Текст книги "Отцы-основатели. Весь Саймак - 4.Заповедник гоблинов"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Глава 15

Епископ Башни был стар. «Выглядит он, – подумал Джиб, – моложе отшельника и все-таки дряхлый старец». Ряса, которую он носил – златотканая, из тончайшего шелка, – за долгие годы изрядно пообтрепалась. Впрочем, при взгляде на лицо епископа поношенные одежды как-то сразу забывались. Старца словно окутывал незримый покров доброты и могущества; то был не просто епископ, а епископ-воин. Стоило мысленно слегка подправить его заострившиеся черты, вообразить здоровый цвет кожи и румянец на щеках, и на месте старика возникал вдруг суровый ратник. Седые волосы на голове епископа были столь редкими, что казались случайно прицепившимся к ней пухом, который вот-вот сорвется и улетит, подгоняемый ветерком, проникавшим внутрь Башни сквозь многочисленные трещины в стенах. Огонь в очаге бессилен был справиться с холодом. Комната была обставлена весьма скудно: грубый стол, за которым сидел на колченогом стуле епископ, в углу непритязательное ложе, шаткий обеденный стол со скамьями вдоль него; в самодельном шкафчике стояла дюжина-другая книг, внизу громоздились свитки, некоторые из них были изгрызены мышами.

Епископ взял книгу в кожаном переплете, раскрыл ее и принялся медленно перелистывать страницы. Потом закрыл и отложил в сторону.

– Ты говоришь, мой брат во Христе отошел с миром? – спросил он у Джиба.

– Он знал, что умирает, – ответил тот, – знал и не боялся. Он был таким старым…

– Да, старым, – произнес епископ. – Я помню его с тех пор, когда сам был еще мальчишкой, а он – человеком зрелого возраста. Наверно, ему тогда исполнилось тридцать или около того. Впрочем, я могу ошибаться. Уже тогда он служил Господу. Я в его годы воевал, был капитаном здешнего гарнизона, оборонявшего Пограничье от демонов Пустынного Края. Лишь постарев и расставшись со своими солдатами, которых отозвали отсюда, я стал слугой Господа. Ты говоришь, мой друг пользовался всеобщей любовью?

– Никто не желал ему зла, – сказал Джиб. – Он дружил со всеми: с Народом Болот и Народом Холмов, с гномами…

– Но вы не его веры. Я подозреваю, вы не придерживаетесь никакой веры вообще.

– Знаете, ваша милость, если я правильно понял, что вы имеете в виду, то вы угадали.

– Как это на него похоже! – Епископ покачал головой, – Как похоже! Он никогда не спрашивал у человека о его вере. По-моему, ему было все равно. Даже если его воззрения были ошибочны, он заслуживает уважения. И то, что вы все вместе принесли мне предметы, которые он поручил передать, – лишнее тому доказательство. Только не подумайте, что я вам не рад. Мы всегда рады гостям, они бывают у нас так редко!

– Ваша светлость, – сказал Корнуолл, – по поручению отшельника к вам явился только Болотный Джиб. Хэл из Дерева– с-дуплом был нашим проводником.

– А дама? – спросил епископ.

– Она под нашим покровительством, – ответил Корнуолл с запинкой.

– Вы очень ловко избегаете говорить о себе.

– Мы с гоблином направляемся в Пустынный Край. Что касается Енота, он – приятель Хэла.

– Еноты меня не интересуют, – заметил довольно-таки раздраженно епископ, – хотя я против них ничего не имею. Любопытное создание, этакая мохнатая игрушка.

– Он не игрушка, ваша светлость, – возразил Хэл, – он ДРУГ.

Епископ сделал вид, что не расслышал, и обратился к Корнуоллу:

– Вы сказали, в Пустынный Край? Не многие люди ныне отваживаются проникать туда. Позвольте предупредить вас: там небезопасно. Что вами движет?

– Он ученый, – объяснил Оливер, – ищет истину. Он идет туда, чтобы провести исследования.

– Хорошо, – одобрил епископ, – Человеку не пристало гнаться за мирскими богатствами. Искать знания – значит угождать душе, хотя, боюсь, ваше стремление к истине будет вам не слишком надежной защитой.

– Ваша светлость, – проговорил Корнуолл, – книга…

– Ах да, книга. Праведная книга и весьма, весьма полезная. Сотни лекарственных рецептов, большинство из которых, я уверен, были до сих пор известны лишь отшельнику. Но скоро о них узнает все человечество.

– Кроме нее, – продолжал Корнуолл, – отшельник послал вам еще один предмет.

– Конечно, конечно. – Епископ как будто смутился. – Я совсем забыл. Увы, старость не радость. Память с возрастом, к сожалению, лучше не становится.

Он взял завернутый в ткань топорик, развернул его – и застыл в изумлении. Потом молча повертел в руках и наконец положил перед собой на стол, поднял голову, оглядел путников и остановил свой взгляд на Джибе.

– Ты знал, что несешь? – спросил он у болотника. – Отшельник тебе рассказал?

– Он сказал, что это ручной топорик.

– А тебе известно, что такое ручной топорик?

– Нет, ваша светлость.

– А вам? – Епископ посмотрел на Корнуолла.

– Да, ваша светлость. Старинный инструмент. Кое-кто считает…

– Знаю, знаю. Таких «кое-кого» всегда хоть пруд пруди, равно как и тех, кто вечно пристает с вопросами. Интересно, почему отшельник его хранил, да еще столь бережно, и почему завещал передать мне? Топорик-то не из тех вещей, что подобает иметь служителю Господа. Он изготовлен Древними.

– Древними? – переспросил Корнуолл.

– Да, Древними. Вы никогда о них не слышали?

– Наоборот, их я и ищу! Поэтому и направляюсь в Пустынный Край. Вы можете мне сказать, существуют ли они на самом деле или их выдумали?

– Существуют, – ответил епископ, – и этот инструмент надо им возвратить. Когда-то кто-то, наверно, украл его…

– Я могу взять его, – предложил Корнуолл, – Я возьму его и передам по назначению.

– Нет, – возразил Джиб, – Отшельник доверился мне, а потому я верну топорик…

– Но тебе нет никакой необходимости идти туда! – воскликнул Корнуолл.

– Не было, – поправил Джиб. – Возьмешь меня с собой?

– Я Джиба не брошу, – проговорил Хэл, – Мы с ним дружим слишком давно, чтобы я отпустил его одного навстречу опасностям.

– Похоже, – заметил епископ, – вы все торопитесь умереть, за исключением дамы.

– Я тоже иду, – сказала Мэри.

– И я, – раздался голос от двери. Услышав его, Джиб резко обернулся.

– Плакси! – воскликнул он, – А ты что здесь делаешь?

Глава 16

Обычно епископ питался скромно: тарелка кукурузной каши или, скажем, ломтик бекона. Умерщвляя плоть, он, как ему казалось, питал дух и одновременно подавал достойный пример своей немногочисленной пастве. Однако, будучи по натуре чревоугодником, он радовался гостям, ибо их прибытие позволяло ему как следует наесться; к тому же проявляемые им радушие и хлебосольство шли во благо матери Церкви.

На столе чего только не было: молочный поросенок с яблоком в пасти, оленина, ветчина, седло барашка, пара гусей, пирог с фазанятиной, сладкие пирожки, горячие хлебцы, огромное блюдо с фруктами и орехами, приправленный коньяком пудинг с изюмом и четыре сорта вина.

Отодвинувшись от стола, епископ вытер губы льняной салфеткой.

– Вы уверены, – обратился он к гостям, – что вам больше ничего не хочется? Мои повара…

– Ваша светлость, – сказал Плакси, – вы нас закормили. Мы не привыкли к столь обильному угощению, столь обильному и столь вкусному. Лично я роскошнее пиршества не видывал.

– Дело в том, – пояснил епископ, – что к нам редко кто заглядывает. Поэтому мы стараемся принимать путников так тепло, как только можем. – Он откинулся на спинку стула и похлопал себя по животу. – Когда-нибудь мой аппетит сведет меня в могилу. Как я ни пытаюсь, настоящий церковник из меня не получается. Я истязаю плоть, дисциплинирую дух, но меня постоянно снедает голод, который не уменьшается даже с возрастом. Я говорю о голоде в широком смысле слова. Ваша затея представляется мне безумной, но меня так и подмывает бросить все и присоединиться к вам. Должно быть, причиной тому эта башня, в которой обитали в былые времена доблестные воины и творились великие дела. Сейчас на границе царит покой, а ведь не так давно солдаты Империи сражались с существами из Пустынного Края. Башня наполовину развалилась, но я помню ее гордой и неприступной: сторожевая башня, окруженная стеной, которая спускалась к реке. Теперь той стены нет и в помине, ее разобрали по камушку на дома, курятники и изгороди местные жители. Когда-то здесь, в башне и на стене, находились люди, воины, которые отражали набеги тех нечестивцев, что населяют Пустынный Край, но то было давно.

– Ваша светлость, – перебил Плакси, – вы отступаете от– истины. В прошлом Братство вполне уживалось с людьми. Но потом те начали вырубать леса, не щадя ни священных деревьев, ни волшебных лощин, начали прокладывать дороги и строить города, и вот тогда возникла вражда. Как же можно говорить о нечестивцах, когда именно люди…

– Человек вправе поступать с землей так, как ему представляется нужным, – провозгласил епископ, – Он обладает божественным правом. А всякие безбожные твари…

– Не безбожные, – возразил Плакси. – У нас были свои священные рощи, которые вырубили под корень ваши топоры, феи танцевали на зеленых лужайках, которые вы потом распахали и превратили в поля. Даже столь безобидные существа, как феи…

– Ваша светлость, – прервал гнома Корнуолл, – боюсь, нам с вами не устоять. Нас, христиан, тут всего двое. Однако остальные – верные, преданные друзья. Я рад, что они вызвались идти вместе со мной, хотя, признаться, меня терзают опасения…

– Полагаю, вы правы, – отозвался епископ добродушнее, чем можно было ожидать, – Не пристало ссориться тем, кто сиживал за одним столом, тем более – за таким. Нам и без того хватает что обсуждать, чтобы еще приниматься за выяснение отношений. Значит, сэр книжник, вы ищете Древних из научного любопытства? Должно быть, вы о них читали?

– Это уж точно, – подтвердил Оливер, – Я наблюдал за ним ночь за ночью. Он сидел за столом, изучал старинные манускрипты, брал с полок книги, к которым не прикасались на протяжении столетий, сдувал с них пыль, перелистывал страницы при свете свечного огарка, потому что не мог позволить себе покупать новые свечи слишком часто. Зимой он дрожал от холода, ибо, да будет вам известно, все университетские помещения, и библиотека в том числе, – просто-напросто каменные «мешки», по которым привольно гуляет ветер.

– Так поведайте нам, что вы нашли, – попросил епископ.

– Не много, – ответил Корнуолл. – Предложение тут, другое предложение там, но достаточно – по крайней мере для меня, – чтобы убедиться в том, что Древние – не совсем миф. Я отыскал книгу, скорее книжицу, настолько она была тонкая и изобиловала досадными пропусками, которая могла при желании послужить самоучителем языка Древних. Я выучил его, хотя до сих пор не знаю, в самом ли деле это язык Древних. К сожалению, мой запас слов невелик, я не способен передавать собеседнику свои мысли во всей их полноте. Как бы то ни было, я убежден, что человек, составлявший самоучитель, искренне верил в то, что обрабатывает язык Древних.

– А откуда он его узнал? Он ничего не объясняет?

– Нет. Но мне кажется, это не фальшивка.

– Вера, – заметил епископ, – весьма разумное основание для поступка.

– По-моему, да, – отозвался Корнуолл, – однако для других, возможно, нет.

– Что касается меня, – подал голос Оливер, – вера – мое оправдание. Я не желаю до конца жизни оставаться чердачным гоблином и тратить отпущенный мне срок впустую!

– Пожалуй, – произнес Корнуолл, – я тебя понимаю. Знаешь, Оливер, в университете есть что-то такое, что словно проникает в плоть и кровь. Он словно не от мира сего, как будто порожден чьей-то фантазией, где-то даже безумен. Погоня за знаниями становится самоцелью, которая не имеет никакого отношения к действительности. Но я беспокоюсь за Джиба и Хэла. Может, ты все-таки отдашь мне топор?

– Ты беспокоишься, – сказал Джиб, – и предлагаешь взять у меня топор потому, что ты не знал отшельника. Он столько для нас сделал, а мы так и не сумели его отблагодарить. Мы глядели на утес, у подножия которого он жил в своей пещере, и нам казалось, что само его присутствие избавляет нас от грехов. Иначе я объяснить не могу, уж не обессудьте. Я сидел рядом с ним в его последний час, я закрыл его одеялом, когда он отошел, и завалил вход в пещеру камнями, чтобы не забрались волки. Мне остается лишь одно, и я исполню его просьбу, потому что он доверился не кому-нибудь, а мне.

– Насколько я могу судить, – проговорил епископ, ерзая на стуле, – переубедить вас мне не удастся: вы твердо решили сложить свои буйные головушки. Но мне не понять, почему так настаивает на том, чтобы идти с вами, это милое дитя…

– Ваша светлость, – сказала Мэри, – у меня есть свои причины. Когда я была совсем маленькой, кто-то поставил меня на тропинку, я пошла по ней, и она привела меня к двум старикам, которым я стала дочерью. Я долго думала, откуда же вела та тропинка. Ведь она шла из Пустынного Края…

– Уж не хочешь ли ты сказать, – воскликнул потрясенный епископ, – что родилась в Пустынном Краю? Прости меня, но это же какая-то нелепость!

– Порой, – продолжала Мэри, – мне кое-что вспоминается: старый дом на вершине высокого холма, товарищи по играм, которые просят меня узнать их, но я никак не могу… Я не знаю, кто они, что они такое.

– Тебе не нужно знать, – заявил епископ.

– По-моему, ваша светлость, вы ошибаетесь, – не согласилась Мэри, – Мне нужно это узнать, и я узнаю.

– Пускай идет, – вмешался Плакси. – Хватит к ней приставать, у нее надежные спутники, и, сдается мне, ее примут любезнее, чем кого-либо из нас.

– А ты, Плакси? – спросил Хэл деланно небрежным тоном. – Собрался навестить родные места?

– Я испугался, что не буду спать по ночам, – фыркнул гном, – Я оказался замешан во всем этом чуть ли не с самого начала. Посуди сам: я выковал тот меч, которым вооружен книжник, я выковал его не иначе как по велению судьбы. А то почему бы мы набрели на залежи руды? Не забывай, мы наткнулись на богатое гнездо в сносной, однако гораздо более бедной породе. Нет, это гнездо очутилось там неспроста, ибо все в мире происходит неспроста. И я не могу отделаться от мысли, что оно изначально предназначалось для клинка.

– Если так, – сказал Корнуолл, – то меч попал не в те руки. Я недостоин носить его, я не боец.

– Ночью в конюшне ты доказал обратное, – возразил Хэл.

– Что такое? – удивился епископ, – Какая такая конюшня? Вы с кем-то дрались?

– Да, у нас вышла небольшая стычка, – ответил Корнуолл, – Мы не стали рассказывать вам о ней, ваша светлость, поскольку, думается, все считали, что так будет лучше. Мы по-крупному повздорили с человеком по имени Лоуренс Бекетт. Вы слышали о нем?

– Как же, как же, – угрюмо усмехнулся епископ, – Да, более опасного врага, чем Бекетт, вы выбрать не могли, даже если бы очень постарались. Я никогда с ним не встречался, но слухами, как говорится, земля полнится. Он – чудовище в человеческом облике. Что ж, если вы с ним не поладили, пожалуй, вам и впрямь стоит попытать счастья в Пустынном Краю.

– Однако он тоже направляется туда, – заметил Джиб.

– Вот как? – Епископ подался вперед, – Почему же вы не сказали мне этого раньше?

– Отчасти потому, – ответил Корнуолл, – что Бекетт принадлежит к Инквизиции.

– И вы решили, что он пользуется доверием и поддержкой всех служителей Святой матери Церкви?

– Наверно, – пробормотал Корнуолл.

– Церковь многолика, – произнес епископ, – в ней находят приют самые разные люди, просветленные, как недавно опочивший отшельник, и, к сожалению, отъявленные мерзавцы. Она слишком велика, и ей уже не под силу изгонять тех, кто ее порочит; она их не замечает. Среди ее служителей достаточно таких, без кого она вполне могла бы обойтись, и Бекетт – первый из них. Он прикрывает плащом инквизитора свои собственные неблаговидные делишки, применяет его для целей скорее политических, нежели духовных. Вы говорите, он направляется в Пустынный Край?

– Нам так кажется, – отозвался Хэл.

– Мы долго жили в мире, – сказал епископ. – Много лет назад гарнизон, стоявший в башне, покинул ее, ибо необходимость в войсках отпала. Десятилетия ничто не нарушало покой, а теперь… Я опасаюсь худшего. Хватит одной искорки, чтобы в Пограничье вспыхнула война, и, вполне возможно, Бекетт окажется той самой искрой. Послушайте меня: сейчас, когда Бекетт бесчинствует где-то по соседству, не время идти в Пустынный Край.

– И все же мы пойдем, – заявил Джиб.

– Тогда ступайте, – сказал епископ, – Похоже, ко мне пожаловала компания помешанных, переубеждать которых – лишь расстраивать себя. Будь я помоложе, я бы присоединился к вам, чтобы среди вас был хоть кто-то здравомыслящий. Но мои возраст и сан не позволяют мне сделать это. Однако я не останусь в стороне. Не годится идти к смерти пешком. Я дам вам лошадей и все остальное, что только понадобится.

Глава 17

Плакси и Оливер не скрывали своего возмущения. С ними обошлись крайне несправедливо, они очутились в весьма невыгодном положении, их унизили: посадили вдвоем на одну лошадь.

– Взгляните на меня, – сказал Хэл, – Я же не злюсь из-за того, что со мной Енот.

– Он твой любимчик, – проворчал Оливер.

– Нет, – возразил Хэл, – он мой друг. Мы с ним на пару владеем нашим деревом. Мы делим все, что у нас есть.

– Ты взял его к себе, когда мы перебирались через реку, – проговорил Плакси, – чтобы он не промок. Так что он едет с тобой не всю дорогу. По-моему, он вообще не в восторге от езды.

– Лошадь, – стоял на своем Хэл, – такая же моя, как и его.

– Не думаю, что она разделяет твое мнение, – заметил Джиб, – Она выглядит норовистой. Видно, ей еще не приходилось возить на себе енота.

Они пересекли реку вброд, под сенью башни, которая этот брод когда-то охраняла. С другого берега башня и стена, что ее окружала, утратили свою внушительность; они выглядели дряхлыми развалинами, эхом тех времен, когда здесь возвышался оборонительный заслон на пути из Пустынного Края. Стена поросла деревьями, а массивные камни башни едва виднелись из-под многочисленных плетей дикого винограда. Со стены путникам махали крошечные фигурки, лиц которых на таком расстоянии было уже не различить.

– Может, передумаете? – спросил Корнуолл у Мэри. – Зачем вам рисковать? Нас впереди наверняка поджидает немало опасностей.

– И что я буду делать, если вернусь? – отозвалась девушка, тряхнув головой. – Снова наймусь в служанки? Нет уж, с меня хватит!

Корнуолл поворотил коня и направил его по тропинке, бежавшей по склону невысокого холма, что начинался от самой кромки воды. Характер местности заметно изменился. К югу от реки тянулся лес, а по краям его уходили вдаль рассеченные оврагами гряды холмов. Здесь, на северном берегу, холмы были положе, а лес – реже. Деревья росли отдельными рощицами, между которыми проглядывали лужайки. Бросив взгляд на восток, Корнуолл увидел, что некоторые из холмов начисто лишены какой бы то ни было растительности. «Жаль, – сказал он себе, – что у нас нет карты, пускай даже грубой, изобилующей ошибками, но такой, которая помогла бы хоть немного сориентироваться».

Он говорил о карте с епископом, но тот уверял, что ничего подобного просто не существует в природе. Солдаты гарнизона башни лишь охраняли брод и не предпринимали вылазок на противоположный берег. Единственными, кто отваживался на них, да и то отнюдь не часто, были обитатели Пустынного Края. Служба в башне, судя по всему, являлась делом в высшей степени утомительным, поскольку любое бездействие утомительно само по себе. Очевидно, в Пустынный Край проникали только бродяги вроде Тэйлора, написавшего книгу, которая находится теперь в университетской библиотеке. Но вопрос состоит в том, можно ли доверять рассказам его и других странников? В конце концов, повествование Тэйлора – вовсе не изложение фактов: он только слышал о Древних, но сам с ними не встречался. А ему, Корнуоллу, чтобы услышать о них, не нужно было добираться до Пустынного Края. И потом, разве топорик, который несет Джиб, не доказывает факт существования Древних убедительнее, чем все рассуждения Тэйлора? Странно, что епископ сразу определил принадлежность топорика. Пожалуй, следовало побеседовать с ним подольше, расспросить поподробнее; впрочем, особенно разговаривать было некогда – время-то поджимало.

День выдался на редкость погожим для осени. Выехали они достаточно поздно: солнце успело подняться довольно высоко. На небе не было ни облачка. Маленький отряд достиг вершины холма, и глазам путников предстало восхитительное зрелище: речная долина раскрылась перед ними во всей своей красе, поражая богатством красок, словно ее изобразил некий художник, питающий слабость к самым ярким цветам.

– На гребне кто-то есть, – проговорила Мэри. – Он наблюдает за нами.

Корнуолл огляделся по сторонам.

– Ничего не вижу, – сказал он.

– Я заметила его краешком глаза, – пояснила Мэри. – Так, мимолетное движение. Вот именно, не само существо, а его движение.

– За нами будут следить, – буркнул Плакси, направляя с помощью Оливера лошадь в голову отряда. – В этом можно не сомневаться. Они ни за что не выпустят нас из виду. Что бы мы ни делали, они обо всем узнают.

– Они? – переспросил Корнуолл.

– Ну да, – отозвался Плакси, пожимая плечами. – Конкретнее выразиться не могу. Знаешь, сколько их тут? Гоблины, гномы, баньши. Может статься, брауни и феи – хотя вы, люди, их вроде бы и признаете, однако они тоже входят в Братство. А вдобавок множество других, куда менее приличных и преисполненных благожелательности.

– Мы их ничем не обидим, – сказал Корнуолл. – Мы не поднимем на них руку.

– Все равно, – ответил Плакси, – мы для них непрошеные гости.

– Даже вы? – удивилась Мэри.

– Даже мы, – подтвердил Плакси, – даже мы с Оливером. Мы чужеземцы. Изменники, дезертиры. Мы или наши предки – что одно и то же – покинули отчизну, чтобы поселиться в Пограничье, где живут враги здешних обитателей.

– Посмотрим, – пробормотал Корнуолл.

Вскоре лошади вынесли их на вершину другого холма. Оттуда открывался вид не на плато, как можно было предположить, а на череду холмов, один выше другого, на череду, что застывшей волной тянулась вдаль, насколько хватало взгляда. Тропа вела под уклон. У подножия поросшего буроватой травой склона, между холмами, прятался густой лесок. Поблизости не было ни души, куда-то подевались даже птицы. Корнуолл, как, должно быть, и его товарищи, вдруг ощутил себя заплутавшимся в глуши на краю света; тем не менее он чувствовал на себе – или воображал, что чувствует, – чей-то пристальный взор.

Медленно, словно нехотя, его конь ступил на тропу, что огибала исполинский дуб, возвышавшийся в гордом одиночестве посреди травянистой лужайки. Это было громадное и одновременно приземистое дерево с толстым стволом и широко раскинутыми ветвями, нижняя из которых нависала над землей не более чем в дюжине футов. Корнуолл увидел, что в стволе дуба торчит какой-то предмет. Он натянул поводья и пригляделся. Предмет выступал из древесины фута на два; в диаметре примерно пара дюймов, он был витой как раковина и имел цвет слоновой кости. За спиной у Корнуолла шумно вздохнул Плакси.

– Что это? – спросила Мэри.

– Рог единорога, – ответил Плакси. – Их самих осталось совсем мало. Мне не доводилось слышать, чтобы они обзавелись привычкой втыкать свои рога в деревья.

– Знак, – торжественно провозгласил Оливер.

Корнуолл подъехал поближе, ухватился за рог и потянул, но тот не желал поддаваться. Корнуолл потянул сильнее – с тем же успехом он мог бы попытаться оторвать от ствола ветку.

– Надо его вырубить, – сказал он.

– Можно, я попробую? – проговорила Мэри.

Едва она ухватилась за рог, как тот как будто сам выскочил ей в ладонь. В длину он был около трех футов и заканчивался тонким, как у иглы, острием. Никаких повреждений на нем заметно не было.

Путники благоговейно разглядывали рог.

– Я никогда не видела ничего подобного! – воскликнула Мэри. – Конечно, мне рассказывали сказки, но…

– Хороший знак, – сказал Плакси, – Удачное начало.