Текст книги "Жизнь и смерть Эдуарда Берзина. Документальное повествование"

Автор книги: Кирилл Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

И Особое совещание и местные «тройки» были тем удобны для власти, желавшей без помех репрессировать своих граждан, если не имелось хоть каких-то доказательств их виновности, что внесудебные органы подобных, доказательств не требовали, а полностью полагались на мнение следственного органа, то есть тех же работников НКВД.

Право внесудебной расправы ОГПУ было предоставлено постановлением ЦИК СССР от 28 марта 1924 года. В соответствии с ним в ОГПУ было сформировано Особое совещание в составе грех членов коллегии этого органа (то есть высших чинов ОГПУ) и прокурора. Часть оформленных дел выносилось на рассмотрение полной коллегии ОГПУ.

В 1930 году Президиум ЦИК СССР очередным постановлением разрешил ОГПУ передоверять свои полномочия по внесудебной расправе «тройкам» на местах. В их состав входил начальник краевого или областного отдела ОГПУ, секретарь крайкома (обкома) и местный прокурор.

Когда в 1934 году вместо ОГПУ был образован Наркомат внутренних дел СССР, в его структуре были также созданы подобные внесудебные органы. Особое совещание теперь возглавлял нарком (с 1934 года это был Ягода). В его состав входили заместители наркома, еще несколько высших чинов этого карательного наркомата.

Но вскоре выяснилось, что у этого Особого совещания оказывалось очень много «работы»: количество граждан, которых хотели репрессировать, возрастало день ото дня. Поэтому приказом НКВД от 27 мая 1935 года права Особого совещания по внесудебному рассмотрению дел были, так же как и прежде в ОГПУ, переданы на места – в республики, края и области: там были организованы «тройки».

Вначале местные «тройки» имели право принимать решения по рассматриваемым делам о заключении в лагеря на срок до пяти лет, ссылке и высылке. Но когда начались массовые репрессии против граждан под лозунгом борьбы с «троцкистами» и «контрреволюционерами», приказом НКВД от 30 июля 1937 года местным «тройкам» было дано право выносить постановления о заключении в лагеря до 10 лет и о расстреле «наиболее враждебных из перечисленных выше элементов»⁶¹.

Особое совещание (ОСО) и местные «тройки» действовали одновременно и параллельно. Четкого разделения «дел» не существовало. Как правило, для рассмотрения в Особом совещании направлялись дела обвиняемых, работавших в центральных Наркоматах, ведомствах и учреждениях, а также на предприятиях и в учреждениях Москвы, Ленинграда, других крупных городов. Дела же более «мелких контрреволюционеров» из вольнонаемных, а также всех заключенных, которых обвиняли в контрреволюционной деятельности, проводившейся ими в лагерях, оставляли себе местные «тройки».

Внесудебные органы использовали сокращенный вид судопроизводства. Члены «троек» и ОСО не видели обвиняемых, не читали ни протоколов допросов, ни текста обвинения, никаких других документов следственного дела. Они им были не нужны. Орган НКВД, ведший следствие, подготавливал для заседания ОСО или «тройки» короткую справку на обвиняемого, где буквально в нескольких фразах сообщал состав «преступления», статьи и пункты уголовного кодекса, под которое оно подпадало. Само «преступление» автоматически считалось доказанным. Внесудебный орган определял лишь меру наказания: ВМН – высшая мера или – столько-то лет лагерей.

Внесудебные органы действовали анонимно и заочно. То есть, никакого заседания, наподобие судебного процесса, в этих органах не проводилось. Обвиняемые никогда не присутствовали ни на Особом совещании, ни на совещаниях «троек».

Как правило, несчастные люди в этих случаях даже не знали, кто персонально и когда рассматривает их дело. Их никто не спрашивал, признают ли они свою вину. Они не имели возможности выступить в свою защиту, не говоря уже о том, что в работе внесудебных органов никогда не участвовали адвокаты, защитники обвиняемых.

Обычно о решении Особого совещания или «тройки» репрессированному сообщалось в устной форме спустя некоторое время после вынесения решения.

Как видно из сказанного, деятельность внесудебных органов грубо попирала права граждан, а также элементарные нормы цивилизованного судопроизводства.

До сих нор ученым не удалось выстроить документально подтвержденную полную историю дальстроевской «тройки»: не рассекречены многие документы ОГПУ – НКВД Не известна даже точная дата организации этого внесудебного органа на Колыме.

Однако достоверно зафиксировано, что первые два-три года подобная «тройка» в Дальстрое не действовала: если местные карательные органы находили на Колыме каких-либо «контрреволюционеров», то после окончания следствия их дела обычно направлялись в Москву для рассмотрения коллегией ОГПУ. В некоторых случаях подобные дела передавались в народный суд Дальневосточного края (во Владивостоке). Тогда члены краевого суда выезжали в Магадан и проводили там «выездную сессию суда». Но эта процедура была весьма хлопотной и поэтому применялась крайне редко.

В первые два-три года репрессии работников Дальстроя по политическим мотивам местным органом ОГПУ не носили массового характера, хотя и были начаты с самых первых шагов особого треста по колымской земле. Мы убедились в этом на примере арестов работников автотранспорта, и среди них – поляка Ноблина, которых по представлению Берзина коллегия ОГПУ в Москве приговорила к заключению в лагеря уже летом 1932 года.

В следующем, 1933 году та же коллегия ОГПУ по представлению Берзина вынесла смертные приговоры двум работникам Дальстроя. Аресты и следствие по обвинению этих людей провел так называемый «третий отдел», входивший в управление Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей. Этот отдел, по существу, не имел отношения к деятельности УСВИТЛа: до 1934 года он выполнял функции самостоятельного отдела НКВД по Дальстрою (такой отдел почему-то вначале не был организован в тресте).

Думаю, следует назвать фамилии двух невиновных жертв репрессий, расстрелянных в Дальстрое в 1933 году.

27 июня казнен украинец Михаил Кузьмич Кравцов, 1895 года рождения.

В тот же день расстрелян русский Трофим Степанович Свиридов, 1899 года рождения⁸².

Мы не можем достоверно утверждать, что эти люди были вообще первыми, кого в Дальстрое подвергли расстрелу. Мы говорим о них как о первых, кто был обвинен в «контрреволюционных преступлениях» и за это – убит, а сейчас реабилитирован за отсутствием состава преступления.

Таким образом, руководители Дальстроя уже с первых своих шагов, как правоверные чекисты, начали уничтожать выдуманных контрреволюционеров. В этой карательной деятельности они использовали возможности внесудебной расправы над невинными людьми.

Первый успех

Конечно, темпы развития Дальстроя, намеченные постановлением ЦК ВКП(б) 11 ноября 1932 года, были нереальными. Даже используя принудительный труд многотысячных контингентов заключенных, невозможно было за одно лето проложить через дикую тайгу полтысячи километров автомобильной дороги. Так же, как невозможно за год увеличить добычу золота в 20 раз: с 500 килограммов до 10 тонн.

Другое дело – три года.

В 1933 году дорогу довели до перевал базы Эликчан, то есть проложили от Магадана дорожное полотно на 196 километров. В январе 1934 года два существовавших ранее дорожных района были объединены в новое, более мощное Управление дорожного строительства (УДС). Специальным приказом Берзин определил главную задачу этого управления: к концу года дать проезд до реки Колымы, вдоль которой были расположены горные полигоны золотодобывающих приисков. Для этого третью часть всех денежных средств, выделенных Дальстрою правительством на год, отдали дорожникам. Здесь было сконцентрировано более половины из 32 тысяч заключенных, содержавшихся в тот год в Севвостлаге.

Культурно-воспитательная часть лагерного пункта УДС организовала ударничество среди заключенных-дорожников. Для них повысили норму выработки до 4–6 кубометров в день, хотя раньше эта норма составляла 2,5–3 кубометра в зависимости от плотности грунта.

В течение лета коллектив Управления дорожного строительства отсыпал примитивную фунтовую дорогу до 350-го километра, где начали строительство дорожной дистанции, которую назвали Стрелка. Ширина проезжей части этой дороги составляла всего 4–5 метров. Для того чтобы автомашины могли двигаться навстречу друг другу, через каждые 250 метров на дороге делали расширение до 7 метров, где встречные машины пропускали одна другую. Это были так называемые разъезда.

В августе и сентябре был преодолен один из самых затяжных перевалов на трассе – Гербинский (372-й километр). Только при его прокладке заключенные дорожники вручную переработали 70 тысяч кубометров скальных пород.

С наступлением больших морозов строительство дороги было остановлено вблизи зимовья Оротукан (стоящего на реке того же названия – притоке реки Колымы). Это был 407-й километр. Затем уже по снегу от Оротукана была проложена зимняя тракторная дорога до 442-го километра, где поставили дорожную дистанцию о названием Спорный. До реки Колымы в 1934 году не дошли всего 23 километра.

Летом 1934 года, когда автотрасса не была еще полностью готова, по прорубленной просеке к приискам пошли трактора. Они везли стройматериалы, оборудование, продукты для горняков. В этом году впервые стало возможным направить на прииски крупные контингенты заключенных: надежное транспортное сообщение с горнопромышленными районами ликвидировало опасность голода.

Во время промывочного сезона на приисках работало четыре тысячи заключенных. Промывка песков по-прежнему велась вручную на деревянных промывочных приборах, каждый из которых должны были обслуживать десятки и сотни рабочих, вооруженных лопатами, кайлами и тачками.

Именно в 1934 году старательская добыча золота в Даль-строе была полностью прекращена, артели ликвидированы, а все вольнонаемные старатели уволены из треста. На приисках их заменили заключенные – более четырех тысяч. Объединенные в бригады по 100–150–200 человек, они работали под руководством вольнонаемных инженеров и техников. Иногда и руководители были заключенными.

Внутри каждой бригады существовало четкое разделение труда. Часть людей кайлами и лопатами снимала верхний, пустой слой породы – торфа. Другая группа увозила тачками торфа за контур полигона. Еще одна группа нагружала тачки золотосодержащим грунтом – песками и отвозила его в тачках к промывочным устройствам. Остальные рабочие обеспечивали безаварийную работу самого промывочного прибора – в те времена они носили названия «кулибина», «бутара».

Понятно, что прежде чем добывать золото, нужно было найти его месторождения – золотоносные россыпи. Этим занимались геологи – вольнонаемные. Вместе с несколькими рабочими-заключенными организованные в специализированные группы, называвшиеся геологическими партиями, геологи вели эти поиски по притокам реки Колымы.

В 1933 году в Дальстрое работало 30 таких партий. Они исследовали территорию верхнего течения Колымы от устья реки Теньки до впадения в Колыму реки Буюнды.

В 1934 году геологи перешли за Колыму, на ее левый берег. Здесь они открыли богатые золотоносные россыпи по речкам и ручьям Малый Ат-Урях, Хатыннах, Штурмовой⁶³. Добыча золота из этих россыпей началась уже в том же 1934 году: были организованы прииски Ат-Урях, Разведчик, Партизан, им. 8 Марта, Ледяной, Хатыннах, Штурмовой.

Выбор полигонов для горных работ, их размеры и конфигурацию определяли специалисты-горняки. В большинстве это были вольнонаемные работники, заключившие с Даль-строем трудовые договоры и приехавшие из цен тральных районов страны.

Но вольнонаемных работников в тресте постоянно не хватало: из теплых обжитых областей люди не Хотели ехать в край очень суровых природных условий и неустроенного быта. Из-за недостатка вольнонаемных часть должностей инженерно-технических работников была заменена заключенными, имевшими соответствующее образование или опыт руководящей работы.

При всех этих сложностях большое количество подневольной рабочей силы, направленной в 1934 году на прииски, сыграло решающую роль. Впервые с момента организации особый трест выполнил и даже перевыполнил намеченный план. Он дал 6,8 тонны шлихового (еще с примесями) золота.

За первые три года жизни особого треста с большим трудом, но все-таки начали строительство крупного морского порта в Нагаево. Еще до Дальстроя, мы помним, там существовал портопункт, подчинявшийся Владивостокскому порту. Когда Берзин в 1932 году прибыл в Нагаево, он переподчинил себе портовый пункт, но легче от этого не стало.

За лето 1932 года на берегу бухты, прямо напротив центра пологого склона спускающегося с перевала сопки, отделяющей Нагаево от Магадана, был построен не очень длинный деревянный пирс. Но глубина моря в этой восточной части бухты была небольшой: к пирсу могли причаливать лишь мелкосидящие баржи и кунгасы. Поэтому в навигацию 1932 года приходящие пароходы вынуждены были вставать на рейде. Груз и людей перегружали на баржи, кунгасы и катера, а затем вторично с них – на пирс. Рядом с пирсом за лето скопились огромные горы различных грузов: техническое оборудование, стройматериалы, продукты.

Но 20–21 ноября сильный шторм, бушевавший в Охотском море, разбил этот пирс, перемешал и смыл в море часть оставленных на пологом берегу грузов.

Нужно было строить настоящий порт, куда могли бы подходить для разгрузки крупные пароходы.

Самым подходящим местом для этой стройки оказалась западная часть бухты: изыскатели определили там достаточно большие глубины. Но там совсем не имелось площадки для портовой территории: крутая сопка падала в море резким обрывом. Чтобы создать портовую площадку и дорогу из порта, требовалось пронести огромный объем земляных работ.

В январе 1933 года Берзин издал приказ об организации конторы, названной «Строительство порта в бухте Нагаева». К концу 1933 года там была построена причальная линия с двумя деревянными ряжами. Первые пароходы под разгрузку стали к пирсу осенью 1933 года. А в следующем году на пирсе разгружались самые крупные пароходы, ходившие в то время в Тихоокеанском бассейне.

В этот период Дальстрой организовал и свою авиацию. В конце 1934 года пароходом были доставлены в Нагаево первые самолеты: два «П-5» и два «С-1». Через неделю один из них поднялся в воздух, чтобы провести ледовую разведку. С 27 февраля 1935 года летчики начали совершать отдельные рейсы из Магадана в село Балаганное, на побережье Охотского моря, с пассажирами и почтой на рыбные промыслы.

А в марте состоялись первые полеты на север – в приисковый район и на юг – в Хабаровск. Зимой самолеты поставили на лыжи, а на лето – оборудовали поплавками вместо шасси. Самолеты садились прямо на водную поверхность бухта Нагаева. На берегу оборудовали диспетчерскую – вот и весь аэропорт. Своя авиация позволила Дальстрою перевозить в дальние поселки почту, небольшие срочные грузы. Она доставляла людей в те районы, куда еще не были проложены дороги.

В эти же годы активно строился поселок Нагаево и другой приречный поселок, который называли Магаданом. Из промышленных предприятий наиболее крупной стройкой стал авторемонтный завод. Он был заложен на полдороге из Нагаево в Магадан, ближе к речке, еще в 1932 году. Первыми поставили сколоченные из жердей въездные ворота. Наверху прибили пятиконечную звезду и вывеску: «Гострест Дальстрой. Постройка механического городка. Прорабство № 5».

К 1935 году на территории мехгородка уже работали кузнечный, жестяной, модельно-медницкий, электросварочный и станочный цеха, завод освоил капитальный ремонт основной в Дальстрое грузовой автомашины «ЗИС-5».

Другим промышленным предприятием Нагаевской базы стала судоверфь, которую позже назвали «Завод № 2». Ее начали строить на восточном берегу бухты, вблизи устья небольшою ручья, названного эвенским словом Марчекан. (Эвенские оленеводы, прикочевывавшие на это место на летнюю рыбалку, говорили о нем: «Марчиканн», то есть, местность с маленьким торфяным болотцем.) В 1934 году со стапелей завода были спущены морской катер «Марчекан» и баржа «Вишера».

В Нагаево и Магадане строились также жилые дома. К 1935 году здесь уже стояло 167 жилых зданий, среди которых были и двухэтажные. Но все жилье возводилось из дерева. Примитивный кирпичный заводик выпускал вначале кирпич только для бытовых печей. Лишь в 1934 году на левом берму речки Магаданки построили настоящий завод, дав ему название «Красный кирпич». Его первая продукция пошла на строительство электростанции и капитальных цехов авторемонтного завода.

Таким образом, хозяйственные успехи Дальстроя в 1934 году были заметны. Но костяк этого особого треста составляли карательные органы. В стране в это время постепенно нарастали репрессии по политическим мотивам. В течение 1934 года в лагеря ГУЛАГа было отправлено свыше 493 тысяч новых заключенных. К концу года их численность достигла 725,5 тысячи человек.

Именно в 1934 году произошла очередная реорганизация карательных органов в масштабе всей страны. 10 июля постановлением ВЦИК было ликвидировано ОГПУ и на его базе создан Народный Комиссариат Внутренних Дел СССР – НКВД⁶⁴. В его составе было организовано семь управлении и отделов, в том числе Главное управление государственной безопасности и Главное управление исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений (сокращенно: ГУИТЛ). Эти управления продолжали же ту деятельность, которая была главной задачей ликвидированного ОГПУ.

ГУИТЛ (впоследствии переименованное в ГУЛАГ) приняло от ОГПУ большую систему исправительно-трудовых лагерей и трудпоселений. Через три месяца, 27 октября, ему дополнительно передали группу колоний, которые до этого находились в ведении республиканских Наркоматов юстиции. Самый крупный контингент передал Наркомюст РСФСР: в его колониях содержалось 212 тысяч заключенных: из них 144 тысячи были заняты на производстве.

К концу 1934 года принудительный труд заключенных в лагерях НКВД использовался для осуществления более десяти крупнейших экономических программ развернутой в СССР второй пятилетки.

Самой крупной стройкой, которую вел НКВД, был канал Москва – Волга: здесь работали 196 тысяч заключенных Дмитровлага.

К наиболее значительным программам тех лет относятся строительство БАМа – Байкало-Амурской магистрали и прокладка вторых путей на уже существующих железных дорогах Сибири и Дальнего Востока. Этим занималось 150 тысяч заключенных. На эксплуатации уже построенного Беломорско-Балтийского канала и обслуживании промышленности вокруг него работала 71 тысяча узников. В Сибирлаге трудилось 63 тысячи заключенных, в Дальлаге – 60 тысяч.

Конечно, по количеству заключенных Управление Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей (УСВИТЛ) в конце 1934 года не относилось к самым крупным лагерным системам в советской стране: 32 тысячи 870 человек⁶⁵. Но эти заключенные давали Центральному Комитету коммунистической партии, которому подчинялся Дальстрой, продукцию чрезвычайной, стратегической важности – золото.

Во-вторых, это были самые дальние в стране лагеря, совершенно изолированные от окружающего мира. Они не входили в общесоюзную систему лагерей, которыми командовал ГУЛАГ. Подчинялись эти лагеря, как и все другие сферы Дальстроя, только Берзину. Поэтому, при необходимости, в Дальстрое можно было прятать от всей страны людей, которые провинились, но были верными служаками НКВД. Несколько позже мы увидим, как это делалось.

Глава 3
Искать врагов народа

Вредителей ищут всюду

Чтобы реально оценить успехи Дальстроя в 1934 году, нужно представить, в какой общественно-политической обстановке происходили эти события. К тому времени за короткий срок в СССР были построены крупные заводы черной и цветной металлургии, машиностроения, энергетики, химии, заново созданы новые отрасли – тракторная, автомобильная, авиационная. Советская страна вышла в число крупнейших индустриальных держав мира.

В то же время, сельское хозяйство Советского Союза оказалось в этот период в состоянии глубокого кризиса. Насильственное объединение крестьян в колхозы привело к резкому уменьшению сбора зерна и сокращению поголовья скота. В 1933 году большинство зерновых районов страны охватил повальный голод. По подсчетам разных экспертов, за два года голодная смерть унесла от 3 до 6 миллионов человеческих жизней.

В эти годы в СССР был сделан последний шаг к установлению режима личной власти. Это относилось, прежде всего, к личной власти Сталина. Но не в меньшей степени режим личной власти формировался и на местах – в республиках, областях и административных районах.

Партийный аппарат ВКП(б) оформился в особую надстроечную структуру. Важнейшие функции управления перешли от советских органов к партийным. Сложилась разветвленная и очень мощная система карательных служб. Общественное сознание сформировалось в духе обязательной помощи этим органам, массового доносительства, стукачества.

Среди «успехов» Дальстроя (теперь уже – в кавычках) в 1934 году нельзя обойти молчанием и развернутые в тот период репрессии против работников предприятий и учреждений треста. Вначале в этих карательных операциях существовала одна организационная особенность. По всей стране этим занимались местные (краевые, областные) отделы ОГПУ. Поскольку на территории Дальстроя высшей карательной властью обладал Берзин как уполномоченный центрального аппарата ОГПУ, он решил не заводить в тресте отдела этой организации (предполагая, видимо, что размах этой деятельности будет не очень велик). Вместо самостоятельного отдела ОГПУ Берзин посчитал достаточным существование в рамках Управления Северо-Восточных лагерей сравнительного небольшого третьего отдела.

Сотрудники 3-го отдела Севвостлага вели следствие, большей частью по делам о правонарушениях среди заключенных. Иногда возникали дела по чисто уголовным преступлениям – воровство, разбой, убийства, которые совершали вольнонаемные. Дела политического характера, но 58-й статье Уголовного Кодекса, в 1932–1933 годах они заводили нечасто (мы называли, например, дело В. А. Ноблина).

Однако в 1934 году объем работы 3-го отдела стал увеличиваться, а направленность этой деятельности в значительной, мере изменилась. Теперь сотрудники этого отдела не столько боролись против уголовных преступлении, сколько стали выискивать среди вольнонаемных и заключенных Дальстроя «вредителей» и «врагов народа». Они проводили аресты и обыски в поисках «социально враждебных элементов». Допрашивали арестованных, оформляли на них «уголовные дела» для передачи в суд или во внесудебные органы.

В связи с возросшим объемом работы третьего отдела Севвостлага и увеличением количества дел, которые стали заводить на вольнонаемных, Берзин поставил перед Ягодой вопрос о создании в Дальстрое самостоятельного отдела ОГПУ, который бы не входил в лагерную структуру. Очень быстро этот вопрос был решен, и Берзин сообщил о нем особым приказом:

«Приказ уполномоченного коллегии ОГПУ

17.VI.1934 г.

§ 1.

Для чекистского обслуживания Дальстроя приказом ОГПУ № 00395 организован отдел ОГПУ по обслуживанию Дальстроя, который кратко именовать «Отдел ОГПУ Дальстроя».

§ 2.

Отдел подчиняется непосредственно мне и содержится за счет «ДС».

§ 3.

В связи с реорганизацией Отдела:

а) упраздняется Ольский райаппарат ОГПУ;

б) за 3-м Отделом УСВИТЛ остаются функции непосредственного обслуживания СВЛ (то есть лагерей – К.Н.).

§ 4.

В соответствии с приказом ОГПУ начальнику Отдела ДС предоставлены права старшего оперативного начальника в отношении 3-го отдела СВЛ.

§ 5.

Начальнику отдела тов. Куцерубову представить на утверждение смету содержания Отдела до конца 1934 года.

Уполномоченный коллегии ОГПУ Берзин»⁶⁶.

Общественная атмосфера в стране формировалась партийной пропагандой в этот период таким образом, что «врагов» нужно было искать всюду.

Массовые репрессии карательных органов после окончания Гражданской войны, когда вооруженная борьба советской власти со своими противниками уже закончилась, были начаты в 1928 году «Шахтинским делом». Это был первый крупный процесс над «вредителями» в промышленности. На скамье подсудимых оказались 50 советских горных инженеров и три немецких специалиста, работавших консультантами на угольных шахтах Донбасса. Суд завершился пятью смертными приговорами, остальные подсудимые получили значительные сроки заключения.

«Шахтинское дело» развязало руки ОГПУ, разветвленные органы которой), основываясь на тезисе Сталина об «обострении классовой борьбы», арестовали более двух тысяч специалистов различных отраслей промышленности. Большинство из них по постановлениям внесудебных органов было отправлено в лагеря. Несколько человек инженеров из этой волны репрессий попало в Вишерский лагерь. Берзин использовал их там на инженерных должностях, а затем некоторых из этих заключенных взял и на Колыму в Дальстрой.

В 1930 году ОГПУ инсценировало второй крупный судебный процесс – так называемой «Промпартии». Врагами народа на этом процессе были объявлены представители старой технической интеллигенции. Несколько человек, осужденных по процессу «Промпартии», также оказались на инженерных должностях в Дальстрое.

В том же 1930 году прошел процесс над учеными-экономистами, которым было предъявлено ложное обвинение в создании не существовавшей контрреволюционной Трудовой крестьянской партии.

Необоснованные репрессии против различных слоев интеллигенции, а также других социальных групп продолжались в Советском Союзе и после 1930 года. В 1932–33 годах ОГПУ провело карательные мероприятия против так называемого «Союза марксистов-ленинцев», квалифицировав его как контрреволюционную организацию. Постановлениями коллегии ОГПУ в несудебном порядке были привлечены к уголовной ответственности с назначением различных мер наказания 30 человек (М. И. Рютин и др.).

В 1933 году по сфабрикованным ОГПУ материалам Верховный Суд рассмотрел «дело о вредительстве на электрических станциях в СССР». Несколько десятков специалистов Московской, Челябинской, Златоустовской, Бакинской и других крупных электростанций получили различные сроки наказания с отбытием их в исправительно-трудовых лагерях.

Конечно, сотрудники карательных органов на Колыме в это время только осваивали методы фабрикации масштабных «дел» о «контрреволюционных заговорах» и тому подобных коллективных «вражеских вылазках». Они стремились демонстрировать свою бдительность и старание в поисках врагов советской власти.

И в 1934 году в Дальстрое прошла серия вначале небольших по охвату обвиняемых, но весьма политически раздутых процессов против местных «вредителей». Об итогах первого такого процесса говорит приказ, подписанный 2 апреля совместно директором Дальстроя Э. П. Берзиным и начальником Севвостлага Р. И. Васьковым, который в тресте также отвечал за работу с кадрами. Вот текст этого приказа:

«Автотранспорт в хозяйственной жизни Дальстроя играет важную роль… Опыт прошлого и текущего года показал, что личный состав автотранспорта не вполне оценил значение своей работы. В результате расхлябанности, излишнего ухарства и просто злого умысла участились случаи поломок и аварий автомашин. Вредительские элементы проникают в ряды водительского состава и своей работой пытаются всячески ослабить напряженную работу автотранспорта. Так, например, в результате расследования 3-м отделом установлено, что з/к Прозоровский Николай Александрович, 1911 года рождения, осужденный Северо-Кавказским краевым судом к высшей мере социальной защиты за вредительскую работу в снабженческих органах, сын крупного кулака, социально опасный элемент, воспользовавшись доверием бывшего завгара Шагина, проник в автотранспорт под видом шофера, не имея почти никакой подготовки, и за два-три месяца езды вывел из строя две машины.

Будучи в лагерях с 1933 года, не имеющий ни одного зачета рабочих дней, но зато имеющий ряд взысканий, з/к Прозоровский за вредительство и как личность, не поддающаяся никакому исправлению, предан суду коллегии ОГПУ.

Отмеченный факт должен:

послужить уроком для лагадминистрации и хозяйственников, доверяющих рассказам вредителей, пытающихся проникнуть в столь важное хозяйственное звено Дальстроя и одновременно отбить охоту у желающих последовать примеру Прозоровского»⁶⁷.

Как известно, в июле 1934 года был образован Союзный Наркомат Внутренних дел, наркомом назначили Г. Г. Ягоду. В Дальстрое было создано соответствующее подразделение этого наркомата – отдел НКВД преобразованный из Отдела ОГПУ по Дальстрою. Его начальником стал П. Н. Куцерубов, уже некоторое время работавший в карательных органах на Колыме. Отдел развернул бурную деятельность по поиску «вредителей».

Вначале сотрудники отдела направили свои усилия по адресу, уже известному, – в Управление автотранспорта (УАТ), ведь в апреле там уже были разоблачены «вредители».

В конце августа отдел НКВД представил Берзину материалы, где доказывалась «засоренность аппарата УАТ классово-чуждыми и враждебными элементами». 25 августа директор треста вынес обсуждение этих материалов на заседание главного партийного органа Дальстроя – бюро его партийного комитета. Берзин, как мы помним, осуществлял партийную власть на территории треста, так как был назначен еще в 1932 году уполномоченным Далькрайкома ВКП(б). Он имел полную возможность диктовать коллегиальному партийному органу свою волю.

По докладу начальника отдела НКВД Куцерубова бюро парткома вынесло партийные взыскания начальнику УАТ и нескольким партийным руководителям этого управления за «потерю классовой бдительности». Материалы этого заседания были переданы в газету Дальстроя «Колымская правда», которая в ближайшем номере напечатала несколько корреспонденций на эту тему с общим заголовком:

«Враг еще жив! Больше бдительности! Крепче удар по врагу!»

Опубликованные материалы информировали читателей, что благодаря оперативным действиям отдела НКВД Дальстроя в автотранспорте треста «раскрыта и ликвидирована контрреволюционная подрывная террористическая организация». Далее сообщалось, что по материалам отдела НКВД якобы в состав контрреволюционной подрывной группы входили: старший диспетчер Салтыков Н. А. – сын крупного кулака-торговца, Климов Н. Я. – владелец частной фирмы автомашин в Ленинграде, Муравец С. И. – владелец слесарно-литейной мастерской, Арканов, Грачев, Балашов, Маргунов, относящиеся к группе подрывников, дезорганизаторов»⁶⁸.

Участников этой выдуманной сотрудниками отдела НКВД Дальстроя «контрреволюционной организации» судили, они получили от двух до пяти лет заключения в лагерях.

В августе же 1934 года Берзин в качестве уполномоченного НКВД СССР по Дальстрою издал приказ, где указал еще один адрес для поисков «врагов народа»: