Текст книги "Хадамаха, Брат Медведя"

Автор книги: Кирилл Кащеев

Соавторы: Илона Волынская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

В голове у Хадамахи как метель взвихрилась. Оленьи лавки по всему Сивиру… Город закрыли, и олени не пришли… Или чукча все-таки сказал – не ушли? Тысяцкий говорил – непонятно, на что и воровать тех оленей, ведь в Сюр-гуде их продать невозможно! Разве что на мясо – Хадамаха бросил быстрый взгляд на котелок. А если не в Сюр-гуде? Если в другом городе? Но все равно – остаются еще несмываемые номерные знаки под хвостом, по которым краденого оленя можно отыскать хоть на краю Сивира! Дело явно не сходилось, но где-то в желудке все равно тихо ворчал радостный охотничий азарт, подсказывая Хадамахе, что добыча близко, совсем близко…

– Ай, беда какая! Ай, расстройство какое! – в тон чукче гулко запричитал Хадамаха.

Чукча осекся, будто поперхнувшись, и опасливо покосился на завывающего мальчишку:

– Какое расстройство?

– Тойону нашему расстройство, – неловко поднимаясь, будто собрался уходить, грустно сообщил Хадамаха. – Это ж он меня послал. Пойди, говорит, узнай, сколько там дешевых оленей и хватит ли на всю нашу команду, на всех десятерых человек, – Хадамаха принялся тщательно загибать пальцы, – …да на запасных пятерку, да на меня – на него, в смысле, на тойона. А то ведь денег-то у нас немного, а ехать-то на чем-то надо!

– Куда ехать? – не понимая, куда в их городе игрокам в каменный мяч нельзя дойти пешком, а надо обязательно ехать на оленях, осведомился чукча.

– Так на соревнования же! – вскричал Хадамаха. – Разве я не сказал – мы едем на соревнования! В Хант-Манск! – казалось, он сейчас запрыгает от радости, прошибая головой низко нависающий потолок на костяных распорках.

– Нет, – медленно сказал чукча. – Ты мне не сказал… что вы собираетесь выехать из города!

Мешанина запахов вспыхнула быстро и резко, как каменный мяч, летящий в голову! Сидящего напротив человека просто захлестнули чувства. Главным было острое, торжествующее ощущение неслыханной удачи, рядом с ней робко теплилась надежда и, толкаясь боками, беспокойно шевелились подозрительность и опасение.

– А мэнквы как же? Не боитесь, что сожрут? – поинтересовался чукча.

– Что нам мэнквы – мы сами кого хошь сожрем! – с той же детской хвастливостью откликнулся Хадамаха. – Каждый по игровому камню к седлу – прорвемся!

По лбу чукчи скатилась крупная капля пота, и Хадамаха невольно задергал носом – запахи резко усилились. Сам он тоже чувствовал ни с чем не сравнимое возбуждение – охота! Самая настоящая охота! Если сейчас его попросят остаться, значит, он и впрямь выследил свою дичь!

Парень печально кивнул чукче и повернулся к выходу.

– Эй, погоди! – торопливо окликнул его хозяин.

Хадамаха на мгновение прикрыл глаза и бесшумно выдохнул – есть! Но когда он обернулся, лицо его не выражало ровным счетом ничего.

– Слушай, парень… – чукча замялся, явно подбирая слова, чтоб не спугнуть явившуюся в его лавку удачу. – Ты… Ты не торопись… Рилькэиль есть будешь?

Хадамаха невольно сглотнул слюну. Бабушка их с дядькой разносолами не баловала, да Хадамаха был не из переборчивых: кусок оленины на тарелку – и ладно, лишь бы большой кусок! Но все-таки настоящий рилькэиль – когда все содержимое оленьего желудка тщательно выскребается в котелок, да приправляется кровью и жиром, да варится… Эх, такое он в последний раз ел еще дома. У мамы!

– Эх-хе-хе, славный был олешка! – чукча медленно, с бесконечно сожалеющим видом наполнял миску Хадамахи. А потом так же скорбно – словно каждая ложка была шагом к неминуемому разорению – принялся наливать свою.

«Эге, а пожалуй, он не мне еды жалеет! – смекнул Хадамаха. – Пожалуй, он теперь жалеет, что вообще этого оленя варил! Думает, что поторопился. Выходит, двадцать оленей им уже не найти – на одного меньше стало! И выходит – чукча-то совсем в отчаянии!»

– Благодарствую за приглашение, не могу, однако! Тороплюсь сильно – оленей искать надо! Нам же это… через… – Хадамаха, прищурившись, поглядел на воткнутую в поставец временную свечу и, мучительно морщась, как от непосильной умственной работы, зашевелил губами и пальцами, подсчитывая: – Уезжать через двадцать свечей, во!

– Так скоро? – чукча аж подпрыгнул. Лицо его отразило последний быстрый всплеск чувств – сомнения, раздумья и, наконец, твердую решимость. Чукча отложил ложку и выпрямился:

– Вот что, парень! Кому другому бы не помог, но игроку в каменный мяч, да еще завалившему самого Содани… Будут тебе олени! – твердо, словно решаясь на великий подвиг, сообщил он.

– И за сколько?

– А за бесплатно! – подвиг перерос в великую жертву.

Хадамаха рассудил, что в бесплатного оленя не поверит даже игрок в каменный мяч, и недоверчиво нахмурился.

– Не навсегда, не навсегда даю! – увидев его подозрительную мину, немедленно заторопился чукча. – На время – до Хант-Манска доехать! Так ведь бесплатно! – искушающим тоном продолжил он.

– А обратно мы на чем – на мэнкве верхом? – грубовато буркнул Хадамаха. – Не-е, дяденька чукча, не пойдет!

– В том-то и дело! – аж подпрыгнул тот. – Этих оленей родич мой в Хант-Манске заберет, а вам к отъезду новых пригонит – вы на них сюда и доедете! И тоже совершенно бесплатно! – его голос дрожал от сдержанного нетерпения. – А деньги у тебя останутся!

– У тойона, – поправил Хадамаха.

Чукча поглядел на него с сожалением, как на калеку убогого:

– То уж сам решай – у тебя ли, у тойона… – многозначительно протянул он. – Ты, главное, говори – согласен? Ну? Ну? Согласен? Ведь бесплатно же!

Хадамаха заерзал на сундуке, изображая все муки сомнений, – сундук под его весом тяжело скрипел и вздыхал. Чукча морщился…

– А ты меня не дуришь? Говорят, вы, чукчи, хи-итрые, – наконец протянул мальчишка.

– Как можно? – возмутился чукча. – Почитай, собственную городскую стражу надурить? Да у чукчи от одной мысли об этом аж дух перехватывает!

– Умгум! – молча кивнул Хадамаха. А что, очень даже может быть – перехватывает.

– Отличные олешки – сильные, выносливые, молодые… – Чукча бросил очередной сожалеющий взгляд на котелок, бормоча: – Теперь уже – все молодые! Номерные знаки – все при них! Чукча честный, чукча надежный – чукча олешек покормит, напоит, почистит, покра… копыта проверит! Довольные останетесь! Ну что, договорились? Через двадцать свечей встречаемся у городских ворот, – уже деловито закончил он. – Вы подходите, и чукча оленей пригонит…

– Так мы их сами заберем – пораньше! – начал Хадамаха.

– Нет! Вот это – нет! – решительно ответил чукча, подпихивая Хадамаху к выходу. – Чукча быстрый, чукча ловкий, но чукча все-таки не птица, чукча не летает! Не успею раньше! Вы придете – и чукча с оленями придет, сядете да поедете!

Ясно, не хочет перед караулом у ворот с крадеными оленями светиться! Все равно глупо – описание ворованных рогачей есть у каждого стражника, им одного взгляда хватит, чтоб пропавших скакунов опознать. Значит, не хватит. Очутившийся на улице Хадамаха остановился, озабоченно оглядываясь на жилище чукчи. Женщины у входа уже исчезли, но ощущение устремленного на него пристального оценивающего взгляда не пропадало. Хадамаха медленно пошел прочь.

Если только он сообразил все правильно, чукчи планировали торговать оленями дешевыми, потому как прежним хозяевам ничего не платили. Оленей просто угоняли прямо с улиц, а потом переправляли в другой город, где их никто не знает. А сюда приходило стадо скакунов, угнанных на другом конце Сивира. Но появление мэнквов поломало хитрые планы, оставив чукчу со спрятанной невесть где партией ворованных рогачей. Однако если все так, непонятно – как угонщикам удалось избавиться от номерных знаков? И почему вокруг чукотского валкарана совсем-совсем не пахло оленями?

Хадамаха остановился. Непонятно – и не надо, не его это уже дело! Надо доложить тысяцкому, а через двадцать свечей останется только покараулить у ворот – и хитрый чукча попался! А если нет? Если олени окажутся вовсе не теми оленями? Если тысяцкий просто не поверит – ведь Хадамахе нечего представить, кроме своих соображений! Хадамахины соображения – дядька Пыу от смеха бы лопнул, скажи ему такое! Мальчишка покачал головой… и быстро пошел обратно к валкарану. Он уже не видел, как топчущаяся у ярко освещенного перекрестка мелкая щуплая фигурка двинулась следом.

Бесшумно скользя сквозь полумрак, Хадамаха вернулся на площадь. Если олени спрятаны не здесь – рано или поздно чукча побежит за ними. Мальчишка стянул с себя тяжелую стражницкую куртку и принялся карабкаться по невысокой полукруглой стене валкарана. Костяной остов тихонько поскрипывал под его тяжестью.

Щуплая фигурка выскользнула из темноты. Громко сопя от напряженного любопытства, преследователь принялся озираться, вертя головой, как сорока. Сопение перешло в похрюкивание. Человек повернулся и изо всех сил припустил прочь.

Свиток 4,
о хитрых чукчах и коварных гекчах

Распластавшись на крыше чукотского валкарана, лицом к обнесенному забором внутреннему дворику, Хадамаха старался не шевелиться – при любом движении костяной каркас под ним начинал тихо, но угрожающе поскрипывать. Сохранять неподвижность было несложно – совсем как в засаде у звериной тропы. Но Хадамахе приходилось все время закрывать руками нос, стараясь не чихнуть – дующий со стороны подворья гекчей Ночной ветер доносил оглушающий запах черемши, жженого можжевельника и чаги. Что ли тот гекча травами торгует? Хадамаха задергал носом, стараясь унять невыносимый свербеж.

Ну где уже этот чукча?

Словно в ответ на безмолвную мольбу Хадамахи послышались шаги. Парень чуть подался вперед и свесился с крыши. Во дворе позади валкарана было темно, лишь Голубой огонечек, будто зависнув в воздухе, медленно плыл сквозь мрак, приближаясь к дальней части двора, – той самой, где бревнышко к бревнышку сколоченный частокол чукчей вплотную примыкал к такому же высокому частоколу жилища гекчей. Неспешно перемещающийся Огонечек добрался до ограды. Раздался едва слышный скрип. Несколько бревен частокола повернулись, открывая за собой глубокий темный провал.

Тихо ахнув, Хадамаха ткнулся носом в крышу – из провала вырвался ядреный запах черемши!

– Приветствую тебя, гнусный гекча, подлого Гека потомок, благородного Чука убийцы! – тихо-тихо, так, что это могли уловить лишь настороженные уши Хадамахи, прозвучало внизу.

– И я тебя приветствую, мерзкий чукча, отвратительного Чука потомок! – так же тихо прозвучало из провала. – Что тебе надо, кровавый сын братоубийцы? – доброжелательно осведомились с той стороны секретной двери.

– Я хотел бы забрать одного из своих оленей. Того, последнего… – ничуть не смущенный этим обращением, так же любезно откликнулся хозяин дома. – Если, конечно, тебя не затруднит, о потрох вонючий проклятого рода!

– Ни в коей мере не затруднит, выползень гнойного семени! – добродушно сообщил его собеседник. На мгновение проем секретного хода опустел – и тут же в нем возник силуэт почти сияющей белизны.

Умгум! – меланхолично хмыкнул лежащий на крыше Хадамаха. Вот теперь он знает, где прячутся украденные олени!

Легко, как плыл, белый порш Ягун-ыки ступил во двор. Едва слышно фырча, мягко остановился у валкарана, прямо под прячущимся на крыше Хадамахой. Величественно запрокинул увенчанную роскошными рогами голову. Чукча торопливо привязал могучего рогача и благодарно кивнул стоящему в дверях соседу:

– Через несколько свечей я вновь потревожу тебя, о выкормыш позорный семейства бесстыдного!

– Всегда рад тебя видеть, дитя тошнотворное корня гнилого! – гостеприимно откликнулся тот, и потайная дверь между двумя жилищами закрылась.

Торопливой трусцой чукча пробежался по двору, зажигая от горящего в его плошке Огонечка расставленные вокруг светильники. Хадамаха прищурился от бьющего в глаза яркого света. А вот сейчас он получит ответы на последние вопросы – каким образом хитрый чукча собирался провести краденых оленей мимо стражи у ворот и самое главное – куда он девает номерные знаки!

Из валкарана выскочили обе женщины с ведрами в руках.

– Поспешите, однако! – отрывисто скомандовал хозяин дома. – Быстро-быстро все надо делать, чтоб олень высохнуть успел раньше, чем его увидит тот глупый-глупый мальчишка и его совсем глупый тойон!

«Неужели они будут смывать знаки? Но ведь те – несмываемые!» – ничуть не обиженный на «глупого мальчишку», подумал Хадамаха.

– Не связывался бы ты с этим оленем, – опасливо пробурчала старшая из женщин.

– Молчи, женщина, неумная, как вся городская стража! – прикрикнул чукча. – Разве ж можно увидать прямо на наших улицах настоящего порша – и пройти мимо? Да за него я выручу больше, чем за всех остальных оленей!

– Как бы тебя потом выручать не пришлось, – вздохнула женщина и, плюхнув в ведро толстую кисть на длинной ручке, размашисто провела ею по оленьему боку. На правой стороне белого порша появился длинный мазок черной краски! Обе женщины торопливо заработали кистями – на глазах у Хадамахи белоснежный красавец порш становился угольно-черным!

Но еще удивительнее было то, что делал хозяин дома! Пару раз проведя южным ножом по точильному бруску, чукча придирчиво попробовал острие на пальце и, удовлетворенно кивнув, двинулся… к оленьему заду. Задрал оленю коротенький хвост – привязанный порш беспокойно переступил копытами, но вырываться не стал.

Оценивающе прищурившись, как резчик у костяной пластины, чукча оглядел выведенные под хвостом номерные знаки. Выдохнул, как человек перед нелегкой работой. И аккуратно, двумя пальцами придерживая нож, принялся нежными, бережными движениями брить оленю зад!

Да ведь он же перебривает… Просто перебривает номерные знаки! – мысленно охнул Хадамаха.

Остро наточенный нож снял полоску ярко окрашенной шерсти, и прямо на глазах у изумленного Хадамахи угловатая восьмерка превратилась в аккуратную тройку. Чукча отстранился, любуясь своей работой, и принялся перебривать девятку на четверку.

– Открывайте – городская стража!

Прогремевший голос едва не заставил даже Хадамаху свалиться с крыши. А уж окружившая оленя троица замерла, будто враз обратившись в ледяные скульптуры.

– Кто это? – глупо выкатив глаза, прошептал чукча.

Старшая женщина бросила на него презрительный взгляд:

– Те самые, которые неумные, как я! – не в силах сдержать ехидства, процедила она. – Стражники!

Не просто стража, а дядька Пыу собственной тощей персоной. Даже не поворачиваясь к улице, даже не принюхиваясь, Хадамаха знал, что это он! Только у Пыу такой голосина, что вороны с неба падали и иголки с елок осыпались! Хотя как этот рев умудрялся помещаться в тщедушном тельце, оставалось загадкой! К запаху Пыу примешивались еще два очень знакомых аромата. Ого, как это он сообразил их привести! Как он вообще догадался, что надо идти на помощь?

– Задержи их, быстро! – скомандовал чукча, подпихивая старшую женщину к валкарану, и заметался по двору, отыскивая, куда бы спрятать ведра с краской. Похоже, что первым делом надо прятать наполовину перекрашенного оленя, ему в голову не приходило.

Женщина независимо фыркнула, но все таки скрылась в доме.

Через мгновение Хадамаха уже услышал ее голос на другой стороне жилища:

– Здравствуй, мужчина-стражника! Зачем приходила?

– Э-э… Видите ли, милая… – слегка неуверенно прозвучал голос тысяцкого. – Мои люди сообщили мне… что в ваш дом… в ваш дом зашел мальчик… имеющий отношение к городской страже…

– И ничего не зашел, господин начальник! – громогласно возмутился Пыу. – Зашел – это в дверь постучал… – Он несколько озадаченно поглядел на пустой проем входа в валкаран, но такие мелочи, как отсутствие двери, в которую можно стучать, не могли сбить Пыу с толку. – А парень зачем-то на стену полез! Говорю вам, неладное глупый мальчишка придумал!

Лежащий на крыше Хадамаха почувствовал, как внутри него разливается неприятный жар. Разговор у входа был слышен, наверное, на всю округу. Оставшиеся во дворе чукчи – хозяин и молодая женщина – мгновение стояли неподвижно, потом принялись озираться по сторонам и… медленно подняли глаза к крыше, на которой прятался Хадамаха.

– Мой племянник не мог сделать ничего плохого! – чеканя каждое слово, выдал стоящий рядом с тойоном дядя. – Стыдно тебе, Пыу, напраслину на мальчишку возводить!

– Да где ж напраслина, где! – зачастил Пыу. – Нормальные люди разве по стенкам лазают…

– Нормальным стражникам иногда приходится, – примирительно вмешался тысяцкий.

– Нету у нас никакого мальчика! – сказала женщина, но спорщики ее не слушали.

– Ты его сразу невзлюбил! – со сдержанным гневом цедил дядя. – Не понимаю, чем тебе мальчишка не угодил – на твое место вроде не зарится.

– Еще бы – мозгов не хватит! – размахивая руками, заорал Пыу. – Сила есть – ума не надо, шальные деньги каменюкой зашибать! А стражу позорить, по чужим домам шастая, никому не позволю!

– Никто у нас не шастал! – повторила женщина.

– Ах, вот что тебя беспокоит – деньги! Завидуешь просто, – принял подачу дядя.

– Я завидую? Нет, вы слышали, господин тысяцкий, я – завидую! Да ты такой же тупой, как твой племянник, если думаешь, что я – я! – могу завидовать этой безмозглой горе мяса…

– Не было у нас тут никакого мальчишки! Никто у нас не шастал! Никто не заходил! Слышите, вы, глухие-безмозглые! – сложив руки рупором, заорала женщина прямо в ухо Пыу.

От ее дикого крика увлеченные спорщики разом замерли, как оледенев. Пыу медленно повернулся к женщине.

– Как это – не было? – недоверчиво переспросил он.

– А никак не было! – мотнула головой женщина. – Чего пришли – идите отсюда, покой чукчам дайте! – и, решительно повернувшись, она исчезла в проеме.

– А может, вы просто не заметили? – потерянно спросил ей вслед Пыу.

– Ха! Еще какую дурость скажи, Пыу! – возмутился дядя. – Это тебя, мелкого, можно не заметить, а племянник у меня парень видный. Издалека. Как хотите, а я пошел отсюда! С вашего разрешения, господин тысяцкий, – гневно ворча, дядя двинулся прочь от валкарана.

– Погоди! Господин тысяцкий, я… – Пыу заметался.

Обернуться Хадамаха не смел, но, судя по запаху, тысяцкий еще некоторое время стоял неподвижно – похоже, что-то его беспокоило. Потом послышались его удаляющиеся шаги.

Нет, тянуть рискованно. Надо их позвать – недокрашенный олень на дворе послужит достаточным подтверждением слов Хадамахи. Мальчишка лишь чуть-чуть повернул голову, окликнуть уходящих…

Легкое, почти невесомое тело обрушилось ему на плечи. Хадамаха почувствовал невольное восхищение – прыжок был так высок и стремителен, что мальчишка не успел и глазом моргнуть, как холодное острие ножа прижалось к его горлу.

– Тихо лежи, мальчик! – прошелестел в ухо совсем девичий голос.

Метнув быстрый взгляд во двор, Хадамаха увидел, что молодой женщины там нет. Ну что ж, теперь он знает, кто сидит у него на шее. Нож надавил на горло сильнее, и мальчишка замер.

– Ушли, – старшая выскочила из дома.

Чукча немедленно задрал голову.

– Эй ты, там, наверху! Медленно поднимайся и прыгай во двор! И без глупостей, иначе получишь нож в спину!

– Получишь, однако, – угрожающе пообещал девичий голос за спиной.

Стараясь не делать лишних движений, Хадамаха медленно поднялся. Нож моментально переместился ему под лопатку, покалывая сквозь холст рубахи.

– Прыгай! – обеспокоенно глядя на вырисовавшуюся на фоне темного неба высокую фигуру, приказал чукча.

Девушка за спиной нетерпеливо кольнула его ножом в спину – Хадамаха прыгнул.

Бух! – двор содрогнулся от его приземления. Привязанный порш испуганно шарахнулся. Хадамаха стремительно распрямился, готовый метнуться в сторону, – и почувствовал острие ножа на этот раз у живота.

– Хе-хе! – сухо усмехнулся чукча, прижимая к животу Хадамахи остро наточенный нож, которым брил оленя. – Здоровый-то здоровый, а нож в брюхо тебя вся равно достанет! Сказано, однако, – не дергайся! Це-це-це, – укоризненно покачал головой чукча. – Какой лживый мальчик! Говорил, не стражник, игрок – а сам стражник и есть! Говорил, из города выедете – а ведь не выедете! Обманул плохой мальчишка бедного чукчу! Пропадут олешки теперь, как есть пропадут! И здесь пропадут, и в других городах пропадут! – Чукча поглядел ему в глаза с таким бесконечным упреком, что Хадамаха и впрямь почувствовал себя виноватым в печальной участи ворованных оленей. – Ну и что теперь с тобой делать, а?

– Убить не дам – мальчик он совсем! – быстро сказала старшая женщина. – Хоть и очень большой, – поглядев на Хадамаху, добавила она.

– Вот именно, что большой! – огрызнулся чукча. – Связать его у нас веревок не хватит!

– А ты не жадничай веревки-то, не жадничай! – закричала женщина. – Его убьешь – стражники набегут, все пропадем!

– А расскажет он – и опять пропадем! Ладно, – сквозь зубы процедил хозяин. – Не ори, подумаю.

В его запахе была твердая решимость – Хадамаха понимал, что женщина чукчу не убедила, тот лишь раздумывает, как избавиться от нежданного свидетеля без риска.

– Сюда иди! – по-прежнему держа острый нож у его живота, чукча погнал не сопротивляющегося Хадамаху к частоколу. И быстро постучал в потайную створку.

– Уважаемый вонючий сосед, мне снова нужна твоя помощь! – окликнул он.

Потайная дверь без шума отворилась. Кольнув Хадамаху ножом, чукча недвусмысленно приказал ему перебираться на соседский двор. Хадамаха переступил порог…

Ноздри заложило от невыносимого запаха разложенных по всему двору вязанок пахучей черемши. В курильницах под светильниками дымился можжевельник – в носу у Хадамахи нестерпимо зачесалось, и он чихнул, едва сам не насадившись на нож чукчи. Но парню не было жаль утраченного нюха, потому что теперь он видел все собственными глазами. По двору бродили олени! Они не походили на описания пропавших скакунов ни цветом, ни четко алеющими номерами под хвостом, но Хадамаха был точно уверен, что это те самые олени! Рядом, с охапкой сена в руках, стоял обеспокоенный гекча.

– Уважаемый гнусный друг, что делает здесь этот мальчик? – встревоженно спросил он.

«Дурью мается!» – в досаде на самого себя подумал Хадамаха. Теперь он знал все – и план хитрых чукчей продавать краденых оленей в других городах, сорванный нашествием мэнквов, и то, как они перекрашивали оленей и избавлялись от номеров, и даже как прятали украденных оленей на дворе у соседей-гекчей, в расчете, что, зная о давней вражде двух народов, там-то точно искать не станут! А от розыска с собаками (на мальчишку из племени Мапа они вряд ли рассчитывали!) защитились пахучими травами.

– Если парень знает про нас, ты должен его убить, – тем временем твердо сказал гекча. – И я даже не стану напоминать, что для потомка Чука-убийцы это должно быть привычно. А тело перекинем через городскую стену, и пусть его отыщут голодные мэнквы!

Ну и толку от знаний, если он никому не сможет рассказать? Видать, прав Пыу – еще не хватает Хадамахе соображения. Надо бы ему измениться. Самое время.

И Хадамаха изменился.