Текст книги "Это могли быть мы"

Автор книги: Клер Макгоуэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Эндрю, наши дни

– Готов?

– Почти. Осталось только запонки найти.

– В шкатулке в тумбочке.

Оливия вошла в его комнату, которая так и оставалась только его комнатой, раз она ни разу здесь не ночевала, и открыла нужный ящик. Ее движения были изящными и уверенными, и она мгновенно нашла нужную ему вещь. Его раздражало то, насколько он зависит от нее. Она даже без просьбы с его стороны подошла к нему, помогла застегнуть запонки и улыбнулась.

– Знаешь, все будет в порядке. Не беспокойся.

– Я и не беспокоюсь.

Хотя на самом деле он беспокоился.

– Это так волнительно. Но, понимаешь, большие мероприятия…

Они всегда его тревожили, и в действительности он очень нервничал, думая, что будет, если никто не придет или, наоборот, придет слишком много людей и будет тесно, не всем хватит вина. Он просил приглашенных подтвердить участие, но, похоже, никто моложе сорока больше не понимал, зачем это вообще нужно. В животе урчало, в груди жгло, словно вместо сердца был огненный шар. Оливия и об этом подумала.

– На всякий случай у меня в сумочке есть средство от изжоги. Поезд через пятнадцать минут.

– Знаю. Послушай, я спущусь через минуту.

– Хорошо.

Она развернулась, и он запоздало понял, что нужно было сделать ей комплимент по поводу платья с цветочным узором, макияжа и волос, которым она каким-то образом умудрилась придать еще больше блеска.

– Кстати, ты очень здорово выглядишь.

– Ты тоже.

Она вернулась, положила ладонь на узел его галстука. Он затаил дыхание. Они так редко касались друг друга за те пятнадцать лет, что прожили под одной крышей.

– Знаешь, я тобой очень горжусь.

И она вышла, оставив за собой аромат духов, неуловимый как сон. Эндрю посмотрелся в зеркало – меньше волос и больше морщин, чем он рассчитывал для выхода первой книги, в костюме и при галстуке. Не слишком ли формально? Господи, он понятия не имел. Ребята из его группы по писательскому мастерству вечно носили рваные джинсы и протертые джемперы и натягивали вязаные шапочки на немытые головы. Они, пожалуй, подняли бы его на смех.

Оливия вернулась уже одетая и протянула Эндрю его плащ.

– Идем, великий писатель.

От этой фразы он поморщился. Ее неприкрытые похвалы и поддержка все еще казались ему странными. Придирчивая холодность Кейт почему-то была ближе. Ожидание провала, означавшее, что не стоит и пытаться. На улице шел легкий дождь. Оливия раскрыла зонт, взяла Эндрю под руку, и они пошли к станции. Он не привык ездить в Лондон по вечерам, и казалось странным идти навстречу потоку пассажиров, усталых и бледных, каким и он сам был долгие годы, пока Оливия его не спасла. Они вошли на станцию, купили билеты в автомате и стали ждать на платформе. Он пожалел, что не взял с собой ничего выпить, чтобы успокоить нервы. Может быть, баночку джина. Но у Оливии было странное отношение к выпивке, как и ко многим другим вещам. Они сидели друг напротив друга в безлюдном поезде, усыпанном бесплатными газетами. Он ехал на презентацию своей книги. Он столько мечтал об этом, представлял себе речь, врагов из прошлого, которых он хотел пригласить поприсутствовать при его триумфе. И вот этот день наступил. Сегодня. «Запомни этот день», говорил он себе. Скоро поток времени унесет его дальше, и от этого события, как и от всех остальных, останутся только воспоминания.

Оливия не переставала расспрашивать, кто еще будет на мероприятии.

– Кто-нибудь с работы?

– Э… Я их приглашал, но не уверен.

От своей старой юридической фирмы в Сити он получил несвязный ответ, словно они не поверили, что ему это удалось, или были удивлены тому, что кто-то предпочел писательский труд радостям контрактного права. Было бы мило увидеть там Мартина, злобного бывшего начальника, чтобы заставить его слушать, как чествуют Эндрю.

– Конечно же, моя группа по писательскому мастерству.

– Конечно. Летиция?

– Да.

И почему его раздражало то, что она помнила имя преподавательницы, у которой он учился десять лет назад? Такое положено жене, но она не была ему женой. И в этом состояла отдельная сложность. Как представлять ее остальным? Его редактору, двадцатишестилетней Эйприл, представителю по связям с прессой, которая и того моложе, его агенту Симеону, любителю красных брюк и владельцу дома во Франции? Что сказать о том, кем она ему приходится? Поскольку они никогда никуда не ходили, этот вопрос возникал только в тех редких неловких случаях, когда приходилось приглашать кого-то в дом для выполнения каких-нибудь работ. И, разумеется, с Сандрой, которая сразу вцепилась в глотку и больше не выпускала.

– Адам придет?

– Ну… Кто знает? Ему известно время и место.

Адам мог с равным успехом прийти и очаровать всех, прийти и устроить скандал или не появиться вообще и даже не вспоминать потом об этом. Унизительно ли отсутствие родных на таких мероприятиях? И где сейчас родные Оливии?

– А как насчет Делии? – с надеждой спросил он.

Просто замечательно, если бы Делия, умная и милая, гордая за него, тоже пришла.

– Она сказала, что постарается.

Лицо Оливии приобрело то знакомое неопределенное выражение, с которым она всегда говорила о дочери. Похоже, ей не нравилось говорить о собственном ребенке. Только о его детях.

– Значит, из издательства будут все: Эйприл, Фелисия, Джон…

– Какой еще Джон?

– Художник, создавший обложку.

– А… Да.

И почему она это помнила, а он – нет? Ее беспокойство подпитывало его тревогу и наоборот. Они погрузились в молчание, и, глядя на проносящиеся в окне поля Суррея, Эндрю чувствовал себя так, словно едет на собственную казнь. С чего он решил, что ему хочется устроить вечер в собственную честь? Он не стоил этого. Будет только мямлить и выставлять себя дураком. И он понял, поднимая бесплатную газету и притворяясь, что читает ее, чтобы избежать дальнейших разговоров с Оливией, что, представляя себе презентацию своей книги, даже после ее ухода и пятнадцатилетнего отсутствия, он всегда представлял себе, что в дальнем конце зала ему будет спокойно аплодировать Кейт. А потом кивнет ему, словно говоря: «Да, наконец-то ты это сделал».

Эндрю, 2010 год

– Ну, все готово? Мне нужно поговорить с Адамом насчет поведения?

Эндрю был на взводе. Раньше Делия никогда к ним не приезжала – Оливия время от времени ездила ее навещать, но и только. А на эти выходные она должна была приехать сама. Годы заботы о детях Эндрю без каких-либо злоключений, похоже, что-то исцелили в Оливии, и теперь она могла наконец подумать о возможности побыть с дочерью.

– Все будет хорошо.

– Разве он не ранил ее при прошлой встрече?

– Ну… Да. Но он тогда был совсем маленький. И он не хотел – так случайно получилось.

Вокруг Адама происходило немало несчастных случаев, когда он в очередной раз давал волю эмоциям. Разбитые тарелки, взбешённые родители детей, которым якобы нечаянно достался удар или пинок.

– Я с ним поговорю.

Они оба знали, что Адам не слушает ни слова из того, что говорил отец. Но подобной ложью они обменивались, словно звонкой монетой.

– Уверена, что ей будет удобно с тобой в одной комнате?

Оливия отвернулась.

– Конечно. В конце концов, я здесь одна.

Разговор был полон скрытого подтекста и напоминал ходьбу с гирями на ногах.

– Хорошо. Будет здорово наконец-то с ней познакомиться.

Он не раз предлагал Оливии повидаться с дочерью, почаще ее навещать, но Оливия всегда вежливо отнекивалась. Все и так прекрасно. У Делии привычный распорядок, не нужно его нарушать. Она нужна Эндрю. Но несколько месяцев назад Оливия вдруг согласилась. Он не знал, почему чувствует себя так неловко. Разумеется, Оливии следовало пригласить дочь сюда, в дом, где она жила. Но это каким-то образом придавало конкретность их положению. Делало из них настоящую семью. Поднимало вопросы, которые только улеглись после обсуждения развода с Кейт, к которому он до сих пор так и не приступил, по-прежнему находя невыносимой саму мысль. В конце концов, с покойниками не разводятся.

Делия должна была приехать на выходные в апреле. Эндрю не верилось, что он и в самом деле увидит девочку, пока на улице перед домом не остановилась машина. Оливия объяснила, что Делия всегда пользовалась машинами с водителем. Ее мать машину не водила, а отцу не рекомендовали садиться за руль, пока он принимает лекарства, поэтому ребенка повсюду возили профессиональные водители. Эндрю не хотелось углубляться в вопрос о том, насколько состоятельна Оливия, несмотря на то что они уже три года фактически жили вместе. Она настояла на том, чтобы оплачивать половину счетов и ипотеки, но они никогда не говорили ни о ее богатстве, ни о том, почему дочь не живет вместе с ней. Они обо многом никогда не говорили.

Теперь Эндрю пошел открывать и обнаружил, что Оливия стоит на кухне, окаменев как статуя.

– Она приехала, – сказал он.

Снаружи слышался звук двигателя на холостом ходу, хлопнула дверца машины.

Оливия стояла, скрестив руки, и слегка подрагивала. Эндрю вздохнул: значит, ему придется все делать самому, раз она отключилась в такой важный момент. На пороге стояла бледная девочка в джинсовом костюме из брюк и куртки, увешанной металлическими значками, и джинсовой же кепке, из-под которой спускались забранные в длинный хвост светлые волосы. В руках девочка держала большую черную сумку.

Эндрю посмотрел, как водитель разворачивает машину.

– Мне нужно…

– А… Нет. Дедушка все оплачивает со своего счета.

Голос прозвучал ясно и звонко, хотя девчушка была худенькая и дрожала на ветру.

– Заходи, Делия. Заходи. Э… Я – Эндрю, само собой, – он попытался представить себе, как могут сложиться его отношения с этой девочкой, и мозг на мгновение отключился и ушел в перезагрузку. – Твоя мама на кухне.

Его поразило, какой взрослой казалась Делия. В ее походке, в манере держаться уже появилась неосознанная женская вальяжность. Адаму было десять, но он был мальчишкой, и Эндрю не мог поверить, что все десятилетние были такими же злыми и дикими, как он, при этом настолько по-взрослому понимая сложности жизни.

– Оливия! Делия приехала!

Как же он ненавидел эту приветливость в собственном голосе! Уже не в первый раз Эндрю испытывал головокружительное ощущение, будто случайно оказался в чужой жизни. Эта женщина, этот ребенок, даже его собственные дети – откуда они все взялись? Разве ему не все еще двадцать пять и он не снимает квартиру с соседями, как ребята из его давно задуманного романа?

Оливия несколько раз моргнула, словно приходя в себя.

– Милая! Ты приехала!

Она коснулась ладонями лица девочки.

– Можно мне снять куртку, пожалуйста? – вежливо спросила Делия.

Эндрю принял куртку.

– Конечно. Хочешь сока или чего-нибудь еще? Колы?

– Обычно в это время я пью чай, – ответила Делия, сверившись с пластмассовыми часами на запястье.

– Э… разумеется.

С какого возраста вообще начинают пить чай? Адам соглашался пить только газировку из супермаркета, самую дешевую и полную химии. Адам… Господи… Где он? У Эндрю задрожали руки от страха.

– Тогда я заварю чай.

– Благодарю, – официальным тоном ответила Делия. – Здесь есть другие дети? Я знаю о малышке. Не беспокойтесь, я все понимаю.

– Есть еще Адам. Он примерно твоего возраста, чуть старше.

Делия коснулась щеки, на которой виднелся очень тонкий белый шрам.

– Я помню. Он когда-то сделал мне больно.

– Он был очень маленький, милая. И не хотел этого, – сказала Оливия.

Делия взглянула на Эндрю, словно ожидая подтверждения слов матери, которого он не мог дать.

– Завтра мы пойдем в кино, – сказал он. – На «Гарри Поттера». Будет здорово. А потом можем пойти погулять по лесу – иногда там можно увидеть оленей.

– У дедушки тоже есть олени, – с детской непосредственностью заметила Делия.

Ее взгляд упал на пачку печенья на кухонном столе.

– Давайте пить чай, – сказал Эндрю еще более радостным голосом. – По чашечке чаю!

Еще немного, и он начнет потирать ладони.

– Вы пьете чай из пакетиков… – испуганно пробормотала Делия, увидев, как он достает пакетик из шкафа. – Э… Можно мне просто воды?

– Конечно, но разве ты не хотела…

– Нет, спасибо, – ответила она почти с содроганием. – А я увижу Адама?

– Я тебя уже вижу, – из-под обеденного стола раздался потусторонний голос, за которым последовал громкий зловещий хохот.

Взрослые вздрогнули, но Делия проявила лишь вежливый интерес. Даже, скорее, любопытство.

Оглядываясь назад, им следовало понимать: Адам снова сделает Делии больно, это лишь вопрос времени. Он был ей любопытен. И ничего удивительного: она – девятилетняя девочка, а он – десятилетний мальчик. У него уже воняли ноги и пробивались волосы под мышками. Она задавала множество вопросов о нем. Ходит ли он в школу? Есть ли у него друзья? Играет ли он в футбол? Во время экскурсии в замок они устроили пикник с сэндвичами в пластмассовых контейнерах, картофельными чипсами, термосом с кофе для взрослых и соком в пачках. Они все впятером на солнце, вокруг цветут нарциссы, свежий запах весны заполняет легкие. Эндрю почти вспомнил, что такое надежда. Было в сувенирных лавочках Национального фонда с баночками джема и мылом в форме цветов что-то милое, позволявшее ощутить, что жизнь не так уж и ужасна. Ему удалось перенести удар. Кейт ушла, но жизнь продолжалась и, возможно, это славное дитя тоже станет ее частью.

Она целый день задавала вопросы. Что это, Эндрю? А правда, что здесь жила Анна Болейн? А когда ей отрубили голову? Как думаешь, это было больно? Он рассказал ей о лондонском Тауэре, и у нее округлились глаза.

– А мы можем туда съездить? Пожалуйста!

Мы. В этом единственном слове он представил себе будущее, в котором она жила бы вместе с ними. А почему бы и нет? Оливия, в конце концов, была ее матерью, а Адам бы наверняка успокоился в присутствии Делии, и они стали бы тем, о чем он едва осмеливался говорить уже долгие годы – семьей.

А потом они обедали. Оливия кормила Кирсти, измазавшую все лицо картофельным пюре. В кафе всегда было трудно найти блюда, которые она могла бы есть, поэтому они часто выбирались на пикники.

Эндрю отвечал на бесконечные вопросы Делии. Адам бродил по площадке для пикников возле мусорных баков, где целыми роями летали осы. Делия нервно поглядывала на него.

– А вдруг они меня покусают?

– Они почти никогда не кусаются, а если и кусаются, то бывает только немного больно.

– У нас в школе есть девочка, которая умрет, если ее укусит оса или пчела.

При упоминании смерти Адам оживился.

– А почему она умрет?

– Не знаю, – вздрогнула Делия, не ожидавшая, что мальчик сам заговорит с ней.

Эндрю объяснил, что такое анафилаксия, сияя от гордости, что оба ребенка внимательно его слушают. Вполне вероятно, что это никогда не повторится. Потом его сын снова беспокойно вскочил, схватив пачку луковых чипсов.

– Он любит сок? – прошептала Делия.

– Почему бы тебе у него не спросить? Он совсем рядом.

Она хихикнула.

– Эндрю, а вы с мамой поженитесь?

Он замер. Адам тоже это услышал, хотя и продолжал расхаживать с таинственным видом возле мусорного бака.

– Берегись ос, – машинально сказал Эндрю. – Э… А почему ты спрашиваешь, Делия?

Оливия словно погрузилась в транс, притворяясь, что не слышит.

– Бабушка говорила, что я не должна спрашивать, но я подумала, что поэтому она здесь и живет.

Разумеется, наверняка все думали, что они с Оливией – пара. Но кем же они были на самом деле? Наверное, такого слова еще не придумали.

– Э… Ну, я…

– Ты любишь ее?

– Э… Твоя мама все последние годы была моим лучшим другом. Конечно же, она… она мне небезразлична.

Оливия склонилась над Кирсти, утирая ей лицо, как делала это уже несколько лет. Долго, слишком долго, и все же всякий раз, когда он давал ей возможность уйти, она оставалась.

– Это не то же самое, что любовь, – нахмурилась Делия. – Так говорят, когда тебя на самом деле не любят, но думают, что следовало бы.

Откуда ей это знать? В девять-то лет!

Впервые в жизни он искренне образовался, когда увидел приближавшегося Адама, державшего в руке пакет с чипсами, который он протянул Делии.

– Хочешь?

Адам решил поделиться? Девочка недоверчиво посмотрела на него, потом протянула маленькую ручку, блестящий маникюр на которой чуть облупился возле кутикул. Адам крепко сжимал пакет в кулаке. И в этот момент Эндрю понял, что пакет жужжит. Делия взвизгнула. Из пакета вылетела чертовски злая оса, и на пальце девочки начала наливаться красная шишка.

– Ай! – вскрикнула она. – Она была там! Я почувствовала! Я почувствовала ее крылья!

Адам загоготал.

– Как говорит папа, это всего лишь укус.

Позднее Эндрю понял, что испытал чувство, близкое к благодарности за произошедшее, так не хотелось ему заканчивать этот разговор.

Эндрю осторожно постучал в дверь комнаты Оливии, которая когда-то была гостевой. С тех пор мало что изменилось – то же неброское кремового цвета покрывало и шторы, горшок с сухими ароматическими лепестками на комоде. Делия с забинтованным пальцем лежала на раскладушке. Ее лицо опухло, она шмыгала носом, а из глаз текли слезы.

– Я принес тебе горячий шоколад, – сказал он.

Оливия была в саду, переживая в уединении что-то вроде нервного срыва, и он с ужасом ждал последующей беседы.

– Я уже почистила зубы, – засопела Делия.

– Все в порядке. Это особое угощение.

Она села, взяла в руки чашку и подула на бурую пенку, образовавшуюся по краям.

– Спасибо.

Он неловко присел на край кровати Оливии. Как всегда, кровать была заправлена аккуратно как в гостинице, словно Оливии и не существовало: ни морщинки на одеяле, ни отпечатка головы на подушке.

– Я хочу извиниться за то, что сделал Адам. Это было жестоко.

Она вздрогнула.

– Ненавижу ос. Эти крылья… Я почувствовала их прикосновение, – ее пальцы нервно затрепетали. – А он что, плохой мальчик?

– Э… Он очень часто злится.

– Потому что его мама ушла?

Боже! Своей проницательностью эта девочка резала без ножа.

– Возможно. Надеюсь, твой палец скоро заживет.

– Заживет. Хотя бы у меня нет той штуки, о которой ты рассказывал, которая на ана…

Анафилаксия. Она запомнила.

– Это правда. Так что, на самом деле, тебе не нужно бояться ос.

По щеке девочки скатилась еще одна слеза.

– Эндрю, а с мамой все хорошо?

– Думаю, да. А что?

– Она очень не любит, когда мне больно. Начинает плакать и говорит, что это она виновата.

– Но виноват был Адам.

Делия покачала головой.

– А она думает, что она. Ты скажешь ей, что это не так? Иначе она может больше не разрешить мне приехать, – новая слезинка затрепетала на ее ресницах. – А я хочу приехать. Здесь так весело.

Боже! Боже! Боже! Весело? В этом доме? Бедная девочка. Эндрю впервые действительно осознал, что мать оставила Делию точно так же, как Кейт. Чтобы растить его детей. Но почему? Он никогда ее об этом не просил. Почему она не могла жить с собственной дочерью? Что это за ужасный страх, будто ее присутствие может причинить вред Делии, если она прекрасно ухаживает за Адамом и Кирсти? Он этого не понимал.

– Конечно, скажу. Постарайся уснуть.

Ему хотелось назвать ее как-нибудь ласково, может быть, «милая», вроде тех слов, которые он, в основном мысленно, адресовал Кирсти. Но это было бы неправильно.

За дверью Адам, скрестив ноги, сидел на полу и хмурился в пустоту.

– Ну? – устало спросил Эндрю.

Адам даже не потрудился сказать, что не хотел этого. Явно хотел. Вместо этого он произнес тихим невыразительным голосом.

– Ты ее любишь больше, чем меня.

– Что?

– Ее. И Кирсти тоже. Все всех любят сильнее, чем меня.

Эндрю слишком устал.

– Приятель, конечно же, это неправда. Я тебя очень люблю, и Оливия тоже.

– Она не любила, – еле слышно произнес мальчик, и Эндрю понял, кого он имел в виду.

Не Оливию или Делию, даже не Кирсти. Свою мать, о которой так редко говорил.

– Если ты хочешь об этом поговорить… – неуверенно пробормотал Эндрю.

Адам вскочил, убежал к себе в комнату и захлопнул дверь. Эндрю вздохнул. Поворачиваясь, он заметил что-то на полу. Это был наполовину просунутый под дверь Делии обрывок бумаги с нарисованной огромной смешной зубастой осой и надписью большими буквами: «ИЗВИНИ». Он оставил записку на месте.

Эндрю спустился вниз, понимая, что оказался в ловушке, что должен дать то, чего у него нет. Оливия сидела в гостиной перед включенным телевизором, что по его опыту было дурным знаком. Она смотрела в экран стеклянным взглядом.

– Прости. Адам… он… наверное, нужно обратиться за помощью. Я поищу нового психолога, – Адам терпеть не мог тех, кого назначала социальная служба. – Но с Делией все в порядке.

– Она больше сюда не приедет, – сказала Оливия.

– Только не это. Она такая милая…

Счастливый, любящий ребенок.

– Оливия, послушай, она хочет быть с тобой. Нет причин ей не приезжать, или даже…

Но тут он осекся. Предложи он, чтобы Делия постоянно жила с ними, и снова всплывут все невысказанные проблемы. Вроде того, кем приходятся друг другу он и эта женщина, живущая у него в доме.

В голове тут же поднялась целая буря оправданий: он не просил ее переезжать, она была лучшей подругой Кейт и он, конечно же, не собирался сразу же бросаться в ее объятия, а она никогда не говорила, что испытывает к нему что-то кроме дружеских чувств. Но буря тут же утихла под напором нахлынувшего чувства вины. На самом деле, Оливия ради него бросила все, даже собственного ребенка, а он все равно, то ли по робости, то ли от страха, то ли из чувства вины, не мог дать ей взамен даже такой мелочи.

– Тебе нужно чаще с ней видеться, – сказал он, запинаясь. – Понимаю, это не мое дело, но ей это нужно. Она – твоя дочь. Ты не можешь просто так ее бросить.

На секунду ему показалось, что он разговаривает с Кейт.

– Ей будет больно, – Оливия говорила так тихо, что он едва мог ее расслышать. – Ей лучше без меня.

– Не лучше, она любит…

Оливия повалилась вперед, согнувшись пополам, и из ее рта вырвался пронзительный вой.

– Оливия? Прости, я не… Я не должен был…

Но вой не утихал, и Эндрю осознал, чувствуя, как его захлестывает паника: он остался единственным дееспособным взрослым в доме, и все дети теперь зависят от него.

В конце концов он позвонил ее родителям, и они приехали на большом «бентли», нарушив рекомендацию не садиться за руль. Ее отец, седовласый мужчина лет семидесяти, говоривший с аристократическим акцентом, явно привык всегда поступать по-своему. Пока его жена, тоже седовласая и худая как спичка, хлопотала наверху, собирая вещи Делии, отец – Рональд – беседовал на кухне с Эндрю.

– Понимаете, она больна.

– Я знаю.

– Это можно контролировать. Приступов не было уже несколько лет. Но к нам она переезжать отказывается. Слишком боится что-нибудь сделать с девочкой.

– Да, – не было смысла говорить, что этот страх совершенно беспочвенный. – Мне… нужно сообщить ей на работу?

Там вообще знали о болезни? Кейт знала, но только потому, что ей сказала Оливия, когда в прошлый раз Адам ранил Делию.

– Тот парнишка, начальник, знает. Знает, что с ней.

Эндрю попытался вспомнить его имя. Ах да… Это же и прежний начальник Кейт, который ему никогда не нравился. Самоуверенный любитель пустить пыль в глаза, обожавший блеснуть знанием тонкостей вкуса малоизвестных марок виски.

– Дэвид?

– Да, он. Макгрегор, – губы Рональда вытянулись в ниточку. – Буду признателен, если вы ему сообщите. Дело может затянуться.

По лестнице, держа тихо плачущую Делию за руку, спустилась бабушка. Оливия уже сидела в машине, а он с ней даже не попрощался.

– Делия могла бы остаться, – с убитым видом произнес Эндрю, жалея, что не может извиниться перед ребенком, хотя и не знал, за что.

Отец Оливии смерил его холодным взглядом покрасневших глаз, и Эндрю захотелось оправдаться, сказать, что он никогда не притрагивался к Оливии, не просил ее переезжать сюда, вообще ни о чем не просил. Но все равно это была его вина, и он это понимал.

На следующее утро Эндрю, всю ночь не смыкавший глаз рядом с плачущей Кирсти, попытался искупать дочь, залив водой весь пол и свои джинсы, пока она плескалась и визжала, а Адам бесновался в коридоре, не зная, кто повезет его на футбол, если нет Оливии. И в этот момент в дверь позвонили. Вымокший до нитки, он, чертыхаясь, спустился вниз, держа в руках извивающуюся Кирсти, завернутую в полотенце.

– Господи… – пробормотала Сандра, разглядывая его и не переставая жевать жвачку. – Хорошо вчера погулял, Энди? Налакался до чертиков? – Она протянула руки к Кирсти. – Давайте ее сюда.

Он терпеть не мог, когда она называла его Энди.

– У нее сегодня сеанс терапии?

За расписанием следила Оливия.

– Боюсь, Оливия… ее нет дома…

Он понятия не имел, надолго ли и как он будет справляться без нее.

– …Поэтому не думаю, что мы сможем… боюсь, сегодня не лучший день.

Да и терапия, похоже, не давала никаких результатов, поскольку Кирсти по-прежнему не проявляла желания что-нибудь сообщить.

Сандра склонила голову набок, морщась от визга извивающейся в ее руках Кирсти и криков Адама в коридоре, и глянула за спину Эндрю на беспорядок, оставшийся после вчерашнего ужина и сегодняшнего завтрака, пятна каши на джемпере Эндрю и дыры на его носках.

– Ну и к черту занятие, Энди. Похоже, дела тут идут совсем дерьмово. Дай-ка я зайду и поставлю чай?