Текст книги "Явление тайны"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)

V

– Мама?

Она, как обычно, сидела у окна.

– Пастор Джон так и не пришел ко мне вчера вечером, Джо-Бет. Ты ему не позвонила? – Она прочитала ответ на лице дочери. – Не позвонила. Как ты могла забыть?

– Извини, мама.

– Ты же знала, как для меня это важно! Я понимаю, что ты так не думаешь, но…

– Нет. Я тебе верю. Я позвоню ему позже. Сначала… Мне нужно с тобой поговорить.

– Разве ты не должна быть в магазине? – спросила Джойс. – Ты тоже заболела? Я слышала, Томми-Рэй…

– Мама, послушай. Мне нужно спросить у тебя что-то очень важное.

Джойс встревожилась.

– Я не могу сейчас ни о чем говорить. Мне нужен пастор.

– Придет пастор. А пока я хочу, чтобы ты рассказала мне о своих подругах.

Джойс молчала, на ее лице застыло страдание. Но Джо-Бет видела это выражение слишком часто, чтобы из-за него отказаться от расспросов.

– Вчера вечером я познакомилась с человеком. – Она пыталась говорить как можно обыденней. – Его зовут Ховард Кати. Он сын Труди Кати.

С лица Джойс исчезла страдальческая маска. Теперь на нем было написано удовлетворение.

– Разве я не говорила? – пробормотала она, поворачивая голову к окну.

– Не говорила чего?

– Не могло все так кончиться! Не могло!

– Мама, объясни.

– Это не был несчастный случай. Мы знали. У них были причины.

– У кого были причины?

– Мне нужен пастор.

– Мама, у кого были причины? Джойс вместо ответа поднялась с места.

– Где он? – спросила она неожиданно громко, направляясь к двери. – Я хочу его видеть!

– Хорошо, мама! Хорошо! Успокойся.

Уже у двери она снова повернулась к Джо-Бет. В ее глазах стояли слезы.

– Ты должна держаться подальше от сына Труди. Слышишь? Не смей видеться с ним, говорить с ним, даже думать о нем не смей. Обещай мне.

– Не буду я этого обещать. Это глупо.

– У тебя с ним ничего не было?

– В каком смысле?

– О господи, ты уже…

– Ничего не было!

– Не лги! – взорвалась Джойс, вскинув вверх высохшие кулачки. – Иди, помолись!

– Не хочу я молиться. Мне нужна твоя помощь, а не молитвы.

– Он уже в тебе. Раньше ты никогда так со мной не разговаривала.

– Я никогда себя так не чувствовала! – ответила Джо-Бет.

Ком подступил к горлу, ее охватили злость и страх. Не было смысла слушать маму – кроме призыва к молитвам, ничего не дождешься. Джо-Бет решительно направилась к двери, всем своим видом показывая, что ее никто не удержит. Но никто и не удерживал. Мать посторонилась и дала ей выйти. Лишь когда девушка спускалась вниз, ей вслед послышался голос:

– Джо-Бет, вернись! Мне плохо, Джо-Бет! Джо-Бет!

Открыв дверь, Хови увидел свою любовь в слезах.

– Что с тобой? – спросил он, впуская ее в комнату. Она закрыла ладонями лицо и разрыдалась. Он осторожно обнял ее.

– Все в порядке. Все хорошо.

Рыдания постепенно затихали. Она отстранилась и прошла в центр комнаты, вытирая слезы тыльной стороной ладоней.

– Извини, – сказала она.

– Что случилось?

– Долгая история. Из прошлого. Это связано с нашими матерями.

– Они знали друг друга? Джо-Бет кивнула.

– Они были лучшими подругами.

– Выходит, все предрешено? – Он улыбнулся.

– Не думаю, что мама этому рада.

– Почему? Сын ее лучшей подруги…

– Твоя мать никогда не рассказывала, почему покинула Гроув?

– Она не была замужем.

– Моя тоже.

– Ну, значит, твоя оказалась крепче, чем моя…

– Нет, я не о том Может, это не просто совпадение. Я всю жизнь слышала сплетни о том, что здесь случилось. С мамой и ее подругами.

– Я ничего не знаю.

– Я тоже знаю только отрывки. Их было четыре подруги. Твоя мать, моя, девушка по имени Кэролин Хочкис (ее отец до сих пор живет в Гроуве) и еще одна. Забыла, как ее звали. Какая-то Арлин. На них напали. Вероятно, изнасиловали.

Улыбка медленно сползла с лица Хови.

– Маму? – тихо спросил он. – Почему же она никогда не говорила?

– А кто будет рассказывать своему ребенку, что его зачали таким образом?

– О боже, – пробормотал Хови. – Изнасиловали…

– Может, я ошибаюсь. – Джо-Бет посмотрела на Хови. Его лицо исказилось, будто он получил пощечину. – Я жила среди этих слухов всю жизнь, Хови. Мама едва не сошла от них с ума. Все время говорит про дьявола. Я так боюсь, когда она начинает говорить, что сатана положил на меня глаз, что я должна молиться, и все такое.

Хови снял очки и положил их на кровать.

– Я ведь так и не сказал тебе, зачем я приехал сюда? Я думаю… думаю… сейчас самое время. Я приехал потому, что не знаю, кто я такой. Я хочу узнать, что случилось в Гроуве и почему моя мать отсюда уехала.

– Теперь ты будешь жалеть, что приехал.

– Нет. Если бы я не приехал, я бы не встретил тебя. Не по… по… не полюбил бы.

– Меня? Возможно, я твоя сестра.

– Нет. Я не верю в это.

– Я узнала тебя сразу, как только вошла. Ты тоже меня узнал. Почему?

– Любовь с первого взгляда.

– Хорошо, если так.

– Я чувствую. И ты тоже. Я люблю тебя, Джо-Бет.

– Нет. Ты же меня совсем не знаешь.

– Знаю! И я не собираюсь отступать от своей любви из-за слухов. Мы ведь не знаем, правда это или нет. – Он даже перестал заикаться. – Может быть, все ложь?

– Может быть. Но почему все сходится? Почему ни твоя мать, ни моя никогда не говорили нам про отцов?

– Вот это и надо выяснить.

– Как?

– Спросить у твоей мамы.

– Я пробовала.

– И что?

– Она велела мне не приближаться к тебе. Даже не думать о тебе… – Пока они разговаривали, ее слезы высохли. При мыслях о матери они потекли снова. – … А я не могу, – закончила она, обращаясь за помощью к тому, о ком ей запрещено думать.

Глядя на нее, Хови вдруг снова захотелось стать «святой простотой», как назвал его Лем. Примкнуть к блаженному стану детей, зверей и дурачков. Обнимать ее, целовать и забыть о том, что она может оказаться его сестрой.

– Наверное, мне лучше идти, – сказала она, словно услышала его мысли. – Мама хочет, чтобы я позвала пастора.

– Он прочтет пару молитв, и я уеду – так, что ли?

– Это нечестно.

– Побудь со мной еще, – стал он уговаривать. – Не нужно разговаривать. Не нужно ничего делать. Просто останься.

– Я устала.

– Тогда ляжем спать.

Он протянул руку и осторожно коснулся ее лица.

– Мы оба мало спали прошлой ночью. Вздохнув, она кивнула.

– Может, все прояснится само собой.

– Хорошо бы.

Он извинился и вышел по малой нужде в уборную. Когда он вернулся, она уже сняла туфли и растянулась на постели.

– А для двоих места хватит? – спросил он. Она пробормотала:

– Да.

Тогда он лег рядом, стараясь не думать о том, чем они могли бы заниматься на этих простынях. Она опять вздохнула.

– Все будет хорошо, – сказал он. – Спи.

Когда Грилло вернулся в лес, большая часть публики, собравшейся на последнее шоу Бадди Вэнса, уже разошлась. Очевидно, они решили, что представление не стоит того, чтобы столько ждать. Стражи порядка смогли наконец вздохнуть спокойнее. Грилло перешагнул через веревку, подошел к полицейскому, который руководил операцией, и представился.

– Мне, в общем, и рассказывать нечего, – говорил полицейский. – Мы уже четыре раза спускали туда скалолазов, но бог знает, когда его удастся найти. Хочкис говорит, там внизу какие-то реки. Так что труп, может быть, давно уплыл в океан.

– Вы будете работать и ночью?

– Похоже на то. – Полицейский поглядел на часы. – До заката еще часа четыре. Потом включим прожекторы.

– А раньше эти пещеры кто-нибудь изучал? Есть карта?

– Понятия не имею. Спросите лучше у Хочкиса. Вон он, в черном.

Грилло снова представился. Хочкис оказался высоким, мрачным, очень худым человеком.

– Мне сказали, вы специалист по пещерам, – польстил Грилло.

– По необходимости. – Взгляд Хочкиса, скользивший за спиной Грилло, не задержался на репортере даже на мгновение. – Просто остальные вообще ничего о них не знают. То, что под нами… Люди об этом не думают.

– А вы?

– А я думаю.

– Вы это изучали?

– Как любитель, – ответил Хочкис. – Порой вдруг чем-то увлекаешься. Лично я увлекся пещерами.

– Вы туда когда-нибудь спускались?

Хочкис на этот раз смотрел на Грилло целых две секунды, прежде чем сказать:

– До сегодняшнего утра эти пещеры были запечатаны, мистер Грилло. И я сам запечатал их много лет назад. Они были и остаются опасными для невинных душ.

«Невинных, – отметил Грилло. – Странное слово».

– Полицейский, с которым я говорил…

– Спилмонт.

– Ну да. Он сказал, что там есть подземные реки.

– Там целый мир, мистер Грилло, о котором мы практически ничего не знаем. Он все время меняется. Конечно, там есть и реки, но есть и еще кое-что. Там живут твари, никогда не видевшие солнца.

– Звучит мрачно.

– Они приспособились. Как все мы приспосабливаемся. Они живут внутри своих границ. В конце концов, все мы живем на плотине, готовой прорваться. И мы к этому тоже приспособились.

– Я стараюсь об этом не думать.

– Это ваш выбор.

– А ваш?

Хочкис натянуто улыбнулся, его глаза сузились.

– Несколько лет назад я хотел уехать из Гроува. Он вызывал у меня… неприятные воспоминания.

– Но вы остались.

– Я понял, что я сам – это то, к чему я приспособился, – последовал ответ. – Я уеду, только когда исчезнет город.

– Что?

– Паломо-Гроув построен на плохом месте. Земля у нас под ногами кажется твердой, но она подвижна.

– Так вы хотите сказать, что город может отправиться вслед за Бадди Вэнсом?

– Можете меня цитировать, только не называйте мое имя.

– Договорились.

– Вы узнали все, что хотели?

– Более чем достаточно.

– Не бывает «достаточно», – заключил Хочкис. – Не может быть «достаточно» плохих новостей. Вы извините меня?..

Вокруг расщелины стало заметно оживление. Закончив рассказ сентенцией, которой позавидовал бы любой комик, Хочкис поспешил к поднятию останков Бадди Вэнса.

Томми-Рэй лежал в своей постели и исходил потом. Он закрыл окна и опустил шторы. Вскоре в запечатанной комнате стало жарко, как в раскаленной печи, но Томми-Рэя жара и полумрак успокаивали. В их объятиях он не чувствовал себя таким одиноким и обнаженным, как под чистым солнечным небом города. Он вдыхал запахи, исходящие из собственных пор, и свое хриплое дыхание, что вырывалось из горла и возвращалось обратно к губам. Если Джо-Бет его предала, придется найти себе другую компанию, а с кого же начать, как не с себя?

Он слышал, как она вернулась домой, как они спорили с мамой, но не пытался разобрать слова. Если ее жалкий роман потерпел крах – а иначе с чего бы она стала рыдать на лестнице? – она сама виновата. У Томми-Рэя есть более важные дела.

Он лежал в духоте, и перед его глазами возникали странные картины. Все они выплывали из тьмы, какой не могло быть в комнате с задернутыми шторами. Может, из-за недостаточной темноты они и расплывались, не успевая до конца сформироваться? Томми-Рэй жадно пытался рассмотреть их фрагменты как можно подробнее, но это ему не удавалось. Он разглядел кровь, камни и странную белесую тварь, при виде которой у него сжимался желудок. Еще он разглядел человека. Не слишком хорошо, но он разглядит получше, если как следует пропотеет.

Когда он его разглядит, ожидание кончится.

Сперва, из расщелины послышались тревожные крики. Люди вокруг провала, включая Спилмонта и Хочкиса, пытались поднять тех, кто находился внизу, но у них не хватило сил. Стоявший ближе других к краю полицейский вдруг завопил и забился, как пойманная рыба, когда веревка обвилась вокруг его руки, одетой в перчатку, и потащила его в пропасть. Его спас Спилмонт. Он тянул незадачливого полицейского назад до тех пор, пока тому не удалось высвободить руку из перчатки. Оба повалились спиной на траву, и тут же снизу раздались новые крики.

– Она открывается! – закричал кто-то. – О господи, она открывается!

Грилло был по природе трусоват. Он боялся всего и всех, пока дело не касалось новостей, но в работе он готов был встретиться лицом к лицу с чем угодно. Отодвинув Хочкиса и полицейского, он прошел вперед, чтобы лучше видеть происходящее. Никто не остановил его: все были озабочены собственной безопасностью. Из расширявшейся на глазах расщелины поднималась пыль. Она ослепляла тех, кто держал страховочные веревки, на которых буквально висели жизни спустившихся вниз альпинистов. Грилло видел, как одного из них подтащило к краю провала, откуда уже неслись чьи-то предсмертные крики. Альпинист тоже закричал, когда земля под его ногами разверзлась. Кто-то бросился к нему на помощь, но было поздно. Веревка натянулась, сдернула человека вниз, и он исчез из поля зрения. Тот, кто хотел его спасти, остался лежать ничком на краю трещины. Грилло приблизился на три шага, хотя почти не видел земли у себя под ногами. Он чувствовал ее дрожь, что отдавалась в ногах, поднималась по позвоночнику в мозг, и от нее путались мысли. Он действовал инстинктивно. Широко расставив ноги, чтобы сохранить равновесие, он наклонился к упавшему человеку. Это был Хочкис. По его лицу текла кровь, а глаза неподвижно застыли. Грилло крикнул, назвав его по имени. Хочкис вцепился в протянутую руку. Земля вокруг зашевелилась и посыпалась вниз.

Хови и Джо-Бет спали бок о бок на кровати мотеля. Они оба шумно дышали, обоих била дрожь, словно любовников, выплывших и не утонувших, но они не просыпались. Им снилась вода. Темное море несло их к какому-то чудесному месту. Но доплыть им туда не дали. Что-то, оказавшееся под их скользившими по воде душами, схватило их, выдернуло из ласкового течения и швырнуло в каменную шахту, где было сплошное страдание. Вокруг люди кричали, срывались в бездну, и следом за ними туда же летели извивавшиеся, словно змеи, веревки.

Там, в этой тьме, Хови и Джо-Бет звали друг друга по имени, но прежде чем им удалось соединиться, откуда-то снизу хлынул ледяной поток, который понес их вверх. Эта была подземная река – холодная как лед, никогда не видевшая солнца. Она несла их, а также трупы людей и еще что-то, что было в этом кошмаре. По мере того как они приближались к солнцу, все яснее проступали очертания стен.

Когда прорвалась вода, Грилло с Хочкисом находились в четырех ярдах от края расщелины. Удар был так силен, что их сбило с ног и на них обрушился ледяной ливень. Вода привела Хочкиса в чувство. Он еще сильнее впился в руку Грилло и завопил:

– Смотрите! Смотрите!

В потоке было что-то живое. Грилло видел это лишь мгновение: силуэты, похожие на человеческие, призрачные как дым, остающийся в воздухе после фейерверка. Он тряхнул головой, чтобы на секунду отвлечься от этого образа, а когда взглянул еще раз, все исчезло.

– Надо убираться отсюда! – услышал он крик Хочкиса.

Земля продолжала раскалываться. Они бросились вправо и бежали, ослепнув от пыли и воды, по скользкой грязи, пока не споткнулись о веревку заграждения. Прямо перед ними лежал мертвый спасатель с оторванной рукой, чье тело выбросило из расщелины потоком воды. Дальше, за веревкой и трупом, под деревьями стояли Спилмонт и еще не сколько полицейских. Вода долетала сюда слабее, шуршала в листьях, как обычный летний дождик, а за спиной бушевал извергавшийся из недр земли поток.

Истекая потом, Томми-Рэй смотрел в потолок и смеялся. Он не веселился так с позапрошлого лета, когда они с Шоном и Энди ездили в Топангу, где были великолепные волны, и катались на досках часами, наслаждаясь скоростью.

– Я готов, – сказал он, отирая глаза от пота. – Готов и жду. Приди и забери меня, кто бы ты ни был.

Хови казался мертвым. Он лежал на скомканной постели, его глаза были закрыты, зубы стиснуты. Джо-Бет отшатнулась, зажав рот рукой, чтобы не дать волю панике.

– Господи, прости, – сказала она, едва сдерживая рыдания.

Им нельзя даже лежать рядом в одной постели. Ее сон (где они, обнаженные, плыли вместе в теплом море, а их волосы сплелись так, как она хотела бы, чтобы сплелись их тела) был преступлением против законов Бога, И к чему это привело? К катастрофе! Кровь, камни и этот страшный дождь, убивший его во сне.

«О Господи, прости меня!»

Хови открыл глаза так внезапно, что слова молитвы вылетели из ее головы. Вместо них она произнесла его имя:

– Хови? Ты жив?

Он потянулся за очками, лежавшими рядом с кроватью, надел их и лишь тогда заметил ее страх.

– Тебе тоже это снилось, – сказал он.

– Это не похоже на сон. Слишком все было реально. – Она дрожала с ног до головы. – Что мы наделали, Хови?

– Ничего, – сказал он, с трудом проглатывая ком в горле. – Мы не сделали ничего плохого.

– Мама была права. Мне не надо было…

– Прекрати, – сказал он, свесив ноги и поднимаясь. – Мы не сделали ничего плохого.

– Тогда что же это было такое?

– Просто плохой сон.

– Один и тот же у тебя и у меня?

– Может, он не один и тот же.

– Я плыла рядом с тобой. Потом оказалась под землей. Там кричали люди…

– Ну ладно, – сказал он.

– Это тот же сон?

– Да.

– Вот видишь! То, что у нас с тобой… Это неправильно. Может, это дело рук дьявола.

– Ты сама в такое не веришь.

– Я уже не знаю, во что верить, – сказала она. Хови потянулся к ней, но девушка жестом остановила его. – Не надо, Хови. Это нехорошо. Нам нельзя касаться друг друга.

Она направилась к двери.

– Мне пора.

– Но это… это… абсурд, – пробормотал он. Никакие слова не могли ее остановить. Она уже поднимала дверную задвижку.

– Я открою. – Он поспешил к двери. Он не мог подобрать подходящих слов и поэтому молчал. Тишину нарушила Джо-Бет:

– Всего хорошего.

– Ты даже не даешь нам времени подумать.

– Я боюсь, Хови. Ты прав. Я не верю, что это происки дьявола. Но если не дьявол, то кто? Ты можешь ответить?

Джо-Бет едва справлялась с чувствами и задыхалась от сдерживаемых рыданий. При виде ее горя Хови потянулся, чтобы обнять девушку, но то, чего он так желал еще вчера, теперь было запрещено.

– Нет. У меня нет ответа.

Она вышла, оставив его возле двери. Он сосчитал до пяти, заставляя себя стоять на месте, пока она не уйдет. Он знал: то, что произошло сегодня, важнее всего, пережитого им за восемнадцать лет. На счет «пять» он закрыл дверь.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ

I

Грилло никогда не слышал такой радости в голосе Абернети. Тот почти повизгивал от восторга, слушая рассказ про обернувшиеся катастрофой поиски Бадди Вэнса.

– Садись писать! – воскликнул Абернети. – Сними номер в отеле за мой счет и начинай немедленно. Я придержу для тебя первую страницу.

Если подобными клише, позаимствованными из второразрядных фильмов, Абернети пытался пробудить в Грилло какие-то чувства, то ему не удалось это сделать. После всего случившегося Грилло будто оцепенел. Но предложение снять номер ему понравилось. В баре, где они с Хочкисом угощали Спилмонта, он обсох, но был уставший и грязный.

– Что за Хочкис? Кто он такой?

– Не знаю.

– Узнай. И еще выясни что-нибудь о прошлом Вэнса. Ты уже съездил к нему домой?

– Дай мне время.

– Ты же в центре событий. Эта твоя тема. Действуй. Грилло, хотя и мелочно, отомстил Абернети, сняв в отеле «Паломо», в Стиллбруке, самый дорогой номер. Он заказал в номер шампанское, фирменный гамбургер и заплатил официанту такие чаевые, что тот даже спросил, не ошибся ли Грилло. После выпивки он чувствовал определенную легкость, а в этом состоянии он любил звонить Тесле. Дома ее не оказалось. Он оставил сообщение на автоответчике, сказал, где его искать. Потом нашел в справочнике телефон Хочкиса и набрал номер. Когда они пили в баре вместе со Спилмонтом, никто ни словом не обмолвился о том, что вышло из расщелины. Грилло не хотел заговаривать первым Спилмонт ни о чем не спросил, и Грилло решил, что лишь он и Хочкис видели это, так как находились близко от расщелины. Теперь он хотел сравнить впечатления, но Хочкиса то ли не было дома, то ли он не снимал трубку.

Поскольку этот источник информации был недоступен, Грилло решил заняться особняком Вэнса. Время приближалось к девяти вечера, но что плохого, если он прогуляется и посмотрит на дом покойного. Можно даже попробовать попасть внутрь, если выпитое шампанское не помешает красноречию Грилло. В некотором смысле время для визита было подходящее. Утром родственники Вэнса, при условии, что им нравится быть в центре внимания (а редким людям это не нравится), начнут тянуть время и выбирать, с кем разговаривать, а с кем нет. Однако сейчас, когда исчезновение Вэнса померкло на фоне новой, еще более страшной трагедии, обитатели дома должны быть сговорчивее.

Грилло быстро пожалел о своем решении идти пешком. Холм оказался круче, чем виделось снизу. К тому же было очень темно. Но имелась и приятная сторона. Грилло не встретил по пути ни души, он в полном одиночестве шел посередине мостовой, любуясь появлявшимися над головой звездами. Он без труда нашел дом Вэнса – дорога упиралась прямо в ворота. Выше Кони-Ай было только небо.

Ворота не охранялись, но были заперты. Тем не менее, сбоку обнаружилась открытая калитка, и Грилло двинулся по тропинке между стволов вечнозеленых деревьев, на которых висели зеленые, желтые и красные лампочки, указывавшие дорогу к главному входу. Дом был огромный, шикарный и в высшей степени экстравагантный, бросавший вызов традициям Гроува. Стиль его не походил ни на псевдосредиземноморский, ни на колониальный, ни на испанский. Никакого модерна или подражания поздней английской готике, и ничего общего со стилем Дикого Запада Особняк напоминал ярмарочный балаган, раскрашенный в те же цвета, что и фонарики на подходе к дому. Окна тоже были обрамлены лампочками, сейчас выключенными. Кони-Ай был словно частью некоего карнавального действа, сросшегося с жизнью Бадди. В доме горел свет. Грилло постучал в дверь, отметив, что попал в объектив видеокамеры. Дверь открыла женщина явно восточной внешности – по-видимому, вьетнамка. Она сообщила, что миссис Вэнс дома. Если гость подождет в холле, она спросит, примет ли его хозяйка. Грилло поблагодарил и вошел.

Внутри дом тоже напоминал храм веселья. Стены холла до последнего дюйма покрывали яркие афиши с изображением всевозможных карнавальных действ: тоннель любви, поезд призраков, карусели, шоу уродцев, шоу борцов, гала-концерты и мистические сеансы. Афиши в большинстве своем были нарисованы грубо – их авторы явно считали, что их творение служит лишь для рекламы и не проживет долго. При ближайшем рассмотрении ощущение того, что они предназначались для толпы, а не для искушенного ценителя, подтвердилось. Вэнс, без сомнений, тоже отдавал себе в этом отчет. Он развесил афиши таким образом, что глаз не задерживался на деталях, а скользил от одного плаката к другому. При всей своей вульгарности выставка была забавной и вызывала улыбку, на что, несомненно, и рассчитывал Вэнс Улыбку, которая исчезла с лица Грилло, когда наверху лестницы появилась миссис Рошель Вэнс.

Никогда в жизни он не видел столь безупречного лица. По мере ее приближения он искал хоть какой-то изъян в этом совершенстве, но так и не нашел. По-видимому, в ее жилах текла карибская кровь, о чем свидетельствовала смуглая кожа. Туго стянутые на затылке волосы подчеркивали выпуклость лба и симметрию бровей. Одета она была в самое простое черное платье, без драгоценностей.

– Мистер Грилло, я вдова Бадди. – Несмотря на траурный цвет, слово это в ее устах прозвучало более чем неестественно. Она не напоминала женщину, только что лившую слезы в подушку. – Чем могу помочь?

– Я журналист…

– Эллен мне сказала.

– Я хотел узнать кое-что о вашем муже.

– Вообще-то время позднее.

– Почти весь день я провел в лесу.

– А-а. Вы тот самый мистер Грилло.

– Простите?

– Приходил тут один полицейский. – Она повернулась к Эллен: – Как его звали?

– Спилмонт.

– Спилмонт. Он приходил, чтобы сообщить о случившемся. Он упоминал о вашем героизме.

– Ну, какой там героизм.

– И такого достаточно, чтобы заслужить ночь покоя и отдыха и не бегать по делам.

– Я должен написать статью.

– Понимаю. Хорошо, проходите.

Эллен открыла дверь в левом углу холла. Пока они шли по коридору, Рошель определила правила игры.

– Я отвечу на все ваши вопросы, касающиеся работы Кадди. – В ее речи не было никакого акцента. Может быть, европейское образование? – Я ничего не знаю о его предыдущих женах, так что не тратьте время. И еще я не желаю говорить о его вредных привычках. Хотите кофе?

– С удовольствием, – сказал Грилло и поймал себя на том, что он, как обычно во время интервью, перенял манеру общения собеседника.

– Эллен, кофе для мистера Грилло, – сказала Рошель, жестом приглашая гостя присесть. – А мне воды.

Гостиная, куда они пришли, тянулась по всей длине дома и высотой была в два этажа. На уровне второго этажа ее опоясывала балюстрада. Здесь, как и в холле, висели афиши. Приглашения, обещания, предупреждения так и лезли в глаза. «Зрелище всей вашей жизни!» – скромно возвещало одно. «Насмеетесь до упаду!» – грозило другое. И добавляло: «И еще немного!»

– Это только часть коллекции, – сказала Рошель. – В Нью-Йорке собрание больше. Думаю, это самое крупное частное собрание афиш.

– Я и не знал, что их кто-то коллекционирует.

– Бадди называл их истинным искусством Америки. Может быть, он прав, и тогда многое становится… – фраза повисла в воздухе. Ее неприязнь к выставленным здесь экспонатам была очевидна. На лице, сотворенном безупречным скульптором, застыло раздражение.

– Вы, наверное, избавитесь от этой коллекции? – спросил Грилло.

– Зависит от завещания. Вполне возможно, она мне не принадлежит, так что я и не смогу ее продать.

– Неужели у вас нет никаких личных воспоминаний, связанных с ней?

– Это уже касается частной жизни.

– Да, пожалуй, вы правы.

– Увлечения Бадди были довольно безобидными, но… – Она встала и щелкнула выключателем, скрытым между двумя плакатами с изображением поезда-призрака. За стеклянной стеной в дальнем конце комнаты зажглись разноцветные огни. – Позвольте вам показать.

Она прошла через комнату и вышла из дома в павильон, заигравший калейдоскопом огней. Там находились экспонаты, слишком крупные для того, чтобы их вешать в зале. Гигантское, футов двенадцати в высоту, ухмыляющееся лицо – открытый рот был входом в помещение аттракциона. Рядом сияла надпись из лампочек: «Ворота смерти», а под ней – рельеф паровоза, выезжавшего из тоннеля. Управляли паровозом скелеты в натуральную величину.

– О боже! – только и смог произнести Грилло.

– Теперь вы сами видите, почему я от него ушла.

– Не понял! Вы что же, здесь не живете?

– Я пыталась, – ответила она – Но оглянитесь вокруг. Вот таков был Бадди. Он любил везде оставлять свои метки. На всех. Для меня здесь не было места. По крайней мере, если я не соглашалась играть по его правилам.

Она смотрела в гигантский рот.

– Мерзость какая. Вам не кажется?

– Ну, не мне судить, – ответил Грилло.

– Вас не раздражает?

– Возможно, раздражение придет вместе с похмельем.

– Он говорил, что у меня нет чувства юмора, поскольку мне его… шутки не казались смешными. А еще потому, что и его я не считала смешным. Любовник он был, да, великолепный. Но смеяться?.. Нет.

– Это не для протокола, так? – спросил Грилло.

– Какая разница, что я отвечу? Обо мне написали достаточно грязи, и я знаю, что вам плевать на мою частную жизнь.

– Но вы говорите об этом со мной.

Она оторвала взгляд от маски и посмотрела на него.

– Да. Говорю, – сказала она. Возникла пауза – Здесь прохладно.

Рошель вернулась в комнату. Эллен разливала кофе.

– Оставь. Я сама, – сказала хозяйка.

Вьетнамка на какое-то мгновение задержалась у двери – немного дольше, чем положено дисциплинированной прислуге.

– Вот вам история Бадди Вэнса – сказала Рошель. – Жены, деньги и карнавал. Боюсь, ничего нового.

– Вы не знаете, не было ли у него предчувствий? – спросил Грилло, когда они сели за стол.

– Вы о смерти? Сомневаюсь. Он всегда старался избегать подобных мыслей. Сливки?

– Да, пожалуйста. И сахар.

– Кладите сами. Значит, ваши читатели хотят чего-нибудь этакого? Например, что Бадди приснился сон, предвещающий смерть?

– Случаются и более странные вещи. – Мысли Грилло постоянно возвращались к расщелине и к вылетевшим оттуда теням.

– Не думаю, – возразила Рошель. – Чудеса мне не встречались. По крайней мере, давно.

Она выключила свет на улице.

– Когда я была маленькой, дед научил меня воздействовать на других детей.

– Каким образом?

– Просто думая о них. Он сам занимался этим всю жизнь и передал свое умение мне. Я могла заставить ребенка уронить мороженое или засмеяться без причины. Тогда везде были чудеса. Они таились за каждым углом. Но я утратила эту способность. Мы теряем чудеса. Все в мире меняется к худшему.

– Ну, уж ваша жизнь совсем не кажется ужасной. Я понимаю, сейчас у вас горе…

– Да какое тут горе, пропади оно пропадом, – сказала она неожиданно. – Бадди умер, а я сижу и жду, какой окажется его последняя шутка.

– Вы о завещании?

– О завещании. О женах. О незаконнорожденных детях, что могут появиться невесть откуда. Он все же втянул меня в свою дурацкую карусель. – Несмотря на горечь, она говорила почти спокойно. – Хватит вам, чтобы вернуться домой и воплотить все это в бессмертной прозе?

– Я еще задержусь здесь. Пока не найдут тело вашего мужа.

– Не найдут. Поиски прекращены.

– Как?

– Спилмонт приходил, чтобы это мне сообщить. Они там потеряли уже пятерых. Очевидно, что шансы обнаружить его ничтожно малы. Нет смысла рисковать.

– Вас это огорчило?

– Отсутствие тела для похорон? Нет, не очень. Лучше пусть помнят его шутки, а не то, как его вынимали из провала в земле. Так что, сами видите, история его кончается. В Голливуде, скорей всего, будет поминальная служба. А остальное, как они говорят, дело телевидения.

Она встала, давая понять, что интервью окончено. У Грилло оставалось множество вопросов, в первую очередь о его профессиональной жизни. Там оставались пробелы, и Тесла с ее картотекой не могла их восполнить. Но он решил не испытывать терпение вдовы. Рошель и так рассказала больше, чем он ожидал.

– Спасибо, что приняли меня, – сказал он, пожимая ей руку. Пальцы у нее были тонкие, как веточки. – Очень любезно с вашей стороны.

– Эллен вас проводит.

– Спасибо.

Служанка ждала в холле. Открывая входную дверь, она дотронулась до руки Грилло. Он взглянул на нее, и она, приложив к губам палец, сунула ему в руку клочок бумаги. Не успел он ничего сказать, как его почти вытолкнули на улицу. Дверь захлопнулась.

Он развернул бумажку, когда оказался вне поля зрения камер видеонаблюдения. Он прочитал имя женщины – Эллен Нгуен – и адрес в Дирделле. Кажется, прошлое Бадди Вэнса, погребенное в недрах земли, рвалось наружу. Грилло знал на собственном опыте, что у прошлого есть такое свойство. Все тайны выходят на свет, какие бы могущественные силы ни пытались их спрятать. Можно сжечь документы или убить свидетелей, но правда, пусть самая невероятная, рано или поздно объявится. Тайны редко заявляют о себе напрямую. Их знаками становятся слухи, рисунки на стенах, карикатуры или стишки, сплетни за рюмкой и в постели, надписи на стенах в общественной уборной. Знаки принадлежат сумеркам – подобно теням, которые он видел в потоке воды, поднявшемся из глубин, чтобы изменить мир.