Текст книги "Я совсем не получаю писем"

Автор книги: Клара Фехер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Клара Фехер
Я совсем не получаю писем

«Они не хотят со мной играть!»

Ясное, жаркое августовское утро. Солнце ослепительно светит в вышине. Тысячью красок сверкает озеро Балатон. Тысячью красок переливаются цветы. Все напоено ароматами меда, абрикосов и дынь. По шоссе мчатся велосипедисты. В дачных садах взлетают кверху разноцветные мячи. По зеркальной глади Балатона легко, точно бабочки или цветочные лепестки, скользят белые паруса. Настоящее лето, настоящее жаркое лето.

На склоне холма, там, откуда открывается чудесный вид на Балатон, приютился симпатичный домик из красного кирпича. На фасаде дома надпись, выведенная большими буквами:

ДОМ, ПОСТРОЕННЫЙ НА СБЕРЕЖЕНИЯ.

Дом окружен садом, в центре которого ореховое дерево, а под ним большой круглый стол и гладко обструганные лавки. Две девочки, склонившись над столом, что-то пишут. Иногда они поднимают голову и покрикивают на сидящего рядом с ними маленького мальчика: он просто изнывает от скуки.

– Жоли, убери руки!

– Жоли, убирайся отсюда, иначе получишь подзатыльник!

– Мама, Жоли рвет мое письмо! Мама-а-а!

Тетя Ковач, их мама, замешивает тесто на кухне. С минуту она прислушивается к плачу и крикам в саду, потом стремглав выбегает, чтобы навести порядок.

Девочки – они ученицы пятого класса – что-то пишут на листках почтовой бумаги. Второклассник Жоли одной рукой тянет за веревочку по столу поезд из спичечных коробков, а другой хлопает по бумаге, разложенной на столе.

– Жоли, – сердито говорит мама, – ты опять задираешься! В саду места много, что ты все время вертишься возле девочек?

– Они не хотят со мной играть! – хнычет Жоли. – Я зову их играть, а они не хотят.

– Ну во что нам с тобой играть, глупыш? – говорит Ютка. – Ты ничего еще не умеешь делать, даже мельницу. Даже…

– Ты слышишь, мамочка? – плачет Жоли. – Я звал их копать яму – искать клад – и бить в барабан. А они не хотят со мною…

– Поди к тете Сабо и позови Миклошку, покачайтесь с ним на качелях, – говорит мама. – Потом возьмем его с собой на пляж.

– Нет… Нет… – продолжал плакать Жоли. – С Миклошкой нельзя играть. Он еще совсем глупый.

– Ну конечно, Миклошка глупый! Ему еще только пять лет. Не правда ли? Вот с Миклошкой ты не хочешь играть, – сердито замечает Кати.

– Ну довольно! Пойдем со мной на кухню, Жолик. Поможешь мне молоть мак, – говорит мама.

– Не хочу я молоть мак!

– А нам, думаешь, с тобой интересно?

– Так чего же ты хочешь?

– Почему девочки не хотят со мной играть?

– Мы не хотим играть, потому что пишем письма.

– Нет, не могу больше с вами! – в сердцах говорит мама. – Вот приедет папа в субботу, я скажу ему, что с меня хватит такого отдыха. Пора возвращаться в Будапешт. Раз вам не нравится здесь, на Балатоне…

– Нам очень нравится, это все Жоли! – в один голос восклицают девочки.

– А я поеду домой. Я хочу домой! – всхлипывает Жоли. – Мне здесь не нравится. Со мной не играют. Я хочу домой…

Сказав это, он поворачивается спиной к девочкам и направляется в глубь сада. Он тянет за веревочку свой игрушечный поезд; его вагончики – спичечные коробки, нагруженные галькой и скорлупками, – подпрыгивают на каждой кочке, из них высыпается «ценный груз».

В самом конце сада, за грядками помидоров, зеленые стебли которых вьются по колышкам, за высокими подсолнухами, повернувшими свои желтые тарелки к солнцу, в гуще кустов смородины и колючего крыжовника спрятался маленький шалаш; туда с горя и забрался Жоли.

– Мне плохо здесь, со мной никто не играет, – громко жаловался он, усевшись на землю. Ему было ужасно жаль самого себя. – Я хочу домой, в Пешт. У меня здесь совсем нет друзей!

И ему вспомнилось, как он был счастлив месяц назад, когда они приехали сюда. Громко кричал от радости и носился вприпрыжку по всем дорожкам сада. Ему не терпелось тогда построить крепость, а потом соорудить загончик для Якаба, соседского ослика. Он мечтал, что вместе с Якабом они будут ходить за водой к роднику. Он выроет себе потайной тоннель прямо до Балатона, по нему он сможет бегать купаться, когда мама не будет разрешать. А еще Жоли мечтал выкопать клад, он надеялся найти его где-нибудь под подсолнухами. Но для этого нужны друзья. Тут-то вот и выяснилось, что во всей округе у него нет ни одного сверстника. Только девчонки, большие ребята из четвертого и пятого классов и семиклассники. А из первого или второго класса – как назло, ни одного мальчика. Есть, конечно, малышня, детсадовцы, но что ему с ними делать?

А потайной тоннель только тогда чего-нибудь стоит, когда можно кого-то посвятить в эту тайну, взять с него страшную клятву, что будет нем как могила…

«Гав, гав! – послышалось в конце сада. В собачьем лае чувствовался упрек: – Гав, гав! Неужели ты и мне не доверяешь?»

В другое время Жоли, услышав лай, вскочил бы, подозвал к себе Дружка и дал бы ему кусок сахару. Но сейчас он остался сидеть в своем шалаше, печально опустив голову.

«Гав, гав! Значит, мы больше не друзья?» – сердито лаял Дружок. Возможно, конечно, что он сердился и по другой причине, ведь Жоли не очень-то хорошо понимает собачий язык. Но наверно, Дружок думал о чем-нибудь подобном; он постоял немного, виляя хвостом, а потом повернулся и юркнул под забор.

Не везет человеку!

– Жолик!!!

– Жоли!!!

– Жолт!!!

– Куда мог запропаститься этот пострел?

– Да он только что был здесь.

– Раз нет, значит, нет. Ну и пусть! Не пойдет с нами на пляж.

– Жоли!!!

– Оставим его дома.

– Ну конечно! Я так и знала: сидит где-нибудь на земле и хочет простудиться.

– Я не хочу простудиться. Я хочу на пляж, – проговорил Жоли и встал.

– Тогда быстренько соберись! Да не задерживайся, – торопила мама.

Жоли стремглав побежал в дом, схватил спортивную сумку, в которой хранились его плавки, ведерко, лопатка и рваный мяч.

– Ты скоро наконец? – Закричали девочки, стоя у калитки. Они уже успели причесаться и надеть белые платья.

– Вот и я, – объявил Жоли.

– Ты запер дверь? – спросила мама.

– Ой, забыл!

– Тогда вернись и запри.

Жоли побежал назад и запер дверь, ведущую с веранды в дом.

Сестры снова заворчали:

– Вечно его нужно ждать!

Но это был незаслуженный упрек: Жоли готов был отправиться на пляж хоть в восемь утра. Даже в семь часов, а то и вовсе на рассвете, в пять утра. Это девчонкам только бы сидеть дома да шить платья куклам или писать письма. Один-единственный раз собрались раньше его да еще, видите ли, и погоняют!

Впереди шли сестры – близнецы. А за ними мама. В одной руке она держала сумку, в которой лежали бутерброды с маслом и сыром и яблоки, а другую руку протянула Жоли.

– Иди ко мне, пойдем вместе.

Жоли опустил голову и что-то проворчал.

– Ну, а сейчас чем ты недоволен?

– Ничем, – строптиво ответил Жоли. Не мог же он сказать, что не терпит, когда его ведут за ручку, как маленького.

Он с удовольствием побежал бы вперед, бросал бы камешки, подымал пыль, срывал с кустов листочки, наблюдал бы, как через дорогу переползает улитка: вот она распластывает свое длинное мягкое тельце, тащит на себе свой домик-ракушку. Да и ведерком не постучишь, если мама держит тебя за руку!

Пляж был недалеко от холма. Чтобы попасть туда, нужно перейти через железную дорогу. Разумеется, у шлагбаума. Но Жоли было бы интересно перебежать через полотно у насыпи, как раз там, где огромный щит возвещал:

ЗДЕСЬ ПЕРЕХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН!

БЕРЕГИСЬ ПОЕЗДА!

– Там Шелковица! – канючил Жоли. – В прошлый раз на ней еще были ягоды. Я сам видел!

– Когда ты видел? – поинтересовалась мама.

– Тогда… тогда… когда…

Ютка неожиданно обернулась:

– Ой, мамочка, я забыла рассказать… Этот молодой человек в прошлый раз убежал от нас. И мне чуть ли не силой пришлось его вытаскивать со двора Ченки.

«Мне всегда не везет. Ну да ничего, недолго уже осталось ждать. Все равно я вернусь домой, в Будапешт».

У входа на пляж к Жоли снова вернулось хорошее настроение.

Еще издали слышна была музыка, а через резную изгородь виднелись цветные шезлонги, ларек с мороженым, песочницы и, что, конечно, самое важное, – Балатон.

– Чур, я первый переодеваюсь!

– Давай, но только быстрее! – кивнули девочки.

В кабине Жоли мгновенно сбросил с себя штанишки, рубашку и сандалии, надел плавки и, схватив в охапку ведерко, лопатку и мяч, выскочил наружу.

– Можешь пойти к песочнице. Поиграй там и подожди нас, – сказала мама. – Но не вздумай один купаться!

– Хорошо, – послушно согласился Жоли. В этот момент у него и в мыслях не было одному пойти в воду.

Он отправился к песочнице и лопаткой стал насыпать большую песочную пирамиду. Тут к нему подошел маленький мальчик: он ел рожок и держал в руке яркий подсолнух из пластмассы.

– Я буду строить замок, – сказал ему Жоли.

Незнакомый мальчик не отвечал.

– Огромный замок, вот такой! Даже я помещусь в нем. А вокруг замка будет ров с водой. Давай строить вместе! Сейчас воткнем в башню твой подсолнух. Он будет нашим знаменем. Хорошо?

Мальчуган по-прежнему ничего не отвечал. Он жевал рожок и удивленно смотрел на Жоли.

– Меня зовут Жолт Ковач. Осенью я пойду во второй класс. Ну что? Давай играть?

Странный мальчик на это ничего не ответил, тогда Жоли потянулся к подсолнуху.

– Водрузим его на башню замка. Хорошо?

Но тут произошло неожиданное: мальчик вырвал у него подсолнух и заревел.

– Wilhelm, komm her![1]1
  Вильгельм, иди сюда! (нем.)


[Закрыть] – послышалось сзади.

Какая-то женщина подбежала к ревущему малышу и сказала ему что-то непонятное. Потом повернулась к Жоли:

– Этот мальчик не понимает по-венгерски.

– А почему? Он болен? – спросил Жоли.

– Ничего не болен. Он немец.

– И поэтому плачет?

– Совсем не поэтому! Он подумал, что ты хочешь отобрать у него подсолнух.

– Нужен мне его подсолнух, – обиженно сказал Жоли. – Я только позвал его играть. Пожалуйста. Я могу даже лопатку ему дать.

– Danke schön![2]2
  Большое спасибо! (нем.)


[Закрыть] – сказал на это немецкий мальчик и взял лопатку.

Но без лопатки замка не построишь! Жали еще немного посмотрел на груду песка, потом вернулся к кабине. Непонятно, почему девочки и мама так долго переодевались. Тогда Жоли немножко отошел от песка, совсем немножко, и подошел к ларьку, где продавали мороженое в вафельных стаканчиках.

«Когда я вырасту и у меня будет очень много денег, куплю себе сразу десять стаканчиков мороженого. Одно ванильное, одно малиновое, потом пуншевое, ромовое с орехами, абрикосовое, сливочное, шоколадное, ореховое, клубничное и, конечно, еще ванильное. И чтобы с кремом…»

– Мальчик, ты что тут путаешься под ногами? Или покупай мороженое, или встань в сторонку…

В другой палатке продавали сосиски и пиво. Но это Жоли было неинтересно. И он стал смотреть, как на вершине одного из деревьев укрепляли громкоговорители. Потом заглянул в будку, куда сдают забытые и найденные на пляже вещи и откуда по просьбе посетителей передают разные объявлении.

– Ты что, мальчик? – спросила его тетя в белом халате.

– Ничего, – ответил Жоли и пошел дальше.

Ему стало совсем жарко, а мамы и сестер все еще не было видно.

«Окуну-ка я чуть-чуть ноги в воду», – подумал он. Жоли подошел к лесенке, встал на нижнюю ступеньку и попробовал ногой воду.

– Ну что, сынок? Спускаешься? – проговорил над ним какой-то грузный мужчина. – Или поднимайся, или влезай в воду.

– Вот все они такие, современные дети, – сказала сидящая рядом толстуха. – Невоспитанные, неучтивые…

«Ведь я ничего даже не сказал, – удивленно подумал Жоли. – Я только…»

– Ну, пошевеливайся, пошевеливайся!

Жоли шагнул со ступеньки в воду. Сначала, в первое мгновение, вода показалась ему обжигающе холодной, а потом он уже радостно прыгал, хлопал ладонями по воде, окунал в воду ведерко и мяч, погружался почти до самого илистого дна и снова подпрыгивал с шумом и плеском. Хорошо! Вокруг летали мячи, брызгались и прыгали дети, на резиновой лодке гребли четверо ребят, одетых индейцами, все было так прекрасно, так радостно, и вдруг…

«Жолта Ковача, семи лет, ждут у кабин!»

Жоли почувствовал, как у него от испуга екнуло сердце.

«Что это? Или я ослышался?»

Нет, из громкоговорителя слова донеслось:

«Жолта Ковача, семи лет…»

– Я здесь, я здесь! – закричал он и выбежал из воды. Толстый дяди лежал около лестницы, зарывшись в теплый ил. Посмотрев на Жоли, он язвительно сказал:

– Ну вот, пожалуйста. Ишь ты, птаха!..

– Я здесь! Я только на минуточку зашел в воду! – кричал Жоли. Он бежал по песку, поднимая за собой облако пыли. – Я здесь!..

– О господи, – вздохнула мама, – я же говорила тебе: не подходи к воде! Кати, Ютка, идите купаться! Я останусь на берегу с Жоли. Сиди вот здесь и…

– Но я хочу купаться!

– Завтра, завтра, если будешь слушаться.

Жоли сидел под деревом, смотрел на воду, и по щекам у него струились слезы.

– Все равно уеду отсюда. Мне здесь плохо. Хочу домой…

Только бы вечером не было темно

До трех часов дня они пробыли на пляже. Мама под деревом вязала Жоли пуловер. Очень красивый темно-синий пуловер с белыми и красными разводами.

«В нем тебе хорошо будет кататься на коньках», – сказала недавно мама, показывая Жоли выкройку. А теперь уже готова спинка, передняя часть и один рукав пуловера. Жоли даже примерил его. Мама и сейчас нет-нет да поднимет голову от вязания, поглядывая на Жоли, и Жоли знает, что попроси он ее: «Мамочка, не сердись на меня! Я обещаю тебе, что буду хорошим, разреши мне немножечко поплавать в Балатоне», мама погладила бы его по голове, отложила бы в сторону вязанье, и они пошли бы купаться, и воцарились бы мир и покой. Но у Жоли будто что-то застряло в горле, и он никак не может выговорить: «Мамочка, прости!» Вместо этого только бормочет про себя: «Я не виноват. Они меня обижают. Меня тут все обижают. Я хочу домой».

– Поиграй в песочек, – проговорила наконец мама.

– Спасибо, – ответил Жоли. – Я не хочу.

– Ни тогда сиди около меня!

Теперь уже и музыка не нравится Жоли. Только и знают, что ставят одни и те же пять заигранных пластинок. Да передают одни и те же объявления: «Йожи Сабо, тебя ожидают у выхода». Или: «Потерян черный портфель. Того, кто нашел, просят…»

«Уж лучше бы в школу ходить, – думал Жоли. И ему захотелось скорее в школу. Доска, мел и много-много сказок, которые рассказывает тетя Бригитта, и уроки по физкультуре, когда они играют в футбол с ребятами, и его сосед по парте Берци Хартаи, с которым они обмениваются завтраками. – Противное, гадкое лето… – снова думает Жоли. – Все равно уеду отсюда».

В три часа дня они ушли с пляжа. Плечи у обеих девочек обгорели. «Вот будет рев ночью!» В такую жару тяжело подниматься на гору, а главное, раздражает болтовня обеих девчонок: какая хорошая была вода, да как далеко они заплывали, да по пятьдесят секунд они могут находиться под водой…

– Кто проголодался, тот поможет мне на кухне, – сказала мама, когда они вернулись домой. – Дети, накрывайте на стол! А я быстренько сварю вареники.

На обед были томатный суп и вареники с маком. Летом всегда бывают такие обеды: отварные кабачки с яйцом, или суп из зеленого горошка, или вермишель с сыром. Потому что летом, в сильную жару, нельзя есть тяжелую, жирную пищу, как, например, колбасу и жареную свинину. Жоли всегда любил вареники, но сейчас он даже не глядит на них, а проглатывает так, как глотают устриц, – залпом.

– Жолик, у тебя нет температуры? – взволнованно спросила мама.

– У него сорокапятиградусная вредность, – заявила Ютка и засмеялась над своей остротой.

«Смейся, смейся, – думал Жоли. – Завтра меня здесь не будет».

После обеда стали приводить в порядок кухню: Кати мыла посуду, Жоли вытирал, а Ютка подметала пол. Мама принесла на стол под орешником корзинку со стручками зеленого горошка.

– На ужин сварим суп из горошка. Хорошо? Жоли, хочешь помочь мне чистить горошек?

– Сейчас пряду, – ответил Жоли, а сам подумал: «Все равно я уже не буду его есть».

– Ты тоже можешь быть хорошим мальчиком, – с улыбкой сказала ему мама, когда они мирно сидели рядышком.

Жоли маленьким ножом срезал кончик стручка и тщательно стирал кожицу. Мама помыла стручки и стала нарезать их на дольки.

– Возьми себе в корзинке грушу получше и поди поиграй с Миклошкой. А к ужину приходи.

– Хорошо, – ответил Жоли.

Он вошел в комнату и прислушался. Мама все еще хозяйничала у орехового дерева, а Ютка и Кати играли в саду.

Жоли осторожно подошел к шкафу и вынул из него темно-синие штаны, серый пуловер, коричневые полуботинки и две рубашки. Положил все это в свой рюкзачок, где лежали ведерко и мяч, туда же сунул две груши и копилку, в которой было около четырех форинтов. Потом обвязал рюкзак прыгалками и осторожно спустил в сад из окна. С беззаботным видом он вышел из комнаты, прошагал по веранде и исчез за калиткой на улице, точно он в самом деле собирался идти в сад к тете Сабо играть с Миклошкой.

«Спрячусь-ка я за стогом сена, – решил Жоли. – И не вернусь домой ни на ужин, ни к девяти часам. Подожду, когда мама пошлет Ютку к тете Сабо, чтобы позвать меня докой. А Ютка не найдет меня там. И начнет везде искать. Тогда мама пошлет Кати узнать, куда, мол, запропастилась Ютка, но и Кати не рискнет вернуться одна. Тут уж мама отправится на поиски… А в это время станет совсем темно, тогда я вылезу из своего убежища за стогом, быстро схвачу рюкзак и пойду по шоссе в сторону Пешта. Дорогу я знаю, да и на шоссе есть указатель. На нем написано: „Будапешт, 134 км“. И я пойду, пойду, пойду… Никто меня не увидит, потому что будет уже поздно и совсем темно…»

Однако чем больше Жоли думал об этом, тем ему становилось жарче, и он вдруг почувствовал испарину на лбу. Конечно, он уже большой и понимает, что в темноте нечего бояться. Ведь в темноте все такое же, как и при свете: дома, заборы, облака, железнодорожные рельсы… Мир не меняется, только Земля вертится и Солнце освещает уже ту ее сторону, где до этого было темно. Когда у нас день и ярко светит солнце, японские дети уже спят, а когда мы ложимся спать, японские дети зубрят арифметику… А все-таки днем как-то приветливее. Вечером, например, спускают собак с цепи, а далеко не безопасно встретиться ночью с чужой и злой собакой. Да и пьяный может попасться по дороге. И потом, когда темно, тени деревьев становятся очень длинными… Конечно, Ютка и Кати стали бы смеяться над этим. Они по вечерам гуляют в саду и не боятся, если затрещит ветка или начнут звонить на колокольне…

«Нечего бояться, – думал Жоли. – Я возьму с собой дружка…»

Но он чувствовал, что это только успокоительные слова, а на самом деле ему вовсе не по душе ночная прогулка. И кто знает, дойдет ли он к утру до Будапешта? Может быть, ему придется идти по шоссе несколько дней, а то и недель, испытывая голод и жажду. И может быть, к нему подойдет милиционер и спросит: «А ну-ка скажи, мама отпустила тебя?» Мама!.. И как он об этом раньше не подумал! Ведь мама побежит к тете Сабо, обе они начнут его искать повсюду: на железной дороге, на Балатоне. Никто не притронется к ужину, суп из зеленого горошка остынет. Потом они телеграфируют папе да еще поместят в газете фотографию Жоли. Нет, этого делать нельзя…

Растерянный и смущенный, Жоли сидел на траве, за стогом сена. Скоро совсем стемнело, и он подумал о том, что пора идти домой: стало прохладно, да и суп, наверное, уже сварился.

– Ну как, хорошо покачались на качелях? – спросила мама, увидев сына, входящего в калитку.

– Д-да. – ответил Жоли, покраснев до ушей. – Д-да…

– Мыть руки и ужинать! – проговорила мама. – Погодите только, я переменю скатерть, а то эту мой милый сыночек запачкал томатным супом в обед.

Мама прошла в комнату. Немного погодя она вышла и удивленно спросила:

– Жоли, где твои новые синие штанишки?

– Не знаю…

– Кто-то был в комнате. В шкафу все перевернуто. Пропали Жолины вещи…

– А ну-ка поди сюда, Жолик, – сказала Кати. – Поди-ка сюда, мой дорогой братик. Где твой рюкзак?

– Не знаю.

– А кто открыл ставни? Тут кто-то выпрыгнул из окна! – воскликнула Ютка. – Кати, дай-ка фонарь! Я посмотрю в саду.

– Нет! – крикнул Жоли. – Я лучше скажу.

– Что ты скажешь? – спросила мама.

– Рюкзак… штанишки… они… я выбросил их из окна.

– Но зачем, почему?

– Потому, что никто не хочет со мной играть…

Ютка выбежала в сад и принесла рюкзак.

– Все надо снова стирать и гладить, – со вздохом проговорила мама. Ни что с тобой, сынок? Ты, наверное, перегрелся на солнце… Уж не заболел ли ты? Кати, дай-ка градусник. Нужно померить Жолику температуру. И уложить его. Пожалуй, лучше ему сегодня не ужинать.

Жоли тут же заплакал.

– Но я хочу есть! Я здоров! Не приставайте ко мне! – ревел Жоли.

Мама положила руку на лоб Жолику.

– Непонятно: ты всегда был таким хорошим мальчиком, а сейчас точно бес в тебя вселился. Не понимаю…