Текст книги "Отцы-основатели. Весь Саймак - 3.Игрушка судьбы"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Глава 7

Сара растолкала меня перед самым рассветом.

– Джордж исчез! Он был здесь еще минуту назад! И вот – нет!..

Я поднялся на ноги, стряхивая с себя остатки сна и все глубже проникая в причину такой напористой подачи информации.

Было темновато. Костер еле теплился и освещал чуть больше, чем самого себя. Джордж испарился. Место, куда его прислонили вечером, пустовало. Роско хранил нелепую позу. Сваленные в кучу припасы остались.

– Может быть, он проснулся и ему понадобилось выйти? – предположил я.

– Нет! – снова закричала она. – Не забывайте, что этот человек слеп! Он бы позвал Тука, чтобы тот вывел его! Но он никого не звал! И вообще не шевелился! Я бы обязательно услышала это, сидя здесь, у костра! Я оборачивалась и видела его всего за минуту до исчезновения!

– Ага… – сказал я, выслушав эти вопли, – А теперь успокойтесь – хорошо?.. Где, скажите-ка мне, Тук?

– Да вот он. Спит. – Она кивнула в сторону.

За Туком темнели силуэты лошадок. Бодрствующих, вероятно. Вероятно!.. Лошадки не спали наверняка! Зачем им спать! Они стояли и наблюдали!.. Не было видно Хуха.

Сара, конечно, права. Если бы Смит очухался от своей комы и захотел бы попить воды или облегчиться – он обязательно поднял бы крик, зовя преданного, безотказного Тука. И она услышала бы малейший шорох, произведенный им, – потому что тишина тут гулкая. Чирканье спички о коробок, шуршание одежды слышны с пугающей отчетливостью…

– Ну ладно, – сказал я, – Он исчез. И вы ничего не слышали. Что ж, будем искать! Только, пожалуйста, без паники. Для нее пока нет оснований…

Я зяб и вдобавок чувствовал себя абсолютно сбитым с толку. Мне было совершенно наплевать на Смита. Я почти радовался, что он пропал, и почти желал – чтобы окончательно. Это было бы для нас чудесным избавлением… Согреться никак не удавалось. Ледяной холод, казалось, шел у меня изнутри, и я мерз от собственного дыхания…

– Мне страшно, Майк, – прошептала Сара.

Я подошел к спавшему Туку и, наклонившись, увидел, что он лежит как-то не по-людски – приняв позу эмбриона и сжимая обеими руками куклу, пристроенную между коленями и подбородком. Он спал с этой ерундой, как спит с плюшевым мишкой младенец в своей кроватке!

Протянув руку, чтобы разбудить его, я замер в нерешительности. Как-то неловко было возвращать это свернувшееся калачиком существо в холодную и бессмысленную пустоту чужой планеты.

– В чем дело, капитан? – спросила Сара.

– Все в порядке, – ответил я и стал трясти костлявое плечо Тука.

Он проснулся, вяло потер глаза и еще крепче прижал к себе нелепую свою куклу.

– Исчез Смит, – сказал я, – Мы отправляемся искать его.

Тук сел и потер глаза еще раз. Казалось, он не проникся сказанным.

– Смит исчез! – повторил я энергичней, – Ушел! Понимаете?

Он медленно покачал головой:

– Сомневаюсь, чтобы он мог уйти. Его забрали.

– Забрали?! – закричал я. – Кто, черт побери? Кому он мог понадобиться?

Тук посмотрел на меня так снисходительно, что я едва не придушил его.

– Не понимаете… – сказал он, – Не понимали раньше – не поймете и позже… Это окружает вас, а вы не чувствуете. Потому что слишком грубы, материальны. Для вас существует лишь сила и сопутствующие ей доблести. Даже здесь вы…

Я ухватил его за край сутаны и поволок. В попытке высвободиться он поднял руки, и кукла упала. Пинком я послал ее в темноту.

– Ну?! Что же такое меня окружает – недоступное пониманию, а?!

От энергичных встряхиваний руки и голова его болтались как тряпичные, а зубы стучали.

– Оставьте человека в покое! – закричала Сара, вцепившись мне в руку.

И я оставил. Тук, пошатываясь, стоял перед нами.

– Что он вам сделал? – холодно спросила Сара, – Что он такое сказал?

– Вы слышали. Вы не могли не слышать. Он уверяет, что Смита забрали. А я не прочь узнать, кто и как это сделал! А также – куда и с какой целью его забрали!

– Я тоже не прочь узнать это, – сказала Сара.

Черт побери! Она, кажется, приняла мою сторону! И, между прочим, чуть раньше назвала меня «Майк», а не «капитан»…

Тук, скуля, побрел от нас подальше. Вдруг он рванулся и юркнул в темноту.

– Но-но! – крикнул я, бросаясь вслед, и тут же увидел его согнувшимся над своей драгоценной игрушкой. Мне оставалось лишь плюнуть с чувством – и вернуться к костру.

Поворошив угольки, я положил сверху пару досок. Языки пламени принялись их лизать.

Вскоре к костру подошли Сара с Туком и уставились на меня. Воззрился на них и я… Наконец Сара заговорила:

– Так мы будем искать Джорджа или нет?

– А где его искать? – спросил я.

– Там… – И она неуверенно махнула рукой в темную сторону помещения.

– Вы же не слышали, чтобы он уходил. Вы видели его сидящим – а потом это место опустело внезапно. Он исчез без малейшего шороха, хотя не мог просто так взять и уйти на цыпочках. Потому что слеп и даже не знал, где он находился… Проснувшись, он немедленно подозвал бы Тука… Ваше мнение, сэр! Вы, кажется, не договорили?

Тук в ответ лишь поджал губы.

– Вы должны мне верить, – сказала Сара, – Я не спала, даже не дремала. И все время была настороже. Все произошло именно так, как я рассказала.

– У меня нет оснований не доверять вам, Сара. Но вот Тук – по-моему, он что-то знает. Давайте-ка выслушаем его, прежде чем отправиться на поиски.

Я умолк. Молчала и Сара. Мы ждали. И вот Тук заговорил…

– Вы ведь знаете об этом голосе, – сказал он, – О голосе человека, которого Джордж называл своим другом. Этот друг был здесь. Прямо здесь. На этом самом месте.

– И вы полагаете, что друг прихватил Джорджа с собой?

Тук кивнул:

– Не знаю, каким образом это произошло, но почти уверен, что произошло именно так. И я рад за Джорджа. Наконец-то в его жизни произошло что-то хорошее – после всех этих лет… Он вам не нравился, я знаю. Он не нравился не только вам. Многие люди приходили в раздражение при одном его виде. Но у Джорджа была прекрасная душа. И врожденная деликатность.

Ах, еще и это, подумал я. Сохрани, Боже, от всех деликатных хлюпиков!..

– Ну что, капитан? – спросила Сара. – Как вам версия?

– Не знаю… Что-то в любом случае произошло. Это ли – я не уверен. Но Джордж не ушел. Он не мог сделать это самостоятельно.

– А кто, по-вашему, этот его друг?

– Он не «кто», а «что»…

И, сидя на корточках у костра, я вспомнил о хлопающих крыльях – там, в непроглядной выси пустынного здания…

– Что это? – тревожно спросил Тук, – Вы слышите?

Из темноты донеслось слабое тиканье. Затем оно стало усиливаться, словно приближаясь к нам. Мы напряженно вглядывались в ту сторону. Сара стояла с ружьем наперевес, а Тук – отчаянно прижимая к себе куклу, как спасительный амулет.

Источник тиканья я разглядел первым. И тут же закричал:

– Не стрелять! Это Хух!..

Он приближался к нам, и его многочисленные маленькие ножки, поблескивая в свете костра, дробно стучали по полу. Заметив наше напряженное внимание, он было замер, но тут же подбежал поближе и прогудел:

– Я знаю. Он ушел. Поэтому я поспешил обратно.

– Чего-чего?! – заорал я.

– Ваш друг ушел. Он сделался недосягаемым дня моего сознания.

– То есть тебе известно, в какой именно момент это произошло? Ты почувствовал?

– Все вы, – сказал Хух, – находитесь у меня в сознании. Даже когда я не вижу вас. Он выпал из сознания, и я, решив, что случилось большое несчастье, спешно вернулся.

– Как давно вы это почувствовали? – спросила Сара.

– Совсем недавно.

– Вы можете сказать, куда он ушел? И как?

Хух устало махнул щупальцем:

– Нет. Знаю только, что ушел. И что искать его не имеет смысла.

– Искать – здесь? В этом здании?

– Ни в здании, ни вблизи его, ни на самой этой планете, возможно, – сказал Хух, – Он исчез совсем.

Сара посмотрела на меня. Я пожал плечами.

– Почему так трудно, – воскликнул Тук, – поверить в то, что вы не можете потрогать или увидеть? Почему все загадки должны иметь ответ? Вы способны оперировать лишь понятными вам физическими категориями! Большего ваши скудные умишки объять не в состоянии!.. –

Вообще-то мне следовало поколотить его, но отвлекаться на это ничтожество в такой момент было бы непозволительной роскошью…

– Мы все-таки попробуем, – сказал я Саре, – Я не думаю, что мы обязательно найдем его, но…

– Да, нельзя не попытаться.

– Вы не верите тому, что я говорю? – удивился Хух.

– Не то чтобы не верим… – сказал я, – Ты, несомненно, говоришь правду, но у нашей расы существует такое понятие, как верность. Это трудно объяснить. Даже когда надежда потеряна, мы все равно надеемся. Нелогично, конечно…

– Нелогично, – согласился Хух, – Вне сомнений… Однако любопытное чувство. Восхитительное даже. Я отправляюсь на поиски вместе с вами.

– В этом нет нужды, Хух!

– Вы не хотите, чтобы я разделил вашу верность?

– Ну ладно. Так и быть. Пошли.

– Я тоже с вами, – встрепенулась Сара.

– А вот вы как раз-то и не с нами, – сказал я. – Остаетесь часовым.

– Но здесь же Тук! – воскликнула она.

– Неужели вы не понимаете, мисс Фостер, – обиженно заметил Тук, – что мне никогда не доверят ничего подобного! В то время как сами занимаются глупостями. Потому что существо это сказало чистую правду. Искать Джорджа – бесполезно.

Глава 8

Едва мы ступили в темноту, Хух сказал:

– Я вернулся с некоторой информацией, сообщить которую еще не успел. Вероятно, она пустяк в сравнении с печальным фактом исчезновения вашего товарища. Но может быть, заинтересует вас.

– Выкладывай, – сказал я.

– Информация касается семян… С этим слаборазвитым интеллектом связана какая-то тайна…

– Бога ради, без вступлений!

– Я несовершенен в ведении простой беседы, Майк. Вам следует это учитывать… И пожалуйста, поверните меня чуть– чуть…

Он действительно отклонялся куда-то в сторону, и легкая корректировка курса ему не мешала…

Мы подошли к массивной металлической решетке, лежавшей прямо на полу.

– Семена там, внизу, – сказал Хух, щупальцем указывая на решетку.

– Ну и что?

– Посмотрите, посмотрите… Осветите яму и посмотрите.

Я опустился на колени и, прижавшись лицом к металлическим прутьям, стал всматриваться.

Яма оказалась основательной. Луч света не достигал стен. Внизу лежали семена – огромная куча, намного больше, чем все это крысоподобие собрало накануне.

Я терпеливо искал что-нибудь этакое, удивившее Хуха, – но не находил.

Поднявшись на ноги и выключив фонарик, я так и сказал:

– Не вижу ничего особенного. Запас продовольствия – больше ничего. Крысы приносят сюда семена и сбрасывают их через решетку.

– Запас, но не продовольствия, – возразил Хух, – Не используемый в качестве продовольствия. Вот я смотрю… Я просовываю свой зрительный орган между прутьями… Я верчу им, исследуя этот колодец… И вижу, что пространство ограничено со всех сторон. Семена, упавшие туда, невозможно вытащить.

– Но там же темно.

– Для вас, но не для меня. Я могу приспосабливать свое зрение к темноте. Могу видеть сквозь семена – там глухое каменное дно. Я больше чем просто вижу! И я знаю, что там нет никаких отверстий и подходов! Наши маленькие сборщики урожая просто не смогут воспользоваться продуктами своего труда!.. Тут что-то другое…

Я еще раз прижался к решетке. Внизу лежала многотонная гора семян.

– Кроме этого склада здесь имеется кое-что еще, – протрубил Хух.

– Еще? – не без досады переспросил я. – Ты откопал что– то еще?

– Имеются кучи старых вещей, – невозмутимо продолжил Хух. – Вроде той, в которой вы нашли топливо… Видны также следы от мебели, на полу и стенах. Есть и место для поклонений…

– Алтарь, что ли?

– Об алтаре мне ничего не известно. Это место для поклонений. Святыня… А еще есть дверь. Она выходит…

– Куда выходит?

– Наружу.

– Что ж ты сразу не сказал! – заорал я.

– Из уважения к вашей озабоченности о пропаже известного лица.

– Ну-ка, веди меня туда!

– Но ведь прежде мы должны тщательно поискать вашего товарища! Мы прочешем – хотя и без малейшей надежды…

– Хух!

– Да, Майк?

– Ты сказал, что его тут нет! Это точно?

– Я уверен в этом. Но мы должны поискать его…

– Мы не будем искать, – сказал я. – Твоего слова для меня вполне достаточно…

Видел же он дно заполненного бункера, в конце концов! Носил же он нас в своем мозгу, и как только кто-то пропал – почувствовал это!.. И уж если он сказал: Смита здесь нет – значит, нет. Приходится согласиться…

– Мне бы не хотелось, чтобы вы…

– А мне хотелось бы побыстрей увидеть эту дверь, Хух!

И он засеменил вперед. Поправив ружье на плече, я поспешил за ним. Мы шли сквозь темень, гулко отвечавшую на самый незначительный звук. Я оглянулся и увидел полоску света, лежавшую перед открытой дверью. Ее пересекла тень…

Вскоре свет позади сузился в желтую соломинку и на нас всей своей тяжестью навалилась пустота, упавшая из-под самой крыши.

Хух остановился. Я не видел стены, но она была впереди, всего в нескольких шагах. Темнота разорвалась. Хух, навалившись, открывал дверь. Все шире и шире.

Она не была широкой, эта дверь. Фута два. И высокой не была тоже. Пришлось даже нагнуться, чтобы пройти в нее…

Передо мной был снова красно-желтый ландшафт. Слева и справа тянулась ограда, сложенная из того же красного камня, что и все здание. Я видел далекие деревья и не видел того, которое нас обстреляло. Его заслоняло здание…

– Сможем ли мы вновь открыть эту дверь – снаружи? – спросил я.

Хух, придерживая дверь, внимательно осмотрел ее поверхность:

– Исключено, Майк. Не позволяет конструкция.

Отыскав поблизости небольшой булыжник, я выковырял его из грунта и подкатил под дверь – так, чтобы она не могла закрыться.

– Пошли. Разведаем местность. Держись позади меня…

Я направился влево, вдоль стены, и, дойдя до угла, осторожно выглянул. Дерево стояло на месте.

Оно увидело меня или каким-то образом почувствовало мое присутствие – немедленно! И открыло стрельбу.

Черные точки отделялись от него и со свистом неслись в мою сторону, быстро увеличиваясь в размерах.

– Ложись! – крикнул я, – Быстро! – И, отпрянув, рухнул на Хуха, уже припавшего к земле, – рухнул ничком, закрывая руками лицо.

Где-то в ногах уже хлопали долетевшие шары. Некоторые из них ударялись о стену, и освободившаяся начинка тут же начинала свой пронзительно свистящий танец. Меня ужалило в плечо, а потом чувствительно ткнуло в бок.

После первой очереди я попробовал встать, но тут же упал: обстрел продолжался. Одно из семян царапнуло шею, и теперь она немилосердно горела.

– Хух! – заорал я, – Ты умеешь быстро бегать?

– Когда в меня швыряют такие предметы, я передвигаюсь стремительно.

– Тогда слушай!

– Внемлю, Майк!

– Оно стреляет очередями! В паузу, когда я крикну, постарайся добраться до двери! Держись как можно ближе к стене! Слейся с землей! Ты повернут в нужную сторону?

– Нет, в ненужную! Сейчас развернусь! – И он энергично закрутился подо мной.

Последовала новая очередь. Дробинки усыпали все вокруг. Одна из них угодила мне в ногу.

– Скажешь мисс Фостер, – продолжал я, – чтоб грузила все вещи на лошадок и немедленно снималась! Пора уносить ноги!

Тут разразился настоящий град. Семена колотили по стене и выбивали в земле воронки. Тугая струя песка едва не попала мне в голову.

– Пошел! – крикнул я Хуху, а сам, переключив лазер на максимальный режим и пригнувшись, бросился к углу здания.

Шквал визжащих дробинок обрушился на меня. Особенно чувствительными оказались удары в челюсть и в голень. Я пошатнулся и едва не упал. Хотелось оглянуться и посмотреть, как там дела у Хуха, но было не до того.

Между мною и деревом – я снова видел его – было мили три. Приклад ружья, нацеленного на черных мошек, слетевших и слетающих с дерева, вжался в плечо. Я спустил курок и стволом рассек воздух по короткой диагонали. Луч сверкнул и исчез.

Казалось, миллионы острых кулачков бьют меня, уже прильнувшего к земле, по голове и по плечам. Это шары, ударившиеся об угол, исправно высыпали свое содержимое…

Я с трудом поднялся на колени и посмотрел в сторону дерева. Раз-другой широко качнувшись, оно стало медленно падать. Протерев глаза от пыли, чтобы тут же их вытаращить, я злорадно наблюдал.

Поначалу дерево валилось очень неохотно, отчаянно пыталось устоять. Но вот верхушка сорвалась со своего поднебесья и торопливой дугой заскользила вниз.

Я встал, потер шею и с удивлением уставился на окровавленную ладонь.

Дерево грохнулось с такой силой, что земля подо мной затряслась. Вверх ударил гигантский фонтан пыли и мелких обломков.

Развернувшись, чтобы идти назад к двери, я споткнулся и вдруг почувствовал, как наполняется туманом и распухает моя голова. Я видел Хуха, стоявшего у двери, чуть в стороне, и крыс, поток которых заполнил весь проем – в высоту тоже. Гонимые своей безумной страстью к собиранию семян, они били оттуда мощной – как из пожарного рукава – струей…

Я упал – вернее, поплыл по реке пространства и времени. Я чувствовал, что падаю, но падение было удивительно медленным, и твердь, на которую мне полагалось упасть, падала тоже. Она уходила все дальше вниз, и я не успевал за нею… А потом она пропала вовсе, потому что – пока я падал – наступила ночь. Теперь я летел сквозь ужасающую, бездонную черноту… Спустя вечность темнота рассеялась, и я открыл глаза.

Надо мной было синее небо, с солнцем на краю. Рядом стоял Хух. Крысиное племя исчезло, а облако пыли все еще висело над поверженным деревом. Уходила ввысь каменная ограда, и звенела тишина.

Сев, я обнаружил, что на это нехитрое движение ушли почти все мои силы. Ружье валялось рядом, и я, протянув руку, подобрал его. Беглого взгляда было вполне достаточно, чтобы увидеть всю безнадежность повреждений. Защитный экран был донельзя скомкан, а трубка сбита набок. Я пристроил безделушку на коленях – неизвестно зачем. Стрелять из этого ружья не рискнул бы сейчас ни один нормальный человек, а ремонт исключался…

– Я выпил все ваши жидкости! – радостно прогудел Хух, – Но потом вернул! Надеюсь, вы не сердитесь на меня?

– Еще раз, и помедленнее, – раздраженно сказал я.

– В этом нет необходимости! Все уже в порядке!

– А что в порядке?

– Я выпил ваши жидкости, но…

– Минуточку, черт побери! Какие такие жидкости?

– Соприкосновение с этими семенами наполнило вас смертоносным веществом, – объяснил он, – Смертоносным для вас, но не для меня.

– И ты выпил мои жидкости?

– Это единственное, чем можно было помочь… Процедура апробирована.

– Да хранит тебя Господь, аптечка ходячая! – растроганно воскликнул я.

– Не улавливаю смысла ваших слов… – огорчился Хух, – Я опорожнил вас, извлек примесь и вернул жидкости на место. Больше ничего… Ваш внутренний биологический насос едва не остановился. Я был очень обеспокоен. Я думал, что опоздал. Но оказалось – нет!..

Мое раздумье было глубоким, очень глубоким – но… Я не мог этого постичь! Это оставалось невозможным!.. И все-таки, как ни крути – я был хоть и слаб, но жив!.. В памяти всплывали моя распухшая голова и медленное, бесконечное падение… Что-то произошло… Эти ядрышки попадали в меня бессчетно, но их удары были не слишком серьезны… Один, впрочем, повредил кожу на шее – кровь на руке была именно от этого…

– Хух! – сказал я. – Считай меня своим должником!

– Ничего подобного! – фанфарно протрубил он, – Это я отдал вам свой долг! Ведь вы первым спасли мне жизнь, не так ли? Теперь же мы в расчете. Я очень боялся, что совершаю какой-то грех. Это могло оскорбить ваши чувства – такое бесцеремонное обращение с телом… Однако теперь я вижу, что происшедшее вас не ужаснуло!

Я поднялся не без усилий. Ружье, соскользнувшее с колен, было откинуто в сторону. Это футбольное движение едва не завершилось падением. Ноги держали меня не лучшим образом.

Хух наблюдал за мной, бодро вертя глазными щупальцами.

– Вы несли меня, Майк, но я не могу сделать того же. Лягте и вцепитесь в меня. У меня очень сильные ноги – я смогу вас тащить.

– Да ладно! – отмахнулся я. – Иди лучше вперед. Я уж как– нибудь своим ходом…

Глава 9

Тук корчил из себя мужчину. С помощью Сары он подсадил меня на Доббина, а затем настоял на том, чтобы вторую из ненавьюченных лошадок оседлала она. Сам же двинулся пешком.

Спустившись по скату, мы вскоре вышли на тропу. Тук, прижимая к груди куклу, энергично шагал впереди, а замыкалась процессия Хухом…

– Надеюсь, – сказал мне Доббин, – что вы не уцелеете. И я еще спляшу на ваших косточках.

– Взаимно, – буркнул я мрачно, думая больше о том, чтобы удержаться в седле. Слабость давала себя знать…

Тропа вела на небольшой холм, поднявшись на который мы увидели дерево – то самое, наше. Оно лежало в нескольких милях от нас и было намного крупнее, чем можно было предположить. Могучий ствол, расколотый с низу до середины, перекрывал тропу. Из огромных его трещин выползали мерзкого вида твари, серые, отвратительно гадкие, покрытые слизью. Их выползло уже огромное множество, но множество это не переставало увеличиваться. Часть их, торопливо извиваясь, сползла на тропу и раздражала теперь мой слух пронзительными тонкими воплями.

Доббин, нервно дернувшись, испустил нечто вроде испуганного ржания.

– Вы еще пожалеете об этом! – крикнул он. – Никто не поднимал руку на дерево! Никогда его обитатели не спускались вниз!

– Ты, вонючка! – ответил я сердито. – Чтоб в меня стреляли и я не ответил!

– Придется идти в обход, – сказала Сара.

– Лучше вот там. – Тук указал на пень, косо срезанный лучом моего лазера.

– Вперед, – скомандовала Сара, кивнув ему.

Тук сошел с тропы, и лошадки последовали за ним. Почва была неровная, усеянная мелкими колючками и валунами с человеческую голову. Из красной, вперемешку с песком глины торчали острые осколки – как результат работы неких маленьких деятельных существ, целую вечность дробивших здесь камни.

Едва мы пустились в обход, масса серых слизняков, конвульсивно дергаясь, поползла нам наперерез. Они текли единым потоком, на бурлящей поверхности которого время от времени появлялись воронки водоворотов.

Тук, увидев это, прибавил шагу, а потом вовсе побежал, то и дело спотыкаясь и падая на камни и колючки. Выронив в конце концов свою куклу, он остановился, поднял ее и вымазал сочившейся из исколотых пальцев кровью.

Лошадки теперь тоже бежали быстрей, останавливаясь или умеряя свой бег, как только Тук растягивался в очередной раз.

– С этой ланью, – сказала Сара, – нам не успеть. Ну-ка, я спущусь…

– Только не вы! – возразил я и спрыгнул как мешок, хорошо еще, что на ноги, после чего, избежав падения носом в колючки, протрусил вперед и ухватил Тука за плечо.

– Садитесь на Доббина, – сказал я задыхаясь. – Дальше поведу я.

Когда он повернулся, в глазах его были слезы, а лицо сморщилось в гримасе ненависти.

– Вы никогда не даете мне шанса! Вы не даете его никому! Вы хотите заграбастать все!

– Садись на лошадку, сказано тебе, – ласково отвечал я. – Иначе побью, – И, не дожидаясь реакции, двинулся вперед, внимательно глядя под ноги и не срываясь на бег в отличие от Тука.

Ноги подкашивались, в желудке была странная пустота, а голова порывалась взмыть в небо и кружиться, кружиться… При этом мне все же удавалось ступать довольно уверенно, а также не упускать из виду это скользящее серое одеяло, которое продолжало вываливаться из поверженного дерева.

Оно скользило почти с той же скоростью, с какой продвигались мы, – делая встречу неизбежной. Правда, еще можно было прорваться сквозь наружные ряды, не дожидаясь подхода основной массы…

Писк, по мере того как сокращалось расстояние между нами, усиливался, становясь все более похожим на стоны пропащих душ.

Я оглянулся. Спутники дышали мне в затылок. В попытке оторваться от них я чуть не сломал шею и вынужден был вернуться к первоначальному темпу.

Мы могли бы вообще-то и вовсе обогнать завывающую орду, увеличив угол отклонения, но такая вероятность была слишком ничтожной, а времени потратилось бы уйма. Так что следовало настраиваться на неприятное…

Какую опасность представляют собой эти существа? Если серьезную, то гораздо больше надежды на наши ноги, нежели на баллистический пугач Сары…

На какое-то короткое время я было совсем поверил, что мы не пересечемся и эти миляги останутся с носом. Но я просчитался. Огромный зыбящийся ковер все-таки дотянулся до нас своим краем.

Они были маленькие, не больше фута в длину, и выглядели как вынутые из раковин улитки. Но в отличие от последних имели лица – карикатурные человеческие лица с бессмысленным или жалостливым взглядом. Пронзительный плач их превратился теперь в слова – или в полуслова. Во всяком случае, звуки, издаваемые ими, каким-то образом воспринимались именно как слова. Все эти существа вопили и рыдали об одном и том же, и слушать их было невыносимо тяжело…

«Бездомные! – кричали они на множестве наречий, – Вы сделали нас бездомными! Вы разрушили наш дом, и нет больше у нас дома! Что теперь ждет нас? Мы погибли! Мы голые! Мы голодные! Мы умрем! Мы не знаем никаких других мест! Мы не хотим их знать! Мы хотели так мало, нам нужно было так мало – и теперь вы отняли у нас это немногое! Какое право вы имели на то, чтобы лишить нас этого немногого? Какое право имели вы, имеющие так много? Что вы за существа, если бросаете нас в мир, которого мы не знаем, которого мы не хотим знать и в котором мы даже не можем жить? Вы можете, конечно, не отвечать! Но наступит время, когда вас призовут к ответу! И что вы тогда ответите?..»

Все подавалось, конечно, куда свободнее в структурном отношении – но крики и всхлипы, безжалостно бьющие нас, означали именно это… Истекающие слизью горемыки вовсе не надеялись на какую-то помощь с нашей стороны – им просто хотелось, чтобы мы осознали всю гнусность содеянного нами. Это присутствовало не только в их криках, но и в выражениях лиц – потерянных, безнадежных и сострадающих… Да, они сострадали! Они жалели нас, таких подлых и растленных, громящих чужие дома! И жалость эта была уже совершенно непереносима…

Еле отвязавшись от них, мы продолжили свой путь. Причитания становились все тише и тише, пока не смолкли совсем – или оттого, что мы ушли достаточно далеко, или действительно прекратились за окончательной бессмысленностью.

Но они продолжали звучать в моей голове! И сознание того, что простым нажатием курка я убил не только дерево, но и тысячи маленьких, беспомощных существ, сделавших его своим домом, становилось все явственней. Я поймал себя на том, что – вне всякой логики – отождествляю их со сказочными эльфами, которые, как мне рассказывали в детстве, живут в дуплах старых, величественных деревьев, растущих, как правило, за домом. Бог свидетель – эти бедолаги не напоминали эльфов…

Глухая злость поднималась во мне в противовес чувству вины. Я обнаружил, что пытаюсь оправдаться! Задача была из простейших, и все само раскладывалось по полочкам… Дерево пыталось убить меня и убило бы – не окажись рядом Хуха. А так как оно на меня покушалось, то убил я его в целях самозащиты. А выстрелил бы я, зная, что дерево является родным домом этих безутешно плачущих существ?.. Я убеждал себя в том, что нет, не выстрелил бы, но убеждал напрасно. Обмануть себя не получалось. Я выстрелил бы, выстрелил?..

Мы взбирались по крутому горному склону. Громадный пень срезанного мной дерева тоже поднимался из-за гребня… Тогда, стреляя, я стоял лицом к северу и целился в ту часть ствола, которая была обращена на запад. Нисходящая диагональ заставила дерево повалиться на восток. Если бы я в тот момент использовал свои мозги и начал бы резать с восточной стороны, оно, естественно, упало бы на запад. Оставив тропу свободной. О, непостижимая способность человека всегда избирать худшие варианты!..

Наконец мы вскарабкались наверх и могли теперь рассмотреть пень во всей его красе. Пень был как пень, хотя и большой, но вот вокруг этого пня зеленела лужайка диаметром с милю…

На нее было больно смотреть – такой родной она выглядела, так напоминала любовно ухоженные газоны, которые люди почему-то норовили разбивать везде, куда их только заносило. Я никогда не задумывался над этим прежде, но теперь подумал и удивился: что же заставляет гуманоидов с Земли так настойчиво это делать? Чем так дорога человеку эта аккуратно подстриженная травка? Почему именно она?..

Лошадки растянулись длинной цепью вдоль всего гребня, и Хух, поднявшийся последним, остановился рядом со мной.

– Что там такое, капитан? – спросила Сара.

– Не знаю…

Можно было, конечно, сказать, что это лужайка, и на том закончить. Но некий инстинкт подсказывал мне: ничего подобного…

Глядя на нее, человек хотел побыстрее кинуться на эту травку, вытянуться на ней до хруста, закинуть руки за голову, прикрыть глаза шляпой и сладко вздремнуть. Даже теперь, когда отсутствующее дерево отбрасывало тень совсем в другом месте, лужайка манила! Что и настораживало… Слишком она манила, уж очень прохладной и знакомой казалась…

– Нам не сюда, – сказал я твердо и, взяв чуть влево, чтобы зеленая заплатка не мозолила глаза, стал спускаться.

Лужайка никак не реагировала, совершенно никак. Хотя я был готов к тому, что она выпустит в нас какую-то огромную и опасную штуку. Я даже представил себе, как трава свернется в трубочку и из открывшейся преисподней станут выскакивать чудища на любой вкус.

Однако ничего не произошло. Пень устремлялся в небо, насколько мог. Ствол, он же бывший дом маленьких существ, валялся полурасколотым. Лужайка зеленела.

Перед нами вновь лежала тропа, пыльной ниткой уходящая вдаль, в туманную неизвестность, к новым деревцам, проглядывающим на горизонте.

Я чувствовал, что походка моя начинает стремительно меняться. Нервное напряжение, все это время поддерживавшее меня, резко спало. И мне теперь приходилось не просто идти, но давать задание сначала одной ноге, потом другой, с трудом сохраняя вертикальное положение, удивляясь такому медленному приближению тропы…

Наконец мы ступили на нее, и я тут же уселся на большой валун. Лошадки замерли в строгом строю, а Тук устремил на меня ненавидящий взгляд, совершенно неуместный.

Это чучело восседало на Доббине в драной сутане и с нелепой куклой в руках. Оно выглядело как угрюмая девочка-переросток. Если б оно сунуло большой палец в рот, картина была бы почти совершенной. Но лицо, увы, не подходило. Вытянутое, очень смуглое, с огромными водянистыми глазами… Какая, к черту, девочка?..

– Вы, полагаю, – просипел Тук, – вполне довольны собой.

– Не понимаю, что вы хотите сказать, – ответил я.

Это была истинная правда. Я действительно ничего не понял. Этот человек всегда находился вне пределов моего понимания.

– Вот что! – осуждающе воскликнул Тук, указав рукой на срезанное дерево.

– По-вашему, я должен был любоваться его снайперским искусством?

У меня не было никакого желания ругаться с ним: я чувствовал себя совершенно разбитым. Но было совершенно непонятно, отчего же он так скорбит. Ведь дерево стреляло и по нему!