Текст книги "Отцы-основатели. Весь Саймак - 3.Игрушка судьбы"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Глава 16

Черепная коробка была потрескавшейся и помятой. Ей досталось как следует.

– Возьмите, – сказал я, протянув ее Саре, – Ваш номер был чертовски опасен, должен сказать…

Ее страшно рассердил мой неласковый тон.

– Никакой опасности не было! Пуля летит туда, куда я целюсь! А целюсь я хорошо! Вы ведь убедились в этом?

– Убедиться-то убедился, – сказал я, еще не вполне пришедший в себя, – но два фута в сторону, и…

– Этого не могло произойти, потому что я целилась в…

– Знаю-знаю… В центр его лба.

Спрыгнув с Пэйнта, я снял сутану и бросил ее Туку, сиротливо стоявшему у самого уродливого деревца.

– А где, интересно, мои штаны? – спросил я.

– Там, – кивнула Сара в сторону, – Я сложила их поаккуратней.

Пока я одевался, она вертела коробку в руках.

– Не понимаю… – недоуменно сказала она. – Что они делали с ней?

– А что, по-вашему, должны были делать с ней варвары, играющие в поло?

– Неужели они использовали ее в качестве мяча?

Я кивнул.

– Теперь им снова придется гонять камешки. Бедняги ужасно расстроены.

Сверху, покинув свой наблюдательный пункт, спустился Хух.

– Отличное выступление, – похвалил он меня, – Особенно для того, кто впервые держит в руках такое оружие…

– Если кто-то и выступил отлично, так это мисс Фостер, – сказал я, – Это она подстрелила птичку.

– Не важно, Майк, кто. Дело сделано, и лошадки эвакуируются.

– Ты хочешь сказать, что они уходят?

– В настоящий момент идет построение.

Поднявшись к вершине, я увидел, что кентавры действительно выстроились в неровную колонну и уже движутся на запад. Это было приятное зрелище. Какими бы благородными ни были эти существа – ведь они все же отдали мне обещанную коробку, – их соседство беспокоило бы…

Вернувшись, я застал Тука и Сару за воскрешением робота. Мозг возвращался законному владельцу.

– Не поврежден ли он? – тревожно спросила Сара, – Все– таки столько вмятин…

Я мог только пожать плечами.

– Нам ведь не нужно, чтобы он помнил все, – успокаивала она себя. – Мы зададим ему всего несколько простеньких вопросов…

Тук протянул руку, и Сара отдала ему коробку.

– Вы знаете, как это делается? – недоверчиво спросил я.

– Думаю, что да, – ответил он, – Там есть специальные пазы, в которые она и вставляется.

Он запихнул коробку в голову Роско, для верности легонько прихлопнул ее ладонью и закрыл крышку.

Роско шевельнулся. До сих пор неподвижно лежавший на земле, он выпрямился и попытался встать. Голова его медленно поворачивалась, и взгляд задерживался на каждом из нас. Он осторожно поднял руку, затем другую, словно вспоминая забытые движения. Наконец послышался его скрипучий голос.

– Почему же, уже, ну же, хуже, стуже, – сказал он и посмотрел на нас, желая, вероятно, убедиться в том, что мы все прекрасно поняли.

Заметив на наших лицах некоторое недоумение, он заговорил вновь, теперь уже торжественно и медленно, специально для тупых:

– Кот! Бот! Вот! Год! Крот! Лот! Мот! Плот! Пот! Рот! Тот! Ход!

– Он спятил, – сказал я.

– Дятел, – ответил Роско.

– Он рифмует, – сказала Сара. – Больше ничего… Неужели больше ничего?

Я усмехнулся:

– А вы у него спросите!

– Роско! – крикнула она, – Ты помнишь хоть что-то?

– То-то, фото, нота, хота, рота, шпрота…

– Нет-нет! – остановила она его, – Не это! Ты помнишь, кто твой хозяин?

– Каин, – признался робот.

– О господи! Нужно было проделать такой путь и пройти через такие испытания, чтобы услышать вот это?!

– Роско! – строго сказал я, – Мы ищем Лоуренса Арлена Найта!

– Знай-то, рай-то, чай-то, дай-то…

– Заткнись! – заорал я. – Мы ищем Найта! Укажи направление, в котором нам следует идти!

– Лети, плети, мети, – ответил Роско и, повернувшись, показал рукой на север.

Глава 17

Итак, мы снова шли по тропе, все дальше и дальше на север.

Пустыня и холмы давно остались позади, и мы взобрались на огромное плато, за которым вдали, упираясь в небо, голубели горы.

Здесь была вода. Множество ее потоков стремительно и звонко бежало по выбитым в камне руслам. Мы спрятали свои ставшие теперь ненужными фляги в одном из каменных домиков, которые по-прежнему попадались на нашем пути.

Все наши тюки были теперь привязаны к могучей спине Роско. Я, слегка стесняясь своего вида, шествовал при мече и щите. Хотя это снаряжение было не очень-то к лицу взрослому человеку, во мне шевелилась какая-то атавистическая гордость – та, которую испытывал древний обладатель этого оружия.

То, что еще недавно было просто затянувшейся прогулкой, теперь обрело хоть какой-то смысл. Конечно, нельзя было утверждать, что Роско указал нам на север сознательно, хотя позже он повторял этот жест в точности, тем не менее мы больше не чувствовали себя слепыми котятами.

Растительность становилась все более разнообразной. Здесь были и трава, и цветы, и множество кустарников, и даже величественные рощи. Вдалеке же по-прежнему возвышались деревья-гиганты.

Становилось все прохладнее, и все сильнее дул колючий ветер.

Тут было множество диковинных грызунов, которые, сидя на задних лапках, приветствовали нас громким свистом. Иногда мы видели небольшие стада травоядных. Сара подстрелила одного из них, и мы, освежевав его и поджарив, бросили жребий, кому пробовать первым. В качестве испытателя я съел несколько кусочков мяса и не умер. Выждав некоторое время, Сара с Туком подкрепились тоже. Затем мы пополнили наши съестные припасы.

В окружающем присутствовало нечто исступленно мистическое, и временами мне казалось, что все происходит во сне. Само плато было здесь ни при чем – влияла каким-то образом вся планета. Я спрашивал себя: кто был здесь до нас и почему ушел? Зачем посажен фруктовый сад и построен белый город?..

Порою, сидя у костра, я удивлялся, глядя на Хуха, тем братским чувствам, которые успели нас связать. Он очистил мою кровь от яда, а позже попросил у меня жизнь взаймы – и я дал бы, не опереди меня Тук. Но, скорее всего, предложенная жизнь была воспринята Хухом лишь как заменитель моей…

Этот Тук уже даже не пытался делать вид, что он один из нас. Он разговаривал только со своей куклой и, поужинав, сразу отодвигался от нас, несмотря на холод. Его лицо все больше худело, и весь он ссыхался, становясь бледной тенью. Порой, обернувшись, я видел его и не узнавал. Впрочем, это стирание памяти провоцировалось скорее бесконечностью плато, по которому мы шли. Прошлое и настоящее, воспоминания и надежды нанизывались здесь на вечность, ужасающую и восхитительную…

Итак, мы ползли по плато. Пэйнт двигался почти бесшумно, если не считать случайных ударов его качалок о камни, торчавшие посреди тропы. Хух еле различимой точкой бежал впереди, хотя вряд ли мы нуждались теперь в разведчике. Серым привидением, закутанным в коричневую тряпку, плелся Тук. Бодро вышагивал, бормоча бесконечные рифмы, Рос– ко, счастливый идиот. И я со своим бьющим по ноге мечом был, вероятно, под стать всей этой странной компании… А вот Сара держалась неплохо. В ее глазах снова появился тот блеск, который был в глазах хозяйки аристократического дома, встретившей меня в дверях и увлекшей внутрь, а потом – сюда…

Далекие горы постепенно теряли свою туманную голубизну, и мы уже видели их грозные детали – отвесные скалы и глубокие ущелья, поросшие густыми лесами, тянувшимися до самых вершин.

– У меня такое чувство, – сказала однажды Сара, сидя у ночного костра, – что мы почти пришли.

Я кивнул, так как сходное чувство было и у меня. Мне казалось, что мы совсем рядом – неизвестно, правда, с чем. Что где-то в этих приближающихся горах мы найдем то, что ищем. Я вовсе не думал, что мы найдем Лоуренса Арлена Найта, давно, по моим предположениям, умершего, но был почти уверен, что вот-вот тропа оборвется и мы увидим ту вещь, которая нам нужна. Что же такое было нам нужно – я понятия не имел. Но это незнание вовсе не подавляло радостного предвкушения… Вот такую странную логику навевало окружающее. Бесконечная – скорее всего – тропа услужливо заканчивалась чем-то восхитительным.

Над нами мерцало спиралями голубовато-белое галактическое ядро.

– Интересно, – продолжила Сара, – вернемся ли мы когда-нибудь назад? И если вернемся, то сможем ли рассказать обо всем? Найдем ли слова?

– Найдем. Огромный белый город. Пустыня. Плоскогорье. Горы.

– Нет, не то. Исчезает чудесная таинственность…

– Для красоты всегда не хватает слов. Как не хватает их для страха и для счастья.

– Наверное… – согласилась она, – Так как, по-вашему, вернемся мы или нет? Есть ли у вас какие-то соображения на этот счет?

Я покачал головой. Кой-какие мысли у меня, конечно, имелись, но не настолько яркие, чтобы излагать их.

– А знаете, – сказала Сара, – я ведь не очень и беспокоюсь… Мне это кажется чем-то несущественным. Здесь есть то, чего я не находила нигде. Не могу сказать, что именно. Я много думала над этим, но так ничего и не определила.

– Через пару дней все выяснится…

Я чувствовал себя околдованным почти в такой же степени, что и Сара. Хотя она, конечно, могла быть более чувствительной и видеть все не так, как я. Ведь человек даже не может предположить, какие образы возникают в чужом сознании, как работает чей-то мозг, что запечатлевается в нем и как толкует он эти впечатления…

– Возможно, завтра, – сказала она.

Кивнув, я посмотрел на этого большого ребенка, говорившего: завтра, возможно, будет Рождество.

Но «завтра» не стало ни концом тропы, ни Рождеством. Оно стало днем, когда исчез Тук.

Мы обнаружили его исчезновение уже после полудня и, сколько ни пытались, не могли вспомнить, был ли он с нами на полуденном привале. Мы знали наверняка лишь то, что еще утром он был.

Пришлось возвращаться по тропе назад. Мы искали его, но безрезультатно. Когда наконец стало смеркаться, мы устроились на ночлег.

Это было, конечно, странно, что никто из нас не помнил, когда видел Тука в последний раз. Я очень удивлялся, когда думал об этом. Намеренно он покинул нас или заблудился?

А может быть, просто растворился, как сделал это Джордж в ту памятную ночь, когда агрессивное дерево загнало нас в здание из красного камня?.. Отчужденность Тука – единственно из-за нее мы не почувствовали его отсутствия сразу. День ото дня он все больше отдалялся от нас, становясь почти невидимым призраком. Это последнее, а также магические чары земли, по которой мы полушли-полуплыли, – вот что сделало вполне возможной незаметность исчезновения…

– Нет смысла продолжать поиски, – сказала Сара, – Если б он был где-то здесь, мы уже нашли бы его. Если бы он только присутствовал здесь…

– По-вашему, он уже не присутствует? – удивленно спросил я.

Она покачала головой:

– Он нашел то, что искал. Как и Джордж.

– Вы имеете в виду куклу?

– Это символ. Точка концентрации. Магический кристалл. Некая пред-Мадонна. Талисман…

– О Мадонне вы уже говорили, – напомнил я.

– Благодаря своей необычайной чувствительности, – продолжала Сара, – Тук воспринимал пространственно-временное запределье. Несносный, гадкий в повседневности – да, я признаю это теперь! – он был вне ее совершенно другим. Именно о таких говорят: не от мира сего.

– Вы сказали однажды, что он не выдержит пути, сломается.

– Да, я помню. Мне казалось, что он слаб, но так только казалось. В нем была сила…

Слушая ее, я не переставал мучить себя вопросами. Куда же мог уйти Тук? Ушел ли он вообще или просто ссохся до критической точки? Не остался ли он рядом – невидимый, неслышимый, дергающий нас за рукава в попытке привлечь к себе внимание?.. Хотя Тук не стал бы дергать. Он бы плюнул на нас и отвернулся. Его могли трогать только собственные тайные мысли. Ну, кукла еще… Исчезновение, вероятно, было для него желанным избавлением от нас…

– Вас теперь только двое, – сказал Хух. – Но не только. С вами друзья.

Я действительно забыл о Хухе, лошадке и роботе. Я думал о том, что нас, свалившихся сюда из бездонного космоса, ищущих здесь непонятно что, нас уже вдвое меньше…

– Хух! – сказал я, – Ты ведь что-то почувствовал, когда нас покинул Джордж? А теперь?

– Я ничего не слышал, Майк. Знаю только, что Тук ушел не сразу. Это тянулось долго, не один день. Он просто таял, становясь все меньше и меньше…

Вот так, подумал я. Все меньше и меньше. И даже неизвестно, был ли он с нами весь – хоть минуту…

Сара стояла рядом с гордо поднятой головой, словно бросала вызов в темноту кому-то или чему-то. Быть может, обстоятельствам, отнявшим у нас Тука. Мне уже не верилось, что в этом замешаны какие-то посторонние силы. Все сделали Тук и его башка…

Пламя вспыхнуло ярче, и я увидел слезинки, скатывавшиеся по щекам Сары. От прикосновения моей руки она вздрогнула, повернулась ко мне и вдруг – чего уж никак нельзя было предвидеть – уткнулась лицом в мое плечо. Я обнял ее, и она горько разрыдалась.

У костра неподвижно стоял бесстрастный Роско, и в тишине, прерываемой всхлипами Сары, я слышал: «предмет, привет, стилет, скелет, билет, галет…»

Глава 18

Мы прибыли следующим утром. Именно «прибыли», потому что никто не сомневался, что это место и есть цель нашего многодневного похода.

Поднявшись на небольшой холм, я увидел две огромные скалы, в щель между которыми ныряла наша тропа, и понял: перед нами вожделенные ворота.

Вдали высились горы, те самые, которые не так давно были похожи на размазанное фиолетовое пятно. Фиолетовость все еще оставалась, и это она отбрасывала на голубую землю, по которой мы шли, свою угрюмую тень.

Во всем – и в этих горах, и в воротах, и в ощущении того, что мы у цели, – во всем этом была такая завершенность, что я стал опасаться подвоха.

– Хух! – сказал я громко.

Он не откликнулся, хотя и стоял рядом с нами, также глядя на всю эту странную правильность.

– Пошли? – вопросительно предложила Сара, и мы двинулись по тропе вниз к огромному каменному порталу.

Приблизившись, мы увидели на одной из скал металлическую пластину с одним и тем же текстом, повторенным на множестве языков. Часть каракулей адресовалась к владеющим космическим арго. И вот что там было написано:

ВСЕ БИОЛОГИЧЕСКИЕ СУЩЕСТВА, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ. МЕХАНИЧЕСКИЕ, СИНТЕТИЧЕСКИЕ ФОРМЫ, ЭЛЕМЕНТЫ ЛЮБЫХ ГРУППИРОВОК – ВХОД ВОСПРЕЩЕН. ИНСТРУМЕНТЫ, ОРУЖИЕ ЛЮБОГО ВИДА НЕ ВНОСИТЬ.

– Ну и ладно, – сказал Пэйнт, – Я составлю компанию нашему неуклюжему генератору рифм. И присмотрю за оружием. Только прошу не задерживаться. После этой жизни вверх ногами мне страшно оставаться без биологических персон. Соседство настоящей протоплазмы успокаивает…

– То, что мы идем туда совершенно беззащитными, мне очень не нравится, – сказал я Саре.

– Но ведь мы уже у цели! – напомнила она. – Вряд ли следует нарушать вполне безобидное предписание! Ведь там мы будем в полной безопасности, Майк! Разве вы не чувствуете?

– Чувствую, чувствую… Но все же мне это не нравится. Я не стал бы так уж доверять своим чувствам. Никто не знает, на что мы там напоремся… Кстати, если бы мы не обратили внимания на табличку, то…

«Би-ип!» – пискнула табличка, или скала, или неизвестно что. И мы прочитали следующее:

ЗА ПОСЛЕДСТВИЯ УМЫШЛЕННОГО НАРУШЕНИЯ ПРАВИЛ ОТВЕТСТВЕННОСТИ НЕ НЕСЕМ.

– Ишь ты! – сказал я, – И какие же, вонючка, могут быть последствия?

Пластина не удостоила меня ответом – на ней остался прежний текст.

– Вы как хотите, а я пошла, – сказала Сара. – Причем соблюдая все правила. Проделав такой путь, я не поверну назад.

– А кто собирается поворачивать?! – удивился я.

«Би-ип!» – пропищало снова, и на пластине появилась надпись:

БЕЗ ГЛУПОСТЕЙ, ВОНЮЧКА.

Сара прислонила свое ружье к скале, прямо под пластиной, и рядом положила патронташ.

– Идем, Хух! – сказала она.

«Би-ип!» – и пластина изобразила:

ЭТОТ МНОГОНОГИЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БИОЛОГИЧЕСКИЙ?

– Знай же, вонючка! – яростно прогудел Хух. – Я высижен по всем правилам!

НО ТЕБЯ НЕСКОЛЬКО.

– Меня трое! – с достоинством ответил Хух. – Перед тобой мое второе «я». Оно выше первого, но во многом уступает третьему.

Текст исчез. Казалось, кто-то или что-то размышляет.

«Би-ип!» – прозвучало наконец, и появилась надпись:

НАШИ ИЗВИНЕНИЯ, СЭР. ПРОХОДИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА.

Сара вопросительно посмотрела на меня:

– Ну?

Я бросил оружие на землю.

Она шла первой, и я не возражал. В конце концов, это были ее бенефис и ее денежки. Хух легко катился за ней. А я тащился сзади.

Мы спустились по тропе вниз почти в потемках – так как нависающие над нами скалы заслоняли свет. Мы прошли по канаве шириною около трех футов. Затем канава резко повернула и впереди вспыхнул свет.

Оставив за собой камни и темноту, мы ступили на обетованные пределы.

Глава 19

Перед нами был вид Древней Греции, о которой я читал в школе, когда нам прививалась любовь к истории Земли. В те годы я плевал и на колыбель человечества, и на ее содержимое. Но концепции этого древнего народа поразили меня своим совершенством… Потом я, конечно, забыл о них и никогда больше не вспоминал. И вот теперь передо мной снова лежал школьный учебник…

Тропа не кончилась. Под шум сверкавшего на солнце ручья, который нещадно грохотал по уступам, она бежала по долине.

Ландшафт был довольно суров, но каменистую почву то тут, то там оживляла зеленая заплатка с деревцом-загогулиной.

Тропа то приближалась к ручью, то отдалялась от него, огибая встречные камни. А в вышине, на почти неприступных склонах, виднелись игрушечно маленькие, сложенные из мрамора, поразительные по благородству линий домики.

Даже солнце казалось здесь греческим – во всяком случае, именно таким я представлял его. Исчезла голубизна плато, исчезли мрачные тени, и был только чистый, безудержно льющийся на бесплодную почву солнечный свет.

Это было оно – место, которое мы искали, сами того не зная. Искомое могло оказаться и человеком, и вещью, и даже идеей. Мы тыкались наугад – и вот… Правда, в этой долине можно было обнаружить еще и человека или могилу его, а может быть, какие-то следы, способные нам поведать о случившемся с этим легендарным странником.

При одном взгляде на долину уже невозможно было подумать, что тропа, приведшая нас сюда, могла иметь какой-то другой конечный пункт.

С тех пор как мы вышли из холодного полумрака под эти греческие лучи, никто из нас еще не проронил ни слова. Слов просто не было. И когда Сара двинулась дальше, Хух и я молча последовали за ней.

Мы обнаружили узкую тропинку, тянувшуюся к первой из вилл, которая стояла на склоне горы, почти нависая над потоком. Чуть в стороне от тропинки стоял столб с прикрепленной к нему дощечкой. На дощечке было что-то написано, но что – мы не могли разобрать.

– Табличка с именем? – остановившись, спросила Сара.

Я кивнул. Это вполне могло быть именем какого-то существа, живущего там, наверху, на вилле.

Табличка-то была, но никаких признаков чьего бы то ни было обитания не проявлялось. Нигде никто не шевелился, не выглядывал ниоткуда и не летал над нами. Не было слышно жужжания насекомых или насекомоподобных. По-видимому и слышимому, единственными живыми существами здесь были мы.

– Да, – сказала Сара, – Скорее всего, это действительно табличка с именем…

– Допустим, – ответил я. – Допустим и пойдем дальше. Поищем табличку с именем Лоуренса Арлена Найта.

– Даже теперь вы не в состоянии отнестись к этому серьезно! – возмутилась она. – То, по-вашему, он уже умер, то и не жил никогда, то еще что-то…

– Я могу, конечно, ошибаться, Сара, но здесь нет ничего, представляющего для нас хоть какой-то интерес. И это была ваша идея…

– Против которой вы были с самого начала!

– Захвачен я ею не был, что правда – то правда…

– Мы проделали такой путь?.. – жалобно воскликнула она.

– Ладно. В конце концов, мы ничего не теряем. Давайте в самом деле пойдем и рассмотрим все надписи.

И мы пошли, то сбегая по скатам вниз, то карабкаясь вверх. Нам попадались столбики с табличками, на которых были начертаны неведомые нам знаки – если это вообще были знаки. Солнце палило, прозрачный поток разбивался о камни, и брызги искрились. Но все остальное сохраняло прежнюю неподвижность.

Очередная табличка крупными печатными – и главное, понятными – буквами извещала: ЛОУРЕНС АРЛЕН НАЙТ.

Это было, конечно, форменным безумием. Невозможно пересечь всю Галактику и наткнуться на того, кого искал. Невозможно найти человека, давно умершего. Невозможно оживить легенду… Тем не менее перед нами красовалась надпись: ЛОУРЕНС АРЛЕН НАЙТ…

И тут меня осенило! Это не жилище, а могила! Гробница!

– Сара! – воскликнул я, но она уже карабкалась вверх, возбужденно всхлипывая и радуясь счастливому итогу напряженных поисков…

А потом на крыльцо этого белоснежного строения, сверкавшего перед нами, вышел человек. Это был глубокий, но еще крепкий старик с серебристой бородой и широкими плечами. Белая хламида не вызывала никакого удивления. С такой осанкой можно было носить только хламиду.

– Сара! – снова крикнул я и вместе с Хухом поспешил за ней.

Она ничего не слышала. Она ни на что не обращала внимания.

– Гости?! – воскликнул старик, выкидывая руку в нашу сторону, – Мои соплеменники?! Мог ли я думать, что увижу их вновь!

Его голос рассеял мои последние сомнения. Это не было ни миражом, ни призраком. Это был просто человек, приветствующий нас своим глубоким басом.

Сара протянула ему обе руки, он сжал их – и они оба застыли, глядя друг другу в глаза.

– Вероятно, это был долгий путь, – пророкотал старик, – Очень долгий. Тропа длинна, трудна, и никто ничего не знает… Но вы-то как узнали?!

– Сэр, – все еще тяжело дыша, сказала Сара, – вы, должно быть, Лоуренс Арлен Найт, не так ли?

– Ну да! – подтвердил старик. – Он самый! А кого же вы предполагали тут увидеть!

– Кого?.. – задумчиво повторила Сара. – Конечно вас. Но мы могли только мечтать об этом…

– А кто эти ваши милые спутники?

– Капитан Росс и Хух, наш преданный друг, – представила нас Сара.

– Весьма польщен, сэр! – отвесив Хуху поклон, сказал Найт, после чего повернулся ко мне, и мы обменялись рукопожатиями. Пергаментную кожу его крепкой руки покрывало множество темных пятен.

– Добро пожаловать, капитан! Места хватит для всех! И для молодой леди, имени которой я, к сожалению…

– Сара Фостер, – торопливо сказала Сара.

– Подумать только! – воскликнул Найт, – Я больше не одинок! Как бы прекрасно все ни было, мне всегда не хватало звуков человеческой речи и человеческих лиц! Здесь, конечно, множество существ, добрых и тонко чувствующих, но потребность видеть сородичей неистребима!

– Как давно вы здесь? – спросил я, пытаясь вспомнить, на какую же глубину уходит в прошлое легенда об этом человеке.

– Когда ты используешь каждый день в полной мере, когда с вечера нетерпеливо ждешь утра – отсчет времени не ведется. Минута становится частью вечности… Я много думал об этом и должен сказать, что не уверен в реальном существовании времени. Это абстрактное понятие, грубая измерительная линейка, перспективная структура, существующая далеко не во всех умах – но в тех лишь, которым необходимо поместить себя в так называемые пространственно-временные рамки. Время как таковое прячется в вечности, и невозможно найти ни начала его, ни конца. Они не существовали никогда… Ну а в моем случае тщательное измерение нелепо нарезанных ломтиков вечности – работа вовсе бессмысленная. Да и не нарезаются ломтики…

Он все говорил и говорил, а я, стоя между двумя мраморными колоннами, бросал рассеянные взгляды вниз, на долину, и думал: уж не тронулся ли старик от своего одиночества?.. Правда, все здесь действительно наводило на мысли о вечном, даже олицетворяло его. Я, конечно, не знал, как должна выглядеть вечность, но казалось, что именно так…

– Простите мне такую бессвязность, – остановился вдруг Найт, – но беда в том, что во мне накопилось слишком много невысказанного… Однако не все сразу. Вы и так, я вижу, утомлены. Не угодно ли зайти в дом?..

И мы вошли, мы погрузились в это классическое, умиротворенное изящество.

В доме не было окон, и солнечные лучи косо лились сверху, освещая великолепные стулья и софу, письменный стол с деревянной шкатулкой и разбросанными листами бумаги на нем, изысканный чайный сервиз на столике поменьше.

– Прошу вас, садитесь! – сказал Найт. – Я надеюсь, вы сможете уделить мне какое-то время?

«Так ведь его не существует!» – мысленно возразил я.

– Конечно же сможете! – ответил он сам себе. – Ведь вы располагаете всем существующим временем! Пришедшему сюда уже некуда спешить! У него даже не возникает желания уйти куда бы то ни было?..

Его монолог был гладким и понятным, как в добротной пьесе. Причина, по которой открылись его речевые шлюзы, не представляла загадки тоже. Одинокий старик нежданно– негаданно получил возможность выговориться. И все же при всей этой ясности я чувствовал какое-то смутное беспокойство…

– И для вас здесь конечно же места хватит, – продолжал Найт. – Многие жилища пока пустуют, так как добраться сюда не так-то просто. Через пару деньков я покажу вам окрестности, и мы кое-кого навестим. Нанесем, так сказать, официальные визиты. Без этого не обойтись – этикет у нас чтут. Однако в дальнейшем вы будете совершенно избавлены от необходимости делать визиты, если они вам окажутся в тягость… Здесь, должен вам сказать, живет избранная публика, представители самых различных уголков Вселенной. Кого-то вы найдете забавными, кого-то – занудливыми, и в их поступках будет очень много непостижимого для вас. Порою вы даже будете неприятно шокированы. Старайтесь в таких случаях быть терпимыми к чужому своеобразию…

– А что это за место? – поинтересовалась Сара. – Как вы узнали о его существовании и как…

– Что это за место?.. – глубоко вздохнув, переспросил Найт и умолк.

– Да, что это за место, собственно? – настойчиво повторила Сара, – Как оно называется?

– Ну-у… Вы знаете, я никогда не интересовался этим. Не думал об этом и никого не спрашивал.

– То есть, прожив здесь столько времени, вы не поинтересовались, где вы находитесь?! – удивился я.

Он посмотрел на меня с таким испугом, будто я призывал его к восстанию.

– А зачем?! Зачем интересоваться?! Что мне в этом названии?!

– Простите, – сказала Сара, – Простите нас. Мы не хотели вас обидеть.

Она-то, может быть, и не хотела его обидеть, а вот я был не прочь. В этом случае, возможно, он разрешился бы хоть чем-то толковым…

– Вы упомянули о наполненности каждого вашего дня, – сказал я. – Какого она рода?

– Майк! – одернула меня Сара.

– Но я хочу знать! – воскликнул я, – Созерцает ли он целыми днями свой пуп – или же…

– Я пишу, – сказал Лоуренс Арлен Найт.

– Снова вынуждена принести свои извинения, сэр, – вмешалась Сара, – Допрос – не лучшая форма беседы.

– Не для меня, – сказал я, – Не для невежи, желающего получить несколько вразумительных ответов. Он говорит, что никто из попавших сюда не желает никуда уходить! Он говорит также, что его дни заполнены до предела! Так вот. Если нам суждено застрять здесь окончательно, я хотел бы узнать…

– Каждый, – мягко прервал меня Найт, – делает здесь то, к чему имеет склонность. И делает исключительно ради собственного удовлетворения. Других мотивов нет. Лишь радость, доставляемая хорошо сделанной работой. Нет никакого экономического или социального давления. Деньги, признание, слава – все это теряет здесь смысл. Твой судья – ты сам.

– И поэтому, значит, вы пишете?

– Я пишу, – ответил Найт.

– И что же такое вы пишете?

– То, что хочу. Я излагаю свои мысли, стараясь выразить их как можно точнее. Я пишу, и переписываю, и снова пишу. Мне хотелось бы запечатлеть весь опыт моей жизни и понять: что я за существо и почему я именно такой… Мне хотелось бы продолжить…

– Ну, и как успехи? – нетерпеливо спросил я.

Он кивнул на шкатулку:

– Все в ней. Все, что я пока успел. Работа отнимает достаточно много времени, но приносит несравненно больше наслаждения. Конечно, чтобы завершить этот труд – если только я успею его завершить, – понадобится не день и не два. Но ведь в моем распоряжении все существующее время?.. Тут у нас и рисуют, и сочиняют музыку, и исполняют ее, и занимаются такими вещами, о которых я и не подозревал прежде! Один из моих ближайших соседей, весьма необычное существо, разрабатывает невероятно сложную игру со множеством фигур и фишек, помещаемых на четырехмерную доску и…

– Перестаньте! – закричала Сара, – Вы не должны отчитываться перед нами!

Умолкнув, она испепелила меня взглядом.

– Ну почему же… – удивился Лоуренс Арлен Найт. – По– моему, это может представлять для вас определенный интерес… Здесь так много удивительного! И я прекрасно понимаю, сколько вопросов может возникнуть у только что прибывшего к нам…

– Майк, – сказал Хух.

– Тихо! – сердито прошептала Сара.

– Это трудно объять сразу, – продолжал Найт. – Очень трудно… Почти невозможно, например, уяснить себе даже то, что время здесь застыло и что – несмотря на регулярное появление и исчезновение света, благодаря которому мы получаем наши искусственные дни, – время неподвижно. «Вчера» едино с «сегодня» и «завтра». Мы погружены в неподвижный океан вечности, где исключена тирания минут и…

– Майк! – протрубил Хух, уже не сдерживаясь.

Я вскочил. Вслед за мной поднялась Сара. И едва мы это сделали, произошла странная перемена.

Мы стояли в грязной лачуге с дырявой крышей, кривыми стульями и треногим, прислоненным к стене столом, на котором среди раскиданных бумаг стоял деревянный ящик.

– Это за пределами человеческого сознания, – продолжал разглагольствовать Найт, – Это действительно за его пределами… Мне иногда кажется, что кто-то когда-то и каким-то образом увидел это место, проникся его смыслом и назвал небесами…

Он был стар. Он был невероятно стар. Он был омерзительным живым трупом с ввалившимися щеками и гнилыми зубами. Сквозь огромную дыру его негнущегося от грязи халата видны были ребра, выпирающие как у истощенного коня. Руки его стали когтистыми лапами. Борода слиплась от слюны. И только в полузакрытых глазах была странная, неуемная живость…

– Сара!! – закричал я испуганно, увидев ее все так же почтительно, благоговейно внимающей звукам, извергаемым грязной развалиной, скукожившейся на колченогом стуле.

– Сейчас, Майк, – бросив на меня недовольный взгляд, сказала она.

Я понял, что перед ней все тот же, прежний Найт! Что она ничего не заметила и все еще находится во власти дурмана, заманившего нас сюда, в эту ловушку!

Теперь я действовал очень быстро, почти не размышляя. Ударив Сару по челюсти, безжалостно и точно, я подхватил ее, уже падающую, и перекинул через плечо. Взглянув мельком на Найта, я увидел, что он отчаянно пытается слезть со своего стула, в то время как рот его продолжает выплевывать слова.

– В чем дело, друзья мои? Может быть, я невольно обидел вас? Так трудно порою понять нравы некоторых людей… Одно неловкое слово и…

Отвернувшись, я увидел на столе все тот же деревянный ящик и протянул к нему руку.