говорили, что ты убил своего противника.

– Случайно, уверяю тебя. Он сам напоролся на острие.

– Ну что ж, – сказал Плакси, – по мне, неважно как, главное – что получилось.

– Просто не надо меня хвалить за то, чего я не делал, – буркнул Корнуолл.

– Порой мне кажется, – заметил Плакси, – что вершители великих дел обязаны своей громкой славой времени, которое умудряется превратить обыкновенную резню в героическое деяние.

Енот встрепенулся, поднялся, обошел костер, встал перед Корнуоллом и оперся передними лапами о его колено. Усы зверька шевелились, он возбужденно поводил носом, глядя на сковородку с лепешками.

– Потерпи, – сказал ему Корнуолл, – скоро все будет готово. Можешь не бояться, про тебя не забудут.

– Интересно, – проговорил Плакси, – что он понимает? Разумная зверюга. Хэл постоянно с ним разговаривает и уверяет, что он ему отвечает.

– Меня это нисколько не удивляет, – отозвался Корнуолл.

– Они очень привязаны друг к другу, – продолжал Плакси, – ни дать ни взять братья. За Енотом однажды гнались собаки. Он был тогда совсем крохотным. Хэл отбил его у своры и забрал к себе, и с тех пор они неразлучны. Кстати, теперь, когда он вон какой вымахал, никакая собака в здравом рассудке с ним не свяжется.

– Собаки, должно быть, хорошо его знают, – прибавила Мэри. – Хэл рассказывал, что по соседству с ними живет самогонщик, который каждую ночь охотится на енотов. Так вот, его псы предпочитают не брать след нашего приятеля. Бывает, правда, что в азарте они кидаются за ним, но быстро приходят в себя.

– Да, собакам ума не занимать, – признал Хэл. – Но все равно до старины Енота им далековато.

– Они все еще здесь, – сказал Джиб, – шныряют себе по кустам.

– Они увязались за нами, едва мы пересекли реку, – объяснил Плакси. – Мы их не видели, но они были с нами всю дорогу.

Кто-то дернул Мэри за рукав. Она повернулась. Из кустов выглядывало крошечное существо, личико которого выражало крайнюю озабоченность.

– А вот и один из них! – воскликнула девушка, – Ну, выходи. Не шевелитесь, а то вы его перепугаете.

– Я Бромли, тролль, – заявило существо. – Ты меня не помнишь?

– Да как-то не… – Мэри призадумалась. – Ты из тех, с кем я играла в детстве?

– Ты была маленькой девочкой, – сказал Бромли, – не выше любого из нас: меня, брауни Ловкие Пальцы или какого– нибудь залетного эльфа. Ты и думать не думала, что мы разные, потому что была ребенком. Мы строили запруды на ручье; нам с брауни это не слишком нравилось, но мы развлекали тебя. Когда тебе хотелось лепить «куличики», мы шли и лепили их вместе с тобой.

– Теперь я вспомнила. Ты жил под мостом, и я считала тебя поэтому очень странным.

– Да будет тебе известно, – в голосе Бромли прозвучало высокомерие, – настоящие тролли обитают исключительно под мостами. Никакое другое место для них не годится.

– Разумеется, – согласилась Мэри. – Я знаю, что так оно и есть.

– Еще мы дразнили людоеда, – продолжал Бромли, – швыряли в его берлогу камни, землю и палки, а потом убегали. Сдается мне, он и не подозревал о наших проделках. Мы были настолько робкими, что боялись собственной тени. Но феи куда пугливее, они шарахаются от каждого куста.

Корнуолл раскрыл было рот, однако Мэри покачала головой.

– Зачем вы следите за нами? – спросила она, – Почему прячетесь? Мы могли бы все вместе погреться у костра и поговорить о том о сем. Мы бы даже потанцевали, а заодно бы перекусили. Кукурузных лепешек много, на всех хватит.

– Они не выйдут, – ответил Бромли, – и лепешки их не соблазнят. Они и меня не хотели пускать, но я должен был прийти. Я не забыл тебя. Ты была в Пограничье?

– Меня туда забрали.

– Я искал тебя и никак не мог понять, почему ты ушла. Если не считать «куличиков», которые нагоняли на меня тоску, у нас все было в полном порядке.

– А где сейчас Ловкие Пальцы? – осведомилась Мэри.

– Ушел, – ответил тролль. – Брауни, они все бродяги, не то что мы, тролли. Мы живем оседло. Находим мост, который нас устраивает, поселяемся под ним и…

Внезапно из темноты послышалось пенье дудки. Позже, делясь впечатлениями, путники выяснили, что внезапности, в общем-то, не было: какое-то время дудка словно сопровождала разговор Мэри с троллем, но пела негромко, будто кузнечик в траве или кустах. Однако затем звук усилился: раздалась переливчатая трель, перешедшая в раздирающий уши вой, который, похоже, не собирался обрываться. Дикая и грозная музыка разливалась в ночи, напоминая отчасти плач, отчасти боевой клич или возгласы безумца. Мэри вскочила. Корнуолл мгновенно оказался рядом с ней; случайно он задел ногой сковородку, и лепешки попадали в огонь.

Плакси, судя по всему, старался закричать, но из горла у него вырывался только сдавленный шепот:

– Темный Дудочник, Темный Дудочник, Темный Дудочник…

По крутому склону холма с глухим стуком скатилось что– то круглое. Подпрыгивая, это «нечто» подкатилось к костру. На оцепеневших от ужаса путников вытаращились мертвые глаза, скривились в гнусной усмешке губы. Какой-то шутник подбросил в лагерь отрубленную человеческую голову.

Глава 19

К полудню они отыскали место, с которого скатилась голова. Саму голову, после краткого отпевания, погребли под огромным валуном, возле которого поставили грубый крест, чтобы отметить могилу.

– Они нас не трогают, – возмущался Оливер, – Зачем же мы норовим их оскорбить? Твои дурацкие перекрещенные палки для них хуже проклятия.

Однако Корнуолл не желал ничего слушать.

– Крест – не оскорбление, – заявил он, – И потом, насчет «не трогают» – а голова? Она принадлежала человеку, скорее всего христианину. Ее владелец вправе ожидать от нас молитвы и креста, и мы ему в такой малости не откажем.

– Ты думаешь, он из людей Бекетта? – спросил Джиб.

– Наверно. После трактира мы о Бекетте ничего не слышали. Мы не знаем, перешел ли он границу, однако другим людям, не из его компании, здесь взяться неоткуда. Видно, этот бедняга отстал или заблудился и наткнулся на того, кто не питает особой любви к человечеству.

– Ты упрощаешь, – заметил Плакси, – В Пустынном Краю нет никого, кто любил бы людей.

– Но кроме происшествия с головой, – возразил Корнуолл, – ничего пока не случилось.

– Подожди – увидишь, – посоветовал Плакси.

– И не забывай, – добавил Оливер, – что ты – единственный среди нас человек. На нас они могут коситься, а вот тебе…

– А Мэри? – спросил Хэл.

– Мэри жила здесь ребенком. К тому же у нее рог, который воткнул в дерево какой-то ошалевший единорог.

– Мы же не грабители и не убийцы, – сказал Джиб, – мы, если хотите, паломники. Им нечего нас бояться.

– Дело тут не в страхе, – буркнул Плакси, – а в ненависти, той самой, что копилась на протяжении столетий.

…На вторую ночь Корнуоллу удалось немного поспать. Правда, лучше бы он не засыпал. Стоило ему закрыть глаза, как начинался один и тот же сон без конца: он вновь видел голову, вернее, ее обезображенного двойника, колдовскую пародию, вырванную из действительности, но не ставшую оттого менее отвратительной. Испуганный, весь в поту, он просыпался, мало-помалу успокаивался, укладывался – и все повторялось заново. Опять ему мерещилась отрубленная голова, но уже не кошмарная, а такая, какой она была на самом деле: вот она лежит у огня, так близко, что искорки перепрыгивают на волосы, поджигают бороду, пламя охватывает лицо, волоски скукоживаются и рассыпаются один за другим; глаза выглядят так, словно в глазницы вставлены кусочки мрамора; рот перекошен гримасой, лицо как будто вывернуто набок, оскаленные зубы сверкают в свете костра, в уголке губ и на бороде высохшие струйки слюны. Лишь под утро Корнуолл заснул по-настоящему, измученный настолько, что даже кошмар с головой бессилен был помешать ему погрузиться в забытье.

Оливер разбудил его к завтраку. Он поел, стараясь, по большей части безуспешно, не глядеть на крест, что стоял, слегка покосившись, у подножия валуна. За едой разговаривали мало. Сборы были недолгими, и вскоре отряд продолжил путь.

Тропа, по которой они ехали, судя по всему, не собиралась превращаться в дорогу. Местность становилась все более дикой: глубокие лощины и овраги, по которым вилась тропа, переходили в узкие, каменистые долины, откуда раз за разом начинался изнурительный подъем на вершину холма, а далее снова шел спуск. Разговоры казались неуместными. Если кто– нибудь и произносил какую-либо фразу, то шепотом, не зная, чего страшится: то ли звука собственного голоса, то ли того, что его может услышать некто затаившийся в своем логове. По дороге не попадалось ни селений, ни вырубок – ни единого намека на то, что тут когда-то кто-то жил. По общему молчаливому согласию остановки днем не делали.

Миновал полдень, когда Хэл, обогнав остальных, подскакал к Корнуоллу, который ехал во главе отряда.

– Посмотри вон туда, – сказал он, указывая на небо над громадными деревьями, обступавшими тропу с обеих сторон.

– Ну и что? – спросил Корнуолл. – Какие-то точки. Наверняка птицы.

– Я слежу за ними уже давно, – пояснил Хэл. – Это не обычные птицы. Их много, и постоянно прилетают все новые. Стервятники вьются над мертвечиной.

– Должно быть, сдохла чья-нибудь корова.

– Откуда здесь коровы?

– Тогда олень или лось.

– Не один олень и не один лось. Там, где кружит много стервятников, смерть пожала обильную жатву.

– К чему ты клонишь? – нахмурился Корнуолл, натягивая поводья.

– Голова, – ответил Хэл. – Откуда она взялась? Взгляни, тропа вновь ведет под уклон, в лощину. Отличное местечко для засады. Живым никто не уйдет.

– Но каким образом тут мог очутиться Бекетт? – недоуменно произнес Корнуолл. – Через реку у башни он не переправлялся, следов его мы не видели – ни отпечатков копыт, ни кострищ. Если он угодил в засаду…

– Не знаю, – перебил Хэл. – Свое мнение я высказал, а ты решай как хочешь.

К ним подъехали Оливер с Плакси.

– Что происходит? – спросил Оливер. – Что-нибудь не так?

– Стервятники, – ответил Хэл.

– Не вижу никаких стервятников.

– Вон те точки на небе.

– Ладно, – проговорил Корнуолл. – Так или иначе, впереди мертвечина. Плакси, мне надо с тобой посоветоваться. Прошлой ночью, как раз перед тем как нам подкинули голову, в темноте пела дудка…

– Темный Дудочник, – хмыкнул Плакси. – Я же тебе про него рассказывал.

– Да, но ты знаешь, как-то в суматохе позабылось. Кто он такой?

– Никому не известно. – Гном поежился. – Никто никогда его не видел. Он не показывается, только играет на своей дудке, и то редко, может пропасть на несколько лет. Он – предвестник беды, играет лишь тогда, когда должно случиться что– то нехорошее…

– Хватит говорить загадками. Что нехорошее?

– Голова – это нехорошее? – поинтересовался Хэл.

– Да, но то, что произойдет, будет гораздо хуже.

– Произойдет с кем? – спросил Корнуолл.

– Не знаю, – признался Плакси, – Никто не знает.

– Откровенно говоря, – вмешался Оливер, – эта дудка кое– что мне напомнила. Я все никак не мог сообразить, что именно, – так перепугался, что все мысли перепутались. Но сегодня, пока мы ехали, я догадался. Мне пришли на память две строчки из старинной песни, ноты которой записаны в манускрипте, что хранится в университетской библиотеке. В том манускрипте утверждается, что песня насчитывает добрую сотню столетий, быть может, она – древнейшая на Земле. Хотя откуда тому, кто писал манускрипт, было знать?..

Корнуолл фыркнул и пришпорил коня. Хэл последовал за ним. Тропа резко нырнула вниз, как будто провалилась под землю, с обеих сторон ее высились огромные зазубренные скалы. По их поверхности ручейками стекала вода, за трещины и выступы отчаянно цеплялись корнями чахлые папоротники и мхи. В расщелинах росли хилые кедровые сосны, которые держались непонятно на чем; впечатление было такое, будто они вот-вот упадут. Отрезанная скалами от солнечного света, лощина словно изрыгала из себя мрак.

Между скалистыми стенами пронесся ветерок, этакий каприз атмосферы. Он принес с собой запах, не то чтобы выворачивающий желудок наизнанку, но в достаточной степени отвратительный, сладковатый запах гниения, который лез в ноздри, проникал дальше и останавливался комом в горле.

– Я был прав, – сказал Хэл. – Там смерть.

Тропа круто вильнула в сторону. Миновав поворот, всадники очутились у края лощины, которая переходила в каменистый амфитеатр – круг, обрамленный могучими утесами. На полу амфитеатра копошились громадные черные птицы. При появлении всадников они бросили терзать свою добычу и разом взмыли в небо. Те из них, кто отяжелел от обильной трапезы настолько, что не мог взлететь, запрыгали прочь, издавая хриплые крики. И тут волной накатила вонь.

– Господи Боже! – воскликнул Корнуолл, судорожно сглотнув.

Зрелище, которое открылось им с Хэлом на берегу речушки, бежавшей через амфитеатр, способно было потрясти кого угодно.

За кучей окровавленной плоти, из которой торчали кости и которая лишь отдаленно напоминала человеческое тело, виднелись другие бесформенные груды – раздутые конские туши и то, что когда-то было людьми. Из травы жутко скалились черепа, тут и там валялись очищенные от мяса костяки, иногда глаз останавливался на задранных к небу задах. Над полем смерти носились, гонимые ветром, клочья одежды; они летали туда-сюда, цепляясь порой за ветки низкорослого кустарника. Кто-то воткнул в землю копье, и оно стояло покачиваясь, этаким подвыпившим восклицательным знаком. Отраженный от скал солнечный свет отбрасывал блики на щиты и клинки.

Среди людей и раздувшихся конских трупов попадались и иные мертвецы – существа с черной шерстью, короткими пушистыми хвостами, широкими плечами, тонкими талиями и сильными руками – именно руками, а не лапами, – пальцы которых заканчивались изогнутыми когтями. Пасти существ были раскрыты, и из них торчали устрашающего вида клыки.

Постепенно к Корнуоллу с Хэлом присоединились остальные.

– Вон, – сказал Джиб, – Вон откуда явился Бекетт.

В дальнем конце амфитеатра имелся проход, через который вела не тропа, а дорога. Она выводила, минуя теснину, подобную той, в которой находились путники, в очередной овраг и поднималась вверх по склону холма.

Корнуолл привстал в стременах и оглянулся. Его товарищи с трудом удерживали своих лошадей.

– Нам не остается ничего другого, – проговорил Джиб. – Так или иначе, мы должны будем проехать мимо них.

– Нужно помолиться, – произнес Корнуолл, – напутствовать их, позаботиться о том, чтобы их души обрели покой и…

– Молитвы не помогут, – возразил Джиб с хрипотцой в голосе, – И мира не будет еще долго.

Корнуолл кивнул и пустил коня рысью, направив его к проходу, у которого начиналась дорога. Стервятники захлопали крыльями и кое-как ухитрились взлететь. Вдоль тропы, волоча по земле хвост, прошмыгнула лисица. В траве сновали многочисленные мелкие зверьки. Наконец путники выбрались на дорогу. На ней мертвых тел не было. С деревьев, что росли поблизости, доносилось щебетанье стаи крохотных серых птичек. А позади, на поле брани, вновь собирались прожорливые черные твари.

Глава 20

Когда они достигли гребня, возвышавшегося над амфитеатром, который стал последним приютом для множества живых существ, оказалось, что их встречают. У подножия гигантского дуба, прислонившись к стволу, сидел человек; он с любопытством наблюдал за ними. За деревом стоял диковинный аппарат. Он был выкрашен в красный и белый цвета и имел два колеса, как будто сохранение равновесия его ни в малейшей степени не заботило. Колеса выглядели весьма странно: их ободья были изготовлены не из дерева и не из железа, а из какого-то черного материала; к тому же в отличие от обычных ободьев эти были идеально круглыми. В них было великое множество спиц, на которые пошла не древесина, а, судя по блеску, металл. Спицы представляли собой узкие стерженьки, и не требовалось особого ума, чтобы сообразить, что полагаться на их крепость – чистейшее безумие.

Когда путешественники подошли поближе, человек встал, стряхнул с брюк налипшие листья и шагнул навстречу. Брюки у него были белые и обтягивающие, а из-под белого же камзола выглядывала красная рубашка. Обут он был в башмаки.

– Вы сумели, – проговорил он. – Я, честно говоря, сомневался.

– Вы об этом? – спросил Корнуолл, мотнув головой в сторону амфитеатра.

– Совершенно верно, – ответил незнакомец, – Вся округа взбудоражена. Сражение произошло всего лишь два дня назад. А вы, как я погляжу, любители совать голову в петлю.

– Мы ничего не знали, – отозвался Корнуолл, – Мы ехали от башни, а те люди, там, внизу, избрали другой путь.

– Что ж, – произнес человек, – вы добрались без приключений, а это главное. Я ждал вас.

– Ждали?

– Мне донесли о вас еще вчера, сообщили, что приближается какая-то разношерстная компания. Н-да, они не ошиблись.

– Они?

– О мои маленькие друзья: прыгуны-по-кустам, ползуны– в-траве. Все видят, все слышат, ничего или почти ничего не упускают. Мне известно о роге и о голове, что скатилась к вам в лагерь. По правде сказать, мне не терпелось самому приветствовать вас.

– Значит, вы знаете, кто мы такие?

– Только по именам. Кстати, прошу прощения. Меня зовут Александр Джонс. Я приготовил для вас ночлег.

– Мастер Джонс, – подала голос Мэри, – мне не слишком нравится ваша заботливость. Мы вполне в состоянии…

– Извините, госпожа Мэри, я вовсе не хотел вас обидеть. Я всего лишь проявляю радушие, предлагаю вам кров на ночь, тепло и горячую пищу.

– От чего лично я, – заявил Оливер, – и не подумаю отказываться. Может, у вас найдется еще стакан вина или кружка пива? От этой вони до сих пор в горле першит. Надо бы его промыть.

– Пиво найдется наверняка, – откликнулся Джонс. – Мы припасли к вашему прибытию целый бочонок. Вы не возражаете, сэр Марк?

– Нет, – сказал Корнуолл, – не возражаю. Признаться, Мэри, я не вижу никакого повода для беспокойства. Но пожалуйста, не зовите меня «сэр»: я всего-навсего книжник.

– Что ж, – проговорил Джонс, – держите лошадей. Предупреждаю сразу: мой скакун – животное шумное.

Он подошел к двухколесному аппарату, перекинул через него ногу, взгромоздился на седло и ухватился за две загибавшиеся назад ручки над передним колесом.

– Эй, обождите, – сказал Джиб. – Мы забыли выяснить одну вещь. Как получилось, что все погибли, а вы уцелели? Ведь вы же человек?

– Да вроде, – согласился Джонс. – Что же касается того, почему я уцелел, ответ простой: местные считают меня колдуном. Разумеется, я не спешу их разубеждать.

Он ударил ногой по своему скакуну. Тот взревел и выплюнул облако дыма. Лошади в испуге повставали на дыбы. Оливер, сидевший позади Плакси, свалился на землю и быстро откатился в сторону, чтобы не попасть под копыта. Рев двухколесного чудища сменился низким, басовитым урчанием.

– Прошу прощения! – крикнул Джонс Оливеру, – Я же предостерегал вас.

– Это дракон, – пробормотал Плакси, – двухколесный дракон. По правде говоря, мне не доводилось слышать о драконах с колесами, но какое другое существо способно так реветь и изрыгать пламя и дым?

Он протянул руку и помог Оливеру взобраться в седло.

Джонс направил своего скакуна вниз по дороге.

– По-моему, – заметил Хэл, – мы должны следовать за ним. Он упоминал о горячей пище.

– Ох, не кончится это добром, – проворчал Плакси, – нутром чую, не кончится! Если хотите знать, я не из тех, кто связывается с драконами, пускай даже прирученными и приученными ходить под седлом.

Дракон прибавил в скорости, и путники, чтобы не отстать, вынуждены были пустить коней галопом. Дорога, находившаяся, надо сказать, в довольно приличном состоянии, бежала по равнине, рассекая березовые рощицы и сосновые боры. Местами над подлеском возносили свои раскидистые кроны дубы. Затем дорога пошла под уклон и вывела отряд в долину, где стояли. три ярких шатра, над которыми развевались на ветру разноцветные флажки. Дракон остановился у самого большого из шатров. Джонс спешился. Неподалеку от шатров возвышался сколоченный из грубо обструганных досок стол; за ним виднелись костры, на которых, судя по всему, что-то готовилось. На козлах возлежал огромный бочонок с пивом. У костров, громыхая кастрюлями и сковородами, суетились повара – брауни, тролли, гоблины. Завидев путников, некоторые из них бросили стряпню и кинулись принимать лошадей.

– Садитесь, – пригласил Джонс, – и давайте побеседуем. Думаю, нам есть что сказать друг другу.

Пятеро-шестеро троллей столпились около бочонка: выбив пробку, они наливали пиво в кружки и расставляли их на столе.

– Чудесно! – воскликнул Джонс. – Похоже, мы сможем пропустить до еды кружечку-другую. Сами знаете, еда – штука своенравная, к тому же мои маленькие друзья хоть и преисполнены рвения, но дисциплина у них хромает. Устраивайтесь поудобнее, и начнем наш разговор.

Оливер метнулся к столу, схватил кружку с пивом, уткнулся в нее лицом и, не отрываясь, осушил до дна.

– То ли дело, – фыркнул он, вытирая пену с усов. – Все– таки каким пойлом нас травят в Вайалузинге!

– Плакси назвал вашего скакуна «драконом», – сказал Джонсу Хэл. – Но я сомневаюсь, что он и впрямь дракон. Конечно, я никогда не видел настоящего дракона, но много о них читал. Ваш зверь ничуть не похож на драконов, описанных в книгах. У него нет ни головы, ни крыльев, ни даже хвоста – хоть он и выдыхает пламя.

– Ты прав, целиком и полностью, – отозвался Джонс, – Впрочем, Плакси не одинок в своем заблуждении: не он первый обознался. Между тем мой скакун – вообще не живое существо. Это машина, которая называется «мопед».

– Мопед, – повторил Джиб, – Никогда о таком не слышал.

– Вполне естественно, – заметил Джонс, – Мой мопед – один-единственный на всем белом свете.

– Вы сказали «машина», – проговорил Корнуолл. – У нас тоже есть машины, но они совершенно другие. Я имею в виду боевые машины, осадные орудия, которые применяются для того, чтобы метать через городские стены камни, стрелы или горящие факелы.

– А мельничное колесо? – спросил Джиб. – Оно относится к машинам?

– Кажется, да, – ответил Хэл.

– Но мельничное колесо приводится в действие потоком воды, – вмешалась Мэри, – а боевые машины – натяжением веревок. Вы можете объяснить, как работает ваш мопед?

– Увы, – Джонс развел руками, – Объяснить я, конечно, могу, однако боюсь, вы меня не поймете.

– Значит, вам не известно, как он работает, – подытожил Корнуолл.

– Выходит, что так.

– Тогда здесь не обошлось без магии.

– Уверяю вас, магия тут ни при чем. В моем мире магии не существует. Ее можно отыскать только у вас.

– Глупость какая-то, – пробормотала Мэри, – Как это – нет магии? Магия повсюду, потому что она – частичка жизни.

– В моем мире, – заявил Джонс, – магию уничтожили. Да, люди рассуждают о ней, но она осталась в прошлом, миновала вместе с ним.

– И ее поиски завели вас сюда?

– Вот именно. Я прибыл сюда изучать ее.

– Странно, – проговорил Корнуолл, – очень странно. Вы можете отрицать, но, сдается мне, в вас присутствует колдовская сила. Маленький народец трудится на вас безо всякого принуждения. По крайней мере, такое впечатление создается с первого взгляда. Они присматривают за кострами и едой, разносят пиво, принимают лошадей… Знаете, они сопровождали нас всю дорогу, но ни разу не вызвались помочь, только наблюдали исподтишка.

– Потерпите немного, – посоветовал Джонс. – Со мной поначалу было то же самое. Они прятались от меня, а я занимался своим делом и не обращал на них внимания. Некоторое время спустя они стали подходить ко мне. Я показал им кое– какие, с их точки зрения, фокусы, и они сочли меня чародеем, то бишь достойным разделить их компанию.

– У вас перед нами преимущество, – вздохнул Корнуолл. – Мы на роли чародеев не годимся.

– Я слышал иное, – возразил Джонс. – Мои друзья сообщили мне то, что узнали от ваших спутников, и их сведения опровергают ваши слова. Один из вас выдернул из дерева рог единорога, другой владеет заколдованным клинком, а третий имеет при себе весьма необычный камень.

– Откуда они узнали про камень? – воскликнул Джиб. – Мы ведь избегали даже говорить о нем!

– Не спрашивайте меня откуда, – ответил Джонс, – но факт остается фактом. Этот камень был когда-то собственностью Древних, а теперь его надлежит вернуть им, правильно?

– А что вам известно о Древних? – возбужденно справился Корнуолл. – Где их можно найти?

– Мне говорили, что нужно идти к Дому Ведьмы, потом пересечь Выжженную Равнину, обогнуть замок Зверя Хаоса и выйти к Туманным Горам. Там, если вам повезет, вы можете встретить Древних. Мне опять-таки говорили, что их мало, потому что они вымирают. Они страшатся пришельцев, хотя, если вы застанете их врасплох, убегать, вполне возможно, придется не им, а вам.

– Дом Ведьмы, – повторила Мэри, – вы упомянули о Доме Ведьмы. Это старый-старый дом, который выглядит так, словно вот-вот развалится? Он стоит на вершине холма над рекой, через которую переброшен каменный мост? Старинный двухэтажный дом с множеством печных труб и балконом над крыльцом?

– Вы описали его точь-в-точь таким, какой он есть на самом деле, как будто вы его видели.

– Я в нем жила, – ответила Мэри просто, – когда была еще совсем крохой. А под мостом обитал тролль по имени Бромли. Ко мне приходил брауни Ловкие Пальцы…

– Бромли вышел к нам прошлой ночью, – прибавил Хэл.

– Да, он пришел ко мне. Остальные, как обычно, попрятались, а он – он помнил меня. Если бы не эта ужасная голова…

– Я опасался того, что может случиться, когда вы достигнете поля битвы, – сказал Джонс, – Я, признаться, трусоват, поэтому решил подождать вас здесь, хотя мне следовало бы выехать вам навстречу. Я боялся, что мое появление там может быть неверно истолковано, и потому предпочел остаться…

– Но все было спокойно, – удивился Корнуолл. – Зрелище, конечно, не из приятных, но никакой опасности мы не подвергались. Поблизости никого не было, если не считать троллей с гоблинами и прочей мелкотни.

– Друг мой, – хмыкнул Джонс, – меня радует ваша уверенность в том, что вас сопровождали только тролли и гоблины.

Может статься, она помогла вам добраться до меня без приключений. Мне вовсе не хочется вас пугать, но должен сказать вам, что там были и другие.

– Какие другие? – встрепенулся Плакси.

– Адские псы, – ответил Джонс. – Целая свора адских псов. Как и маленький народец, они шли за вами от самого брода.

– Адские псы? – переспросил Корнуолл. – Нам попались трупы существ с хвостами и клыками…

– Они самые.

– Так я и знал, – пробормотал Плакси. – О них говорится в наших преданиях, но я никогда с ними не сталкивался, и среди моих знакомых нет никого, кто мог бы этим похвастаться. Они палачи, – объяснил он Корнуоллу, – каты, безжалостные убийцы.

– Однако до сих пор они нас не трогали, – заметил Корнуолл.

– И не тронут, – сказал Джонс, – если вы будете продолжать свой путь так, как начали. Они в нерешительности. Но стоит вам ошибиться хотя бы в малости – они тут же накинутся на вас.

– А вы? – поинтересовался Корнуолл. – За вами они тоже следят?

– Наверно, – отозвался Джонс. – Сперва, должно быть, вообще не спускали глаз, да и сейчас, вероятно, присматривают. Но понимаете, я в известной степени прославился своим талантом чародея. И потом, они, по всей видимости, считают меня чокнутым.

– А что, это защита?

– Надеюсь, что да. Во всяком случае, если у них и впрямь сложилось такое мнение, я вовсе не стремлюсь разрушить его.

– Кто-то идет сюда, – произнес Плакси.

Все дружно повернулись к дороге.

– А, Сплетник, – сказал Джонс. – Сущее наказание. Он чует запах пищи на расстоянии в семь миль, а аромат пива – за добрых четырнадцать.

Сплетник тем временем подходил все ближе. Высокий и худой, он был одет в грязную, до пят, хламиду, подолом которой подметал дорожную пыль. На плече у него восседал ворон, через другое плечо была перекинута веревка, на которой болтался, завернутый в овечью шкуру, какой-то прямоугольный предмет. В левой руке Сплетник сжимал посох, которым звучно постукивал по дороге в такт шагам. За ним, прихрамывая, семенила маленькая собачка, вся белая, за исключением черных пятен вокруг глаз, что придавали ей такой вид, будто она носит очки.

Сплетник остановился перед Корнуоллом. Тот повернулся к нему лицом. Хламида Сплетника являла собой вблизи жалкое зрелище: поношенная, оборванная, вся в дырах, сквозь которые виднелось тело. Некоторые из наиболее крупных дыр были наскоро подштопаны разноцветными нитками; впрочем, солнце и грязь в значительной мере обесцветили их, и теперь заплаты почти не отличались по окраске от сероватого полотна хламиды. Ворон линял, из хвоста его свисала пара непонятно на чем держащихся перьев; словом, выглядел он так, как будто его побила моль. Собачка уселась на землю и принялась яростно чесаться здоровой задней лапой.