Текст книги "Кремлевские войны"

Автор книги: Кирилл Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Надо было срочно начать ответные действия. И начать их следовало со звонка Ковальчуку.

Юрий Германович Ковальчук был отставным полковником КГБ. В ведомстве Тарасова он занимал такой же пост, как и арестованный Алмазов – референта. Фактически же он ведал не только охраной вице-премьера, но и возглавлял его собственную службу безопасности и контрразведки. Конечно, в сугубо мирном ведомстве, которым руководил Тарасов, подобная структура не полагалась. Но так уж случилось, что подобные структуры – под разными названиями – имелись практически во всех ведомствах, а также во всех крупных коммерческих организациях. В российском государстве, основанном в значительной мере на неформальных связях и живущем под властью силовиков, без силовых структур было никак нельзя.

Конечно, всегда существовало подозрение, что отставной чекист будет работать не на чуждого ему по духу нанимателя (как бы щедро тот ни платил), а на старых друзей и начальников. Алексей Константинович такую опасность предвидел. Пару раз после приема Ковальчука на работу он его незаметно проверил, подбрасывая ему «дезы», представлявшие значительный интерес для «рыцарей плаща и кинжала», и потом внимательно следя – всплывет эта информация в соответствующих кругах или не всплывет? Не всплыла. И Тарасов решил, что начальнику службы безопасности – разумеется, в ограниченных пределах – можно доверять.

Конечно, Ковальчук уже должен был все знать об аресте тарасовского помощника – иначе он был бы никудышным работником.

Алексей Константинович нашел номер «безопасного» референта. Тот ответил сразу, словно сидел с телефоном в руке. Тарасов поздоровался и осведомился, знает ли Юрий Германович об аресте Алмазова.

– К сожалению, мне об этом доложили уже ночью, – услышал он тихий и словно бы слегка свистящий голос полковника, – и я не хотел вас беспокоить.

– Расскажите, что вам известно, – потребовал Тарасов. – Кто его арестовал? По какому обвинению? Где содержат?

– Егор Борисович задержан, а не арестован, – отвечал Ковальчук. – Задержан для предъявления обвинения и избрания меры пресечения. Однако обвинение, как мне сообщили, уже готово, и мера пресечения избрана – арест. Обвиняют его в хищении чужого имущества в особо крупном размере путем мошенничества. Задержание проводила оперативная группа Следственного комитета. Фамилию следователя, который будет вести дело, я пока не знаю. Как только узнаю, сразу вам доложу. Содержат его в изоляторе в Мневниках.

– Что за «хищение в особо крупном размере»? О чем идет речь?

– Как мне доложили, – рассказывал своим свистящим голосом отставной чекист, – в обвинении речь идет о том, что Егор Алмазов, пользуясь служебным положением, создал некий фонд, куда поступали неучтенные средства. Якобы на счету этого фонда скопилось уже свыше миллиарда рублей. И он ими бесконтрольно распоряжался. Уже проведен обыск в его квартире, а сегодня следователь пожалует и к нам, будет проводить обыск в кабинете Алмазова. Я, конечно, буду при этом присутствовать.

– Вот как… – медленно произнес вице-премьер. И затем, уже прежним решительным тоном сказал: – Пожалуйста, все время держите меня в курсе дела. Как только появится новая информация по Алмазову, немедленно сообщайте.

– Вас понял, – ответил Ковальчук.

Алексей Константинович сделал еще один звонок – известному адвокату Борису Бортнику, с которым давно и успешно сотрудничал. Тот защищал (сам или через своих помощников) интересы подчиненных Алексея Константиновича, если те вдруг попадали в поле зрения правоохранительных органов. Вице-премьер проинформировал юриста о случившемся, попросил уделить делу Алмазова максимальное внимание, как можно скорее связаться с задержанным, поддержать его. И, разумеется, узнать детали предъявленного ему обвинения. Бортник обещал сделать все возможное.

Выключив телефон, Алексей Константинович опустился в кресло и задумался. За окном ветер колыхал кусты роз, обрамляющие лужайку, в центре которой рос огромный старый дуб. Тарасов любил смотреть на этот дуб: это помогало ему сконцентрироваться.

Итак, первые необходимые шаги сделаны. Что дальше? Дальше было только одно: выходить непосредственно на главу Следственного комитета Павла Быстрова и выяснять, где собака зарыта. То есть совершенно не интересно, кому именно в Комитете пришло в голову посчитать созданный при министерстве фонд частной лавочкой, куда Алмазов сливает незаконно полученные доходы. Какую фамилию носит этот идиот, Тарасова, разумеется, не интересовало. Важно было знать, кто и почему решил дать ход его рвению. Сам по себе Быстров этого сделать не мог. Если бы это сделал он сам, по собственной инициативе, это означало бы, что позиции Алексея Константиновича на самом верху в самом деле серьезно пошатнулись – тут комментаторы из «CNN» были правы. Вице-премьер надеялся, что этого пока не произошло. Хотя, конечно, всякое могло случиться. На самой верхушке российской власти, где находился Алексей Константинович и люди, ему подобные, погода менялась чаще, чем в любом подверженном капризам атмосферных фронтов регионе.

Если все же исходить из того, что худшего не случилось и позиции Алексея Константиновича пока прочны, следует сделать вывод, что главу Следственного комитета кто-то подтолкнул. Вопрос: кто? Мог ли это сделать Генеральный прокурор Петров? По своему характеру, по постоянному желанию насолить главе экономического блока, конечно, мог. Но одного его влияния недостаточно. И если вдруг это сделал действительно Петров, тогда дело не так плохо. С Петровым вице-премьер мог справиться – для этого достаточно было призвать на помощь министра внутренних дел Белозерского и кого-нибудь из вице-премьеров, с кем Тарасов находился в союзнических отношениях.

Хуже, если инициатива ареста Алмазова исходила от ФСБ или от кого-то из администрации Самого. Вот тут связей Алексея Константиновича было недостаточно. Тут надо было выходить на главу администрации президента Александра Салтанова или… или на Самого. Вот этого последнего варианта Тарасов хотел избежать. Выходить на главу государства следовало лишь в самых крайних случаях, тщательно продумав весь ход этой акции и ее возможные последствия. А пока необходимость в таком шаге не назрела, лучше об этом не думать. «Хотя, – сказал себе Тарасов, – если понадобится, я дойду и до Самого. Чтобы выручить Егора – дойду».

Глава 9 Веселый человек

Следователь по особо важным делам Андрей Юрьевич Мечников был человек необычный. Очень своеобразный был человек. Ему было тесно в рамках своей профессии, и он постоянно искал какого-то дополнительного выхода кипевшей в нем энергии. Перепробовал множество дел: катался на горных лыжах (причем вне трасс, среди скал), сплавлялся по горным рекам на каноэ, участвовал в боях без правил, некоторое время был стритрейсером – участвовал на своей «Ямахе» в гонках по ночной Москве. А в последнее время Андрей Юрьевич занялся совсем новым для себя делом: в ночном клубе «Призрачный гонщик» (куда он ходил уже несколько лет) взялся работать диджеем. И это занятие его увлекло. Ему нравилось «рулить» музыкой, а с ней – и настроением посетителей. Так что в последние два месяца следователь Мечников днем допрашивал подозреваемых, негодяев разного калибра, а по ночам менял звуковые дорожки, плавал в волнах панк-рока или попсы; в общем, обслуживал тех же негодяев (а кто еще в ночные клубы ходит?). Случалось, усиливал кайф, покуривая понемногу травку. А почему бы и нет? Все в жизни надо попробовать.

И в личной жизни Андрей Юрьевич не шел проторенной дорогой. Жениться не спешил – к чему? Успеется. Подбирал подходящих девушек – там же, в клубе, или на сходках байкеров, или на художественных выставках, да где угодно. Привозил в свой загородный дом и там устраивал то, что называл «сессиями». В доме у Мечникова имелись разные приспособления: цепи на стенах, станки, колодки. Раздев очередную подругу, Андрей Юрьевич заковывал ее в кандалы и затем устраивал с ней различные развлечения. Например, сек – не до крови, но чувствительно. И весь процесс (включая дальнейшую близость) снимал на фото и видео. А потом особо выразительные фотки подбрасывал в места, где девушка должна была их обнаружить. Могла она обнаружить, а могли и ее подруги и знакомые. Тут был элемент игры, риска, который Мечников особенно любил. Он просто обожал наблюдать за выражением лица очередной жертвы, обнаружившей на столике в кафе или у себя в сумочке увлекательный снимок. Это зрелище доставляло ему истинное наслаждение.

В общем, Андрей Юрьевич был веселый человек. И при этом, как ни странно, был на работе на отличном счету. Преступления расследовал быстро, будто играючи, дела оформлял добротно, прочно – в судах они редко разваливались. Сам про себя Мечников понимал, что он – многосторонняя личность. Человек эпохи Возрождения. Много у него талантов, много ипостасей. И одна грань его личности поддерживает и дополняет другую.

Иногда он размышлял о том, в какую эпоху ему жилось бы лучше всего. Ну, в ту же эпоху Возрождения, будучи каким-нибудь итальянским князем или хотя бы бароном, – это понятно. Он бы покровительствовал искусствам, собрал бы у себя при дворе художников, музыкантов. Глядишь, Леонардо бы пригласил или еще кого нового, неизвестного открыл. Сам бы музицировал, а в промежутках – отравлял соперников, вел войны… Или еще во Франции во времена Великой революции, когда события следовали одно за другим, менялась власть, летели головы и можно было сделать головокружительную карьеру.

Но больше всего привлекали Мечникова тридцатые годы, сталинская эпоха. И страна родная, и профессию не надо менять. Он стал бы тем же, кем был сейчас – следователем, только не Следственного комитета, а НКВД. Вот тут бы он развернулся! Допрашивал бы всяких Каменевых и Тухачевских, собственноручно выводил их в расход… Вот этого ощущения – что ты прерываешь чью-то жизнь – Мечников еще не испытывал. А хотелось. Конечно, это было опасное время, можно было и самому голову потерять, это он знал. Но это и привлекало! Постоянный риск, жизнь на грани… Игра с чужими жизнями, особый пряный аромат эпохи… Замечательно!

Впрочем, и окружавшая Мечникова реальность давала возможности развернуться, хотя и не такие широкие. Так что он, в общем, был доволен жизнью.

Когда капитана юстиции Мечникова вызвал глава Следственного комитета Быстров и поручил ему дело Егора Алмазова, Андрей Юрьевич поначалу не оценил свалившейся на него удачи. Ну дело и дело. Очередной «офисный хомячок» попался. Что там у него – взятка? Ах нет, не взятка – присвоение чужого имущества путем мошенничества. Тоже штука нередкая. Ничего особенного.

Но уже спустя несколько минут, когда у себя в кабинете Мечников вник в подробности алмазовского дела, он возликовал. Референт Тарасова! Да не простой, а особо приближенный, пользующийся доверием шефа! И обвиняется не просто в мошенничестве, а в создании – причем по распоряжению самого Тарасова! – некоего фонда, куда сливались незаконно полученные доходы. И – особо привлекательная деталь – откуда доходы? От деятельности фирмы под названием «ННН»! То есть получалась преступная группа, объединяющая знаменитого вице-премьера со столь же знаменитым авантюристом и мошенником Николовым. А скромный референт Алмазов выполнял роль связующего звена. Тут можно было выстроить замечательную конструкцию, создать истинный шедевр следовательского искусства.

Правда, глава Комитета предупредил, что Тарасов будет всеми силами отстаивать своего протеже, скорее всего, подключит знаменитого адвоката Бортника. Ну и что такого? Так даже интереснее. Поборемся и со знаменитым адвокатом, посмотрим, кто кого.

Кроме того, шеф проинформировал, что работать придется в паре с полицейским следователем, ведущим дело Николова. А этот следователь, некий Ермолаев – страшный зануда. Шеф кратко его охарактеризовал: идейный борец с преступностью, живет на одну зарплату, упрям, неуправляем, компромиссов не признает… Проще было бы, конечно, отнять у него николовское дело и передать его к ним же, в Комитет. Но этого шеф делать почему-то не хотел – видимо, было какая-то договоренность с кем-то в руководстве МВД.

Ну что ж, в паре так в паре. Этого Мечников тоже не боялся. Сталкивался он уже с принципиальными (зверь редкий, но встречается), знал к ним подход. Тут главное – ни в коем случае не высказать ни малейшего пренебрежения, какой-то насмешки, они этого не терпят. Наоборот – надо всячески подчеркивать свое уважение к собеседнику, указывать на особый характер выполняемой совместной работы. В общем, штука не такая уж сложная.

Мечников выяснил, где находится высокопринципиальный следователь. Думал, он где-то в Сибири, где вовсю развернул свою деятельность создатель «ННН». Оказалось – нет, в Москве. Как сообщил Мечникову информированный человек в МВД, Ермолаев вызван к начальству для того, чтобы сдать дело Николова.

Мечников был озадачен. Переспросил своего собеседника: на самом деле сдать? Ермолаевым недовольны? Хотят заменить на другого следователя?

Информатор объяснил: дело в другом. О замене речь не идет. Просто с самого верха полицейской пирамиды, от самого министра Белозерского поступила команда: дело против Николова закрыть. Вот начальник Ермолаева это указание и выполняет.

Мечников поблагодарил информатора, положил трубку, прошелся по кабинету. Дело оказывалось более сложным и интригующим, чем казалось с первого взгляда. Политическое, можно сказать, было дело. Вокруг Николова, его денег, созданного на эти деньги фонда, столкнулись интересы очень высокопоставленных лиц. Тут была игра, был риск!

Теперь Мечников испытывал не просто подъем, как обычно в начале расследования, а настоящее возбуждение. Ставки в этой игре были очень высоки! Если угадаешь, куда дует ветер, – можешь сразу вознестись на несколько ступенек карьерной лестницы. Если твой выбор окажется неверным – задвинут куда подальше, а то и вообще из Комитета вытурят.

Не то чтобы Андрей Юрьевич мечтал сделать блестящую карьеру, занять высокий пост или страшился наказания – нет. Но он совершенно не хотел оказаться в числе проигравших. Проигравшие вызывают жалость, иногда сочувствие. Но оба эти чувства были совершенно чужды следователю Мечникову. Он, как писал поэт-фронтовик Семен Гудзенко, сам никого не жалел и не хотел, чтобы его самого жалели (Мечников любил цитировать эти строчки, слегка их перевирая). Его привлекала удача – удача сама по себе.

Итак, прежде чем начинать какие-то действия, следовало пораскинуть мозгами. Что мы имеем, каков расклад? С одной стороны, вице-премьер Тарасов и, видимо, министр внутренних дел Белозерский. Возможно, у них есть и другие союзники. Чего они добиваются? Проще всего предположить, что банального обогащения. Метод подходящий: договориться с мошенником Николовым, дать ему «зеленый свет», а он за это будет платить своим покровителям, перечисляя деньги на специально созданный счет.

Версия привлекательная, но, возможно, неправильная. О Тарасове имеется мнение, будто он, что называется, «не берет». Живет он, конечно, не только на заплату – широко живет. Но ведь вице-премьер для этого имеет и другие законные источники дохода, помимо зарплаты: то и дело разные бонусы получает, премии. Кроме того, у него, насколько известно, имеются законно приобретенные акции. Так что он может и в самом деле не нуждаться в деньгах в банальном смысле слова.

Однако совсем не нуждаться в средствах даже такой человек не может. Ему ведь надо осуществлять различные проекты, поддерживать нужных ему людей… Вот, скажем, про Тарасова говорят, что он дружит с некоторыми деятелями несистемной оппозиции и финансирует их акции, а также ряд оппозиционных изданий. Так сказать, не держит все яйца в одной корзине. Пошатнется существующая власть – а у него и на другой стороне друзья имеются, и снова Тарасов окажется при деле. Так вот на эту помощь, на политику деньги-то нужны? Нужны. И деньги немалые. Поддержка одной какой-нибудь газеты стоит несколько миллионов в год.

А что касается Белозерского, то к нему можно применить те же самые рассуждения. Он тоже вроде бы деньги в конвертах ни от кого не получает, но может нуждаться в средствах для реализации различных планов, для поддержки нужных людей. И потом, Тарасов мог привлечь его к своей «игре в оппозиционеров».

А что мы знаем про противоположный лагерь? Тут все яснее и понятнее. Глава Следственного комитета Павел Федорович Быстров и Генеральный прокурор Геннадий Илларионович Петров относились к типу людей, составлявших большинство в нынешней власти. Свои должности они рассматривали как разновидность коммерческого предприятия – ну, скажем, нефтяной или газовой компании или торговой сети – и делали все для того, чтобы это предприятие приносило как можно больший доход. И в силу этого положения они, с одной стороны, были антагонистами, поскольку паслись на одном поле, и прибавка у одного означала убыток у другого. Ведь, как известно, Комитет не так давно был выделен из прокуратуры и тем самым существенно уменьшил доходы Генерального прокурора. Но, с другой стороны, они крайне негативно относились ко всякого рода либералам и высоколобым интеллектуалам, к числу которых принадлежал и Тарасов. Эти интеллектуалы, дай им волю, могли существенно уменьшить размер поступлений в их семейный бюджет. А потому их было необходимо устранить.

И снова вставал вопрос: на чьей стороне будет победа? Кто одержит верх? Ответ такой: на чью сторону встанет Сам. А глава государства (как понимал его линию следователь Мечников) стремился поддерживать в своем окружении баланс, чтобы приближенные постоянно грызлись и интриговали друг против друга – разумеется, не переходя при этом определенную черту. Но в конечном счете он был на стороне людей, подобных мечниковскому начальнику. Он ведь и сам был такой же. Так что его симпатии в этом конфликте были ясны. И, возможно, игра, затеянная против Тарасова, была начата с его молчаливого согласия. А раз так, то и думать больше нечего.

Придя к такому выводу, Андрей Юрьевич набрал телефон своего коллеги Ермолаева. А когда тот откликнулся, произнес:

– Олег Николаевич! Добрый день! С вами говорит следователь Следственного комитета Мечников Андрей Юрьевич. Мне тут поручили вести дело одного чиновника. Он обвиняется в том, что создал фонд, в который поступали деньги из средств, собранных Николовым у населения. То есть налицо преступный сговор. А вы, как мне сообщили, расследуете дело Николова. Вот я подумал, что нам надо бы координировать свои усилия и работать вместе.

– Конечно! – горячо поддержал его собеседник. – Это очень хорошо, что вы этого мошенника задержали. Если вам будут нужны какие-то сведения о деятельности Николова, я вам их обязательно дам. Но тут, понимаете, такое положение… само дело Николова, кажется, будет закрыто. Мне это прямо не говорят, но работать фактически не дают. Дело Николова у меня забрали, из Москвы не отпускают…

– Я в курсе, Олег Николаевич, – отвечал ему Мечников голосом, исполненным сочувствия. – Мне называли людей, которые хотят замять это дело и увести преступников от ответственности. Но мы с вами этого сделать не дадим, верно? Если на Николова нельзя будет выйти прямо – выйдем на него через этого Алмазова, которого мы задержали. Поможете?

– Конечно, помогу, о чем разговор! – воскликнул Ермолаев. – Я же сказал – любые сведения, любые данные! Я тут у себя сохранил… кое-какие материалы. Так что смогу поделиться.

– А если у вас что-то новое появится, чего еще в деле нет? – спросил Мечников.

– Если будет что-то существенное, я немедленно вам сообщу, – заверил его собеседник.

– Вы ведь Николова объявили в розыск? – уточнил Мечников.

– Да, объявил, – с гордостью ответил Ермолаев.

– Вот и отлично, – заключил Мечников. – Один в розыске, другой уже у нас под стражей сидит. И мы с вами добьемся, что оба в итоге получат хорошие сроки!

– Добьемся, Андрей Юрьевич! – заверил его Ермолаев.

На этой высокой ноте разговор двух следователей завершился. Мечников остался им совершенно доволен. Он был уверен, что полиция – рано или поздно – сможет отыскать скрывшегося основателя финансовых пирамид. И не таких людей разыскивали. А Николов – человек видный, ему спрятаться будет трудно. И тогда он фактически сможет объединить оба дела – Алмазова и Николова – у себя. А Ермолаев из принципиальных соображений будет подбрасывать ему необходимые данные, которые получит от своих осведомителей. В итоге вся слава достанется Мечникову, а Ермолаев не только ничего не получит, но, глядишь, еще и из органов вылетит.

Таким образом, все предварительные действия были сделаны, и можно было готовиться к первому допросу референта. Собственно, не к допросу – Мечников понимал, что от проведенного по всем канонам в присутствии многоопытного адвоката Бортника допроса толку будет мало, – а к некоему действу, не поместившемуся в Уголовно-процессуальный кодекс. Лучше всего назвать это действо беседой. Да, именно беседой. Два умных, опытных человека, объединенных общей заботой – благом Отечества, будут беседовать о том, как это благо обеспечить. Никакой протокол при таком разговоре, конечно, не составляется. И адвокат при нем не присутствует, что чрезвычайно удобно.

Теперь следовало изучить все имеющиеся данные о будущем собеседнике, узнать о нем как можно больше. И Мечников включил компьютер и принялся прилежно листать страницы Интернета. Кроме того, он внимательно изучил те несколько листков, которые были составлены оперативной группой, проводившей задержание, – это пока были единственные материалы, имевшиеся в деле Алмазова.

Спустя два часа упорной работы можно было подводить итоги. Андрей Юрьевич составил достаточно полное представление о личности человека, с которым ему предстояло иметь дело. Из всего узнанного Мечников выделил три момента, характеризующих личность тарасовского референта.

Во-первых, явно выраженная склонность к логическому мышлению. Это качество очень важно в работе с подследственным: оно не позволит ему уверенно нести заведомую чушь. Если он и будет врать, то обязательно постарается придать этому вранью логический характер. И на этом его можно будет поймать.

Во-вторых, повышенное самолюбие. Субъект, наделенный этим качеством, не склонен признавать свои ошибки, тем более явные ляпы.

А третьим ценным качеством Алмазова являлась его привязанность к девушке Насте. В донесениях охранников изолятора содержалось упоминание о том, что задержанный каждый день справлялся о судьбе своей подруги, очень о ней беспокоился.

Это хорошо, что он беспокоится. Вот с этого беспокойства следователь Мечников и решил начать свою игру.

Он еще раз продумал весь ход предстоящего разговора, после чего приказал подчиненным срочно изготовить некое подобие следственного дела, где на первой странице красовалась бы фотография Анастасии Веретенниковой. Когда «кукла» была готова, он выложил ее на стол и приказал доставить задержанного.

Егор Алмазов произвел на Мечникова именно то впечатление, которого он ожидал. Встревожен, растерян, готов защищаться… Отлично, пусть защищается.

– Садитесь, Егор Борисович, – сказал ему Мечников. – Хочу предупредить – у нас с вами сегодня не допрос, а предварительное знакомство. И есть еще одна чисто формальная процедура, которую необходимо выполнить. Поэтому я и не стал беспокоить вашего адвоката. Вы, наверное, уже в курсе, что ваши интересы вызвался защищать Борис Львович Бортник?

– Нет, я не знал… – отвечал задержанный. – Что ж, он хороший адвокат…

– Отличный, просто отличный! – поправил его следователь. – Но сегодня его присутствие не обязательно. Впрочем, если вы настаиваете…

– Нет, зачем же, – пожал плечами чиновник. – Если вы говорите, что это не допрос…

Все развивалось так, как надо. Андрей Юрьевич реализовывал стратегию допроса, которая предусматривает установление между следователем и арестованным доверительных отношений. Будучи успешно примененной, такая стратегия позволяла добиться поразительных результатов. И никаких недозволенных методов, заметьте!

– Нет, это не допрос, – объяснил он еще раз. – Я просто хотел выполнить одну формальность. Понимаете, необходимо, чтобы вы подтвердили, что ваша знакомая, задержанная вместе с вами Анастасия… как ее…

– Веретенникова, – подсказал Алмазов.

– Ах да, Веретенникова, – кивнул следователь. – Да что я – вот же ее дело лежит!

И он толкнул к задержанному пухлый том с фотографией на раскрытой странице.

– Да, надо, чтобы вы подтвердили, что ваша знакомая не имеет никакого отношения к созданию некоего фонда, в чем мы вас обвиняем. Как только вы это подтвердите, мы ее сразу отпустим.

На самом деле Настю отпустили из «обезьянника» еще вчера, после двух дней пребывания в общей камере с наркоманками и уличными проститутками. Отпустили, потому что обвинить ее было решительно не в чем. Ну а если ей после этого опыта пребывания в ИВС придется долго лечиться – это уже не вина следователя Мечникова.

– Настя?! – воскликнул задержанный референт. – Конечно, она ни при чем! Она знать ни о чем не знала! Я ее никогда не посвящал в подробности своей работы!

– То есть вообще о работе с ней не говорили? – удивился следователь.

– Нет, говорил, конечно, – поправился Алмазов. – Но не такое… Какие-нибудь забавные случаи, что-то интересное…

– Не такое секретное, вы хотите сказать? – уточнил Андрей Юрьевич. – Не такое дело, о котором знали только вы и ваш шеф Алексей Константинович Тарасов?

– А при чем здесь Тарасов? – возразил референт.

– То есть вы хотите сказать, что вы в одиночку задумали создать фонд, в который будут поступать средства от организации «ННН», и в одиночку собирались пользоваться этими средствами? – спросил Мечников.

Самым невинным тоном спросил, как о каком-то пустяке. Но подследственный, будучи человеком умным, конечно, понял, какую ловушку содержит этот вопрос, и ответил так:

– Вы же сказали, что у нас сегодня не допрос, а как бы собеседование. Что вы только о Насте хотите поговорить. А сами вон что спрашиваете.

– Прошу прощения! – Мечников прижал руки к груди. – Я действительно как-то не подумал… Я ведь действительно только о вашей Насте! Значит, она тут ни при чем и ее можно отпустить?

– Да, она совсем ни при чем, – повторил задержанный.

– Что ж, если так… – Мечников изобразил некоторые колебания, затем махнул рукой. – Хорошо, вы меня убедили. Вот, смотрите: я подписываю решение об освобождении гражданки Веретенниковой из-под стражи.

И подписал какую-то бумажку.

– Вы удовлетворены? – спросил.

– Огромное вам спасибо! – ответил на это Алмазов.

Кажется, он был действительно тронут. Что ж…

– Вот видите, – наставительно заметил ему Мечников. – Не надо принимать нас здесь за каких-то монстров. Мы хотим того же, чего, я верю, хотели и вы – блага нашей Родины. И я вполне допускаю, что созданный вами фонд аккумулировал средства именно для этих целей.

– Вы правильно догадались! – воскликнул задержанный. – Совершенно правильно! Фонд был создан для смягчения последствий возможного кризиса в экономике!

– Вот как? – заинтересовался Андрей Юрьевич. – И каким же образом это должно было происходить?

– Понимаете, – принялся объяснять Алмазов, – в случае кризиса возникнет потребность в средствах, которые можно оперативно направлять на разрешение разного рода чрезвычайных ситуаций. Как экономических, так и социальных. Например, проблемы моногородов. И Алексей… в общем, возникло мнение, что…

И он продолжал объяснять, как должен был действовать фонд, какие предполагалось использовать при этом механизмы. Он старательно избегал всяких упоминаний о своем руководителе, вообще о каких-то людях. Однако следователь Мечников отметил и оговорку насчет «Алексея», и последовавшее упоминание некоего совещания. Все это должно было впоследствии пригодиться и стать основой обвинения.

Веселый человек Андрей Юрьевич Мечников начинал свою новую интересную игру.

Глава 10 Веселая вдова

Вера Хохлова сделала все дела по хозяйству: покормила кур, пса Трезора, поставила варить борщ на обед – и после этого решила заняться собой. Села к зеркалу, открыла баночку с тушью, окунула кисточку – и начала вырисовывать ресницу за ресницей. Потом брови подвела, специальный крем вокруг глаз втерла. Посмотрела и так и этак – ничего получилось. Очень даже ничего. Для своих сорока двух лет Вера выглядела весьма неплохо. На улице, когда идет, многие мужчины оглядываются. Не все, конечно, но многие.

Вот лет 15–20 назад все поголовно оглядывались, включая дряхлых старцев. Тогда Вера слыла в городе Белгороде и его окрестностях первой красавицей. Какая у нее грудь была, какие бедра! А лицо! Многие хотели испить из этого источника, окунуться в сияние Вериной красоты. Но Вера Хохлова была девушка разборчивая, строгая, вольностей с собой не позволяла.

Сейчас, конечно, не то. Вон морщинки возле глаз пошли, и на лбу складочка, и на шее тоже. Вера за собой следит, правильно питается, каждый день массаж делает – а все равно годы не спрячешь. Правда, ее возраст ей никто не дает. Говорят: «Вот идет женщина за тридцать». Что ж, и это неплохо.

Опускаться, махать на себя рукой, как некоторые ее сверстницы, Вера ни в коем случае не собирается. Вон взять хотя бы Лиду, с которой за одной партой сидели. Поглядеть – старуха старухой. А ведь какая красавица была, как за ней ухаживали! А теперь ничего не осталось. А почему? Потому что женщина поставила на себе крест. Решила, что раз она замужем и дети уже большие, то о привлекательности можно и не думать.

Но как же об этом можно не думать? Тогда мужики тебя просто замечать перестанут. Будут смотреть как на пустое место. Вот и на Лидку муж так же смотрит. И все по сторонам оглядывается. Та не замечает, а Вере со стороны видно. Уж она подруге внушала-внушала – а все без толку. Это уж от внутренней установки зависит. Нет нужной установки – и все аргументы, даже самые ясные, отскакивать будут.

Этому правильному подходу к жизни – насчет внутренней установки, что от нее все зависит, и насчет того, что жизнь и в сорок лет не кончается, и даже в пятьдесят – ее один замечательный человек научил. Свела ее с ним судьба шестнадцать… нет, уже семнадцать лет назад. А потом развела. Но от этой встречи многое осталось. И приятные воспоминания, и уважение к себе – вот какого человека сумела заполучить, – и сыночек Костя. И еще деньги остались – не то чтобы очень большие, но приличные. Благодаря им Вера и смогла сына поднять, одеть-обуть. Правда, одной воспитывать мальчика трудно, можно все испортить. Поэтому Вера подумала-посоветовалась – и отдала сына в кадетское училище. Так что видится с ним только на выходные да во время каникул. И то не все лето: сейчас, например, сын в спортивном лагере находится, легкой атлетикой там занимается. Тренер говорит, что прыжки с шестом у него замечательно получаются. «Новый Бубка, – говорит, – растет». И Вера очень этим довольна. Может, сын вырастет – мастером спорта станет, чемпионом. Будет по соревнованиям ездить, деньги и славу зарабатывать. А если даже и не станет чемпионом – все равно польза будет. Спортсменов охотнее в вузы принимают, и там, уже в вузе, экзамены легче сдавать. А если в армию попадет – служба совсем другая у него будет.