Текст книги "Lapides vitae. Изумруд Меркурия"

Автор книги: Кирилл Шрамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава 1.

«Остров среди океана»

Москва. 11 июля

С тихим жужжанием самолет оторвался от земли и, набирая высоту, устремился вперед. Поначалу в иллюминатор можно было увидеть только землю, потом и два нижних уровня дорог, но все скрылось под морем пушистых облаков, когда мы поднялись еще выше.

«Третий уровень, – подумал я. – Над нами только космос».

При взгляде в иллюминатор захватывало дух, а от чувства высоты внутри все сжималось.

Я в первый раз был так высоко над землей. Всегда пользовался только первым уровнем, но бывало, что и на второй пару раз попадал. О третьем же и мечтать не приходилось.

В салоне самолета кроме меня сидели еще два человека.

Мужчина, пепельно-серые волосы которого были затянуты сзади в тугой хвост, сидел у иллюминатора напротив меня. На вид ему было лет тридцать, хотя в глазах, отливающих серебром, несмотря на весь строгий вид, пробегало иногда что-то такое, что редко можно было встретить во взгляде взрослого. Одет мужчина был в костюм цвета идентичного волосам, рукава которого едва не расползались по швам на мощных руках.

В кресле рядом с ним сидела невысокая стройная женщина. В ее темно-синих глазах читалась уверенность и несгибаемость. Волосы цвета осенних листьев едва доставали до плеч. Черный костюм, отливающий синим, сидел на ней, как на манекене.

Именно они пришли с утра в школу и теперь сопровождали меня повсюду.

В девять я, как обычно, был на занятиях. Снова среда и снова история первым уроком. Не успел Старик задать вопрос по домашнему заданию, как в класс вошли эти двое. Хмурые, словно грозовое небо, они протянули Эрнесту Владимировичу какой-то листок и повернулись к классу лицом.

– Кто из вас Виктор Васнецов? – спросила женщина.

«Кто это? Неужели узнали о том, что я был в «Красном киборге»? Или всплыла информация о родителях? Господи, это что, полиция? Узнали, что я живу один?!»

Я встал, борясь с желанием выброситься в окно.

Мужчина коротко кивнул на дверь. Мой взгляд упал на Старика в поисках поддержки, но тот лишь сказал, чтоб я собирал вещи и, почему-то, улыбнулся.

На негнущихся ногах я вышел в коридор, и лишь тогда спросил у пришедших, что им нужно от меня.

– По результатам теста Вы приняты на обучение в Общемировой Научный Институт, – ответил мужчина. – У вас есть два часа на сборы. Личный самолет Президента вылетает в одиннадцать часов утра по московскому времени.

Теперь дар речи у меня пропал окончательно. Я стоял, хватая ртом воздух, а в голове, в такт с бешеным биением сердца, пульсировала лишь одна мысль: «Я буду учиться в ОНИ. Я прошел вступительные испытания…»

– Идемте, – сказала нам женщина. – У нас не так много времени.

Я не мог отойти от потрясения, ни пока выходил из школы, ни пока летел домой на комфортном автомобиле, ни пока собирал вещи.

Перед тем, как закрыть квартиру, я окинул свое жилище взглядом, и мое сердце кольнуло, когда подумал, что улетаю из дома без разрешения родителей, которые должны были вернуться домой через неделю. Да что там без разрешения – против их воли!

Я написал на панели, лежащей на столе: «Мама и папа, я теперь ученик ОНИ. Потом все объясню», – подключил ее к системе питания, и, посчитав, что этого достаточно (как же ошибался!), закрыл дверь и вышел на улицу.

В одиннадцать часов я уже сидел в салоне самолета. Стены были обшиты бежевой кожей, так же как и мягкие удобные кресла с широкими ремнями. Центр салона занимал белый стол, а лампы над ним лили ровный свет. Больше в салоне ничего не было, по крайней мере, в этом его отделении.

За час пути никто из нас не проронил ни слова. Да и о чем разговаривать с незнакомыми людьми?

Я все время смотрел в иллюминатор, изредка поглядывая на своих спутников, которые, впрочем, тоже не спешили завязывать бесед, даже друг с другом.

– Простите, а сколько мы будем лететь? – спросил я, нарушая затянувшееся молчание.

– Еще около двух часов, – ответила женщина, перебирая какие-то бумаги и даже не взглянув в мою сторону.

«Странно. В наш-то век хранить документы в печатном варианте?..»

Я наклонился, насколько это позволял сделать ремень, к мужчине, который повернул ко мне голову, и тихо, чтоб не мешать его соседке, спросил:

– Как Вас зовут?

Да, это странно – узнавать имя человека, сопровождающего тебя уже больше трех часов, через столько времени. Но, лучше поздно, чем никогда, правда?

– Димитрий, – громко ответил он и, кивнув на нашу спутницу, добавил: – а это – Инга.

Женщина не обращала на нас внимания, погрузившись с головой в изучение документов.

– А Вы не знаете, где мы сейчас находимся? – я выглянул в иллюминатор, не увидев ничего, кроме облачного моря.

– Давай перейдем сразу на «ты». Нам теперь придется находиться рядом не меньше двенадцати часов в сутки. Так что, если мы не хотим испытывать от присутствия друг друга… Эм-м-м… Дискомфорт, то лучше – сразу на «ты». Хорошо? – он подмигнул и улыбнулся.

– Хорошо. Получается, вы с Ингой что-то вроде охраны? – я, конечно, был поражен, что к старшим, да еще и почти не знакомым людям, сказали обращаться – «ты». Не так меня воспитывали. Хотя, и общался-то раньше из взрослых в основном с учителями.

– В данный момент, скорее – сопровождающие, – исправил меня мужчина. – Но, да, мы и охрана, ты прав.

«Круто». Внутри у меня боролись противоречивые чувства: с одной стороны – восторг от того, что у меня есть личная охрана, но с другой – было не очень приятно осознавать, что они будут со мной почти всегда.

«Надеюсь, в известных местах Димитрия рядом не будет».

– Так, где мы находимся? – вернулся я к вопросу.

На несколько секунд облака пропали, показав, как далеко находится земля, и тут же снова сомкнулись плотным слоем.

– Сейчас пролетаем над Ланьчжоу, – произнес мужчина, сверяясь с часами. – Через двадцать минут пересечем линию континента и полетим над Тихим океаном.

«Ланьчжоу… Что-то знакомое…»

–Китай? – я хотел проверить свои догадки, и это случилось, когда услышал утвердительный ответ.

Еще час пути пролетел за нашим с Димитрием разговором, из которого я узнал, что они с Ингой все же по национальности – русские, и что мужчина носит такое имя из-за ошибки в чипе рождения.

– Нет, его, конечно, можно было и исправить, – объяснил он, – но мама сказала, что это – судьба, и не стала снова делать меня «Дмитрием». Теперь лишняя гласная в моем имени – особенность.

Позже к нашему разговору присоединилась Инга. Она сложила бумаги в папку и повернулась к нам.

– А куда мы сейчас летим? – мое любопытство не знало границ.

– На остров, – ответил Димитрий, посчитав, видимо, что только это мне и нужно знать.

– Он называется Поррод, – дополнила Инга. – Там вы будете учиться вплоть до миссии… – она закусила нижнюю губу, и я понял, что сопровождающая сказала лишнее.

На остальные вопросы, если они, хоть как-то, касались темы будущей «миссии», охранники не отвечали – либо делали вид, что не слышали и переводили тему разговора, либо просто молчали.

– Ну, расскажите тогда хотя бы, как устроен остров, – не выдержал я игнорирования.

– Остров был создан не природой, – тут же начала Инга. – Точнее – природой, но не естественным, а искусственным путем. Нет, опять не так… – на пару секунд женщина замолчала. – В общем, в том месте, где он находится, был вулкан, который пробудили. Лава, вытекая, застыла, образовав основание острова. Потом остались «мелочи»: плодородная земля, растительность… В центре острова находится невысокая гора, с водопадом. Возле нее – здание школы. По самому острову раскиданы семь домов для учеников (охрана живет вместе с вами). Ну, и, конечно же, чего не отнимешь у лежащих близ экватора островов – климат и природа.

– Ага, знаем – пальмы, море, песок… – я поджал губы, стараясь не злиться на то, что после получасового игнорирования Инга была готова говорить очень долго.

– Именно. Но, вот посадочной полосы там нет, – хмыкнул Димитрий.

– В смысле?! – мои глаза округлились. – Если ее там нет, как приземлится самолет?!

– Не бойся, а дослушай, – Инга положила руку мне на колено, как бы успокаивая. – Мы прилетаем на Президентский остров, а потом сразу пересаживаемся на новейший корабль серии "D.SIX" и плывем на Поррод.

Она сказала это так, будто перелеты и плавания – повседневные вещи. Хотя, наверное, для них так и есть.

– И сколько нам еще лететь? – спросил я.

– Минут сорок, не больше, – Димитрий откинулся на спинку кресла. – А плыть потом и того меньше. Корабль нам достался быстрый.

Неожиданно он выпрямился и приложил пальцы к уху. Точнее к наушнику, который я сначала не рассмотрел. Выслушав то, что ему сказали, мужчина повернулся к нам.

– Самолет выводят на другую линию. – Он посмотрел на Ингу. – Займет несколько минут, во время которых будет сильно трясти, – это уже было обращение ко мне.

– Что случилось? – спросила женщина, потуже затянув ремень.

– На нашей линии сейчас сильнейший ураган. Возможно, даже нарушения магнитных полей… В общем, перестраиваемся на линию России. Лететь будем минут на двадцать – тридцать больше, – пояснил Димитрий.

Охранник тоже стянул ремни и закрыл глаза.

– Вообще, летать мне нравится меньше, чем плавать, – неожиданно спокойно произнес он.

А потом мне стало казаться, что Димитрий умер. Нет, правда. Когда началась тряска (а это, наверное, пренеприятнейшее, что есть в полетах), все мои органы стали биться друг об друга так, что я постоянно морщился и сжимал зубы, чтобы они не сломались от стука. Инга вцепилась в кресло так, что, казалось, кожа на подлокотниках лопнет, и чуть заметно шевелила губами, при этом глаза ее бегали туда-сюда. Димитрий же сидел с каменным выражением лица, а мышцы шеи не были напряжены. Когда же все закончилось, он открыл глаза и как ни в чем небывало, спросил:

– Ну, как полет? – он улыбнулся, и от его оптимизма мне стало еще дурнее.

Мы приземлились через час. Шасси коснулось посадочной полосы, отчего произошел легкий толчок. Ещё минута передвижения по асфальтированной дорожке, и самолет остановился. Но после посадки охранники сказали сидеть на месте еще около десяти минут, говоря что-то о «непривычке к полетам и возможном головокружении», а потом стали почти выталкивать меня, говоря поторапливаться, иначе – опоздаем.

Посадочная полоса Президентского острова представляла собой пышущую тропическим жаром асфальтированную площадку, окруженную экзотическими деревьями. Шириной в тридцать – сорок метров она заканчивалась у самого моря метрах в ста от нас.

Далеко на острове светился красным, отражая лучи заходящего солнца, Президентский дворец. Стояла невыносимая жара, несмотря на вечерний час. С каждой минутой тени все больше удлинялись, а листья пальм превращались в огненные языки, впитывая солнечный свет.

Я вспомнил о доме, о том, как мы с родителями иногда сидели на балконе и любовались на заходящее солнце. Обзор в такие минуты ничто не загораживало: деревья находились внизу, а транспортные линии перекрывались в восемь вечера, – потому мы спокойно любовались небом (солнцем – никогда, потому что увидеть его с нашего балкона в вечернее время – нереально). Мое сердце сжалось. Такие моменты бывали редко, но как же мы все были счастливы. А что теперь? Смогут ли родители простить мой побег?

«Не стоит об этом сейчас, – постарался успокоить себя. – Не время. Держи себя в руках».

– Димитрий, – обратился я к охраннику дрожащим голосом, когда мы почти бежали к пристани. – Который час?

Мужчина встал как вкопанный, посмотрел на запястье и нажал на браслете кнопку. В воздухе появились два циферблата, которые показывали разное время.

– В Москве – половина третьего дня. Здесь – половина девятого вечера, – ответил охранник.

– Ого, – только и сказал я, думая о шестичасовой разнице. – Серьезные различия…

Волны с тихим шуршанием облизывали песок, унося с каждым разом обратно частичку суши. Солнце делало их похожими на беззубые челюсти старика – красные десны с пенкой слюны.

Мы двигались по аллее, дорожки которой были усыпаны гравием и огорожены низкими заборчиками, отделяющими с одной стороны от песчаного пляжа, а с другой – от темных наступающих джунглей.

«Красиво тут… Только великие люди могли создать остров из ничего, да еще такой прекрасный. Жаль, что родители этого не видят. – Я встрепенулся и закричал на себя мысленно. – Опять начал?!»

Мы поднялись на палубу небольшого лайнера и сели на диванчики в просторной каюте. Стены здесь были обиты деревянными панелями, а пол застелен толстым ковром светло-коричневого цвета.

Димитрий подошел к шкафу, стоящему возле стены и достал из него бутылки с водой. Он подал по одной нам с Ингой и, сев на диван, несколькими глотками почти опустошил свою.

Прохладная вода была сейчас как нельзя кстати.

– А почему мы никуда не плывем? – спросил я, утолив жажду.

Ответом мне стала открывшаяся дверь каюты, в которую вошел долговязый мужчина в синем костюме. За ним появилась девушка-азиатка лет шестнадцати. Длинные с одной стороны, но короткие с другой черные волосы, острый нос и тонкие губы. Одета она была в серые просторные штаны, оголяющие щиколотки, и легкую кофту сине-зеленой расцветки. Девушка бросила взгляд карих (на мгновение наши взоры встретились) глаз вокруг и села на кресло с другой стороны каюты. Сразу за ней шла женщина в сером костюме. На плече у нее лежали каштановые волосы, заплетенные в толстую косу. Она кивнула моим сопровождающим и заняла место рядом с «подопечной».

Азиатка воткнула наушники и, закрыв глаза, откинулась на спинку кресла, чуть покачивая головой в такт играющей мелодии.

Увидеть сейчас человека, который так же прошел отбор на обучение в ОНИ, было неожиданно.

– А это… – я посмотрел на азиатку, как бы говоря охраннику: «Познакомь нас».

– Ученица. – «Как будто это не понятно». – Не помню, на какой профиль она…

– А если спросить?

– Вряд ли она понимает русский, а ты – китайский, – неуверенно пробормотал мужчина, посмотрев на меня так, будто я, опровергну его слова.

– А на общем? – Поймав себя на том, что все еще смотрю на девушку, отвернулся. – Общий-то она знает?

– Сейчас спрошу, – Димитрий ухмыльнулся и повысил голос, обращаясь к сопровождающим китаянки: – Эми, Янь Сяоцзе понимает общий язык? – он спросил это на общем, хотя слова «Сяоцзе» я не знал.

«Может быть, имя?»

Эми аккуратно тронула китаянку за плечо и спросила что-то на не понятном мне языке.

Девушка лишь коротко качнула головой и снова погрузилась в музыку, а Эми повторила «нет» азиатки на общем, а Димитрий передал это мне уже по-русски.

– Да понял я, понял, – закрыв глаза на мгновение, откинулся на спинку кресла.

Этого было вполне ожидаемо. Общий язык изучается в школах с двенадцатого класса, но в каком учится китаянка – не понятно. Об этом я и сказал Димитрию.

– А откуда тогда ты его знаешь? В пятнадцать и в одиннадцатом классе? – его ирония не укрылась от меня.

– Ходил на кружок к языковеду, – отмахнулся я. – А как ты ее назвал? Янь…

–… Сяоцзе, – сказал охранник, но поняв, что жду объяснений, продолжил. – Вообще ее зовут Янь Сюин. Янь – фамилия. «Сяоцзе» с китайского – мисс. Это слово употребляется в том случае, если ты не знаком близко с человеком.

– Вон оно что… – теперь пришло время удивляться тому, что Димитрий так хорошо знает китайский этикет.

Корабль, как и говорил Димитрий, оказался действительно очень быстрым, и через полчаса, когда солнце уже потонуло в водах Тихого океана, оставив в напоминание о себе лишь кровавую линию на горизонте, мы ступили на деревянный причал острова Поррод. Доски чуть скрипнули, принимая вес шестерых людей.

Было гораздо прохладнее, нежели на Президентском острове. На небе стали появляться первые звезды, а тишину ночного острова нарушали лишь плеск волн и редкие сонные крики птиц.

От пристани в джунгли вела дорожка, ширина которой позволила бы парковаться здесь летающему автомобилю. Вместо заборчиков по сторонам тут выстроились фонари, которые в высоту были чуть выше колен взрослого человека. Они лили серебристый свет на белые и серые камни, разбавляя их более таинственными тонами.

Мы углубились в лес, оставив шум прибоя позади, но нырнув в море стрекота цикад. Фонари выхватывали из темноты причудливых форм растения, цветы всевозможных размеров и расцветок.

«Рай для ботаника», – подумал я и увидел, что Сюин останавливается почти ежесекундно. Она сунула свою небольшую сумочку Эми, а сама перебегала от растения к растению: вот девушка у высокого дерева с красными цветами, а вот уже перебирает пальцами мелкие синие лепестки.

Да, здесь было прекрасно: свежий воздух, обилие растительности, приятный климат – каждый из нас это чувствовал. С городом не сравнится, даже с экологическим районом.

А с космосом тем более. Где-то там сейчас, высоко над нами, родители разделены огромным расстоянием. Вокруг только звезды, пыль и железо. А здесь все по-другому.

Во мне снова зашевелился червячок совести, которого я пытался игнорировать.

– Ну, вот тут мы и разойдемся, – сказала Инга на общем языке, когда мы подошли к развилке.

Кивнув друг другу, охранники пошли по разным дорожкам, но на мой прощальный взмах рукой Сюин ответила ледяным взглядом.

«А чего ты хотел, – спросил я у себя, следуя за сопровождающими – дружеских объятий?»

Дорожка, освещенная фонарями синего цвета, привела нас к досчатому забору, окружавшему участок, который отсюда нельзя было разглядеть – между досками не было даже щели.

– Ну, что, Виктор Игоревич, вы готовы увидеть свой новый дом? – спросил Димитрий голосом швейцара, который интересуется у гостя, угодно ли ему снять верхнюю одежду.

Удивительно, но за столь короткое время мы стали с ним друзьями и уже не обращали внимания на четырнадцатилетнюю разницу в возрасте.

– Готов, – ответил я тоном гостя, отдающего пальто швейцару.

Димитрий, поклонившись, толкнул невысокие ворота, и я потерял дар речи второй раз за один день. Мой новый дом оказался двухэтажным строением с балконом, огромными окнами и высокой террасой.

Строение окружало цветочное море, островом среди которого стояла одинокая беседка. Дорожка, пробегающая через сад, разделялась надвое: одна часть ее вела к дому, а другая – к гамаку, натянутому между двумя пальмами.

– С другой стороны дома – бассейн, а также несколько шезлонгов и зонты от солнца, – произнесла Инга. – Ты его еще внутри не видел, – улыбнулась она, заметив, наверное, мое удивленное лицо.

Дом, после нашей маленькой квартиры в Москве, показался мне Президентским дворцом: кухня, столовая, гостиная, ванная и тренажерная комната находились на первом этаже. Три спальни, две гостевые комнаты, еще по одной ванной, гостиной и даже – что немаловажно – библиотека (только представьте!) с печатными копиями книг – на втором.

– А где остальные ученики? – спросил я, стягивая кроссовки и осматриваясь. – Много нас? Все из разных стран? И…

– Постой, – Инга прервала мой поток вопросов. – Ты здесь – один. Ну, не считая нас, конечно. У каждого ученика свой дом. – Пояснила женщина.

– Но, вы говорили, что домов вокруг школы – семь, – я сморщил лоб.

– Да, так и есть.

– Но где же живут остальные ученики?

Инга посмотрела на меня так, как учителя смотрят на ученика, который сказал глупость.

– То есть – нас всего СЕМЬ?! – не поверил я.

– Да, – Димитрий скинул туфли и прошел вглубь дома. – По одному ученику на каждое профильное направление, – крикнул он уже из другой комнаты.

– А есть кто-то еще из России? – вопросов у меня, конечно, было много, но вот ответы изменяли их количество не в сторону уменьшения.

– Нет, все ученики из разных стран, – Димитрий вышел в коридор. – Ну, хватит вопросов, – сказал он, прежде чем с языка у меня слетело хоть слово. – Располагайся в своей комнате и спускайся на ужин. Комната последняя по коридору. Самые большие двери – не перепутаешь.

Говоря о дверях, Димитрий нисколько не преувеличил, но вот о том, что меня может хватить удар при виде моей комнаты, упомянуть забыл: огромная кровать с пологом (И не «умная»!), диван, два кресла, игровая и телевизионная панели, стол, два стула, шкаф для всяких мелочей и двери: одна – в гардероб, другая – на балкон.

Времени любоваться новым жилищем сейчас не было: живот настойчиво повторял одну и ту же просьбу уже почти час, и у меня не оставалось иного выбора, только как согласиться с ним.

Кинув сумку с вещами на кровать, и, переодевшись в шорты и футболку, я спустился в столовую, где уже был Димитрий. В майке и спортивных штанах он выглядел уже не так солидно, как весь прошедший день, но все-таки грозно из-за мускулистых рук.

– О, пришел. Ты что будешь есть? – спросил он, нажимая кнопки на кухонной панели.

– А что есть? – я сел за стол.

– Та-а-ак, – протянул мужчина, заглянув в холодильник. – Котлеты – куриные и свиные, картофель трех видов…

Дальше началось перечисление знакомых и незнакомых мне блюд. На пятой минуте оглашения меню я остановил охранника и спросил:

– Там что, вместо еды список всех блюд мира?

– Нет, я говорю о том, что можно из продуктов приготовить, – он задумался. – Впрочем, у меня сейчас нет ни настроения, ни сил что-то делать, потому, давай, я облегчу тебе выбор.

Он поставил передо мной тарелку с картофельным пюре и двумя куриными котлетами, миску с салатом из свежих овощей.

– Какой сок пить будешь? – спросил он.

– А что, здесь выбор не облегчаешь?

– Ну, у нас все-таки демократия, – усмехнулся он. – Так какова воля народа?

– Апельсиновый буду, – буркнул я.

– Хозяин – барин, – мужчина достал пару апельсинов и, очистив, бросил их в соковыжималку.

Себе он сделал омлет и плеснул кофе.

– Кофе в ночь? – удивился я.

– Мне он помогает успокоиться, а спать не мешает, – пожал плечами Димитрий.

Когда мы съели добрую половину ужина, в столовую вошла Инга.

– Что-то ты долго, – прокомментировал ее приход мужчина.

– С каких это пор тебя стали волновать мои временные передвижения? – она взяла запеканку из холодильника и подсела к нам.

– Занятия начинаются в пятницу, – обратилась она ко мне. – Уроки с десяти утра до шести вечера, семь дней в неделю. Каждые вторые суббота и воскресенье – выходные. Все уроки, кроме профильных предметов, а для тебя это – языкознание, литература и искусствоведение, проводятся сразу у семи человек. Ну, вроде бы все. Будут вопросы – обращайся.

– То есть, уроки у нас двенадцать дней, а потом – два выходных? – не помедлил я с вопросом, пытаясь переварить полученную информацию.

– Да, именно, – Инга насадила на вилку кусочек запеканки.

– А почему у меня профильный предмет искусствоведение? Профиль-то гуманитарный.

– Этого я тебе сказать не могу, так как программа обучения составляется в ОНИ.

Остаток трапезы мы провели в молчании.

После ужина я поднялся к себе и, включив телевизионную панель, чтобы заглушить гнетущую тишину, принялся разбирать вещи. На пустые полки шкафа я положил тетради с записями (некоторые свои идеи я предпочитаю хранить в таком виде) и разные мелкие вещицы. Хотел поместить одежду в гардероб, но понял, что вряд ли найду там место, потому что все было забито. Одежда, обувь – все было новое, и все было только для меня (не понимаю, как ОНИ узнали размер моих вещей). И все же, после некоторых усилий, мне удалось пристроить сумку.

Я вышел в комнату и сел на диван. На плазменном экране высветилось лицо ведущей.

– Режим чрезвычайной ситуации объявлен на Японских островах. Несколько часов назад сильнейшее землетрясение, повлекшее за собой разрушительное цунами, произошло близ острова Хоккайдо…

«Странно, что ученые не предугадали этого…»

– …Первым под удар попал японский город Вакканай, но благодаря подготовке японских властей к подобной ситуации, жертв удалось избежать. Цунами, вызванное землетрясением, достигло острова Сахалин, входящего в состав Российской Федерации, а так же материковых берегов России. Напоминаем, что это уже шестой случай землетрясений в мире за три дня. Чего нам ожидать дальше? Репортаж Кима Ларенса.

На экране стали появляться кадры, сделанные в Японии сегодня: деревья, вырванные с корнем, дома, а точнее то, что от них осталось, несчастные лица людей…

Оставив программу разговаривать с пустой комнатой, я вышел на балкон. Спать совершенно не хотелось, хотя усталость чувствовалась очень сильно. Может быть, это из-за часовых поясов, а может – из-за пережитых сегодня эмоций.

Тихий треск цикад разлетался над деревьями, ветер играл с листьями пальм, где-то пронзительно кричала птица – вот и все ночные звуки острова. Ни тебе лязга вагонов, ни шума машин, ни крика людей. Невозможно было поверить, что в постиндустриальном мире остались места, пусть и искусственные, настолько непохожие на город.

Но природные звуки навевали тоску. Я снова вспомнил о родителях, представил их лица в тот момент, когда записка будет прочитана. Сейчас отдал бы все, чтоб вернуться в день, когда согласился идти в бар, и уговаривал, уговаривал бы маму. Не пустила бы? У меня есть еще и отец. Как же я забыл о нем тогда?! Он-то находит с мамой общий язык. Теперь все казалось так просто, но… невозвратимо. Не вернуть того момента, когда злость пересилила здравый смысл, и я, нарушая добрый десяток законов, ринулся в этот чертов бар! Что же будет теперь?

В носу неприятно защипало, и я постарался отогнать мысли о родителях. Далеко они не ушли, но немного все же отступили.

В нескольких сотнях метров – и с левой стороны, и с правой – над лесом поднимались освещенные крыши домов других учеников. Интересно, кто они?.. Хотелось как можно быстрее познакомиться с ними, хотя бы для того, чтобы проводить время не в одиночку.

Впереди высилась гора, закрывающая часть неба. Не такая уж она и низкая, как говорила Инга. Где-то у ее подножья стояла школа, которая была готова принять нас уже через пару дней. Сложно будет, или легко?

«Какая разница? – подумал я. – Ты хотел обучаться здесь, теперь не ной…»

Я оперся локтями о перила и продолжил смотреть на звездное небо.

Из комнаты донесся звон, оторвавший меня от размышлений.

«Кто это?» – была первая мысль.

Я взял панель в комнате и, вернувшись на балкон, открыл видео-звонок. Я уже догадывался, кто это звонит, и собирался ринуться в объяснения и извинения, но…

– Васнецов! Что это значит?! – раздался крик. – Где ты есть?! Да что же это такое! Я, ничего не подозревая, приезжаю домой, а тут меня уже ждет отец, приехавший чуть раньше, с запиской в руках! Что это значит?! – мама набрала в легкие воздуха. – Мы с отцом, значит, договорились прилететь домой на неделю раньше, чтоб сделать тебе сюрприз, а сюрприз ожидает нас!

Я протянул руку, чтобы убавить звук панели – Инга и Димитрий, скорее всего, уже легли, – но снова раздался крик, заставивший меня застыть:

– Не сметь убавлять меня! Где это видано?! Сын убавляет родную мать! Нет, дорогой мой, ты выслушаешь меня, а потом уже делай со своей панелью – все что хочешь! Понятно?

– Марина, – раздался голос отца, и я увидел его руку на плече матери.

– Не успокаивай меня, Игорь! Он уехал без спроса! Он оставил все и уехал! Ему плевать на квартиру, и на родителей!..

И тут я вскипел. Теперь мне стыдно, но тогда был готов сказать все, что угодно.

– Это тебе наплевать на меня, – прервал я тираду слов. – Ты знала, что я хочу учиться в ОНИ, еще с того времени, как я пошел в первый класс. Ты знала это, когда я спрашивал у тебя разрешения учиться здесь – и это была реальная возможность. Ты знаешь это и теперь, когда я прошел все вступительные испытания, и меня выбрали из всего – слышишь? – из ВСЕГО МИРА на этот профиль! Но и теперь ты хочешь меня лишить этой возможности! – крикнул я и выплюнул последнее предложение: – Огромное спасибо, мама!

Я резко и незаметно провел пальцем по экрану, и звук панели пропал.

Родительница еще несколько минут кричала, считая, что я ее слышу, но вскоре, по выражению ее лица я понял, что число проговариваемых слов за минуту уменьшилось. Я включил звук, надеясь, что больше не попаду под расстрел, но получил в сердце решающую пулю в этой перестрелке:

– Завтра я тебя заберу.

Рука захлопнула панель.

Обида и тяжесть навалились на меня, мешая спокойно дышать. Я снова оперся о перила и смотрел вниз на море колыхающихся цветов.

«А что ты хотел, олух? – ругал я себя. – Ты знал, догадывался, что все будет именно так. В конце концов, это не они, а ты обманул всех. Именно ты скрыл все, что сделал и преспокойно ушел из дома!»

Я задумался о том, что меня ждет, если родители все же заберут меня отсюда. Да, позор среди одноклассников, наказание дома. Ну а потом? Переход в старшую школу, учеба в пятнадцатом и шестнадцатом классах, сдача выпускных экзаменов. А после школы куда? Ни нормального высшего образования, ни нормальной работы, а следственно, ни нормальных жизненных условий. Ни семьи, ни друзей. Ничего.

Хотя я дал понять, что разговор окончен, панель продолжала трезвонить. Схватив ее, я открыл экран, и хотел было закричать, как увидел уставшее лицо отца. Злость как рукой сняло, и я понял, что был слишком резок с ними. Их можно понять. И я, наконец, должен был сделать это.

– Папа? – думал, что это будет уверенно, но вышел лишь жалкий писк.

– Да, я, – он улыбнулся, и мне стало стыдно за крики. – Как ты там? Как добрались? – его голос звучал так, будто несколько минут назад вообще ничего не происходило.

– Хорошо… добрались. А где…

– Мама в ванной, – он вздохнул. – Не злись и не обижайся на нее. Она хочет как лучше, правда. Мы все знаем, чем для тебя является это обучение. Какие шансы оно дает… – отец вздохнул. – Я поговорю с ней. Она все поймет. Завтра мы позвоним и скажем наше окончательное решение. Ложись спать, у вас, наверное, уже поздно. Спокойной ночи.

Экран пропал.

«И этот туда же!»

Стоило мне подумать, что отец понимает меня и сможет переубедить маму, как он произнес: «СКАЖЕМ окончательное решение».

Злость снова стала нарастать во мне. Он же глава семьи, а идет на поводу у матери. Сказал бы, мол, мой сын будет учиться в ОНИ и точка. Для обучения достаточно согласия одного родителя.

«У тебя же есть разрешение», – хитро сказал мне мозг.

Нахлынула новая волна паники связанная с тем, что родители все же захотят забрать меня, а им покажут разрешение. Они скажут, что не подписывали и…

– Уголовная ответственность с пятнадцати, – прошептал я и стал трясти головой, чтобы прогнать эти мысли. – Вот придурок! – обругал сам себя.

Меня стали раздражать и цикады, и ветер, и крики птиц. Я вошел в комнату, выключил телевизор, разделся и лег в постель. Долго не мог уснуть, но усталость сделала свое дело.

– Проснись и пой, мой юный друг! – закричал влетевший в комнату Димитрий.

– Ты сдурел? – воскликнул я, когда он включил телевизор на полную громкость.

– Уже половина десятого. И кто из нас сдурел? – мужчина открыл балконную дверь, впуская в комнату утренний тропический ветер, отчего я еще сильнее закутался в одеяло. – Одевайся. Завтрак на столе, я буду в тренажерке… а Инга… куда-то сбежала. Так что – не теряй нас.