Текст книги "Витязь особого назначения"

Автор книги: Кирилл Кириллов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Следом за ним вылетел гадюка, метя в шею. Ягайло поймал саблей тонкое лезвие, отвел в сторону и выставил вперед локоть. Противник налетел на него горлом, захрипел, откатился назад. Секира плугом взрыла землю в том месте, где только что была нога витязя. Он крутанулся, подставляя свою саблю под вражескую. Дождем сыпанули искры. Ударил ногой, не глядя, и пригнулся, иначе не сносить бы головы. Прыгнул вперед затянутым в кольчугу плечом. Ударил громилу по ребрам супротив сердца. Отлетел сам, кувыркнувшись через плечо. Сабля рассекла воздух в вершке от его уха, скользнула по кольчуге. Ягайло ткнул эфесом наугад. Почувствовал под навершием податливость проминающегося носа. Добавил ногой и снова прыгнул в сторону. Ногу ужалило, теплое и вязкое потекло в сапог. Гадюка ужалил с земли, тварь. Витязь отмахнулся саблей и отпрыгнул назад, уходя от разящей секиры. И еще раз. Гигант шел на него скособочившись, припадая на правую ногу. Дошел, значит, удар. Прочувствовался всеми потрохами.

Витязь бросился вперед. Хитрый поляк махнул саблей понизу, целя в колени. Ягайло перепрыгнул, нырнул под локоть громилы и коротким тычком вонзил ему саблю под мышку, где тело не защищал кожаный панцирь. Вырвал. Отпрянул от брызнувшей из раны струи крови. Спрятался за гиганта, избегая нового удара. Заметив поднимающийся с земли силуэт, взмыл в воздух, выставляя колено. Позвоночник гадюки переломился с сухим треском, он дернул головой вправо-влево и затих.

Ягайло вскочил на ноги и обернулся, выставив вперед саблю. Поляк был уже совсем рядом. Хотел зарубить витязя с ходу, но не успел. Остановился, выцеливая. Кинулся вперед, занося саблю. Ягайло бросил свою вниз и, уйдя в сторону, чиркнул шляхтича по животу. Тот пробежал еще полторы сажени, остановился, закачался и ткнулся лицом в землю, вывалив кишки. Тело гиганта мягко подогнулось в коленях и медленно осело в траву. Все было кончено.

Глава четвертая

У каменной стены рядком лежали тела со сложенными на груди руками. Среднее, знатного поляка, до подбородка было завернуто в снятый с убитого коротышки черный плащ, чтоб не пугать хозяина видом вывернутых кишок.

Тот и так был не в себе. Стоя на коленях поодаль, молился на неизвестном языке, раскачиваясь из стороны в сторону, как индусская капюшонная змея. Иногда его тело сотрясалось в тщетных попытках расстаться со вчерашним ужином, но он уже давно застыл в неаппетитное пятно под ближайшим кустом. Ягайло сидел на какой-то чурке, демонстративно чистя ногти огромным тесаком, и терпеливо ждал, пока тот сможет говорить. Его спутники, бледные после ночного приключения и увиденного во дворе, стояли поодаль. Никифор с потерянным лицом теребил концы своего кушака, стараясь не глядеть на покойников. Евлампия же, наоборот, хоть и старалась делать вид, что ей все равно, то и дело украдкой бросала на тела быстрые взгляды. Особенно ее интересовало покрытое черным плащом. И только сторож у коновязи дремал, по-прежнему равнодушный ко всему происходящему.

– Ну что, будешь сказывать, откуда у тебя на подворье те телеги? – чинил допрос Ягайло. – Али как?

– Говог’ил же я уже, – тряс нижней губой хозяин. – Давеча этот господин пг’игнал их и попг’осил подег’жать у себя, но не напоказ, а пг’ипг’ятать. Заплатил хог’ошо.

– А сам господин откудова? Что сказывал?

– Он не говог’ил, а у нас не пг’инято г’асспг’ашивать.

– А тебе и невдомек, волчье семя, чьи то телеги? – спросил Ягайло, нахмурив бровь и почесав ее кончиком ножа.

– Откуда мне знать? Они мне не сказывали. Пг’осто этот господин пг’игнал их и попг’осил подег’жать у себя, но не напоказ всякому пг’оезжему и пг’охожему, а таки пг’ипг’ятать на…

– Это я слышал уже, – вздохнул Ягайло. – А что княжий обоз пропал у тебя тут недалеко, ты знал?

– Знал, как не знать, – согласно закивал хозяин.

– И не пришло в голову, что это может быть как-то связано с пропажей?

– Азохунд вэй! Откуда ж мне догадаться? Они мне не сказывали. Пг’осто этот господин пг’игнал их и попг’осил подег’жать у себя, но не напоказ, а…

– Все, хватит! – крикнул Ягайло и поднялся на ноги, до белизны в костяшках сжимая рукоять тесака.

– Не надо! Не убивайте! – заголосил хозяин, упав лицом в траву и закрыв голову руками.

– Нужен ты кому, – выдохнул витязь и опять сел. Помолчал. – А скажи, мил человек, куда еще одна телега делась?

– Еще одна? – переспросил хозяин.

– Да, еще одна. В обозе три телеги было.

– Ах, ну да, таки конечно, – залебезил хозяин, из кожи вылезая, чтоб задобрить гневливого витязя, – была тг’етья телега. Те, что с вот этим, – он указал на труп поляка, – господином пг’иехали, на ней же и уехали.

– Что ж, у них лошадей своих не было?

– Не было, господин, таки совсем не было. Они с собой откуда-то одну клячу пг’ивели, впг’ягли и укатили.

– Из нашей деревни лошадь-то, – подал голос Никифор. – Дня четыре назад ее у старосты нашего со двора свели. Ну и ругался он… Мы на цыган-конокрадов грешили, а оно вишь как…

– А куда укатили? – спросил Ягайло.

– Таки не знаю, господин, мне не сказывали, – пожал плечами хозяин.

– А по тракту по какому?

– Так по этому, он один тут у нас, – хозяин вроде как даже удивился непонятливости витязя.

– Ты дурачком-то не прикидывайся, в какую сторону уехали, говори! – взревел Ягайло, снова вскакивая на ноги.

– Так туда, туда, – замахал рукой хозяин в польскую сторону, снова падая лицом в траву и закрывая голову другой рукой.

– Понятно, – сказал Ягайло и поднялся с чурки. – Пойдемте, поговорить надо без лишних ушей, – обратился он к своим спутникам и зашагал к трактиру.

Вошел в пустой гулкий зал, поднялся по лестнице, каждая ступенька которой пела на свой манер в тиши пустого дома. Все постояльцы, заслышав о ночном побоище, растворились в предутренних сумерках. Последним ушел «паломник», забрав челобитную, кою Ягайло сочинил тут же, на коленке, и отдав витязю Акимкин баул. Распотрошив торбу, витязь обнаружил там несколько подорожных грамот во все окрестные государства, кошель с казенными рублями, которыми так любил сорить отрок, кое-какую одежу да пахнущую резедой берестяную грамотку, исписанную мелким девичьим почерком. Ее он сжег, не читая.

– Присаживайтесь, – обратился Ягайло к вошедшим за ним спутникам. – Собираюсь я в Польшу поехать, там узнать, что про княжича слышно. Может, его туда отвезли и он там при дворе пирует давно с молодой женой?

Никифор кивнул.

– Собираешься? – растерянно переспросила Евлампия. – Один? А я как же? Тут мне оставаться не след, обратно в палаты княжеские идти… Боюсь я мимо болот, да и кто знает, не сплелся ли там заговор какой… Лишат девицу живота не за понюх. Да и дойду-то я как одна?

– Девица, девица, а причитаешь, как баба над разбитым корытом, – поморщился Ягайло. – Но истину глаголешь, не отнять. Потому мыслю я отправить тебя к Никишке в деревню. Примешь красну девицу на житье? Да не куксись так, я рублей серебряных дам на прокорм и это… Телегу подарю.

– Да как же ты ее подаришь? Телега-то княжья, – удивился Никифор, но глаза его загорелись.

– Ну, так. Одну телегу тати увели? А я князю доложу, что две увели. Или… Сгорела, скажу.

– Не льстить [16]16
  Лестить – лгать.


[Закрыть]князю лучше, – подала голос Евлампия. – Правду сказать, мол, холоп Никифор из села помог витязю Ягайле в исполнении княжьего поручения, за что жалован был десятью рублями да телегой.

– И то верно. Молодец, Евлампьюшка, так и поступлю, если случай представиться князю о том доложить. Только десять рублей – это больно уж круто. Трех хватит, на те деньги еще одного коня можно купить. Или трех коров.

– Пять бы, – пискнул Никифор.

– Ладно, пять, – махнул рукой Ягайло и снова повернулся к Евлампии: – А сама-то к Никишке в дом пожить согласна?

– Нет, не согласна, – отрезала девица.

– Как так? – растерялся Ягайло.

– А так. Не хочу вблизи болот. Вдруг ищут меня, да к тому же, если и есть где на свете для меня безопасное место, так за твоей спиной. Ну и… Польшу посмотреть охота. С тобой ехать желаю.

– Ишь, желает она! Да как же ты поедешь то со мной? Я это… Не знаю… – смутился витязь.

– Да так и поеду. На коне. А нет, так на телеге из тех, что ты до конца раздарить не успел, – съехидничала девица.

Ягайло почесал отросшую на щеках щетину.

– А ты, Никишка, что скажешь?

– Да что сказать? Я девицу взять не прочь, особливо за рубли, но и против воли настаивать не буду, – рассудительно ответил мужичок. – Так что сами уж решайте. Только вот телега…

– Телега твоя всяко. Владей, – разрешил Ягайло и повернулся к Евлампии: – Точно со мной хочешь? Сама видела, как оно может обернуться… Смертушка рядом со мной ходит, а ну как и на тебя перекинется?

– Не пужай уж, витязь, – ответила девица. – И не отговаривай, все равно с тобой поеду.

Ягайло посмотрел в ее глаза и понял: не отступится. Что ж, может, так и лучше, может, судьба зачем-то назначает ее ему в провожатые. Посмотрим.

– Ну, вы тут разбирайтесь, а мне пора уже. Жена заждалась, – подал голос Никифор. – Что воин, рублей-то дашь?

Ягайло улыбнулся, развязал мошну, отсчитал пять блестящих кружков и пересыпал их в мозолистую крестьянскую ладонь. Никифор поклонился и стремглав исчез за дверью, только пятки сверкнули.

– Только телегу бери, которая без верха, – вслед ему крикнул Ягайло.

Когда топот мужицких лаптей затих в пустом коридоре, Ягайло посмотрел на девицу и попробовал еще раз:

– А может, правда… В палаты княжьи? Запряжем тебе конька доброго, да доедешь за две дни. За стенами каменными оно надежнее будет.

– Не уговаривай, витязь, – покачала головой девица. – Не уговоришь.

– Ладно, тогда пойди хозяина найди да запасись у него какой-нибудь снедью в дорогу, да еще расспроси, где коня купить можно. Не Буяна ж нам в телегу впрягать.

Евлампия ушла. Ягайло принялся собирать пожитки. Надел кольчугу, рассовал по привычным местам ножи, перепоясался саблей. Почесал затылок, думая, чем бы заменить утерянный в болотах шлем, да так и не придумал. Покидав остальное и закинув на плечо сумы, оставил комнату, не запирая, и спустился во двор.

Крытая телега возвышалась у крыльца круглой, будто выточенной из тыквы надстройкой со слюдяными оконцами. Она была тщательно очищена от сена и запряжена коротконогим коньком с хулиганистыми карими глазами и смешно топорщащейся на лбу рыжей гривой. Буян топтался рядом, то приближая морду, чтоб разглядеть конька повнимательнее, то отстраняясь, удивленно фыркая. Тот, дурашливо склонив голову набок, переступал ногами в упряжи и повиливал хвостом, точно собака.

– Откель такое чудо? – притворно удивился Ягайло.

– У хозяин сторговала, – ответила Евлампия, выходя из-за повозки и влезая на облучок. – За рубль. Удачно сторговала, такой конек два стоит, а то и больше. Отдай ему денежку.

Ягайло порылся в привязанном к поясу кошеле и достал серебряный кругляшок. Покрутил в пальцах и сунул обратно.

– Щас. Не хозяина то конь, а друга моего, убиенного недавно. – Ягайло обернулся к хозяину: – Не смотри на меня, как на аспида. Это я так на тебя смотреть должен, потому как на мертвом ты нажиться хотел.

Хозяин пискнул что-то умоляющее и скрылся за дверью.

– Вот ведь. – Девица была разочарована. – А я-то думала, что удачно сторговалась, еще пообещала, что, если не отдаст за рубль, ты придешь и бесплатно отберешь. Да так оно и вышло, – усмехнулась Евлампия. – По секрету скажу, витязь, он нам еще и на всю дорогу снеди надавал, только бы мы уехали поскорее.

– Чем же это мы его так расстроили? – удивился Ягайло.

– Как это чем? Мы ему постояльцев сколько поубивали? Ну, ты поубивал, – поправилась Евлампия, увидев недоуменно полезшие вверх брови витязя. – Это какая дурная слава про заведение пойдет? На все окрестные земли. А кто захочет здесь остановиться, чтоб живота лишенным быть?

– Так ведь я их не просто так убил! К тому ж уеду и больше, может, не вернусь никогда…

– Ты уедешь, а слава останется, – улыбнулась Евлампия.

Витязь почесал в затылке:

– Может, хозяину еще денег дать? Раз уж мы… я, – поправился он, увидев глумливую улыбку Евлампии, – его по миру пустил?

– Перетопчется. Да и ты, витязь, зря мошной не тряси. Денег-то больше не станет, а нам с тобой еще эва куда ехать.

«И то верно», – подумал Ягайло, снова почесав не покрытую шлемом и от того кажущуюся босой голову. Вслух же произнес:

– Больно умна ты чего-то, девка. Не прикидываешься ли?

– Да чего мне прикидываться? И зачем? Да и кем? Вот если б я тебе боярской дщерью явилась, тогда да, а это-то… – Она тряхнула застиранным подолом своего платья.

– И то верно. Ладно, поехали уже, а то что лясы о балясы точить.

Витязь тронул коленями бока Буяна, и тот размеренным шагом вышел за ворота. Евлампия тряхнула вожжами, конек поднапрягся, сдвинул тяжелую повозку с места и засеменил следом. Свернули на польскую сторону. Ягайло придержал коня и поравнялся с передком телеги. Некоторое время ехали молча, только стрекот кузнечиков, щебетание птиц да поскрип хорошо смазанных колес нарушали тишину.

– А пошто ж тут заставы нет? – удивилась Евлампия. – Как-никак земли чужие рядом, хоть и дружественные.

– То-то и оно, что дружественные. К тому же смысла нет тут дозоры держать. Если один лихой человек пойдет или разбойников шайка, так она тот дозор по лесу так и так обойдет. Или через болота, если не убоится. А если армия на нас двинется, то не здесь. Узка дорога, а по бокам места непроходимые, но для засад пригодные. С другой стороны они Полесье обходить будут, если что.

Евлампия кивнула. Замолчала, прислушиваясь к пению птиц и вдыхая свежие ароматы светлого лиственного леса. Витязю тоже не хотелось говорить, он склонил голову на грудь и даже слегка задремал, доверив выбор дороги верному Буяну.

Лесистая часть по эту сторону границы быстро закончилась, с двух сторон потянулись обработанные поля. Некоторые были не засажены, отдыхали, набирались сил под будущие посевы. Другие колосились тяжелыми стеблями созревающей пшеницы, зеленели кочнами капусты, краснели свекольной ботвой. И так до горизонта – все поля, поля, поля… На полдня пути одни поля. И только редкие деревья одиноко тянули к солнцу упругие ветви, нарушая однообразие. Людей видно не было, лишь один раз мелькнули вдалеке белые мазанки одинокого хутора, но от тракта к ним не нашлось даже ответвления.

– Слышь, витязь, а ты по-княжески ездил когда? – спросила девица.

– Ты это о чем? – не понял Ягайло.

– Ну, хочешь прокатиться, как князь?

– Не думал об том никогда, – нахмурился витязь.

– Залазь в повозку, а я тебя прокачу. В кои веки понежишь тело на подушках атласных да на шелках?

– Я как-то…

– Да не боись, залазь, – подзадорила его девица.

– И чего бы мне бояться? – Ягайло нагнулся в седле, распахнул дверцу и перекинув ногу через седло, прямо со стремени прыгнул внутрь.

Мягко приземлился на качающийся пол, огляделся. По стенам обивка из розового атласа, пришпиленного к стенам. На полу дорогой персидский ковер, в котором утонули его грязные сапоги. Два сиденья друг напротив друга, на них набросаны подушки, шкура медведя, чтоб покрывать замерзшие колени путешественников.

Девица хлестнула конька вожжами, возок поехал быстрее. Витязь отвел занавеску, отворил мутное окно и высунул голову наружу. Буян, меланхолично опустив голову, плелся за повозкой, отворачиваясь от поднимаемой колесами пыли. Евлампия подгоняла конька с каким-то совсем уж мальчишеским задором.

Ягайло скинул сапоги и рухнул на мягкое, набитое то ли пухом, то ли льняным чесом сиденье. Взгромоздил ноги на другое и блаженно пошевелил грязноватыми пальцами. Да, неплохо княжий сынок катается, не то что раньше, в седле, как настоящий воин. Хотя понятно, надо лицо перед иноземцами держать. Они-то, жидконогие, давно на коней не влезают. А ведь когда-то княжичи из знатных родов первыми бойцами были. Всегда впереди, на лихом коне. Всегда людей за собой вели. Это нынче мода пошла с пригорка полками командовать. Воин и не заметил, как задремал, убаюканный мерным покачиванием телеги.

Резкая остановка сбросила Ягайлу с мягких подушек на пол. Даже через ковер он чувствительно ушиб зад. Протер глаза, да как был, босой, хотел выскочить наружу и объяснить Евлампии, как нужно водить роскошные возки со знатными персонами внутри, да передумал, заслышав снаружи голоса. Слов не разобрал, один невнятный бубнеж, но интонации не оставляли сомнений. Нагловатые, с растянутыми гласными, они могли принадлежать только разбойникам. Да еще и таким, которые ушли в леса не от тяжелой жизни, а просто потому, что не хотели работать. Скорее всего молодым обалдуям, возомнившим себя вершителями человеческих судеб. Трусливые и неумелые в бою, они не нападали на охраняемые купеческие караваны, предпочитая одиноких путников или беззащитных крестьян. И тогда уж глумились всласть. А богатая повозка, да еще и с девчонкой на козлах да без охраны – это ж предел их мечтаний, светлый сон о полном господстве, пусть не над миром, так хоть над чьей-то судьбой.

Прислушиваясь к происходящему снаружи, он больше всего боялся за Евлампию, но та вполне натурально прикидывалась дурочкой, к тому же вполне пригодной для срамного пользования. Некоторое время за нее можно было не беспокоиться. Главное, чтоб они не сунулись к Буяну, конь терпеть и прикидываться не будет. Порасшибает копытами пару голов. Если у них луков или самострелов да рогатин нет, так ничего и страшного. А ну как есть?

Ягайло натянул сапоги, извлек из ножен саблю и положил на сиденье рядом с собой. Прислушался. Ага, шаги. К дверце. Значит, наконец решили проверить, что за гусь не боится ехать через их земли на столь роскошной телеге.

Слюдяное оконце заслонила тень. Латунная дверная ручка стала поворачиваться. Не дожидаясь, пока дверь откроется до конца, витязь шибанул по ней двумя ногами. Она резко распахнулась, впечатавшись косяком открывающему в лоб. Тот пойманным зайцем заверещал, отлетая. Прежде чем его лопатки коснулись земли, Ягайло был уже снаружи. Пропустив мимо себя наконечник вражьего копья, засветил эфесом сабли в переносье набегающему сбоку противнику. Уклонившись от кинжала, пнул ногой в живот другого, как раз пониже раскинувшего крылья на красном щите белого орла с маленькой золотой короной. Прежде чем тот, согнувшись, опустился к ногам витязя, тот занес лезвие над головой четвертого. Вояка уронил саблю, зажмурил глаза и прикрыл руками голову.

– Стой, витязь! – заорала Евлампия.

Ягайло остановил саблю и уставился сначала на скрючившегося перед ним и прикрывшего голову руками юношу, пнул его носком сапога в ляжку, заставив застонать и опуститься в дорожную пыль. Перевел взгляд на стоящую на передке и бешено машущую руками девицу.

– ???

– Не трогай его, он из знатных родов, на гербы взгляни!

Ягайло посмотрел, куда было сказано. И рубанул. В полете он развернул саблю в ладони, и удар пришелся плашмя, прямо по темечку едва убравшего от головы руки гербоносца. Тот закатил глаза и осел в пыль подгнившим снопом.

Витязь оглядел лежащих на земле супостатов. Одеты они были в длинные холщовые накидки, под ними виднелись черные кожаные куртки, на которых пятнами крови выделялись гербы, ведущие свою историю еще от Болеслава Храброго. [17]17
  Болеслав I Храбрый (ок. 967 – 17 июня 1025) – польский князь (992–1025) и король (1025), сын Мешко I, князя Польши, и чешской княжны Дубравки, представитель династии Пястов.


[Закрыть]

– Жаль, что не из ближайшей деревни, – пробурчал Ягайло, сгребая за шиворот и вздергивая на ноги того, которого свалил последним. – А то отвели б к папке с мамкой, они б им батогов всыпали, чтоб путников проезжих не беспокоили. Или самим всыпать?

– Не надо их дальше обижать. Они знатные, вишь, одежка-то какая, может, даже из королевской дружины, иначе чего б им такие гербы на себя цеплять? А туда простых родов людей не берут. Нажалуются еще родителям, те нам мстить станут.

– Знатные, говорите? Вы чьих будете? И какие род-племя позорите на дорогах, аки тати? – спросил пленников Ягайло, но в ответ получил лишь набор ругательств, из которых знакомыми ему показались только «матка бозка» и «пся крев».

– О как, – картинно подивился Ягайло. – Ругаемся? А если по сопатке? – Свои слова он подкрепил покачиванием пред их носами костистым кулаком.

Поняли ли его пленники дословно или нет, было неясно, но интонацию определенно уловили и замолчали.

– Перестань их бить, витязь, – взмолилась Евлампия. – Греха ведь не оберемся. Не оправдаемся в случае чего.

– Так порешим их тут, и вся недолга. – Ягайло явно не испытывал к полякам теплых чувств. – А от родичей откупимся. Как там в Ярославовой «Русской правде» сказано? «Если кто кого-либо ударит палкой, жердью, ладонью, чашей, рогом или тылом оружия, платить двенадцать гривен. Если потерпевший не настигнет того (обидчика), то платить, и этим дело кончается. И если ударит мечом, не вынув его из ножен, или рукоятью меча, то двенадцать гривен за обиду». Всего и делов-то? Да еще в переводе на рубли? Да я за такое удовольствие и больше готов отдать.

– Ты не забывай, четверо их. Значит, и платить придется в четыре раза. За каждого ведь.

Четыре дюжины! Хотя если уж вовсе по «Правде», то нам с тобой вовек не расплатиться. Там только за поездку на чужом коне три гривны платить надо, да за доставание меча из ножен одну.

– Да, таких денег у нас нет и не было, – посетовал Ягайло. – Так отпустить их что ли?

– Отпускать не хочется, они мне тут такого наговорили… – Щеки Евлампии слегка зарделись.

– Да, отпускать не след. Вот были бы холопы… Знатные? – вдруг пришла витязю в голову мысль. – Так ведь знатные – это ж хорошо. Мы ведь ко двору польского короля без приглашения едем. Если нам там сильно не рады будут, то мы этим куренкам шеи пригрозим свернуть, ежели родители их какой вес имеют. А ежели не имеют, так отпустим коленом под зад. А?

– Ты витязь, тебе виднее, – отчего-то нахмурилась Евлампия.

– Ладно, ты с облучка-то слезай. Поможешь.

Девица послушно слезла с телеги и помогла Ягайле стянуть юношам руки за спиной их же поясами и привязать к длинному копью, которым пытался ткнуть витязя один из нападавших.

– Евлампия, ты у них оружие забери, какое найдешь, – попросил Ягайло и обернулся к пришедшим в себя разбойникам.

Оглядел проступающие на лицах следы недавней битвы, понурые головы, увидел страх расправы в глазах. Хорошо хоть в ноги не падают, пощады не просят, хотя то ли еще будет?

Он подошел к самому раскормленному, похожему на молочного поросенка юноше и тряхнул его за шиворот:

– Где ваш лагерь?

Тот вытаращил на него голубые, водянистые глаза и ничего не ответил. Евлампия, оттаскивавшая к телеге охапку сабель и кинжалов, остановилась:

– Да какой лагерь, витязь? Может, они просто на день приехали?

– Сапоги не стоптаны, не запачканы, значит, на конях прискакали. Если коней нет, значит, они в лесу укрыты. А на рожи их взгляни, явно не мыты дня два, да и патлы вон какие грязные. Значит, они тут где-то лагерем стоят, развлекаясь над местными жителями. Должен быть лагерь, – убежденно проговорил Ягайло. И вдруг заорал в лицо парню: – Язык проглотил со страху?! А ну сказывай, где лагерь, а не то… – Он замахнулся.

Юноша пискнул что-то неразборчивое и ткнул пальцем в сторону от дороги. Лесок. О как, а Ягайло-то и не заметил в пылу боя, что они снова в лес заехали и что солнце уже клонится к горизонту. Тем более надо в лагерь.

Строго наказав Евлампии следить за поляками и если что, кинжалом тыкать прямо в горло, он углубился в лес. Поминутно оглядываясь на пленников, витязь пошарил по кустам в указанном направлении и увидел за ними тропу, достаточно широкую, чтоб по ней могла проехать их телега. Пройдя шагов тридцать, он почувствовал едва уловимый запах костра и жирный мясной дух. Сошел с тропы и, стараясь не наступить на ветки, стал пробираться меж кустов. Вышел к краю небольшой полянки, посредине которой был разбит высокий белый шатер, в коем и десяток взрослых могли разлечься, не стесняя друг друга. Центральный столб сооружения венчал тонкий красный вымпел с белым орлом. Нижний край был фигурно изрезан квадратами и обшит красной тесьмой. Основательно ж собрались, подумал Ягайло, на несколько дней, прям как в крестовый поход. Поохотиться по окрестным лесам, а то и по дорогам близлежащим, простых людей погонять небось.

За шатром переступали с ноги на ногу привязанные к кустам кони, а сколько – не сосчитать, деревья загораживали. Пред откинутым, но так, чтоб не тянуло дым внутрь, пологом горел костер, над ним висел котелок, в котором аппетитно булькало. Вокруг распространялся аромат, от которого у проголодавшегося Ягайлы кишки в брюхе ожили и стали подавать голос.

Рядом с костерком сидел на корточках человек. Одет он был не как оставшиеся на дороге разбойники, выглядел значительно старше и внушительней. Черный костюм без всяких гербов, вислые панские усы. Крепкая, как молодой дубок, шея. Могучие длани, в одной зажата большая деревянная ложка. Наставник и слуга молодых охламонов в одном лице. Опасен на вид. Вон и меч-полуторник [18]18
  Полуторный меч, или бастард, – длинный меч, предназначенный для фехтования как одной рукой (например, с коня), так и двумя (как правило, пешком и без щита). Обычно имеет характерное деление рукояти на две части – цилиндрическую у гарды и коническую у противовеса, при этом противовес нередко вытянутый.


[Закрыть]в простых кожаных ножнах прислонен к дереву так, что только руку протянуть, и треугольный щит с тем же гербом вон лежит. Да и один ли он тут? Эх, лошадей бы перечесть.

У Ягайлы мелькнула мысль: а не вернуться ли к дороге? Не развязать ли да не погнать их пинками, а самим убраться подобру-поздорову? Но он отогнал ее от себя. Эдак запросто можно навлечь на свою голову погоню, а то и что похуже. Нужно доводить дело до конца и свидетелей не оставлять. Держась вдали от края поляны и поглядывая на пана-кашевара, витязь стал обходить ее по кругу, пока не оказался напротив дерева, к которому был прислонен меч. Шагнул на поляну, стараясь держаться так, чтоб видеть руки шляхтича, а самому быть скрытым от его глаз, буде тот обернется. А лошадей все-таки пять. Значит, один он тут остался. Тем хуже, наверняка боец знатный.

Ягайло не хотел вступать с ним в открытую схватку. Собирался захватить меч и, угрожая своей саблей супротив его ложки, принудить сделать то, что потребно ему, Ягайле. То есть заставить лечь лицом в землю и сложить руки для связывания. Вот уже до дерева не больше десятка шагов.

Лошади заржали, заволновались, почуяв чужого. Витязь замер с поднятой ногой, надеясь, что воин у шатра подумает на какого-то лесного зверька. Руки пана-кашевара пропали из виду. Ягайло скользнул вперед и спрятался за деревом, прижавшись к нему спиной. Прислушался, но шагов не расслышал, да еще кони эти храпят. А вот, кажется, и звук. Деревяшка ударилась в край железного котелка, значит, не ушел нянь усатый, а все еще сидит у котелка.

Ягайло медленно завел руку за ствол и стал шарить в надежде найти рукоятку. Нет, нет, может, ниже? Он почувствовал, что пальцы наткнулись на что-то теплое, податливое. Хотел отдернуть руку, но не успел, кисть будто попала в капкан. Его рвануло вперед и, едва не припечатав лицом о древесный ствол, вынесло на утоптанную полянку перед шатром, почти ногами в костер. На плечо легла пудовая ладонь шляхтича, пригибая к земле. Широкоскулое усатое лицо надвинулось.

Жалея, что нет шлема с наносником, Ягайло ударил в это лицо лбом. Промахнулся, да еще и чуть не свернул себе шею. Попробовал достать пах носком сапога. Опять мимо. Потянулся к поясу, за саблей, но другая рука тоже оказалась будто в капкане. Шляхтич поднатужился и навалился на Ягайлу, одновременно скручивая и переплетая его руки с чудовищной силой. Витязь на себе почувствовал, что означает «свернуть в бараний рог». От боли потемнело в глазах, заскрипели жилы и зубы. Воин извернулся и ударил каблуком в свод стопы рыцаря. Тот крякнул и ослабил хватку. Ягайло добавил еще раз, уже повыше, метя в колено. Рыцарь отшатнулся. Ягайло выпростал десницу и засадил врагу под ложечку, как таран. Тот со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы и отступил на шаг. Замахнулся. Ягайло едва успел пригнуться и пропустить над головой костистый, похожий на шар булавы кулак. Подскочил на полшага и снова впечатал удар в открытое пузо рыцаря. Тот выдержал удар, отступил на шаг и снова кинулся вперед. Он явно предпочитал не биться на кулачках, а бороться на азиатский манер. Сгреб Ягайло в охапку, шмякнул его оземь, выбивая из груди весь дух. Ухватив за пояс, поднял и кинул в огонь. Ягайло налетел на котелок, который сорвался с рогатины и покатился, разбрызгивая во все стороны горячее варево, хлебнул пламени, закашлялся. Выкатился из костра в ворохе искр.

Иваном в Купалин день взмыла над огнем черная тень рыцаря, собираясь обрушить на лежащего Ягайлу весь свой немалый вес. Витязь прыгнул в сторону и отмахнул каблуком. Зацепившись за него бедром, шляхтич потерял равновесие, тяжелые плечи перевесили тонкие ноги, и он зарылся лицом в палую хвою. Не вставая, Ягайло саданул его по шее локтем, перекатился, налег сверху и как по наковальне замолотил по голове с обеих рук. На пятом или шестом ударе тело под ним перестало дергаться. Витязь уперся коленом в крестец противнику, сдернул с него пояс и завернув за спину сначала одну руку, потом другую, крепко связал их.

Вот, значит, почему «разбойники» так легко согласились показать ему, где лагерь… Думали, усатый слуга прихлопнет его, как слепня, а потом и их придет выручать. Что ж, недалеки они были от истины. Но теперь придется их расстроить, думал Ягайло, возвращаясь.

Продравшись сквозь кусты, витязь вывалился на дорогу. Пленники сидели прямо на земле и зыркали на девицу настороженно и враждебно. Та устроилась на передке телеги и чистила ногти ножом – явно перенятым у Ягайло способом.

– Ты чего такой всклокоченный, как кочет после хорошей трепки? – спросила его девица. – Схлестнулся, что ль, с кем? – В голосе ее зазвучала тревога. – И едой от тебя пахнет… И мокрый весь? И вроде обгорел опять?

– Ничего страшного, – отмахнулся витязь. – Я лагерь ихний нашел, давай этих соколиков поднимать да в путь.

Разгоревшиеся при виде шевеления в кустах взгляды пленников снова потухли, головы поникли.

– Далече ль? – спросила девица, спрыгивая с козел.

– Не, рядом тут. Я поведу, а ты этих подгонять будешь, чтоб не отставали.

Вдвоем они подняли пленников на ноги. Ягайло дал девице в руки другое копье, а сам сел на передок. Крутанув вожжами, легонько хлестнул конька по пухлому крупу и направил грудью на кусты. Тот заартачился было, но после второго шлепка смирился, пошел, раздвинул густой подлесок. Обнаружив за ним дорогу, затрусил шаткой рысью. Евлампия наподдала тупым концом копья по мягким местам поляков и погрозила острием. Те понуро затрусили следом за телегой. Замыкал процессию Буян, с интересом поглядывая черным глазом на маневры двуногих.

Через несколько минут они были на поляне. Ягайло спустился на землю, подогнал связанных одним копьем поляков к лежащему на земле товарищу, еще не до конца даже пришедшему в себя, и насадил его на тот же кукан. Потом примотал всех к дереву найденным куском бечевы, пошарил по разным местам, не утаил ли кто ножа, и подошел к костру. Евлампия уже сидела рядом с кострищем, собирая палкой раскиданные вокруг головешки, сгребая тлеющие к центру.