Текст книги "Сломанная роза"

Автор книги: Кирилл Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

На привале Полосатый хватался за живот, давил на жалость.

– Эх, не канает наша масть… Шины сбил, шнифт чуть не продырявил. Слышь, кенты, вы не могли бы идти помедленнее?

– Полосатый, прекращай, – морщился Кот. – Чего ты нищего по мосту тащишь? Ты, зараза, здоровее меня. Мечтал на волю вырваться? Так чего скулишь? Ладно, поднимаемся, горемычные, половину пути уже прошли.

Будущее рисовалось в мрачных красках. Вадим украдкой посматривал на спутников. Каковы их планы? Какими бы ни были, они определенно идут вразрез с его планами. Он зэкам, как пятое колесо. Можно, конечно, расстаться по-доброму, разбежаться, пожав руки, а можно и по-другому. Полосатый – заурядная шавка, без приказа Кота серьезный поступок не совершит. А что творится в башке у Кота, он, хоть тресни, не понимал. Зэк был мрачен, с небритой физиономии не сходило выражение брезгливости. Возможно, до определенной точки на карте он портить отношения не хотел. Вадим постоянно держал автомат под рукой, предпочитал тащиться сзади, чтобы не наложили «шейный пластырь» рубящим ударом под загривок…

– Чего отъезжаешь? – мрачно косился на него Кот, и приходилось изображать уставшего, хотя особо притворяться и не приходилось…

Пот заливал глаза, деревья кружились в хороводе. Замерцала полянка. Полосатый остался на опушке, обнаружив малинник, жадно набросился на дряблые потемневшие ягоды, горстями засовывал их в рот, давился. От такой еды пользы не было, она могла лишь раздразнить желудок, еще сильнее обозлить. Вадим шагнул на поляну, по колено заросшую травой, и среагировал, когда в траве что-то завозилось, метнул автомат крученым броском. Стрелять не хотелось, опасно… Упитанные туши, грузно махая крыльями, взмыли в воздух, но одной не удалось. Она бултыхалась в траве, оглушенная и перебитая. Вадим набросился на нее, как ястреб, накрыл собой, свернул шею. Внушительный попался экземпляр – трехцветный, с округленным хвостом, с бородкой из перьев на горле. Он плохо разбирался в этих дарах природы – глухарь, тетерев, куропатка… Неважно, жирная курица! Целый гусь! Уже ломился к нему с завидущими глазами Полосатый, готовый сожрать эту птицу в живом агонизирующем виде, недоверчиво поглядывал из кустов Кот.

– Ай да Плата, кормилец ты наш, добытчик, блин… – бормотал Полосатый, вырывая у Вадима добычу.

В овраге развели костер, распотрошили, стали жарить дичь, стуча зубами от нетерпения. Выдержки не хватало, вгрызлись зубами в теплое сырое мясо, покрытое горелой корочкой, жадно проглатывали. Сок и кровь текли на одежду. Обсосали все косточки, потом рыгали, хватались за животы, стонали, снедаемые режущей болью. Но вроде усвоилось. Вполне довольные, мечтая о продолжении банкета, двинулись дальше.

А ближе к вечеру Кот не выдержал, обнаружив на поляне аналогичную стаю птиц, вскинул автомат, срезал пару экземпляров. Налетел, улюлюкая, Полосатый, сцапал добычу за тонкие шейки, и вся компания довольная бросилась в лес. Бежали километра полтора, уходя из квадрата, в котором их могли услышать. А потом был снова жадный пир, рвали, как голодные каннибалы, едва обжаренную плоть, давились водой из прозрачного ручейка, вытекающего из-под каменной глыбы.

И снова сутки прочь. На ночлег расположились под скалой, каждый за себя, в обнимку с автоматом. Утром, чуть свет, бодрой рысью засеменили на запад по разреженному сосняку. Чувствовали, что осталось немного.

Цивилизация приближалась, она оказалась ближе, чем думали. Похоже, зэки где-то сбились, сомнительно, что они прошли тридцать километров. Лес оборвался, они узрели себя на краю внушительного плато. Лес подступал к обрыву, они лежали у самого края, недоверчиво вглядываясь в представшую их взору картину. Склон ступенями сползал к проселочной дороге. Транспортная артерия петляла по полю в оба конца, терялась за перелесками. Напротив, через дорогу, чернела узкая полоска ельника, а за ней вздымались волнообразные покатые холмы, напоминающие горбы верблюдов. Вычерчивалась линия электропередач. В седловине между холмами можно было разглядеть крыши небольшой деревушки. Ветер дул оттуда, доносил слабый крик петуха. Занервничал Полосатый, стал яростно чесать горло.

– Жрать хочу, – признался он.

– Ну, ты и кашалот, – усмехнулся Кот.

– Ложись… – зашипел Вадим.

По дороге с юга на север месил грязь пассажирский автобус – вездесущий «ПАЗ» Павловского автозавода. Водитель объезжал колдобины, побуксовал в луже и помчался дальше. За грязными стеклами чернели головы пассажиров, автобус был наполовину заполнен. Он неспешно протащился под обрывом, выбрался на относительно твердое покрытие и побежал резвее в поля и сизую дымку.

– Лоховозка, ни хрена себе… – недоверчиво вымолвил Полосатый. – Цивилизация, мужики, мля буду, цивилизация!

– Ты бы не хрюкал раньше времени, – проворчал Кот. – Нам в таком виде только в цивилизацию и тащиться… – он повернул к Вадиму опухшую физиономию, изрытую мелкими оспинами. – Идеи имеются, Плата?

– Два больших села в округе, – подумав, сообщил Вадим. – На юге, вероятно, Теплый Луг, на севере еще какое-то, между ними налажено автобусное сообщение. Нельзя нам в эти села. Власти догадываются, что мы пошли на запад. Армию, понятно, не соберут, но самые видные лазейки перекроют. Прямо нужно идти. В обход деревни, дальше. Ты пойми, Кот, чем дальше мы уйдем, тем меньше цириков встретим на пути.

– Да ладно, будет объяснять, мы и сами с усами, – сплюнул Полосатый и начал подниматься.

– Лежать… – взорвались Кот с Вадимом одновременно, и Полосатый, струхнув, шмякнулся обратно. Зэки напряглись, сплющились. С севера показались еще две машины. Они уверенно покоряли бездорожье, грязь летела из-под колес. Впереди катил полицейский «УАЗ», затянутый брезентом, за ним, на дистанции примерно пятидесяти метров, грузовой «Урал» с черными номерными знаками.

– Смотри-ка, бабон… – сдавленно вякнул Полосатый и заткнулся, со злостью начал вглядываться в очертания полицейской машины.

Автомобили следовали без остановки, только снизили скорость, когда проезжали мимо. К окнам «уазика» прилипли физиономии, люди вглядывались в нагромождения камней и глиняных глыб. Отогнулся брезент на «Урале», возникла фигура офицера. Он держался за скобу внутри кузова, пристально сканировал очертания обрывистого склона. Зэки затаили дыхание. Вряд ли их могли разглядеть на приличной дистанции, но стоит пошевелиться.

Машины скрылись за осиновым редколесьем. Вероятно, их путь лежал к селению Теплый Луг, а перекрыть все выходы из тайги власти были не в состоянии.

– Что-то шухерно мне, – поежился Полосатый. – Ищут нас, шныри позорные, надеются на что-то. Нашли себе занятие, блин…

– Пошли, – облизнув губы, приказал Кот. – Пока никого. Мухой через дорогу!

Компания поторопилась. Даже Полосатый сообразил, что лучше не мерцать на открытом пространстве. Зэки скатывались с обрыва, прыгали с расколовшихся глиняных изваяний. У самого подножия закопались в расщелины, шныряя глазами. Все спокойно в тихом городе Багдаде… Затем помчались через дорогу семимильными прыжками, ворвались в траву, пробороздили луг и только в ельнике отдышались. Проскочили. Существует же Дьявол на белом свете… И вскоре уже лежали на опушке с обратной стороны ельника, наблюдая за деревней в седловине. По сути, никакая не деревня: хутор из двух домохозяйств, разделенных земляным валом, обросшим бурьяном. Приземистые избы, дощатые сараи, амбары, курятники. Тянуло навозом. Из трубы над избушкой, что справа, вился сизый дымок. В том же хозяйстве на краю участка имелся двухъярусный сеновал.

– Эх, сейчас бы камбалу двуглазую… – размечтался Полосатый, имея в виду, видимо, полевой бинокль. Заурчал желудок у зэка в предчувствии здоровой домашней пищи.

На участке слева распахнулась дверь, выбралась колченогая старушенция в платочке, заковыляла под навес, где лежали дрова. Из дома выкатился малолетний оболтус лет шести в дырявой куртке, закрутился на крыльце, согнал с перил ободранную кошку, та шмыгнула под дом. Видимо, знала, кто в этом доме страшное чудовище. Старушенция ковыляла обратно, прижимая к впалой груди сосновые поленья. Шикнула на баламута, и тот послушно убрался в избу, вероятно, бабушка в этом доме была в беспрекословном авторитете.

– Нужен нам этот зародыш? – рассуждал сам с собой Полосатый. – Не, нам этот потрох ни хрена не нужен… И баба-яга еще не приступала к приготовлению пищи. Слышь, братва, давайте на шуршанку переберемся? Оттуда хоть чо-то увидим. Там же нет ни вертухаев, ни ментов – только местные…

– Кот, уйми своего проглота, – заволновался Вадим. – Нельзя нам заходить в деревню. Объедем краем – и дальше в лес. В лесу добудем хавчика.

Но и у Кота уже зудело, не мог он пройти мимо ТАКОГО. Он кусал губы, со злостью глянул на Вадима, мол, не лезь, ты тут не старший. Махнул рукой и первым пополз вперед, волоча за собой автомат. Полосатый похабно оскалился и заспешил за главарем, виляя задом. Вадим досадливо поморщился. Он мог бы плюнуть на эту парочку, отколоться от компании и работать в почетном одиночестве. Но эти двое же там таких дел наворотят… Он сплюнул и пополз за ними. Зэки крались, пригнувшись, мимо земляного вала, пролезли под покосившимся плетнем. Домохозяйство слева уже не просматривалось. За сараями мерцала бревенчатая закопченная избушка, сохнущее белье, мохнатый щенок на цепи в конуре – добродушная душа и никакой не защитник. Дверь в курятник была приоткрыта. Полосатый зачем-то сунулся туда, видно, из простого человеческого любопытства. Остальные присели, настороженно озирались. Чутье у зэков выработалось отменное – засадой в этой местности не пахло. Из курятника выбрался ухмыляющийся Полосатый.

– Яйца обратно в курицу запихивал? – процедил Кот.

– Вроде того, – ощерился Полосатый. – Мы на эту кухню еще зайдем…

Они лежали на сеновале в пахучей соломе, наблюдая за домом. Хлопнула дверь, вышла полная молодуха в цветастом сарафане, сапогах и наброшенной сверху фуфайке. Маленькие глазки, курносый нос – королевой красоты в этой местности барышня определенно не являлась. К тому же она немного прихрамывала. Она спустилась с крыльца с ведрами помойной воды – подрагивали толстые бедра под обтягивающим сарафаном. Полосатый с шумом втянул воздух, напрягся, алчно загорелись глаза.

– Какая шмара, е-мое… – он сделал такое глупое лицо, словно узрел всех девственниц мусульманского рая. – Секите, чуваки, в натуре, бикса широкого профиля…

Подозрительно занервничал Кот, и у этого типа в желудке что-то забурлило, но явно не от голода. «Партнеры» напряглись. А пышная молодка добралась до отхожей ямы на краю двора, избавила ведра от содержимого и возвращалась обратно. Поднялась на крыльцо, виляя монументальными бедрами, ногой открыла дверь и исчезла в чреве дома. Поднял голову и сладко зевнул лохматый щенок, прикованный к будке.

– Вот это да… – завороженно протянул Полосатый. У него от вожделения челюсть ходила ходуном. Он покосился на пыхтящего Кота. – Чё, Кот, и тебя эта милашка приятно удивила своими булками? Кинем деваху на бригаду? Блин, да я уже лет восемь, почитай, толком бабу не видел…

Кот колебался. Оно и понятно – хочется ласки, но не хочется огласки. Но и его пронзило семяизвержение в мозг, он хищно оскалился, стукнул стершимися зубами.

– Будешь, Плата? – пихнул Полосатый Вадима в плечо. – Или тебе, как и Тюленю, жирного нельзя? – и пошленько захихикал. – А чо, в натуре, раскинем партейку на троих, это так отвратительно, давайте наслаждаться…

– Кот, ты башку теряешь, – заметил Вадим. – Ну, развлечешься, а последствия?

– Не трусь, Плата, – сглотнул Кот. – Здесь же никого, только эти аборигены, мать их, у них ведь даже телефонов нет. Ладно, посмотрим, – скрипнул он зубами. – Провизию соберем, а там будет видно, что с этой шалавой делать…

– Ну, чо бузу тереть? – ныл Полосатый. – Кот, не буксуй, я уже тухну, не могу. Ладно, я пошел. – Полосатый подпрыгнул и, согнувшись в три погибели, засеменил к избушке – вкушать незатейливые радости жизни.

– Вот же неудержимый, мать его за ногу… – ругнулся Кот. – Ладно, Плата, пошли, только шепотом. И не лезь не в свое дело, понял?

Топая сапогами, под заливистый лай молодой дворняги зэки ворвались в дом. Словно гром среди ясного неба для всех проживающих. Дородная молодуха, ставшая вблизи совсем некрасивой, испуганно попятилась. Она мешала что-то поварешкой в кастрюле, стоящей на печи. По кухоньке плавал аппетитный запах наваристых щей. Она задела коротконогую скамейку, опрокинула ее, сама чуть не упала. Дикари, ворвавшиеся в дом, представляли ужасное зрелище – чумазые, оборванные, с горящими глазами, со страшными автоматами в руках. Она испуганно вскричала, зажала рот ладошкой. А Полосатый, похабно скалясь, уже шагал вперед.

– Приветствую, красавица! Гостям всегда рады, нет?

– Подождите… – попятилась девушка в угол, забитый оцинкованными ведрами, скомканными картофельными мешками. – Подождите, вы кто, сюда нельзя… – она споткнулась о неровность между половицами, села, задрался сарафан, обнажив прыщавое бедро. Зрелище повергло Полосатого в новый приступ безудержного веселья.

– Вот там и сиди, дорогая, – погрозил он пальцем и двинулся к печи. Сбросил крышку с кастрюли, зачерпнул поварешкой густую массу с капустой и картошкой, подул и загрузил в свою бездонную пасть.

– Ну, ты точно кашалот, – сдержанно прокомментировал Кот.

– А чо, в натуре, всесторонний одобрямс, – засмеялся зэк. – Вкуснотища, братва! Восемь лет ничего похожего не едал! Эй, красавица, ты тут одна живешь?

Послышалось постукивание, отогнулась застиранная шторка, и на кухне объявился одноногий дед на примитивном протезе в стареньком пиджаке, наполовину лысый, наполовину седой. Куцая бородка тряслась от страха, подрагивал глаз, обведенный сеточкой морщин, а второй был незрячий – поблескивал мутноватым стеклом. У старика дрожали руки.

– Вы кто такие, черт вас побери? – выводил он дряблым голосом. – Кто вас звал, уходите отсюда.

– Привет, папаша! – воскликнул Полосатый. – Да ты, в натуре, пират! Попугая на плече не хватает… – Он подвалил к старику, взялся за пуговицу на пиджаке. – А чо, вполне еще приличный клифт у тебя, папаша, по ходу, мой размер… Кот, мы же не пойдем в своей рванине, нет? – покосился он на старшего товарища. – По-любому новая одежонка нужна?

– Вон отсюда, уркаганы поганые! – визгливо выкрикнул старик, и зрячий глаз налился кровью.

– Во как, – изумился Полосатый. – А крюк под ложечку осилишь, папаша? – сжатые костяшки вонзились в живот, и старик согнулся пополам, натужился, стеклянный глаз чуть не выпал. Вадиму стало дурно, он шагнул, чтобы что-то предпринять, и наткнулся, словно на барьер, на тяжелый взгляд Кота.

– Убью, скотина! – прохрипел старик, разгибая спину. Он собрался схватить обидчика за ворот, но Кот, обретавшийся сбоку, повел локтем, и старика отнесло к дверному проему. Он ударился затылком об косяк, завопил от кошмарной боли, сполз. Оторвался от культяпки костыль, запрыгал по полу. Завизжала женщина.

– Папа!!! Не трогайте отца, сволочи! – а старик уже полз, подтягиваясь на руках, в свою каморку за шторкой, стонал, давился кровью.

– Шикарно, Кот! – восторженно вскричал Полосатый. – А то, в натуре, непонятно, что мы тут метаем, икру или гранату. Будешь первым, или я ее испытаю, если позволишь? Ну, что, крошка, начнем заново? – склонился он над умирающей от страха молодухой. – Привет, красотка, ты в отношениях? Хочешь познакомиться с моей «царь-пушкой»? – и залился меленьким смехом. Упал на колени, принялся задирать ей сарафан, одновременно расстегивая себе штаны. Криво усмехнулся Кот. Забилась девица в жилистых лапах, извернулась, чуть не хлестнула Полосатого по физиономии. Тот перехватил ее руку, с силой вывернул ее, девчонка изогнулась спиралью.

– Серьезная заявочка, серьезная… – похотливо урчал зэк, воюя с застежкой на штанах. – Давай, крошка, дрожи, обожаю, когда вы такие подвижные… Ты не бойся, тебе понравится, Полосатый – тот еще шмарогон…

– Ну, все, отстань от нее! – прорычал Вадим и шагнул вперед, чтобы схватить зэка за шиворот.

Он готов был многое стерпеть, сам недалеко ушел от этой публики, но оставались еще какие-то запреты. Вадим не ожидал от Полосатого такого проворства – зэк возмущенно что-то проговорил, прыгнул на руки и стремительно выбросил назад пятку. Она ударила Вадима по животу – не сказать что больно, но сильно, – его отнесло к печке, он чуть не вылил на себя кипящую кастрюлю со щами. Покатился, спасаясь, когда она запрыгала за ним по полу, расплескивая бурлящее варево. А Полосатый вскочил со спущенными штанами, развернулся в прыжке, выхватив заточку из сапога.

– Плата, мать твою, не лезь! Не хочешь на х… идти, так уйди хоть куда-нибудь! Кот, держи этого кренделя, чего он лезет!!! – он плевался слюной, глаза горели.

Послышался трескучий грохот, про старика забыли, а зря. Он стоял, привалившись к косяку, на одной ноге, дряблая физиономия была белее яичной скорлупы. Он упирал в живот приклад двуствольного ружья, из которого мгновением назад выпалил дуплетом. Свинцовая дробь хлестнула Полосатого по нижней части живота, по паховой области, он так идеально подставился! Лишили орудия незаконного промысла! Зэк повалился, как подкошенный, взревел благим матом, начал извиваться, как змея, насаженная на копье. Захохотал старик демоническим смехом. Истошно голосила женщина, судорожно возвращая на место сарафан. Взревел рассвирепевший Кот, набросился на старика, а тот обреченно дожидался смерти, смеялся в перекошенную рожу зэка. А вот теперь Вадим успел – метнулся, оттащил от старика разбушевавшегося «старшого». Зашипел в искореженную рожу:

– Кот, ведь ты не кретин, проснись… Хочешь схлестнуться? Давай – по-честному, пока не замочим друг дружку. Ты хоть и крут, а придется попотеть, обещаю. Заметь, я тебя не пристрелил, хотя была возможность. Думай башкой, усмири свою дурацкую гордыню… Старик защищает дочь – ты бы не стал защищать свою дочь, когда ее насилует вонючий зэк? Очнись, Кот, оставь в покое этих людей, Полосатый получил по заслугам. Берем жратву, одежду и валим отсюда!

Кот отчасти был разумным существом – насколько допустимо уголовнику с его стажем. Он багровел от бешенства, но старика не трогал. Тот расслабился, с благодарностью смотрел на Вадима. Женщина забилась в угол, обняла колени. А Полосатый был не в лучшем состоянии. Дробь была, как видно, на медведя, разворотила все хозяйство, распорола живот. Кровь хлестала как из ведра, у которого отвалилось донышко. Он пытался привстать, зажимал рану на животе, пучил глаза и страстно хотел что-то вымолвить. Наконец удалось – и непонятно, зачем старался: слово оказалось банальным, нецензурным, характеризующим крайнюю степень досады и разочарования. После этого Полосатый расслабился, успокоился, выпученные глаза затянулись поволокой – с такими ранами долго не живут…

– Старик, исчезни, – зашипел Вадим, подхватывая с пола двустволку. Он двинулся к женщине, не решился подходить слишком близко, та, видимо, решила, что хрен редьки не слаще, – забормотал миролюбиво: – Все, барышня, успокойся, ничего вам с отцом не будет. Прости, набезобразничали мы тут, напачкали, уберете после нас, хорошо? Пошевелись – пулей собери покушать в дорожку и одежонки нагреби – ненужной какой-нибудь, мужской, шкуры нам менять нужно. И не трясись ты, ради бога, всем страшно, нам тоже страшно.

Вадим ненавидел себя в эту минуту. Но что-то не давало разрядить в Кота магазин, избавив землю от еще одного опасного типа. Они убегали с какими-то мешками, бросив Полосатого в луже крови, оставив в покое потрясенных обитателей избушки. За околицей была тропа, она тянулась в скалы мимо чахлых кустов. По тропе и вбежали в лес, снова стали прорываться на запад. Кот пыхтел: Вадим оказался прав, время провели впустую, потеряли человека и обзавелись дополнительными неприятностями. Можно не сомневаться, что эти люди сообщат о беглых зэках куда надо – у них же на лбу написано, кто они! Но когда? Что для этого нужно? Достать из-под подушки сотовый телефон и позвонить оператору экстренной службы? Но есть ли в этой местности сотовая связь, завалялся ли мобильник под подушкой? Или нужно бежать в соседнюю деревню за тридевять земель, где имеется стационарный телефон, чтобы сделать один важный звонок?

Запыхавшись, они сделали минутную остановку, вытряхивали из мешков залатанные, засаленные штаны, мятые кофты, пахнущие нафталином штормовки. Торопливо переоблачались, а свою одежду зарыли под сырой мох. Туда же прятали «лишние» автоматы, рассовывали по карманам боеприпасы. Вадим первым привел себя в порядок, вскинул «АК» на плечо и зашагал в лес.

– Не боишься, что пристрелю? – прозвучал в спину угрюмый голос.

В горле пересохло, но он не дернулся. Медленно повернулся, решив не стряхивать автомат с плеча. Кот стоял, расставив ноги, держал «АК» обеими руками, опустив ствол в землю. Но вскинуть недолго, палец уже поглаживал спусковой крючок. Он смотрел исподлобья, тяжело, предвзято. Кот смертельно устал. И не таким уж бесчувственным он оказался: потеря трех товарищей не оставила его равнодушным, он переживал – глубоко в душе, возможно, сам об этом не догадываясь. Оставшись в одиночестве, он растерялся. Трещали планы, он был один во враждебном мире и уже не чувствовал себя истиной в последней инстанции. Но Кот об этом не признался бы даже под пытками.

– Не боюсь, – сказал Вадим. – Отбоялся за столько-то лет. Хочешь стрелять – флаг тебе в руки. Но какой тебе с этого понт? Спорим, не выстрелишь, Кот? Ты, конечно, крут, могуч и все такое, авторитетный уголовник, бывалый бандит, человеческую жизнь в грош не ставишь. Но что-то мне подсказывает, что имеется в тебе некий кодекс, не платишь ты пакостью за добро…

«И вообще ты мужик довольно странный», – хотел добавить Вадим, но передумал.

– Пошли, Кот, чего резину тянешь? – сказал он миролюбиво.

– Да иду, мать твою… – проворчал уголовник, пряча глаза и забрасывая автомат за плечо…

Их ничто не тормозило, никто не ныл, не плакался. Не было нужды вести «дорожные» разговоры. Они шагали по каким-то козьим тропкам между скал, погружались в тайгу, обогнули крупное село с белой маковкой церкви на пригорке. Временами прорывался дождик, но не злобствовал, как прошлой ночью. Примет цивилизации становилось больше. По опушкам тянулись какие-то фермы, воздвиглась над холмом геофизическая вышка. Снова скалы, подпирающие черничный бор, они крутили петли по лабиринтам. А только вышли из каменного мракобесия, как обнаружили еще одну грунтовую дорогу, и по ней ездили машины. Попятились обратно, усевшись за булыжником размером со здоровую стиральную машину, стали осматриваться. Дорога пользовалась популярностью. За несколько минут в обоих направлениях проследовали долговязая фура, несколько грязных легковушек «сельскохозяйственного» вида и один приличный джип, волокущий прицеп с коробками.

– Тачку надо брать, – выдал в пространство умную мысль Кот. – Деньжата нужны, прикид получше нынешнего. Не знаю, как ты, Плата, а я двину лапти на юг. Не отсиживаться – выбираться надо в люди, а на севере, я так понимаю, полный голяк. Или у тебя особые виды? Разбегаемся?

– Успеем разбежаться, – подумав, сказал Вадим. – Согласен, пора обзаводиться транспортом, в ногах правды нет. Но только без трупов, Кот.

– Гуманист ты, Плата, – ухмыльнулся Кот. – Чалишься за убийство «двух или более лиц», а сам такой неисправимый гуманист… Ладно, без трупов так без трупов.

От скал до дороги было метров семьдесят. Перед проезжей частью громоздилась вереница камней. Вид у зэков был не такой уже страшный, как вчера. Приличные штормовки, штаны, с сапог оттерли грязь, кепки, надвинутые на уши, прикрывали безобразия на головах. Щетина смотрелась нормально – чай, не по Большому Кремлевскому дворцу гуляли. Осмотрелись – никого. Сунули автоматы под верхнюю одежду и, воровато озираясь, припустили к дороге.

– Спрячься за камень и не отсвечивай, – бросил Вадим, когда они миновали вереницу булыжников, их словно специально расставили вдоль дороги, чтобы было где отсидеться. – Сам проголосую. У меня хоть рожа не такая страшная…

Кот не возражал, скрючился за камнем. Вадим остановился на обочине, сунул руки в карманы. Приходилось торчать штыком – с автоматом под одеждой особо не посутулишься. Из-за скалы на севере показалась очередная громоздкая фура, неторопливо пыхтела, объезжая ухабы. Водитель проигнорировал поднятую руку, надменно глянул на «автостопщика» со своей верхотуры. В обратном направлении проследовал юркий внедорожник, гремящий, как колесница. Вадим не успел среагировать. Вынул тысячную купюру из полиэтиленового пакета, поместил ее между пальцев, чтобы водители не ошиблись. Люди говорили, что с инфляцией в стране все в порядке, и за десять лет магическое очарование данной купюры резко уменьшилось. Но все равно она представлялась не таким уж бледным денежным знаком, чтобы не остановить машину. Из-за северной скалы выбрался потрепанный «народный» универсал со значком «Тойоты» на капоте, устремился навстречу. В салоне сидел один водитель – то, что надо. Вадим невольно покосился на камень за спиной и поднял руку с денежным знаком.

И тут же опустил. Тревожно екнуло сердце… Из-за той же скалы выбрался громоздкий армейский «Урал» с задраенным кузовом.

Сердце завелось, забилось, как ошпаренное. Водитель универсала хотел остановиться, но растерялся, обнаружив, что человек на обочине уже не голосует. На всякий случай он сбросил скорость и медленно проехал мимо. Голова водителя поворачивалась по мере следования мимо небритого мужчины. Возможно, Вадим допустил ошибку, нужно было тупо тормозить универсал. Но замешательство переросло в оцепенение, машина проехала мимо. Приближался «Урал», уже читалась ушастая физиономии водителя, каменный лик сидящего рядом офицера. Он шел по намеченному маршруту, и одинокие штатские воякам были неинтересны, но Вадима пригвоздило к земле.

– Плата, ну, ты даешь… – шипел из-за камня Кот. – Заморозило там тебя, или чо?

Плохо дышалось, и все же он сподобился на добродушную улыбку, когда машина проезжала мимо. Чего она еле тащится? Офицер равнодушно скользнул по нему взглядом, а водиле и вовсе до пеших не было дела… «Урал» уже проехал, хлынул пот со лба. Он облегченно перевел дыхание. И вдруг сработали тормоза, и громоздкий грузовик начал останавливаться. Заскрипели борта, заныли расхлябанные рессоры. Час от часу не легче… Вадим предпочел не оборачиваться, медленно двинулся по своей обочине, нащупывая автомат. Пот катился по лицу. Какого черта они остановились? Тут даже укрыться толком негде!

– Эй, мужик! – послышалось за спиной.

Вадим понимал, что надо обернуться. Из «мужиков» в этой местности только он, за исключением Кота за камнем. Но вряд ли данный позыв адресовался Коту. Он медленно повернулся, изобразив крайнюю степень удивления. Из кабины «Урала» высовывалась ушастая рожица шофера. Юный паренек, обычный «годичник». С тех пор как в армию стали призывать на год, боеспособность вооруженных сил, видимо, шагнула в заоблачные высоты. Водила яростно махал рукой.

– Эй, мужик, иди сюда!

– Я? – изумился Вадим.

– Нет, бабушка моя! Сюда иди, говорю! Что неясно?!

Отогнулся тент над задним бортом, высунулись любопытствующие физиономии солдат доблестных внутренних войск…

А далее все понятно. Щелкнуло под черепом у офицера. Имелась ориентировка на беглых заключенных. Полагали, что пойдут толпой, но что им мешает разделиться, раздобыть другую одежду. Не факт, что этот парень, имеющий смутное сходство с фото, из той компании, но разве трудно проверить?

Вадим попятился и вдруг сорвался и понесся по диагонали к скалам. И сразу суматоха воцарилась за спиной, загалдели солдаты, хлопнула дверца, офицер вышел из кабины, выкрикивая четкие и понятные команды. Посыпалась солдатня на землю! Захлопали выстрелы, а Вадим уже катился за единственный камень на всем обозримом пространстве. От дороги он ушел, до скал еще далеко, надо же так попасть! Он распластался за сомнительной шишкой, перевернулся на спину, передернул затвор. Дьявол, с мальчишками воевать?! А по камню уже стучали пули, вырывали землю с клочками дерна, рикошетили и выли. Он высунулся, солдат было не меньше дюжины, они уже растягивались в цепь на обочине, палили короткими очередями. Пронзительно взревел проезжающий мимо ржавый пикап, водитель со страха слетел в обочину, машина виляла, уносясь в «поля». Перебежали несколько солдат. Поднялась целая кучка, ведомая ревом офицера. Вадим ударил над головами. Не убивать же этих молокососов! И едва успел закатиться за камень, когда на него обрушился град свинца. Солдаты перебегали под прикрытием огня. Через минуту прибудут, и останутся от Вадима Платова рожки да ножки!

– Плата, тикай, прикрываю!!! – внезапно проревел знакомый голос. И над камнем в стороне воздвиглась кряжистая фигура.

Кот ударил солдатам во фланг, плотно, поливал, как из шланга, не щадя патронов. В рядах противника вспыхнуло замешательство, такого свинства не ожидали. Упали несколько солдат, остальные залегли, кто-то бросился обратно, обуянный страхом. Вадим ужаснулся, что он делает, бьет на поражение! А как еще выжить… Эх, грехи наши тяжкие… Он подлетел, помчался, пригибая голову, к скалам. Воякам было не до него. Вдогонку прогремела лишь пара беспорядочных очередей. Он влетел в просвет между глыбами, сильно удивляясь, что еще жив. Рухнул за какую-то плиту – в ней имелась подходящая выемка под амбразуру. Кот уже не стрелял, корячился за своим камнем, плевался от злости, дергая заклинивший затвор. Вроде справился, бывает, и на «калашникова» бывает проруха, вставил новый магазин. А солдаты уже поднимались, поливая камень, за которым он сидел, – страх разъедал молодые лица, чертыхался офицер, подвернувший ногу.

– Плата, прикрывай! – вскричал в отчаянии Кот. И Вадим открыл беглый огонь! Он еще не расстался со своими «гуманистическими» убеждениями, старался не бить по корпусу, брал ниже по земле, в крайнем случае по ногам. И снова откатилась волна, разбегались, залегали бойцы, впустую разорялся офицер, стращал трибуналом, дисциплинарным батальоном. Кончился магазин, Вадим вколотил новый, стал лупить без пауз. Раскисшая земля взрывалась фонтанами, стонал какой-то солдатик, жалуясь на простреленную ногу. А Кот уже мчался зигзагами, сделав сосредоточенную мину. Откуда ни возьмись объявился второй «Урал», загородил дорогу – с него слетала публика посерьезнее, уже не такая сопливая, с ходу открывала огонь. Но Кот уже нырял за камень, физиономия раскраснелась, он криво усмехался – и чему можно радоваться в этой жизни?