Текст книги "Кремлевские войны"

– Скажи, ты новости смотрел?

Кунцевич, углубившийся в изучение коммерческого предложения одной из самарских фирм, не сразу расслышал вопрос жены, и Ирине пришлось его повторить. После этого Владимир Яковлевич наконец оторвался от экрана и взглянул на жену, сидевшую слева от него, на кровати. На время пребывания в доме гостей Кунцевич перенес свое рабочее место из гостиной в спальню (собственно кабинета в доме не было, его в проекте не предусмотрели). Работать в гостиной, на глазах у Николова, ему было как-то неудобно.

– Ну смотрел, – ответил Владимир Яковлевич. – Ты про что? Только давай быстро – видишь, я работаю.

– Там про него говорили, – понизив голос, сообщила Ирина. – Про Николова. Что его объявили во всероссийский розыск. И что подписано постановление о его задержании. Слышал?

– Ну слышал, – подтвердил Кунцевич. – Ну и что? Он мне говорил, что его хотят задержать. Но он говорил и кое-что другое, о чем тебе знать не обязательно.

– Меня ваши секреты не интересуют, – заявила Ирина. – Только я хочу сказать, что сегодня утром повторяли вчерашнюю программу «Кремлевский гость». Ты в это время как раз уезжал, не смотрел. И вчера ты ее не видел. Так вот я тебе расскажу, это важно. Там выступал знаешь кто? Сам Игорь Безбородов. И говорил он, между прочим, о том же самом.

– О чем том же? – нехотя буркнул Кунцевич, но прерывать жену не стал.

– О пирамидах – вот о чем. Он сказал, что правительство решило объявить их создателям беспощадную войну. А Николова прямо назвал мошенником. Он так сказал: «А такие мошенники, как небезызвестный Николов, будут осуждены и сядут в тюрьму». И дальше – слушай, слушай! – дальше так сказал: «Вместе с их пособниками». Тебе это ни о чем не говорит?

– А о чем это мне должно говорить? – снова буркнул Кунцевич, всем своим видом показывая, что разговор ему надоел и совершенно не интересен.

– А тем, что это про нас с тобой говорили. Это мы получаемся пособниками. Что, думаешь, они его не найдут? Если очень захотят – если с самого верха такое указание будет, – то обязательно найдут! Окружат наш дом ОМОНом и будут штурмовать! Как каких-то чеченских командиров брали – в прошлом году показывали. И будем мы с тобой сидеть за соучастие.

– Ты все сказала? – сердито спросил Владимир Яковлевич.

– Могу только добавить, – отвечала жена, – что я одному рада: что Игорь с Кириллом с нами не живут. Что их к этому делу не приплели. Но все равно им это может аукнуться. Если захотят поступить жестко – выгонят наших сыновей из вузов. А судя по всему, сейчас хотят как раз подойти жестко.

– А у меня другие сведения! – заявил Кунцевич. – Не знаешь, так не говори! Мало ли чего там Безбородов говорил! Не он один все решает. Там, наверху, какие-то игры идут. Мне Николов по секрету сказал: на его стороне есть серьезные люди. Очень серьезные! И они его в обиду не дадут. И пусть его в розыск объявили. Объявить объявили, а искать по-настоящему не станут. Так что нечего панику разводить. Лучше обедом займись.

– Хорошо, если так, – заявила Ирина. – Я гостям всегда рада. И обед у меня уже готов. Только тут ведь что получается? Одно слово против другого. Николов тебе одно сказал, а Безбородов по телевизору – другое. А слово Безбородова все же потяжелее будет. Вдруг перетянет?

И, не дожидаясь ответа на свой вопрос, ушла. Владимир Яковлевич, проводив глазами спину жены, покачал головой и снова углубился в объявление. Но фразы о выгодах перевозки мебели по всему Поволжью не шли ему на ум. Предостережение, высказанное женой, задело Владимира Яковлевича. И правда: так ли сильны те люди в правительстве, которые готовы помочь его старому другу? И существуют ли такие люди вообще? Не являются ли они плодом выдумки знаменитого авантюриста? Ведь если задуматься: мог ли Николай Николов выдумать всю историю о его поддержке людьми во власти?

Кунцевич поставил перед собой этот вопрос и был вынужден дать однозначный ответ: мог. Очень даже мог. Ведь, если вдуматься, чем были его знаменитые рекламные ролики 90-х годов? Все эти фразы про «Татьяну Ивановну и новые сапоги»? Рассказы о людях, сказочно обогатившихся благодаря «ННН-93»? Приходится признать, что в значительной мере они были основаны на обмане. Точнее, на умалчивании. Никто не говорил доверчивым вкладчикам, что их вклады в «ННН-93» ничем не обеспечены и что желанный выигрыш достанется не всем. Никто им не говорил, что могут быть – нет, обязательно будут! – не только выигравшие, но и проигравшие. И что же: человек, всю свою карьеру построивший на обмане, не может солгать старому другу? Вполне может. И потом: какой Кунцевич ему друг? Давний соратник – это да. Бывший сотрудник его фирмы. Но между соратником и другом – большая дистанция. Друга берегут всегда, а соратника – только до определенного времени. И вообще – могут ли быть друзья у такого человека, как Николов? Кунцевич стал припоминать и понял, что за все время общения с создателем финансовых пирамид никогда не видел рядом с ним людей, которых можно было причислить к друзьям знаменитого авантюриста, и не слышал от него рассказов о таких людях.

А если рассказ о высоких покровителях является выдумкой, тогда положение Николова ничем не обеспечено. И положение самого Кунцевича – тоже. И выходит, что жена во многом права.

Разумеется, Владимир Яковлевич не стал высказывать эти сомнения своему гостю. Ни словом не обмолвился о них ни за обедом, ни за ужином. Но после ужина, когда жена убрала посуду и на столе осталась только бутылка коньяка, сыр и фрукты, Кунцевич завел разговор на интересующую его тему. Упомянул о выступлении Безбородова: дескать, если такой авторитетный, уважаемый человек объявил о начале кампании против строителей пирамид, значит, власть решила заняться ими всерьез.

– Это почему же он авторитетный и уважаемый? – возразил Николов. – Запомни, Вова: среди всех этих мужиков с мигалками нет ни одного, кого бы стоило хоть немножко уважать. Все они клоуны, паразиты. Никто не смог создать собственного дела, сам деньги заработать, вот они и кинулись к кормушке – распределять. Людей, которых бы стоило уважать, вообще мало: может, по всей стране сотня найдется. А уж там, – и он ткнул пальцем в потолок, – их вообще нет.

– Ладно, пусть я неудачно выразился, – согласился Кунцевич. – Пусть он не уважаемый, но… как бы это сказать… при власти. Значит, гонения начнутся? Не дадут вам работать?

– Может, и не дадут, – Николов пожал плечами. – Хотя пока все вроде спокойно. Я тут звоню, связываюсь со всеми отделениями – все пока работают без помех. Это ты, небось, всполошился из-за того, что меня в розыск объявили? – и создатель пирамид проницательно взглянул на хозяина дома.

– Нет, это меня не беспокоит! – ответил Кунцевич. – Вас и в прошлом не раз объявляли, и ничего, обходилось…

– Вот именно: тогда обходилось и сейчас обойдется! – твердо заявил Николов. – Не дрейфь, Вова! Прорвемся!

– Да, в такой момент важно не запаниковать, – сказал Прокофьев, до этого лишь прислушивавшийся к разговору. – Вот, помню, однажды во время сплава по Белой у нас прорвало катамаран…

И он стал рассказывать историю о том, как хладнокровие руководителя группы спасло всех, кто находился на судне. Ирина Кунцевич поддержала гостя, кстати вспомнив историю о том, как у нее на прежней работе (когда еще они не были такими состоятельными людьми и она ходила на работу) во время кризиса 1998 года хозяин фирмы проявил выдержку и сумел удержаться на плаву. Разговор принял новое направление и больше к теме возможного ареста главы «ННН» и краха всего предприятия не возвращался.

…Ночью Прокофьев проснулся от того, что его кто-то тряс. Он приподнял голову и в слабом свете, пробивавшемся с улицы, увидел, что над ним склонился Николов.

– Что случилось? – спросил он.

– Вставай, собирайся, – сказал создатель пирамид. Говорил он еле слышно, почти шепотом. – Мы уезжаем.

– Почему? Что случилось? – удивился Прокофьев. И, озаренный догадкой, спросил: – Вам позвонили, предупредили, что милиция вышла на наш след? Да?

– Никто не звонил, – отвечал Николов. – Просто я понял, что Вовка решил меня сдать. Перепугался и решил донести. Сегодня днем побежит. Но мы его опередим. Собирайся, иди к машине.

– Да, может, вы ошиблись? – возразил Прокофьев. Впрочем, он уже одевался. – Может, ничего такого он не решил? А что о розыске заговорил – так просто беспокоится…

Виктору не хотелось уезжать – ему понравилось в гостеприимном доме Кунцевичей. И банька понравилась, и застолье. И снова пускаться в дорогу ему не хотелось.

– Ничего не просто, – уже сердито зашептал Николов. – Точно знаю – выдаст. У меня интуиция. А она меня никогда не подводила.

– А как же мы выедем? – спросил Прокофьев. – Ворота же закрыты.

– Я знаю, где ключи висят, – успокоил его Николов. – Я их возьму, открою. Ты машину во дворе не заводи. Не будем хозяев беспокоить – пусть спят после трудового дня. Мы ее на руках выкатим. А уже на улице заведем – и поедем.

– И далеко поедем? – спросил Прокофьев.

– Не очень далеко. В Белгород, – отвечал создатель «ННН». – Там у меня верный человек живет. Он точно не выдаст. А если совсем припрет, переберемся на Украину. Русская полиция туда не доберется.

Глава 8 Удар ниже пояса

Егор Борисович Алмазов еще раз сверил цифры, занес их в нужную графу и выключил компьютер. Отличный результат! Просто отличный! Николай Николов, находящийся в розыске, преследуемый, вынужденный скрываться от правоохранительной системы российского государства, не только не прекратил сотрудничество с этим государством, но и увеличил платежи! За последнюю неделю он перечислил на созданный Алмазовым специальный счет свыше двухсот пятидесяти миллионов. Если и дальше дело будет идти такими темпами, то за месяц фирма Николова будет приносить казне миллиард чистого дохода!

Конечно, платежи от фирмы «ННН» увеличились не потому, что Николов вдруг решил больше отдавать государству. Просто дело пошло. По всей стране создаются отделения «ННН», организация насчитывает уже свыше двух миллионов вкладчиков. И это не потолок! Расчеты, проведенные самим Алмазовым, показывали, что при благоприятном стечении обстоятельств в фирму Николова могут вступить до трети населения страны.

Да, интересный человек этот Николов! Егор Борисович припомнил свои впечатления от двух встреч с основателем «ННН», которые имели место в тот период, когда они обговаривали содержание и детали своего соглашения. Человек явно не самой высокой культуры, далеко не силач, не спортсмен – и при этом у правительственного референта осталось впечатление чего-то значительного, мощного. Что называется, человек с биографией. Проницательный взгляд черных глаз, точное понимание сути дела, чувство собеседника… И какая странная жизнь! Иметь в кармане сотни миллионов рублей, держать под своим контролем миллиарды – и при этом постоянно скрываться, жить под угрозой ареста… Видимо, есть в этом образе жизни что-то, какой-то мотив, который притягивает этого человека и доставляет ему удовлетворение, которое другим доставляют, скажем, женщины, или огромное богатство, или известность, или власть… Может быть, это риск? Постоянно кипящий в крови адреналин? Может быть, он рисковый человек? Надо будет поговорить об этом с Настей. Интересно, что она скажет. Настя то и дело высказывает неожиданные, оригинальные соображения, которые самому Егору никогда бы в голову не пришли. Что ж, до их встречи – он взглянул на часы – осталось меньше часа, тогда и поговорят.

Егор Алмазов, несмотря на свой не совсем юный возраст (ему недавно перевалило за тридцать), еще не был женат. Обзаведясь таунхаусом в престижном западном пригороде, он отделал и обставил его в своем вкусе и теперь вел в нем приятную холостяцкую жизнь: приглашал друзей, девушек, устраивал вечеринки. Нет, не банальные пьянки под пиццу и караоке. Вечеринки Егора Алмазова скорее походили на литературные или музыкальные вечера. Среди его гостей бывали художники, музыканты, писатели. Конечно, не самые знаменитые, не Шевчук с Акуниным, но люди уже достаточно известные, входящие в моду. Здесь, в просторной гостиной алмазовского дома, они встречали теплый прием, находили благодарных слушателей, а в лице хозяина – тонкого ценителя всего нового. Многие из гостей даже не догадывались, что хозяин является чиновником и работает в правительстве. Они полагали, что имеют дело с бизнесменом, проявляющим интерес к культуре.

Ошибку алмазовских гостей можно было понять. Референт вице-премьера Тарасова не был типичным чиновником и хорошо это сознавал. Он не ездил на охоту, не присматривался к виллам на юге Франции, не был готов (как огромное большинство его сослуживцев, людей его круга) часами обсуждать выгоды и недостатки той или иной должности и перспективы того или иного карьерного перемещения. Его больше привлекали разговоры, далеко выходящие за рамки его служебных обязанностей, – о новинках культуры, о направлении развития цивилизации… В этом Алмазов походил на своего шефа, Алексея Константиновича Тарасова. Тот ведь тоже не оказывал покровительство каким-то коммерческим структурам, а по каждому важному вопросу имел собственное мнение, иногда расходящееся с мнением начальства. И не случайно среди сотрудников министерства, возглавляемого Тарасовым, можно было найти молодых людей, похожих на Егора Алмазова: образованных, свободно мыслящих, без того стального блеска в глазах, отличающего чиновничью породу всех разновидностей.

Именно это незашоренное, нестандартное мышление и позволяло Алмазову предлагать своему шефу оригинальные идеи, за что Алексей Константинович высоко ценил своего помощника. К одной из таких идей относился и проект с поддержкой организации «ННН».

Алмазов закрыл дверь и направился к выходу из министерства. По дороге он прикрепил к уху кругляш blue-tooth, включил телефон и позвонил Насте: надо было уточнить детали сегодняшнего вечера. Предполагалось, что Егор подберет девушку возле ее офиса (она работала дизайнером в одном из рекламных агентств) и они вместе направятся смотреть новую выставку соц-арта на «Винзаводе». А уже оттуда поедут к Егору на квартиру, где проведут ночь.

Приятный разговор с Настей продлился до самой стоянки, где был припаркован алмазовский «Ситроен» (даже в выборе машины он проявил оригинальность). Выяснилось, что планам молодых людей ничто не мешает, надо было лишь уточнить кое-какие детали, например меню совместного ужина.

Продолжая беседовать с Настей, Алмазов вырулил со стоянки и покатил к площади трех вокзалов, где находился ее офис. Основной час пик уже миновал, пробки были умеренные, и спустя полчаса Егор остановился у тротуара, где виднелась стройная фигурка девушки.

Настя впорхнула в кабину, последовал горячий поцелуй (их связь длилась уже полгода, но страсть пока не остывала), и «Ситроен» покатил в сторону бывшего винзавода. Настроение у обоих было прекрасное. По дороге Настя рассказала смешную историю про очередного заказчика – какого-то нувориша, на чем-то внезапно разбогатевшего, прибывшего из глухой провинции в Москву и пожелавшего отделать свою пятикомнатную квартиру на Кутузовском проспекте с европейским шиком – но при этом обязательно с березками и хохломскими узорами.

– Я думала, они все в 90-х остались, эти мужики в малиновых пиджаках, – закончила девушка свой рассказ. – А вот еще откуда-то берутся.

– Да, этот источник не иссякает, – подтвердил Алмазов. – Все время находятся какие-то шальные деньги, которые легко схватить. Муниципальные подряды, прокладка новых дорог, ремонт старых…

Тут Настя вспомнила, что в районе, где разместился таунхаус Алмазова, нет приличного (по ее вкусу) винного магазина, и велела остановиться у присмотренного ею супермаркета. Здесь она приобрела бутылку французского белого вина и порцию устриц. Теперь уже ничто не мешало отправиться на выставку.

Алмазов зарулил на стоянку возле «Винзавода». Отметил, что большинство мест уже заняты, – выставка пользовалась успехом, и народу собралось много. Об этом говорила и толпа журналистов, топтавшихся у входа, – очевидно, ожидалось прибытие какой-то знаменитости. Алмазов выключил зажигание, открыл дверь, уже собрался выходить…

И в эту минуту случилось нечто непредвиденное. Откуда-то – из-за машин, что ли? – вдруг появились люди в камуфляже, в черных масках, с короткими автоматами в руках. Они выдернули чиновника из машины, бросили его на капот. Руки Алмазова вывернули за спину и сковали наручниками; грубо обшарили одежду, нырнули в карманы, достали ключи от квартиры, телефон, бумажник, права, служебное удостоверение. Он не видел, где Настя, что с ней, но, судя по испуганным возгласам, доносившимся до его слуха, с ней поступили таким же образом.

На какой-то миг в голове Алмазова мелькнула мысль, что все происходящее – это не более чем часть представления, некоего перформанса, связанного с открытием выставки. Но это, конечно же, была совершенно безумная мысль, вызванная видом журналистов с телекамерами, толпившихся у входа на выставку. Нет, происходящее не было каким-то шоу – это все было всерьез. Об этом же говорили слова, которые кто-то торопливо произнес над ухом Егора Алмазова:

– Вы задержаны по подозрению в хищении чужого имущества в особо крупном размере, совершенном по предварительному сговору. Вы имеете право не свидетельствовать против себя…

И еще что-то, еще какие-то права, которые Алмазов уже плохо расслышал, потому что его оторвали от капота «Ситроена», потащили куда-то в сторону и засунули на заднее сиденье другой машины. Тут же с обеих сторон сели люди в камуфляже, и машина рванула с места. Боковые стекла ее были сильно тонированы, через переднее тоже было плохо видно: все загораживала спина человека, сидевшего рядом с водителем. Поэтому чиновник никак не мог понять, куда его везут.

Между тем голова после первого шока начала работать, Алмазов начал осознавать случившееся. «Хищение чужого имущества… – вспомнил он слова, которые кто-то невидимый шептал ему в ухо. – Значит, не взятка… Хотя смешно, какая взятка, я же ничего не брал… Ну и что, что не брал, для них не важно, важно придумать обвинение… А какое хищение? Да, и еще он сказал «по предварительному сговору». Значит, обвинят, что я действовал с кем-то в группе? Но с кем?» Алмазов начал перебирать сослуживцев. Сговор с кем могут ему, что называется, впаять? Ни с одним из них он не поддерживал особо тесных контактов. Так, обычный треп перед началом очередного совещания или при встрече в коридоре. Он ведь по характеру своей работы и не должен был ни с кем особо сотрудничать. Работа у него была сугубо индивидуальная, в ней ценились личные качества: знания, глубина мышления, изобретательность…

«Но почему «была»? – подумал Алмазов. – Почему я так подумал? Я что – уже осужден? Уже уволен? Не надо расслабляться! Надо бороться!» В то же время он сознавал, что время бороться, заявлять о своих правах еще не наступило: не с этими же громилами, сидящими по бокам, разговаривать? У них одна задача: схватить и доставить. Вот сейчас он увидит человека, который будет с ним, так сказать, работать , – ему и предъявит свои претензии.

И это время, как видно, приближалось. Машина, в которой его везли, остановилась, упершись радиатором в какие-то ворота. Сбоку, со стороны водителя, появился человек в форме, видимо, охранник. Они перебросились несколькими словами, и ворота медленно открылись; машина въехала во двор. «Что это – Лефортово? – размышлял референт вице-премьера. – Или Бутырка? А может, какая-то внутренняя тюрьма ФСБ? Да нет, ерунда какая! Нет сейчас никаких внутренних тюрем!»

Тем временем дверца машины распахнулась, сидевший сбоку человек вылез и коротко приказал Алмазову: «Выходи!»

Чиновник в несколько приемов, поневоле медленно (мешали скованные за спиной руки) вылез, закрутил головой, оглядываясь, но толком ничего рассмотреть не успел: его почти бегом потянули к расположенной неподалеку двери. За дверью оказалось помещение, разгороженное двумя решетками, одна за другой. Люди в масках ввели Алмазова за первую решетку, замок щелкнул. Здесь с него сняли наручники, после чего один из его конвоиров расписался в какой-то ведомости («Наверно, что меня сдал», – догадался чиновник), и захватившие его люди удалились. Теперь Алмазова окружали сотрудники учреждения, в которое его доставили. Это все еще явно были не те люди, от которых можно было потребовать объяснений, поэтому Егор Борисович продолжал ждать, когда появится какое-то ответственное лицо.

Он думал, что теперь последуют различные процедуры, о которых он когда-то читал в книгах: всякого рода осмотры, санобработка, фотографирование, выдача тюремной одежды… Но ничего этого не было. Двое охранников повели его по коридору, поднялись на второй этаж, подвели к двери и втолкнули в одиночную камеру. Егор Алмазов остался один.

*