Текст книги "Таинство"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

IV

Суд оказался дальше, чем Уилл думал. Он шел и шел, а за очередным поворотом дороги показывался еще один, за каждой живой изгородью, через которую он заглядывал, – еще одна изгородь, пока Уилл не догадался, что неверно определил размеры здания. Оно было гораздо дальше и больше, чем он подумал сначала. Когда Уилл поравнялся с ним и оглядел живую изгородь, отыскивая проход на поле, где стоял дом, прошло не меньше получаса. Погода становилась хуже, на северо-востоке, над холмистыми пастбищами, нависли тучи. Наконец-то собиралась гроза, о которой говорила Адель Боттралл, и холмы под мрачным небом потемнели.

«Пожалуй, лучше отложить это приключение на какой-нибудь другой день», – подумал Уилл.

Осиный укус на шее стал отдаваться пульсирующей болью в голове. Плевать на хвастовство – пора возвращаться домой.

Но проделать такой путь и ничего не узнать (даже рассказать потом будет не о чем) – разве это не бездарная трата времени? Еще пять минут – и он переберется через изгородь и добежит до таинственного здания. Еще пять минут – и он увидит его отсыревшие стены изнутри, после чего можно возвращаться домой. Он пойдет напрямик, через холмы, довольный, что его труды не пропали даром.

С этими мыслями Уилл стал искать проход в густых зарослях боярышника, нашел место, где ветви переплелись не так тесно, и пробрался на другую сторону. Открывшееся перед ним зрелище стоило нескольких царапин. Трава на поляне вокруг Суда вымахала Уиллу по грудь, и всюду была жизнь. Из-под ног выпархивали жаворонки. При его приближении бросились наутек зайцы, которых он слышал, но не видел. Уилл сразу забыл про боль в голове и зашагал по траве, как человек, потерявшийся на сафари. У него засосало под ложечкой от предвкушения чего-то необычного. Может быть, жить здесь – вдали от пыльных улиц и такси – не так уж плохо, тут он сможет стать другим.

Теперь до Суда оставалось несколько ярдов, и сомнения насчет того, благоразумно ли заходить внутрь, исчезли. Он поднялся по заросшим травой ступеням, прошел между колоннами (в обхвате они не уступали Дональду Боттраллу) и, толкнув полусгнившую дверь, вошел.

Здесь было холоднее, чем он думал. И темнее. Хотя дождей в этом году было так мало, что река превратилась в ручеек, тут царила сырость, словно здание вытягивало влагу из земли и с ней приходили гниль и черви.

Помещение, где он оказался, было необыкновенным: что-то вроде полукруглого холла с многочисленными углублениями в стене, словно в них должны стоять статуи. На полу замысловатая мозаика, изображающая странный набор предметов, часть из которых была знакома Уиллу, часть – нет. Тут были лимоны и виноград, цветы и зубчики чеснока. Он увидел что-то похожее на кусок мяса, только из него выползали личинки, и он подумал, что ошибся, потому что никто в здравом уме не станет строить дворец вроде этого, а на полу рисовать протухший стейк. Он не стал тратить время на его разглядывание. Далекий удар грома, такой сильный, что завибрировали стены дома, напомнил о приближавшейся грозе. Надо убираться отсюда, если он еще надеется опередить ливень. Уилл поспешил по широкому коридору с высоким потолком в глубь здания (двери и проходы словно были рассчитаны на великанов) и через следующий дверной проем, с более пологой аркой, чем в первом, попал в главный зал.

Впереди с громкими хлопками метнулись какие-то тени, и сердце у него ёкнуло. Он бросился назад к двери и выбежал бы прочь (любопытство сразу куда-то улетучилось), если бы не раздалось жалобное овечье блеянье. Уилл огляделся. В середине куполообразного потолка был круглый световой фонарь, сквозь который на грязный пол проникал луч – словно яркий столб, поддерживающий всю эту великолепную конструкцию. Свет проливался и на ряд каменных сидений, расположенных по кругу, были видны и стены. Уилл увидел странные рельефы. Это были какие-то состязания: лошади, собаки, натянувшие длинные поводки.

Снова раздалось блеяние, и Уилл, повернув голову на звук, увидел жалкое зрелище. Отощавшая овца (шерсть на ней висела грязными клочьями) забилась в нишу между двумя рядами сидений, видимо испуганная его появлением.

– Ну ты и доходяга, – сказал Уилл. – Все хорошо… Я тебе ничего не сделаю.

Он стал подходить к овце, а она злобно смотрела на него выпученными глазами, не двигаясь с места.

– Застряла? Ах ты, дурочка. Туда смогла забраться, а выбраться не можешь.

Чем ближе он подходил к животному, тем очевиднее становилось его плачевное состояние. Ноги, голова и бока были ободраны, видимо в безуспешных попытках выбраться. Одна рана на морде была особенно ужасна: в ней роились мухи.

Уилл не хотел дотрагиваться до этой овцы. Если погнать ее в нужную сторону, она сможет выбраться на свет, а там и найти дорогу домой. Теория Уилла подтвердилась. Когда он забрался на сиденья, несчастное создание, перепуганное до смерти, торопливо выбралось из ловушки, копыта застучали по каменному полу. Уилл побежал за овцой, обгоняя ее, к входной двери. Овца в ужасе развернулась и жалобно заблеяла. Уилл уперся плечом в дверь и распахнул ее. Овца отступила к пятну света в Центре зала и стояла там, глядя на Уилла, бока у нее ходили ходуном. Уилл бросил взгляд в коридор, ведущий к двери, которая осталась широко открытой. Овца должна это видеть. Там все еще светит солнце, усиливающийся ветер раскачивает высокую траву.

– Давай! – сказал он. – Смотри! Еда!

Овца уставилась на него вытаращенными глазами. Уилл посмотрел вдоль прохода и увидел, что стена частично обвалилась и каменные блоки сдвинулись с места. Он отпустил дверь, нашел блок, который смог бы передвинуть, и, протащив его по полу, заклинил дверь. Потом вернулся в главный зал, обошел овцу и стал гнать ее к выходу. Она наконец поняла, чего он хочет, пустилась по коридору и дальше – через входную дверь на свободу.

Уилл был доволен собой. Он не рассчитывал на такое приключение в столь странном месте, но как будто втайне желал его.

«Может, я стану фермером», – сказал он самому себе.

И вышел в сгустившиеся сумерки.

V

Происшествие с овцой задержало Уилла в здании Суда дольше, чем он рассчитывал. Когда он вышел наружу, солнце уже скрылось за тучами, и порыв ветра, пригнувший траву к самой земле, принес первые капли дождя. Уилл понимал, что теперь не успеет обогнать грозу и придет домой мокрым, но все же решил возвращаться не тем путем, которым пришел. Он собирался пойти напрямик через поля. Подойдя к углу здания, попытался найти глазами свой дом, но его не было видно. Уилл понимал, в какую сторону нужно двигаться. Что ж, придется положиться на интуицию.

Дождь усилился, но Уилла это не беспокоило. В воздухе стоял металлический запах грозы, смягченный сладковатым ароматом трав. Жара заметно спала. На холмы кое-где еще падали пятна солнечных лучей, проникавших сквозь тучи.

Гроза шла через долину, и чувства Уилла обострились: дождь, свежий запах травы, солнечный свет, гром. Он не помнил, когда с ним было такое: он стал единым целым с окружающим миром. Хотелось кричать от счастья. Казалось, впервые природа чувствовала его присутствие.

От этого блаженного ощущения он летел, словно на крыльях, крича как сумасшедший. Трава хлестала по ногам, а тучи окончательно закрыли солнце, засверкали молнии.

Уилл старался держаться выбранного направления, но дождь быстро перешел в ливень, и он уже не видел холмов: их заволокла пелена дождя. Но дело было не только в этом. Первая попавшаяся ему живая изгородь была слишком густой, чтобы продраться сквозь нее, и слишком высокой, чтобы перелезть, так что пришлось искать проход. Пока Уилл шел вдоль изгороди, он перестал ориентироваться. Наконец появилось что-то вроде прохода, но прошло уже много времени. Это была не калитка, а лесенка, он забрался на нее и оглянулся на здание Суда, но оно уже скрылось из вида.

Уилл не запаниковал. В долине повсюду дома фермеров, и если он потеряется, то просто постучится в ближайшую дверь и попросит показать дорогу. А пока он положился на собственное чутье и пустился через рапсовое поле, потом через луг, на котором паслись коровы – некоторые укрылись от дождя под огромным платаном. Уилл хотел последовать их примеру, но он где-то читал, что прятаться в грозу под деревом опасно. Поэтому вышел через калитку на тропу, которая на глазах превращалась в ручей, перебрался по еще одной лесенке через живую изгородь и оказался на заброшенном поле. Дождь лил как из ведра, и Уилл уже промок до нитки. Он решил, что настало время обратиться за помощью. Он найдет дорогу и будет идти, пока она не выведет его к жилью, а там он, может быть, уговорит добрых людей отвезти его домой.

Он шел минут десять – пятнадцать, но никакой дороги или хотя бы тропинки не попадалось. Вскоре он оказался на таком крутом склоне, что пришлось карабкаться по нему наверх. Уилл остановился. Он выбрал неверное направление. Почти ничего не видя сквозь ледяной ливень, он повернул на триста шестьдесят градусов, чтобы хоть как-то сориентироваться, но не увидел ничего, кроме серой стены дождя, и двинулся в обратную сторону – стал спускаться по склону. По крайней мере, ему показалось, что он сделал именно это. Но через пятьдесят ярдов земля под ногами снова круто пошла вверх. Он увидел, что потоки воды переливаются через камни чуть выше. То, что стало холодно и он заблудился, уже было плохо, но теперь он начал бояться наступления темноты. Уже не тучи закрывали солнечный свет – на землю опускалась ночь. Через несколько минут она наступит, и станет гораздо темнее, чем на улицах Манчестера.

Его трясло от холода, зубы выбивали дробь. Ноги болели, исхлестанное дождем лицо онемело. Он хотел закричать, позвать на помощь, но быстро оставил попытки: сквозь шум дождя голос звучал слишком слабо. Надо беречь силы и дождаться, когда кончится гроза, чтобы сообразить, где он. Это будет нетрудно, когда загорятся огни в деревне, а рано или поздно это произойдет.

И вдруг он услышал крик в шуме грозы, что-то прорвалось сквозь пелену дождя, метнулось у него перед глазами…

– Хватай его! – услышал он хриплый голос и невольно бросился на землю, чтобы схватить беглеца.

Руки вцепились во что-то тощее и пушистое, оно пискнуло и забилось в его руках, напутанное еще больше, чем Уилл.

– Держи его, парень, держи!

Говоривший навис сверху. Это была женщина, одетая в черное с головы до ног, с то и дело гаснущей лампой в руках. В ее желтоватом свете возникло лицо, прекраснее которого он не видел: бледное совершенство в обрамлении темно-рыжих волос.

– Ты настоящее сокровище, – сказала она Уиллу, поставив лампу на землю.

Она говорила как местная, но с примесью кокни.

– Подержи этого треклятого зайца еще минуту – я сейчас достану мешок.

Она стала рыться в складках плаща, а потом подскочила к Уиллу, молниеносно выхватила у него пищавшего зайца и сунула в мешок, тут же завязав его веревкой.

– Ты просто золото, – добавила она. – Не будь ты таким проворным, ходить бы нам голодными – мистеру Стипу и мне.

Она положила мешок на траву.

– Господи, ну и вид у тебя! – И она наклонилась, чтобы получше рассмотреть Уилла. – Как тебя зовут?

– Уильям.

– Был у меня однажды Уильям, – заметила женщина. – Хорошее имечко.

Лицо ее было совсем рядом с лицом Уилла, и от дыхания исходило приятное тепло.

– Вообще-то, кажется, даже двое. И оба такие милые детишки. – Она протянула руку и дотронулась до его лица. – Да ты как ледышка.

– Я потерялся.

– Это ужасно. Ужасно, – повторила она, поглаживая его по щеке. – Как могла твоя мать отпустить тебя из дома? Ей должно быть стыдно. Вот что я скажу. Стыдно.

Уилл хотел было возразить, но от пальцев женщины исходило такое тепло, что его стало клонить в сон.

– Роза? – послышался чей-то голос.

– Да? – отозвалась женщина, и голос ее вдруг стал игривым. – Я здесь, Джекоб.

– Кого ты там нашла?

– Я просто поблагодарила парнишку, – сказала Роза, отводя руку от лица Уилла. – Он поймал наш обед.

– Правда? – отозвался Джекоб. – Отойди-ка в сторонку, миссис Макги, дай мне взглянуть на парня.

– Хочешь смотреть – смотри, – ответила Роза и, подхватив мешок, зашагала вниз по склону.

За две или три минуты, что прошли с того момента, как Уилл поймал зайца, небеса потемнели, и когда он посмотрел на Джекоба Стипа, то не смог его разглядеть. Он высокий, это ясно, в длиннополом плаще с блестящими пуговицами. Бородатый, а волосы длиннее, чем у миссис Макги. Но черты лица Уилл разобрать не смог.

– Тебе давно пора быть дома, – сказал Джекоб.

Уилла пробрала дрожь, но не из-за холода, а из-за того, что в голосе было столько тепла.

– Парнишка совсем один – запросто может нарваться на неприятности.

– Он потерялся, – сказала миссис Макги.

– В такую погоду это с каждым может случиться. Он не виноват.

– Может, возьмем его с собой? – предложила Роза. – Ты бы зажег один из своих огоньков.

– Помолчи! – отрезал Джекоб. – Не говори мне об огоньках: парень совсем закоченел. Где твои мозги?

– Как хочешь. Меня это не касается. Жаль, ты не видел, как он поймал зайца. Бросился на него как тигр.

– Мне повезло, только и всего, – сказал Уилл.

Мистер Стип глубоко вздохнул и, к великой радости Уилла, спустился еще на пару ярдов.

– Можешь встать? – спросил он Уилла.

– Конечно могу.

Уилл встал. Мистер Стип подошел ближе, но стемнело еще сильнее и рассмотреть его черты по-прежнему не удавалось.

– Гляжу я на тебя и думаю: не предназначено ли нам было судьбой встретиться на этом холме? – тихо сказал он. – Может, нам всем повезло сегодня вечером.

Уилл все еще пытался разглядеть его лицо и мысленно соединить его с голосом, который так его тронул, но глазам это было не под силу.

– Заяц, миссис Макги, – сказал Стип.

– Что – заяц?

– Мы должны его освободить.

– После такой погони? – удивилась Роза. – Ты с ума сошел!

– Мы должны быть ему благодарны за то, что он вывел нас на Уилла.

– Я его поблагодарю, когда буду потрошить, Джекоб, и это мое последнее слово. Боже мой, до чего же ты непрактичен! Выбрасывать еду! Я этого не допущу.

Прежде чем Стип успел возразить, она схватила мешок и, заторопившись вниз по склону, исчезла из вида.

Только теперь, глядя, как она спускается, Уилл понял, что гроза почти кончилась. Ливень перешел в мелкий дождик, мрак рассеивался. Он даже увидел огоньки в долине. И конечно, испытал облегчение, но не такое сильное, как ожидал. Мысль о возможности вернуться домой была приятной, но это означало расставание с человеком, который стоял у него за спиной, положив ему на плечо тяжелую руку в кожаной перчатке.

– Ты видишь отсюда свой дом? – спросил он Уилла.

– Нет… Пока не вижу.

– Понемногу прояснится.

– Да, – сказал Уилл, который только теперь начал ориентироваться.

Он шел наугад, обогнул половину долины и теперь смотрел на деревню совсем с другой стороны. Ярдах в тридцати вниз от гребня, на котором он стоял, была тропинка. Она должна вывести на дорогу, которая привела его к зданию Суда. Если на развилке он свернет налево, то вернется в Бернт-Йарли, а там уж как-нибудь добредет до дома.

– Тебе пора, мальчик. Наверняка у такого замечательного парня любящие родители. – Рука в перчатке сжала его плечо. – Я тебе завидую, потому что своих родителей не помню.

– Мне… очень жаль, – неуверенно сказал Уилл.

Он не был уверен, нуждается ли в сочувствии такой человек, как Джекоб Стип. Однако тот благосклонно принял его слова.

– Спасибо, Уилл. Сострадание – важная черта характера мужчины. К сожалению, наш брат часто им пренебрегает.

Уилл услышал, как дыхание Стипа замедлилось, и стал дышать в такт.

– Тебе нужно идти, – сказал Джекоб. – Родители будут волноваться.

– Нет, не будут, – ответил Уилл.

– Они наверняка…

– Не будут. Им все равно.

– Не могу в это поверить.

– Это так.

– И все-таки ты должен быть любящим сыном, – возразил Стип. – Будь благодарен за то, что их лица всегда перед глазами. И когда ты их зовешь, они откликаются. Поверь, это лучше, чем пустота. Лучше, чем молчание.

Джекоб снял руку с плеча Уилла и легонько ткнул его в спину.

– Ступай, – сказал он тихо. – Будешь тут стоять, превратишься в ледышку. И тогда мы больше не встретимся.

Уилл, услышав это, воспрянул духом.

– А мы еще встретимся?

– Конечно, если ты захочешь меня найти. Но, Уилл, пойми… Мне не нужна собачка, которая будет сидеть у меня на коленях. Мне нужен волк.

– Я могу быть волком, – сказал Уилл.

Он хотел повернуть голову и через плечо посмотреть на Стипа, но подумал, что кандидату в волки не стоит этого делать.

– Тогда, как я и сказал, найди меня, – повторил Стип. – Я буду недалеко.

И с этими словами он подтолкнул Уилла, и тот двинулся вниз по склону.

Уилл не оглядывался, пока не вышел на тропинку, а когда оглянулся – ничего не увидел. По крайней мере, ничего живого. Только черную вершину холма на фоне прояснившегося неба. И звезды между туч. Но их величие было ничто в сравнении с лицом Джекоба Стипа. Лицом, которого он не видел. По пути домой Уилл создал в воображении сотни версий этого лица, каждая следующая прекраснее предыдущей. Благородный Стип, с точеными, изысканными чертами; солдат Стип со шрамами, оставшимися после сражений; волшебник Стип, чей взгляд излучает могущество. Возможно, он воплощал в себе все эти качества. А может, ни одного. Уиллу было все равно. Важно поскорее снова оказаться рядом и получше его узнать.

А тем временем из окон дома проливался мягкий свет, в камине плясал огонь.

«Даже волку хочется иногда посидеть у камина», – подумал Уилл.

Он постучал в дверь, и его впустили.

VI

1

На следующий день он не пошел на холм, чтобы найти Джекоба. И через день тоже. Вернувшись домой, он выслушал поток обвинений (мать сотрясалась в рыданиях, уверенная, что он погиб, а отец побелел от ярости, будучи в такой же уверенности, что он живехонек) – и теперь боялся выйти за порог. Вообще-то Хьюго был человек не свирепый. Он гордился своей рассудительностью. Но в данном случае сделал исключение и так поколотил сына (почему-то выбрав для этого книгу), что для обоих дело кончилось слезами: Уилл плакал от боли, отец – от душевных страданий, причиной которых было то, что он потерял контроль над собой.

Его не интересовали объяснения Уилла. Он просто сказал сыну, что ему, Хьюго, наплевать: пусть Уилл бродяжничает хоть всю свою никчемную жизнь, но с Элеонор дела обстоят иначе, и разве ей выпало мало страданий?

Поэтому Уилл оставался дома, со своими синяками и злостью. По прошествии сорока восьми часов мать попыталась заключить мир: сказала, что была перепугана до смерти, боялась, что с ним случилось что-то ужасное.

– Почему? – мрачно спросил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Почему тебя беспокоит, случилось со мной что-то или нет? Раньше тебе было безразлично…

– Ах, Уильям… – сказала она вполголоса.

В ее тоне почти не было упрека. Главным образом печаль.

– Тебя это ничуть не беспокоит, – заявил он без обиняков. – И ты сама это знаешь. Ты всегда думаешь только о нем.

Ему не нужно было объяснять, о ком именно.

– Я для тебя ничего не значу. Ты сама так сказала.

Это не вполне соответствовало действительности. Она никогда такого не говорила. Но его ложь была похожа на правду.

– Я наверняка не это имела в виду, – сказала она. – После смерти Натаниэля мне так тяжело…

С этими словами она потянулась к его лицу и осторожно погладила по щеке.

– Он был такой… Такой…

Уилл едва слушал. Он думал о Розе Макги, о том, как она прикасалась к его лицу и тихо с ним говорила. Только она при этом не вспоминала о ком-то другом. Она сказала, какое он сокровище, просто золото, такой проворный. Эта женщина, которая и имени-то его не запомнила, увидела в нем качества, которых не замечала родная мать. Это печалило Уилла и в то же время злило.

– Почему ты все время говоришь о нем? Он умер.

Рука Элеонор упала, она посмотрела на него полными слез глазами.

– Нет. Он никогда не умрет. Во всяком случае, для меня. Я не надеюсь, что ты это поймешь. Ты другое дело. Но твой брат был особенным. Настоящим сокровищем. И для меня он никогда не умрет.

И тут с Уиллом что-то случилось. Росток надежды, который зеленел в течение тех месяцев, что миновали после несчастья, мгновенно завял и обратился в прах. Он ничего не сказал – просто встал и вышел, оставив мать наедине с ее слезами.

2

Когда прошли два дня, в течение которых он был наказан и не выходил из дома, Уилл отправился в школу. Она была меньше, чем Сент-Маргарет, и это ему понравилось. Здания старинные, вокруг площадки для игр росли деревья, а забора не было. В первую неделю он замкнулся, почти ни с кем не разговаривал. Но однажды за завтраком, когда Уилл, как обычно, был занят самим собой, перед ним возникло знакомое лицо. Фрэнни.

– Вот ты где, – сказала она, словно все это время его искала.

– Привет.

Уилл оглянулся: нет ли поблизости придурка Шервуда. Нет, Шервуда не было.

– Я думала, ты убежал, как собирался.

– И убегу. Непременно.

– Я знаю, – искренно сказала Фрэнни. – После нашей встречи я все время думала: может, и мне убежать. Нет-нет, не с тобой, – поспешила добавить она. – Но настанет день, и я все равно убегу.

– Только нужно убежать как можно дальше, – посоветовал Уилл.

– Как можно дальше, – повторила Фрэнни, будто заключая с ним договор. – Тут вблизи и смотреть-то не на что, если только не поехать… ну, ты знаешь куда.

– Ты можешь свободно говорить о Манчестере, – сказал Уилл. – Если там умер мой брат, это еще ничего не значит. Я хочу сказать, на самом деле он не был мне братом.

Уилл ощутил, как в голове у него рождается восхитительная ложь.

– Я, видишь ли, усыновленный.

– Да?

– Никто не знает, кто на самом деле мои родители.

– Ух ты! Это тайна?

Уилл кивнул.

– Так что я даже Шервуду не могу сказать?

– Лучше не говорить, – ответил Уилл, изображая серьезность. – Он может разболтать.

Раздался звонок, призывавший в классы. Грозная мисс Хартли, грудастая дама, один взгляд которой наводил ужас на ее подопечных, впилась взглядом в Уилла и Фрэнни.

– Фрэнсис Каннингхэм! – громовым голосом гаркнула она. – Ты собираешься шевелиться?

Фрэнни скорчила гримасу и убежала, оставив Уилла на растерзание мисс Хартли.

– Тебя зовут…

– Уильям Рабджонс.

– Ах, да, – мрачно сказала она, словно уже слышала о нем и в услышанном не было ничего хорошего.

Он не шелохнулся, чувствуя себя вполне спокойно. Такая ситуация была для него необычна. В Сент-Маргарет он побаивался кое-кого из персонала, инстинктивно чувствуя, что они такие же, как его отец. Но эта женщина казалась смешной с ее тошнотворно-приторными духами и жирной шеей. В этом не было ничего страшного.

Вероятно, она почувствовала его безразличие, потому что уставилась на Уилла, скривив губы в привычной ухмылке.

– И над чем это ты посмеиваешься? – спросила она.

Уилл не знал, что на лице у него играет улыбка, пока мисс Хартли об этом не сказала. Он вдруг ощутил приступ странной эйфории.

– Над вами.

– Что?!

Уилл ухмыльнулся.

– Над вами, – повторил он. – Я посмеиваюсь над вами.

Она нахмурилась. Уилл по-прежнему ухмылялся, думая, что обнажает зубы как настоящий волк.

– Где ты… должен сейчас находиться? – спросила она.

– В спортзале, – ответил Уилл, продолжая с ухмылкой смотреть ей прямо в глаза.

И она все-таки отвела взгляд.

– Тогда тебе… пора шевелиться, ты так не думаешь?

– Если мы закончили наш разговор, – заметил он, надеясь спровоцировать мисс Хартли на продолжение беседы.

Но этого не случилось.

– Мы закончили, – ответила она.

Уилл нехотя отвел взгляд. Ему казалось, что если он и дальше будет сверлить ее глазами, то у нее в голове останется дырка: так увеличительное стекло прожигает бумагу.

– Дерзости я не потерплю ни от кого, – предупредила она. – Тем более от новенького. А теперь иди в класс.

Уиллу ничего не оставалось, как повиноваться. Но, проходя мимо нее, он тихо сказал:

– Спасибо, мисс Хартли.

И отчетливо увидел, как ее пробрала дрожь.