Текст книги "Невидимый убийца"

Автор книги: Клайв Касслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

31

Турбодизели стихли до сдавленного дрожания. После тридцати часов безумной гонки яхта легла в дрейф и закачалась на ласковых волнах. Новая Зеландия давным-давно скрылась за кормой. На севере и западе посверкивала молния, гром глухо грохотал у горизонта. На юге и востоке туч не было, небо голубело.

Питт и Джордино провели ночь и половину следующего дня взаперти: их посадили в каптерку на корме, в двигательном отсеке. Места едва хватало, чтобы сидеть на палубе, упершись подбородком в коленки. Питт большую часть времени бодрствовал; ясность мысли у него обострилась при первых же звуках запущенных двигателей. Отбросив все мысли о стесненности положения, Джордино снял дверь с петель – и тут же обнаружил за ней четверых охранников, которые не замедлили ткнуть ему в живот дула автоматов. Потерпев поражение, Джордино быстренько улегся и уснул еще до того, как дверь повесили на место.

В том, что случилось, Питт винил себя одного. «Я должен был предвидеть развитие событий, – казнился он. – Я недооценил фанатичного желания Дорсетта держать Мэйв в когтях. Мы с Джордино оказались всего лишь пешками в чужой игре, и Дорсетт уничтожит нас как мелкую помеху на пути к несусветному богатству».

Внезапно Питта озадачило: отчего это их с Джордино до сих пор не убили? Не успел он сосредоточиться на данной мысли, как дверь скрипнула и на пороге каптерки возник хитро поглядывающий исподлобья Джон Мерчант. Питт машинально глянул на свои глубоководные часы. Было одиннадцать часов двадцать минут утра.

– Вам пора отправляться на корабль, – вежливо оповестил посланник смерти.

– Мы переходим на другое судно? – спросил Питт.

– В некотором роде.

– Надеюсь, обслуживание там будет лучше, чем здесь, – потянулся Джордино. – О нашем багаже вы, разумеется, позаботитесь?

Мерчант отмел слова Джордино, передернув плечами.

– Прошу вас поторопиться, господа. Мистер Дорсетт не любит, когда его заставляют ждать.

Их препроводили на кормовую палубу в окружении охранников, обвешанных самым разнообразным оружием. Когда они увидели Дорсетта, на палубу упали дождевые капли, принесенные легким ветром из наступавших туч.

«Святое семейство» сидело под навесом за столом, уставленным изысканными яствами в серебряной посуде. Ливрейные лакеи стояли за спиной Дорсетта, готовые наполнять бокалы и убирать использованные приборы и посуду.

Боудикка и Дейрдра, сидевшие справа и слева от отца, не оторвались от еды, когда Питт и Джордино оказались в их божественном присутствии. Питт поискал глазами Мэйв, но не нашел ее.

– Сожалею, что вы должны нас покинуть, – проговорил Дорсетт, прожевав кусок тоста, намазанного икрой. – Жаль, что вы не сможете остаться на второй завтрак.

– Вы разве не знаете, что нужно бойкотировать икру? – сказал Питт. – Браконьеры вот-вот полностью уничтожат осетров.

Дорсетт равнодушно пожал плечами:

– Ну, значит, она будет стоить на несколько долларов больше.

Питт посмотрел на пустынное море, которому приближающийся шторм уже начинал придавать жуткий вид.

– Нам сказали, что мы перейдем на борт другого корабля.

– Так оно и будет.

– Где же этот корабль?

– Болтается рядышком.

– Понимаю, – тихо сказал Питт. – И впрямь понимаю. Вы намерены пустить нас по воле волн.

Дорсетт провел салфеткой по рту с изяществом автослесаря, вытирающего ветошью замасленные руки.

– Прошу извинить, что предоставляю вам утлое суденышко без мотора, но это все, что я могу предложить.

– Прелестный штрих к портрету садиста. Вы наслаждаетесь мыслью о страданиях, которые нас ожидают.

Джордино глянул на два первоклассных катера, закрепленных на верхней палубе яхты:

– Мы ошарашены вашей щедростью.

– Напрасно иронизируете. Я даю вам шанс выжить. Могли бы и поблагодарить.

– Благодарим покорно за то, что бросаете нас в пасть шторма в той части океана, куда торговые суда не заходят. – Питт нахмурился. – Не соизволите снабдить нас ручкой и бумагой, чтобы мы оставили завещания?

– Перебьетесь. Прощайте, мистер Питт, мистер Джордино. Счастливого путешествия. – Дорсетт кивнул Джону Мерчанту: – Проводите этих свиней из НУМА к их корыту.

Мерчант указал на распахнутую дверь в ограждении:

– Прошу.

– Как? – удивился Джордино. – Без оркестра и букетов на память?

Питт подошел к краю палубы и глянул на воду. Рядом с яхтой прыгала на волнах убогая лодчонка три метра в длину и два в ширину. По бокам клинообразного корпуса крепились баллоны из неопрена. К лодке полагался подвесной мотор, но его сняли, о чем свидетельствовали торчащие провода. Но самое ужасное было другое: в углу лодки сутулилась Мэйв в кожанке Питта.

От гнева Питту не хватило выдержки. Схватив Мерчанта за ворот куртки с эмблемой яхты, он легко, словно соломенное чучело, отбросил его в сторону. Вихрем метнулся к обеденному столу и крикнул:

– А Мэйв-то зачем?!

Дорсетт раздвинул губы, изображая улыбку:

– Она носит имя своей прародительницы, у нее наследственная склонность страдать.

– Вы негодяй! – выдохнул Питт, кипя животной ненавистью. – Вы…

Большего произнести не удалось. Один из охранников с размаху саданул ему прикладом автомата прямо над почками.

Мучительная волна боли нахлынула на Питта, но незамутненная ярость удержала его на ногах. Он подался вперед, ухватил обеими руками скатерть, сильно дернул и взметнул ее в воздух. Бокалы, ножи, вилки, блюда и тарелки, наполненные деликатесами, с жутким грохотом разлетелись по всей палубе. Питт бросился через стол на Дорсетта с намерением удушить негодяя. Боудикка взмахнула руками, и Питт угодил Дорсетту в глаз. Раздался душераздирающий первобытный вопль. Питт почувствовал град ударов. Все кости затрещали, перед глазами ярко сверкнула бриллиантовая россыпь, и Питт провалился во тьму.

Питту казалось, что он лежит в пещере глубоко под землей. Вокруг была сплошная темень. Он попробовал приподняться, но не сумел и пальцем пошевелить. «Замурован», – явилась отчаянная мысль. Потом издалека забрезжил свет. Питт потянулся к нему, не желая отпускать в темные тучи, гонимые ветром по небу.

– Восславим Господа, Лазарь вернулся из мертвых, – глухо, словно из другого мира, сказал Джордино. – И как раз вовремя, дабы вновь умереть, судя по погоде.

Очнувшемуся от забытья Питту захотелось обратно в пещеру. Тело ныло от боли. Переломаны, казалось, были все кости, от черепа до стоп. Питт застонал. Мэйв прижала ладонь к щеке:

– Будет не так больно, если постараешься не двигаться.

Питт доверчиво взглянул на нее. Большие голубые глаза светились заботой и любовью. Словно по ее заклинанию, он почувствовал, как боль постепенно уходит.

– Ну, я, конечно же, сильно напортачил, да? – с трудом выговорил он.

Мэйв медленно повела головой из стороны в сторону, отчего длинные светлые волосы приятно щекотнули Питту щеки.

– Нет-нет, не думай так. Если бы не я, вы с Джордино тут не оказались бы.

– Ребятишки Мерчанта крепко над тобой поработали, прежде чем выбросили с яхты. Ты так выглядел, будто на тебе отрабатывали удары все боксеры лос-анджелесского клуба, – сказал Джордино.

Питту удалось сесть.

– Как Дорсетт?

– Думаю, теперь, с черной повязкой на глазу, он будет выглядеть настоящим пиратом. Останется только шрам дуэльный получить да крюк вместо руки приделать.

– Боудикка с Дейрдрой унесли его в каюту, – сказала Мэйв. – Если бы Мерчант понял, насколько серьезна рана у его босса, то, будь уверен, разрезал бы тебя на кусочки.

Сквозь распухшие веки Питт оглядел пустынное зловещее море.

– Яхта ушла?

– Испугалась шторма и удрала во все лопатки, – сообщил Джордино. – Впритирку прошла. Мы чуть не опрокинулись.

Питт перевел взгляд на Мэйв:

– Стало быть, они нас оставили на плаву вроде твоей прапрапрабабушки Бетси Флетчер.

Она удивленно глянула на него:

– А ты откуда про нее знаешь? Я тебе не рассказывала.

– Я всегда выясняю подноготную женщины, с которой собираюсь провести остаток жизни.

– И остаток этот будет коротенький, – сказал Джордино, безрадостно указывая на северо-запад. – Если только меня не подводят познания, полученные на уроках метеорологии в вечерней школе, мы торчим на пути того, что в здешних местах зовется тайфуном или циклоном – в зависимости от того, как близко мы к Индийскому океану.

Вида темных туч и проблесков молний, после которых грозно рокотал гром, вполне хватило Питту, чтобы у него сердце замерло от этих безбрежных морских просторов и усиливающихся порывов ветра. Зазор между жизнью и смертью сузился до толщины бумажного листка. Солнце давно скрылось, и море сделалось серым. Минуты отделяли утлое суденышко от того, чтобы оказаться в самой гуще вихря.

Питт решил времени зря не терять.

– Наша первоочередная задача – соорудить якорь, – сказал он Джордино и обратился к Мэйв: – Мне нужна кожанка.

Ни слова не говоря, она стянула куртку и протянула Питту. Джордино принялся шарить в небольшом рундуке под сиденьем. Вытащил он оттуда старую проржавевшую «кошку» и два нейлоновых троса длиной три и пять метров. Питт расстелил кожанку и сложил на нее всю обувь, «кошку», а также какие-то старые части мотора и несколько ржавых инструментов, которые Джордино выскреб из рундука. Потом он застегнул куртку на молнию, узлом стянул рукава и весь этот тюк привязал к короткому нейлоновому тросу. Сбросил грузило за борт, убедился, что оно ушло под воду, после чего закрепил второй конец троса на возвышавшемся посреди отсека кронштейне с бесполезными приборами для подвесного мотора.

– Ложитесь на дно лодки, – приказал Питт, обвязывая оставшийся трос вокруг центра кронштейна. – Потреплет нас изрядно. Обвяжите трос вокруг талии и оставьте свободный конец, чтобы привязать его к лодке, если перевернемся или вылетим в море.

Питт бросил последний взгляд поверх неопренового баллона на надвигающиеся от горизонта громадные валы. Море одновременно наводило ужас и поражало красотой. Стрелы молний вырывались из лилово-черных туч, гром походил на дробь тысячи барабанов. Буря обрушилась на них без всякой жалости. Всего десять минут прошло – и штормовой ветер забушевал вовсю, пошел дождь, обратившийся в такой беспросветный ливень, что не стало видно неба, а море вокруг вскипело пеной, будто суп на сильном пламени. Капли, подхваченные шквалом, завывавшим как тысяча предвещающих смерть привидений, жалили так нещадно, что вся кожа зудела.

Ветром срывало гребешки с трехметровых волн. Очень скоро волны поднялись до семи метров. Море удвоило бешеный натиск на хрупкую посудину и беспомощных пассажиров. Лодку то крутило, как волчок, то бросало по волнам, то затягивало в пучину. Небо и вода перемешались.

Удивительно, но якорь не оторвался. Он выполнил свою задачу: не дал разбушевавшейся стихии поглотить лодку и ее пассажиров. Серые волны окатывали людей и заливали днище лодки шипящей пеной. Троица давно вымокла до костей, но упрямо держала центр тяжести, наделяя посудину лишней долей устойчивости.

Во благо оказались малые размеры судна и неопреновые баллоны по бокам корпуса. И то и другое делало лодку плавучей, как пробка. «Если якорь удержит, – подумал Питт, – у нас определенно есть шанс на спасение». Однако следующие двадцать минут ему показались вечностью.

На лодку обрушивались нескончаемые валы воды, в которой задыхались и заходились в кашле три человека, пока посудину поплавком не выбрасывало на гребень следующей стеной идущей волны. Вычерпывать воду было незачем: заполнявшая отсек вода своей тяжестью удерживала их, чтобы они не перевернулись. Люди изо всех сил старались удержаться, чтобы их не смыло водой, а уже через секунду, когда лодку унесло в пучину, судорожно хватались за что попало, чтобы их не вышвырнуло в воздух.

Питт с Джордино крепко сцепили руки над устроившейся меж ними Мэйв, упирались в борта ногами, для опоры. Если бы одного из них смыло за борт, то не оставалось бы возможности спастись. Ни единой живой душе не под силу выстоять в одиночку в бушующем море. Из-за ливня уже в нескольких метрах ничего нельзя было разглядеть, и очень скоро им стало попросту не на что смотреть.

Вспыхнули молнии, и Питт взглянул на Мэйв. Вид у нее был такой, словно она смирилась, что ее забросило в ад, где уготованы страшные муки от морской болезни. Питт терзался, что никак не мог утешить ее словами, ведь рев ветра не давал ничего расслышать. На чем свет стоит клял он Артура Дорсетта «Боже, – думал Питт, – вот ужас-то иметь отца с сестрицами, которые до того ее ненавидят, что крадут ее детей, а теперь вот и саму на смерть обрекли, только потому, что она мила и добра и не пожелала связывать себя с их преступными махинациями! Жуткая несправедливость! Нет, она не умрет. Во всяком случае, ни за что, пока сам я жив». Положив руку на плечо Мэйв, он с нежностью пожал его. Потом перевел взгляд на Джордино.

У того на лице застыло полное безразличие к невзгодам. И такая явная беззаботность в кромешном аду подбодрила Питта. «Чему быть, того не миновать», – было написано в глазах друга. Жизнестойкость этого человека не знала границ. Питт не сомневался: Ал раньше умрет, чем опустит руки, держащиеся за лодку и удерживающие Мэйв. Морю Джордино не поддастся никогда.

И, словно сознание обоих сработало одновременно, Джордино повернулся взглянуть, как обстоят дела у Питта. «Есть два вида мужиков, – подумал он. – Есть такие, что видят поджидающего их души черта и смертельно боятся его. А есть такие, что, по уши увязнув в безысходности, поглядывают на него как на спасение от мирских мучений. Питт ни тем ни другим не чета. Он способен прямо на черта смотреть да в глаз тому черту и плюнуть».

Питт и Джордино дружили вот уже тридцать лет. Тем не менее Ал не переставал удивляться стойкости Питта и любви ко всяким передрягам. Питт расцветал, стоило грянуть какой-нибудь беде. Вот и сейчас он не обращал внимания на сокрушительные удары волн. Разве так выглядит человек, ожидающий смерти, человек, смирившийся с тем, что против стихии не попрешь? Нет. Взгляд Питта, устремленный сквозь пелену дождя и пены, был до странности отрешен. Казалось, будто сидит он себе в любимом ангаре, а не посреди разбушевавшейся стихии. «Питт, – не раз приходило в голову Джордино, когда они работали глубоко под водой, – это человек, которому опасность – мать родная».

Темнота навалилась и ушла. Ночь мучений, которым, казалось, не будет конца, завершилась. Все трое окоченели от холода и насквозь вымокли. Озноб колол им тела тысячью стилетов. Рассвет избавил их от ужаса неизвестности: солнце пробивалось сквозь метущиеся тучи. Но жизнь людей по-прежнему висела на тоненькой ниточке, ибо свинцовое море не обещало ничего хорошего.

Воздух прогрелся, и будто соленое одеяло окутало странников. Дышать стало трудно. Трудно было понять, сколько прошло времени. Старенькие глубоководные часы Питта и более новые Джордино, специально для профессионалов подводников, выдерживали погружения до двухсот метров и продолжали ходить как ни в чем не бывало, зато соленая вода проникла в простенькие электронные часики Мэйв, и те вскоре остановились.

Едва море разбушевалось, Мэйв легла на дно лодки и принялась молиться, чтобы выжить и снова увидеть своих мальчиков; молилась, чтобы не умереть и оставить у них нежную память по себе, а не просто смутные воспоминания о матери, сгинувшей и нашедшей могилу в безжалостном море. Она мучилась, угадывая, что за судьба ждет близнецов в руках ее отца. Поначалу была напугана, как никогда в жизни, страх холодной снежной лавиной душил ее. Потом понемногу он стал уходить, когда сознание подсказывало: нет такой силы, чтобы разомкнуть руки мужчин, сцепленные у нее на спине и плечах. Их сила казалась сверхъестественной. Мэйв почувствовала, как в ней затеплилась надежда, что все-таки удастся выжить и увидеть новый рассвет.

У Питта такого радужного ожидания не было. Он-то хорошо понимал, что его и Джордино силы давно на исходе. Злейшие их враги – переохлаждение и усталость – подкрадывались незаметно. Что-то должно пересилить: либо их стойкость, либо буйство шторма. Силы в схватке были неравны, и полное изнеможение, казалось, уже близко. И все же Питт отказывался признавать тщету своих усилий. Он цеплялся за жизнь, напрягаясь, крепко держался, ожидая, когда очередная волна обрушится на лодку, понимая, что гибель приближается неумолимо.

32

Питт, Мэйв и Джордино не погибли.

К вечеру ветер утих, а вскоре присмирели и волны. Неведомо почему тайфун резко поменял направление и умчался на юго-восток, к Антарктике. Скорость ветра упала со ста пятидесяти километров до шестидесяти. Проливной дождь перешел в морось, а затем в туман. Откуда ни возьмись появилась чайка. Пока тьма снова не окутала море, она кружила над маленьким судном, протяжно стеная, будто бы поражаясь его небывалой плавучести.

Еще через час небо очистилось от туч и ветер стих так, что едва пошевелил бы парус. Казалось, что шторм был дурным сном, ворвавшимся ночью и исчезнувшим с приходом дня. Люди выиграли схватку со стихией. Одичалые волны и жестокие ветры не смогли утянуть их в пучину. То, что бурный шторм не уничтожил своей убийственной яростью, он вознаградил милосердием.

«Прямо мистика какая-то, – подумала Мэйв. – Если бы нам суждено было погибнуть, мы ни за что не пережили бы этот шторм. – И уверилась твердо: – Жизнь нам оставлена ради какой-то цели».

Не могли вымолвить ни слова три обессилевших и изможденных человека, тесно прижавшихся друг к другу в лодке. Убаюканные спокойствием, пришедшим на смену умчавшемуся урагану, измотанные люди чувствовали полное безразличие к обстоятельствам, в которых оказались, и крепко заснули.

Море покачивалось до следующего утра: наследие шторма, – потом угомонилось, и поверхность сделалась совсем гладкой. Туман рассеялся, видимость значительно улучшилась. Теперь море, казалось, хотело взять их измором.

Проснувшись, Питт попробовал сесть и застонал от боли. Морская болтанка разбередила раны, нанесенные охранниками Дорсетта. Жмурясь от слепящих бликов солнца на воде, Питт, стиснув зубы, сел. Теперь оставалось только ждать. Но чего? Корабля, идущего прямым курсом на лодку? Пустая надежда – в эти широты не заходят суда. Артур Дорсетт с умом выбрал место, где бросить их.

«Я убью его, – подумал Питт. – Если я выживу, то убью его. Он заслуживает смерти». Не забыл Питт и про Боудикку с Дейрдрой. «Они тоже поплатятся за то, как обошлись с Мэйв», – поклялся он.

– Штиль, – произнесла Мэйв, прильнув к Питту, и тот почувствовал, что она дрожит. – А у меня в голове по-прежнему бушует шторм.

Питт вытер затвердевшую на веках соль и порадовался, что опухоль немного спала. Он заглянул в чудные голубые глаза, сонные и усталые. Глаза в ответ засияли.

– Ты Венера, вышедшая из волн, – тихо сказал он.

Мэйв села и расправила слипшиеся от соли светлые волосы.

– Что-то не чувствую я себя Венерой, – улыбнулась она. – И уж точно выгляжу совсем не как она.

Она задрала свитер и осторожно тронула багровые рубцы вокруг талии, образовавшиеся от постоянного трения спасительной нейлоновой веревки.

Джордино открыл один глаз:

– Вы, двое, дайте человеку поспать, не то я вызову управляющего отелем и пожалуюсь.

– Мы собираемся в бассейне искупаться, а потом позавтракать на веранде, – сообщила Мэйв бравым голосом. – Может, с нами пойдете?

– Я лучше еду в номер закажу, – лениво протянул Джордино.

– Ну, раз все мы в таком славном настроении, – сказал Питт, – предлагаю заняться проблемой выживания.

– Каковы наши шансы на спасение? – поинтересовалась Мэйв.

– Нулевые, – признался Питт. – Твой отец скинул нас в самой пустынной части моря. Ставлю сто против одного, что адмирал Сэндекер понятия не имеет о том, что с нами случилось, иначе нас давно начали бы искать. Скорее всего, нашли бы. Если мы намерены достичь возраста, отпущенного Богом, то придется обойтись без посторонней помощи.

Первым делом Питт вытащил плавучий якорь и достал из кожанки обувь, инструменты и прочее. Джордино в это время тщательнейшим образом обыскал лодку.

– Нашел что-нибудь? – спросил Питт.

– Если ты надеешься на постройку самолета, то железок не хватит. Я обнаружил три гаечных ключа разных размеров, отвертку, насос, четыре свечи для мотора, болты и шайбы, пару тряпок, деревянное весло, нейлоновый чехол на лодку и штучку, которая развлечет нас во время долгого путешествия.

– Весло длинное?

– Чуть больше метра.

Питт пожевал губами:

– Едва-едва хватит, чтобы парус поднять.

– Точно. Зато его можно использовать как стойку для тента. Натянем на него лодочный чехол и будем наслаждаться тенью.

– Тент из чехла очень пригодится для сбора пресной воды, если снова дождь пойдет, – сказала Мэйв.

Питт взглянул на нее:

– На тебе есть что-нибудь, что можно с пользой пустить в дело?

Она покачала головой:

– Только одежда. Франкенштейниха швырнула меня на лодку даже без губной помады.

– Угадай, про кого это она говорит, – предложил Питту Джордино.

Питт счел предложение риторическим. Он вскрыл пакет, который засунул себе в брюки, перед тем как направить микроавтобус с причала в воду, достал швейцарский армейский нож, компас, коробок спичек, пакет первой медицинской помощи и маузер двадцать пятого калибра с запасной обоймой.

Мэйв уставилась на крохотный пистолет:

– Ты же мог пристрелить Джона Мерчанта с моим отцом.

– При такой армии охранников шансов уцелеть у меня было меньше, чем у Пикетта при Геттисберге. [15]15
  Пикетт, Джордж Эдвардс (1825–1875) – американский генерал, воевал на стороне Конфедеративных штатов во время Гражданской войны. В битве при Геттисберге (3 июля 1863 г.) южане, половину которых составляли солдаты дивизии Пикетта, пошли в наступление на северян и потерпели сокрушительное поражение. В историю США это наступление вошло как «Пикеттова атака», став синонимом совершенно безнадежного предприятия.


[Закрыть]

– А я-то думала – вот человек одаренный! – лукаво улыбнулась Мэйв. – Ты всегда носишь с собой сей набор для выживания?

– С тех пор, как стал бойскаутом.

– И в кого же ты намерен палить посреди этой пустыни?

– В кого? Только не в вас. Скажем, в птицу или рыбу.

– Ты способен выстрелить в беззащитное существо?

Питт взглянул на Мэйв:

– Только потому, что мне не нравится смерть от голода.

Пока Джордино накачивал баллоны-поплавки, Питт обследовал каждый квадратный сантиметр лодки, затем, свесившись за борт, ощупал днище. Никаких повреждений он не обнаружил. На вид судну было года четыре; скорее всего, оно служило разъездной шлюпкой, когда яхта вставала на якорь у острова, не оборудованного причалом. Питт с облегчением убедился, что лодка, хотя и потертая, находится в отличном состоянии. Единственный порок – нехватка подвесного мотора.

Питт решил загрузить друзей разной мелкой работой, дабы отвратить их мысли от еды и питья. Никаких иллюзий по поводу того, что им вскоре удастся выбраться на сушу или спастись как-то иначе, у него не было. «Главное – самому не пасть духом и им не дать», – подумал он.

Джордино соорудил навес для защиты от палящих лучей солнца, обернув нейлоновый чехол вокруг вертикально поставленного весла и привязав края к бортовым баллонам. Один край навеса он пустил так, чтобы во время дождя вода стекала в ящик, который Мэйв обнаружила под сиденьем.

Мэйв, как и положено женщине, навела порядок на лодке, отчего та стала почти уютной.

Питт распустил кусок нейлоновой веревки на части и связал из них длинную леску.

Единственным источником пищи в радиусе двух тысяч километров, если не больше, была рыба. Питт смастерил крючок из пряжки своего ремня и привязал его к одному концу лески, другой конец он привязал к середине гаечного ключа, чтобы вытаскивать добычу обеими руками. Оставалось сообразить, какой наживкой рыбу приманивать. Червя-мотыля, мушки, блесны или кусочка сыру не было. Питт соединил ладони на лбу, как козырек, защищаясь от солнечных бликов, и посмотрел за борт.

Люди, плывущие на судне, которое снабжено двигателями, с ревом выбрасывающими выхлопные газы и бешено взбивающими воду винтами, зачастую жалуются, что в открытом океане никаких признаков жизни не видно. Но для тех, кто дрейфует близко к поверхности воды, океан очень скоро становится миром, населенным самой разнообразной живностью, куда более многочисленной, чем обитатели суши.

Косяки рыбешек, похожих на сельдь, размером не больше мизинца сновали под днищем лодки. Неподалеку ходили помпано с длинным плавником по всему многоцветному переливающемуся телу. В стороне кружили две крупные скумбрии. А вот пожаловала и небольшая акула – рыба-молот.

– Что на наживку пустить собираешься? – деловито спросила Мэйв.

– Себя, – сказал Питт. – Самого себя использую как гастрономическую приманку для всяких рыбешек.

– Ты это про что?

– Смотри и учись.

С неприкрытым страхом Мэйв следила за тем, как Питт взял нож, закатал одну брючину, оттянул кожу на ляжке и спокойно отсек кусочек. Потом насадил его на самодельный крючок. Проделано это было настолько обыденно, что Джордино ничего не заметил, пока не обнаружил кровь на дне лодки.

– Что случилось? – поинтересовался он.

– У тебя отвертка с собой? – спросил Питт.

Джордино выставил инструмент напоказ:

– Хочешь, чтобы я тебе шарики-ролики подкрутил?

– Тут рядом ходит акула, – пояснил Питт. – Я сейчас подманю ее к лодке. А когда схвачу, бей ее промеж глаз. Нужно попасть прямо в мозг.

Мэйв содрогнулась от такого мерзкого замысла.

– Надеюсь, вы не потащите акулу в лодку?

– Прежде чем тащить, надо, чтобы клюнула, – усмехнулся Питт, отрывая от футболки полу и бинтуя ногу.

Мэйв на четвереньках перебралась на нос лодки, подальше от кровавой мужской затеи.

– Смотри только не подставь еще какую-нибудь часть тела вместо наживки, – предупредила она Питта.

Джордино опустился на колени возле товарища, а тот медленно погрузил леску в воду. Вокруг наживки сразу же засуетилась скумбрия, но Питт отогнал ее, подергав леску. Стайка крошечных рыб-чистильщиков прибыла на угощение. Этих отгонять не пришлось. Они бросились врассыпную, когда возле наживки появилась рыба-молот. Питт начал медленно тянуть леску.

Пока Питт подтягивал крючок с приманкой поближе к лодке, Джордино, держа отвертку наготове, всматривался в глубину. И вот пепельно-серая акула оказалась на расстоянии вытянутой руки. Спинной плавник вынырнул из воды, будто перископ подводной лодки. Отвертка, описав дугу, ударила в плоскую голову, когда та задела баллон-поплавок. Большинству мужчин ни за что бы не удалось пробить отверткой хрящеватый костяк акулы, но Джордино всадил ее по самую рукоятку.

Питт подхватил добычу рукой под брюхо за жабры и резко выпрямился, когда Джордино ударил вторично. Питт повалился спиной в лодку, обхватив руками, словно ребенка, полутораметровую рыбу-молот. Ухватившись за спинной плавник, он обвил ногами акулий хвост и навалился на рыбину.

Мэйв завизжала: отточенные треугольные зубы клацали всего в нескольких сантиметрах от ее ног.

Джордино всем весом придавил бьющееся морское чудище к днищу лодки, мигом до крови ободрав руки до локтей о шершавую, как наждак, кожу.

Даже тяжело раненная, хищница продолжала сопротивляться. Она то старалась их обмануть, затихала, то принималась буйствовать. Наконец, после десяти минут бесплодной борьбы, акула сдохла. Питт с Джордино скатились с нее и перевели дух. Жуткая схватка отозвалась в каждой ссадине, каждом ушибе, и Питту показалось, что у него болит все тело.

– Тебе придется ее разделать, – обратился он к Джордино, с трудом дыша. – Я ослаб, как котенок.

– Отдыхай, – махнул рукой Джордино, в голосе которого прозвучали терпение и теплое участие. – После того как тебя отделали на яхте, да еще после шторма, удивительно, что ты до сих пор не в коме.

Хотя лезвие швейцарского армейского ножа было острее бритвы, Джордино пришлось здорово поработать мускулами, вспарывал тугое акулье брюхо. Следуя указаниям Мэйв, профессионального морского зоолога, он извлек печень, разрезал желудок, в котором обнаружил несколько рыб, недавно проглоченных акулой, и отделил мясо от кожи.

– Печень надо съесть прямо сейчас, – посоветовала Мэйв. – Она быстро разлагается, а это самое питательное, что есть в акуле.

– А с остальным мясом что делать? – спросил Джордино, споласкивая нож и руки в воде. – На такой жаре ему и протухнуть недолго.

– В нашем распоряжении целый океан соли. Порежьте мясо на полосы и развесьте по лодке. Когда оно подсохнет, наскребем соли с навеса и натрем ею мясо для сохранности.

– Я, когда маленьким был, печенку ненавидел, – сказал Джордино, слегка зеленея лицом при печальном воспоминании. – Пожалуй, я не настолько голоден, чтобы есть эту гадость сырой.

– Заставь себя, – посоветовал Питт. – Принцип такой: держаться физически крепкими до последней возможности. Мы убедились, что способны прокормиться. Значит, проблема у нас сейчас одна: достать воды для питья.

Ночь принесла с собой удивительное спокойствие. Над морем повисла половинка луны, проложив серебристую дорожку к горизонту. Прохлада, такая обычная в южных широтах после захода солнца, немного умерила жажду. Волны равномерно бились о лодку, убаюкивая Мэйв и унося в мыслях в счастливые времена, когда она жила вместе со своими детьми. Джордино воображал, как вернется к себе в вашингтонский кондоминиум, усядется на диван, обнимет одной рукой прелестную женщину, а в другой зажмет запотевшую банку пива; как вытянет ноги, положив их на журнальный столик, и будет смотреть старый фильм по телевизору.

Питт продремал почти целый день. Поэтому, в отличие от друзей, взбодрился и решил заняться делом. Он внимательно посмотрел на звезды, пробуя определить местонахождение лодки. Еще сидя в каптерке, он, пользуясь стареньким компасом, выяснил, что яхта двигается на юго-запад. В заточении Дорсетт продержал их без малого тридцать часов. Яхта, по словам Джона Мерчанта, была способна покрывать сто двадцать километров в час. Перемножив скорость и время, Питт рассчитал, что их выбросили за борт примерно в трех тысячах шестистах километрах от Веллингтона. Получилось, что лодка дрейфует где-то в южной части Тасманова моря, между нижним побережьем Тасмании и Новой Зеландией.

Теперь предстояло решить новую загадку: куда их занесло штормом? Буря наваливалась с северо-запада. За сорок восемь часов она могла отправить их далеко-далеко на юго-восток. По опыту, обретенному во время экспедиций, Питт знал, что в этой части Индийского океана течения и ветры движутся чуть южнее юго-востока. Если их трепало где-то между сороковой и пятидесятой параллелями, то они должны были оказаться в самой пустынной части Тихого океана. До ближайшей земли – южной оконечности Южной Америки – по меньшей мере тринадцать тысяч километров.

Питт посмотрел на Южный Крест, пятизвездие, которое не увидеть с мест, расположенных выше тридцати градусов северной широты. Этот небесный крест указывал путешественникам дорогу через беспредельные водные просторы еще со времен ранних плаваний полинезийцев. Миллионы квадратных километров одиночества с редкими вкраплениями островков, являющихся вершинами вулканических гор…

Как ни прикидывайся сильным, как ни желай выжить, как ни надейся на удачу, все равно шансы ступить на твердую землю равны нулю.