Текст книги "День Гнева (СИ)"

Автор книги: Кирилл Кудряшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– О чем ты говоришь? – в отчаянии закричала Саша, пятясь к стайке, – Кто ты?

– Я ФАРИУС! – эхом разнеслось вокруг, от чего предупреждавшие об опасности голоса умолкли, видимо ощутив ее совсем рядом. – ФАРИУС ВЕЛИКИЙ! ФАРИУС НЕСОКРУШИМЫЙ!

Позади Саши ярко вспыхнула молния, и могучий раскат грома сотряс землю.

– Беги! – прошептал кто-то совсем рядом, – Беги, пока у тебя есть шанс. Не думай ни о ком – спасайся сама!

Саша повернулась в сторону, откуда доносился шепот и встретилась взглядом с полными грусти глазами коровы. Ее губы шевелились, но те слова, что слышала Саша, срывались не с них. Теперь она могла слышать не только то, что можно облечь в звук и передать посредством колебаний воздуха…

– Прощай! – прошептало животное, и в ту же секунду небо вновь разверзлось, выпуская из своего чрева гигантскую молнию, ослепительной вспышкой рассекшей небо и стрелой вонзившуюся в крышу стайки, перед которой стояла Саша.

Голубые волокна электрических разрядов на секунду опутали строение, впиваясь в древесину, а затем исчезли, уступая место язычкам пламени, вырвавшимся из бревен и стремительно набиравшим силу. Но большая часть заряда ушла не в землю, или само строение, как можно было предположить – сотни тысяч маленьких молний, на которые разбилась небесная гостья, вонзились в тело коровы, отчего оно конвульсивно забилось на земле. У Саши перехватило дыхание от увиденного, но она продолжала смотреть, не в силах отвести взгляда от того, как несчастное животное, отчаянно мыча, сгорает заживо, запертое в тесной пылающей коморке.

Хохот черного лица над ее головой отрезвил ее, заставив оторваться от страшного зрелища, и перепуганная девочка, сама того не осознавая, заставила себя вернуться в свое тело, молясь о том, чтобы страшный ночной кошмар, наконец, закончился. Чтобы родители вошли в комнату, услышав, как она бьется под одеялом, и разбудили ее, избавив от страшных грез. Но в глубине души она знала, что этот кошмар реален и, не смотря на то, что сейчас она спит, она видит то, что на самом деле происходит за дверью ее дома, как знала и то, что ее родители сейчас крепко спят, как и все жители деревни, зачарованные каким-то колдовством демона, парящего над деревней.

Сон не отпускал ее, с фотографической точностью воспроизводя перед ней картины происходящего…

Две молнии бьют в амбар, в котором хранится сено, и легко воспламеняют его.

Очередь из молний, наверное, штук пять или шесть подряд, поджигают забор возле дома по всему периметру.

Еще одна бьет в загон со свиньями.

Еще одна – в крышу дома…

Другая, третья – черное чудовище методично бомбит дом Угольниковых, швыряя в него молнию за молнией…

Дворовые постройки уже пылают – в стайке продолжает изгибаться в предсмертных конвульсиях истлевающая корова. «Красный петух» взмывает по стенам дома на крышу, где уже гуляет его собрат, сотворенный ударившей молнией… Все вокруг пылает! Еще минута, и огонь заберется в окно спальни, чтобы полакомиться пищей, о которой он так давно мечтал. Человеком!

– НЕТ!

Саша вскочила с кровати, отбросив в сторону тлеющее одеяло. Пламя клубилось по стенам ее комнаты, изрыгая отвратительный смрад горелой краски, подбираясь к ней. Она видела танцующие перед ней языки пламени и видела то, что скрывалось в них!.. Лица! Сотни и тысячи обезображенных муками лиц, перетекавших друг в друга в ярком пламени. Их рты перекошены от боли, глаза ввалились внутрь от страшного жара, но они продолжали двигаться в одном ритме с огнем, мечтая вовлечь в свой хоровод и маленькую испуганную девочку, запертую в охваченной огнем комнате.

– Папа! Мама! – закричала она, но в ответ не услышала ничего кроме треска пламени. Ее родители либо все еще крепко спали под действием нагнанных черной тучей чар, либо уже погибли, сгорев во сне. Жар пламени становился невыносимым, и Саша с ужасом обнаружила, что подол ее ночной сорочки начинает тлеть…

И вдруг страх сменился злостью! Злобной яростью на огонь и погребенные в нем навеки души, обращенные в «безликие» лица и вынужденные каждый раз выходить на охоту вместе с ним. На таинственного Фариуса, черной тучей воспарившего в небе и обрекшего ее родителей на страшную смерть среди пляшущих языков пламени, и уготовившего ей что-то худшее. Она должна вырваться из жаркого плена, а оказавшись на воле – выгнать мерзкую черную тучу за пределы этого мира! Должна!

«Но как?»

Огонь подступал все ближе, осторожно пробираясь к ней по паркету.

В голове Саши что-то оглушительно вспыхнуло, словно бы разорвалась брошенная об стену лампочка, затем взор застлали мириады красных искорок, танцующих вальс в ее сознании. Озарение – вот как это можно было назвать. Она поняла, что она МОЖЕТ! Может вырваться из этого пекла.

И она вырвалась!..

Пылающий дом разлетелся на куски, сокрушенный изнутри неслыханной силой, а налетевший порыв ветра потащил горящие обломки по селу. Захлопали ставни, в окнах зажглись огни, – люди просыпались ото сна. Сила, разметавшая дом Угольниковых сорвала и завесу дремы с села.

Кто-то закричал «Пожар! – кто-то вторил ему, и через пять минут переполошенные селяне ринулись со шлангами и ведрами добивать поверженное пламя, силившееся расползтись по другим домам. Никто не заметил стоявшую на пепелище девочку в полуистлевшей сорочке, окутанную клубами дыма. Теперь огонь пресмыкался перед ней, чувствуя в ней силу, которой нужно безропотно повиноваться. По мановению ее руки языки пламени то вспыхивали, то затухали, то жались к земле, то взметались в воздух, а дым послушно укутывал ее теплым покрывалом. Она не смотрела на огонь, готовый выполнить любую ее волю – она смотрела на небо, где все еще висела громадная черная туча, напоминающая усмехающееся лицо.

Саши Угольниковой не стало – она погибла в огне, вместе со своей семьей. На смену ей пришла прелестная и смертельно опасная нимфетка Пума, еще до конца не осознавшая свою силу.

Там, в небе, громогласно расхохотался Фариус, и она вторила ему.

– Неплохо, милая! Ты достойна того, чтобы стать моим подарком Тени!

– Так вот из-за кого весь сыр-бор? Из-за Тени? Жаль, что он не убил тебя тогда, за Пределом!

Хохот Фариуса оборвался, едва он услышал последние слова девочки.

– Ты читаешь мои мысли! Ты знаешь, кто я?

– Да! Повелитель одного из вторичных миров, низверженный Тенью!

Могучий порыв ветра промчался над селом, взметнув в небо тучи пыли, заслонившие землю от взгляда Фариуса. Небо полыхнуло сотней молний, заставив людей забыть об агонизирующем пламени и дрожащими руками осенить себя крестным знамением. Теперь они не могли не заметить Сашу, простирающую руки к небу и окруженную голубоватым мерцающим сиянием. Они не могли слышать ее слов, обращенных к черной туче над их головами, не могли слышать проклятий, изрыгаемых Фариусом, но одного лишь увиденного было достаточно для того, чтобы на долгие годы потерять покой и во время грозы с ужасом вглядываться в небо.

Небеса разорвались какофонией грома, смешанного с яростным ревом, а земля вторила ему мелкой дрожью. Черная туча то ощетинивалась яркими голубыми вспышками, то вновь угасала – неизменным оставалось лишь голубое сияние вокруг девочки, да стелящиеся перед ней по земле языки пламени.

– Это за моих родных! – кричала она, силясь сжать проклятую тучу в одну точку, превратив ее в жалкое подобие шара, а затем испепелить ее же небесным огнем молний.

– Оставь эту затею, милая, – рокотал в ответ Фариус, – Беги, покуда я не сжег тебя на месте. Беги, и оставь меня в покое, ведь это я даровал тебя силу сотен тысяч обычных людей. Кем бы ты была, не будь меня?!

– Обычным человеком! – кричала она в ответ, уже осознавая тщетность своих попыток сокрушить врага, – Я не хочу быть Назгулом! Не хочу!

Руки Саши безвольно опустились, заставив окружавшее ее пламя отскочить назад. Фариус-же, почувствовав, что сила Назгула больше не удерживает его, величественно поплыл по небу на север.

– Ты не уйдешь!.. – бессильно кричала ему в след Саша, – Я убью тебя! Я не дам тебе уйти!

Новая вспышка разорвала грозовые облака, стянутые Фариусом в одно место. Разрывая их в клочья подобно метеору, по небу пронеслась черная тень, с трудом различимая на общем черном фоне. Фариус не успел даже рассмотреть своего нового врага, но в считанные секунды понял, кто пришел по его душу. Ночная тьма озарилась молниями, но ни одна из них не достигла цели, а следующую секунду предсмертный вопль Фариуса разнесся на многие километры вокруг, заставив суеверных сельчан пасть на колени, не переставая креститься.

А затем деревню накрыл черный дождь…

Тень спустился с неба прямо перед Сашей. Высокий, облаченный во все черное, в длинном развевающемся плаще. В прорезях маски сверкали его голубые глаза, контрастирующие с черной одеждой. Он опустился перед ней на колени и, обняв за плечи, прижал к себе.

– Ты – Тень? – спросила Саша.

– Да. – ответил он.

– А кто теперь я?

– Пока не знаю.

Люди вокруг поднимались с земли, стягиваясь к пепелищу, чтобы лучше видеть происходящее.

– Ты заберешь меня с собой?

– Если ты захочешь.

– Я хочу… – она немного подумала, а затем задала еще один вопрос. – ОН мертв?

– Да. Парящие сейчас над нами тучи – это его плоть. Дождь, что ты видишь – его кровь. Он мертв, и больше никогда не побеспокоит тебя.

А потом они мчались в облаках – белых, пушистых и совсем не опасных, но Саша все равно не могла забыть изгибающихся в огне лиц. Чудовищных и, одновременно, жалких…

Они и сейчас виделись ей таковыми. Вот только, если тогда, под покровом ночи в спящем селе, она сумела разметать их, погребя под дымящимися руинами дома тела своих родных, то сейчас порабощенные огнем души непостижимым образом забрались ей в мозг, и избавиться от них не было никакой возможности. Она летела в «Когорту», надеясь, что ей всего лишь нужно отдохнуть, собраться с мыслями, и тогда огонь покинет ее сознание, чтобы, как и раньше, возвращаться лишь изредка. В ночных кошмарах…

Марионетки

Берсек долго преследовал этого зверочеловека. Вот уже полтора часа он выслеживал его, кружа над городом на бреющем полете и выжидая, когда же тот появится вновь… И каждый раз, когда монстр выныривал словно бы ниоткуда, чтобы лишить жизни еще несколько десятков человек, Берсек настигал его в тот момент, когда он, закончив свое черное дело, уже покидал поле боя. Собственно, он не был уверен в том, что преследуемый им зверочеловек – один. Возможно, их было двое, возможно – десяток, но ему все же казалось, что это один быстроногий гигант держит в ужасе значительную часть центра. Школы, детские сады, просто заторы на дорогах – вот что было его целями. Зверочеловеку нравилось убивать, сея панику среди людей, и поняв это, Берсек сменил тактику – стал ожидать его, затаившись на крыше дома и наблюдая за большой пробкой на дороге. Как оказалось, не зря…

Он ворвался в скопление машин подобно урагану, выпуская очередь за очередью по окнам и пытающимся спастись людям. Он пронесся между рядами автомобилей, сея смерть и разрушения, остановился, сменил обойму в автомате, и так же молниеносно, переводя створ с левого ряда на правый, побежал обратно.

И земля дрожала под его ногами…

Несмотря на внешнюю грузность и неуклюжесть, несмотря на стиль боя, столь разительно отличающийся от грациозных вальсирующих движений остальных Назгулов, за который Семена Солонцова и прозвали Берсеком, его реакции можно было только позавидовать. Он камнем упал вниз, затормозив «Флайб» лишь у самой земли и, выравниваясь, одновременно вскинул два пистолета, не уступавших по скорострельности УЗИ противника.

Зверочеловек успел заметить его за секунду до того, как две пули, одновременно выпущенные из стволов, помчались к целям, избрав ими красные глаза чудовища. Он словно растворился в воздухе, уклоняясь от несущегося к нему свинца, одновременно нажимая на курок автомата.

Берсек видел выпущенную по нему очередь. Видел вспышки, вырывавшиеся из дула автомата, когда тот изрыгал очередную дозу свинца, видел сами пули, несущиеся к нему со скоростью, превышающей скорость звука. Видел, и осознавал, что не успеет уклониться от них, как бы ни совершенно было его тело и разум.

«Единорог бы успел!» – успел подумать он перед тем, как первая пуля вонзилась ему в грудь…

Лавируя между домами, Единорог преследовал бегущего зверочеловека, даже сейчас не прекращавшего огонь по окнам домов. Он уже понимал, что догнать его не сумеет – слишком быстры были эти гиганты даже для Назгулов, а вести на такой скорости прицельный огонь не представлялось возможным.

В его мозг, вдруг, словно вонзилась раскаленная игла, пронзив его от виска к виску. Потеряв управление от болевого шока, он сделал пару кувырков в воздухе, все же успев затормозить у самой земли и вновь набрать высоту. Зверочеловек скрылся за очередным поворотом. До слуха Дениса донесся затихающий стрекот автомата, а затем стих и он. Голова раскалывалась от боли, руки и ноги отказывались подчиняться ему – преследовать врага он больше не мог, имея все шансы превратиться из охотника в дичь.

«Что происходит? Снова их телепатическая атака?»

Тщательно, нейрон за нейроном, просканировав свой мозг, он ни нашел даже намека на постороннее присутствие. Боль, тем временем, утихла, оставив после себя лишь след из белой пелены и мельтешащих в ней до боли знакомых красных искорок…

«Нет. Тогда что же?»

Он поднял руку на уровень груди, удерживая на весу раскрытую ладонь. Она дрожала.

«Единорог бы успел…»

Мысль появилась откуда-то из глубин сознания, не принадлежа ему. Она была чужой, но в то же время такой знакомой, подобно голосу давно забытого друга.

«Успел что?»

Ответ не пришел.

«Почему?» – задал он себе еще один вопрос, и тут же услышал на него ответ. Он вновь возник в глубине сознания, но принадлежал, казалось, кому-то еще. Не тому, кто говорил о том, что он мог что-то успеть.

«Потому что он мертв!»

Все встало на свои места. Денису не нужно было спрашивать себя о том, КТО мертв. Каким-то непостижимым образом он знал это. Знал и то, где произошла трагедия.

Он вновь посмотрел на свою руку. Дрожь ушла в ту же секунду, когда он приказал ей уйти. «Флайб» устремился вперед, подчиняясь даже нет приказу, а лишь помышлению. Единорог пригнулся, чтобы уменьшить сопротивление воздуха, и мчался к центру – туда, где, как он предчувствовал, погиб Берсек…

Единорог не был единственным, кто ощутил смерть Берсека. Подобно ему волна боли окатила Бласта, находившегося всего в паре кварталов от места перестрелки. Он не слышал голосов, не слышал предсмертной мысли Назгула – он лишь ощутил всем своим нутром, что рядом произошло что-то страшное, и помчался туда. Не для того, чтобы помочь – он не знал, кому требуется помощь, не для того, чтобы отомстить – он не знал, что произошло. Просто ради того, чтобы узнать, что же случилось, чтобы дать определение закравшемуся в его мозг дурному предчувствию. Предчувствию беды…

Зверочеловек выбежал из-за поворота прямо навстречу ему, не заметив летящего в нескольких метрах над дорогой Назгула. Бласт среагировал мгновенно – останавливая, «Флайб» он выхватил оба пистолета и, прицелившись в мгновение ока, выпустил две пули в голову врага…

Во время боя, когда Назгулы выкладывались полностью, на все сто двадцать процентов, используя весь свой внутренний потенциал, мир для них преображался и даже время изменяло свой бег, то ускоряясь, то замедляясь, в зависимости от ИХ желания. Вот и сейчас, словно в замедленной съемке, Бласт видел, как пули неслись к цели, разрывая воздух. Видел, словно бы со стороны, как от отдачи пистолета дергаются его руки и тут же возвращаются в исходное положение, совмещая линию ствола с мишенью. Видел, как бегущий на крейсерской скорости зверочеловек поднял голову и, моментально оценив опасность, отпрянул в сторону, позволяя пулям вонзиться в асфальт, подняв фонтаны каменных брызг. В ту же секунду монстр остановил свой стремительный бег, вскинул автомат и нажал на курок.

Бласт взмыл в вверх, ощущая, как воздух расступается перед ним и, уйдя с линии огня, опустил пистолеты в кобуры, наклоняясь, чтобы достать из крепления на «Флайбе» чуть изогнутый самурайский меч. На память ему пришли слова Димы Москвина, обучавшего его технике боя:

– Пуля дура! Огнестрельное оружие несовершенно, даже такое, как наше. Оно дает осечки, его прицел может сбиться… Твой же прицел не собьется никогда. Поэтому куда действенней перестрелки всегда был, и остается, ближний бой, в котором нет равных мечу, шесту или кинжалу.

Он спикировал вниз, занося меч для удара и рассчитывая успеть раньше, чем его рослый и кажущийся неуклюжим противник прицелится по нему. Расчет удался, но лишь отчасти – он успел раньше, чем прогремел выстрел, но зверочеловек вовсе не был неуклюжим. Более того, он не собирался стрелять! Отбросив в сторону автомат он лишь пригнулся, когда меч просвистел над его головой и, выпрямившись во весь рост за спиной Бласта, нанес мощнейший удар обеими руками по краю «Флайба».

Тяжелую доску повело вверх и вправо, и Бласт, чувствуя, что не справляется с управлением, послал сигнал к имплантанту, заставив исчезнуть удерживающие его на «Флайборде» оковы из жидкого металла. Серебряные паутинки с шипением втянулись в управляющую ими установку, а Бласт, оттолкнувшись от доски, по кошачьи приземлился на землю, готовый к рукопашной схватке.

Зверочеловек налетел на него словно ураган, осыпая мощными ударами громадных кулаков и не давая времени занести меч для мощного удара. Бласт отбросил меч в сторону и, выпустив «когти», парировал удары, стараясь угадать момент чтобы вонзить оружие в тело врага. Безрезультатно. Монстр, будучи на две головы выше его, оказался куда более ловким, чем можно было предположить. В бою он не делал ставку на силу – он словно порхав вокруг, то атакуя, то отскакивая назад, чтобы через секунду вновь броситься вперед. Металлические когти десятки раз бывали в миллиметре от его груди или оскаленных клыков, но каждый раз он вовремя уклонялся от удара, не получив ни одного серьезного ранения. Бласт же, напротив, все сильнее уставал, понимая, что серьезно недооценил своего врага. Все более медлительными и менее точными становились его выпады, в каждый из которых он по прежнему вкладывал всю свою силу, рассчитывая прекратить бой одним ударом. Менее чем за минуту поединка он уже чувствовал себя разбитым и обессиленным. Зверочеловек побеждал, и чувствовал это.

Теперь он сменил тактику. Его удары становились все более мощными и точными, и противостоять им не могла больше даже броня из жидкого металла, в которую с ног до головы был одет Бласт. В очередной раз отпрыгнув назад, из поля досягаемости страшных «когтей» Назгула, он ринулся на Бласта, сбив его с ног всем своим весом, и тут же вновь отскочил назад… Вот только теперь уже не для перегруппировки – он кинулся к мечу и, подняв его с земли, вновь бросился в атаку, уже предчувствуя победу. Легкие «когти» Назгула не шли ни в какое сравнение с закаленной сталью самурайского меча и, потому, не могли ему противостоять.

Черная молния метнулась к нему с неба и отшвырнула в сторону, оставив по бокам глубокие рваные раны. Единорог развернулся и вновь помчался на врага, занеся руки с «когтями» для удара. Монстр не успел поднять меч, чтобы защититься – Назгул налетел на него со скоростью пули, сметая с дороги и безжалостно кромсая своим оружием. Меч выпал из громадных волосатых рук, чтобы тут же быть поднятым с земли его прежним хозяином.

Швырнув зверочеловека об стену Единорог развернулся для нового захода, втянув «когти» и обнажив свой меч, но Бласт опередил его…

Монстр пытался защититься от удара, рефлекторно подняв руку, и меч отсек ее у самого локтя. Он взревел от боли и, обнажив клыки, бросился на Бласта, разбрызгивая вокруг темно бардовую кровь, фонтаном бьющую из обрубка. Но раньше, чем его зубы сомкнулись на шее Назгула, Единорог молниеносно промчался мимо, держа меч в вытянутой руке. Монстр пошатнулся от удара, в последний раз бросил на Бласта полный ненависти взгляд, и рухнул на асфальт. Отрубленная голова откатилась к ногам Бласта, и он презрительно отшвырнул ее в сторону.

– Ты вернулся. – произнес он, обращаясь к Единорогу. – Давно пора!

– Да. – коротко бросил тот, и вложив меч в импровизированные ножны из жидкого металла, расположенные на его «Флайбе», поднялся в воздух.

– Куда ты?

Единорог не ответил. Даже не обернулся. Он летел туда, где, как он знал, лежит тело Берсека. Бласт последовал за ним…

– Нужно сообщить в штаб.

– Рано. – холодно ответил Единорог.

– Мы же убили одного из них! Нужно вызвать группу зачистки!

– Я убил… – поправил он.

– Хорошо, черт возьми! – Бласт начинал терять терпение, разговаривая с этим непробиваемым упрямцем. Единорог всегда ненавидел его! С того самого дня, когда он осознал в себе способности Назгула и, выйдя из себя, сжег заживо несколько человек в подземном переходе. Единорогу было плевать на то, что в тот миг он не контролировал себя, на то, что лица погибших до сих пор преследовали его в ночных кошмарах, и на то, что он отдал бы полжизни только лишь ради того, чтобы того злосчастного 9 мая не было бы вовсе!

Они летели над дорогой, двигаясь в ту сторону, откуда появился убитый зверочеловек. Единорог внимательно смотрел вниз, выискивая что-то, и через несколько минут, завис в воздухе.

– Вот он…

Бласт внимательно оглядел Красный проспект, некогда шумный, а сейчас наводненный брошенными разбитыми автомобилями и буквально заваленный множеством тел, и тут же узнал одного из погибших… Громадную фигура Берсека, лежавшего на мостовой лицом вниз, нельзя было не узнать даже сейчас, когда у него была практически полностью снесена левая половина черепа.

– Берсек… – прошептал Бласт одними губами.

– Да. – сухо ответил Единорог.

– Как это могло случиться?

– Так же, как могло бы случиться и с тобой, не подоспей я вовремя!

Руки Бласта сами собой сжались в кулаки. Даже сейчас, возле тела погибшего друга, этот чертов Единорог не мог удержаться от колкости. Да, он считал его никем. Да, в определенном смысле слова имел на это право, но говорить так сейчас… В такой момент… Бласт считал это, по меньшей мере, кощунством.

– Диспетчер… – Единорог нажал на кнопку связи на своей рации, – Диспетчер!

– Слышу тебя, Единорог. Докладывай!

– Берсек погиб!

На секунду диспетчер умолк, отказываясь поверить услышанному, и Денису пришлось повторить эту страшную новость.

– Как слышишь меня, Диспетчер?! Берсек погиб! Пересечение Красного и Коммунистической!

– Понял тебя… Как это произошло?

– Схватка со зверочеловеком. Убит двумя выстрелами в сердце. Еще одна пуля была выпущена в голову – по всей видимости, контрольный. Эти твари знают, что врага нужно добивать…

Бласт удивленно поднял на него глаза.

«Как он может это знать? Ладно, про контрольный выстрел – и так ясно, но два ранения в сердце?… Выходных отверстий на спине нет, а мы даже не перевернули его…»

– Бласт столкнулся с тем, кто сделал это и ввязался в бой…

«Почему он решил, что это был именно ТОТ монстр?»

– Я подоспел как раз вовремя, чтобы помочь ему. Эта тварь мертва, тело лежит в самом начале Серебрянниковской – высылайте группу зачистки, пока вас не опередили дружки этого ублюдка.

– Понял тебя, Единорог… – в который раз повторил свою дежурную фразу диспетчер, – Спасибо.

– За такие новости спасибо не говорят. – отозвался Денис. – Отбой.

Несколько секунд он и Бласт стояли неподвижно, глядя друг другу в глаза.

– Ты что-то хочешь спросить? – зло спросил Денис.

– Как ты узнал? – произнес Бласт, словно не замечая его тона, – Как ты узнал о том, что случилось с Берсеком?

– Не знаю.

На секунду Бласту показалось, что он видит, как задумчиво вытягивается лицо Единорога под маской.

– Не знаю. – продолжал он, – Только я точно знал и что произошло, и где…

Бласт согласно кивнул головой.

– И со мной было что-то подобное… Меня, вдруг, словно током прошибло, и я почувствовал, как… Что-то было в этом странное – я почувствовал направление, и знал, что произошло что-то плохое.

Бласт умолк, и еще несколько минут они молча стояли возле тела друга, ожидая приезда группы зачистки. Дело было не в том, что согласно правилам когорты тело Когортианца или Назгула, ни в коем случае не должно было попасть к врагу. Руководство «Интеркомодитис» опасалось за технологические новшества – пистолеты с механизмом телепортации патронов в ствол, браслеты с жидким металлом, микрочип в головном мозге… Самих же Назгулов волновало не это. Для них главным было лишь то, чтобы тело друга не попало в лапы врагов. Чтобы Берсек был похоронен со всеми почестями, которых заслуживал.

– Всем Назгулам! – ожила, вдруг, система связи, – Говорит диспетчер. Несколько минут назад получено донесение Единорога. Берсек погиб… – на фоне этих слов последующие смотрелись просто ничтожно, – Еще один из зверолюдей уничтожен в районе пересечения каинской и Серебряниковской. Повторяю…

– Чертова хрень! – выругался Денис. – Он говорит об этом так, как будто это нормальное явление!

– Сейчас это и есть нормальное явление! – четко, с расстановкой ответил Бласт. – Оглядись вокруг! Люди гибнут сотнями! Менты, военные… Наши!.. Ты, вообще, слушаешь сообщения диспетчера, или пропускаешь их мимо ушей?

– Иди к черту! Я и влился-то в этот дурдом чуть больше часа назад!

– Значит, ты толком и не в курсе, что происходит?

– Я вижу, черт возьми! У меня есть глаза, и мне этого хватает!

– Рад за тебя, – не унимался Бласт, – Но полной картины ты не знаешь! А мы варимся в этом кошмаре уже давно! Почти три десятка Когортианцев уже погибли, Пума контужена… Теперь, вот, погиб Берсек! Эти твари налетели на нас с раннего утра – почти все воинские части города обороняют от нескольких этих уродов Пашинскую ракетную базу. Те, кто не успел добраться до Пашино, пытаются отбросить еще нескольких от НЗХК, на ТЭЦ-2 пылает все, до чего только мог добраться огонь, в Толмачево выведены из строя все посадочные полосы… А нам, как самому мощному и мобильному силовому подразделению, остается только мотаться по улицам, пытаясь догнать этих тварей, бегающих по городу с оружием и убивающих всех, кто попадется им на глаза. Сколько их – никто не знает. Сотня? Несколько сотен?!! Мы в осаде, понимаешь?! Они берут город изнутри!

Глаза Назгулов встретились, и Бласт отчетливо ощутил всю ту ненависть и презрение, что питал к нему Единорог.

– Понимаю! – буркнул он в ответ. – Понимаю все. Но и ты пойми, он был моим другом!

– И моим тоже!

– Я учил его драться, когда он только пришел к нам!

– А я не раз дрался с ним бок о бок за последний год, когда ты пытался вернуться к спокойной жизни!

Последние слова Бласта резанули Единорога словно ножом.

«Пытался вернуться к нормальной жизни. Пытался! Но не смог!»

– Да! – крикнул он, не обращая внимания на выглядывающих из окон домов людей, желающих увидеть невиданное зрелище – двое Назгулов, готовых в любой момент сцепиться на усеянной трупами улице. – Да, я хотел жить нормальной жизнью, не видя всего этого! Хотел перестать убивать и видеть смерть, даже закрыв глаза! Мне 22 года, черт возьми, а смертей я видел больше, чем ветеран войны Афгана!

– Мы убиваем только тех, кто недостоин того, чтобы жить! – холодно отчеканил Бласт. Как ему хотелось в этот момент, чтобы он и сам был в этом уверен, а не повторял слова Тени или Новоселова. Как бы ему хотелось, чтобы это и в самом деле было так…

– Не всегда! Нами манипулируют…

– Кто? «Когорта»? – скептически спросил Бласт.

– «Когортой» тоже манипулируют.

– Фирма?

– Не знаю! Нет! Фирма тоже под контролем! У меня такое чувство, что под контролем все вокруг нас! Что смерть Берсека и эти чертовы зверолюди, все – часть какого-то плана, какой-то игры! И я не хочу в ней участвовать! Не знаю, откуда я это знаю. Я просто чувствую это, как почувствовал смерть Берсека.

Бласт не нашел что ответить, да и не хотел. Он думал о другом. О том, что ему удалось, наконец, пробить броню суровости Единорога. О том, что он тоже чего-то боится, пусть и не того, чего боится сам Бласт. И, наконец, о смерти Берсека. О том, что почувствовал он в тот миг, когда сердце этого гиганта остановилось.

– Единорог, – произнес он, – А ты помнишь, когда погиб Москвин?

– Помню. – воспоминания вихрем пронеслись в его голове. – Отлично помню.

– Ты почувствовал что-нибудь тогда? Что-нибудь, подобное тому, что ощутил сегодня?

– Нет… – нерешительно ответил он.

– И я нет…

– К чему ты клонишь?

Бласт не знал…

– Может быть это что-то вроде духовного родства между людьми? Мы с Берсеком были друзьями…

– С Москвиным я тоже был очень дружен! – воскликнул Единорог, – Но, тем не менее, о том, что он умер я узнал лишь в «Когорте»! А что до Берсека, то я вообще удивляюсь тому, что ты что-то почувствовал, если объяснять это духовным родством!

– Почему? – опрометчиво спросил Бласт, и тут же увидел, как в глазах Единорога вспыхивают злобные искорки.

– Да потому, что у тебя ни с кем не может быть духовного родства! Каждый раз, когда я вспоминаю о том, с чего началась твоя служба в «Когорте», меня просто коробит от отвращения! Ты даже не Назгул…

– Москвин считал иначе!

– Москвин ошибался! Не смотря ни на что, ошибаться мог и он, хоть и был лучшим из нас. Мы все РАБОТАЕМ в «Когорте», и вновь превращаемся в обычных людей, возвращаясь домой. Если, конечно, нам есть, куда возвращаться, ведь у большинства просто нет семьи – работа не позволяет. Да и какой женщине нужен муж, который однажды просто не вернется с задания? И это при том, что она даже не будет знать, где, и во имя чего, он воевал?! Быть может, мы канем в небытие даже не в этом мире, ведь вторичных миров тысячи, если не миллионы, а «Интеркомодитис» расползается вширь с каждым годом… Так вот, мы РАБОТАЕМ в «Когорте», а Димка ЖИЛ ею! Ты – Бласт, Я – Единорог, а Он так и остался для всех Димой Москвиным. Он был женат, в отличие от тебя или меня, но, тем не менее, оставался Назгулом. Он даже умер не на задании, а возвращаясь домой и ввязавшись в уличную потасовку. И именно из-за этой своей увлеченности и всепрощения, он и ошибся в тебе.

– И ты даже не допускаешь мысли о том, что не прав?

– Нет!

Совсем рядом раздался звук сирены скорой помощи.

– Быть может, тебе интересно будет узнать, что…

– Нет! – перебил его Единорог, – Не интересно!

Бласт словно не заметил этого язвительного выпада.

– … Что тот переход до сих пор снится мне в кошмарах! Что я многое бы отдал, чтобы только повернуть время в спять, ведь тогда я мог бы сделать все совсем иначе! Ты думаешь, мне нравится то, что я сделал? Нравится думать о дюжине простых ребят, навеки оставшихся там, в переходе? Нравится то, что для всего мира мне пришлось умереть и начать новую жизнь в этой черной маске? Ты не прав – не один лишь Москвин жил «Когортой», есть еще и я. Я живу ей и в ней, ведь у меня больше нет ни дома, ни семьи. По этому я так завидовал тебе, когда ты ушел!