Текст книги "Доверяю тебе (СИ)"
Автор книги: Кира Тесс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Глава 33
Сколько часов прошло с тех пор, как я оказался в этой больнице, не помню. Два часа, ночь, а быть может, целые сутки? В который раз взглянул на часы, в глаза будто песок насыпан, еле видно циферблат. Я напрягся, сфокусировал обзор и сумел разглядеть как большая стрелка, нервно спешила – доходит восемь утра. По длинному коридору хожу бесчисленное количество минут, не находя себе место. Сидеть уже больше не могу, да и ходить, из одного конца коридора в другой – тоже. В который раз тяжело опускаюсь на скамью возле дверей реанимации. За последний час оттуда никто не выходил. Как ни пытался узнать у персонала, что с Сашей, бесполезно все. Медсестры и врачи, что бегают туда-сюда, только извиняются и бегут прочь от меня по своим делам. Спешат, чтобы помочь моей девочке, о состоянии которой я ничего толком не знаю. Чем больше проходит времени с момента начала операции, тем сильнее я нервничаю, ощущая себя настолько дерьмово, что жить не хотелось. С каждой минутой, ожидание становилось напряженнее, и просто сидеть и ждать неизвестно чего – было мукой. Сейчас главное, чтобы она была жива и нанесенные травмы были совместимы с жизнью. Ведь если операция затянулась настолько, значит, они делают все возможное, ведь так?
Она будет жить. Других вариантов не допускаю.
Я уже раз пытался войти за двери, над которыми ярко горела вывеска «реанимация» и увидеть Сашу, либо найти того, кто сможет дать ответ на вопрос: как она? Но меня грубо выпроводили, объяснив это тем, что он мешает работе врачей. Я и сам понимал, что нужно всего лишь ждать и надеяться на лучшее. Но с каждой минутой надежды становилось все меньше, хоть и не мог я себе признаться в этом. Отчаянно желал всем своим нутром, сердцем и разумом, чтобы с ней было все в порядке. Хотя «в порядке» не то словом, коим можно описать состоянии Саши.
Устало провожу ладонью по лицу, закрыв глаза, и присев, прислоняюсь спиной к стене. Третий стакан кофе из автомата, не придавал сил держаться и не разнести здесь все к чертям. Почему никто не выходит из этих дверей?
Дверей, за которыми решается судьба Саши. Наша судьба. Даже на миг я не мог представить свое существование без нее. Она тот стимул, та нить, за которую я все это время и сейчас держусь. Под моим внешним обманчивым спокойствием, внутри томились боль и неизвестность, которые отравляли все. И от исхода операции и вердикта врача будет зависеть: взорвусь ли, снеся все на своем пути, или же, хоть немного успокоюсь.
Спустя еще сорок минут двери распахнулись, и вышел врач. Я мгновенно распахнул глаза и настиг его, перекрыв своим телом дорогу.
– Как она? – взволновано спрашиваю, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
– На данный момент, если так можно выразиться – пока нормально, – устало выдохнул мужчина.
– Что значит "пока"? – чуть повышаю голос.
– Операция только закончилась. Сейчас мы переведем ее в палату интенсивной терапии и будем ждать, когда она придет в сознание, – уже тверже констатирует врач.
– Сколько ждать? – сжав губы, не унимался я.
– Мы сделали все, что смогли, и теперь ее жизни ничего не угрожает, но состояние критическое. Если бы вы привезли ее минутой позже, мы ничего не успели бы сделать. Могу сказать одно: эта девушка родилась в рубашке, но, пока не очнется, никаких прогнозов делать не могу. Теперь все зависит только от нее.
Трясущейся рукой стираю влажный лоб со лба и задаю вопрос, которого боялся больше всего:
– Насколько все серьезно? Что с ней сделал этот ублюдок? – я сжал челюсти, только думая о ее мучителе.
– У девушки сотрясение мозга, сломано три ребра, одно из которых повредило легкое, отчего открылось внутреннее кровотечение. Это чудо, что она осталась жива. Я не говорю уже о переломе и порезе руки и многочисленных гематомах и ссадинах по всему телу, – доктор перечислял все повреждения спокойным голосом, я же перестал дышать, затаив дыхание и жадно ловил каждое его слово.
Да, это действительно чудо, что она осталась жива. Но какой, черт возьми, ценой! Даже представить не могу, через что ей пришлось пройти, пока меня не было рядом. Ведь если бы я больше уделял ей времени, всего этого бы не произошло!
– Могу я ее увидеть?
Я настолько взволновал и испуган новостями о ее состоянии, что мозг до сих пор отказывался воспринимать информацию.
– Конечно, как только ее переведут в палату.
Позже, я еле слышно вошел в палату, в которую ее только привезли. Закрыв дверь, развернулся и замер, как только глаза отыскали Сашу, которая лежала на больничной койке.
Вся бледная, лицо было невозможно узнать, в левой руке – капельница и провода, что тянулись от приборов слева от кровати, правая рука – в гипсе. Я сделал еще пару шагов и настиг ее. Оказавшись рядом, зажал рот ладонью: только бы не закричать от отчаяния и всей этой картины. А хотелось орать во все горло, попытаться вернуть все, как раньше, но я ничего не мог сделать!
Только я виноват в том, что она лежит здесь, без сознания. Что эта девочка прошла через кошмар, который мне даже и не снился. Стоя в коридоре и слушая врача, который перечислял все ее травмы, я не верил своим ушам, что она все это испытала на себе и осталась жива. Это действительно чудо! Но какой безжалостной и огромной ценой достался ей шанс остаться в живых?
Протянув ладонь, хотел коснуться ее лица, но одернул руку: каждое прикосновение принесет еще больше боли, а этого я не мог допустить. Если бы была возможность забрать всю ту боль, что она испытала – использовал бы ее!
Главное, она жива. Не давая отчета себе, и, чтобы убедиться в этом окончательно, все же прошелся взглядом по животу и остановился на груди. Да, моя девочка жива. Ее грудь равномерно поднимается и опускается при едва уловимом дыхании. Затем остановил взгляд на ее лице, с грустью изучая черты, пытаясь разглядеть ту Сашу, какой я ее запомнил, когда она ушла в ту злосчастную ночь, а я не успел остановить. Я, черт возьми, так скучал по ней, все эти долгие часы и дни, пока искал ее и не знал, где она, что с ней. Иссиня-черные ссадины и отеки покрывали глаза и щеки, губы разбиты, даже на шее были видны синяки.
Этот ублюдок совсем озверел, когда издевался над ней! Вспомнив о нем, я сжал кулаки сильнее, желая вернуться в дом и убить ублюдка. С ним я разберется потом, сейчас – главное Саша.
Закрыв глаза и опустив голову, я не понимаю, что мне теперь делать и как быть. Когда Саша придет в сознание, как она будет жить с этим дальше? Что будет с ее психическим состоянием? Один раз она уже прошла этот ужас, сможет ли выдержать и второй удар? Я буду рядом, несомненно, но как долго она будет приходить в себя? Придет ли? И самое важное, не закроется ли снова от меня и всего мира? На сколько сильно пострадало и эмоциональное состояние? Да, ущерб нанесен огромный, но не послужит ли это причиной того, что она закроется на совсем и оттолкнет любого, кто попытается ей помочь преодолеть это. В первую очередь – меня.
Я так долго добивался ее доверия и любви, что теперь не уверен в том, что эта милая, хрупкая девушка, позволит мне быть рядом. Разрешит ли быть ее опорой и поддержкой в эти сложные дни? А быть может недели и месяцы.
И я допускаю то, что Саша может закрыться от меня навсегда. А еще сбежать! Я не допущу этого никогда. И готов продолжать ждать, столько времени, сколько потребуется, чтобы она стала снова той Сашей, которую люблю и знаю. Не позволю закрыться и страдать, как раньше, когда она пыталась справиться со своим прошлым сама, без чьей-либо помощи. Я всегда будет рядом и, если она даст шанс, я все исправлю. Мы справятся с этим вместе. Неизвестно сколько времени потребуется собрать ее по кусочкам, и увидеть улыбку и радость в глазах этой девушки. Но мы обязательно справимся.
Опершись за спинку кровати рукой, я проклинал Бога, если тот существует. Если он есть, то почему позволил снова пройти моей девочке через этот кошмар? Судьба только смеется над ней снова и снова, да так жестоко, что не каждый сможет это вынести.
В палату вошел врач, а следом медсестра, с просьбой оставить их с Сашей.
Послушав их, я еще раз взглянул на Александру, проверяя ее дыхание: мне нужно постоянно быть уверенным, что она дышит, а затем неохотно покинул палату.
– Как она? – услышал знакомый голос друга, что ожидал меня в коридоре.
– Плохо, – не отрывая взгляда от пола, прошел и сел рядом с ним.
К врачу и медсестре присоединился еще один, и я был обеспокоен – вдруг состояние Саши ухудшилось.
– Насколько плохо? – уточнил друг.
– Настолько, что она не приходит в сознание, врачи, после операции, перевели ее в палату, и не пускают меня, – устало ворчу, опустив голову и обхватив ее ладонями.
– Черт, – выругался Андрей, – что говорят врачи?
– Никаких, остается только ждать. Этот сукин сын не оставил на ее теле ни единого живого места, – повернулся к другу и со злостью продолжил, – если бы мы нашли ее раньше, она сейчас бы не лежала там, – указал на дверь палаты, – а была бы рядом, целой и невредимой! – повышаю голос.
– Влад, успокойся, – Андрей положил руку на мое плечо и сжал его, – ты сделал все, что от тебя зависело, и не твоя вина, что ты не успел, а того ублюдка, – пытается успокоить.
Я молчал, да и к чему теперь искать виноватых. Ведь теперь ничего не изменить. Саша там, в палате, без сознания, и самое главное, что жива.
– А что, если отвезти ее в столицу или заграницу? Может, они смогут чем помочь? Всегда можно найти лучших врачей, – предложил друг.
– Я уже думал об этом, доктор сказал, все возможное они уже сделали, и специалистов и оборудования в этой больнице хватает, – заверил его. Я и сам уже не раз обдумывал этот вопрос и все уточнил.
После нескольких минут молчания, во время которых мы обдумывали каждый свое, я спросил:
– Где он? – голос мой сквозил ненавистью.
– Очень далеко, – усмехнулся друг.
– В смысле? – резко повернулся в недоумении.
– В прямом – сдох. После того, как ты уехал на моей машине, я вызвал ментов и обрисовал ситуацию. Они вызвали скорую. Врачи не успели. И, слава Богу. Такой падали незачем жить, – уже серьезно чеканил Андрей каждое слово.
Я лишь ухмыльнулся и отвернулся, думая над словами друга. Я был рад и зол одновременно. Рад, что Смирнова больше нет, и он получил свое, а зол, потому что не смогу снова истязать его тело и выплеснуть весь гнев и ярость за свою девочку.
– Ты все правильно сделал, Влад, – прервал мои размышления друг, – с ментами я разберусь, не беспокойся.
– Спасибо, – тихо бормочу.
– Брось ты, не за что, – усмехнулся Андрей и встал со скамьи, – я пойду, – взглянул на часы, – утро уже.
– Давай, – пожал ему руку и кивнул.
– Как только станет, что-либо известно о состоянии Саши – держи меня в курсе, – попросил друг. – Может, тебе принести что-нибудь нужно?
– Нет.
– Не раскисай, Влад! Мы поднимем ее на ноги, даже не сомневайся! – попытался приободрить Андрей напоследок, и оставил меня одного.
Я горько усмехнулся. Поднимем. А захочет ли она?
И если мои подозрения на этот счет станут правдивыми – гореть мне в аду. Будет сложно ее переубедить.
Я заснул буквально на пару часов, устроившись на небольшом диванчике, что расположен в платной палате Александры. Правда, врачи были категорически против моей затеи остаться здесь на ночь. Только какое дело мне было до их мнения? Плевать. я не собирался оставлять Сашу ни на минуту в этой больнице. И никто не посмеет держать меня даже в метре от Саши. Я должен быть первым, кого она увидит, когда откроет свои глаза.
Меня разбудили шорох и писк приборов. С трудом разлепив глаза, поверну голову на звуки и увидел силуэт в белом халате, что крутился возле кровати Саши. Протерев глаза, сел удобнее и стал наблюдать, как медсестра проверяет показания с мониторов и записывает что-то в планшете.
– Как она? – как попугай задаю один и тот же вопрос, как только здесь оказывается кто-то из медперсонала.
– Не хуже и не лучше, а теперь покиньте палату, мне нужно сделать процедуры, – сухим тоном ответила женщина и направилась к столу с медикаментами.
– Хорошо, – послушно вышел из палаты.
Усталость налила все тело, мышцы одеревенели от напряжения и болью отдавали в каждой клетке. Сказывались бессонные ночи и неудобный диван. Но я не жаловался и готов был терпеть все, что угодно, главное быть рядом с Сашей, до тех пор, пока она не придет в сознание.
Друзья и медперсонал уговорили меня прервать свое дежурство в палате, чтобы съездить домой, принять душ и переодеться. Третий день она не приходит в сознание. Врачи ничего внятного не говорят и твердят одно и тоже: нужно ждать, что раздражало. Я задавался вопросом: никто ничего не может сделать, и я в том числе!? Проходят дни, и я понимаю, что еще чуть-чуть и не выдержу, сорвусь. И только желание, чтобы она была в поле моего зрения и заверения врачей, что ее жизни ничего не угрожает, помогает сдерживаться и просто ждать. Надеясь, что пройдет минута, и она обязательно откроет свои глаза.
Позже, на исходе третьих суток, во втором часе ночи, я сидел рядом с ней и не мог сдвинуться с места. Мысленно прошу ее открыть глаза. Она должна это сделать, но по-прежнему ее тело лежит неподвижно, а веки не двигаются.
Только сейчас, глядя на самого родного и близкого человека, понял, насколько сильно скучаю по Саше. Раньше я не придавал важности мелочам, которыми была наполнена жизнь с ней. Да, я был счастлив, что она находилась рядом и переехала ко мне. Но именно сейчас, до ломоты в костях, я мечтал прикасаться к ее коже, ощущать ее мягкость и вдыхать невероятный аромат ее кожи.
От запаха больницы и лекарств уже тошнит. Видеть ее слабой, неподвижной в палате – невыносимо. Я скучаю по румянцу на ее щеках, который заливает их, когда она безудержно смеется звонким, искренним смехом и просит меня остановиться и не щекотать ее. Я улыбнулся, вспомнив, какое милое у нее выражение лица, когда она капризничает и надувает губы, споря со мной по всяким пустякам, а я в свою очередь пытаюсь ее переубедить и большинстве случаев, мне это удавалось. Кажется, забыл уже, как звучит ее приятный голос! Скучаю безумно по блеску глаз, в которых столько любви и тепла. Как же всего этого не хватает! Я поклялся, что как только она распахнет свои глаза, то продлю все эти мгновения на более долгий срок, с удовольствием наслаждаясь каждой секундой.
Сейчас же, могу позволить себе только едва касаться ее руки, и долгими часами наблюдать за ее веками в надежде, что они вот-вот распахнутся, и Саша посмотрит на меня.
Но этого не происходит. Ее бледное, измученное тело лежит неподвижно, а губы не издают ни звука, отчего тишина в палате становится мучительной.
Я тяжело вздохнул, опустив голову. Что, если она никогда не придет в сознание?
Держусь за ее маленькую руку, гладя ладонь большим пальцем, и тихо шепчу, чтобы слышала только она:
– Малыш, прошу, вернись ко мне.
На протяжении, кажется, бесконечного количества минут, сжав зубы и набросив подушку на голову, пытаюсь заглушить трель звонка. Кого принесло в такую рань? Решив, что нежданный визитер все же покинет порог моей квартиры, перевернулся на другой бок. Видит же, что дверь никто не открывает, значит логичным будет то, что хозяина нет дома. Но кто-то за дверь слишком уверен в обратном.
– Черт возьми, иду! – вскрикиваю осипшим голосом, спустя пару минут настойчивого звонка.
С трудом оторвав голову от подушки, сажусь на диван. Голова кружится, во рту засуха – я никогда так сильно не страдал с похмелья. С трудом превозмогая мигрень и тошноту, а также пытаясь достигнуть равновесия, встаю на ноги, и, шатаясь, направляюсь в прихожую. Комната вращается, насмехаясь на до мной, и потолок с поломом так и норовят поменяться местами. Остановившись на мгновение, зажмуриваю глаза и, отпинывая бутылки и прочий хлам, что валяется под ногами, наконец, открываю дверь.
– Какого хрена ты здесь делаешь и почему твой телефон недоступен? – раздраженно кричит мне Андрей, вместо приветствия, как только дверь распахнулась, и он влетел в квартиру.
От шума, причиной которого был друг, я схватился за голову, и боль сильнее прежней напомнила о себе. Я припоминал, как в порыве ярости накануне, разбил телефон о стену. Обведя квартиру взглядом, нахожу, что все перевернуто вверх дном. Вот уже второй день я не выхожу из квартиры, а заливал свое горе алкоголем. Пью и крушу все, что в этой квартире напоминает о счастливых днях, проведенных здесь вместе с Сашей. Я хотел побыть один, а друг нарушил мои планы.
– Иди на хер, – пробормотал, и, развернувшись, направился в гостиную.
Как будто мне есть дело до разъяренного друга. Снова пришел с нотацией, темой которой будет «не раскисай, держись, с ней будет все в порядке» и все в таком духе. НА ХЕР. Всех. И тебя дружище, тоже.
Я не успел и сделать пару шагов в сторону дивана, на который снова планировал завалиться спать, как был настигнут другом, который резко развернул меня и с силой прижал к стене:
– Нет, мы еще не договорили, – прошипел он и вот уже его кулак летел в мое лицо, – сукин сын, не ожидал от тебя такого!
Несмотря на похмелье, я успел увернуться от удара, но тот слегка задел щеку. Отчего я сразу почти протрезвел. Да какого черта с ним происходит?!
Притащился ко мне в квартиру в такую рань, да еще и кидается, словно дикая собака? Вскинув руки, резко оттолкнул его от себя, отчего тот не удержался на ногах и рухнул задницей на пол.
– Какого черта ты на меня кидаешься!? – заорал я, готовый снова отразить его атаку, если та последует.
– Потому, что ты хуже той гниды, что сделал это с Сашей! Бухаешь здесь, когда она одна, там, в больнице! – прищурился друг, ядовито продолжая, – Что, решил заднюю дать? Не нужна теперь стала? – нападал Андрей, вставая с пола и готовясь вновь броситься на меня.
Только договорить ему не позволил. В мгновение настиг его, схватил за шиворот, и заревел:
– Не смей не то, чтобы говорить об этом, а даже думать! Иначе я выбью это дерьмо из тебя! – я был зол на его слова, которые от так легкомысленно бросал мне, они не имели оснований и были ложью! Как он мог додуматься до этого? – Думаешь, мне легко видеть ее такой? Там, в больнице, глядя на ее тело, на котором эта сволочь и живого места не оставил?! – отпустив Андрея, я развернулся и нервными шагами начал ходить по комнате, – Там, в палате, не отходить от нее ни на шаг и просто ждать, когда она откроет свои глаза? Когда хоть шевельнет пальцем? Но этого не происходит, мать твою! Понял? Она просто лежит! И что ты предлагаешь мне делать? А?
– Влад, – попытался прервать меня друг, но я не дал.
– Заткнись! Пока я не сделал этого сам! – гневно сверлю взглядом друга, – Врачи не говорят ничего внятного! Черт возьми, из-за этой гребаной работы я чуть не потерял ее! Все это разом навалилось на меня, и ты не имеешь никакого права учить меня, как с этим всем справляться! С этим дерьмом, которое случилось по моей вине! – Я сжал голову руками, которые от напряжения и злости тряслись, выдавая всю боль и отчаяние, что было внутри, – Да, я сорвался, не выдержали нервы просто. И ни ты, ни кто другой не имеете права указывать мне, как справляться со всем этим. – уже тише выпалил.
– Она пришла в сознание, – прозвенели слова Андрея в тишине квартиры.
Глава 34
Я проснулась, но не смогла сразу же открыть глаза, сил этого сделать – просто не было. Веки стали, будто свинцовыми и никакие сила не была способна поднять их.
А еще я боялась того, что могу увидеть, как только открою их. Ужас охватил меня, при одной только мысли, снова оказаться в той комнате, на пару со Смирновым. Я не смогу забыть этого никогда. Мое тело до сих пор помнит поток безжалостных ударов, которыми оно было беспощадно подвергнуто. Помню мерзкий голос, который то и дело кричал мне заткнуться. Помню, как из последних сил молила его остановиться. А дальше пустота. Я упала в забытье, когда этот подонок терзал мое тело.
Как после того, что со мной произошло, я до сих пор дышу, а тело способно хоть что-то чувствовать? Как, я буду дальше жить? Да, и жизнь ли теперь это? Как я попала сюда? Множества вопросов причиняли еще большую головную боль. Я боюсь открыть глаза, в которых проступила влага, и столкнуться с этой неизвестностью, с реальностью к которой не совершенно готова.
В помещении, где я нахожусь тепло, светло и воздухе витает резкий запах лекарств. Слева от головы, слышу писк приборов. Это больница. Понимание, где нахожусь стало причиной, по которой сделала глубокие вдох-выдох. Я сжала сухие потрескавшиеся губы и через силу все же открыла глаза. Да, я действительно в палате, подтверждение было перед глазами. От белых стен и яркого солнечного света, что разливался по комнате слева от окна, резало глаза. Я прищурилась и через щелки глаз оглядела незнакомое помещение. Возле окна небольшой светлый диван, кровать на которой лежу, расположена посередине палаты, напротив на стене телевизор. И цветы. Они были повсюду. Я насчитала пять роскошных букетов, что стояли в высоких белых вазах на полу. Их слабый аромат я вдыхала вместе с запахами медикаментов.
Пытаюсь сдвинуть тело, которое почти онемело от долгого пребывания в неподвижном положении, и резкая порция боли атаковала грудь и плечо. Только сейчас понимаю, что моя грудь очень тесно стянута, и дышать практически невозможно. Каждый глоток воздуха дается с особой тяжестью, хочу разорвать корсет, который стиснул словно тисками, и не дает вдохнуть полной грудью. Продолжая буквально хватать воздух мелкими глотами, я повернулась вправо. И от очередной боли теперь уже в виске, а затем и в ребрах, поморщилась и зашипела. Сделала попытку поднять руку, но не смогла – слишком тяжело и больно. Вся рука от плеча до локтя в гипсе, запястье крепко обтянуто бинтами. Тут же пришло воспоминание о том, что эта рука, была пристегнула к кровати наручником.
Я закрыла глаза и попыталась успокоить слезы, что уже закрались в уголках глаз, от страшных воспоминаний. Сейчас хотелось только одного – чтобы раны и травмы, которыми осыпано мое тело, заглушили ту боль, что сидела глубоко внутри, в самом сердце. Боль, что ядовитой змеей жалит снова и снова, напоминая о том, что произошло.
Больше часа прошло с тех пор, как я распахнула глаза, и, стараясь ни о чем не думать, просто смотрела в потолок. Я и дальше бы следила за солнечным зайчиком, что бегал от одного угла к другому, но мое одиночество прервали. Дверь распахнулась и вошла девушка в белом халате. Внимательно следила за медсестрой, которая не сразу заметила, что я очнулась. А когда это произошло, на серьезном и сосредоточенной лице засияла искренняя улыбка. Девушка представилась Маргаритой и взволнованно начала задавать миллион вопросов – о том, как давно я пришла в себя, как себя чувствую и кучу других. Но я лишь отвернулась, и тихо пробормотала, что все в порядке. Я не хочу ни о чем и ни с кем разговаривать, потому как, все вопросы так или иначе будут касаться причины, почему я здесь. А именно эти воспоминания рвались в мои мысли и не давали покоя, воспоминания, которые я желала навсегда стереть из своей памяти. Гораздо проще не думать ни о чем, а просто смотреть в потолок, в стены. Да куда угодно, только бы находиться в тишине и не слышать никаких вопросов.
Маргарита, поняла, что я не настроена на разговор и вскоре покинула палату. Еще через некоторое время пришел врач и осмотрел меня. Начиная задавать вопросы касаемо моего самочувствия, он убедил, что это важно, в первую очередь, для меня. И мне пришлось заставить себя ответить на все вопросы, краткими «да» и «нет».
Если в первый день, как только пришла в себя, после врача меня больше никто не беспокоил, то на второй – Маргарита, как с цепи сорвалась. Уколы, таблетки, осмотры, снимки, и куча других всевозможных анализов – вымотали меня. Маргарита, оказалась милой девушкой и очень разговорчивой. Когда медсестра рассказывала свои смешные истории, связанные с работой, пару раз ей даже удалось заставить меня улыбнуться. Хоть и не готова была вести с ней беседы, но пытливая медсестра продолжала задавать много вопросов. Только я по-прежнему молчала и была благодарна, что Маргарита не настаивает и не лезет в душу. Поэтому, не услышав ни одного ответа на свои вопросы, медсестра с удовольствием рассказывала о себе. За этими монологами, я не замечала, как летят минуты, но отметила, что ко мне до сих пор никто не пришел. Именно Маргарита стала единственным близким человеком, с кем мне было спокойно в этот день. Милая медсестра отвлекала от страшных мыслей, что в тишине заполняли мысли. Я не ждала Влада, Ксению или бабулю. Последняя, вряд ли смогла бы выдержать новость о произошедшем со мной и получила бы сердечный приступ. Ближе к вечеру уснула, растратив все силы на прохождение всевозможных процедур и не дождавшись темноты.
– Просыпайся засоня! – сквозь сон, ранним утром, услышала ласковый голос Маргариты.
Разлепив глаза, рецепторы распознали запах кипяченого молока, а через мгновение, на моих коленях появился прикроватный столик с молочным супом. Я неохотно поднялась.
– Не хочу, – хриплю, протирая глаза.
– Я тебе дам – не хочу. Кушай! Иначе сама кормить буду. Вчера ни обед ни ужин не доела. Сейчас пока суп не исчезнет из твоей тарелки – не отстану. А то и на один болючий укол больше поставлю, – уже улыбаясь, отсчитала меня бойкая медсестра, продолжая ставить на столик бутерброд с сыром и маслом, компот.
Тяжело вздохнув, все же взяла ложку и принялась завтракать. Суп и правда оказался вкусным, как когда-то в детском саду. Тогда-то я и ела его в последний раз. И когда тарелка осталась пустой, я даже подумывала попросить добавку. Но не стала. Не хотелось лишний раз говорить с ней. Ведь стоит только открыть рот и Маргарита снова начнет задавать вопросы, веря в то, что это мое желание поболтать с ней.
После принятия лекарств и уколов, когда уже медсестра собралась уходить, я все же осмелилась и задала вопрос, который мучил меня вот уже второе сутки:
– Рита, – замешкалась я.
– М? – повернулась медсестра, коснувшись ручки двери.
– Ко мне кто-нибудь приходил? – робко спрашиваю и опускаю взгляд на свою руку, что очень крепко сжимает одеяло. Я хочу знать, но одновременно с этим, боюсь услышать ее ответ.
– Нет, – сразу же ответила девушка, – вернее последние три дня – нет, а так все время рядом с тобой был молодой человек. Ну знаешь, такой симпатичный, высокий брюнет. – Она подмигнула.
– Спасибо, – поджала губы и слегка дернула головой.
– Чуть позже занесу таблетки, забыла их захватить, не скучай. – Маргарита улыбнулась и вышла из палаты.
Был.
Я не спросила имени, но была точно уверенна, что этим молодым человеком был – Влад. Но если был все это время рядом, то почему сейчас не приходит? У него проблемы? Либо… ему просто не до меня?
Если предыдущие два дня я пыталась всеми способами избежать общения, и чья-либо компания смущала и доставляла неудобство, то сейчас, как никогда нуждалась в обществе хоть кого – то. А конкретно, мне нужна была Маргарита, к которой у меня есть куча вопросов, касаемо Владислава. Новость о том, что он знает, что я здесь и был тут вселяла радость. Поэтому, не дождавшись Маргариту с таблетками, которые она обещала принести, и должно быть забыла, я решила сходить за ними сама. Взять таблетки – отличный повод попытаться с ней заговорить. Поэтому еле вышагивая, покидаю палату и держась за стенку иду в ординаторскую.
– К пациентке из восьмой палаты, красавчик, уже третий день не приходит, что-то забыл про нее, – слышу незнакомый женский голос, через приоткрытую дверь кабинета, мимо которого прохожу.
Я прошла бы дальше, но остановилась, замерев и напрягая слух, ведь в восьмой палате находилась только я. Подслушивать не хорошо, но речь шла обо мне и Владе. И желание узнать больше информации о нем заставило остановиться у двери кабинета.
– Жанн, может у него дела срочные? И какая тебе разница, – я нахмурилась и мысленно поблагодарила Маргариту, именно ее голос ответил незнакомке.
– Хм, дела! – возмутилась девушка, и язвительно продолжила. – У такого мужчины как он, таких, как эта бедная девчонка тысячи, вот и не успевает за всеми.
– Боже, прекрати это! – чуть прикрикнула Маргарита.
Я же сжала кулаки, борясь с желанием ворваться и вырвать космы этой Жанне. Может она и была права, я видела его с какой-то брюнеткой. Но напоминание об этом было настолько болезненным, что захотелось плакать. До этого момента я и забыла причину того, почему собиралась переехать от Влада и почему сбежала от него. А потом…попала в руки Смирнова.
– Да, что хватит то? – как ни в чем не бывало, продолжала жалить словами медсестра, – После того что с ней произошло, не удивлюсь, что он пропал навсегда. Зачем она ему? Он просто не хочет с ней знаться – вот и исчез. Знаешь взять на себя ответственность, чтобы помочь восстановлению бедняжке, не каждый захочет. Поэтому кто знает, кто знает.
Дальше я не слышала, потому как, превозмогая боль, как можно быстрее передвигала ноги в сторону палаты.
Как только зашла, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. В голове набатом стучали слова медсестры: «таких, как она – тысячи», «пропал навсегда», «зачем она ему нужна». Закрыв ладонью рот, я пыталась удержать крик, что рвался из груди. Ужасная правда, которую до этой минуты я не хотела признавать и старалась не думать – вдруг нахлынула на меня разрушительно, болезненной лавиной.
Владислав не хочет больше меня видеть. Вот почему его нет рядом, он понял, что не хочет иметь со мной ничего общего. Все правильно сказала эта Жанна. Кому теперь я нужна? Смирнов осквернил мое тело, заставил чувствовать себя грязной, отвратительной и никому ненужной! А эта комфортная платная палата, цветы, заботливый персонал, все это компенсация за то, что он не хочет видеть меня и ему меня жаль. Он бросил меня, теперь уже сомнений в этом нет.
