Текст книги "Миры Клиффорда Саймака. Книга 17"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Была там штука – часы, наверно, какие-нибудь, – впрочем, с таким же успехом она могла оказаться чем угодно. Если это часы, то у Коммерсанта такая система отсчета времени, что от нее впору с ума сойти.

Была там и еще одна вещица – укажешь на что-нибудь пальцем и нажмешь на определенное место (не на кнопку, не на какое-нибудь механическое устройство, а просто на определенную точку) и тотчас в пейзаже появится большое пустое место. Перестанешь нажимать – пейзаж снова станет как был. Мы засунули эту вещицу в дальний угол лабораторного сейфа и привесили к ней большую красную бирку с надписью: «Опасно! Не трогать!»

Но с большинством предметов мы просто вытягивали пустой номер. А предметы все поступали и поступали. Я забил ими гараж и начал уже сваливать кучей в подвале. Некоторые меня пугали, и я их из кучи изымал.

Тем временем Льюис мучился с прибором для определения эмоций.

– Он работает, – говорил Люис. – Психиатр, которому я давал его, в восторге. Но, по-видимому, пустить его в продажу будет почти невозможно.

– Если он работает, – возразил я, передавая ему банку с пивом, – то его должны покупать.

– Покупали бы в любой другой области, кроме медицины. Прежде чем пускать что-либо в продажу, надо представить чертежи, теоретические обоснования, результаты испытаний и тому подобное. А мы не можем этого сделать. Мы не знаем, как он работает. Не знаем принципа действия. А пока мы этого не узнаем, ни одна почтенная фирма, торгующая медицинскими приборами, не пустит его в продажу, ни один порядочный медицинский журнал не станет его рекламировать, ни один врач-практик не будет его применять.

– Значит, на него надеяться нечего, – сказал я довольно уныло, потому что это была единственная вещь, применение которой нам было известно.

Льюис кивнул, выпил пива и стал мрачнее обычного.

Я теперь вспоминаю с улыбкой, как мы нашли устройство, которое принесло нам богатство. В сущности, это не Льюис, а Элен нашла его.

Элен – хорошая хозяйка. Она вечно возится с пылесосом и тряпкой и моет рамы и подоконники с таким остервенением, что нам приходится красить их каждый год.

Однажды вечером мы сидели в гостиной и смотрели телевизор.

– Джо, ты вытирал пыль в кабинете? – спросила Элен.

– Пыль в кабинете? С чего бы это?

– Видишь ли, кто-то вытер. Может, это Билл?

– Билла никакими силами не заставишь взять тряпку в руки.

– Тогда я ничего не понимаю, Джо, – сказала она. – Я пошла вытирать пыль, а там совершенно чисто. Все блестит.

По телевизору показывали что-то очень забавное, и я не обратил тогда на слова Элен никакого внимания.

Но на следующий день я вспомнил об Этом и уже не мог выкинуть из головы. Я бы ни за что не стал вытирать пыль в кабинете, а Билл и подавно, и все же кто-то сделал это, раз Элен говорит, что там было чисто.

В тот же вечер я вышел с ведром на улицу, наложил в него пыли и принес в дом.

Элен перехватила меня в дверях.

– Ты что это делаешь?

– Экспериментирую, – сказал я.

– Экспериментируй в гараже.

– Это невозможно, – возразил я. – Я должен выяснить, кто вытер пыль в кабинете.

Я знал, что если мой номер не удастся, то меня притянут к ответу, потому что Элен пошла следом и стала в дверях, приготовившись обрушиться на меня.

На столе лежало много предметов, полученных от Коммерсанта, а в углу валялось еще больше. Я убрал все со стола, и тут вошел Билл.

– Что ты делаешь, папа? – спросил он.

– Твой отец сошел с ума, – спокойно объяснила Элен.

Я взял горсть пыли и посыпал ею стол.

Через мгновение она исчезла. На столе не было ни пятнышка.

– Билл, – сказал я, – отнеси-ка один из этих приборов в гараж.

– Который?

– Любой.

Он унес один из приборов, а я сыпанул еще горсть пыли, и она тоже исчезла.

Билл вернулся, и я послал его с другим прибором.

Это продолжалось довольно долго, и Билл уже начал выражать недовольство. Но наконец я посыпал стол пылью, и она не исчезла.

– Билл, – сказал я, – ты помнишь, какую штуку ты выносил последней?

– Конечно.

– Ну, тогда иди и принеси ее обратно.

Он принес ее – и только появился на пороге кабинета, как пыль исчезла.

– Вот оно, – сказал я.

– О чем ты? – спросила Элен.

Я показал на устройство, которое держал Билл.

– Об этом. Выбрось свой пылесос. Сожги тряпки. Закинь куда-нибудь швабру. Достаточно одной такой штуки в доме и…

Она бросилась ко мне в объятия.

– О Джо!

И мы с ней сплясали джигу.

Затем я сел и стал ругать себя на все корки за то, что связался с Льюисом. Я подумал: а нельзя ли теперь как-нибудь разорвать контракт, раз уж я нашел что-то без его помощи? Но я помнил все эти пункты, которые мы понаписали. Да и что толку – Элен уже побежала в дом напротив рассказать все Мардж.

Я позвонил Льюису, и он мигом примчался.

Мы начали полевые испытания.

В гостиной не было ни пятнышка, потому что Билл прошел через нее с прибором, да и гараж, где прибор оставался ненадолго, тоже был как вылизанный. Хоть мы и не проверяли, но я представляю себе, что на полосе, параллельной дорожке, по которой Билл нес прибор от гаража до двери дома, не осталось ни пылинки.

Мы отнесли прибор вниз и вычистили подвал. Пробрались на задний двор к соседу, где, как мы знали, было много цементной пыли, – и тотчас вся цементная пыль исчезла. Остались одни комочки, но комочки, я полагаю, пылью считать нельзя.

Этого только нам и надо было.

Вернувшись домой, я стал открывать бутылку шотландского виски, которую да того хранил, а Льюис примостился за кухонным столом и нарисовал прибор.

Мы выпили, потом пошли в кабинет и положили рисунок на стол. Рисунок исчез, а мы ждали. Через несколько минут появился еще один прибор. Мы подождали еще, но ничего не случилось.

– Надо втолковать ему, что нам надо много приборов, – сказал я.

– Мы никак не сможем это сделать, – сказал Льюис. – Мы не знаем его математических символов, а он не знает наших, и верного способа научить его тоже нет. Ой не знает ни одного слова нашего языка, а мы – его.

Мы вернулись в кухню и выпили еще.

Льюис сел и нарисовал поперек листа ряд приборов, а позади набросал верхушки множества других, так что казалось, будто приборов сотни.

Мы послали листок.

Пришло пятнадцать приборов – ровно столько, сколько было нарисовано в первом ряду.

Коммерсант явно не имел никакого представления о перспективе. Черточки, которыми Льюис обозначил другие приборы, стоящие за первым рядом, для него ничего не значили.

Мы вернулись в кухню и выпили еще.

– Нам нужны тысячи этих штук, – сказал Льюис, хватаясь руками за голову. – Не сидеть же мне здесь целыми сутками, рисуя их.

– Возможно, придется посидеть, – со злорадством сказал я.

– Но ведь должен быть другой выход.

– Почему бы не нарисовать целую кучу их, а потом не заготовить копии на мимеографе? – предложил я. – Копии можно посылать ему пачками.

Не хотелось мне говорить это, так как я уже увлекся мыслью, что засажу Льюиса куда-нибудь в уголок, и он будет приговорен к пожизненному заключению и рисованию одного и того же снова и снова.

– Может быть, что-нибудь из этого и получится, – сказал возмутительно обрадовавшийся Льюис. – И так просто…

– Скажите лучше – дельно, – отрезал я. – Если бы это было просто, вы бы сами придумали.

– Меня такие частности не интересуют.

– А надо бы!..

Мы успокоились только тогда, когда прикончили бутылку.

На следующий день мы купили мимеограф, и Льюис нарисовал трафарет с двадцатью пятью приборами. Мы отпечатали сотню листов и положили их на стол.

Все вышло, как было задумано, и несколько часов мы занимались тем, что убирали со стола приборы, хлынувшие потоком.

По правде говоря, у нас из головы не шла мысль о том, что захочет получить Коммерсант в обмен на свои пылесосы. Но в ту минуту, мы были взволнованы и совсем забыли, что это коммерческая сделка, а не дар.

На следующий день вернулись обратно все мимеографические листки, и на обороте каждого Коммерсант нарисовал по двадцать пять зебр-брелоков.

И тут мы оказались перед необходимостью срочно достать две с половиной тысячи этих дурацких зебр.

Я бросился в магазин, где был куплен браслет с таким брелоком, но у них в запасе было всего штук двадцать. В магазине сказали, что, наверно, не смогут заказать еще одну партию. Производство, сказали, прекращено.

Название компании, которая выпускала их, было отштамповано на внутренней стороне браслета, и, едва добравшись до дому, я заказал междугородный разговор.

В конце концов я добрался до заведующего производством.

– Вы знаете браслеты, которые выпускаются у вас?

– Мы выпускаем миллионы браслетов. О каком вы говорите?

– О том, что с зеброй.

Он задумался на мгновение.

– Да, выпускали такой. Совсем недавно. Больше не выпускаем. В нашем деле…

– Мне нужно по меньшей мере две с половиной тысячи штук.

– Две с половиной тысячи браслетов?

– Нет, только зебр.

– Слушайте, вы не шутите?

– Не шучу, мистер, – сказал я. – Мне нужны зебры. Я заплачу за них.

– На складе нет ни одной.

– Вы могли бы их изготовить?

– Две с половиной тысячи не сможем. Слишком мало для специального заказа. Тысяч пятьдесят – это еще разговор.

– Ладно, – сказал я. – Сколько будет стоить пятьдесят тысяч?

Он назвал сумму, и мы немного поторговались, но я был не в состоянии долго торговаться. В конце концов мы сошлись на цене, которая, по-моему, была слишком высока, если учесть, что весь браслет с зеброй и прочими висюльками в розничной торговле стоил всего 30 центов.

– И не закрывайте заказа, – сказал я. – Может потребоваться новая партия зебр.

– Ладно, – сказал он. – Погодите… позвольте задать вопрос, а для чего вам пятьдесят тысяч зебр?

– Не позволю, – сказал я и повесил трубку. Наверно, он подумал, что у меня шариков не хватает, но мне было наплевать на то, что он думает.

До прибытия пятидесяти тысяч зебр прошло десять дней, и покоя мне не было ни минуты. А потом, когда они прибыли, надо было найти помещение, потому что, к вашему сведению, пятьдесят тысяч зебр, даже если они брелоки к браслетам, занимают много места.

Но прежде всего я взял две с половиной тысячи и послал их через стол.

За десять дней, прошедших со времени получения пылесосов, мы ничего не посылали, а Коммерсант ничем не выражал своего нетерпения. Я бы нисколько не удивился, если б он, например, прислал нам свой эквивалент – бомбы, для того чтобы выразить свое разочарование по поводу медленной доставки заказанных им зебр. Мне часто приходило в голову: а что он думает по поводу задержки, не подозревает ли нас в том, что мы его обманули?

Все это время я без конца курил и грыз ногти, а Льюис, как мне казалось, был озабочен не меньше моего, выискивая возможности сбыта пылесосов.

Когда я упомянул об этом, он смущенно посмотрел на меня.

– Видите ли, Джо, меня очень тревожит одна вещь.

– Нам теперь беспокоиться не о чем, – сказал я, – кроме сбыта пылесосов.

– Но ведь пыль должна же куда-нибудь деваться, – раздраженно проговорил он.

– Пыль?

– Да, пыль, которую собирают эти штуки. Помните, как исчезла целая куча цемента? И я хочу знать, куда она делась. В приборе цемент поместиться не мог. В него не войдет даже недельная залежь пыли из дома средних размеров. Куда все это девается – вот что меня тревожит.

– А мне все равно куда. Лишь бы девалась.

– Деляческий подход, – сказал он презрительно.

Узнав, что Льюис палец о палец не ударил, чтобы обеспечить сбыт, я взялся за дело сам.

Но передо мной встали те же препятствия, что и при попытке наладить сбор приборов, измеряющих эмоции.

Пылесос не был запатентован и не имел фабричной марки. На нем не было красивой таблички с именем фабриканта. И я ничего не мог сказать, когда меня спрашивали, как он работает.

Один оптовик согласился взять партию за такую мизерную цену, что я рассмеялся ему в лицо.

В тот вечер мы с Льюисом сидели за столом на кухне и пили пиво. Настроение у нас было не слишком лучезарное. Я предчувствовал тьму неприятностей со сбытом пылесосов. Льюис, по-видимому, все еще тревожился о том, куда девается пыль.

Он разобрал пылесос и узнал только одно: внутри действует какое-то слабое силовое поле… Слабое-то оно слабое, а все электрические цепи в лаборатории и все их чудесные измерительные приборы словно с ума посходили. Льюис сразу сообразил, к чему идет дело, и побыстрее захлопнул крышку пылесоса, так что все обошлось. Оказывается, кожух пылесоса экранировал силовое поле.

– Пыль, по-видимому, вышвыривается в другое измерение, – сказал Льюис; всем своим видом он напомнил мне гончую, потерявшую след енота.

– А может, и нет. Может, она возносится вверх в виде пыльного облака, вроде тех, что виднеются далеко в космосе.

Льюис покачал головой.

– Не хотите ли вы сказать, – продолжал я, – что Коммерсант такой дурак, что продал нам прибор, который швыряет ему пыль в лицо.

– Вы ничего не поняли. Коммерсант действует из другого измерения. Иначе и быть не может. Но если есть два измерения – его и наше, – то, возможно, есть и другие. Коммерсант, по-видимому, пользовался этими пылесосами сам – не для той цели, для которой собираемся использовать их мы, но, наверно, он тоже отделывается от чего-то ненужного. А следовательно, то, от чего он отделывается, выбрасывается не в его измерение, а в другое.

Мы выпили еще пива, и я стал ломать себе голову над этим делом с разными измерениями. И никак не мог сообразить, что к чему. Наверно, Льюис был прав, когда говорил, что у меня деловой подход. Разве можно поверить в другое измерение, если его нельзя увидеть, потрогать и даже представить себе? Я на такое не способен.

Поэтому я снова заговорил о сбыте пылесосов, и в тот же вечер мы порешили, что нам остается только торговать ими вразнос. Мы даже установили цену – двенадцать долларов пятьдесят центов. Зебры нам обходились по четыре цента каждая, своим коммивояжерам мы собирались платить десять процентов комиссионных, и от продажи каждого пылесоса нам оставалось 11 долларов 21 цент чистой прибыли.

Я поместил в газете объявление о найме коммивояжеров, и на следующий день явилось несколько человек. Мы отправили их в пробный рейс.

Пылесосы расхватывали, как горячие пирожки, и мы поняли, что наше дело выгорело!

Я ушел с работы и занялся торговлей, а Льюис вернулся в лабораторию и принялся за гору того хлама, который мы получили от Коммерсанта.

Когда проводишь массовую распродажу, хлопот бывает полон рот. Надо распределять районы между коммивояжерами, получать разрешения в торговой инспекции, брать на поруки своих людей, если их сажают в кутузку за нарушение какого-нибудь постановления, принятого властями забытой Богом деревеньки. Вы себе не представляете, сколько тут всяких беспокойств.

Но месяца через два дела пошли в гору. Мы наладили торговлю в своем штате и стали создавать отделения в других штатах. Я заказал дополнительно пятьдесят тысяч зебр и пообещал заказать еще. На моем письменном столе кипела работа. В конце концов я дошел до того, что нанял трех человек, которые работали посменно круглые сутки, и платил им большие деньги, чтоб держали язык за зубами. Восемь часов мы посылали зебр, затем восемь часов убирали со стола пылесосы, следующие восемь часов снова клали на стол зебр…

Если Коммерсанту и было тошно от того, что происходило, он этого не показывал. Его, видно, вполне устраивал такой обмен.

Соседи сперва сгорали от любопытства и нервничали, но потом привыкли. Если бы я мог переехать в какое-нибудь другое место, я бы так и сделал, потому что дом был теперь больше похож на учреждение и семейной жизни у нас, в сущности, не стадо. Но поскольку нам не хотелось терять наш бизнес, мы вынуждены были сидеть на месте, так как контакт с Коммерсантом мог осуществляться только здесь.

Деньги текли к нам рекой, и все финансы я передал в ведение Элен и Мардж. Сборщики подоходного налога задали нам жару за то, что мы не указывали производственных расходов, но, так как мы не собирались спорить и платили, что положено, они ничего не могли поделать.

Льюис в своей лаборатории вымотал себя так, что превратился в щепку, но не нашел ничего такого, что бы мы могли использовать.

И по-прежнему время от времени тревожился о том, куда же девается вся пыль. И, наверно, впервые в жизни он оказался прав.

Однажды, года через два после того, как мы начали продавать пылесосы, я возвращался из банка, где улаживал всякие финансовые дела, которые Элен с Мардж запутали до невозможности. Только я свернул на дорожку, ведущую к дому, как из него вылетела Элен. Она была покрыта пылью, все лицо в грязных полосах, сроду не видал такой замарашки.

– Сделай что-нибудь, Джо! – закричала она.

– С чем?

– С пылью! Она валит в дом! – Откуда?

– Отовсюду!

Тут я увидел, что Элен растворила все окна и из них столбом валит пыль. Я выскочил из машины и посмотрел, что делается на улице. Во всех домах квартала окна были открыты, и из них клубами валила пыль, всюду сновали злые, визжащие женщины.

– Где Билл? – спросил я.

– За домом.

Завернув за угол, я крикнул Билла, и он тут же примчался.

Из дома напротив пришла Мардж. Она рассвирепела от этой пыли еще почище Элен.

– Садитесь в машину, – сказал я.

– Куда мы поедем? – спросила Мардж.

– За Льюисом.

Наверно, по моему тону они поняли, что я шутить не намерен, и забились в машину. Я повел ее на полной скорости.

Дома, заводы, магазины, купившие у нас пылесосы, извергали столько пыли, что не видно было ни черта.

Чтобы добраться до кабинета Льюиса, мне пришлось проложить себе путь через двухфутовый слой пыли, лежавший на полу лаборатории. Прикрыв нос платком, я едва спасся от удушья.

В машине мы вытерли лица и отхаркали пыль, забившую глотки. Только тут я увидел, что Льюис втрое бледнее обычного, впрочем, по правде сказать, он всегда был бледной немочью.

– Это все натворили существа из того, третьего измерения, – испуганно проговорил он. – Из того места, куда мы отправляли всю пыль. Им чертовски надоело, что она валится на них. Они сообразили, что надо делать, и теперь качают ее обратно.

– Успокойтесь. Может, это вовсе и не из-за наших пылесосов.

– Я проверил, Джо. Из-за наших. Пыль валит во всех тех местах, где есть наши пылесосы. И ниоткуда больше.

– Значит, нам остается только отправить ее обратно. Льюис покачал головой.

– Не выйдет. Пылесос работает теперь только в одну сторону – от них к нам. – Он закашлялся и посмотрел на меня безумными глазами. – Подумайте только! Два миллиона этих приборов собирали пыль в двух миллионах домов, магазинов, заводов… некоторые из них функционировали целых два года! Джо, как нам теперь быть?

– Спрячемся где-нибудь, пока это все не… гм, не развеется.

Имея мерзкую склонность к сутяжничеству, он, верно, тогда еще предвидел, что на нас обрушатся бесчисленные судебные иски. Лично я больше боялся, что разъяренные женщины устроят над нами самосуд.

Но теперь это в прошлом. Мы прятались, пока люди немного не успокоились и не стали требовать своих денег обратно через суд. У нас было много денег, и мы смогли заплатить большинству из них. С нас еще должны взыскать несколько сот тысяч. Но мы можем расплатиться довольно быстро, если нападем на что-нибудь столь же доходное, как сбыт пылесосов.

Льюис упорно трудится над этим, но ему пока не везет. Да и Коммерсант наш исчез. Как только мы осмелились вернуться домой, я тотчас отправился в кабинет и взглянул на стол. Пятно исчезло. Я пытался класть всякие предметы на то место, где оно прежде было, но ничего из этого не получилось.

Что спугнуло Коммерсанта? Много бы я отдал, чтобы знать. Впрочем, кое-какие коммерческие перспективы у нас есть.

Возьмите, например, розовые очки, которые мы называем очками счастья. Наденьте их – и будете рады-радешеньки. Почти всякий человек на земле хотел бы иметь такие, чтобы на время забывать о заботах. С таким бизнесом мы бы, наверно, разорили всех торговцев спиртным.

Беда только в том, что мы не знаем, как их делать, а Коммерсант исчез. Теперь мы не можем добывать их.

Но одно меня продолжает тревожить. Я понимаю, беспокоиться не стоит, но все равно это дело никак не идет из головы.

Ну что сделал этот Коммерсант с тремя миллионами зебр, которые мы послали ему?

«Сделай сам»

Гордон Найт сидел как на иголках: ему хотелось, чтобы поскорее закончился пятичасовой рабочий день и можно было помчаться домой. Именно сегодня он должен был получить комплект, заказанный компании «Сделай сам», и ему не терпелось приступить к сборке.

Его нетерпение объяснялось не только давнишним желанием иметь собаку (хотя это играло существенную роль), но и тем, что это было совершенно новое дело. Ему никогда не приходилось управляться с комплектом «Сделай сам», в котором содержались бы биологические компоненты, и поэтому он волновался. Хотя, конечно, собака будет создаваться биологическим путем лишь до определенной степени и большая часть компонентов войдет в комплект, а на долю человека останется только сборка… Все же в этом была какая-то новизна, и ему хотелось поскорее приступить к работе.

Он так упорно думал о собаке, что даже слегка рассердился, когда Рэндол Стюарт, то и дело бегавший пить воду, остановился на обратном пути у его стола и стал подробно докладывать о своих успехах на поприще домашнего зубоврачевания.

– Это легко, – сказал Стюарт. – Совсем просто, если следовать инструкции. Поглядите, вот… вчера вечером я сделал это сам.

Он присел на корточки возле стола Найта и открыл рот, что было силы оттянув нижнюю челюсть пальцами.

– О-о… десь, – говорил он, тыкая дрожащим пальцем в зуб, о котором шла речь.

– Сам запломбировал, – захлопнув рот, самодовольно объявил Стюарт. – Наладил целую систему зеркал, чтобы было видно, что там творится. Зеркала прислали в комплекте, я только следовал инструкции.

Он запустил палец глубоко в рот и нежно погладил дело рук своих.

– На самом себе проделывать это немного неудобно. А вот на ком-нибудь другом все получится просто.

Он с надеждой посмотрел на Найта. Найт на эту удочку не попался, и Стюарт перестал его соблазнять.

– Потом я собираюсь снимать камень. Надо только подкопаться под десну. Для этого есть специальный крючок. Зачем платить дантистам, когда можно самому позаботиться о собственных зубах.

– Пожалуй, это нетрудно, – согласился Найт.

– Дело верное, – сказал Стюарт. – Надо лишь придерживаться инструкции. Чего только не сделаешь, если будешь следовать инструкциям.

Найт задумался. Что верно, то верно. Если следовать инструкциям, можно сделать что угодно – только надо не торопиться, а сесть и не спеша, досконально все изучить.

Ведь построил же он дом, и мебель сделал, и всю домашнюю технику смонтировал. И все в свободное время… хотя, видит Бог, когда работаешь пятнадцать часов в неделю, свободного времени имеешь не так уж много.

Как хорошо, что, купив землю, он построил этот дом. Все тогда покупали так называемые имения, и Грейс это так втемяшилось, что ему ничего не оставалось, как тоже купить участок.

Платить и плотникам, и каменщикам, и водопроводчикам он был не в состоянии. Но, строя дом своими руками, он истратил сущие пустяки. Правда, на это ушло десять лет, но зато какое это было удовольствие!

Он сидел и думал, как интересно было строиться и как он гордится своей работой. Нет, сэр, сказал он себе, на его месте никто бы не построил лучшего дома.

Хотя, признаться, в том, что он сделал, не было ничего необычного. Большинство его знакомых тоже сами строили себе дома, или делали к ним пристройки, или перестраивали…

Он часто подумывал, что неплохо бы снова приняться за дело и построить еще один дом, так, интереса ради. Но это было бы глупо, потому что дом у него уже есть, а новый продать невозможно, если бы даже он и построил его. Кто станет покупать дом, когда так интересно строить самому?

Да и в старом доме еще немало работы. Надо пристроить новые комнаты… они не очень нужны, конечно, но с ними будет удобнее. И крышу починить. И летний домик соорудить. И участок до сих пор не приведен в порядок. Одно время он подумывал спланировать и разбить живописный парк: поработав несколько лет в свободное время, можно принарядить участок.

Найт и его сосед Энсон Ли часто разговаривали о том, что они могли бы сделать со своими участками, если бы у них было время. Но Ли, конечно, никогда ничего не сделает. Он юрист, но, кажется, и юриспруденцией занимается не очень усердно. У него большой кабинет, битком набитый юридической литературой, и в свое время он любил пространно поговорить об этих книгах, хотя, по-видимому, никогда их не раскрывал. Обычно он заводил такой разговор, основательно нагрузившись, а это случалось довольно часто, так как он считал себя мыслителем и твердо верил, что спиртное помогает думать.

Когда Стюарт вернулся к своему столу, до конца рабочего дня оставалось все еще больше часа. Найт украдкой достал из портфеля свежий номер журнала «Сделай сам» и начал перелистывать его, краем глаза посматривая по сторонам, чтобы быстро спрятать журнал, если кто-нибудь обратит внимание на то, что он бездельничает.

Он уже читал все статьи раньше и теперь просматривал рекламу. Жаль, подумал он, что у человека не хватит времени переделать такую уйму дел.

Например:

подобрать себе очки (инструменты для шлифовки и проверки линз включаются в комплект);

удалить самому себе гланды (полные инструкции и необходимые инструменты);

превратить пустующую комнату в персональную больничную палату (какой смысл покидать дом во время болезни – именно тогда-то вы больше всего нуждаетесь в утешении и спокойствии);

сделать собственные лекарства (начать с выращивания пятидесяти лекарственных растений; имеются подробные инструкции, как ухаживать за ними и обрабатывать урожай);

вырастить своей жене шубку (пара норок, одна тонна лошадиного мяса, скорняжные инструменты);

сшить себе костюм и пальто (пятьдесят ярдов шерстяной материи и приклад);

собрать телевизор;

переплести книги;

построить собственную электростанцию (пусть на вас работает ветер);

собрать собственного робота (мастер на все руки, умен, послушен, не требует отпуска и платы за сверхурочную работу, находится при деле все двадцать четыре часа в сутки, никогда не устает, не нуждается ни в отдыхе, ни в сне, выполняет любую работу).

Найт подумал, что это стоящее дело. Если завести такого робота, то помощь от него будет великая. Можно достать всякие приспособления к нему. Робот, как говорится в рекламе, может менять как перчатки приспособления для различных видов работ.

Если бы у него был робот, он бы его посылал каждое утро в огород собирать кукурузу, фасоль, горох, помидоры и другие овощи, а потом складывать их на задней веранде дома. Наверно, тогда огород давал бы гораздо больше, потому что робот никогда не сорвет недозрелого помидора и не даст перезреть кукурузе.

Есть всякие приспособления: и для уборки дома, и для разгребания снега, и для покраски… В общем почти для любой работы. Купить полный набор приспособлений, потом составить рабочую программу и целиком положиться на робота – так можно свалить с плеч дела по дому, потому что робот заботился бы обо всем.

Остановка только за одним. Стоит комплект частей робота почти десять тысяч долларов, да набор приспособлений обойдется не меньше.

Найт закрыл журнал и положил его в портфель.

Посмотрев на часы, он увидел, что до конца рабочего дня осталось минут пятнадцать. За работу приниматься не стоило, и Найт продолжал бездельничать и думать о том, как он вернется домой и найдет там комплект, который уже ждет его.

Он всегда хотел иметь собаку, но Грейс не разрешала. Собаки грязны, говорила она, они треплют ковры, у них блохи, они линяют, оставляют всюду шерсть, и, кроме того, от них… дурно пахнет.

Ну, против искусственной собаки она возражать не станет.

От такой собаки не будет дурно пахнуть, есть гарантия, что ни линять, ни заводить блох она не будет, потому что блохи подохли бы с голоду на полумеханической, полубиологической собаке.

Он надеялся, что собака его не разочарует, так как на всякий случай тщательно изучил литературу по этому вопросу. Собака ходила бы с ним на прогулки, носила бы поноску и гоняла дичь. А что еще можно от нее требовать? Для полноты картины она будет приветствовать каждый столб и дерево, но фирма гарантирует, что никаких пятен после этого не остается.

Когда он подлетал к дому, комплект уже лежал у двери сарая, но сначала Найт его не заметил. Потом, увидев комплект, он еще на лету стал рассматривать его и так вытянул шею, что чуть не врезался в изгородь. К счастью, ему удалось посадить летательный аппарат точно на усыпанную гравием площадку, и еще не перестали вращаться винты, как он уже бросился к сараю.

Да, это комплект. К верху упаковочной клети был прикреплен конверт с накладной. Но комплект оказался более громоздким и тяжелым, чем ожидал Найт. Он подумал, а не прислали ли ему по ошибке какую-нибудь большую собаку – не ту, что он заказывал.

Он попытался поднять клеть, но не осилил и пошел обратно в дом, чтобы притащить из подвала тележку.

Завернув за угол, он остановился на секунду и осмотрел свой участок. Тут можно многое сделать, подумал он, было бы только время и деньги на покупку оборудования. Можно было бы превратить участок в большой сад. Надо попросить планировщика сделать проект… впрочем, если купить книги по планировке садов и посидеть над ними несколько вечеров, можно, по-видимому, все сделать самому.

На северном конце участка было озерцо, и сад, как ему казалось, следовало разбить именно там. Сейчас земля вокруг озера сырая, настоящее болото. На ветру колышутся заросли бурьяна и камыша. Но если выкопать дренажные канавки, посадить культурные растения, продолжить дорожки и перекинуть через канавки живописные мостики, то все будет выглядеть прелестно.

Найт перевел взгляд на дом Энсона Ли, стоящий за озерцом на холме. Как только собака будет собрана, он прогуляется с ней туда. Собака, наверно, понравится Ли. Иногда Найт чувствовал, что Ли не совсем одобряет то, что он делает. Например, то, что он помог Грейс сделать печь для обжига и сушки. Им тогда несколько раз удавалось выманить Ли из дому и отправить на поиски нужных сортов глины.

– Для чего вам нужно делать эти горшки? – спросил он. – К чему все эти хлопоты? Купите их, это обойдется в десять раз дешевле.

Ли отнесся без должного уважения к объяснениям Грейс, которая утверждала, что собирается делать не простые горшки. Керамика, говорила она, – признанный вид искусства. Она так увлеклась этим и добилась таких успехов (некоторые ее работы были действительно хороши), что Найт счел возможным прекратить работу над моделью железной дороги и пристроить к уже разросшемуся дому еще одно помещение – для хранения, сушки и выставки керамики.