Текст книги "Абарат (пер. Л. Бочаровой)"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Кэнди теперь нисколько не опасалась повернуться к нему спиной. Она была уверена, что он не нападет на нее, по крайней мере до тех пор, пока не завершится то волшебное действо, которое она вызвала к жизни, забросив шар в чашу.

Девушка подошла к двери и шагнула наружу, осторожно переступив через пролом, чтобы посмотреть, что же она наделала, сыграв в старую игру с чашей и шаром.

Первым, что привлекло ее внимание, было облако-цветок. Теперь оно уже не плыло над прерией, повинуясь капризам ветра, а стремительно вращалось над башней, словно гигантское золотое колесо, насаженное на невидимый шпиль, как на ось.

Несколько минут Кэнди с удивлением и любопытством разглядывала облако, а потом посмотрела вниз, ища глазами Хвата и его братьев. Все Джоны с напряженным вниманием вглядывались куда-то мимо маяка, в необозримые просторы. «Что они там высматривают?» – удивилась Кэнди. Высокие травы и небо – вот и все, что можно разглядеть на многие мили вокруг. Нигде поблизости нет даже самого захудалого домишка, даже сарая. По какой-то неведомой причине город Цыптаун рос и постепенно занимал все новые территории во всех направлениях, кроме северо-западного, где последним из жилых строений долгие годы оставался дом вдовы Уайт. Сразу за этим строением начинались дикие земли, необитаемые, незастроенные и никому не нужные.

Однако братцы Джоны явно ожидали что-то увидеть там, где, как считала Кэнди, тянулась лишь однообразная степь. Хват даже приставил козырьком ладонь ко лбу.

Кэнди чувствовала, как по спине ее разливается тепло. Лучи ослепительного света, вырывавшиеся из глубины пирамиды, касались ее тела, скользили по нему. Эти прикосновения были чрезвычайно приятны, они наполняли ее сердце радостью, а тело – новыми силами. Ей казалось, что она ощущает, как энергия, которую несут эти лучи, проникает в ее кровь, и струится по жилам, и просачивается наружу сквозь поры на коже, и отлетает прочь вместе с ее дыханием. Может быть, все это просто самовнушение, подумала она. Хотя, возможно, и нет. Такой уж сегодня выдался день – ни в чем нельзя быть уверенной.

Из круглой комнаты до нее донесся тоскливый стон Мендельсона Остова, а братья у подножия башни снова разразились восторженными воплями.

– Что происходит? – крикнула она, перегнувшись через перила.

– Глядите, леди! Нет, вы только посмотрите!

Кэнди была заинтригована. Она повернулась туда, куда указывали братья, и в это самое мгновение поняла: все, что ей довелось сегодня увидеть, а заодно и остальное виденное ею за всю прожитую жизнь, было лишь прелюдией к этому мгновению, потому что вот тут-то и начались настоящие чудеса.

Там, у горизонта, серебрилось море. Море, которому неоткуда было взяться. Оно быстро приближалось, катило свои волны прямо по валунам и траве.

Глаза у Кэнди были на удивление зоркими – никто в ее семье никогда не носил очков. Так что ни о каком обмане зрения и речи быть не могло. К заброшенному деревянному маяку и впрямь устремилось море; пенящиеся волны торопливо, перекатываясь одна через другую, неслись вперед.

Так вот, выходит, что она сделала, когда забросила шар в чашу! Она кликнула море, и оно, как верный пес, тотчас же примчалось на ее зов.

– Это ваших рук дело! – кричал Хват, подпрыгивая на радостях и изображая неуклюжее сальто в воздухе. – Это все вы, леди! Нет, вы только посмотрите! – Он задрал голову вверх и одарил Кэнди восхищенно – благодарным взглядом. На губах его играла счастливая улыбка, по щекам катились слезы радости. – Видите эти волны?

– Еще бы! – прокричала она в ответ, с усмешкой глядя на его прыжки, и вполголоса добавила: – Выходит, Мракитт не был безумцем...

Под быстро прибывавшими морскими водами еще можно было разглядеть желто-зеленые травы прерии, но чем ближе подбирались волны, тем менее надежным и реальным делался привычный окружающий мир. Море властно вступало в свои права.

Конечно, можно было не верить своим глазам, но Кэнди не просто видела море – она чувствовала терпкий, непрестанно усиливавшийся запах соленой морской воды, слышала шум, с которым волны бились о землю, постепенно скрывая под собой тот мир, который она до этой минуты считала единственным реально существующим, незыблемым и неизменным.

– Оно зовется морем Изабеллы... – раздался позади нее голос Мендельсона Остова, в котором слышались тоскливо-нежные нотки.

Или ей это только показалось? Пожалуй, нет. Он и вправду произнес название моря с несвойственной ему теплотой.

– И вы все оттуда родом?

– Не из моря. С островов. Из Абарата.

– Из Абарата?

Слово звучало непривычно, но Остов произнес его с такой уверенностью, что у Кэнди не возникло даже тени сомнения в реальности существования этих островов.

Острова Абарата.

– Но тебе не доведется их увидеть. – Лицо Остова утратило мечтательное выражение, и в голосе его снова звучала угроза. – Абарат не предназначен для человеческих глаз. Ты принадлежишь этому миру, Иноземью. В воду я тебя не пущу. Я не позволю тебе войти в море, ясно?

Кэнди поняла, что краткая передышка закончилась. Остов снова стал самим собой – безжалостным, кровожадным чудовищем. Он вскочил на ноги. Из раны на его бедре, нанесенной Хватом, все еще струилась кровь.

Кэнди попятилась к открытой двери и ступила на дощатый пол балкона, посередине которого зияла дыра. Остов бросился за ней. Ветер усилился, прохладные порывы несли с собой влагу. Но то были не дождевые капли, а брызги морской воды. Кэнди почувствовала на губах их соленый вкус.

– Хват! – позвала она, осторожно перешагнув через пролом и крепко ухватившись за перила.

Остов пригнулся, проходя сквозь дверной проем, и остановился на самом пороге, после чего стремительным движением протянул свои длиннющие лапы через пролом и одной рукой ухватил Кэнди за пояс, разодрав ей блузку острыми когтями, а другой сдавил ей горло.

Кэнди пыталась снова окликнуть Джона и одновременно оглянуться, чтобы поискать его глазами. Ни то, ни другое у нее не получилось. Хватка у Остова была железная.

Кэнди не собиралась сдаваться, она набрала полную грудь воздуха, чтобы позвать на помощь, но Остов разгадал ее намерение и еще сильнее сдавил ее горло своими цепкими пальцами. От боли у Кэнди на глазах выступили слезы, и мир стал тонуть в молочно-белом тумане.

В отчаянной попытке освободиться она вцепилась рукой в запястье Остова, силясь оторвать твердые, словно из железа, пальцы от своего горла. Она чувствовала, что потеряет сознание, если в ближайшие несколько секунд не ослабит его хватку. Но силы были неравны. Кэнди не могла освободиться, как ни пыталась. Белая пелена все плотнее застилала зрение. Еще немного, и клубы мутного тумана навсегда закроют от нее мир.

Оставалась только одна надежда. Судя по тому, что ступени лестницы обвалились под тяжестью Остова, самые рассохшиеся и прогнившие участки древесины, из которой была сооружена башня, не выдержат веса чудовища. Значит, если ей удастся вытащить его на балкон, пол которого проломился даже под ней, быть может, монстр провалится и в падении, пытаясь за что-нибудь ухватиться, разожмет свои ужасные пальцы.

Кэнди понимала, что счет идет на секунды. У нее в запасе было, самое большее, несколько мгновений, чтобы попытаться спасти свою жизнь. Остов вцепился ей в горло поистине мертвой хваткой. Кровь отчаянно пульсировала в ее голове, которая едва не лопалась от боли.

Кэнди обеими руками схватилась за перила и попыталась хотя бы чуть-чуть продвинуться в сторону вдоль ограждения, в надежде вытащить Остова на балкон следом за собой. Но тщетно. Силы ее стремительно убывали, ноги подкашивались.

Пальцы Остова все крепче сжимались на ее горле. Он торжествующе улыбался, в глазах его отражались морские волны, шумевшие за спиной у Кэнди. В улыбке обнажились зубы – длинные, желтовато-серые, заостренные, – они напоминали наконечники стрел, которые Кэнди, будучи ребенком, нашла однажды в траве.

Это было последнее, о чем она успела подумать, прежде чем потеряла сознание: у Остова полон рот наконечников от стрел...

Она смутно чувствовала, как мир под ее ногами с треском разваливается на части, жуткая рука соскальзывает с ее горла и она куда-то летит. Воздух наполнился щепками, и Остов пронзительно взвизгнул. А она провалилась сквозь огромную дыру в балконе и рухнула на землю вместе с дождем из древесной трухи.

Будь она в сознании, это падение неминуемо окончилось бы для нее плачевно. Но, погрузившись в забытье и поэтому полностью расслабившись, Кэнди приземлилась на редкость благополучно.

И осталась лежать, безучастная ко всему, распростершись в траве у подножия маяка, не слыша того шума, с которым море Изабеллы спешило навстречу призвавшему его свету.

ОДНО МГНОВЕНИЕ ИЗ ЖИЗНИ МЕЛИССЫ

В нескольких милях от того места, где без чувств лежала ее дочь, во дворе дома тридцать четыре по Последовательной улице Мелисса Квокенбуш, вернувшись с работы, чистила решетку для барбекю. Она ненавидела это занятие: приходилось с немалыми усилиями соскребать с прутьев кусочки подгоревшего, почти обуглившегося цыплячьего мяса, то и дело стряхивая с рук муравьев, которые до ее прихода мирно лакомились этими остатками, а теперь спасались бегством.

Разумеется, и эту работу неизменно выполняла она, а не ее муженек. Чурбан – вот как она называла его за глаза, разумеется без малейшего намека на нежность. В настоящую минуту он был дома, валялся на диване, накачавшись пивом, и вполглаза смотрел какую-то телеигру. Первое время, сразу после того как его уволили, Мелиссу раздражало упорное нежелание мужа подняться с дивана и отправиться на поиски работы. Теперь она с этим смирилась, как смирилась и с необходимостью драить решетку для барбекю, соскабливая с нее куски курятины, жарившейся неделю назад. Это была ее жизнь. Разумеется, совсем не такого она желала, и мечтала в свое время совсем о другом. О том, что даже отдаленно не напоминало ее тяжкую, унылую повседневность. Но это было все, чем она располагала: Чурбан, дети и решетка для барбекю с намертво приставшими кусочками цыплячьего мяса.

И вдруг, когда это нудное занятие уже близилось к завершению, она неожиданно ощутила на своем лице дуновение свежего ветра, прилетевшего откуда-то из далеких-Далеких краев. Она успела порядком взмокнуть, пока драила решетку, и ей было приятно, что ветер остудил бисерные капли пота на ее лбу, что его прохладное дыхание коснулось ее влажной шеи, к которой прилипли пряди тронутых сединой волос.

Она наслаждалась этим ветерком, мечтательно прикрыв веки, но вовсе не потому, что он был прохладным. Ее пленил аромат, который ветер принес с собой.

Несмотря на всю абсурдность подобного утверждения, она готова была поклясться, что он пахнул морем. Разумеется, это было невозможно: разве под силу ветру перенести запах на расстояние в тысячи миль? Но хотя она и повторяла себе: «Это пахнет не морем, а чем-то другим, похожим», – какой-то голос в глубине ее души возражал: «И все-таки это именно оно, море!»

Новый порыв овеял ее лицо, и усилившийся запах, который он принес, пробудил в ней воспоминания настолько яркие и чувства такие сильные, что они буквально затопили ее.

Мелисса уронила баночку с моющим средством. Выронила металлическую лопатку, которой драила решетку.

И в ту секунду, когда они стукнулись о плиты, которыми была вымощена эта часть дворика, Мелиссу посетило воспоминание из далекого прошлого. Не то чтобы оно было для нее особенно приятным или радостным. Но она ведь и не выбирала, о чем именно вспоминать. Тот эпизод из давно прожитого времени нежданно-негаданно всплыл из глубин ее памяти, да так ясно и отчетливо, будто все это случилось вчера.

Ей вспомнился дождь, барабанивший по крыше кабины старенького грузового «Форда», который принадлежал им с Биллом, молодым супругам. Двигатель заглох – кончилось горючее, и Билл ушел, чтобы раздобыть где-нибудь бензина, оставив ее одну в машине под невесть откуда взявшимся проливным дождем. Одну в холоде и мраке.

Нет, вообще-то не одну. Не совсем одну. Под сердцем у нее жил ребенок. Мелисса осталась ждать возвращения Билла в холодной кабине грузовика за час до появления на свет Кэнди Франчески Квокенбуш. Было два ночи, у Мелиссы отошли воды, но похоже, и в небесах тоже началось что-то вроде отхождения вод, потому что ни до, ни после этого Мелиссе не случалось попадать под такой внезапный и яростный ливень.

Но вспоминался ей теперь не дождь, и не холод, и не толчки ворочающегося младенца в утробе. Что-то еще тогда случилось, что-то, о чем ей напомнил запах моря, принесенный ветром. Вот только Мелисса никак не могла сообразить, что же это такое было.

Она шагнула в сторону от решетки – от запаха пригоревшей курятины и моющей жидкости, – чтобы полной грудью вдохнуть чистый, свежий аромат ветра.

И стоило ей это сделать – стоило снова уловить в воздухе запах моря, который просто не мог быть запахом моря, – как перед ее внутренним взором развернулась еще одна картина из далекого прошлого.

Вот она сидит в кабине грузовика, по крыше которого отчаянно барабанит дождь, и вдруг, ни с того ни с сего, кабину старенького «Форда» заливает ослепительный свет.

Мелисса сама не знала, откуда у нее взялась уверенность, что между тем внезапно вспыхнувшим светом и этим запахом моря существует какая-то связь. Если рассуждать здраво, между явлениями, столь отдаленными одно от другого в пространстве и времени, не могло быть ничего общего. У нее просто-напросто разыгралось воображение. Надо взять себя в руки. Так и помешаться недолго. А что, ведь и правда, от вечной тоски и разочарования впору тронуться умом. У нее защипало в носу, по щекам потекли слезы. Они все капали и капали. «Довольно глупостей!» – строго одернула она себя. О чем в самом деле ей было плакать?

– Я вовсе не сумасшедшая, – произнесла она вслух.

И все-таки она чувствовала себя потерянной, словно ее лодка сорвалась с якоря и затерялась вдали от берегов, во власти волн.

Где-то в глубине ее памяти, она знала, таится объяснение, маленькая, но важная деталь. Надо только сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, – и все станет на свои места.

– Давай же... – скомандовала она.

Однако память не слушалась. Так бывает, когда слово или имя вертится на языке, но никак не дается.

Раздосадованная, недовольная собой и не на шутку встревоженная («Может, я и вправду схожу с ума, это ж надо – почувствовать запах моря посреди Миннесоты, не иначе как рассудок и впрямь не выдержал такой жизни...»), она повернулась спиной к ветру и заставила себя снова подойти к решетке, чтобы окунуться в облако кисловатых, наводящих тоску, но таких знакомых запахов. Что и говорить, приятного в них было мало, зато они были понятны, привычны и не вызывали в душе никаких ненужных, будоражащих воспоминаний. Вытирая слезы со щек тыльной стороной ладони, Мелисса приказала себе забыть о запахе, потому что это была всего лишь шутка, которую с ней сыграло ее собственное обоняние. Только шутка, и больше ничего.

Она подняла баночку с чистящим средством, лопатку и вернулась к своему скучному и неблагодарному занятию.

НА ПРИСТАНИ

До слуха Кэнди донеслись голоса, то хором, то поодиночке повторявшие одно и то же слово.

«Леди, – говорили они. – Леди, леди, леди...»

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять: все они обращаются к ней.

Это были Джоны: Хват, Филей, Хнык, Ворчун, Соня, Удалец, Змей и Губошлеп. Они наперебой звали ее, пытаясь вернуть из забытья. Она чувствовала себя так, будто кто-то совсем недавно попытался в порядке эксперимента вытряхнуть ее душу из тела. И – тоже в порядке эксперимента – она приоткрыла глаза.

Над ней участливо склонялись восемь лиц: одно большое и семь поменьше.

– Кости целы? – спросил Джон Филей.

Кэнди осторожно попыталась сесть. Болели шея и затылок. Но не очень – примерно так ныли мышцы, когда ей случалось проспать всю ночь в неудобной позе. Она подвигала руками и ногами. Пошевелила пальцами.

– Да, – ответила она, удивляясь своей везучести: надо же, отделаться легким испугом после падения с такой высоты. – По-моему, я ничего не сломала.

– Тогда порядок, – сказал Джон Хнык. – Пора и в путь.

– Но как! – возмутился Хват. – Она же едва пришла в себя...

– Хнык прав, – поддержал брата Филей. – Надо спешить. Эта гадина Остов будет здесь с минуты на минуту.

Остов! При звуках этого имени Кэнди, ухватившись за руку Хвата, мигом вскочила на ноги. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы Мендельсон Остов снова сдавил ее горло своими железными пальцами.

– И куда мы теперь отправимся? – полюбопытствовала она.

– Домой, леди, – ответил Хват. – Вы – к себе, а мы – к себе. – Он пошарил рукой в кармане. – Но прежде чем уйти, – тут он понизил голос до шепота, – могу я просить вас еще об одной услуге? Сделайте одолжение не мне одному, а всем нам. И – до встречи!

– О чем вы хотели меня попросить? – вздохнула Кэнди.

– Сохраните для нас кое-что. Одну очень ценную вещицу. Хват выудил из внутреннего кармана пиджака какой-то небольшой предмет, завернутый в лоскут грубой домотканой материи, а для надежности еще и перехваченный в нескольких местах тонким коричневым кожаным шнурком.

– Вам совершенно незачем знать, что это такое, – заявил он. – Вернее, я хотел сказать, если вы не возражаете, то лучше вам остаться в неведении. Просто возьмите его и сохраните для нас, ладно? Мы вернемся, обещаю, лишь только Тлен о нас позабудет. И тогда мы рискнем снова сюда наведаться.

– Тлен?

– Кристофер Тлен, – кивнул Джон Змей. В голосе его слышалось беспокойство. – Повелитель Полуночи.

– Так вы сохраните это для нас? – настойчиво повторил Хват, протягивая Кэнди крошечный сверток.

– Полагаю, если мне доверено хранить некий предмет, – отчеканила она, – то я имею право знать, что он собой представляет. Тем более если это и в самом деле нечто важное.

– А что я тебе говорил? – фыркнул Змей. – С самого начала было ясно, ее не устроит это твое «лучше вам оставаться в неведении». Слишком уж эта особа любопытна, чтоб на такое согласиться.

– Ну, знаете, если уж вы решились доверить мне эту вещь, – возмутилась в свою очередь Кэнди, глядя в упор на Змея, – я имею полное право...

– Разумеется, разумеется, – примирительно улыбнулся Хват. – Разверните-ка эту штуку. Давайте-давайте. Вы это заслужили.

Сверток оказался удивительно легким, так что Кэнди даже подумала было, что, кроме лоскута ткани и шнурка, там вообще ничего нет и быть не может. Она стала распутывать узел, затянутый на шнурке. Узел казался очень тугим, и Кэнди была уверена, что справиться с ним будет непросто, но развязался он на удивление легко, чуть ли не сам собой, стоило ей только прикоснуться к кончику шнура. Она почувствовала какое-то движение внутри полотняного мешочка, который приняла сперва за кусок ткани, а уже в следующее мгновение оттуда вырвался луч света, ослепивший ее. Она только и успела разглядеть что несколько ярких точек в окружении зигзагообразных светящихся линий. Блеснув в воздухе, разноцветные огни погасли, исчезли без следа, скрывшись в глубинах ее подсознания.

Это зрелище, длившееся не более трех секунд, полностью лишило Кэнди дара речи.

– Теперь Ключ будет находиться у вас, – торжественно произнес Джон Хват. – Но прошу вас никому об этом не говорить. Понимаете? Никому.

– Обещаю, – пробормотала совершенно сбитая с толку Кэнди, заглядывая в пустой мешочек. Помолчав, она добавила: – Полагаю, вы вряд ли скажете, какую дверь отпирает этот ключ?

– Вы правы, леди, это было бы излишне. – Он с поклоном поцеловал ей руку и начал пятиться прочь. – До свидания, леди. Нам пора.

Во время этого разговора Кэнди стояла лицом к маяку. И только теперь, когда Хват отступил назад, она смогла увидеть перемены, происшедшие с миром, пока она была без сознания.

Немного поодаль от маяка невесть откуда появился старый деревянный причал, укрепленный на полусгнивших сваях. От ударов волн ветхое сооружение жалобно скрипело и вздрагивало. Вдалеке, у линии горизонта, воды моря Изабеллы соприкасались с подернутым дымкой небом. Миннесота, какой ее знала Кэнди, по-видимому, исчезла, вторгшиеся на ее территорию морские волны попросту стерли ее с лица земли.

– Но как... – Кэнди смотрела на плещущиеся волны и причал, открыв от изумления рот. – Как такое возможно?

– Так это же вы призвали сюда морские воды, леди. Помните? При помощи чаши и шара.

– Я помню, – кивнула она.

– И теперь я смогу по этому морю вернуться домой, – сказал Хват. – А вам надо возвращаться к себе в Цыптаун. Я вас навещу, поверьте, когда настанет время. Когда это будет чуть менее опасно, чем теперь. И заберу у вас Ключ. Приняв его на хранение, вы внесли немалую лепту в борьбу за свободу, что ведется на наших островах.

Снова отвесив ей поклон, он почтительно, но твердо кивнул в сторону Цыптауна.

– Уходите домой, леди. – Джон Хват произнес это тоном человека, который гонит прочь собаку, навязавшуюся ему в спутницы. – Возвращайтесь туда, где вы будете в безопасности, и поторопитесь, пока Остов не спустился с маяка. Пожалуйста. Ведь в ваших руках бесценная вещь. Нельзя допустить, чтобы она попала в руки Остова. Вернее, его хозяина.

– А почему? Что случится, если она к нему попадет?

– Я очень вас прошу, леди. – Нетерпение в его голосе все возрастало. – Хватит вопросов. Чем меньше вы знаете, тем лучше для вас. Если там, в Абарате, все обернется совсем скверно и вас все-таки разыщут, неосведомленность сослужит вам хорошую службу. А теперь, виноват, времени на разговоры не осталось...

У Хвата, что и говорить, имелись веские причины для беспокойства: из башни послышались шум и треск – это Остов пытался спуститься по лестнице, в которой недоставало множества ступеней. Судя по грохоту, который он при этом производил, задача оказалась нелегкой. Но Кэнди понимала, что это всего лишь вопрос времени. Рано или поздно чудовище изловчится перепрыгнуть через проломы и выберется наружу, чтобы вновь броситься в погоню.

– Ну что ж, – она пожала плечами, с видимой неохотой признавая правоту доводов Хвата. – Я уйду. Но прежде я обязательно должна взглянуть на него вблизи.

– На что? На кого?

– На море!

Кэнди указала на дальний конец причала, откуда открывался вид на необъятную ярко-синюю водную гладь.

– Она нас всех угробит! – взвыл Змей.

– Оставь, – нахмурился Хват. – Она имеет на это полное право.

Взяв Кэнди за руку, он помог ей взобраться на причал. Доски скрипели и прогибались у них под ногами, но после предыдущих приключений подобные мелочи были Кэнди уже нипочем. Весь длинный причал стонал и содрогался при каждом ударе волн о его сваи, но она не обращала на это внимания. Ей надо было дойти до края и как следует разглядеть море Изабеллы, чтобы навсегда сохранить в памяти эту картину.

– Это восхитительно! – улыбнулась она, быстро шагая вперед.

Кэнди никогда прежде не видела моря. У нее из головы разом улетучились все мысли об Остове и его когтистых пальцах. Зрелище, открывшееся ее взору, было слишком чарующим, чтобы помнить и помышлять о чем-либо другом.

– И все же я не возьму в толк, как оно здесь очутилось. – Кэнди покосилась на Хвата. – Море, явившееся из ниоткуда.

– Это еще что, леди, – усмехнулся Хват. – Ведь посреди именно этого моря расположились все двадцать пять островов Абарата.

– Двадцать пять?

– По числу часов в сутках. Плюс Двадцать Пятый Час, называемый Пиком Одома, он же – Время Вне Времен.

Слова Хвата звучали для Кэнди нелепо и абсурдно. Но с другой стороны, разве не стояла она сейчас на краю причала, любуясь морем, которого каких-нибудь десять минут назад здесь и в помине не было? И если море существовало на самом деле (а оно несомненно существовало, иначе откуда взялись бы на ее лице прохладные соленые брызги?), то почему не могут быть реальными далекие двадцать пять островов, расположившиеся, возможно, именно там, где море встречается с небом?

Они молча стояли у самого края причала. Кэнди не сводила глаз с искрящейся поверхности моря. Из волн одна за другой выпрыгнули несколько рыбок – синих и зеленых, в небе парили морские птицы, каких Кэнди никогда прежде не видела и о каких даже не слыхала.

Через несколько секунд Хват и его братья нырнут в эти таинственные воды – и поминай как звали, а ее оставят здесь, и ей суждено будет возвратиться в опостылевший Цыптаун, к прежней невыносимо тоскливой жизни.

О, боже! Цыптаун! После всех этих чудес, после стольких удивительных приключений – снова Цыптаун! От одной мысли об этом Кэнди едва не сделалось дурно.

– Когда ты думаешь вернуться? – спросила она у Хвата.

– Погодите, леди, – с беспокойством в голосе ответил он.

– Что еще случилось?

– Не... двигайтесь... Замрите...

Бормоча эти слова, он шарил рукой в наружном кармане куртки и вдруг вытащил оттуда не что иное, как пистолет, старомодный, казавшийся каким-то ненастоящим. Маленький, очень изящный, сделанный из блестящего желтоватого металла вроде меди.

_ Что ты делаешь? – Кэнди понизила голос до шепота.

– Все, что могу, чтобы спасти наши жизни. По возможности.

Хват покосился назад – что-то он увидел там, за спиной Кэнди, у самого начала мостков. В глазах его блеснула решимость.

– Остов? – прошептала Кэнди.

– Остов, – мрачно кивнул Хват. – Пожалуйста, леди, замрите и не шевелитесь.

С этими словами он отступил немного в сторону, прицелился и нажал на курок своего маленького, казавшегося игрушечным пистолета.

Звук получился на удивление громкий, из дула выплыло облачко синевато-лилового дыма. А через мгновение раздался легкий щелчок – пуля достигла своей цели.

Кэнди почему-то сразу догадалась, куда именно стрелял Джон Хват. Он и не думал целиться в Остова. Пуля из его пистолета попала в чашу, стоящую на основании пирамиды, и выбила из нее шар. И тотчас же вокруг начались перемены.

– Выстрел что надо, – одобрительно хмыкнул Хнык. – Но почему бы тебе, с твоей-то меткостью, не прострелить череп этому Остову, вот чего я в толк не возьму!

– Мне не доставляет удовольствия стрелять по живым существам, – отозвался Хват, пряча свое оружие.

Кэнди оглянулась. Остов стоял примерно посередине причала, уставившись на башню маяка. Он наверняка понял, куда целился Хват. Догадаться об этом было совсем нетрудно: мир вокруг стремительно менялся, и невозможно было этого не почувствовать.

– Начался отлив, леди, – деловито пояснил Хват. – Вода вот-вот начнет отступать, и я должен уйти вместе с ней. Остов погонится за мной, он ведь уверен, что Ключ по-прежнему у меня.

– Нет, постой! – взмолилась Кэнди, схватив его за руку. – Так не пойдет!

– Как не пойдет? – опешил Ворчун.

– Я не хочу назад в Цыптаун!

– Но тебе ведь больше некуда идти, – нахмурился Хнык.

– Я отправлюсь с вами!

– Нет! – взвизгнул Змей.

– Да, – полным решимости голосом произнесла Кэнди. – Пожалуйста. Я поплыву по этому морю. Вместе с вами.

– Ты себе не представляешь, насколько это опасно.

– Пускай. Мне отвратителен этот город и жизнь, которой я там живу. Я ненавижу все это до глубины души.

Пока они препирались на краю причала, ветер изменил направление. Морские воды всколыхнулись, поднялась рябь, волны стали расти на глазах, они становились все выше и выше. Приближался шторм. Прилив сменялся отливом, старый причал трясся и постанывал под напором волн. У Кэнди оставалось всего несколько секунд, чтобы убедить Хвата и его братьев взять ее с собой. Того и гляди они нырнут в море и уплывут отсюда вместе с волнами, вместе с отливом, держа курс на Абарат, где бы тот ни находился.

А она останется здесь одна, ждать и напрасно надеяться. Ну да, они ей пообещали когда-нибудь вернуться, но многого ли стоят обещания? Вовсе нет, это она знала по собственному опыту. Сколько раз отец обещал, что больше пальцем ее не тронет? А сколько раз она слышала, как он клялся матери, что навсегда бросит пить? И все это были только слова, которые ровным счетом ничего не значили.

Нет уж, позволь она сейчас братьям исчезнуть в волнах, вполне может статься, что больше они никогда не увидятся. И с чем тогда она останется? С воспоминаниями и с жизнью в Цыптауне.

– Вы не можете со мной так поступить, – сказала она Хвату. – Вы не смеете бросать меня здесь, не зная даже, сумеете ли когда-нибудь вернуться.

Слова ее едва не заглушал пронзительный скрип дощатых мостков, прогибающихся под тяжестью шагов. Кэнди оглянулась, заранее зная, что за картина предстанет перед ее взором. Вдоль причала ковылял Мендельсон Остов. Лишь теперь она отчетливо разглядела его хромую ногу (благодаря которой, возможно, она, Кэнди, только и осталась жива, поскольку ему не хватило проворства в погоне за ней). У Остова полностью отсутствовала ступня, и ходил он, опираясь на обрубок у щиколотки, как если бы это была деревянная нога. Трудно было судить, причиняло ли это ему боль. Лицо его, во всяком случае, ничего похожего на страдание не выражало. Сейчас на физиономии Остова сияла кровожадная радость: он обнажил в улыбке свои зубы, похожие на каменные наконечники стрел, и широко раскинул длиннющие руки, как какой-нибудь древний проповедник, приветствующий новых членов своей паствы.

Кэнди понимала, что у нее все еще остается шанс сбежать, но не испытывала никакого желания двигаться назад, к прерии, за которой раскинулся Цыптаун.

Как бы ни было опасно оставаться здесь, возле Хвата и его братьев, она твердо решила для себя, что это намного предпочтительней возвращения домой. И она крепко сжала руку Хвата в своей ладони.

– Яс вами, куда бы вы ни направлялись.

К ней тотчас же обратились восемь лиц, восемь пар глаз уставились на нее – и все по-разному.

Филей казался совершенно сбитым с толку, Хнык растерянно моргал, Ворчун напустил на себя полнейшее безразличие, Соня ухмылялся, Удалец вытаращил глаза, Змей сердито сдвинул брови, Губошлеп изумленно вытянул губы трубочкой. А что же Хват? Тот одарил ее широкой улыбкой, в которой, однако, было больше отчаяния, чем радости.

– Вы это твердо решили, леди? – спросил он. Остов был уже ярдах в тридцати от них.

– Тверже некуда.

– Тогда, похоже, нам всем и вправду ничего другого не остается. Доверимся отливу. Вы плавать умеете?

– Не очень.

– О, боги милосердные! – с чувством воскликнул Хват, и на сей раз все восемь братьев сделали одно и то же: закатили глаза. – Но тут уж ничего не попишешь. Придется, видимо, довольствоваться этим «не очень».

– Тогда чего же мы ждем? – нетерпеливо осведомилась Кэнди.

За время их недолгого обмена мнениями Остову удалось вдвое сократить расстояние между его когтями и их шеями.

– Не пора ли наконец отправляться?! – проверещал Соня.

Кэнди вздрогнула. Трудно было предположить, что такая маленькая голова окажется способна издавать столь пронзительные звуки.