Текст книги "Встречки"

Автор книги: Кира Фадеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Кира Фадеева
Встречки

«Это я, но и не я. Я и не я. Это – обычная наша писательская химия-алхимия: что-то берешь от себя, что-то от людей, что-то неизвестно откуда, из воздуха, и начинаются вот такие сложные сплавы» (Татьяна Москвина, «Москвинские новости»).

Вступление

Захотелось мне записывать о тех коротких встречах, которые случались у меня в последнее время. Сопряжены они были частично с тем, что я работаю в организации, находящейся практически в центре города, и в течение рабочего дня на несколько минут знакомым удобно встретиться именно здесь, в этом районе. Место здесь приятное, красивое – по соседству огромный музейный комплекс с часто проводимыми выставками, тематическими и продуктовыми ярмарками. Вход в него с широкими, во всю стену, лестницами. Перед ними – огромная площадь в двух уровнях, вымощенная узорной плиткой к чемпионату по футболу, с благородными ковано-деревянными скамейками.

Генрих Боровик в телепередаче "Линия жизни" сказал, что «… жизнь человека состоит из встреч: вот человек появляется, через какое-то время встречается – осознанно встречается – со своими родителями. Потом встречается со своими школьными друзьями. Потом жизнь – женитьба или замужество, и затем появляются дети – встреча со своими детьми". Но помимо таких важнейших встреч есть и маленькие встречи, короткие по времени. Из них, как из маленьких разноцветных стеклышек в калейдоскопе, складывается узор ощущения жизни на какой-то период, пока рука судьбы не перевернет тело-трубку калейдоскопа, и не сложится новый неповторимый узор.

Сначала моя рука взяла название "Короткие встречи", как самое точное. Но слишком это словосочетание ассоциируется с известным фильмом Киры Муратовой. Не всегда название фильма закрепляется так крепко, не позволяя использовать его в чем-то другом, но здесь именно так – закрепилось.

Ладно, пусть не "короткие встречи". Тогда как – "быстрые встречи", "маленькие", "кратковременные"? Такие маленькие встречи, встречки, встречечки…

А «встречки» – может, даже и ничего. Ассоциация сразу, конечно, с движением по встречке. Но мне это даже нравится: обычные встречи – они бывают деловые, назначенные, запланированные, с последующими результатами, посвященными чему либо. А «встречки» – они и есть, как те дорожные "встречки": всегда между двумя или более, находящимися в течение дня (и по жизни) в движении, с нарушением обычного ритма, всегда – лицом к лицу, и часто – со столкновением, то есть, с некоторым потрясением, новым видением друг друга, да и себя, в неожиданном ракурсе.

Впервые «на свои»

Приходила как-то давняя приятельница Фая – шла мимо моей работы, зашла повидаться. Разговорились про подруг. Она стала рассуждать:

– Я вот как думаю: «подруга» – это от слов "под руку", кого я могла бы взять под руку и опереться на нее. У меня есть подруга, она кореянка чистопородная, – Фая говорила спокойно и уверенно, не сомневаясь в своих открытиях, – А ещё иногда думаю: вот "головной убор" и "уборная" – не случайно ведь с одинаковым словом. Это же чтоб из головы убиралось все ненужное.

Еще рассказывала, как она, мусульманка, с русским мужем ездила в православный монастырь:

– Монах в монастыре подошел к нам и говорит: «Давайте я вас сфотографирую». А ведь нельзя же в монастыре фотографировать. И я понимаю, что для нас это, как венчание…

Фая ни дня в своей жизни не работала – дом, дочь, внуки. Официально числилась в мужниной фирме, и по наступлению пенсионного возраста стала получать пенсию.

Как-то раньше разговаривали с ней, она с заученной важностью в голосе так обосновывала свою незанятость:

– Мне муж сказал, что дочь – на мне. Поэтому и не пошла работать. А когда мне было работать?

– Ну, не знаю… Я же работала, а у меня тоже – и муж, и дочери. Две.

– Но моя дочь как подросла, сразу в художественную школу пошла, мне ее пришлось туда возить.

– У меня тоже дочери в художку ходили, обе её закончили.

Дальше аргументов у нее не было, её легенда не сработала не мне привычным, видимо, образом, и она закрыла тему своей занятости в разговорах со мной.

И вот на днях пришла и с горящими глазами сообщила, что там, где сама много лет подряд занималась йогой, она теперь ведет маленькую группу.

– Всего 4 человека, иногда бывает и 5-6. Так здорово! Деньги, конечно, не большие. Но тааак приятно было, когда положила на транспортную карту заработанные, свои! – а это, учитывая пенсионные льготы, всего лишь 270 рублей. Но – столько счастья! Я очень за нее рада, что она ощутила это, когда «на свои», хоть и поздно – став пенсионеркой.

Говорящие портреты

Пришла Антонина, ей за шестьдесят. Мы разговариваем, и я рисую её портрет. После того, как она его готовым увидела, расплакалась:

– Нас у мамы четыре дочери, я младшая. Сестры в детстве часто дразнили меня, что не родная им – я смуглая была, а они все три беленькие. Говорили, что я могла от цыган прибиться, которые тогда возле нас жили. Шутили, а я переживала. Мы рано хозяйством стали заниматься: одна воду носила, другая половики вытряхивала. Моей обязанностью было полы мыть, каждый день! Я мыла и представляла себя Золушкой. А тут, на портрете – мамины глаза, мамин взгляд! Никаких сомнений… Я только сейчас поняла: неуверенность, что я могу быть неродной, жила во мне все эти годы. А теперь её нет.

Антонина проплакалась, успокоилась. Посматривая на портрет, рассказывает мне семейную байку, как ездила она в родной город в отпуск к старенькой маме и тем своим сестрам.

«Пошли все на кладбище к могиле отца, они ей и говорят:

– Смотри, отец тебе улыбается. То ли свет так падает… Ощущение, что уголки губ раздвигаются.

Памятник на могилу поставили через год после смерти отца. Он в последнее время не фотографировался, это был последний его портрет. На нем он – угрюмый-угрюмый. И вот снится маме сон, что отец упрекает её:

– Чего же ты? Я тебе говорил, чтобы ты не ставила памятник мне. Ты так меня прижала, мне тяжело, не нравится.

Мама проснулась, расстроилась, побежала на могилу объясняться:

– Сделали, как принято, уж переделывать не будем – такие деньги заплатили… прости.

И долго так к нему ходила. Он долго не прощал. Но вот однажды она пришла на кладбище с дочерьми, и у мамы вырвалось:

– Ну вот, сегодня не угрюмый, совсем другое уже у тебя лицо.

Кто не родня, не замечают этого. А наши все – я, мама, сёстры – все заметили. Я как приезжаю, сразу к нему. С кладбища прихожу – докладываю маме:

– Отец сегодня улыбался».

Часто отношение к умершим меняется, и поговорка есть: «Мы близким закрываем глаза, а они нам их открывают». По-иному воспринимаются не только какие-то прошедшие события и отношение к ним, но и взгляд на многое. Как вот, на выражение лица на памятнике.

Антонина довольна: она – родная, отец за камень не сердится, маме и сестрам улыбается. Портрет свой унесла домой показать мужу и детям.

День для ссор

В первый день весны я поссорилась с несколькими людьми, умудрилась даже с теми, кого не знала лично, только онлайн.

Сначала это был популярный поэт Столетов. Он был известен не только в литературе, но и в науке, имел много почитателей и учеников в нескольких странах. Мне было лестно, когда он принял меня на Фейсбуке в друзья, и иногда у нас с ним даже случался диалог через комментарии к его постам. Я старалась: пыталась блеснуть знаниями, подбирала умные слова, следила за своей речью, чтобы не написать в порыве мысли чего лишнего – словом, как могла, соответствовала престижному общению. И вдруг – прицепился он к моей реплике на свой пост. Среди других многословных комментариев мое сообщение было безобидным и кратким, странно, что он его вообще заметил, но – перевернул смысл, выпятил напоказ ничего не значащие детали, и мне пришлось на его странице распинаться, пояснять, что имелось в виду. У меня было чувство, что я не удержала себя, просмотрела в чем-то. Перечитала – нет, всё именно так, как я понимаю, не отказалась бы ни от одного своего слова. Но на автопилоте стала выкручиваться и искать достойный уход с авансцены.

Было жаль времени и вынужденных оправданий. Но самое главное – ощущение недоумения и разочарования, мысленное вычеркивание уважаемого и почитаемого мэтра из онлайн-собеседников. И ведь именно этим утром я процитировала его на форуме и разместила его фотографию, как гарант благонадежности. Мелькнула мысль, что неслучайно я так и не подписалась на его журнал, хоть и прочитывала каждый выходящий номер – что-то меня от этого удерживало, и я сама неосознанно определила для себя именно такую дистанцию – читаю, но не привязана, ни на шаг ближе.

Час спустя позвонил коллега Стрелкин, с ним обычно велись разговоры на профессиональные темы. И ещё было между нами какое-то духовное… не родство, а приятельство: меня притягивало его благородное равнодушие ко всему материальному, глянцевому, модному, понимание чего-то, не определяемого и не уловимого другими. Выглядел он как бомж, поскольку носил всегда грязную обувь и одежду с мигрирующими рваными местами, и когда приходил ко мне на работу, я, встречая его на проходной, стеснялась охранника. А захаживать ко мне на работу на часок он любил, охотно угощался моими кофе или наливочкой, принося к ним печенье и фрукты. Разговоры при этом были одновременно и тёплые, доверительные, искренние, но и – какие-то размытые, пространные, безграничные, часто обрывающиеся на полуслове, когда договаривать и прояснять дальше уже не хотелось. Знаю, что у него на работе его многие не любили. Иногда закрадывалась мысль: раз мы с ним общаемся, а его не любят, может, и меня так же? Но моя опора на свое восприятие людей всегда побеждала, и мысль отметалась.

Я уже с месяц пыталась свести эти отношения на нет – случились несколько эпизодов, после которых у меня пропало к нему доверие. Предъявить было нечего, всё было недоказуемо, но то, что больше встреч не будет, я понимала, как веление, приказ самой себе. Ему же в этот день необходимо было что-то обсудить и поэтому встретиться. Ранее не получавший в этом отпора, удивился, разозлился, а потом, поняв, что встречи не будет не только сегодня, но и вообще, стал агрессивным, а в меня полетели колкости. Хотелось обойтись без уродливых сцен и оскорблений – я как чувствовала, что они будут, тем более, что слишком много было общих знакомых. И вот, мой план о плавном прекращении с ним всяческих отношений был разоблачен, по-тихому не получилось.

Третий звонок – от бывшей сотрудницы Ромашевской, успешной красавицы с перманентным неврозом. Говорили, что она любовница своего семидесятилетнего начальника, она сама же охотно и пересказывала все эти сплетни. Мне было всё равно, я эту тему не поддерживала, но она периодически добавляла новые приращения рассказов о ней, чтобы я не выпадала из темы, упорно держа меня в курсе. И вот без предварительного вступления она вторгающимся натиском распахнула передо мной свои карты и планы и тут же в ответ потребовала от меня раскрыть мои многолетние наработки. Диалог был в формате: либо всё, либо ничего. Я, не задумываясь, выбрала второе. О её денежном долге мне она не напомнила. Стало ясно, что этот наш с ней разговор был последним, и своих денег я не получу.

И уже ночью меня разбудил звук сообщения на телефоне от второго сегодняшнего собеседника, Стрелкина: «Знаешь, какая разница между нами: у меня высшая квалификация, а у тебя такая, каких много». Видать, до вечера мучился и нашел-таки, как меня обесценить, чем утешить своё оскорблённое самолюбие. Я ничего не ответила, пусть думает, что я добита, а он победил.

Это что – день для ссор, день разрывов, или это я – рассыпаюсь? Может, что-то в атмосфере сгустилось или наоборот рассеялось, и многое стало неважно, как при весеннем потеплении воздуха теряет свою актуальность теплая шапка? И скопившиеся эти в чем-то одинаковые для меня контакты сложились в одну большую набежавшую волну и пенным шелестом обидных слов схлынули навсегда?

Я понимала, что ни один из участников диалогов того дня не прилагал усилий к разрыву, ссоры словно уже вызрели и осыпались сухими семенами от легкого прикосновения. Как будто всё лишнее в этот день рассыпалось. И все отжившие, опустошенные контакты, которые попали на этот день, с которыми одинаковая дистанция удерживалась: не подписанием на журнал, отказом встретиться, нежеланием делиться своими ценностями – временем, опытом, мыслями, сложились у меня в один каскад и завершились. Прочла на днях: «Мы все друг другу попутчики, только с некоторыми нам по пути, а с другими – до поворота». В тот день этим поворотом стала весна.

Развестись в 64

Коллега из соседнего кабинета вернулась из отпуска. И снова, как и в прошлом году, стала жаловаться мне, что еле выдержала своего мужа. Постоянное близкое общение выводило её из себя, спорили обо всем, о каждой мелочи.

– Весь отпуск – подай, принеси, приготовь, убери. Я всё-таки с ним разведусь! Сказала ему, что не могу больше терпеть. Сначала думала: к дочери пойду, там в её квартире половина денег – мои. Но она сейчас развелась, внучка и так на мне, а так и вовсе ее на меня повесит, я тогда совсем привязана буду. С сыном поговорила, он меня понял, сказал, что купит мне однокомнатную квартирку недорогую на окраине города, потом квартира его сыну будет.

– Сын его вырастет, квартира понадобится, а вы ещё в силе – куда пойдёте?

– Да… И на окраину я не хочу, чего я там одна буду делать? И – снова ремонт, переезд… Так-то мы редко с мужем вместе: он – то с внучкой гуляет, то на даче. Вот только в отпуске…

Выглядела коллега помолодевшей лет на десять, на ней были новая блузка, новые брюки и новые босоножки, а обновок она себе давно не позволяла. И был ещё какой-то новый взгляд – дерзкий, цепкий, как у свободной женщины. Видать, и вправду на новую жизнь настроилась.

Муж её в прошлом – начальник автобазы, давно на пенсии, сейчас на нем – уборка в квартире и походы в магазины за продуктами. Она, будучи на пенсии, работает, и увольняться пока не собирается. Они как будто поменялись традиционными ролями: он теперь – как жена-домохозяйка, а она – как муж-добытчик. Сетует, что зря, мол, не развелась с ним раньше, ещё в молодости, когда он сильно её обидел, не уточнила, как именно. Тогда она решила для себя, что вот вырастут дети – сын и дочь, и тогда уж уйдет она от него. Но – дети выросли, выучились, ушли в свои взрослые жизни, завели свои семьи, и тут – они с мужем приобрели новую квартиру. Потом – делали там ремонт. Всё это время она опять ждала: «Вот будет та квартира готова, муж туда уйдет, а я останусь в старой, не пойду с ним».

Но, когда другая квартира была готова, она соблазнилась – в ней всё по-новому, современно, удобно, красиво, "Чего это я буду в старой оставаться? Тоже в новую хочу". И некоторое время совместная жизнь вдвоем скрашивалась новизной впечатлений от свежего жилья: всё радовало – современная мебель, модные обои, стильные шторы…

Потом муж заболел сильно.

– Я ухаживала за ним, всё лечение на мне было, питание специальное… Вот тогда он совсем по-другому ко мне относился – чутким был, внимательным, не обижал. А как встал на ноги – вся его злость опять вернулась.

В периоды, когда невмоготу, её спасала работа: там было много общения, её уважали, любили, домой она возвращалась удовлетворенная и счастливая от своей востребованности. Но – наступал отпуск, коллега оставалась лицом к лицу с мужем, и всё отчаяние возвращалось с новой силой. Как-то прочла, что сомнительный объект любви проигрывает от встречи и выигрывает от разлуки. Иногда залог хороших отношений – верно найденная точка между ними. Особенно когда есть сомнения в «Объекте любви». Да, иногда живешь несколько лет с сомнениями, потом на короткое время не сомневаешься, а потом снова – в сомнениях…

Рассказав мне о своих чувствах и планах по второму разу, – в прошлом году всё это было точь-в-точь – она, облегчившись, вернулась в свой кабинет, расположенный рядом, через общий коридор. Двери свои мы часто не закрываем, и что происходит у каждой – нам бывает слышно. В течение дня муж звонил ей несколько раз. "Да, Миша. … Ну, ты возьми в прихожей и отнеси. … Вынь из холодильника, я вечером приду, сварю. … Завтра вместе сходим, я знаю, где это" и в таком роде.

Голос её с каждым звонком становился всё теплее, родственнее. Под вечер появились даже нотки певучести, которые обычно слышались у нее при разговоре с начальством. Заглянув с потупленным взглядом ко мне ближе к вечеру, поделилась:

– А я в следующий отпуск одна в санаторий поеду. Мне все равно суставы подлечить надо. Я уже и сайт санатория, куда в молодости ездила, посмотрела, там всё как было… Точно!

Отлаженная годами, комфортная дистанция восстановилась. С привычного расстояния всё выглядело уже не так непереносимо. Стало проще общаться друг с другом, строить планы на совместные житейские дела. Жизнь возвращалась в своё русло…

Поздние разводы

Вновь в моем окружении обозначилась тема поздних разводов. Совсем поздних: в 60, 70, 80, когда выращены и поставлены на ноги дети, всё заработано – и жильё, и пенсия, и на хлеб с маслом. А механизм, сложившийся в паре, дальше существовать не может. Чаще всего – по причине быстрого угасания здоровья того, кто в паре терпел унижения и долго не противостоял доминирующему партнеру. И особенно, если это – человек грамотный, понимающий, дающий себе отчет в психологических причинах возникновения болезней. Что на самом деле их не обманешь, не обойдёшь. И что если будешь продолжать терпеть, страдать – болячки так и будут расти. И расплата будет неминуема: здоровьем, а там – и жизнью.

– Думаю разводиться, – сказала мне при встрече давняя приятельница Роза. Ей за 60, её супругу хорошо за 70. Эту пару я знаю на протяжении 15 лет. Очень состоятельные, много работавшие на Севере, родом оба из бедных деревенских семей.

В начале нашего общения она рассказывала мне, как завоёвывала его, он тогда уже крепко стоял на ногах: многое ей пришлось перетерпеть, долго ждать, самоотреченно вкалывать и на работе, и на домашнем хозяйстве без ничьей, в том числе и его, помощи. Однажды она описывала мне картинку, как едет она одна на велосипеде с двумя ведрами лесной земляники, и так каждый день в пору, когда «ягода пошла»:

– Мы тогда ещё не расписаны были, и он присматривался ко мне, – она перечисляла что-то ещё из трудоемкого и лично затратного, – И после всего этого – «наступил успех», – то есть, взял-таки он её в жены. Да, в зрелом возрасте у нее было убеждение, что замужество с ним было главным успехом ее жизни. Завоевывала она его долго, в отношениях было сразу трудно, изнурительно, всё какие-то рубежи осваивались – его мама, его друзья, тонкая талия, новая должность…

– А ведь и вся жизнь прошла так же тяжело, как будто я всё ещё зарабатывала его. Не могла себе позволить ни праздников, ни отдыха, ни удовольствий. От друзей постепенно отвадил, чтоб только дома была, ну и работа. Работа-дом. Помню, по молодости соберемся 3-4 пары, я наготовлю всего, два дня упахиваюсь. Посидим, выпьем, потанцуем, потом уйдут гости, я посуду убираю, он как дернет за скатерть, хрусталь весь – на пол вдребезги.

– Ты, – орет, – смотрела на него! Я видел! И как он тебя рукой касался, вы наверняка встречаетесь! – и глаза у самого красные, бешеные. А наутро – как ни в чем не бывало, улыбается: «Ну, поехали, поехали на работу». Так и отвадил меня от друзей, от моей родни. Незамужние мои подруги у него все – «проститутки». Я и научилась находить себе удовольствие дома: шила, вышивала, быт обустраивала. От безысходности…

И вот позади – жизненные завоевания, преодоления, достижения в виде солидного благосостояния. Трехэтажный замок на самой престижной просеке, подрастающие внуки, взрослые дети – выучены, работают в дочерней компании. Роза говорила, что создали её для своих детей, «чтоб им было, куда ходить общаться и платья показывать». Казалось бы: живи и радуйся. Но – нет. Обнажилось понимание, что без завоеваний и совместного осваивания чего-либо ничто другое не связывает. Говорить – не о чем, друг друга – не чувствуют.

– Он меня в упор не видит, да и детей с внуками. Ему лишь бы было вкусно, удобно, и чтоб не трогали его. Сам решает, куда и когда ему пойти, поехать. Захотел – уехал один в санаторий на месяц, оставил меня в самый урожай, я одна тут с ним крутилась. Уже не хочу ничего сажать, а он настаивает – сажай, побольше. Сам не помогает, а мне одной оно надо? Или в гости к нам зовет надолго, кого захочет, со мной не советуется. Вот поехал к родне на юбилей, оттуда приехал с двумя своими тетками, им 82 и 84 года, месяц уже у нас живут, гостят. Мне крутиться приходится дополнительно – еда особая, уборка. А я чувствую себя в последнее время плохо, ему-то еле поднимаюсь сготовить. Лежу тут как-то – давление очень высокое, криз, а он упрекает: «Ты что, мне уже и кашу на завтрак не сваришь?» Даже не спросил, чего это я лежу, как я себя чувствую, может, надо мне чего. Мне до самой себя сейчас сил нет, а тут он, да ещё две старухи.

– Ну а сама-то в санаторий чего не съездишь, не хочешь? Тем более, раз болеешь.

– А у меня нет возможности, на мне – дом. Я не могу котел оставить, а муж не умеет за ним смотреть. Это он – свободен, а я к дому привязана. Но только вот все чаще стало у меня сердце болеть, и давление постоянно – давит и давит. Как опять расстроюсь, так продохнуть не могу. Я прямо вот чувствуют, как все эти обиды надулись во мне, как пузырь, и он вот-вот лопнет, а с ним и моё последнее здоровье. Мы уже и отдалились, и могу я отвлечь и успокоить себя, но как только натыкаюсь опять на его равнодушие к себе, как к мебели, к «ложкомойке» – он так меня называет, прямо чувствую, как хуже мне становится. Ради чего все было, если мы подошли к старости, а ему важно только, чтобы я продукты экологически чистые ему выращивала и кашу ему вовремя варила.

Ах, Роза! Тебе всегда требовались от окружающих восхищение и зависть. А теперь – понимание и сочувствие…

– Ни за что бы не разводилась, – захлебываясь, она высказывала всё чуть ли не речитативом – видать, всё думано-передумано, слова все уже давно подобраны, осмыслены, плотно утрамбованы и теперь рвутся наружу.

– И дети с внуками к нам приходят, – продолжала она свой горячий монолог, – И не пьёт муж, и не бьёт, но вот такое пренебрежение, такое использование себя организм мой не может больше переносить. Я бы и рада, чтобы он тоже научился не замечать этого, не обращать на мои обиды внимания, выключаться, но никак не получается. Выходит – либо помирать раньше времени, либо уходить, расставаться.

Есть выражение у Жаклин Кеннеди: «Если вы провалите воспитание своих детей, все остальное, сделанное вами, ничего не стоит». В этой паре – воспитание детей не провалено, состояние нажито – жизнь удалась. Но если подумать дальше: а не тщетно ли была прожита совместная жизнь, если ты, выполнив все взятые на себя обязательства, не профукал детей, но так и не смог выстроить партнерства и простой человечности в отношениях с тем, с кем ты преодолевал препятствия и решал возникающие задачи? Если ты – ноль для того, с кем всё это тащил в одной упряжке, и кого намеренно выбрал, с кем будешь стариться?

– Ведь он всегда таким был. Всегда! Как я этого не видела раньше? А сейчас у меня перед глазами всё четко просматривается: по-другому он ко мне никогда и не относился. Но поняла я это только сейчас, в 62. А ведь мне говорили те, кто знали нас раньше: «Бросишь ты его», часто повторяли. Я смеялась: мне ничего не надо было, я другого не искала. А ведь всё видно было со стороны.

Некоторые просыпаются от спячки и признают безжизненность своих воздушных замков благополучия в 30, в 40 лет и меняют свою жизнь. А некоторым за жизнь так и не довелось прозреть. Сейчас, с нахлынувшим информационным потоком, с проговариванием самых различных жизненных ситуаций, с проиллюстрированной возможностью понять, что с тобой происходит, приходит понимание ситуации у людей и в позднем возрасте. Говорят, что с осознаванием ситуации уже невозможно её продолжать по-старому, если она тебе во вред. Пусть не сразу, не у всех быстро, но изменения происходят непременно. Если ещё есть время – можно прикинуть, повыбирать, прощупать разные варианты. Если его нет, да ещё и здоровье (вернее, нездоровье) поджимает – решаются быстро.